* * *
 
   Через два дня Андреас Иорданидис сидел в приемной начальника отдела криминальной полиции министерства общественного порядка, дожидаясь пока минутная стрелка ручного хронометра преодолеет последние пять делений. Его вызвали на десять часов, а шеф отличался крайней пунктуальностью, поэтому подчиненные старались всегда являться заранее, чтобы избежать опозданий и связанных с ними разносов.
   Андреас поерзал на жестком стуле. Казалось, секунды растягиваются в минуты, а минуты – в часы. Блестящая медная табличка с гравировкой «Антониас Стилиманос» притягивала взгляд и гипнотизировала. Рядовой инспектор с острова Тинос нечасто бывал даже у начальника участка в Пирсе, а на такой уровень вообще попал впервые.
   Инспектору недавно исполнилось тридцать два года – возраст достаточный для того, чтобы сделать карьеру. И предельный для последней попытки запрыгнуть на более высокий уровень. Но для такого прыжка необходим трамплин: полезные знакомства, связи с сильными мира сего или, на худой конец, раскрытые сложные преступления. Знакомств и связей у сельского парня из Македонии не было, оставалось надеяться на профессиональные успехи. Провал операции по наркотикам мог положить конец всем надеждам, но обнаружение двух утопленников как бы нейтрализовало неудачу. Он был уверен, что вызов к начальству связан с этим делом.
   Привычно приклеив неотразимую улыбку дамского любимчика, Андреас повернулся на шелест пишущей машинки.
   – Когда вызывают к начальству, трудно представить, что тебя ждет – благодарность или взыскание, – завораживающим баритоном произнес он. Приходилось делать над собой усилие: сухая бесцветная особа неопределенного возраста не вызывала совершенно никакого интереса.
   – Зато потом узнаешь это наверняка, – безразлично ответила секретарша, – вам осталось потерпеть три минуты.
   Обаяние инспектора явно на нее не подействовало. Злые языки говорили, что секретарш подбирает жена шефа и невосприимчивость к мужскому обаянию является одним из главных, если не непременным условием.
   Ровно в десять Иорданидис вошел в просторный кабинет, обставленный старой, массивной, добротно сделанной мебелью. Настоящее дерево, настоящая кожа обивки, настоящая сталь головок обивочных гвоздей – все это выгодно отличало обстановку от новомодной офисной мешанины хромированных трубок, дымчатого стекла, штампованной пластмассы и создавало атмосферу обстоятельности и надежности, столь необходимую государственному учреждению.
   И от крепкой, начинающей затягиваться возрастным жирком фигуры шефа исходило излучение уверенности, властности и непоколебимой силы. Бык. Прозвище приклеилось в молодости, когда начинающий полицейский с разбега вышиб головой дверь дешевого мотеля, выбив пистолет у притаившегося за ней бандита. Потом случалось много историй, закрепивших эту кличку, и не все они были связаны с похождениями в профессиональной сфере. Так что предусмотрительность его супруги имела основания.
   Сейчас Бык в спокойной позе восседал за огромным столом, положив скрещенные руки на стандартную, толстого картона, папку для материалов расследования.
   – Проходите, господин Иорданидис, – густым голосом прогудел он и, обозначив попытку встать навстречу гостю, по-настоящему поздоровался за руку, чем очень удивил инспектора. На такой прием мог рассчитывать визитер в ранге не меньше начальника участка. Да и то не всякий.
   Обостренная интуиция полицейского связала необычно любезную встречу с наличием в кабинете постороннего – худощавого мужчины, почти полностью утонувшего в большом кожаном кресле.
   Однако шеф вел себя так, будто они находились наедине.
   – Присаживайтесь, – дружески предложил он. – Ваша находка оказалась чрезвычайно важной. Два утопленника, да не просто утопленника... Впрочем, вы, наверное, слышали о результатах вскрытия? Инспектор пожал плечами.
   – Совершенно ничего. В участке никаких материалов нет... Я пытался расспросить доктора, но он повел себя как-то странно... У меня создалось впечатление...
   Иорданидис покосился в сторону человека в кресле. Тот сидел неподвижно, прикрыв глаза, – создавалось впечатление, что он дремлет.
   – Продолжайте. – Бык успокаивающе махнул могучей рукой.
   – ...что вся информация по этому делу засекречена.
   – Совершенно правильно, – удовлетворенно кивнул шеф. – Я рад, что ничего не просочилось наружу. Нам ни к чему лишние осложнения...
   Тяжелый взгляд гипнотизировал инспектора. Бык выжидал, но и Андреас умел проявлять сдержанность. Пауза затянулась. Шеф удовлетворенно кивнул еще раз.
   – Сейчас вы поймете, что я имею в виду. – Он раскрыл папку, извлек десяток фотографий и, перебирая, стал бросать одну за другой перед инспектором, сопровождая свои Действия короткими комментариями.
   Распухшие трупы в черных гидрокостюмах.
   – Это вы видели, хотя и издалека...
   Гидрокостюмы отдельно. Они были разрезаны, но аккуратно сложены по линии разреза. Акваланг. Нож в ножнах. Пустые ножны. Ласты.
   – Снаряжение «тюленей». Приходилось слышать?
   – Тюленей?
   – «Тюлени», «ластоногие», «люди-лягушки»...
   – А-а-а... – припомнил инспектор. – Подводные диверсанты!
   – Точнее, подразделения «Силз», – не открывая глаз, произнес человек в кресле. – Боевые пловцы.
   – Вот именно, – Недовольно сказал Бык. Он не терпел, когда его перебивают.
   – Только это не греческие «Силз». Все снаряжение российского производства.
   Выдержав паузу, шеф бросил на стол еще несколько фотографий.
   Распухшие обезображенные трупы.
   – Хорошо, что не слышно запаха, – цинично хмыкнул Бык. – Когда их вытаскивали, капитан катера грозился подать в отставку, а матросы блевали.
   Крупным планом татуировки: подводная лодка под перископом, надпись «Прокоп, 1970». Крупным планом ранения, похожие на уколы стилетом.
   «Чем их убили?» – хотел спросить Иорданидис, но не успел.
   – Знаете, что это такое? – Шеф извлек из папки целлофановый пакетик с двумя тускло блестящими гвоздями.
   Коротко звякнув, пакетик шлепнулся на столешницу перед инспектором, и тот увидел, что в нем не гвозди, а шестигранные стрелки длиной по десять-одиннадцать сантиметров и диаметром около пяти миллиметров. Андреас понял, что получил ответ на незаданный вопрос.
   – Наверное, специальные пули, которыми «тюлени» убивают «лягушек»...
   Человек в кресле открыл один глаз, остро глянул на полицейского и чуть заметно улыбнулся.
   – Совершенно верно, – кивнул Бык массивной головой. – Пули от русского подводного пистолета конструкции Симонова.
   – Зачем же русским убивать друг друга? – машинально спросил Иорданидис. – Да еще в наших территориальных водах?
   – Это один вопрос. – Шеф загнул крепкий, поросший волосами палец. – Кто совершил двойное убийство? Это второй вопрос. Почему русские боевые пловцы проявляют активность на греческой территории? Нет ли здесь угрозы для нашего государства? Таковы третий и четвертый вопросы, а за ними неизбежно последуют многие другие, причем обычный криминал тесно переплетается с политикой и государственной безопасностью... Именно поэтому расследование должны проводить полиция и контрразведка совместно.
   Андреас уже давно ожидал чего-то подобного, но только сейчас отчетливо понял, почему в кабинете находится посторонний и какая роль в этой истории уготована ему самому. Похоже, Бык ожидал вопросов, но у инспектора имелся только один.
   – Почему именно я?
   – Во-первых, вы один из самых способных и перспективных сотрудников...
   Иорданидис знал, что это неправда. Начальство никогда не считало его ни способным, ни перспективным. А провал последней операции вообще ставил под сомнение дальнейшую карьеру.
   – Во-вторых, вы обнаружили этих русских... Тоже неправда. Тогда к расследованию можно было привлечь не менее десятка человек – от пилота вертолета и капитана катера до патрульных, сопровождавших трупы в морг.
   – А в-третьих... – Бык замолчал, как бы взвешивая: стоит ли говорить то, что он собирался сказать. – В-третьих, контрразведка из нескольких кандидатур выбрала вас.
   Шеф указал на третьего молчаливого участника разговора. Человек в кресле уже не спал и не имитировал сон. Он внимательно рассматривал Иорданидиса, и Андреас ощутил, что взгляд у контрразведчика острый, пронизывающий насквозь.
   – Знакомьтесь, – с несвойственной ему церемонностью сказал Бык. – Грегорис Влакос, Андреас Иорданидис.
   Контрразведчик пружинисто вскочил и протянул руку. Ладонь была увесистой и жесткой.
   – Вы скажете, почему выбрали именно меня? – спросил полицейский.
   – Скажу, – после секундной заминки ответил Влакос. – Но чуть позже. И... это будет правдой только в том случае, если окажется, что я не ошибся.
   – Браво! – усмехнулся Андреас. – Мне нравятся откровенные парни.
   – Ты мне тоже понравился, – улыбнулся в ответ контрразведчик. – И это хорошо: взаимные симпатии помогают в работе. Ваш начальник не сказал главного нам предстоит раскрыть российскую шпионскую сеть!
 
* * *
 
   – Если учесть время, прошедшее с момента их смерти, и скорость подводных течений, то погибли они где-то здесь... – Влакос ткнул остро отточенный карандаш в крестик на карте, обозначающий место обнаружения утопленников, и провел короткую линию на северо-восток.
   Твердый грифель вырисовал аккуратный кружочек.
   – Около километра до острова Тинос, – продолжил контрразведчик. – Глубина здесь за двести метров. С завтрашнего дня в этом районе начнутся поисковые работы – траление, магнитосъемка, видеосъемка... Карандаш так же аккуратно заштриховал кружок.
   – Что предполагается найти? – поинтересовался инспектор.
   Влакос пожал плечами.
   – Как минимум – второй акваланг. Как максимум – все что угодно. Торпеду с ядерной боеголовкой, автоматическую станцию слежения и радиоперехвата, русскую подводную лодку...
   – Ну уж и целую лодку! – улыбнулся Андреас, давая понять, что оценил шутку напарника. Но тот оставался совершенно серьезным.
   – А как, по-твоему, эти парни оказались здесь?
   – Мало ли... В Пирей недавно заходил русский туристский теплоход...
   – И они проплыли более ста пятидесяти километров на ластах? Или на буксировочном скутере? Ерунда! К тому же исследование акваланга показало, что выход в воду произошел на глубине тридцати метров. Здесь была лодка! – Внезапно контрразведчик осекся и махнул рукой. – Ладно. Что найдут, то найдут. Увидим.
   – Если лодка и была, то давно ушла, – размышлял вслух Иорданидис. – Не станет же она дожидаться, пока ее выловят тралом...
   – Ладно! – повторил Влакос, но не удержался и по инерции произнес. – Мало ли как бывает в жизни... Авария, непредвиденная задержка... Когда вы находите убитого, то обязательно прочесываете окрестности, верно? Хотя совершенно ясно, что убийца постарается унести ноги Подальше. Давай лучше поговорим о твоей части работы...
   Воцарившаяся было в специально выделенном кабинете полицейского управления атмосфера дружеской доверительности мгновенно исчезла. Во всем мире спецслужба и полиция живут как кошка с собакой. Контрразведчики считают себя интеллектуальной элитой, охраняющей высшие интересы, и перекладывают всю грязную работу на полицейских, которые, по их разумению, существуют именно для того, чтобы возиться в дерьме. В свою очередь, полицейские платят неприязненным отношением к рыцарям плаща и кинжала, чьи методы лежат вне закона и очень похожи на приемы, принятые в уголовном мире. Когда сотрудники антагонистических систем работают вместе, стремление к общей цели и личные отношения оттесняют взаимную неприязнь на второй план, но она может совершенно неожиданно проявиться в любой момент.
   – Я дам задание своим информаторам и буду ждать сообщений, – сухо сказал Иорданидис. – Расшифровывать агентов я не могу, поэтому тебе придется доверять мне на слово.
   – Конечно, – кивнул Влакос. – Только вот что... Сколько у тебя осведомителей?
   – Девять.
   – Этого мало. Надо залегендировать обоснование заданий для всех офицеров криминальной полиции, чтобы агентурная сеть побережья была задействована полностью.
   – А ваша сеть уже задействована? – спросил Андреас. Влакос снова кивнул.
   – И каковы результаты?
   Ответ напрашивался сам собой: если бы контрразведке удалось получить результат, то она не нуждалась бы в помощи полиции.
   Влакос внимательно посмотрел на напарника. Они были одного роста и примерно одного возраста, только полицейский обладал более плотной фигурой и весил на добрые десять килограммов больше.
   Иорданидис ждал, как отреагирует контрразведчик на столь явную подначку. Рассердится? Не подаст вида, но затаит обиду? Ответит колкостью? Но Влакос лишь широко улыбнулся.
   – По-моему, наступило время обеда. Если полицейские позволяют себе пропустить за едой пару стаканчиков хорошего вина, то я угощаю.
 
* * *
 
   Работу в новой должности полковник Дронов начал с того, что тщательно перешерстил штаты. Все более-менее близкие Верлинову сотрудники были отправлены на пенсию, а тех, у кого не хватало выслуги, увольняли по состоянию здоровья, сокращению штатов и другим формально-бюрократическим основаниям, которые в изобилии имеются у любого руководителя для того, чтобы избавиться от неугодных подчиненных.
   Специально созданная бригада проводила служебное расследование фактов пособничества беглому генералу. Основным объектом ее деятельности по указанию Дронова стали научно-экспериментальный институт и его начальник.
   «Работы по исследованию возможностей направленных сейсмических воздействий (кодовое наименование темы „Сдвиг“) были возобновлены по моему предложению и с согласия генерал-майора Верлинова, – читал Дронов перепечатанную на машинке аудиозапись допроса Данилова. – По его же указанию мною составлена карта координат узлов сейсмической неустойчивости, воздействие на которые вызовет толчки в определенных точках земной поверхности. Мы и ранее составляли подобные документы – координатные сетки точек инициирования и так называемых точек проявления, чтобы знать, где нужно произвести подземный взрыв для разрушения стратегического объекта вероятного противника. Но в этот раз карта узлов сейсмической неустойчивости привязывалась к Москве, к конкретным целям: Кремлю и спецсооружению 001 – центральному правительственному бункеру управления в условиях военных действий. В точку, обеспечивающую поражение Кремля, по распоряжению генерал-майора был заложен инициирующий заряд в виде ядерной боеголовки средней мощности...» Дронова бросило в жар. Оторвавшись от документа, он провел рукой по вспотевшему лицу и машинально вытер ладонь о брюки. Самое страшное, что Данилов не врал, не фантазировал, не брал на испуг. Начальник института говорил чистую правду.
   «...Доставка заряда к точке инициирования осуществлена с помощью экспериментальной подземной лодки. Взрывать боеголовку генерал-майор, по его словам, не собирался, намереваясь использовать ее в качестве средства давления на правительство при проведении какой-то политической комбинации, суть которой мне неизвестна. Кто конкретно производил установку заряда и в каком месте, мне тоже неизвестно, так как этим руководил генерал-майор лично. Сетка точек инициирования в привязке к целям города выполнялась в единственном экземпляре, и ее местонахождение мне тоже неизвестно...» – Черт бы его побрал! – Полковник отшвырнул листок со взрывоопасной, в буквальном смысле слова, информацией. Мертвый Верлинов переиграл его, да и всех остальных! Генерал был хорошим оперативником и неукоснительно выполнял основное правило конспирации: каждый должен знать только то, что ему необходимо. Он доверял Данилову и знал, что тот никогда не выдаст, но он знал и про скополамин, пентонал натрия, другие виды «сывороток правды», три-пять кубиков которых полностью подавляют волю допрашиваемого и развязывают ему язык. Начальнику института вкололи все пять...
   Дронов вскочил с места. Офисное кресло мягко прокатилось по кабинету и с грохотом ударилось о стену. В дверь немедленно заглянул плечистый прапорщик.
   – Что случилось, шеф?
   Полковник отметил быстрый взгляд, мгновенно охвативший кабинет, и синхронно дернувшуюся могучую руку, в которой скорострельный портативный «кедр» казался детской игрушкой.
   – Все нормально, – устало произнес он, но прапорщик уже определил источник шума – рука расслабилась, взгляд погас, и дверь тихо закрылась.
   «А что же, собственно говоря, нормально?» – спросил сам у себя начальник Управления по безопасности специальных технических объектов, отчетливо ощущая, что стоит на краю пропасти. Потому что не только самый важный спецобъект – правительственный бункер, но и главный объект страны находятся в опасности, причем по воле его предшественника и непосредственного в тот момент руководителя, а он, Дронов, не в состоянии эту опасность нейтрализовать...
   Он быстро прошел через комнату отдыха в санблок, умылся холодной водой, вытерся шершавым от крахмала полотенцем и замер, оперевшись руками на края голубоватой фаянсовой раковины. Прямо перед ним, в плоском прямоугольнике вмонтированного в кафель зеркала, отражались стены, отделанные голубой с легким ненавязчивым рисунком плиткой, три разноцветных полотенца, чуть потрескивающая лампа дневного света и мертвенно-бледное, то ли от безжизненного освещения, то ли от отсутствия жизненных сил, лицо.
   Выпуклый лоб, чуть прикрытый косой прядью начинающих седеть волос, густые черные брови, маленькие круглые глаза, крупный нос, твердые, плотно сжатые губы, массивный, выступающий вперед подбородок. Лицо было его собственным, родным, единственным, на что приятно смотреть в чуждом мире, созданном ненавистным предшественником. Верлинов подбирал кафель и сантехнику для санблока, обои, светильники и мебель для комнаты отдыха, показывал, как вмуровать в стену зеркало и где привинтить вешалку... И наверняка вытирался этими полотенцами! Дронов скомкал и брезгливо отбросил накрахмаленный кусок ткани.
   «Где же эта проклятая координатная сетка?» При тщательнейшем обыске всех служебных помещений, автомобиля, самолета и вертолета бывшего начальника одиннадцатого отдела ничего похожего обнаружено не было. Да и вообще не нашли ни одного документа, ни одной улики... Значит, он взял ее с собой!
   Закрыв дверь в санблок, Дронов опустился в глубокое, располагающее к отдыху кресло и закрыл глаза. Следовало определиться: что делать? Написать рапорт Директору:
   Кремль находится под прицелом сейсмической бомбы, спецбункеру 001 тоже угрожает опасность, карта точек уничтожения стратегически важных объектов столицы исчезла, Управление по безопасности специальных объектов ничего поделать не может... Ну и что? Выбросят к чертовой матери без пенсии, как половую тряпку! Не-е-е-т... Дураков нема... Надо придумать что-нибудь поумней!
   Но ничего умного в голову не приходило. Когда Дронов возглавлял оперативный сектор одиннадцатого отдела, было куда проще. Организация наружного наблюдения, техническое прослушивание, агентурное проникновение, засады, задержания... Дело знакомое, привычное, он и лично выезжал на «горячие» ситуации, например, когда в перестрелке с бандитами погиб капитан Якимов, а его напарника капитана Васильева задержала милицейская группа немедленного реагирования... Восемь трупов, лужи, брызги, потеки крови, возбужденные и злые, со взведенным оружием, спецназовцы... Тогда он справился в три минуты – вызволил Васильева, забрал труп и оружие Якимова, дал указания старшему спецгруппы и вместе с сотрудниками исчез, так и не «засветившись». Однако все это не требовало большого ума. А сложные операции, изящные оперативные комбинации и тонкие агентурные игры придумывал Верлинов. Со стороны казалось, будто особой трудности тут нет, и, тогда еще подполковник, Дронов считал, что и он сможет руководить отделом... Проклятый предатель! Куда же он дел документ?! Если взял с собой...
   Полковник вернулся в кабинет, большим сложно-узорчатым ключом отпер сейф, извлек тонкую папку и сел к столу. Под картонной обложкой были собраны копии документов, относящихся к тому моменту, когда бегство генерала раскрылось и Дронов исполнял обязанности начальника одиннадцатого отдела.
   Он пролистнул страницы, нашел нужные.
   "Начальникам подразделений и служб одиннадцатого отдела КГБ СССР.
   Отозвать из командировок, полевых испытаний, учений и экспедиций личный состав, провести инвентаризацию технических средств, вооружения, другого имущества, проанализировать состояние дисциплины на вверенных объектах, проверить исправность общих и специальных систем. Доложить о происшедших за последние семьдесят два часа чрезвычайных происшествиях, нарушениях уставов, приказов и правил внутреннего распорядка.
   Врио начальника отдела подполковник Дронов".
   "Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.
   Сообщаю, что приказ вернуться на базу не выполнила подлодка «У-672», осуществляющая операцию «Переход» по заданию генерала Верлинова. Связи с «У-672» нет уже восемнадцать часов.
   Начальник морского отделения одиннадцатого отдела подполковник Сушняков".
   "Начальнику морского отделения подполковнику Сушнякову.
   На борту подлодки «У-672» находится отстраненный от должности за совершение ряда преступлений и объявленный во всероссийский розыск генерал Верлинов, пытающийся бежать за границу. Приказываю: пресечь попытку измены Родине любыми возможными средствами.
   Врио начальника одиннадцатого отдела подполковник Дронов".
   "Капитану «У-672» Чижику.
   У вас на борту находится отстраненный от должности и объявленный во всероссийский розыск за совершение ряда преступлений генерал Верлинов. Приказываю: обеспечить немедленное возвращение разыскиваемого на базу одиннадцатого отдела.
   Начальник морского отделения подполковник Сушняков".
   "Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.
   Сообщаю, что после длительного перерыва на связь вышла «У-672», находящаяся в Эгейском море. Тридцать минут назад на СПЛ[1] ее покинул генерал Верлинов. Курс СПЛ неизвестен, связь с ней отсутствует.
   Сушняков".
   "Начальнику морского отделения Сушнякову.
   Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности.
   Дронов".
   "Капитану подводной лодки «У-672» капитан-лейтенанту Чижику.
   Для устранения вредных последствий допущенной вами преступной халатности вам надлежит безусловно обеспечить возвращение Верлинова на базу. В противном случае вы будете отстранены от должности и преданы суду военного трибунала.
   Начальник морского отделения подполковник Сушняков".
   "Начальнику морского отделения подполковнику Сушнякову.
   Докладываю, что во исполнение вашего приказа пресечена попытка измены Родине со стороны бывшего генерала Верлинова. При задержании Верлинов уничтожен. Погибли также мичман Крутаков, старшина второй статьи Прокопенко и старший матрос Тимофеев.
   Капитан «У-672» Чижик".
   "Врио начальника одиннадцатого отдела подполковнику Дронову.
   Докладываю, что ваш приказ выполнен. При попытке изменить Родине и уйти за границу Верлинов уничтожен. При задержании погибли три матроса из команды «У-672».
   Начальник морского отделения Сушняков".
   Дронов закрыл папку. Именно эти бумаги спасли его карьеру. Тогда он не вникал в подробности: достаточно было того, что Верлинов не ушел. Теперь появлялись вопросы... Где тело генерала? Есть ли при нем координатная сетка? Почему ее до сих пор не обнаружили? И самый главный вопрос: соответствует ли содержание шифрограмм действительности? Ведь он, Дронов, перестраховываясь, давил на Сушнякова, тот, в свою очередь, страховался и давил на Чижика... А Чижику давить не на кого, разве что на матросов... Вот трое и погибли. Но дела это не меняет, все равно Чижик крайний – он внизу пирамиды, в любом случае обломками завалит насмерть... Как ему страховаться? Только отрапортовав о выполнении приказа... Полковник снял трубку аппарата ВЧ-связи и соединился с морским отделением.
   – Здравия желаю, товарищ полковник, – отозвался Сушняков. Голос был усталым. – Лодки ушли вместе с архивами и штабной документацией. Наблюдатели ихние приходили, но пока ничего не разнюхали. Следующий этап – вывоз снаряжения и техники...
   Подполковник осуществлял тайную передислокацию спецподразделения с территории ставшей самостийной Украины и опасался провокаций, силовых конфликтов и дипломатического скандала. В данной ситуации крайним являлся он, и обломки упадут на его голову.
   – Я не по этому вопросу. Где Чижик?
   – Здесь пока. От командования лодкой отстранен, поедет на Дальний Восток с понижением.
   – Немедленно направляй его ко мне! – приказал Дронов.
   – Есть!