– Что делать будем, товарищ майор? Обход искать?
   – Глушите моторы. От машин не отходить. Я схожу посмотрю.
   Сергей заглушил двигатель, набросил ремень автомата на плечо. Кто его знает, что там, впереди, происходит?
   Он двинулся вперёд. Люди молча расступались перед ним.
   И вот открытое пространство. За столом сидят несколько военных, немного в стороне стоят пятеро мужчин со связанными руками, рядом – трое конвойных с автоматами. «Военно-полевой суд!» – сразу догадался Сергей. Вообще-то, и раньше мог догадаться, только слепой не увидит немного поодаль два грузовика «ЗИС-5» с откидными бортами и виселицу рядом.
   Сергей знал, что 19 апреля 1943 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев; шпионов и изменников Родины из числа советских граждан и их пособников». За эти преступления полагалась смертная казнь через повешенье.
   По Указу в состав суда входили председатель военного трибунала, начальник военной контрразведки, заместитель командира по политчасти и прокурор дивизии. Приговор выносился военно-полевыми судами при дивизиях действующей армии и утверждался командиром дивизии, причём исполнение его было публичным – для устрашения.
   Пособники оккупантов из числа местных жителей, не замаранных в крови, осуждались на срок от 15 до 20 лет каторжных работ. Для их размещения НКВД были организованы специальные отделения при Воркутинских и Северо-Восточных лагерях. Работали каторжники на тяжёлых работах в шахтах с удлинённым рабочим днём.
   Сергей вышел на площадь как раз в тот момент, когда суд начал оглашать приговор. Председатель военного трибунала зачитал текст приговора.
   Люди слушали в напряжённой тишине.
   Потом конвойные помогли пленникам подняться в кузова машин, накинули на шею петли верёвок.
   Председатель трибунала кивнул головой. Машины проехали немного вперёд, и повешенные остались болтаться на виселице, вывалив разбухшие посиневшие языки и дёргаясь в конвульсиях.
   Зрелище было неприятным даже для Колесникова, видевшего смерть многажды и во всех её проявлениях. А что уж говорить о селянах? Женщины запричитали, заплакали, мужчины опустили головы. Вероятно, погибших в местечке знали.
   Солдаты из конвойных демонстративно положили руки на автоматы – не проявит ли кто из толпы неповиновение? Но жители молча стали расходиться.
   Повернулся, чтобы уйти и Сергей. Площадь освобождалась от народа, и можно было ехать дальше.
   Неожиданно его тронули за рукав. Сергей повернулся.
   Перед ним стоял молоденький солдатик.
   – Товарищ майор! Вас подойти просят.
   – Кто?
   – Да вон, из трибунала товарищи офицеры.
   Коли просят, чего не подойти? Сергей приблизился, вскинул руку к козырьку в приветствии.
   – Здравия желаю! Майор Колесников.
   Из-за стола поднялся председатель трибунала – тоже майор, высохший, как вобла.
   – Почему одеты не по Уставу? А главное – почему с немецким оружием?
   – Потому что не далее как в двадцати километрах отсюда на наши машины было совершено нападение националистов. Из табельного пистолета отбиваться несподручно, пришлось прихватить трофейный автомат.
   – Вы из какой части?
   Лицо майора из трибунала побагровело. Остальные офицеры внимательно слушали.
   – СМЕРШ, – коротко доложил Сергей. – Назначен оперуполномоченным в тысячу четыреста сорок второй самоходно-артиллерийский полк тридцать первого танкового корпуса.
   Из-за стола поднялся подполковник.
   – Можно посмотреть ваши документы?
   Сергей молча достал своё удостоверение, протянул.
   – А, так это насчёт вас мне вчера вечером из УКР звонили? Я и есть командир этого полка самоходов – подполковник Рощекаев, Александр Дмитриевич, – комполка протянул руку для пожатия.
   – Майор Колесников, – ответил на рукопожатие Сергей. Вот уж неожиданное знакомство!
   Председатель трибунала, услышав о СМЕРШе, остыл и уселся на стул. Ну их, смершевцев, с ними связываться – себе дороже. Да и оружие трофейное они носят почти постоянно.
   – А по батюшке?
   – Пётр Михайлович.
   – Будем знакомы. Правда, место для знакомства не совсем…
   Комполка бросил красноречивый взгляд на виселицу, где раскачивались трупы повешенных.
   – Постой, майор, ты говорил – обстреляли вас?
   – Да, две машины сотой танковой бригады. Один водитель погиб.
   – Из Проскурова добирался?
   – Оттуда, только на машине из нашего полка, с интендантом.
   – Ну, они теперь и сами доберутся. Поехали со мной.
   – Никак нет, товарищ комполка. Я грузовик вместо убитого водителя пригнал.
   – Нашёл проблему! Мой водитель за руль грузовика сядет, а мы с тобой – за ними. Тут до сотой бригады рукой подать.
   – Да я не против.
   Подполковник оказался компанейским мужиком и неплохим организатором. Его водитель сел за руль грузовика, сам подполковник – за руль «Доджа 3/4», по ленд-лизу поставленного.
   – А ты молодец, Пётр, перед председателем трибунала не сдрейфил. Хорошо держался.
   – Дальше фронта всё равно не пошлют. А на фронте и за ним, в немецком тылу, я уже бывал.
   – Тогда чего наград не вижу? Или разжаловали?
   – И награды боевые есть, и не разжаловали. Я с июля сорок первого воюю, танкистом был, горел два раза.
   – Иди ты! – удивился подполковник.
   – Потом в войсковой разведке, а потом уже в СМЕРШ попал.
   – Боевой парень. Ну, тогда мы с тобой сработаемся.
   – Должны, одно дело делаем.
   – Как сказать! У меня прежний особист всё больше доносы собирал, всё ходил, вынюхивал.
   – Иногда это тоже надо – удаётся из тонны грязи крупицу золота найти.
   – Да я понимаю, служба такая. Но он и на меня, и на зампотеха бумаги собирал.
   – Значит, с дерьмецом человек. Это ведь не от службы зависит – от самого человека.
   – О! В самую точку! Ты знаешь, я с сорок второго года на фронте – не считая госпиталя по ранению. Но такой обстановки в тылу, как здесь, не видел ещё. То часового убьют, то отдельную машину обстреляют. На колонны не нападают, побаиваются – силёнок маловато. Но пакостят постоянно.
   – Наслышан уже. Я в Белоруссии служил, там такого нет.
   В общем, пока добирались до полка, успели поговорить, узнать немного друг о друге.
   Первоначальными впечатлениями оба остались довольны. И тот и другой – боевые офицеры, трезво оценивающие ситуацию; каждый хочет делать своё дело, не мешая другому. В целом – сошлись. На фронте жизнь учит быстро разбираться в людях – с кем можно в разведку или на рискованную операцию пойти, а кого поостеречься надо, не доверять в бою спину прикрывать.
   Едва приехали, как к подполковнику подбежал дежурный по части, старший лейтенант. Он стрельнул глазами в сторону Колесникова.
   – Докладывай! Это наш новый оперуполномоченный СМЕРШа, майор Колесников.
   – Товарищ подполковник, в части ЧП. Пропало трое военнослужащих из второй батареи.
   – Вот те на! Когда?
   – Заступили в наряд по охране технического парка. Когда разводящий со сменой пришёл их менять, на место никого не оказалось.
   – Ну вот, майор, тебе и карты в руки. Как говорится – с корабля на бал. Говоров, проводи майора, куда он скажет. А потом столовую покажи – расквартируй, одним словом.
   – Слушаюсь, товарищ комполка.
   Сложно было вот так, с ходу, не зная людей, обстановки в полку, начинать расследование. Исчезновение военнослужащих – всегда ЧП. Дезертировали они или их убили националисты? Версий много, а истина одна.
   Для начала Сергей прошёл с дежурным к начальнику караула. Им оказался круглолицый пышноусый старшина.
   – Садитесь, старшина, рассказывайте – как и что.
   – Слушаюсь.
   Старшина уселся на колченогий стул, Сергей сел напротив.
   – Всё было как всегда, товарищ майор. Заступили в караул, разводящий развёл часовых на посты. Все трое на постах в техническом парке были у самоходок. Через четыре часа пошли их менять – а нету никого.
   – Выстрелы, шум какой-нибудь был?
   – Никак нет. Если бы стрельнул кто – так мы службу знаем. Тут же бодрствующая смена в парке была бы.
   – А место, откуда часовые пропали, осматривали?
   – Были мы там – я сам ходил. Разводящий как прибежал, доложил о пропаже часовых, так я сам и ходил.
   – Крови или следов борьбы не заметили?
   – Не было.
   – Может, пропало чего? Ну – со складов?
   – Нет, в парке самоходчики были, технику обслуживали. К складу не подходил никто. Да там и склад – одно название. Сарай просто.
   – Пойдёмте, посмотрим.
   Дело шло к вечеру, и Сергей хотел по светлому времени осмотреть место происшествия. Однако ничего подозрительного он не обнаружил. Собственно – и не надеялся. Здесь уже побывали разводящий, начальник караула, другие танкисты. Была бы кровь – сообщили бы, а так – следы только затоптали, если они были.
   – Ушли с оружием?
   – Так точно!
   – Где мне командира второй батареи найти?
   – Да вон он, в парке.
   Старшина подвёл Сергея к капитану, нервно курившему «Беломор».
   – Майор Колесников, СМЕРШ, – представился Сергей и предъявил удостоверение.
   – Капитан Кольцов, комбат-два, – отрапортовал капитан. – Вы по поводу исчезновения военнослужащих?
   – Именно.
   – Сбежали они! – безапелляционно заявил капитан.
   – Это почему же вы так решили?
   – Их месяц как призвали. Были под оккупацией, украинцы – из местных.
   Капитан сплюнул.
   – Между собой общались?
   – Конечно – земляки же. Держались вне службы обособленно, всё время вместе. Не обучены, служили заряжающими в экипажах. Служба проще простого. Чего командир сказал, то и делай. Короче – подай, поднеси.
   – Не помните – они из одного села?
   – Кажется. Надо в штабе уточнить.
   – Разговоров никаких сослуживцы не слышали – про бандеровцев, про леса?
   – Если бы! Служили нормально. Не без ошибок, естественно – так ведь новобранцы… Присягу приняли, пошли в первый караул – и вот!
   Как удалось выяснить в штабе полка, новобранцы действительно призывались из одного села. Но если бы они были из западных областей Украины – а то из-под Донецка!
   Придётся заводить дело о дезертирстве и передавать его в территориальные органы НКВД. «Завтра заведу», – решил Сергей.
   Он прошёл в столовую, поужинал. Потом – спать.
   Под офицерское общежитие было отведено несколько хат. Хозяева ютились в одной комнатке, а две другие были отданы постояльцам.
   С утра, после завтрака, Сергей завёл дело, написал протоколы допроса свидетелей. Нашёл старшину, бывшего вчера начальником караула, и комбата, подписал протоколы. Не нравилась ему эта бумажная работа, но деваться некуда – с пустыми руками в районный отдел НКВД не пойдёшь.
   В местечковом отделе его встретили, как старого знакомого.
   – Майор Колесников, опер СМЕРШа, тысяча четыреста сорок второго полка самоходчиков.
   – Капитан Симонов, Георгий.
   Он просмотрел удостоверение Сергея и вернул его.
   – Мне уже звонили сегодня из Проскурова, говорили о тебе. Да ты садись, майор, что передо мной тянуться? Ты с чем пожаловал?
   Сергей протянул папку с делом.
   – Опять дезертиры! С оружием ушли?
   – Именно!
   – Небось к бандеровцам сбежали, за самостийную Украину воевать – без москалей, жидов и поляков. Второй случай за три дня.
   – У самоходчиков? Мне не говорили.
   – Нет, у пушкарей – двое ездовых позавчера сбежали. Сдаётся мне, далеко они не ушли, поблизости в лесах хоронятся. Но банда в лесу точно есть. Организатор должен быть – почти одновременно из двух частей сбежали. Это не совпадение.
   – Прочесать бы лес-то.
   – Сам такого мнения, только где солдат столько взять? У меня в отделе двое оперов и я, да ещё солдат-водитель.
   – Негусто.
   – Может, поговорить с командиром полка? Пусть выделит взвод автоматчиков – тогда и прочешем.
   – Не знаю, даст ли. Да у него и автоматчиков нет. Артиллеристы есть, технари…
   – Одно же дело делаем. Если этих не поймаем, для других соблазн будет.
   – Я с Рощекаевым сегодня же переговорю и сообщу.
   – Удачи!

Глава 2
Зачистка

   Когда Сергей пересказал полковнику просьбу Симонова, Рощекаев лишь руками развёл.
   – Откуда у меня автоматчики? Механики-водители, командиры экипажей, заряжающие, мотористы и механики, водители грузовых автомашин. Ещё, правда, взвод артиллерийской разведки. Но ведь они всё больше с оптикой и рациями работают, какие из них стрелки?
   – Может, добровольцы найдутся?
   – По своей воле башку под бандеровские пули подставлять? Сомневаюсь. То ли дело – за бронёй самоходки сидеть. Опасно, конечно, однако при попадании вражеского снаряда не весь экипаж гибнет. Но то дело привычное. Ударил снаряд – откидывай крышку люка и из машины – вон. И никого уговаривать не надо, покидают самоходку быстрее любого норматива. А впрочем – попробуй. Возражать не буду.
   М-да! Сергей вышел от комполка в расстроенных чувствах. Одно дело, когда отдан приказ, и его надо выполнять, и совсем другое – добровольно идти на зачистку территории. Как себя вести? А вдруг встретятся в лесу бывшие сослуживцы? Стрелять по ним?
   Тем не менее, к своему удивлению, Сергею удалось набрать десяток добровольцев. Он, когда разговаривал с самоходчиками, упор на сознательность делал, на комсомольскую совесть. А с другой стороны, добровольцы – оно и лучше. Приказ по-всякому выполнить могут, а добровольцы – со всем тщанием, сами же вызвались.
   Слава богу, автоматы были у всех. Раньше экипажи имели табельные наганы. Теперь же только у командира САУ и механика-водителя пистолеты ТТ, а у двух членов экипажа – автоматы ППШ. Случись – подбили машину, от немцев обороняться можно.
   Сергей распорядился по два запасных магазина взять, и под его командой целый десяток бойцов заявился в отделение НКВД.
   Симонов аж задохнулся от радости.
   – Неужели командир дал?
   – Добровольцев-комсомольцев набрал, удалось десять человек привлечь. Только не автоматчики они, пехотных навыков не имеют.
   – Стало быть, повоюем. Погоди маленько.
   Капитан вышел из комнаты и почти тут же вернулся с «сидором», позвякивающим стеклом. «Неужели капитан выпивку взял?» – удивился Сергей.
   На грузовике местечкового отделения отъехали по грунтовке километров на десять. Командовал зачисткой капитан. Его территория – ему и руководить.
   – Значит, так, бойцы! Строимся в цепь. Промежуток между соседями – десять метров, чтобы видели друг друга. Идём в сторону вашего полка. Под ноги глядим, а не ворон считаем – и немцы, и бандеровцы могут мины оставить. Если проволоку заметите в траве – не трогайте, это растяжка минная. Встретятся в лесу посторонние – всех задерживать. А уж если оружие в руках увидите или сопротивление при задержании окажут – стреляйте на поражение. В лесу своих не будет, только чужие. Вопросы? Нет вопросов. Становитесь, и пошли вперёд.
   Вместе с Симоновым и Сергеем цепочка растянулась вширь на полторы сотни метров. Узковат невод! И у солдат опыта мало, не разведчики. Идут, как слоны, треск от сучьев на весь лес стоит. Услышав его, бандеровцы могут просто в сторону уйти.
   Несколько минут они шли спокойно. Потом справа громыхнула граната. «Наша лимонка!» – определил Сергей и побежал к месту взрыва. Но бежал осторожно, глядел под ноги.
   – Что случилось?
   Несколько солдат лежали у дерева, один охал и стонал. По левой брючине расплывалась кровь.
   – Растяжку не заметил. Его счастье – от гранаты далеко был, и дерево немного прикрыло.
   Раненого перевязали индивидуальным перевязочным пакетом.
   Конечно, Сергей знал, что не на увеселительную прогулку солдат вывел, но чтобы вот так, сразу после инструктажа боец ранение получил? Да ему Рощекаев голову снимет!
   Раненого отправили машиной в госпиталь, а для остальных случившееся было наукой – шли теперь медленно, смотрели под ноги.
   Симонов свистнул, махнул рукой. Сергей подошёл.
   – Гляди, схрон здесь!
   – Где?
   – Да вот же, вентиляция у них.
   Сергей, к стыду своему, не видел ни входа в схрон, ни трубы вентиляции.
   – Не туда смотришь! Видишь пенёк?
   – Вижу.
   – А сбоку у него дырочка. У бандеровцев – излюбленный способ. Без опыта и не определишь. Я просто уже знаю, потому приглядывался.
   – Схрон-то сам где?
   – Кто его знает… Может быть, мы на его крыше стоим.
   – А вход?
   – Люк в него ведёт, как в деревенский подвал. И замаскирован хорошо, рядом будешь стоять – и не заметишь.
   – Тогда щупы надо, двухметровые.
   – Зачем? У меня лучше средство есть.
   Симонов снял с плеча «сидор», развязал горловину вещмешка и вытащил из него обыкновенную бутылку тёмного стекла.
   – Знаком с таким?
   – Вино, что ли?
   Георгий с сожалением посмотрел на Сергея.
   – Давно в поле был?
   – «Чистильщиком» – долго. Но последние полгода – в ведомстве Утехина.
   – А! – выражение глаз Симонова сменилось на уважительное. Все оперы знали, что ведомство Утехина занималось зафронтовыми операциями.
   – Ладно, попозже расскажу. А теперь смотри.
   Симонов откупорил бутылку и вылил её содержимое в вентиляцию. Потом отошёл в сторону. Сергей – за ним.
   – Бойцы, ко мне!
   Добровольцы собрались возле офицеров.
   – Так, – распорядился Симонов, – встали в круг, диаметром метров пятьдесят. Оружие держать наготове!
   Однако минуты шли за минутами, но ничего не происходило.
   – Может, средство твоё не сработало? – спросил Сергей.
   – Нет, просто в схроне никого не оказалось. Если бы кто-то был – полезли бы, как тараканы. Я это средство уже один раз опробовал.
   Кольцо оцепления было снято, и все двинулись цепью дальше. Но Симонов отметку на своей карте о схроне сделал.
   – Ещё пригодится, – заметил он.
   Пока шли по лесу, заметили в кустах шевеление.
   – Выходи, а то стрелять буду! – грозно предупредил Сергей. – Только руки подними, чтобы я видел.
   Из-за кустов неловко, спиной вперёд вылез боец в потрёпанной, испачканной землёй форме. Медленно повернулся, поднял руки.
   – О! Так это же Аничков, ездовой артиллеристов! – удивился Симонов. – Оружие где?
   – В кустах винтовка.
   Симонов приказал одному из солдат достать оружие, что и было выполнено.
   – А второй-то беглец где? – ласково поинтересовался капитан.
   – На мине подорвался.
   Похоже, мужик был готов пустить слезу.
   – Ты сопли-то не распускай! В штрафбат за дезертирство пойдёшь. Коли с поля боя сбежал бы – шлёпнули бы тебя. Труп где?
   – Чей?
   – Ты что, совсем ополоумел? Подельника твоего, вместе с которым свою часть покинули.
   – Так недалеко, я покажу, – закивал головой ездовой.
   – Веди, самолично убедиться хочу.
   Ездовой, сгорбившись, повёл.
   Труп подорвавшегося на немецкой мине ездового лежал метрах в трёхстах от кустов, где обнаружили Аничкова.
   Симонов и Колесников подошли к телу. Ноги оторваны по колено, тело посечено осколками… Не соврал ездовой, смерть от взрыва мины наступила.
   – Я уж думал – не поделили они чего, да Аничков его и шлёпнул, – шепнул Сергею Георгий.
   И уже громче:
   – Так, первое дело о дезертирстве закрывать можно. Один погиб по глупости, второй задержан.
   Дезертиру связали руки, и один из солдат взял его под конвой. Больше происшествий не было.
   Когда добрались до местечка, добровольцы вернулись в полк, а Георгий с Сергеем отвели дезертира в отделение, где Симонов запер его в подвале.
   – Пусть посидит пока. Я дело оформлю – и в трибунал, пусть решают. Молодец, Колесников, помог. За добровольцев своих спасибо, выручил.
   – Ты обещал о бутылках своих рассказать. Я, грешным делом, о водке подумал, когда ты стеклом в «сидоре» зазвенел.
   Сидоров рассмеялся.
   – Давай по сто грамм фронтовых, как-никак совместную зачистку провели.
   – Не откажусь.
   Георгий выставил на стол бутылку водки, полбуханки чёрного хлеба и две банки консервированной американской колбасы.
   – Закуска немудрящая, но сытная. Конечно, горяченького бы сейчас, да где его взять?
   На правах хозяина он разлил водку по гранёным стаканам.
   – Ну, с почином, майор!
   Выпили, занюхали водку хлебом. Потом выковырнули ножом колбасу на хлеб, закусили.
   – Вкусно! Почему наши такую не делают?
   – После войны научимся. Ну, раз хотел – слушай. Только – никому! Разработка секретная, но ты сам из СМЕРШа, тебе знать надо. Химики наши разработали несколько адских смесей для борьбы с такими «лесными партизанами», как бандеровцы. В Белоруссии свои такие есть, как и в Эстонии. Вот, гляди!
   Георгий выставил на стол две бутылки. Похожи они были на бутылки с зажигательными смесями – «коктейлем Молотова», что активно применялся в начале войны из-за нехватки гранат.
   – Это смесь «Нептун». На одной цифры – «сорок семь», на другой – «восемьдесят». Мы сорок седьмым «Нептуном» агентов в сёлах снабжаем, да и сами пользуемся. Его надо немного в воду добавлять, или в пищу – в молоко, даже в водку или горилку ихнюю. Человек, отведавший этой химии, минут через пять-семь «плыть» начинает. Сил нет даже затвор у автомата передёрнуть. А ещё минут через пять-семь и вовсе отключается часика на два-три. А как в чувство придёт, контролировать себя не может и на все вопросы отвечает без запинки.
   – Лихо, не знал.
   – Местные – из бандеровцев – уже прознали про это и называют эту химию «отрута».
   – А в другой бутылке?
   – Это ты про «восемьдесят»? Ежели подозреваешь кого-то в селе в связях с бандеровцами, накапай на коврик у входной двери немного препарата. И потом все, кто выходит из дома, долго на подошвах обуви запах пахучий нести будут. По ним собака след возьмёт даже и через трое суток.
   – Всё бы хорошо, да где собак-ищеек взять? У немцев собак в подразделениях полно – и в караульной службе, и в полиции, и в фельджандармерии.
   – Знаю, – вздохнул Георгий, – и давно прошу. Обещали проводника с собакой выделить. Вот тогда и пригодится химия-то. Давай ещё по одной?
   – Не откажусь.
   Они выпили ещё по полстакана, пожевали не спеша.
   – А что ты в вентиляционную трубу налил? – спросил Сергей.
   – А, интересно стало? Это «Тайфун». Испаряется легко, потому с ним поосторожнее – сам не нанюхайся. Подышит человек воздухом с химией – и жажда дикая им овладевает, пьёт и напиться не может, за глоток воды убить готов. На допросах графин с водой на виду ставишь – и спрашивай что хочешь.
   – Не понял. А в вентиляционную трубу зачем ты его лил?
   – Откуда у них в схроне запасы воды? Вот и полезут за водичкой наружу.
   – Мы на фронте проще действовали. В трубу печную, в землянку немецкую гранату бросишь – и жди у двери. Как граната рванёт, кто-нибудь да живой останется, только оглушённый. Он наружу выберётся – и бери его тёпленького. Только на самой передовой делать это остерегались – шума много.
   – А мы, знаешь, как их выкуривали? Сапог голенищем на трубу надеваешь – ну, как на самовар, и давай качать. Весь дым и гарь в землянку идут. Шума никакого, а немцы сами выскакивают.
   – Здорово, не знал.
   – Ты в разведке на каком фронте был?
   – На Воронежском.
   – И я там же. Постой, а у тебя прозвище было?
   – Было – Леший.
   – Так я тебя заочно знаю – легенды слышал. Врут, поди.
   – На самом деле голый, в тине и грязи перед командующим стоял. Это когда мы диверсионную группу обезвредили.
   – За это давай выпьем.
   Они достали ещё одну бутылку.
   – Хороший ты мужик, майор. Я рад знакомству. Старый-то опер, что до тебя был, только бумаги и писал.
   Так они проговорили до ночи. Спохватились, когда керосин в лампе закончился.
   – Может, останешься в отделе переночевать? – предложил Георгий.
   – Вместе с ездовым? – пошутил Сергей. – Или на стульях спать положишь? Нет, я уж к себе.
   – Опасно, шалят по ночам.
   – Обойдётся.
   – Ну – смотри, я предупредил.
   Сергей вышел из отдела. Темнота – хоть глаз выколи. Улицы освещались слегка, когда из-за облаков выходила луна. Он вытащил пистолет, передёрнул затвор и пошёл в сторону расположения полка, не выпуская пистолета из рук. Со стороны это, может, и выглядело смешно или нелепо, но на улицах не было никого, абсолютно. Городок как будто вымер, даже собаки не лаяли. В оккупации немцы всех собак перестреляли, уцелели только псы, не подававшие голоса.
   До расположения полка самоходов оставался квартал. Шаги Сергея были хорошо слышны, и этот звук его немного напрягал. Шёл он по середине улицы, а не по тротуару – жизнь научила передвигаться так. Если кто и решит напасть, так из-за угла внезапно напасть не сможет. Хотя какой к чёрту нож, когда у населения оружия полно? После боёв его достаточно на полях сражений валялось, при желании можно было и пушку домой прикатить. Был, конечно, Указ, обязывающий население сдать оружие, но его выполнили единицы. Будь на их месте он, Сергей, тоже трижды подумал бы, прежде чем сдать ствол. Неспокойно в городе. Бандеровцы, бандиты всех мастей грабят, насилуют и убивают. Оружие для самозащиты нужно. Большая часть населения – граждане законопослушные и хотят тихой, спокойной жизни. Хотят мирно трудиться, растить детей и не бояться стука в окно или дверь, хотят быть уверенными в завтрашнем дне, иметь кусок хлеба на столе. И задача Сергея, Симонова и тысяч таких же, как они – обеспечить им эту спокойную жизнь.
   В тишине раздался щелчок. Негромкий, как будто взвели курок пистолета. Звук раздался из-за угла. Прозвучи сейчас звук бьющегося стекла, ломающейся доски или заработавшего внезапно двигателя, Сергей не насторожился бы.