Страница:
Предотвратить подобный исход могли только немедленные жесткие и решительные действия упреждающего характера, на которые любая частная охрана практически не способна. Ведь если открыть огонь и завалить «быков» прямо сейчас, в последующем судебно-следственном разбирательстве сам же и окажешься виноватым. К тому же нормальные люди, в отличие от бандитов, не могут ни с того ни с сего начать стрельбу на поражение.
— Молодые люди, ресторан закрыт! — как можно решительней сказал Сивков, нажав незаметно в кармане рычажок передачи миниатюрной рации, чтобы находящиеся в помещении подчиненные услышали разговор у входа в охраняемый объект.
Не обратив на предупреждение ни малейшего внимания, парни направились к резной деревянной двери с желтым кругом, символизирующим название заведения. Зато на вмешательство Сивкова отреагировал пятый человек, оставшийся за рулем.
— Не выступай, мужик! — раздался увереннонаглый, с «блатной» интонацией голос. — Для здоровья вредно…
Водитель высунулся в открытую дверь, и мертвенный свет мощной ртутной лампы осветил костистое лицо с выпирающим подбородком, торчащими скулами и гипертрофированными, как у неандертальца, надбровными дугами.
Ванька Череп! Сердце у Сивкова дрогнуло. Успех охраны любой частной точки определяется не центнерами обтянутых камуфляжем мышц, не средствами сигнализации и даже не оружием, — все это действенно только против блатной мелочевки, агрессивной пьяни и подобной неорганизованной шелупени. В основе эффективности собственной службы безопасности — хороший контакт с контролирующей территорию группировкой. У Сивкова такой контакт был, и он до последнего надеялся, что два-три слова, сказанные старшему, остановят налетчиков. Но Череп был известен не только жестокостью и непредсказуемостью, но и отсутствием «тормозов». Когда он влезал в «дело», имя любого «авторитета» не могло заставить его включить задний ход.
У начальника охраны мелькнула скользкая мыслишка, что лучше бы ему оказаться в данный момент как можно дальше от «Золотого круга». Но он двадцать лет прослужил в специальной службе и вышел на пенсию с безупречным послужным списком, а это означало, что он не поддавался испытаниям страхом, на которые деятельность оперативного сотрудника ГРУ была очень щедрой. К тому же в «Золотом круге» ему платили тысячу баксов в месяц, как бы авансом в преддверии именно таких ситуаций. А он привык честно отрабатывать зарплату.
Первый из четверки «быков» пнул ногой дверь и выматерился. Сивков понял, что швейцар Миха успел задвинуть засов. Значит, хитрость с рацией сработала и те, кто внутри, предупреждены об опасности. Внутри находились трое его подчиненных. Шестидесятилетний толстяк Миха не в счет — в лучшем случае успеет позвонить в сорок шестое отделение, но пока те приедут, все уже закончится, будут, как всегда, считать гильзы, фотографировать трупы, замерять рулеткой расстояния между пятнами крови, рисовать схемы, составлять протоколы да нюхать пустой след… Сашок и Артем — здоровенные лбы, бывшие боксеры, умеющие кулаками и электрошокерами мгновенно пресечь любую драку, но на стволы они не прыгнут и, между прочим, правильно сделают…
— Ты меня понял, мужик? — тем же тоном продолжил Череп. — Дергай отсюда!
Рост у Сивкова был метр восемьдесят шесть, вес — девяносто пять, и даже на первый взгляд он производил впечатление крутого и тертого мужика, но сейчас это ничего не значило. Правда, слева на поясе, под курткой, в открытой оперативной кобуре у него висела старенькая «чешска зброевка» калибра семь шестьдесят пять с потертым воронением, но резким и сильным боем. Такой аргумент мог стать решающим, однако при одном условии: если бы это Сивков анонимно заявился к Черепу, а не наоборот. Что делать — современная российская действительность предоставляет режим наибольшего благоприятствования бандитам и связывает по рукам и ногам честных граждан.
Тем временем старший «бык» извлек из кармана гранату, аккуратно приткнул ее в нижний угол двери, и вся четверка шарахнулась в сторону, а начальник охраны наоборот — рванулся навстречу взрыву. Раздался щелчок: отбросивший спусковой рычаг ударник наколол капсюль-воспламенитель. Сивков так отчетливо представлял происходящее внутри смертоносного овала, как будто смотрел учебный мультфильм, в котором весело горел четырехсекундный замедлитель. Гладкая металлическая поверхность показалась горячей, но он чувствовал, что успевает, и, не разгибаясь, швырнул «эргэдэш — ку» за спину.
Если бы Сивков целился специально, он бы вряд ли попал в узкую щель приоткрытой двери, но Его Величество Случай ювелирно подправил траекторию, и граната влетела в кожаное нутро «Мерседеса». За секунду до этого Череп, утробно охнув, вывалился на припорошенный снежком асфальт и судорожно захлопнул дверцу.
Бандиты и крупные руководители недаром любят «Мерседесы» и «БМВ». Надежно сработанные, они обладают исключительной прочностью корпуса и даже без специального бронирования отлично защищают пассажиров при самых опасных столкновениях. Конечно, ни один автомобиль не рассчитан на взрыв гранаты в салоне, но и в столь нештатной ситуации «Мерседес-300» показал себя с самой лучшей стороны.
Ослабленная тонированными стеклами вспышка, заглушенный герметичным кузовом удар, взрывная волна расперла машину изнутри, но не смогла сорвать двери с замков, самыми слабыми местами оказались заднее и лобовое стекла — клубы расширяющихся газов выдавили их из резиновых уплотнителей и выбросили наружу, да несколько осколков пробили стальную обшивку, но не причинили, вреда ни откатившемуся в сторону Черепу, ни его сообщникам, ни Сивкову, который по инерции своего рискованного броска ткнулся головой в порог «Золотого круга» и не успел развернуться к грозящей опасности лицом, как делал всю свою сознательную жизнь. Может, он бы и сумел по-змеиному вынырнуть из-под собственной подмышки с неизвестно как прыгнувшей в руку «чешской зброевкой», самостоятельно находящей гипнотизирующим зрачком единственного глаза самую опасную, а потому подлежащую первоочередному уничтожению цель, но Череп еще до взрыва настроился «списать» непонятливого мужика, и когда он катился по заснеженному асфальту, мощный «ТТ» уже был зажат в неврастенично подрагивающей руке, а первое, что он сделал, приняв устойчивое положение, — трижды выстрелил в обтянутую кожаной курткой спину начальника охраны.
Взрыв и стрельба — это уже шухер, минуты начинают бежать быстро, и очко играет, если бы дверь в кабак была открыта, можно было рискнуть, а так — уж больно стремно… Поразмыслив, Череп решил не доводить дело до конца и вместе с бригадой скрылся в темноте.
Он поступил правильно, потому что через семь минут на место прибыла группа экстренного реагирования, которая имеет обыкновение вначале стрелять, а потом разбираться. На этот раз стрелять было уже не в кого. Вяло горел салон взорванного «Мерседеса», матово поблескивали в снежной пороше стреляные гильзы, у порога «Золотого круга» распластался человек с одним слепым и двумя сквозными ранениями, две свежие пробоины виднелись в толстой деревянной двери — криминалистов ждал широкий фронт работ.
Пока экстренная группа тушила автомобиль и ожидала прибытия следственной бригады, Артем пытался оказать помощь шефу, но тот уже похолодел, и единственное, что смог подчиненный для него сделать — заменил незаконно хранимую «чешску зброевку» легальным газовым «комбатом», избавив семью убитого от обыска и унизительных допросов. Спасенных бизнесменов выпустили через черный ход, чтобы не перешагивать через труп, и те отправились по домам, прикидывая, кто мог подослать киллеров. Все шестеро должны были разнести по Москве весть об уровне охраны «Золотого круга», успешно противостоящей профессионалам, что значительно укрепляло репутацию заведения. Начальник охраны отработал свою тысячедолларовую зарплату, и хозяева ресторана не были связаны обязательством мести за его смерть. Охранников убивают нередко, и в конце концов, подписывая контракт, они знают, на что идут.
Но в данном конкретном случае имелся один нюанс, не позволяющий считать похороны завершением этой истории. Отставной майор принадлежал к невидимому братству «летучих мышей», которые не любят, когда лишают жизни их коллег. И никогда не оставляют такие факты без отмщения.
— Девять дней, — Кисляков завязал на отрезке веревки очередной узел. — Где же все эти чертовы танкеры, сухогрузы, «пассажиры»? Сергей, ты говорил, что здесь очень оживленный район!
Голос его звучал довольно нервно. Он был на пределе.
— Извини, брат, — невозмутимо отозвался Ершов, сосредоточенно вглядываясь в серебристую от закатных лучей гладь океана, пропарываемую туго натянутой леской. — Здесь действительно много маршрутов. В Аден, Джибути, Бомбей, Коломбо… Рано или поздно нас кто-то выловит… Как я эту рыбину… Смотри: раз!
Резким рывком он выдернул из воды полуметровую макрель. Разбрызгивая соленые капли, упругое серебристое тело забилось на дне спасательной шлюпки. Рыбная ловля помогала существенно экономить сухие пайки аварийного запаса.
— Я бы не хотел, чтобы нас выловили именно так, — буркнул Кисляков, глядя на безуспешные попытки добычи вырваться из неожиданного плена.
Третий человек, находящийся в шлюпке, молчал, обшаривая мощным биноклем удручающе пустынный горизонт.
— Пусть хоть как выловят, там разберемся, — скупо отозвался он, не отрываясь от окуляров. Еремееву тоже хотелось поговорить о перспективах спасения, но командир обязан быть сдержанным и немногословным.
Коротким движением блестящего, с зубчатой заточкой, клинка Ершов распустил макрели брюхо и вычистил внутренности за борт.
— Ножи у них хорошие, сами режут…
— Смотри, приманишь акул, — Кисляков нахмурился и вновь взял в руки предмет, похожий на приделанный к пистолетной рукоятке корпус мясорубки с тринадцатью отверстиями в торце — подводный револьвер конструкции В. Барра, состоящий на вооружении в специальных подразделениях боевых пловцов военно-морского флота США.
Здесь все было американским. Каркасная надувная спасательная шлюпка, продукты аварийного запаса, ракетницы, компас… Даже комплекты одежды и исподнее белье принадлежали многофункциональной субмарине специального назначения, приписанной к базе в Литтл-Крик. Только обожженные тропическим солнцем тела под синими куртками ВМФ США принадлежали гражданам России. Тела были хорошо тренированы и обладали специфическими навыками. Трое в американской спасательной шлюпке являлись высококвалифицированными подводными диверсантами, пешками политических игр. То, что они оказались за тысячи миль от дома, в иноземной шлюпке и чужестранной одежде, без поддержки страны, которой приносили присягу, свидетельствовало, что эти игры ведутся без всяких правил.
Клацнула защелка — Кисляков переломил револьвер. Последние дни он почти не выпускал оружия из рук и пристально всматривался в водную гладь, как будто сию минуту опасался нападения акул.
— Здорово сделано! Здесь три бойка, и курок бьет по всем сразу… Но срабатывают они по очереди…
— Да? — Еремеев опустил бинокль. — Ну-ка, дай посмотреть…
Ершов чуть заметно кивнул, одобряя действия командира. Затерявшимся в водной пустыне грозит много опасностей, и на первом месте, вопреки распространенным представлениям, вовсе не смерть от голода и жажды. Ален Бомбар, пересекший в одиночку океан, доказал, что можно питаться рыбой и пить морскую воду. Но мало кто знает, что отчаянный француз стал постоянным пациентом психиатрических клиник: не помогли ни могучее здоровье, ни железная воля — просто есть вещи, которые человеческий рассудок вынести не в силах.
— Действительно здорово…
Бегло заглянув в механизм, Еремеев привел револьвер в обычное положение и сунул под сиденье.
Кисляков недовольно скривился и потянулся вперед.
— Отдай мне!
Ершов и Еремеев переглянулись.
— Оружие должно находиться у командира, — Еремеев вложил в протянутую руку бинокль. — А ты смени меня в наблюдении за горизонтом.
— Подумаешь, командир… Ты лейтенант, а я — старший лейтенант! Раскомандовался! Где ты был, когда нас бросили на морском дне?
С того момента, когда глубоководный колокол плавучей базы для проведения специальных операций неожиданно пошел вверх, оставляя трех «тюленей» на произвол судьбы в морской пучине, они не расставались ни на минуту. Но похоже, Кисляков этого не помнил. Тяжелые испытания, когда они следуют одно за другим, могут сломить даже тренированную психику. Угрожающая неминуемой смертью бескрайняя гладь океана гипнотизирует, высасывает разум, вызывает агрессивные психозы. Загадка «Марии Селесты» и других внезапно обезлюдевших судов имеет простое и страшное объяснение… А в надувной шлюпке негде повернуться, и многодневная раздражающая скученность подсказывает самый простой выход…
— Заткнись и выполняй приказ! — рявкнул Ершов. — Оружие должно быть у командира, а ты следи за горизонтом!
Кисляков вздрогнул.
— Ладно, ладно, не ори… — примирительно пробормотал он и прильнул к окулярам.
Ершов и Еремеев снова переглянулись.
Может, у товарища еще и не «поехала крыша», просто раздражение, депрессия… Но лучше не давать ему ни ножа, ни револьвера, не поворачиваться спиной и не оставлять бодрствовать, когда двое других спят.
Еремеев разделал макрель на куски для провяливания. Он обыденно выполнял работу, ставшую привычной и необходимую для того, чтобы выжить. Но мысли возвращались к главному вопросу: какая сволочь бросила их на верную гибель? Кто отдал приказ? И чем он мог быть вызван?
— Надо было нам перемочить их всех, — неожиданно сказал Кисляков.
— Кого? — удивился командир.
— Американцев. Захватить лодку — и дело с концом! Сейчас бы уже были дома.
— Больно ты быстрый. Перемочить… За что? И разве это так просто?
— Просто, сложно… Я вернуться хочу! Посмотреть в глаза сукам, которые нас уже похоронили с воинскими почестями! Знаю я эти почести! Закопали гробы с камнями да дали залп… Квартиру Нинке небось никто не выделит, так и будет мыкаться с девчонкой по углам! И за нас ни с кого не спросят — спишут, и дело с концом!
Его спутники тяжело вздохнули. Скорей всего так и будет. Подумаешь, три человека! Сейчас целые дивизии списывают, и ничего!
Ход мыслей преданных начальством «тюленей» был верным: жертва пешек — обычное дело в любой игре. Но в данном случае игра имела продолжение и ставила целью низвержение более крупных фигур. А потому безболезненного «списания» пропавших не произошло.
Генерал Верлинов возглавлял служебное расследование в ранге специального представителя Президента. Он занимал свой собственный кабинет в бывшем одиннадцатом отделе, а ныне Управлении по безопасности специальных технических объектов. Напротив, за приставным столиком, сидел седой, просоленный морскими ветрами и сильно загорелый командир специальной плавучей базы, замаскированной под болгарское научно-исследовательское судно «Солнечный берег». За десятилетия нелегальной работы он забыл свою настоящую фамилию и привык к конспиративному болгарскому имени и цифровому псевдониму «четыреста двадцать восьмой». И то и другое ему порядком осточертело.
— Где эти люди? — повторил вопрос Верлинов. Энергичный и целеустремленный, в отглаженном и безупречно сидящем генеральском мундире, он разительно отличался от заметно подавленного полковника, на котором нелепо топорщился китель с чужого плеча: на «ковер» полагается являться в форме, а «четыреста двадцать восьмой» всю службу проходил в тельняшке да штатских костюмах.
— Они спустились на глубину, в это время власти собрались произвести досмотр «Солнечного берега», я запросил Центр и получил приказ покинуть территориальные воды Греции…
Голос полковника звучал глухо, и смотреть Верлинову в глаза он избегал, хотя старался, чтобы это выглядело естественно: то рассматривал свои туфли, то обшаривал взглядом кабинет.
— Выполняя приказ, я поднял колокол и ушел в нейтральные воды. О судьбе водолазов мне ничего не известно. Связь с ними отсутствовала.
— Значит, вы бросили товарищей на гибель?
— Я выполнил приказ, — повторил «четыреста двадцать восьмой». Он все решил для себя тогда, когда приказал поднять пустой колокол. И рассчитал, что приказ защитит его от неблагоприятных последствий. Но лица оставленных в пучине людей навсегда врезались в память.
— Иначе база была бы расшифрована и разразился международный скандал.
— Кто подписал приказ?
Верлинов спрашивал для диктофонной записи. Копия шифротелеграммы уже лежала у него в папке.
— Полковник Дронов.
Недолго занимавший должность начальника управления Дронов оглушенно расхаживал по коридору. Увидев Верлинова, он потерял дар речи, а прочтя предписание на проведение служебного расследования, понял, что судьба его предрешена. И учреждение гудело, как растревоженный улей: "меняется власть… ", "никакой он, оказывается, не предатель — видно, выполнял особое задание… ", "еще бы, полномочия от самого Президента… ".
Из кабинета на негнущихся ногах вышел «четыреста двадцать восьмой».
— Вам приказано зайти.
Дронов с трудом открыл удивительно тугую дверь.
— Где группа лейтенанта Еремеева? — сразу же спросил генерал, даже не предлагая ему сесть.
Полковник пожал плечами. В этой игре роль жертвы предназначалась ему. А значит, оправданий никто слушать не будет. Да и чем оправдать гибель троих подводников…
— Где начальник института Данилов?
Дронов обессиленно прислонился к стене.
— Это был несчастный случай… Передозировали «сыворотку правды»…
— Значит, преступная халатность, незаконные методы ведения дознания и неумышленное убийство, — обращаясь к самому себе, подытожил Верлинов. — Что ж, юристы разберутся.
Он нажал кнопку селектора. Через несколько минут два ухватистых молодца в штатском из прибывшей с генералом свиты вошли в кабинет, привычно срезали с Дронова погоны и, крепко взяв под руки, свели вниз, к машине. Здесь на него надели наручники.
— Давай в ГВП, — приказал старший и водитель привычно тронул с места.
Директор ФСБ, как и положено по должности, узнал о происходящем очень быстро. Полученная информация казалась невероятной: убежавший за кордон Верлинов внезапно объявился в Москве и по-хозяйски распоряжается в одном из подразделений Службы. Такого просто не могло быть! И тем не менее — факт налицо… Значит, за ним некто очень и очень влиятельный и могущественный.
«Коржовские штучки, — с ненавистью подумал Степашкин. — Совсем обнаглел! Делает что хочет, лезет через мою голову и даже в известность не ставит! Сейчас доложу Хозяину, пусть придержит своего пса…»
Но прежде чем он успел что-либо предпринять, раздался звонок белого аппарата с устаревшим гербом СССР на диске. По системе связи АТС-1 могли звонить только первые лица в государстве, и Степашкин сразу взял трубку. На линии был Коржов.
— Там ваш Дронов такого наворочал! — без предисловий начал он. — Провалил специальную операцию в Эгейском море, по его вине погибли три исполнителя… А это дело напрямую касается безопасности высшего руководства страны!
«Вон куда загнул…» — директор выпустил распирающий грудь воздух, словно пар сбросил. Он тоже нес ответственность за акцию на шельфе Тиноса, при желании спросить могли и с него. А могли только с Дронова, ибо по общему правилу голову рубят тому, кто стоит ближе к неблагоприятным последствиям. Вышестоящему же руководителю лишь грозят пальцем. Если, конечно, отсутствуют всякие привходящие обстоятельства.
— Почему я ничего не знаю о проверке? — совершенно мирно спросил он, будто минуту назад не был готов разорвать Коржова в клочья. — И почему проводит ее разыскиваемый преступник?
— Администрация Президента правомочна проводить внутренние расследования без уведомления заинтересованных руководителей, — буднично сказал Коржов. И он сам, и Степашкин знали, что никакого закона по этому поводу нет. Но оба знали банальную, избитую, циничную, но тем не менее справедливую присказку: «Тот прав, у кого больше прав». Когда действуешь от имени главного человека в стране, нет необходимости отчитываться перед директором ФСБ.
— А насчет Верлинова вы ошибаетесь, — продолжал Коржов. — Он полностью реабилитирован. Я бы ходатайствовал о восстановлении его в прежней должности.
— Что?! — Степашкин задохнулся от возмущения. У каждого человека есть чаша долготерпения и осторожности, сейчас она переполнилась. — Если доходит до такого, то назначайте его сами! Хотя для этого вам надо занять мое место!
— Есть и другой выход, — невозмутимо возразил Коржов. — У меня в руках проект президентского указа о преобразовании Управления по безопасности специальных технических объектов в Службу внутреннего контроля при Главном управлении охраны. И о назначении генерала Верлинова начальником этой службы. Через десять минут он будет подписан.
Директор молчал. Бессильная ярость сотрясала его тело.
— До свидания, — вежливо произнес Коржов и отключился.
Бр-р-р! Волк не отличался впечатлительностью, но, вспомнив, что сталось с несчастным Клювом, передернулся от ужаса и отвращения. Эта тварь вполне могла высосать его самого, да, видно, Аллах сохранил. Или просто повезло. Волк был не слишком религиозен и предпочитал простые объяснения. В том, что он оказался на поверхности, ему тоже повезло — помогла дружба с Русланом Тепкоевым. Сам Магомет принял его, обласкал и распорядился устроить в Москве. Теперь он получил отдельный номер в «Останкине» и талон регистрации, защищающий при проверках паспортного режима. Магомет сказал, что все будет нормально. Будут и дела, будут и деньги, будет уважение земляков.
А остальные «командированные» пока сидят под землей, но со дня на день их отправят на родину. А что там хорошего? Война — она и есть война… Одно дело, когда ты с друзьями остановил поезд, где нет ни одного вооруженного человека, и делаешь что тебе вздумается. И совсем другое — когда против тебя армия с пушками, танками, вертолетами… Правда, армия почему-то сделать ничего не может. Так считается: не может. А многие думают по-другому: может, но не хочет. Точнее, там наверху не хотят, потому и армию за узду держат. Скорей всего так и есть. Ведь даже в поезде, когда напоролись на этих двоих с пистолетами, что получилось? Они на месте убили Алаудина, Ибрагима и Алика. И Сулейману поездом отрезало ноги, он тоже умер. Восемь «волков ислама» во главе с Бадыром погнались за неверными. Вчера Аслан позвонил домой и узнал, что семеро убиты, а Бадыр повредился умом. Вот что получается, когда хотят.
У киоска «Моссправки» очереди не оказалось. Волк извлек из внутреннего кармана измятый загранпаспорт, впился взглядом в фотографию. Красивая блондинка с голубыми глазами… Определить цвет на черно-белой фотографии было нельзя, но он хорошо помнил, что они голубые. И помнил колыхнувшийся в них страх, который так подстегивал и возбуждал его…
— Пилотникова Наталья Сэргеевна, — сказал он, пригнувшись к низкому окошку, и тут же поправился:
— Плотникова, шестьдесят четвертого года…
Он старался, чтобы сквозь стекло была видна только широкая, больше похожая на оскал, улыбка. Потому что глаза могли выдать его намерения.
Но полная женщина с унылым лицом безразлично заполнила бланк, приняла деньги и буркнула сквозь зубы:
— Через час.
Волк неприкаянно слонялся по улицам, съел булку с сосиской, политой сладкой горчицей, выпил несколько банок пива. Настроение понемногу портилось, хотелось дать кому-нибудь в морду, попинать ногами, ткнуть стволом в трясущийся живот. Он чувствовал себя в тонусе только тогда, когда оскорблял, унижал, избивал кого-то.
— Молодые люди, ресторан закрыт! — как можно решительней сказал Сивков, нажав незаметно в кармане рычажок передачи миниатюрной рации, чтобы находящиеся в помещении подчиненные услышали разговор у входа в охраняемый объект.
Не обратив на предупреждение ни малейшего внимания, парни направились к резной деревянной двери с желтым кругом, символизирующим название заведения. Зато на вмешательство Сивкова отреагировал пятый человек, оставшийся за рулем.
— Не выступай, мужик! — раздался увереннонаглый, с «блатной» интонацией голос. — Для здоровья вредно…
Водитель высунулся в открытую дверь, и мертвенный свет мощной ртутной лампы осветил костистое лицо с выпирающим подбородком, торчащими скулами и гипертрофированными, как у неандертальца, надбровными дугами.
Ванька Череп! Сердце у Сивкова дрогнуло. Успех охраны любой частной точки определяется не центнерами обтянутых камуфляжем мышц, не средствами сигнализации и даже не оружием, — все это действенно только против блатной мелочевки, агрессивной пьяни и подобной неорганизованной шелупени. В основе эффективности собственной службы безопасности — хороший контакт с контролирующей территорию группировкой. У Сивкова такой контакт был, и он до последнего надеялся, что два-три слова, сказанные старшему, остановят налетчиков. Но Череп был известен не только жестокостью и непредсказуемостью, но и отсутствием «тормозов». Когда он влезал в «дело», имя любого «авторитета» не могло заставить его включить задний ход.
У начальника охраны мелькнула скользкая мыслишка, что лучше бы ему оказаться в данный момент как можно дальше от «Золотого круга». Но он двадцать лет прослужил в специальной службе и вышел на пенсию с безупречным послужным списком, а это означало, что он не поддавался испытаниям страхом, на которые деятельность оперативного сотрудника ГРУ была очень щедрой. К тому же в «Золотом круге» ему платили тысячу баксов в месяц, как бы авансом в преддверии именно таких ситуаций. А он привык честно отрабатывать зарплату.
Первый из четверки «быков» пнул ногой дверь и выматерился. Сивков понял, что швейцар Миха успел задвинуть засов. Значит, хитрость с рацией сработала и те, кто внутри, предупреждены об опасности. Внутри находились трое его подчиненных. Шестидесятилетний толстяк Миха не в счет — в лучшем случае успеет позвонить в сорок шестое отделение, но пока те приедут, все уже закончится, будут, как всегда, считать гильзы, фотографировать трупы, замерять рулеткой расстояния между пятнами крови, рисовать схемы, составлять протоколы да нюхать пустой след… Сашок и Артем — здоровенные лбы, бывшие боксеры, умеющие кулаками и электрошокерами мгновенно пресечь любую драку, но на стволы они не прыгнут и, между прочим, правильно сделают…
— Ты меня понял, мужик? — тем же тоном продолжил Череп. — Дергай отсюда!
Рост у Сивкова был метр восемьдесят шесть, вес — девяносто пять, и даже на первый взгляд он производил впечатление крутого и тертого мужика, но сейчас это ничего не значило. Правда, слева на поясе, под курткой, в открытой оперативной кобуре у него висела старенькая «чешска зброевка» калибра семь шестьдесят пять с потертым воронением, но резким и сильным боем. Такой аргумент мог стать решающим, однако при одном условии: если бы это Сивков анонимно заявился к Черепу, а не наоборот. Что делать — современная российская действительность предоставляет режим наибольшего благоприятствования бандитам и связывает по рукам и ногам честных граждан.
Тем временем старший «бык» извлек из кармана гранату, аккуратно приткнул ее в нижний угол двери, и вся четверка шарахнулась в сторону, а начальник охраны наоборот — рванулся навстречу взрыву. Раздался щелчок: отбросивший спусковой рычаг ударник наколол капсюль-воспламенитель. Сивков так отчетливо представлял происходящее внутри смертоносного овала, как будто смотрел учебный мультфильм, в котором весело горел четырехсекундный замедлитель. Гладкая металлическая поверхность показалась горячей, но он чувствовал, что успевает, и, не разгибаясь, швырнул «эргэдэш — ку» за спину.
Если бы Сивков целился специально, он бы вряд ли попал в узкую щель приоткрытой двери, но Его Величество Случай ювелирно подправил траекторию, и граната влетела в кожаное нутро «Мерседеса». За секунду до этого Череп, утробно охнув, вывалился на припорошенный снежком асфальт и судорожно захлопнул дверцу.
Бандиты и крупные руководители недаром любят «Мерседесы» и «БМВ». Надежно сработанные, они обладают исключительной прочностью корпуса и даже без специального бронирования отлично защищают пассажиров при самых опасных столкновениях. Конечно, ни один автомобиль не рассчитан на взрыв гранаты в салоне, но и в столь нештатной ситуации «Мерседес-300» показал себя с самой лучшей стороны.
Ослабленная тонированными стеклами вспышка, заглушенный герметичным кузовом удар, взрывная волна расперла машину изнутри, но не смогла сорвать двери с замков, самыми слабыми местами оказались заднее и лобовое стекла — клубы расширяющихся газов выдавили их из резиновых уплотнителей и выбросили наружу, да несколько осколков пробили стальную обшивку, но не причинили, вреда ни откатившемуся в сторону Черепу, ни его сообщникам, ни Сивкову, который по инерции своего рискованного броска ткнулся головой в порог «Золотого круга» и не успел развернуться к грозящей опасности лицом, как делал всю свою сознательную жизнь. Может, он бы и сумел по-змеиному вынырнуть из-под собственной подмышки с неизвестно как прыгнувшей в руку «чешской зброевкой», самостоятельно находящей гипнотизирующим зрачком единственного глаза самую опасную, а потому подлежащую первоочередному уничтожению цель, но Череп еще до взрыва настроился «списать» непонятливого мужика, и когда он катился по заснеженному асфальту, мощный «ТТ» уже был зажат в неврастенично подрагивающей руке, а первое, что он сделал, приняв устойчивое положение, — трижды выстрелил в обтянутую кожаной курткой спину начальника охраны.
Взрыв и стрельба — это уже шухер, минуты начинают бежать быстро, и очко играет, если бы дверь в кабак была открыта, можно было рискнуть, а так — уж больно стремно… Поразмыслив, Череп решил не доводить дело до конца и вместе с бригадой скрылся в темноте.
Он поступил правильно, потому что через семь минут на место прибыла группа экстренного реагирования, которая имеет обыкновение вначале стрелять, а потом разбираться. На этот раз стрелять было уже не в кого. Вяло горел салон взорванного «Мерседеса», матово поблескивали в снежной пороше стреляные гильзы, у порога «Золотого круга» распластался человек с одним слепым и двумя сквозными ранениями, две свежие пробоины виднелись в толстой деревянной двери — криминалистов ждал широкий фронт работ.
Пока экстренная группа тушила автомобиль и ожидала прибытия следственной бригады, Артем пытался оказать помощь шефу, но тот уже похолодел, и единственное, что смог подчиненный для него сделать — заменил незаконно хранимую «чешску зброевку» легальным газовым «комбатом», избавив семью убитого от обыска и унизительных допросов. Спасенных бизнесменов выпустили через черный ход, чтобы не перешагивать через труп, и те отправились по домам, прикидывая, кто мог подослать киллеров. Все шестеро должны были разнести по Москве весть об уровне охраны «Золотого круга», успешно противостоящей профессионалам, что значительно укрепляло репутацию заведения. Начальник охраны отработал свою тысячедолларовую зарплату, и хозяева ресторана не были связаны обязательством мести за его смерть. Охранников убивают нередко, и в конце концов, подписывая контракт, они знают, на что идут.
Но в данном конкретном случае имелся один нюанс, не позволяющий считать похороны завершением этой истории. Отставной майор принадлежал к невидимому братству «летучих мышей», которые не любят, когда лишают жизни их коллег. И никогда не оставляют такие факты без отмщения.
* * *
Огромное багровое солнце погружалось в яркоголубую воду, и она постепенно теряла насыщенность окраски, темнела, чтобы через час превратиться в черное зеркало, отражающее крупные тропические звезды. Ночь приносила облегчение от экваториального зноя и позволяла поставить тент вертикально, как парус. Правда, сейчас стоял полный штиль, но квадратный кусок выгоревшего брезента выполнял еще роль ловушки для летучих рыб, так что все равно приносил пользу.— Девять дней, — Кисляков завязал на отрезке веревки очередной узел. — Где же все эти чертовы танкеры, сухогрузы, «пассажиры»? Сергей, ты говорил, что здесь очень оживленный район!
Голос его звучал довольно нервно. Он был на пределе.
— Извини, брат, — невозмутимо отозвался Ершов, сосредоточенно вглядываясь в серебристую от закатных лучей гладь океана, пропарываемую туго натянутой леской. — Здесь действительно много маршрутов. В Аден, Джибути, Бомбей, Коломбо… Рано или поздно нас кто-то выловит… Как я эту рыбину… Смотри: раз!
Резким рывком он выдернул из воды полуметровую макрель. Разбрызгивая соленые капли, упругое серебристое тело забилось на дне спасательной шлюпки. Рыбная ловля помогала существенно экономить сухие пайки аварийного запаса.
— Я бы не хотел, чтобы нас выловили именно так, — буркнул Кисляков, глядя на безуспешные попытки добычи вырваться из неожиданного плена.
Третий человек, находящийся в шлюпке, молчал, обшаривая мощным биноклем удручающе пустынный горизонт.
— Пусть хоть как выловят, там разберемся, — скупо отозвался он, не отрываясь от окуляров. Еремееву тоже хотелось поговорить о перспективах спасения, но командир обязан быть сдержанным и немногословным.
Коротким движением блестящего, с зубчатой заточкой, клинка Ершов распустил макрели брюхо и вычистил внутренности за борт.
— Ножи у них хорошие, сами режут…
— Смотри, приманишь акул, — Кисляков нахмурился и вновь взял в руки предмет, похожий на приделанный к пистолетной рукоятке корпус мясорубки с тринадцатью отверстиями в торце — подводный револьвер конструкции В. Барра, состоящий на вооружении в специальных подразделениях боевых пловцов военно-морского флота США.
Здесь все было американским. Каркасная надувная спасательная шлюпка, продукты аварийного запаса, ракетницы, компас… Даже комплекты одежды и исподнее белье принадлежали многофункциональной субмарине специального назначения, приписанной к базе в Литтл-Крик. Только обожженные тропическим солнцем тела под синими куртками ВМФ США принадлежали гражданам России. Тела были хорошо тренированы и обладали специфическими навыками. Трое в американской спасательной шлюпке являлись высококвалифицированными подводными диверсантами, пешками политических игр. То, что они оказались за тысячи миль от дома, в иноземной шлюпке и чужестранной одежде, без поддержки страны, которой приносили присягу, свидетельствовало, что эти игры ведутся без всяких правил.
Клацнула защелка — Кисляков переломил револьвер. Последние дни он почти не выпускал оружия из рук и пристально всматривался в водную гладь, как будто сию минуту опасался нападения акул.
— Здорово сделано! Здесь три бойка, и курок бьет по всем сразу… Но срабатывают они по очереди…
— Да? — Еремеев опустил бинокль. — Ну-ка, дай посмотреть…
Ершов чуть заметно кивнул, одобряя действия командира. Затерявшимся в водной пустыне грозит много опасностей, и на первом месте, вопреки распространенным представлениям, вовсе не смерть от голода и жажды. Ален Бомбар, пересекший в одиночку океан, доказал, что можно питаться рыбой и пить морскую воду. Но мало кто знает, что отчаянный француз стал постоянным пациентом психиатрических клиник: не помогли ни могучее здоровье, ни железная воля — просто есть вещи, которые человеческий рассудок вынести не в силах.
— Действительно здорово…
Бегло заглянув в механизм, Еремеев привел револьвер в обычное положение и сунул под сиденье.
Кисляков недовольно скривился и потянулся вперед.
— Отдай мне!
Ершов и Еремеев переглянулись.
— Оружие должно находиться у командира, — Еремеев вложил в протянутую руку бинокль. — А ты смени меня в наблюдении за горизонтом.
— Подумаешь, командир… Ты лейтенант, а я — старший лейтенант! Раскомандовался! Где ты был, когда нас бросили на морском дне?
С того момента, когда глубоководный колокол плавучей базы для проведения специальных операций неожиданно пошел вверх, оставляя трех «тюленей» на произвол судьбы в морской пучине, они не расставались ни на минуту. Но похоже, Кисляков этого не помнил. Тяжелые испытания, когда они следуют одно за другим, могут сломить даже тренированную психику. Угрожающая неминуемой смертью бескрайняя гладь океана гипнотизирует, высасывает разум, вызывает агрессивные психозы. Загадка «Марии Селесты» и других внезапно обезлюдевших судов имеет простое и страшное объяснение… А в надувной шлюпке негде повернуться, и многодневная раздражающая скученность подсказывает самый простой выход…
— Заткнись и выполняй приказ! — рявкнул Ершов. — Оружие должно быть у командира, а ты следи за горизонтом!
Кисляков вздрогнул.
— Ладно, ладно, не ори… — примирительно пробормотал он и прильнул к окулярам.
Ершов и Еремеев снова переглянулись.
Может, у товарища еще и не «поехала крыша», просто раздражение, депрессия… Но лучше не давать ему ни ножа, ни револьвера, не поворачиваться спиной и не оставлять бодрствовать, когда двое других спят.
Еремеев разделал макрель на куски для провяливания. Он обыденно выполнял работу, ставшую привычной и необходимую для того, чтобы выжить. Но мысли возвращались к главному вопросу: какая сволочь бросила их на верную гибель? Кто отдал приказ? И чем он мог быть вызван?
— Надо было нам перемочить их всех, — неожиданно сказал Кисляков.
— Кого? — удивился командир.
— Американцев. Захватить лодку — и дело с концом! Сейчас бы уже были дома.
— Больно ты быстрый. Перемочить… За что? И разве это так просто?
— Просто, сложно… Я вернуться хочу! Посмотреть в глаза сукам, которые нас уже похоронили с воинскими почестями! Знаю я эти почести! Закопали гробы с камнями да дали залп… Квартиру Нинке небось никто не выделит, так и будет мыкаться с девчонкой по углам! И за нас ни с кого не спросят — спишут, и дело с концом!
Его спутники тяжело вздохнули. Скорей всего так и будет. Подумаешь, три человека! Сейчас целые дивизии списывают, и ничего!
Ход мыслей преданных начальством «тюленей» был верным: жертва пешек — обычное дело в любой игре. Но в данном случае игра имела продолжение и ставила целью низвержение более крупных фигур. А потому безболезненного «списания» пропавших не произошло.
* * *
— Какова судьба трех офицеров, прикомандированных к вашему судну для выполнения специального задания?Генерал Верлинов возглавлял служебное расследование в ранге специального представителя Президента. Он занимал свой собственный кабинет в бывшем одиннадцатом отделе, а ныне Управлении по безопасности специальных технических объектов. Напротив, за приставным столиком, сидел седой, просоленный морскими ветрами и сильно загорелый командир специальной плавучей базы, замаскированной под болгарское научно-исследовательское судно «Солнечный берег». За десятилетия нелегальной работы он забыл свою настоящую фамилию и привык к конспиративному болгарскому имени и цифровому псевдониму «четыреста двадцать восьмой». И то и другое ему порядком осточертело.
— Где эти люди? — повторил вопрос Верлинов. Энергичный и целеустремленный, в отглаженном и безупречно сидящем генеральском мундире, он разительно отличался от заметно подавленного полковника, на котором нелепо топорщился китель с чужого плеча: на «ковер» полагается являться в форме, а «четыреста двадцать восьмой» всю службу проходил в тельняшке да штатских костюмах.
— Они спустились на глубину, в это время власти собрались произвести досмотр «Солнечного берега», я запросил Центр и получил приказ покинуть территориальные воды Греции…
Голос полковника звучал глухо, и смотреть Верлинову в глаза он избегал, хотя старался, чтобы это выглядело естественно: то рассматривал свои туфли, то обшаривал взглядом кабинет.
— Выполняя приказ, я поднял колокол и ушел в нейтральные воды. О судьбе водолазов мне ничего не известно. Связь с ними отсутствовала.
— Значит, вы бросили товарищей на гибель?
— Я выполнил приказ, — повторил «четыреста двадцать восьмой». Он все решил для себя тогда, когда приказал поднять пустой колокол. И рассчитал, что приказ защитит его от неблагоприятных последствий. Но лица оставленных в пучине людей навсегда врезались в память.
— Иначе база была бы расшифрована и разразился международный скандал.
— Кто подписал приказ?
Верлинов спрашивал для диктофонной записи. Копия шифротелеграммы уже лежала у него в папке.
— Полковник Дронов.
Недолго занимавший должность начальника управления Дронов оглушенно расхаживал по коридору. Увидев Верлинова, он потерял дар речи, а прочтя предписание на проведение служебного расследования, понял, что судьба его предрешена. И учреждение гудело, как растревоженный улей: "меняется власть… ", "никакой он, оказывается, не предатель — видно, выполнял особое задание… ", "еще бы, полномочия от самого Президента… ".
Из кабинета на негнущихся ногах вышел «четыреста двадцать восьмой».
— Вам приказано зайти.
Дронов с трудом открыл удивительно тугую дверь.
— Где группа лейтенанта Еремеева? — сразу же спросил генерал, даже не предлагая ему сесть.
Полковник пожал плечами. В этой игре роль жертвы предназначалась ему. А значит, оправданий никто слушать не будет. Да и чем оправдать гибель троих подводников…
— Где начальник института Данилов?
Дронов обессиленно прислонился к стене.
— Это был несчастный случай… Передозировали «сыворотку правды»…
— Значит, преступная халатность, незаконные методы ведения дознания и неумышленное убийство, — обращаясь к самому себе, подытожил Верлинов. — Что ж, юристы разберутся.
Он нажал кнопку селектора. Через несколько минут два ухватистых молодца в штатском из прибывшей с генералом свиты вошли в кабинет, привычно срезали с Дронова погоны и, крепко взяв под руки, свели вниз, к машине. Здесь на него надели наручники.
— Давай в ГВП, — приказал старший и водитель привычно тронул с места.
Директор ФСБ, как и положено по должности, узнал о происходящем очень быстро. Полученная информация казалась невероятной: убежавший за кордон Верлинов внезапно объявился в Москве и по-хозяйски распоряжается в одном из подразделений Службы. Такого просто не могло быть! И тем не менее — факт налицо… Значит, за ним некто очень и очень влиятельный и могущественный.
«Коржовские штучки, — с ненавистью подумал Степашкин. — Совсем обнаглел! Делает что хочет, лезет через мою голову и даже в известность не ставит! Сейчас доложу Хозяину, пусть придержит своего пса…»
Но прежде чем он успел что-либо предпринять, раздался звонок белого аппарата с устаревшим гербом СССР на диске. По системе связи АТС-1 могли звонить только первые лица в государстве, и Степашкин сразу взял трубку. На линии был Коржов.
— Там ваш Дронов такого наворочал! — без предисловий начал он. — Провалил специальную операцию в Эгейском море, по его вине погибли три исполнителя… А это дело напрямую касается безопасности высшего руководства страны!
«Вон куда загнул…» — директор выпустил распирающий грудь воздух, словно пар сбросил. Он тоже нес ответственность за акцию на шельфе Тиноса, при желании спросить могли и с него. А могли только с Дронова, ибо по общему правилу голову рубят тому, кто стоит ближе к неблагоприятным последствиям. Вышестоящему же руководителю лишь грозят пальцем. Если, конечно, отсутствуют всякие привходящие обстоятельства.
— Почему я ничего не знаю о проверке? — совершенно мирно спросил он, будто минуту назад не был готов разорвать Коржова в клочья. — И почему проводит ее разыскиваемый преступник?
— Администрация Президента правомочна проводить внутренние расследования без уведомления заинтересованных руководителей, — буднично сказал Коржов. И он сам, и Степашкин знали, что никакого закона по этому поводу нет. Но оба знали банальную, избитую, циничную, но тем не менее справедливую присказку: «Тот прав, у кого больше прав». Когда действуешь от имени главного человека в стране, нет необходимости отчитываться перед директором ФСБ.
— А насчет Верлинова вы ошибаетесь, — продолжал Коржов. — Он полностью реабилитирован. Я бы ходатайствовал о восстановлении его в прежней должности.
— Что?! — Степашкин задохнулся от возмущения. У каждого человека есть чаша долготерпения и осторожности, сейчас она переполнилась. — Если доходит до такого, то назначайте его сами! Хотя для этого вам надо занять мое место!
— Есть и другой выход, — невозмутимо возразил Коржов. — У меня в руках проект президентского указа о преобразовании Управления по безопасности специальных технических объектов в Службу внутреннего контроля при Главном управлении охраны. И о назначении генерала Верлинова начальником этой службы. Через десять минут он будет подписан.
Директор молчал. Бессильная ярость сотрясала его тело.
— До свидания, — вежливо произнес Коржов и отключился.
* * *
Морозный ветер обжигал щеки, мелкие колючие снежинки секли лицо, но Аслан Идигов блаженно улыбался: после мрачного и затхлого подземелья его радовала любая погода. Свежий воздух, дневной свет, иногда проглядывающее сквозь низкую облачность солнце… Он никогда не обращал внимания на все это, разве что когда сидел в СИЗО и раз в день выводился на прогулку в маленький квадратный дворик с каменными, в бетонных набрызгах стенами, стянутыми поверху проволокой, образующей привычный решетчатый узор. В тюрьме тоже хватало всяких мерзостей, но по крайней мере там не водились огромные пауки, высасывающие человека словно обычную навозную муху!Бр-р-р! Волк не отличался впечатлительностью, но, вспомнив, что сталось с несчастным Клювом, передернулся от ужаса и отвращения. Эта тварь вполне могла высосать его самого, да, видно, Аллах сохранил. Или просто повезло. Волк был не слишком религиозен и предпочитал простые объяснения. В том, что он оказался на поверхности, ему тоже повезло — помогла дружба с Русланом Тепкоевым. Сам Магомет принял его, обласкал и распорядился устроить в Москве. Теперь он получил отдельный номер в «Останкине» и талон регистрации, защищающий при проверках паспортного режима. Магомет сказал, что все будет нормально. Будут и дела, будут и деньги, будет уважение земляков.
А остальные «командированные» пока сидят под землей, но со дня на день их отправят на родину. А что там хорошего? Война — она и есть война… Одно дело, когда ты с друзьями остановил поезд, где нет ни одного вооруженного человека, и делаешь что тебе вздумается. И совсем другое — когда против тебя армия с пушками, танками, вертолетами… Правда, армия почему-то сделать ничего не может. Так считается: не может. А многие думают по-другому: может, но не хочет. Точнее, там наверху не хотят, потому и армию за узду держат. Скорей всего так и есть. Ведь даже в поезде, когда напоролись на этих двоих с пистолетами, что получилось? Они на месте убили Алаудина, Ибрагима и Алика. И Сулейману поездом отрезало ноги, он тоже умер. Восемь «волков ислама» во главе с Бадыром погнались за неверными. Вчера Аслан позвонил домой и узнал, что семеро убиты, а Бадыр повредился умом. Вот что получается, когда хотят.
У киоска «Моссправки» очереди не оказалось. Волк извлек из внутреннего кармана измятый загранпаспорт, впился взглядом в фотографию. Красивая блондинка с голубыми глазами… Определить цвет на черно-белой фотографии было нельзя, но он хорошо помнил, что они голубые. И помнил колыхнувшийся в них страх, который так подстегивал и возбуждал его…
— Пилотникова Наталья Сэргеевна, — сказал он, пригнувшись к низкому окошку, и тут же поправился:
— Плотникова, шестьдесят четвертого года…
Он старался, чтобы сквозь стекло была видна только широкая, больше похожая на оскал, улыбка. Потому что глаза могли выдать его намерения.
Но полная женщина с унылым лицом безразлично заполнила бланк, приняла деньги и буркнула сквозь зубы:
— Через час.
Волк неприкаянно слонялся по улицам, съел булку с сосиской, политой сладкой горчицей, выпил несколько банок пива. Настроение понемногу портилось, хотелось дать кому-нибудь в морду, попинать ногами, ткнуть стволом в трясущийся живот. Он чувствовал себя в тонусе только тогда, когда оскорблял, унижал, избивал кого-то.