Пока старый доктор Фулл брел домой, он продрог до костей. Доктор Фулл пробирался к черному ходу проулком – он хотел проскользнуть домой незаметно. Под мышкой он нес сверток в коричневой бумаге. Доктор Фулл знал, что тупые, нечесаные бабы, обитавшие в здешних трущобах, и их щербатые, пропахшие потом мужья не обратят никакого внимания на то, что он несет домой дешевое вино. Они сами ничего другого не пьют, а виски покупают только, если прирабатывают на сверхурочных. Но в отличие от них доктор Фулл еще не утратил чувство стыда. В заваленном мусором проулке его подстерегала беда. Соседский пес – злобная черная собачонка, которую доктор издавна невзлюбил, выскочила из дыры в заборе и кинулась ему под ноги. Доктор Фулл попятился было, потом занес ногу – отвесить тощему псу увесистый пинок, но наткнулся на валявшийся посреди дороги кирпич, покачнулся и с проклятиями плюхнулся на землю. В воздухе запахло вином – доктор понял, что коричневый сверток выскользнул из его рук и бутылка разбилась. Проклятия замерли у него на губах. Пес, рыча, кружил рядом, подстерегая момент, чтобы напасть на доктора, но доктор так огорчился, что забыл про пса.
   Не вставая, он негнущимися пальцами развернул старательно завернутый бакалейщиком пакет. Рано наступившие осенние сумерки мешали определить размеры бедствия. Доктор вытащил из пакета отбитое горлышко с зазубренными краями, потом несколько осколков стекла и, наконец, – дно. На дне бутылки оставалось не меньше пинты, но доктора это даже не обрадовало. Радоваться было рано – сначала предстояло разделаться с псом.
   Пес приближался, лай его становился все громче. Доктор поставил бутылку на землю и осыпал пса градом острых осколков. Один осколок попал в цель, пес с воем попятился и улизнул через дыру в заборе. Тут доктор Фулл поднес острый край полугаллоновой бутылки к губам и отхлебнул из нее, как из огромной чаши. Он дважды ставил бутылку на землю, чтоб дать отдых рукам; однако ему все же удалось выпить не меньше пинты.
   Надо бы встать и вернуться домой, подумал доктор, но ему стало так хорошо, что он тут же забыл о своем намерении. До чего же приятно чувствовать, как прихваченная морозом земля оттаивает под тобой, как тепло расходится по всем членам.
   Через ту же дыру в заборе, откуда выскочил черный пес, выползла трехлетняя девчушка в длинном пальто навырост. Она подковыляла к доктору Фуллу и серьезно уставилась на него, засунув грязный палец в рот.
   Провидение явно не оставляло доктора Фулла своими заботами: для полноты счастья оно послало ему слушателя.
   – Да, да, дорогая моя, – начал он хрипло. – Нелепейшее обвинение, – продолжал он без всякого перехода. – Если это вы считаете уликами, вот что следовало мне сказать, – вы не достойны быть судьями. Я лечил людей в этой округе, когда здесь никто еще не слышал о вашем медицинском обществе, – вот что следовало мне сказать. Вы отобрали у меня разрешение без каких бы то ни было оснований. Итак, джентльмены, спрашиваю я вас: справедливо ли обошлись со мной? Я взываю к вам как к моим коллегам, представителям нашей замечательной профессии…
   Девчушка заскучала и, подобрав треугольный осколок стекла, удалилась восвояси. Доктор Фулл тут же забыл о ней и продолжал свою речь в столь же торжественном духе. Отсутствие аудитории его ничуть не смущало. «И да поможет мне бог, у них не было никаких улик против меня. Но они с этим не посчитались». Он задумался: ведь он был так уверен в своей правоте. А комитет по вопросам профессиональной этики медицинского общества был так же уверен в своей. Холод опять начал пробирать доктора, но денег у него не осталось, а следовательно, не было и никакой надежды на выпивку.
   Тут доктор Фулл стал уверять себя, что в свое время припрятал дома бутылку виски и теперь она дожидается его под одной из куч хлама. Когда доктор не мог заставить себя подняться и пойти домой, он издавна прибегал к этой уловке, а не то ведь недолго и замерзнуть. Да, да, повторял он, да, да, бутылка наверняка припрятана за трубами! Память у тебя теперь не та, что раньше, добродушно журил себя доктор. Ты вполне мог купить бутылку виски, припрятать ее за раковину, а потом забыть о ней.
   Ну, конечно, он припрятал бутылку! Конечно! – повторял доктор. Счастливая убежденность крепла – ну конечно же, так оно и было. Доктор уперся в землю коленом, но тут сзади раздался писк, – доктор с любопытством обернулся. Пищала та самая девчушка: она сильно порезала руку осколком бутылки, который утащила с собой. Ручеек крови стекал по пальто девчушки и собирался ярко-красной лужицей у ее ног.
   На какой-то миг доктор Фулл даже позабыл о бутылке, но его хватило ненадолго: ведь дома – он в это верил – за канализационной трубой его ждала бутылка. Он отхлебнет виски, решил доктор, потом вернется и великодушно поможет девочке. Доктор Фулл уперся в землю другим коленом, встал и торопливо заковылял по грязному проулку к дому. Дома он сразу же приступил к поискам несуществующей бутылки – сначала он искал, потом в бешенстве расшвырял книги и тарелки, потом – колотил распухшими руками по кирпичной стене до тех пор, пока из-под старых струпьев не потекла густая стариковская кровь. И в завершение сел на пол, захныкал и погрузился в пучину того очистительного кошмара, который уже давно заменял ему сон.
   Много поколений людей жили, не думая о будущем, легкомысленно полагая, что глупо тревожиться раньше времени. Упрямые биометрики доказывали, что аутбридинг умственно недоразвитых превосходит аутбридинг особей нормальных и высокоразвитых, и что процесс этот идет по экспоненте.
   И все же накопление технических усовершенствований несколько скрашивало эти выводы. Недоразвитый вычислитель, обученный нажимать кнопки счетной машины, казался более искусным, нежели средневековый математик, обученный считать на пальцах. Недоразвитый печатник, обученный управлять линотипом двадцать первого века, казался лучшим печатником, нежели типограф эпохи ренессанса, в распоряжении которого был весьма скудный комплект шрифтов. Так же обстояло дело и в медицине.
   Надо сказать, что высокоразвитые особи усовершенствовали продукцию куда быстрее, нежели недоразвитые ее портили, но производилась она в куда более скромных количествах, потому что их дети обучались индивидуальным методом.
   А теперь давайте перенесемся в это далекое будущее, к одному из врачей тех времен. Звали этого врача Джон Хемингуэй. Хемингуэй был настоящий врач-практик, мастер на все руки, презиравший тех, кто с каждой пустяковой болячкой обращается к специалистам.
   Он мог вырезать гланды и аппендицит, принять трудные роды, правильно определить сотни разных заболеваний, правильно прописать лекарства и проследить за ходом болезни. Доктор Хемингуэй брался за любую работу, если она не шла вразрез с древними канонами медицины. Профессиональную этику доктор Хемингуэй чтил превыше всего.
   Однажды, когда доктор Хемингуэй проводил вечер в компании друзей, произошло событие, благодаря которому он и стал одним из героев нашего рассказа. В этот день у доктора Хемингуэя было много работы в клинике и теперь он с нетерпением ждал, когда его друг – физик Уолтер Джиллис – прервет поток своего красноречия и разрешит ему поведать гостям о своих тяготах. Но Джиллис продолжал: «Надо отдать должное старине Майку. Конечно, научным методом он не владеет и все же надо отдать ему должное. Подхожу я как-то к этому балбесу – он возился с пробирками – так вот, я подхожу к нему и спрашиваю, в шутку, конечно: „Ну, как, скоро изобретешь машину времени, Майк?“»
   Тут следует сказать, что хотя доктор Джиллис об этом и не подозревал, но Майк обладал коэффициентом умственного развития, в шесть раз высшим, чем он сам, и исполнял в лаборатории обязанности, грубо говоря, его опекуна. И надо же было случиться, чтобы Майку, которому опостылели его обязанности, пришла в голову коварная мысль… Но, впрочем, предоставим слово самому доктору Джиллису: – Так, значит, называет он мне номера трубок и говорит: «Вот вам последовательная цепь. И больше ко мне не приставайте. Постройте себе машину времени, а потом садитесь за пульт и нажимайте кнопки. Только и всего – больше мне от вас, доктор Джиллис, ничего не нужно».
   – Какая у вас память! – умилялась хрупкая белокурая гостья и одарила доктора Джиллиса чарующей улыбкой.
   – Ну, конечно, – скромно сказал Джиллис, – у меня отличная память. Она у меня, что называется, врожденная. А кроме того, я тут же продиктовал все номера моей секретарше, и она их записала. Читаю я не так уж хорошо, но память у меня дай бог всякому. Так на чем же я остановился?
   Гости задумались, посыпались разнообразные предположения.
   – На бутылках?
   – Вы с кем-то ссорились. Вы сказали – самое время поехать на машине.
   – Ага, и еще кого-то назвали попкой. Кого это вы назвали попкой?
   – Не попкой, а кнопкой.
   Многомудрый лоб Джиллиса избороздили морщины: «Вот именно – кнопкой, – объявил он, – речь шла о машине времени, это еще называют путешествием во времени. Так вот, значит, взял я те трубки, что назвал Майк, подключил к цепи, нажал на кнопку и пожалуйте – сделал машину времени». Он показал рукой на ящик.
   – А что в этом ящике? – спросила прелестная блондинка.
   – Путешествие во времени, – объяснил доктор Хемингуэй, – эта машина переносит вещи через время.
   – А теперь смотрите, – сказал физик Джиллис. Он взял черный докторский чемоданчик доктора Хемингуэя, положил его на ящик, нажал кнопку – и чемоданчик исчез.
   – Ну и ну, – сказал доктор Хемингуэй, – вот красотища. А теперь верните мне мой чемоданчик.
   – Дело в том, – сказал доктор Джиллис, – что оттуда ничего не возвращается. Я уже пробовал. Наверное, этот балбес Майк чего-то напутал.
   Все гости, за исключением доктора Хемингуэя, хором осудили Майка. Встревоженный доктор Хемингуэй рассуждал сам с собой: я врач, говорил он, а раз так, у меня должен быть черный чемоданчик. Раз у меня нет чемоданчика, выходит, я уже не врач? Нет, все это ерунда, решил он наконец. Конечно же, он врач. И если у него нет чемоданчика, виноват прежде всего сам чемоданчик. Так дело не пойдет, он завтра же пойдет в клинику и потребует у Эла другой чемоданчик.
   Завтра же доктор Хемингуэй потребовал у своего опекуна Эла другой чемоданчик и опять ему стали подвластны тонзиллэктомия, аппендэктомия, самые трудные роды и всевозможные болезни. Эл пожурил доктора за пропавший чемоданчик, но так как доктор не мог толком объяснить, при каких обстоятельствах чемоданчик исчез, его не хватились и…
   Ночные кошмары сменили кошмары дневные. С трудом разодрав слипшиеся веки, доктор Фулл обнаружил, что сидит в углу своей комнаты. Неподалеку раздавалась барабанная дробь. Доктор продрог и окоченел. Кинув невзначай взгляд на свои ноги, доктор Фулл хрипло захохотал: барабанную дробь выбивала его левая пятка, часто ударявшая по голым доскам пола. Белая горячка не за горами, хладнокровно подумал доктор и утер рот окровавленными пальцами.
   «А что еще за история с девчонкой? – попытался вспомнить доктор. – Ах, да, он должен был лечить какого-то ребенка». Но тут взгляд доктора упал на черный чемоданчик, стоявший посреди комнаты, и он забыл про девчонку.
   «Что за черт, – удивился доктор Фулл, – да ведь я заложил свой чемоданчик еще два года назад!» Он протянул руку к чемоданчику и тут же понял, что у него в комнате очутился чужой чемоданчик. Как он мог сюда попасть, доктор не понимал. Едва доктор дотронулся до замка, крышка чемоданчика распахнулась и перед ним предстали инструменты и лекарства, длинными рядами теснившиеся по всем четырем стенам чемоданчика. В открытом виде чемоданчик был куда больше, чем в закрытом. Доктор не понимал, как чемоданчик становится таким компактным, но потом решил, что в его конструкции какой-то фокус. В его времена… а, впрочем, раз так, в ломбарде за него дадут дороже, радостно подумал доктор.
   Тряхну-ка я стариной, решил доктор Фулл, и посмотрю инструменты, а потом уж снесу их ростовщику. Многие из инструментов он видел впервые – видно, он порядочно отстал. Из чемоданчика выглядывали какие-то штуки с лезвиями, пинцеты, крючки, иглы, кетгут, шприцы. Вот и отлично, обрадовался доктор, шприцы можно отдельно сбыть наркоманам.
   Пора идти, решил доктор, и попытался было закрыть чемоданчик. Чемоданчик не хотел закрываться. Тут доктор нечаянно задел замок, и чемоданчик захлопнулся сам собой. Да, наука шагнула далеко вперед, поразился доктор Фулл, на миг забыв, что до сих пор его интересовала только сумма, которую можно выручить за чемоданчик.
   Если есть цель – встать очень легко. Вот он спустится вниз, откроет парадную дверь, выйдет на улицу. Но сперва… Доктор Фулл поставил чемоданчик на кухонный стол, раскрыл и принялся разглядывать ампулы. «Да, с такими лекарствами ничего не стоит привести в порядок вегетативную нервную систему», – пробормотал он. Ампулы были пронумерованы, в чемоданчике нашлась и пластмассовая карточка со списком лекарств. На левой стороне карточки имелось краткое описание различных систем – сосудистой, мышечной, нервной. Пробежав описание нервной системы, доктор стал изучать правую сторону карточки. Тут столбцами перечислялись всевозможные лекарства – стимулирующие, успокоительные и так далее. На пересечении стрелок, идущих от столбца с надписью «нервная система» и столбца с надписью «успокоительные средства», значилась цифра 17. Доктор отыскал в чемоданчике пробирку с этим номером, трясущейся рукой вынул ее из гнезда, вытряхнул на ладонь хорошенькую голубую пилюлю и проглотил.
   Его словно громом поразило: если не считать кратких периодов опьянения, доктор Фулл так давно не чувствовал себя хорошо, что почти забыл, как это бывает.
   Вот и отлично, подумал он. Теперь он в два счета дойдет до ломбарда, заложит там чемоданчик и купит спиртное. Доктор спустился по лестнице и смело вышел на ярко освещенную солнцем улицу. Тяжелый чемодан приятно оттягивал руку.
   И тут доктор заметил, что выступает горделиво вместо того, чтобы воровато красться вдоль стен, как в последние годы. Немножко самоуважения, сказал он себе, вот что мне нужно. Ну попал человек в беду, так это вовсе еще не значит…
   – Доктор, пожалте сюда, – услышал он визгливый голос. – Дочка моя вся горит, – его дернули за рукав, он обернулся и увидел женщину в замызганном халате с тупым лицом и нечесаными волосами – типичную обитательницу здешних трущоб.
   – Да я, собственно, больше не практикую, – хрипло сказал доктор, но женщина не отпускала его.
   – Сюда, сюда, доктор, – верещала она и тянула доктора за рукав. – Зайдите к моей дочке. Вы не сомневайтесь. Я вам два доллара заплачу.
   Это меняет дело, подумал доктор, и позволил женщине втащить себя в грязную, пропахшую капустой квартиру. Он догадался, что эта женщина переехала в их квартал вчера вечером, не иначе. Да, эта женщина наверняка только что поселилась здесь, иначе она бы никогда не обратилась к нему – ей бы уже успели доложить, что доктор Фулл пьяница и отщепенец, которому нельзя доверить ребенка. Однако черный чемоданчик придавал доктору солидности, заставляя забыть и обросшее щетиной лицо и перепачканный черный костюм.
   Он посмотрел на трехлетнюю девчушку – она лежала на свежезастланной, очевидно, прямо перед его приходом, двухспальной кровати. Бог весть, на каком грязном и вонючем матраце она спала обычно. Это была та самая вчерашняя девчушка, он узнал ее по заскорузлой повязке на правой руке. Тощую ручку покрывала мерзкая сыпь. Доктор ткнул пальцем в локтевую впадину, и почувствовал, как под кожей вздулись твердые, словно мрамор, шарики. Девчушка пронзительно запищала; женщина ойкнула и тоже залилась плачем.
   – Вон, – доктор решительно указал женщине на дверь и она с рыданиями поплелась из комнаты.
   Да, два доллара – это два доллара, подумал он. Наговорить ей ученой абракадабры, взять деньги и послать в больницу. Не иначе как девчушка подхватила стрептококк в этом гнусном закоулке. Диву даешься, как это трущобные дети не умирают еще в грудном возрасте. Доктор поставил черный чемоданчик на стол, полез было в карман за ключом, но тут же спохватился и коснулся замка. Чемоданчик распахнулся, доктор вынул перевязочные ножницы, подложил тупой конец под повязку и, стараясь не причинить девчушке боли, приступил к делу. Удивительно, как легко и быстро ножницы резали заскорузлую тряпку. Он почти не нажимал на них, ему даже казалось, что не он их ведет, а они сами водят его рукой.
   Да, наука пошла далеко вперед, подумал доктор, эти ножницы много острее микротомного ножа. Доктор сунул ножницы в надлежащее гнездо и склонился над раной. Он невольно присвистнул, увидев, какой гнойник образовался на месте пореза. А впрочем, что ж тут удивительного?
   К такому чахлому существу липнет любая инфекция. Доктор суетливо перебирал содержимое черного чемоданчика. Если проколоть нарыв и выпустить немного гноя, мамаша поверит, что он помог девчушке, и раскошелится. Но в больнице спросят, кто трогал рану, и – неровен час – нашлют на него полицию. А что если в чемоданчике есть какое-то средство…
   Он нашел слева на карточке слово «лимфатическое», а в колонке справа слово «воспаление». В квадрате, к которому шли стрелки, стояло: «IV-g-3к». Он изумился, проверил еще раз – стрелки сходились тут. Бутылочек с римскими цифрами в чемоданчике не нашлось, и он понял, что так обозначаются шприцы. Он вынул номер IV из гнезда, и оказалось, что шприц уже снабжен иглой и что в него по всей видимости набрали лекарство. Ну кто так носит шприцы! Но как бы там ни было, три кубика, чего бы там ни было в этом шприце, под номером IV должны так или иначе помочь против лимфатического воспаления, а у девчушки, видит бог, именно оно. Что же может означать это «g»? Доктор разглядел наверху стеклянного цилиндра вращающийся диск с выгравированными на нем буквами от «а» до «i». На стекле цилиндра, прямо напротив калибровки, имелась указательная стрелка.
   Доктор Фулл, пожав плечами, повернул диск и, когда «g» совпало с указательной стрелкой, поднял шприц на уровень глаз и нажал поршень. Как ни странно, жидкость не брызнула, только кончик иглы на какой-то миг окутала темная дымка. Он пригляделся – на конце иглы не было просвета.
   Доктор Фулл в полном недоумении снова нажал на поршень. И снова кончик шприца окутала дымка, и снова растаяла в воздухе. Проверю-ка я шприц в действии, решил доктор, и вонзил иглу себе в руку чуть выше локтя. Промахнулся, подумал доктор, наверное игла скользнула по коже, не задев. Но тут он увидел на предплечье кровавую точку. Видно, я просто не почувствовал укола, рассуждал доктор. Но чем бы там ни был наполнен этот шприц, сказал себе доктор, если лекарство соответствует своему назначению и может пройти по игле, в которой даже нет просвета, вреда от него быть не может. Он ввел себе три кубика лекарства и выдернул иглу. Рука в месте укола – как и следовало ожидать – вздулась, но боли он опять-таки не ощутил. Доктор Фулл решил, что он по слабости зрения не разглядел просвета и ввел три кубика «g» из шприца IV больной девчушке. Пока он делал укол, девочка не переставая хныкала. Однако уже через две минуты она глубоко вздохнула и затихла.
   Ну, вот, убил девчонку каким-то непроверенным снадобьем, сказал себе доктор, похолодев от ужаса. Доигрался.
   Но тут девочка села на постели и спросила: «А где моя мамка?»
   Доктор, не веря своим глазам, схватил девчушку за руку и ощупал ее локоть: воспаление спало, температура, видимо, тоже, опухшие края раны стягивались прямо на глазах. Пульс стал реже и сильнее, как и должно быть у ребенка. По внезапно наступившей тишине из кухни, за стеной, донеслись рыдания матери.
   – А она не помрет, а, доктор? – услышал он вкрадчивый девичий голос. Доктор обернулся, неряшливая девчонка лет восемнадцати стояла в дверях, прислонясь к притолоке, и злорадно смотрела на него.
   – Я о вас много наслышана, доктор Фулл. Только зря вы надеетесь вытянуть денежки у моей мамаши. Вам и кошку не вылечить, не то что ребенка.
   – Вот как? – возразил доктор. Он сейчас проучит эту молодую особу. – Прошу вас – поглядите на мою пациентку, – предложил он.
   Но тут девчушка снова захныкала: «А где моя мамка?» – и молодая нахалка вытаращила глаза.
   – Тебе лучше, Тереза? Рука не болит? – робко спросила она, подходя к кровати.
   – Где моя мамка? – ныла Тереза. – Он меня уколол! – пожаловалась она сестре, ткнула больной рукой в доктора и глупо захихикала.
   – Ну что ж, – сказала блондинка, – против фактов не попрешь, доктор. Здешние кумушки говорили, что вы ничего не смыслите… Словом, не умеете лечить.
   – Я, действительно, давно удалился от дел, – сказал доктор, – но я как раз по просьбе своего коллеги относил ему этот чемоданчик, когда ваша матушка встретила меня и вот… – доктор униженно улыбнулся, прикоснулся к замку, и чемоданчик тут же закрылся, сократившись до прежних размеров.
   – Вы его украли! – выпалила блондинка.
   Доктор Фулл от ярости чуть не захлебнулся.
   – Да вам никто такую вещь не доверит. Чемоданчик, должно быть, стоит прорву денег. Я как увидела, что вы Терезу лечить собрались, сразу хотела вас остановить, но потом гляжу, вроде ничего плохого вы не делаете. Но когда вы стали мне заливать, будто несете этот чемоданчик своему приятелю, я сразу смекнула – вы его украли. Берите меня в долю, не то пойду в полицию. Да за такой чемоданчик можно выручить долларов 20-30, не меньше.
   В комнату робко заглянула заплаканная мать. Увидев, что девочка сидит на кровати и весело лопочет, мать радостно завопила, кинулась к дочери, упала на колени, вознесла короткую молитву, бросилась целовать руку доктору и тут же поволокла его на кухню, не переставая трещать. Все это время блондинка не сводила с них злобного взгляда. Доктор Фулл покорно пошел на кухню, но наотрез отказался от кофе, анисового печенья и рожков.
   – А ты ему вина предложи, – ехидно сказала блондинка.
   – Сичас, сичас, – взвизгивала в восторге мать. – Винца не хотите, доктор? – и она мигом выставила на стол графинчик с темно-бурой жидкостью. Увидев, как доктор судорожно тянется к графинчику, блондинка ухмыльнулась.
   И вдруг неожиданно доктора Фулла посетили давным-давно забытые чувства: к досаде, вызванной тем, что блондинка так быстро его раскусила, примешалась гордость своим врачебным искусством. Доктор – сам себе не веря – отдернул руку от графина и сказал, смачно выговаривая слова: «Нет, спасибо. Не в моем обычае пить в такой ранний час», – победно взглянул на блондинку и возликовал, увидев ее удивление. А потом мамаша вручила ему два доллара со словами:
   – Я понимаю, что для вас, доктор, это деньги небольшие, но вы ведь не откажетесь еще разок прийти к Терезе?
   – Разумеется, сочту своим долгом проследить за течением болезни моей пациентки. А теперь извините, но мне пора идти, – сказал доктор и подхватил чемоданчик: ему хотелось очутиться как можно дальше и от графинчика, и от нахальной блондинки.
   – Не торопитесь, – сказала блондинка. – Мне с вами по пути, – и вышла вслед за ним. Доктор Фулл решил было ее не замечать, но она изо всех сил вцепилась в ручку чемодана, и ему пришлось остановиться.
   – Послушайте, милочка, – попытался урезонить девушку доктор. – Возможно, вы и правы. Откровенно говоря, я не помню, как чемоданчик ко мне попал. Но вы молоды, вам ничего не стоит заработать деньги…
   – Баш на баш, – сказала девчонка, – не то я иду в полицию. А попробуйте пикнуть и делить будем уже на шестьдесят и сорок. И знаете, кто получит сорок процентов? Вы, доктор!
   И доктору ничего не осталось, как признать свое поражение и отправиться с девчонкой в ломбард. Девчонка, дробно постукивая каблучками по асфальту, семенила рядом с размеренно шагавшим доктором, не выпуская чемоданчика из рук.
   В ломбарде их ожидал непредвиденный удар.
   – Вещичка-то не стандартная, – сказал ростовщик: хитроумный замок не произвел на него никакого впечатления. – Мне такой еще ни разу не попадалось. Небось, грошовая японская работа? Предложите куда-нибудь еще. Мне такой нипочем не продать.
   В другом месте им и вовсе предложили один доллар. И по той же причине: «Я хозяин, не коллекционер, я вещи для продажи покупаю. А эту вещицу кому продашь? Разве что человеку, который отродясь медицинских инструментов не видел. Откуда вы их только выкопали? Вы их, часом, не сами сделали?» Его доллар они отвергли.
   – Ну-с, – спросил он молодую нахалку, – теперь вы довольны? Видите, чемоданчик продать нельзя.
   Девчонка напряженно думала.
   – Не кипятитесь, доктор. Может, я чего и не понимаю, но еще не вечер… А вдруг в этих ломбардах ничего в инструментах не смыслят?
   – Смыслят. Это их хлеб. И где б этот чемоданчик ни сделали…
   Девчонка с ее поистине бесовской сметкой докончила его мысль, не дав ему договорить.
   – Так я и думала. Вы и сами ничего про этот чемоданчик не знаете, верно? Ну, а я все разузнаю. Пошли. Я его нипочем из рук не выпущу. Эта штука ценная; как за нее выколотить деньги, я не знаю, но своего я не упущу.
   И доктор поплелся вслед за девчонкой в кафе. Не обращая внимания на любопытные взгляды, девчонка открыла чемоданчик – он занял чуть не весь столик и принялась в нем хозяйничать. Вынула из гнезда крючок и, осмотрев, презрительно отшвырнула, вынула расширитель, отбросила и его, вытащила акушерские щипцы, поднесла к глазам, и тут своим молодым зрением увидела то, чего не разглядел подслеповатый доктор. Доктор Фулл заметил, что блондинка, поднеся щипцы к глазам, смертельно побледнела, бережно вложила щипцы назад в гнездо, потом так же бережно вернула на свои места крючок и расширитель.