Страница:
* * *
Маша, умело манипулируя специальными щипчиками, расправлялась с омаром, Макс аккуратно резал толстые кружочки тушеной оленины под необыкновенно вкусным соусом. Нежное мясо буквально таяло во рту. На эстраде сменились декорации: теперь вокруг до блеска отполированного шеста вились, сменяя друг друга, полуголые - лишь в узеньких трусиках, девушки. Голова у Макса почти прошла, но что-то изменилось в восприятии окружающей действительности. Маша. Он вдруг почувствовал, что ему не о чем с ней говорить. Они не виделись шесть лет, потом натрахались до одурения, выпили коньяка, теперь ужинают в ресторане, и вроде все хорошо и приятно... Но говорить не о чем! А может, это Максу только казалось - живая ткань, связующая нить и прочая ерунда. Может, ничего между ними такого и не было, он просто навыдумывал себе, ворочаясь на жестком матрасе в убогом жилище: золотая девушка из снов, запах амброзии, вино и любовь. Недаром же богатяновские прозвали его чокнутым. А Маша неплохо жила без него. Уволили из Аэрофлота - устроилась в какой-то кооператив, знакомилась с мужчинами, ходила в "Аркадию" и другие кабаки, смеялась, раздевалась, принимала ванну с эротическими каплями, ложилась в постель, кричала в оргазме, по утрам готовила завтрак на двоих. И снилась Максу в далеком Тиходонске. И вот она опять рядом с ним, девушка из снов. Настоящая, живая, только он не знает, о чем с ней говорить. Макс заказал еще вина. Официант мгновенно принес новую бутылку, ловко наполнил бокалы. - Теперь за что пьем? - спросил Макс. Маша улыбнулась. - Наверное, за прошлое? Макс покрутил головой. - Нет. За прошлое я не согласен. - Почему же? По-моему, у нас все было замечательно. - Да, - индифферентно отозвался Макс. Он в самом деле так считал. - Помнишь, ты мне привез куртку на гагачьем меху из Голландии? А литровую бутылку "Баллантайна" помнишь? А бежевый исландский свитер? Макс вспомнил: в Исландии его "клиент" находился под плотным наблюдением, встреча едва не сорвалась. Два часа ожидания на побережье под ледяным ветром - в плаще и туфлях на тонкой подошве; о чем он только не передумал тогда... Да, и о теплом свитере тоже. И о русской бане с обязательной рюмкой водки. - Конечно, помню, - сказал Макс. Маша смотрела на него, вертя в пальцах бокал с вином. Она, наверное, ожидала, что он вспомнит что-то еще: роскошный кожаный плащ из Западного Берлина, например, или французские сапоги на высоченной шпильке, или какого-то засушенного ящера, которого он притащил из Харары, столицы суверенной Борсханы... Но Максу нечего было добавить. Иначе пришлось бы рассказать и о том, как его чуть не использовали в качестве жаркого для Мулай Джубы. - Но прошлое... Эти шесть лет стоят между нами. Я ощущаю эту стену... - Вот в чем дело? - Маша закусила нижнюю губку. - Мужчины, да? Ты это имеешь в виду?
Макс молча прихлебывал вино. Веселящийся ресторан будто остался за прозрачной звуконепроницаемой стеной. Маша сосредоточенно ковырялась в омаре. - Ты хочешь знать о моих отношениях с мужчинами... Ну что ж... Я предлагаю так, - после небольшой паузы сказала она. - Давай расскажем все друг другу. Ты - мне, я - тебе. Откровенность за откровенность. Макс покачал головой. - Почему же? - удивилась она. - У меня, например, нет от тебя никаких жутких тайн. За эти шесть лет я действительно спала с мужчинами. Я же живой человек. Тем более что ты пропал неизвестно куда! Тогда я еще летала, у нас был второй пилот, симпатичный парень, я ему давно нравилась. Раз засели в Ташкенте, погода нелетная - день, два, три... Пошли вместе в кино, потом шампанское в номере... Все вышло само собой... Она отодвинула тарелку с выеденным омаром. Из разваренного панциря вытарчивала бело-розовая бахрома. Когда меня сократили, мы стали встречаться реже, постепенно все сошло на нет... - И это все? - недоверчиво спросил Макс. - Почти. Один доктор... Потом финн, он даже замуж звал, до сих пор открытки присылает... Маша резко оборвала тему. - А теперь расскажи про свои похождения. - Какие там похождения - врагу не пожелаешь, - тяжело вздохнул Макс. - Жил в трущобе, на правах полудурка-примака, сожительница торговала шмотками на рынке, ее сынок водился с босяками. Ужас! А кто у тебя сейчас? - без перехода спросил он. - Как кто? Ты! Фраза прозвучала фальшиво. - Это последние два дня. А до того? Она ответила не сразу. - Ну... Был один. Мы с ним случайно познакомились. Ничего: высокий, голубоглазый, всегда в обалденном костюме... Потом мы расстались. - А как его звали? - Ну, скажем, Сережа. Или Игнат. Разве это имеет значение? Что ж, гипотетический соперник теперь обрел хоть какие-то очертания. Рост выше среднего. Голубые глаза и обалденный костюм. Сережа или Игнат. Макс позвал официанта и попросил счет. - Как будете расплачиваться? - деликатно поинтересовался Виктор. Карточкой, наличными? - Наличными. Только... Долларами можно? - неуверенно спросил Макс. - Вообще-то нельзя, но... Я все устрою. Официант исчез. - И где он сейчас, этот Сережа-Игнат? - Не знаю, - сказала Маша. - Честно. - Тогда за честность в отношениях! - Макс допил свое вино. Ужин обошелся ему в триста долларов. Плюс тридцатник, который он, по подсказке Маши, дал "на чай". - Десять процентов от счета - это нормально, - пояснила она. - Только назови сумму, которую он может взять себе. А сдачу он принесет в рублях, по сегодняшнему курсу. Так все и получилось. В холле перед гардеробом сидел на стуле пьяный человек средних лет с перекошенным злобой лицом. Коротко стриженный атлет почтительно уговаривал его ехать домой. Из распахнутой двери казино валил сигаретный дым. - Уже уходите? - спросил лысый гардеробщик. Он подал Маше шубку, вынес, словно на распялке, поношенную куртку Карданова, но тот оделся сам, засунув, однако, в оттопыренный карман гардеробщика десять рублей. Адекватно ли это стакану сока за пять долларов, он не знал. Скорее всего нет. Мороз давил, дул пронизывающий ветер, широкий, ярко освещенный проспект был пуст. Они простояли не меньше десяти минут, но редкие машины, не сбавляя скорости, проносились мимо. - Надо было заказать такси, - запахивая под горло ворот шубы, проговорила Маша. В голосе едва заметно обозначилось недовольство. Думать о таких вещах полагалось кавалеру. Со стоянки выкатил огромный черный "Мерседес" с черными стеклами, мягко притормозил рядом. Тонированное стекло медленно съехало вниз. Макс остро ощутил опасность. - Садитесь, мы вас подвезем, - выглянул наружу давешний пьяный. Сейчас он имел вполне респектабельный вид и любезно улыбался. - Спасибо, - Маша улыбнулась в ответ и шагнула к темному проему открывающейся дверцы. Карданов поймал ее за руку. - Езжайте, мы подождем такси. Оказывается, злоба никуда не исчезла, только спряталась в глаза, губы, морщинки, впиталась в кожу. Сейчас она мгновенно выплеснулась наружу. Доброжелательное лицо мгновенно превратилось в оскаленную блатную харю. - Федун, убери лоха! А телку - в машину, - произнесла харя, и из темного проема выдвинулась шишковатая стриженая голова. "Выигрывает тот, кто раньше начинает", - вспомнил Макс одну из заповедей Спеца и, не дожидаясь дальнейшего, развития событий, резко захлопнул дверь, вправляя шишковатую башку на место. Послышался глухой удар и сдавленный вопль. Но ясно было: этим дело не кончится. Поэтому он тут же распахнул переднюю дверцу, схватил за ворот отчаянно сопротивляющегося хозяина и одним рывком вырвал его наружу. - Ах ты паскуда! Ты уже труп... - ужасным голосом пригрозил тот и попытался сунуть правую руку под пальто. Короткий крюк снизу - пушистая шапка отлетела в сторону, челюсти лязгнули, фраза оборвалась на полуслове, глаза закатились. Макс опустил обмякшее тело на обледеневший тротуар. Из машины тем временем вновь полез отчаянно матерящийся Федун. Удар дверцей по темени явно не добавил ему хорошего настроения, и на этот раз он пер напролом, как танк. Отскочив в сторону, Макс быстро огляделся. Урна! Когда Спец учил их желторотых курсантов рукопашному бою, то часто говаривал: берегите здоровье, экономьте силы, всегда используйте подручные предметы! "Подручный предмет" весил килограммов пятнадцать, и Макс с размаху обрушил литой узорчатый кожух на ключицу стриженого. Спец с ходу влепил бы ему "двойку" - действия должны отличаться максимальной эффективностью, поэтому следовало бить по голове. Впрочем, в конкретной ситуации этого оказалось достаточно: скособочившись, атлет упал на колени. Карданов не знал, сколько еще человек находится в "Мерседесе", поэтому метнул урну вовнутрь, придав ей ускорение пушечного ядра, а сам обежал машину, стремясь нейтрализовать того, кто сидел за рулем. Тот допустил ошибку всех российских водителей в подобных ситуациях и полез наружу, разом утратив все преимущества, создаваемые мощью двигателя и надежной твердостью кузова. Его оправдывало только то, что отечественных шоферов никто не учит, как такое преимущество использовать, и они Думают, что пистолет эффективней, чем танк. Макс же имел специальную подготовку и потому действовал нетрадиционно: вместо того чтобы бежать по кратчайшему пути, он обогнул автомобиль сзади. В первом случае выигрываешь пару секунд, но оказываешься с шофером лицом к лицу, да еще он прикрыт дверцей, что заметно сковывает действия нападающего. Карданов же с ходу налетел на начавшего разворачиваться водителя и ударил его кулаком за ухо, так что тот отлетел к фонарному столбу, выронив так и не понадобившийся пистолет. Макс быстро заглянул в салон. Там никого не было, только урна на заднем сиденье. Ровно урчал мотор. Он осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Хозяин уже сидел, ощупывая челюсть, Федун, перекосившись набок, поднимался на ноги, водитель, тряся головой, стоял на четвереньках. От будки автостоянки спешили два охранника с очевидным намерением восстановить справедливость. Причем справедливость они понимали явно не так, как Макс. Решение пришло мгновенно. Карданов сел за руль. - Прыгай, - скомандовал он застывшей соляным столбом Маше. Как загипнотизированная, она юркнула в салон. Сзади щелкнул пистолетный затвор. - Эй ты, тронешь тачку - тебе конец! - закричал кто-то, а кто-то просто разразился многоэтажным матом. Макс резко рванул с места, распахнутая задняя дверца захлопнулась инерцией, отрезая все звуки. Стрелка спидометра качнулась к ста сорока. - Ну ты даешь! - восхищенно сказала Маша. - Ты же хотела прокатиться, - сквозь зубы процедил Макс, напряженно вглядываясь в зеркало заднего вида. Пока погони не было. Но у него снова начала болеть голова.
* * *
Кровь совершала один из последних своих круговоротов. Тропин завершал работу. До конца оставалось меньше двадцати минут, сердцу осталось простучать ровно тысячу раз. Облепившим один из сердечных сосудов микротромбам не хватало лишь малого, чтобы полностью закрыть просвет, остановить кровоток и успокоить это тело раз и навсегда.
* * *
Высадив Машу у подъезда, Макс отогнал "мерс" за несколько кварталов и оставил в каком-то переулке. Когда он вернулся, Маша уже переоделась в халатик и приготовила чай. На него повеяло семейным уютом. - Макс! - Маша бросилась ему на шею. - Какой ты отчаянный! Один против троих, а они даже не успели тебя ударить! - Хорошо, что не успели... У меня раскалывается голова. Она бы взорвалась, как бомба! - Голова? - Маша отстранилась. - Давай померим давление... Маленький симпатичный приборчик туго обхватил запястье. - Сто шестьдесят на девяносто, - сказала Маша. - Высокое. Может, от стресса... Сейчас я тебе поставлю пиявок. Это самое верное дело. И естественное, а потому безвредное. Снимай рубашку! Макс не возражал. Он закрыл глаза и расслабленно сидел в глубоком кресле. Девушка сходила на кухню, вернулась. - Сначала парочку сюда, потом сюда... Что-то мокрое и холодное ткнулось за ухо, потом за второе... - Классе в третьем или четвертом кто-то из детдомовских сказал, будто бы пиявки могут всосаться в кожу и через поры проникнуть внутрь человека, вспомнил вдруг Макс. - Ну а потом, значит, прямиком в сердце. И тогда стоп-машина. Сливай воду, как говорили наши. Меня после этого долго не могли затянуть на пруд... - Это все ерунда, мы очень хорошо лечим, - ласково проговорила Маша, и было непонятно, к кому она обращается - к Максу или к пиявкам. - Теперь на шейную артерию... У них в слюне антикоагулянты - это хорошая профилактика тромбозов... Пиявки напоминали смоченные в холодной воде и отжатые комочки ваты. Но в отличие от ваты они не отпадали и не нагревались до температуры тела. - Подними руку. Теперь вторую... Мокрые комочки сидели за ушами, на шее, под мышками, на внутренних поверхностях предплечий. Как ни странно, Макс почувствовал некое умиротворение. Подспудно владевшая им последние дни тревога стала постепенно растворяться. И он незаметно погрузился в спокойный, оздоравливающий сон.
* * *
В потоки крови резко ворвались новые ферменты. Они явно пришлись не по вкусу расплодившимся чужакам: темные сгустки деформировались, уменьшались в размерах и растворялись. Съежился один микротромб, второй, третий... Опасный сгусток распался на сотни и тысячи кровяных шаров, которые продолжили свой путь по бесконечным лабиринтам кровеносной системы. Готовый закупориться сердечный сосуд очистился, кровь вновь побежала свободно и упруго. Через некоторое время последствия действия тропина были нейтрализованы полностью.
* * *
Следующий день Макс посвятил поискам работы. Положив перед собой газету объявлений, он обзванивал охранные фирмы, предлагая свои услуги. Ответы были разнообразными, но одинаковой направленности. - Сколько вам лет? Нет, мы берем только до тридцати. - Лицензия имеется? Нет? Тогда ничего не получится. - Где вы работали до этого? В спецслужбах? Как нет документов? Это, знаете, несерьезно... - Какие у вас рекомендации? Нет, просто так мы на испытательный срок не берем. В двух местах ему предложили охранять девочек по вызову и еще в одном сторожить строящуюся дачу под Истрой. В конце концов Макс отложил газету и раздосадованно откинулся на спинку кресла. Жизнь поворачивалась незнакомой стороной. Его навыки и умения настолько специфичны, что предполагают очень узкую область использования. К тому же они не подтверждены документами... Нормальной гражданской профессии у него нет, работы нет, счета в банке нет... Как жить в стране, где стакан сока в ресторане стоит пять долларов? Устроиться регулировщиком радиоаппаратуры на военный завод в Зеленограде? И жить на зарплату по программе прожиточного минимума... Пара колготок на три месяца, сапоги на пять лет, пальто на десять... Макс попытался представить Машу в выношенном дерюжном пальто, стоптанных сапогах и драных колготках. Ни косметики, ни парфюмерии, ни даже прокладок с крылышками... Нет. Это будет другая женщина. Другая кожа, другие глаза, другой запах. И другое поведение, другое мышление, другие привычки. Прожиточный минимум рассчитан не на людей. На люмпенов. Трущобы с водой и сортирами на улице, очереди на биржу труда и в магазины, постоянные унижения, изнурительный труд, пьянки, драки, кражи, убийства, совокупления и смерть, такая же гнусная и убогая, как жизнь. Нет, надо что-то придумать, найти способ обеспечить достойную жизнь... И вдруг в голову пришла мысль, от которой Карданов подскочил в кресле. Если в его чемодане оказалась бомба, то где-то должен находиться тот, настоящий чемодан с огромными деньгами! И его надо отыскать! Макс вскочил и возбужденно заходил по комнате. Но как это сделать? Тут нужны официальные возможности и неофициальные связи, верные люди и специальное снаряжение, да мало ли что еще! А у него ничего нет, и сам он на сегодняшний день никому не нужен. В этом последнем Макс здорово ошибался.
Глава 4
КОМУ НУЖЕН МАКС КАРДАНОВ?
После повышения Иван Золотарев еще не успел перебраться в уютный двухэтажный коттедж на территории Ясенева, да и по правде сказать - чем родная Басманка хуже?.. Надо держаться корней. Каждое утро ровно в шесть тридцать под окнами его квартиры появляется служебная "Волга", только что намытая до черного блеска в министерских гаражах. Валентин и Сергей шофер и охранник (а точнее - оба охранники и оба, если надо, шоферы), аккуратнейшие и крепкие ребята, выходят из машины, первый с рацией в руках контролирует обстановку вокруг, второй проверяет подъезд. После этого телефон на золотаревской кухне издает деликатный писк: все нормально, Иван Федорович, можно выходить. Золотарев к этому времени всегда наготове, ему остается только взять свой "дипломат". Сергей ждет у двери и идет впереди, страхуя. В левой руке рация,- правая в кармане, на взведенном пистолете. Вытащить и выстрелить секунда, но Сергей умеет стрелять и через карман. У киллеров в данном случае нет ни малейшего шанса. Впрочем, убивать начальника нелегальной разведки нет никакого смысла: другое дело - похитить, выдоить данные о зарубежной агентуре. Хотя... В сильном государстве такое немыслимо, а разведчики слабого никому особенно и не нужны. Разве что похитить для выкупа. Сейчас это - самая вероятная опасность. Выйдя из подъезда, генерал осматривается, глубоко вздыхает и садится назад. Сергей плюхается рядом с шофером. Воздух сегодня с утра мутноватый, будто каплю теплого молока добавили, - и в то же время светящийся, чистый, праздничный, как на средневековых фресках. Гемоглобин, адреналин - что-то такое растворено в утреннем московском пространстве, что-то здоровое, бодрящее, еще не испорченное, не переработанное чужими легкими. Приятно. Если Золотарев и переберется в Ясенево, так только затем, чтобы сэкономить полчаса на утреннюю пробежку. Секретарша Ирочка уже на рабочем месте и ставит мировой рекорд по скорописи. - Доброе утро, Иван Федорович. Только что принесли из аналитического отдела. Она передала Золотареву пакет. Иван Федорович быстро взглянул на бумаги, сказал: - Очень хорошо. Через полчаса свяжитесь с Яскевичем, пусть зайдет ко мне. Быстрые Ирочкины пальцы уже набрали нужную строчку в электронном "Органайзере" - можно не сомневаться, что ровно через тысячу восемьсот секунд Яскевич получит соответствующую информацию. - Вам кофе или чай, Иван Федорович? - Кофе. - Золотарев тепло улыбнулся. - Можно без пенки. Ирочка улыбнулась в ответ - наверное, это был какой-то словесный код, значение которого не понять никому, кроме обладательницы самых стройных ног в аппарате СВР и ее непосредственного начальника. Золотарев открыл свой кабинет, прошел внутрь, повесил пальто в шкаф. Бросил на стол пакет, достал из ящика пачку "Мальборо", закурил, сел в кресло и с головой ушел в изучение бумаг. Смолил он, как правило, только на работе - дома почему-то не хотелось. Перед ним лежал отчет аналитического отдела "Деятельность агента Бена после ареста связников в 1969 году". Отчет помещался всего на четырех страницах, и суть его была предельно ясна. Иван Федорович выпил кофе, выкурил еще сигарету. Да, все это может вылиться в грандиозный скандал. - Подполковник Яскевич в приемной, Иван Федорович, - почтительно доложила Ирочка. - Пусть зайдет. Почти сразу распахнулась дверь. - Разрешите? У вошедшего - лицо интеллигента в пятом поколении, большие, широко расставленные глаза, безукоризненные манеры. Яскевич заведовал Западно-Европейским сектором с 1994-го и был одним из приближенных людей бывшего Директора. Тот сам относился к "высоколобым" и не боялся окружать себя такими же. - Садитесь, Станислав Владимирович, - пригласил Золотарев. - Что вы думаете о последнем сообщении Артура? Яскевич отличался тем, что помнил все шифровки, проходящие по его сектору. - Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже двадцать восемь лет. И еще им осталось два года. - А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной. Явно довольного жизнью. - Явная ошибка. Другого объяснения быть не может. Золотарев кивнул, будто соглашаясь. - Ну а если все же не ошибка? - Перевербовка? - Яскевич пожал плечами. - Столько лет прошло. Бен давно умер. Какое все это сейчас имеет значение? - Лорд Колдуэлл давно умер, - снова согласился Золотарев. - Но в силу ряда причин, о которых речь пойдет позднее, нам крайне необходимо знать, какой ориентации он придерживался в последние годы жизни. - После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался поддерживать с нами какие-либо контакты. - И это все, что вам известно? - Все. - Подполковник кивнул. - А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело обстоит не так просто. Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки. - Итак, агент Бен - серый кардинал Лейбористской партии, очень влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971 года лоббировал нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось... Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного. - В 1978-м он возглавил комитет ООН по Африке, а год спустя Борсхана расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на шлифовку крупной партии алмазов и подписал его с "Де Бирс". Страна понесла огромные убытки. Позднее Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя распаду Советского Союза. Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки. - Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести? Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или или. И мы должны совершенно точно знать - в каком "или" тут дело. - Колдуэлл умер, - сказал Яскевич. - Но Птицы живы. Он все понял. - Верно, - кивнул Золотарев. - Кто у нас в Лондоне - Худой? Пусть пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз2. Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать начальству, но генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы. - Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную тюрьму... Золотарев набычился. - Вряд ли! - уже твердо повторил Яскевич. - Наши позиции здорово ослабли. И в Лондоне, и во всей Западной Европе. Агентурная сеть расползлась в клочья, новых приобретений практически нет. Да вы сами знаете. Столько перебежчиков, столько провалившейся агентуры... От наших офицеров шарахаются, как от чумы. Сейчас с большей охотой станут сотрудничать с сальвадорской разведкой, чем с русскими... К тому же тюремный персонал... Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой пива. С Худым никто не станет работать. Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат прямой связи с Директором СВР, генерал подхватил трубку с молодцеватой лихостью лейтенанта: - Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие вопросы? Ну да, обычные, сейчас все сводится к финансированию экономики... Я все подготовлю. Есть! Многозначительно посмотрев на подчиненного, Золотарев нахмурил брови, вспоминая, о чем шел разговор. - Итак, с Худым никто не станет работать. И возможностей заглянуть в Уормвуд-Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали? Яскевичу стало неуютно. У генерала была фраза: "Человек, пропащий для разведки". Услышав ее в свой адрес, можно было тут же собираться на пенсию. А сейчас, похоже, она уже вертелась у начальника на языке. Заработал факс на приставном столике. Белый язык плотной финской бумаги полез наружу, загибаясь и словно дразня. Золотарев подошел к аппарату, рассеянно прочитал сообщение, отложил в сторону. - Очевидно, я не совсем точно выразился, товарищ генерал, - промямлил Яскевич голосом, который был противен ему самому. - Просто обстановка очень сложная, мы испытываем немалые трудности... И я надеюсь на ваш совет и подсказку... Начальник управления многозначительно покивал. Ему нравилось, когда перед ним склоняли голову. Неторопливо потянувшись к сейфу, Золотарев открыл тяжелую дверцу, извлек красную пластиковую папку. В таких обычно хранились личные дела нелегалов. - Вы забыли, что у Птиц был сын! - Он резко повернулся к Яскевичу. - Когда они сгорели, его вывезли в Союз! Это было в июне семьдесят первого, операцию проводил капитан Веретнев, псевдоним Слон! Яскевич опустил голову и покраснел. Он чувствовал себя школьником, не выучившим урок. - Парень вырос, поступил в ПГУ3, прошел все мыслимые проверки и очень хорошую подготовку, работал в Международной экспедиции ЦК КПСС, в девяносто втором следы его затерялись! А он, между прочим, родился в Лондоне и по английским законам является гражданином Великобритании! Вот метрика! Генерал извлек из папки официальную бумагу с водяными знаками и четким английским текстом, потряс ею перед носом окончательно раздавленного Яскевича. - И ему сам Бог велел официально прийти в администрацию тюрьмы и поинтересоваться судьбой своих родителей! - Вряд ли МИ-5 поверит в чистоту и невинность этого визита, - глухо произнес Яскевич, чтобы хоть что-то сказать. Золотарев улыбнулся. Это была улыбка превосходства, причем не того примитивного должностного превосходства, которое признавал в нем Яскевич, а превосходства профессионального, интеллектуального, наконец, в котором начальник сектора напрочь ему отказывал. - Наплевать. Даже если в Лондон заявится Иисус Христос собственной персоной, контрразведка в него не поверит. Контрразведка и не должна никому верить! Но интерес сына к родителям - достаточно обоснованный повод, чтобы на нем можно было строить легенду. Разве не так? Теперь он показательно драл Яскевича на его поле. - Так... - К тому же, если Макс... Кстати, вы знаете, что его оперативный псевдоним Макс? Яскевич, конечно же, не знал, но кивнул. - Так вот, если Макс проявит хорошие способности и подтвердит свои прежние характеристики, то мы можем вернуть его на службу! Высококвалифицированные специалисты нам не помешают, верно ведь? Яскевич кивнул еще раз. - Вопрос только один: где он сейчас? И сопутствующий, но немаловажный: где он был и что делал все эти годы? Яскевич распрямился, лихорадочно вспоминая доклады подчиненных. - Сейчас он в Москве, Иван Федорович. И мои люди имели с ним контрольный контакт. Генерал откинулся на спинку кресла, аккуратно вложил свидетельство о рождении обратно в папку, тщательно закрепил зажим. Пауза затягивалась. У Яскевича вспотели ладони. - Ну что ж, подполковник, - наконец Золотарев поднял глаза. - Надеюсь, что вы еще не пропащий для разведки человек. Держите! И, как спасательный круг, протянул подчиненному личное дело Макса Карданова.
Маша, умело манипулируя специальными щипчиками, расправлялась с омаром, Макс аккуратно резал толстые кружочки тушеной оленины под необыкновенно вкусным соусом. Нежное мясо буквально таяло во рту. На эстраде сменились декорации: теперь вокруг до блеска отполированного шеста вились, сменяя друг друга, полуголые - лишь в узеньких трусиках, девушки. Голова у Макса почти прошла, но что-то изменилось в восприятии окружающей действительности. Маша. Он вдруг почувствовал, что ему не о чем с ней говорить. Они не виделись шесть лет, потом натрахались до одурения, выпили коньяка, теперь ужинают в ресторане, и вроде все хорошо и приятно... Но говорить не о чем! А может, это Максу только казалось - живая ткань, связующая нить и прочая ерунда. Может, ничего между ними такого и не было, он просто навыдумывал себе, ворочаясь на жестком матрасе в убогом жилище: золотая девушка из снов, запах амброзии, вино и любовь. Недаром же богатяновские прозвали его чокнутым. А Маша неплохо жила без него. Уволили из Аэрофлота - устроилась в какой-то кооператив, знакомилась с мужчинами, ходила в "Аркадию" и другие кабаки, смеялась, раздевалась, принимала ванну с эротическими каплями, ложилась в постель, кричала в оргазме, по утрам готовила завтрак на двоих. И снилась Максу в далеком Тиходонске. И вот она опять рядом с ним, девушка из снов. Настоящая, живая, только он не знает, о чем с ней говорить. Макс заказал еще вина. Официант мгновенно принес новую бутылку, ловко наполнил бокалы. - Теперь за что пьем? - спросил Макс. Маша улыбнулась. - Наверное, за прошлое? Макс покрутил головой. - Нет. За прошлое я не согласен. - Почему же? По-моему, у нас все было замечательно. - Да, - индифферентно отозвался Макс. Он в самом деле так считал. - Помнишь, ты мне привез куртку на гагачьем меху из Голландии? А литровую бутылку "Баллантайна" помнишь? А бежевый исландский свитер? Макс вспомнил: в Исландии его "клиент" находился под плотным наблюдением, встреча едва не сорвалась. Два часа ожидания на побережье под ледяным ветром - в плаще и туфлях на тонкой подошве; о чем он только не передумал тогда... Да, и о теплом свитере тоже. И о русской бане с обязательной рюмкой водки. - Конечно, помню, - сказал Макс. Маша смотрела на него, вертя в пальцах бокал с вином. Она, наверное, ожидала, что он вспомнит что-то еще: роскошный кожаный плащ из Западного Берлина, например, или французские сапоги на высоченной шпильке, или какого-то засушенного ящера, которого он притащил из Харары, столицы суверенной Борсханы... Но Максу нечего было добавить. Иначе пришлось бы рассказать и о том, как его чуть не использовали в качестве жаркого для Мулай Джубы. - Но прошлое... Эти шесть лет стоят между нами. Я ощущаю эту стену... - Вот в чем дело? - Маша закусила нижнюю губку. - Мужчины, да? Ты это имеешь в виду?
Макс молча прихлебывал вино. Веселящийся ресторан будто остался за прозрачной звуконепроницаемой стеной. Маша сосредоточенно ковырялась в омаре. - Ты хочешь знать о моих отношениях с мужчинами... Ну что ж... Я предлагаю так, - после небольшой паузы сказала она. - Давай расскажем все друг другу. Ты - мне, я - тебе. Откровенность за откровенность. Макс покачал головой. - Почему же? - удивилась она. - У меня, например, нет от тебя никаких жутких тайн. За эти шесть лет я действительно спала с мужчинами. Я же живой человек. Тем более что ты пропал неизвестно куда! Тогда я еще летала, у нас был второй пилот, симпатичный парень, я ему давно нравилась. Раз засели в Ташкенте, погода нелетная - день, два, три... Пошли вместе в кино, потом шампанское в номере... Все вышло само собой... Она отодвинула тарелку с выеденным омаром. Из разваренного панциря вытарчивала бело-розовая бахрома. Когда меня сократили, мы стали встречаться реже, постепенно все сошло на нет... - И это все? - недоверчиво спросил Макс. - Почти. Один доктор... Потом финн, он даже замуж звал, до сих пор открытки присылает... Маша резко оборвала тему. - А теперь расскажи про свои похождения. - Какие там похождения - врагу не пожелаешь, - тяжело вздохнул Макс. - Жил в трущобе, на правах полудурка-примака, сожительница торговала шмотками на рынке, ее сынок водился с босяками. Ужас! А кто у тебя сейчас? - без перехода спросил он. - Как кто? Ты! Фраза прозвучала фальшиво. - Это последние два дня. А до того? Она ответила не сразу. - Ну... Был один. Мы с ним случайно познакомились. Ничего: высокий, голубоглазый, всегда в обалденном костюме... Потом мы расстались. - А как его звали? - Ну, скажем, Сережа. Или Игнат. Разве это имеет значение? Что ж, гипотетический соперник теперь обрел хоть какие-то очертания. Рост выше среднего. Голубые глаза и обалденный костюм. Сережа или Игнат. Макс позвал официанта и попросил счет. - Как будете расплачиваться? - деликатно поинтересовался Виктор. Карточкой, наличными? - Наличными. Только... Долларами можно? - неуверенно спросил Макс. - Вообще-то нельзя, но... Я все устрою. Официант исчез. - И где он сейчас, этот Сережа-Игнат? - Не знаю, - сказала Маша. - Честно. - Тогда за честность в отношениях! - Макс допил свое вино. Ужин обошелся ему в триста долларов. Плюс тридцатник, который он, по подсказке Маши, дал "на чай". - Десять процентов от счета - это нормально, - пояснила она. - Только назови сумму, которую он может взять себе. А сдачу он принесет в рублях, по сегодняшнему курсу. Так все и получилось. В холле перед гардеробом сидел на стуле пьяный человек средних лет с перекошенным злобой лицом. Коротко стриженный атлет почтительно уговаривал его ехать домой. Из распахнутой двери казино валил сигаретный дым. - Уже уходите? - спросил лысый гардеробщик. Он подал Маше шубку, вынес, словно на распялке, поношенную куртку Карданова, но тот оделся сам, засунув, однако, в оттопыренный карман гардеробщика десять рублей. Адекватно ли это стакану сока за пять долларов, он не знал. Скорее всего нет. Мороз давил, дул пронизывающий ветер, широкий, ярко освещенный проспект был пуст. Они простояли не меньше десяти минут, но редкие машины, не сбавляя скорости, проносились мимо. - Надо было заказать такси, - запахивая под горло ворот шубы, проговорила Маша. В голосе едва заметно обозначилось недовольство. Думать о таких вещах полагалось кавалеру. Со стоянки выкатил огромный черный "Мерседес" с черными стеклами, мягко притормозил рядом. Тонированное стекло медленно съехало вниз. Макс остро ощутил опасность. - Садитесь, мы вас подвезем, - выглянул наружу давешний пьяный. Сейчас он имел вполне респектабельный вид и любезно улыбался. - Спасибо, - Маша улыбнулась в ответ и шагнула к темному проему открывающейся дверцы. Карданов поймал ее за руку. - Езжайте, мы подождем такси. Оказывается, злоба никуда не исчезла, только спряталась в глаза, губы, морщинки, впиталась в кожу. Сейчас она мгновенно выплеснулась наружу. Доброжелательное лицо мгновенно превратилось в оскаленную блатную харю. - Федун, убери лоха! А телку - в машину, - произнесла харя, и из темного проема выдвинулась шишковатая стриженая голова. "Выигрывает тот, кто раньше начинает", - вспомнил Макс одну из заповедей Спеца и, не дожидаясь дальнейшего, развития событий, резко захлопнул дверь, вправляя шишковатую башку на место. Послышался глухой удар и сдавленный вопль. Но ясно было: этим дело не кончится. Поэтому он тут же распахнул переднюю дверцу, схватил за ворот отчаянно сопротивляющегося хозяина и одним рывком вырвал его наружу. - Ах ты паскуда! Ты уже труп... - ужасным голосом пригрозил тот и попытался сунуть правую руку под пальто. Короткий крюк снизу - пушистая шапка отлетела в сторону, челюсти лязгнули, фраза оборвалась на полуслове, глаза закатились. Макс опустил обмякшее тело на обледеневший тротуар. Из машины тем временем вновь полез отчаянно матерящийся Федун. Удар дверцей по темени явно не добавил ему хорошего настроения, и на этот раз он пер напролом, как танк. Отскочив в сторону, Макс быстро огляделся. Урна! Когда Спец учил их желторотых курсантов рукопашному бою, то часто говаривал: берегите здоровье, экономьте силы, всегда используйте подручные предметы! "Подручный предмет" весил килограммов пятнадцать, и Макс с размаху обрушил литой узорчатый кожух на ключицу стриженого. Спец с ходу влепил бы ему "двойку" - действия должны отличаться максимальной эффективностью, поэтому следовало бить по голове. Впрочем, в конкретной ситуации этого оказалось достаточно: скособочившись, атлет упал на колени. Карданов не знал, сколько еще человек находится в "Мерседесе", поэтому метнул урну вовнутрь, придав ей ускорение пушечного ядра, а сам обежал машину, стремясь нейтрализовать того, кто сидел за рулем. Тот допустил ошибку всех российских водителей в подобных ситуациях и полез наружу, разом утратив все преимущества, создаваемые мощью двигателя и надежной твердостью кузова. Его оправдывало только то, что отечественных шоферов никто не учит, как такое преимущество использовать, и они Думают, что пистолет эффективней, чем танк. Макс же имел специальную подготовку и потому действовал нетрадиционно: вместо того чтобы бежать по кратчайшему пути, он обогнул автомобиль сзади. В первом случае выигрываешь пару секунд, но оказываешься с шофером лицом к лицу, да еще он прикрыт дверцей, что заметно сковывает действия нападающего. Карданов же с ходу налетел на начавшего разворачиваться водителя и ударил его кулаком за ухо, так что тот отлетел к фонарному столбу, выронив так и не понадобившийся пистолет. Макс быстро заглянул в салон. Там никого не было, только урна на заднем сиденье. Ровно урчал мотор. Он осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Хозяин уже сидел, ощупывая челюсть, Федун, перекосившись набок, поднимался на ноги, водитель, тряся головой, стоял на четвереньках. От будки автостоянки спешили два охранника с очевидным намерением восстановить справедливость. Причем справедливость они понимали явно не так, как Макс. Решение пришло мгновенно. Карданов сел за руль. - Прыгай, - скомандовал он застывшей соляным столбом Маше. Как загипнотизированная, она юркнула в салон. Сзади щелкнул пистолетный затвор. - Эй ты, тронешь тачку - тебе конец! - закричал кто-то, а кто-то просто разразился многоэтажным матом. Макс резко рванул с места, распахнутая задняя дверца захлопнулась инерцией, отрезая все звуки. Стрелка спидометра качнулась к ста сорока. - Ну ты даешь! - восхищенно сказала Маша. - Ты же хотела прокатиться, - сквозь зубы процедил Макс, напряженно вглядываясь в зеркало заднего вида. Пока погони не было. Но у него снова начала болеть голова.
* * *
Кровь совершала один из последних своих круговоротов. Тропин завершал работу. До конца оставалось меньше двадцати минут, сердцу осталось простучать ровно тысячу раз. Облепившим один из сердечных сосудов микротромбам не хватало лишь малого, чтобы полностью закрыть просвет, остановить кровоток и успокоить это тело раз и навсегда.
* * *
Высадив Машу у подъезда, Макс отогнал "мерс" за несколько кварталов и оставил в каком-то переулке. Когда он вернулся, Маша уже переоделась в халатик и приготовила чай. На него повеяло семейным уютом. - Макс! - Маша бросилась ему на шею. - Какой ты отчаянный! Один против троих, а они даже не успели тебя ударить! - Хорошо, что не успели... У меня раскалывается голова. Она бы взорвалась, как бомба! - Голова? - Маша отстранилась. - Давай померим давление... Маленький симпатичный приборчик туго обхватил запястье. - Сто шестьдесят на девяносто, - сказала Маша. - Высокое. Может, от стресса... Сейчас я тебе поставлю пиявок. Это самое верное дело. И естественное, а потому безвредное. Снимай рубашку! Макс не возражал. Он закрыл глаза и расслабленно сидел в глубоком кресле. Девушка сходила на кухню, вернулась. - Сначала парочку сюда, потом сюда... Что-то мокрое и холодное ткнулось за ухо, потом за второе... - Классе в третьем или четвертом кто-то из детдомовских сказал, будто бы пиявки могут всосаться в кожу и через поры проникнуть внутрь человека, вспомнил вдруг Макс. - Ну а потом, значит, прямиком в сердце. И тогда стоп-машина. Сливай воду, как говорили наши. Меня после этого долго не могли затянуть на пруд... - Это все ерунда, мы очень хорошо лечим, - ласково проговорила Маша, и было непонятно, к кому она обращается - к Максу или к пиявкам. - Теперь на шейную артерию... У них в слюне антикоагулянты - это хорошая профилактика тромбозов... Пиявки напоминали смоченные в холодной воде и отжатые комочки ваты. Но в отличие от ваты они не отпадали и не нагревались до температуры тела. - Подними руку. Теперь вторую... Мокрые комочки сидели за ушами, на шее, под мышками, на внутренних поверхностях предплечий. Как ни странно, Макс почувствовал некое умиротворение. Подспудно владевшая им последние дни тревога стала постепенно растворяться. И он незаметно погрузился в спокойный, оздоравливающий сон.
* * *
В потоки крови резко ворвались новые ферменты. Они явно пришлись не по вкусу расплодившимся чужакам: темные сгустки деформировались, уменьшались в размерах и растворялись. Съежился один микротромб, второй, третий... Опасный сгусток распался на сотни и тысячи кровяных шаров, которые продолжили свой путь по бесконечным лабиринтам кровеносной системы. Готовый закупориться сердечный сосуд очистился, кровь вновь побежала свободно и упруго. Через некоторое время последствия действия тропина были нейтрализованы полностью.
* * *
Следующий день Макс посвятил поискам работы. Положив перед собой газету объявлений, он обзванивал охранные фирмы, предлагая свои услуги. Ответы были разнообразными, но одинаковой направленности. - Сколько вам лет? Нет, мы берем только до тридцати. - Лицензия имеется? Нет? Тогда ничего не получится. - Где вы работали до этого? В спецслужбах? Как нет документов? Это, знаете, несерьезно... - Какие у вас рекомендации? Нет, просто так мы на испытательный срок не берем. В двух местах ему предложили охранять девочек по вызову и еще в одном сторожить строящуюся дачу под Истрой. В конце концов Макс отложил газету и раздосадованно откинулся на спинку кресла. Жизнь поворачивалась незнакомой стороной. Его навыки и умения настолько специфичны, что предполагают очень узкую область использования. К тому же они не подтверждены документами... Нормальной гражданской профессии у него нет, работы нет, счета в банке нет... Как жить в стране, где стакан сока в ресторане стоит пять долларов? Устроиться регулировщиком радиоаппаратуры на военный завод в Зеленограде? И жить на зарплату по программе прожиточного минимума... Пара колготок на три месяца, сапоги на пять лет, пальто на десять... Макс попытался представить Машу в выношенном дерюжном пальто, стоптанных сапогах и драных колготках. Ни косметики, ни парфюмерии, ни даже прокладок с крылышками... Нет. Это будет другая женщина. Другая кожа, другие глаза, другой запах. И другое поведение, другое мышление, другие привычки. Прожиточный минимум рассчитан не на людей. На люмпенов. Трущобы с водой и сортирами на улице, очереди на биржу труда и в магазины, постоянные унижения, изнурительный труд, пьянки, драки, кражи, убийства, совокупления и смерть, такая же гнусная и убогая, как жизнь. Нет, надо что-то придумать, найти способ обеспечить достойную жизнь... И вдруг в голову пришла мысль, от которой Карданов подскочил в кресле. Если в его чемодане оказалась бомба, то где-то должен находиться тот, настоящий чемодан с огромными деньгами! И его надо отыскать! Макс вскочил и возбужденно заходил по комнате. Но как это сделать? Тут нужны официальные возможности и неофициальные связи, верные люди и специальное снаряжение, да мало ли что еще! А у него ничего нет, и сам он на сегодняшний день никому не нужен. В этом последнем Макс здорово ошибался.
Глава 4
КОМУ НУЖЕН МАКС КАРДАНОВ?
После повышения Иван Золотарев еще не успел перебраться в уютный двухэтажный коттедж на территории Ясенева, да и по правде сказать - чем родная Басманка хуже?.. Надо держаться корней. Каждое утро ровно в шесть тридцать под окнами его квартиры появляется служебная "Волга", только что намытая до черного блеска в министерских гаражах. Валентин и Сергей шофер и охранник (а точнее - оба охранники и оба, если надо, шоферы), аккуратнейшие и крепкие ребята, выходят из машины, первый с рацией в руках контролирует обстановку вокруг, второй проверяет подъезд. После этого телефон на золотаревской кухне издает деликатный писк: все нормально, Иван Федорович, можно выходить. Золотарев к этому времени всегда наготове, ему остается только взять свой "дипломат". Сергей ждет у двери и идет впереди, страхуя. В левой руке рация,- правая в кармане, на взведенном пистолете. Вытащить и выстрелить секунда, но Сергей умеет стрелять и через карман. У киллеров в данном случае нет ни малейшего шанса. Впрочем, убивать начальника нелегальной разведки нет никакого смысла: другое дело - похитить, выдоить данные о зарубежной агентуре. Хотя... В сильном государстве такое немыслимо, а разведчики слабого никому особенно и не нужны. Разве что похитить для выкупа. Сейчас это - самая вероятная опасность. Выйдя из подъезда, генерал осматривается, глубоко вздыхает и садится назад. Сергей плюхается рядом с шофером. Воздух сегодня с утра мутноватый, будто каплю теплого молока добавили, - и в то же время светящийся, чистый, праздничный, как на средневековых фресках. Гемоглобин, адреналин - что-то такое растворено в утреннем московском пространстве, что-то здоровое, бодрящее, еще не испорченное, не переработанное чужими легкими. Приятно. Если Золотарев и переберется в Ясенево, так только затем, чтобы сэкономить полчаса на утреннюю пробежку. Секретарша Ирочка уже на рабочем месте и ставит мировой рекорд по скорописи. - Доброе утро, Иван Федорович. Только что принесли из аналитического отдела. Она передала Золотареву пакет. Иван Федорович быстро взглянул на бумаги, сказал: - Очень хорошо. Через полчаса свяжитесь с Яскевичем, пусть зайдет ко мне. Быстрые Ирочкины пальцы уже набрали нужную строчку в электронном "Органайзере" - можно не сомневаться, что ровно через тысячу восемьсот секунд Яскевич получит соответствующую информацию. - Вам кофе или чай, Иван Федорович? - Кофе. - Золотарев тепло улыбнулся. - Можно без пенки. Ирочка улыбнулась в ответ - наверное, это был какой-то словесный код, значение которого не понять никому, кроме обладательницы самых стройных ног в аппарате СВР и ее непосредственного начальника. Золотарев открыл свой кабинет, прошел внутрь, повесил пальто в шкаф. Бросил на стол пакет, достал из ящика пачку "Мальборо", закурил, сел в кресло и с головой ушел в изучение бумаг. Смолил он, как правило, только на работе - дома почему-то не хотелось. Перед ним лежал отчет аналитического отдела "Деятельность агента Бена после ареста связников в 1969 году". Отчет помещался всего на четырех страницах, и суть его была предельно ясна. Иван Федорович выпил кофе, выкурил еще сигарету. Да, все это может вылиться в грандиозный скандал. - Подполковник Яскевич в приемной, Иван Федорович, - почтительно доложила Ирочка. - Пусть зайдет. Почти сразу распахнулась дверь. - Разрешите? У вошедшего - лицо интеллигента в пятом поколении, большие, широко расставленные глаза, безукоризненные манеры. Яскевич заведовал Западно-Европейским сектором с 1994-го и был одним из приближенных людей бывшего Директора. Тот сам относился к "высоколобым" и не боялся окружать себя такими же. - Садитесь, Станислав Владимирович, - пригласил Золотарев. - Что вы думаете о последнем сообщении Артура? Яскевич отличался тем, что помнил все шифровки, проходящие по его сектору. - Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже двадцать восемь лет. И еще им осталось два года. - А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной. Явно довольного жизнью. - Явная ошибка. Другого объяснения быть не может. Золотарев кивнул, будто соглашаясь. - Ну а если все же не ошибка? - Перевербовка? - Яскевич пожал плечами. - Столько лет прошло. Бен давно умер. Какое все это сейчас имеет значение? - Лорд Колдуэлл давно умер, - снова согласился Золотарев. - Но в силу ряда причин, о которых речь пойдет позднее, нам крайне необходимо знать, какой ориентации он придерживался в последние годы жизни. - После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался поддерживать с нами какие-либо контакты. - И это все, что вам известно? - Все. - Подполковник кивнул. - А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело обстоит не так просто. Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки. - Итак, агент Бен - серый кардинал Лейбористской партии, очень влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971 года лоббировал нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось... Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного. - В 1978-м он возглавил комитет ООН по Африке, а год спустя Борсхана расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на шлифовку крупной партии алмазов и подписал его с "Де Бирс". Страна понесла огромные убытки. Позднее Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя распаду Советского Союза. Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки. - Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести? Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или или. И мы должны совершенно точно знать - в каком "или" тут дело. - Колдуэлл умер, - сказал Яскевич. - Но Птицы живы. Он все понял. - Верно, - кивнул Золотарев. - Кто у нас в Лондоне - Худой? Пусть пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз2. Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать начальству, но генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы. - Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную тюрьму... Золотарев набычился. - Вряд ли! - уже твердо повторил Яскевич. - Наши позиции здорово ослабли. И в Лондоне, и во всей Западной Европе. Агентурная сеть расползлась в клочья, новых приобретений практически нет. Да вы сами знаете. Столько перебежчиков, столько провалившейся агентуры... От наших офицеров шарахаются, как от чумы. Сейчас с большей охотой станут сотрудничать с сальвадорской разведкой, чем с русскими... К тому же тюремный персонал... Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой пива. С Худым никто не станет работать. Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат прямой связи с Директором СВР, генерал подхватил трубку с молодцеватой лихостью лейтенанта: - Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие вопросы? Ну да, обычные, сейчас все сводится к финансированию экономики... Я все подготовлю. Есть! Многозначительно посмотрев на подчиненного, Золотарев нахмурил брови, вспоминая, о чем шел разговор. - Итак, с Худым никто не станет работать. И возможностей заглянуть в Уормвуд-Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали? Яскевичу стало неуютно. У генерала была фраза: "Человек, пропащий для разведки". Услышав ее в свой адрес, можно было тут же собираться на пенсию. А сейчас, похоже, она уже вертелась у начальника на языке. Заработал факс на приставном столике. Белый язык плотной финской бумаги полез наружу, загибаясь и словно дразня. Золотарев подошел к аппарату, рассеянно прочитал сообщение, отложил в сторону. - Очевидно, я не совсем точно выразился, товарищ генерал, - промямлил Яскевич голосом, который был противен ему самому. - Просто обстановка очень сложная, мы испытываем немалые трудности... И я надеюсь на ваш совет и подсказку... Начальник управления многозначительно покивал. Ему нравилось, когда перед ним склоняли голову. Неторопливо потянувшись к сейфу, Золотарев открыл тяжелую дверцу, извлек красную пластиковую папку. В таких обычно хранились личные дела нелегалов. - Вы забыли, что у Птиц был сын! - Он резко повернулся к Яскевичу. - Когда они сгорели, его вывезли в Союз! Это было в июне семьдесят первого, операцию проводил капитан Веретнев, псевдоним Слон! Яскевич опустил голову и покраснел. Он чувствовал себя школьником, не выучившим урок. - Парень вырос, поступил в ПГУ3, прошел все мыслимые проверки и очень хорошую подготовку, работал в Международной экспедиции ЦК КПСС, в девяносто втором следы его затерялись! А он, между прочим, родился в Лондоне и по английским законам является гражданином Великобритании! Вот метрика! Генерал извлек из папки официальную бумагу с водяными знаками и четким английским текстом, потряс ею перед носом окончательно раздавленного Яскевича. - И ему сам Бог велел официально прийти в администрацию тюрьмы и поинтересоваться судьбой своих родителей! - Вряд ли МИ-5 поверит в чистоту и невинность этого визита, - глухо произнес Яскевич, чтобы хоть что-то сказать. Золотарев улыбнулся. Это была улыбка превосходства, причем не того примитивного должностного превосходства, которое признавал в нем Яскевич, а превосходства профессионального, интеллектуального, наконец, в котором начальник сектора напрочь ему отказывал. - Наплевать. Даже если в Лондон заявится Иисус Христос собственной персоной, контрразведка в него не поверит. Контрразведка и не должна никому верить! Но интерес сына к родителям - достаточно обоснованный повод, чтобы на нем можно было строить легенду. Разве не так? Теперь он показательно драл Яскевича на его поле. - Так... - К тому же, если Макс... Кстати, вы знаете, что его оперативный псевдоним Макс? Яскевич, конечно же, не знал, но кивнул. - Так вот, если Макс проявит хорошие способности и подтвердит свои прежние характеристики, то мы можем вернуть его на службу! Высококвалифицированные специалисты нам не помешают, верно ведь? Яскевич кивнул еще раз. - Вопрос только один: где он сейчас? И сопутствующий, но немаловажный: где он был и что делал все эти годы? Яскевич распрямился, лихорадочно вспоминая доклады подчиненных. - Сейчас он в Москве, Иван Федорович. И мои люди имели с ним контрольный контакт. Генерал откинулся на спинку кресла, аккуратно вложил свидетельство о рождении обратно в папку, тщательно закрепил зажим. Пауза затягивалась. У Яскевича вспотели ладони. - Ну что ж, подполковник, - наконец Золотарев поднял глаза. - Надеюсь, что вы еще не пропащий для разведки человек. Держите! И, как спасательный круг, протянул подчиненному личное дело Макса Карданова.