Страница:
Антон Корнилов
Кость Войны
Ему опять снился тот же самый сон.
Мрачное небо, клокочущее черными облаками… Багровый солнечный диск, на мгновение выглядывающий из рваных облаков, брызжущий кровавыми лучами и снова скрывающийся в сумраке небосвода… Жуткое зрелище, наполняющее тоской и страхом.
Но ужаснее всего была фигура, возвышающаяся на косом скальном отроге. Нечто огромное и бесформенное, угрожающе наклоненное вперед, нависшее над каменистой долиной, простиравшейся под скалами. Будто чудовищный зверь, сжавшийся перед прыжком, уже раскинувший необъятные крылья, но так и окаменевший навечно. Что была эта каменная громада? Каждый раз он задавался этим вопросом, и каждый раз – за мгновение до пробуждения в ледяном поту ночного кошмара – понимал. Это – башня. Крылатая Башня, построенная по чьему-то безумному замыслу, для какой-то непонятной цели.
Почему она раз за разом приходит к нему во снах? И почему, видя снова черные лоскуты Тьмы, рвущие на куски небосвод, терзающие багровое солнце и невероятную, неизменную, внушающую трепет Крылатую Башню, он просыпается с криком и долго еще не может успокоиться? До самого утра ходит из угла в угол, потирая трясущиеся руки. Стуча зубами о кружку, пьет скользкую ночную воду…
Мрачное небо, клокочущее черными облаками… Багровый солнечный диск, на мгновение выглядывающий из рваных облаков, брызжущий кровавыми лучами и снова скрывающийся в сумраке небосвода… Жуткое зрелище, наполняющее тоской и страхом.
Но ужаснее всего была фигура, возвышающаяся на косом скальном отроге. Нечто огромное и бесформенное, угрожающе наклоненное вперед, нависшее над каменистой долиной, простиравшейся под скалами. Будто чудовищный зверь, сжавшийся перед прыжком, уже раскинувший необъятные крылья, но так и окаменевший навечно. Что была эта каменная громада? Каждый раз он задавался этим вопросом, и каждый раз – за мгновение до пробуждения в ледяном поту ночного кошмара – понимал. Это – башня. Крылатая Башня, построенная по чьему-то безумному замыслу, для какой-то непонятной цели.
Почему она раз за разом приходит к нему во снах? И почему, видя снова черные лоскуты Тьмы, рвущие на куски небосвод, терзающие багровое солнце и невероятную, неизменную, внушающую трепет Крылатую Башню, он просыпается с криком и долго еще не может успокоиться? До самого утра ходит из угла в угол, потирая трясущиеся руки. Стуча зубами о кружку, пьет скользкую ночную воду…
Часть первая
АЛЬБЕРТ ТЕНДЕР ИЗ КАРВАДА
ГЛАВА 1
Тьма – там, в непроглядном нутре пещеры, перестала шипеть и извиваться. И погасли красные огоньки – сначала один, потом другой. Драный запалил было факел, но Капрал зычно окликнул его:
– Не соваться! – командирским басом, выработанным, должно быть, еще в бытность взаправдашним капралом в Дворцовой Гвардии Метрополии. И добавил потише: – Может, там эта тварюга не одна?
Драный тут же сбил пламя факела о ближайший камень.
Капрал подождал еще немного и опустил арбалет. Осторожно ослабил спусковой механизм, но стрелу, наконечник которой был густо вымазан вязкой зеленой дрянью, вытаскивать не стал.
– Не сразу подействовало, а?! – сказал он Берту, кивая на наконечник.
Берт рассеянно мотнул головой. Пока издыхала тварь, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, облизывал губы и то и дело опускал ладонь на рукоять короткого меча, укрепленного на поясе. Оскаленная зазубренными камнями черная пасть входа в пещеру притягивала его.
– Поджигай! – негромко воскликнул Берт.
Драный лязгнул огнивом и через минуту протянул Берту зажженный факел. Второй факел он оставил себе. Капрал вскинул арбалет на плечо и шагнул в сторону, уступая Берту право идти первым. Драный, держащий в одной руке факел, а в другой кривой нож, должен был замыкать процессию.
Пламя заиграло лоснящимися пятнами на каменных стенах пещеры, выхватывая из тьмы изломанные очертания громадного неподвижного тела: корявые, словно гигантские сучья, лапы, оканчивающиеся длинными когтями, упруго раздутое, видимо, вследствие действия яда, брюхо… Берт постарался быстрее пройти мимо, не разбирая тошнотворных подробностей, – но через несколько шагов споткнулся обо что-то мягкое и тяжелое и едва не упал. Посветив себе под ноги, он увидел тушу горного барана с отгрызенной головой и задними копытами.
– Ого, – хрипло проговорил идущий сзади Капрал. – Мясо-то свежее..: Видать, стражи совсем недавно были здесь. Кормили этого гада…
Берт оглянулся. Капрал, пряча лицо во тьме, непонятно усмехался. Беспрестанно озирающийся Драный был бледен так, что уродливый шрам на его лбу светился, подобно рубиновой диадеме.
Они двинулись дальше. Очень скоро пещера превратилась в широкий коридор, камни стен которого были обтесаны до зеркального блеска, – стены отражали свет, и теперь слабых лоскутов факельного пламени хватало, чтобы освещать путь на много шагов вперед. Впрочем, это не значило, что идти стало легче, чем в полутьме: пляска огненных отсветов завораживала, мешая сосредоточиться на дороге.
Они шли довольно долго – и вдруг Берт резко остановился. На длинном железном колу, торчащем из щели в плитах пола, висел полуистлевший труп человека в кожаном плаще путешественника.
– Оп-па! – хмыкнул Капрал, заглянув Берту через плечо. – Это он?
Берт молча кивнул. Да, это был Франк. Старина Франк, половину жизни положивший на то, чтобы отыскать Последний Приют Дикого Барона – то самое место, где они сейчас находились. Подумать только, потратить полжизни на поиски и погибнуть в первой же ловушке… Правда, мимо охраняющей вход твари ему тогда удалось проскользнуть… Разбирая бумаги в осиротевшем жилище Франка, Берт наткнулся на обрывок древнего пергамента. Выцветшими чернилами на пергаменте была нанесена карта расположения Последнего Приюта, потерянного в этих скалах. Пергамент был разорван надвое – и, судя по линии разрыва, очень давно. Через несколько месяцев Берта посетил Капрал, которому в руки невесть каким образом попала вторая половина карты. Продать свою половину пергамента Капрал отказался, а ведь Маргон давал для перекупки хорошие деньги… Идти вместе и добычу делить пополам – таков был уговор…
Словно порыв ледяного ветра ударил в затылок Берту. Он замер, понимая, что не успеет обернуться. «Не стоило заключать союза с этими ублюдками, – подумал он в ту же секунду. – Да ведь иного варианта не было…»
Если он хотел заполучить Глаз.
– Кру-угом! – насмешливо разрешил Капрал.
Берт осторожно повернулся лицом к нему. Капрал держал арбалет на уровне груди. Острая стрелка, смазанная ядом, словно змея, смотрела в глаза Берту. За спиной Капрала маячил, шумно дыша открытым ртом, Драный.
– Будете лежать рядышком, – сказал Капрал. – Ты и твой приятель Франк. Последний Приют найден, теперь ты нам без надобности. И, кстати… – Он предупредительно колыхнул арбалет, когда Берт двинул руку к мечу на поясе. – На месте стой! Раз-два! Вот так… Мне даже на рычаг жать не надо, ткну стрелкой, и все дела… Жаль, корчиться будешь не так долго, как та тварь. А шляпку сними сразу. Не хочу, чтобы она испачкалась. Хорошая у тебя шляпа. Понравилась она мне.
Холод в затылке исчез. И это сразу успокоило Берта. Значит, дела не так уж плохи…
– Тебе раньше приходилось бывать в подобных местах? – спросил он.
– Где мне только не приходилось бывать!
– Чистить лавки и купеческие дома – вовсе не то же самое, что посетить усыпальницу демона-полукровки. Ты не пройдешь все ловушки. Ты не пройдешь и половины.
Капрал, не сводя глаз с лица Берта, скривил рот и плюнул на труп Франка.
– Я не дряхлый старикашка. Я о себе позабочусь, не беспокойся.
– Погоди! Хочешь, кое-что покажу?
Несколько секунд Капрал колебался.
– Валяй, – сказал он наконец, – если приспичило. Только имей в виду… – не договорив, он двинул пальцем на рычаге арбалета.
– Смотри…
Берт уронил факел, медленно опустил левую руку к поясу, снял кожаную фляжку с водой и поднял ее над головой.
– Ну? – Капрал чуть отодвинулся, перехватывая арбалет. – Давай скорее, мне тяжело держать…
Берт швырнул фляжку за спину. Кувыркаясь, она полетела вдоль по коридору, шлепнулась на пол и покатилась по каменным плитам. Капрал хмыкнул, отступил на шаг, упер приклад арбалета в плечо и зажмурил левый глаз…
Пронзительный скрип заметался в коридоре от стены к стене. Округлое лезвие, взметнувшись из щели между напольными плитами, разрубило фляжку в клочья, разбрызгав струйки воды далеко вокруг. Драный испуганно завопил.
– Оп-па… – вымолвил Капрал, и ничего больше сказать не решился, потому что острие меча Берта легло ему под подбородок.
– Опустил бы арбалет, – посоветовал Берт.
Капрал, напряженно сглотнув, разжал руки. Тяжелый арбалет брякнулся о каменные плиты, сочно треснула тетива, и стрела с отравленным наконечником разбилась о стену.
– Пошел вон, – сказал Берт. – Только быстро и не оглядывайся.
Капрал исполнил приказание с истинно гвардейским рвением. Когда стук его торопливых шагов стих, Берт надвинул поглубже на лоб широкополую кожаную шляпу и перевел взгляд на Драного, который после происшествия с фляжкой словно впал в какую-то дурнотную оторопь – подогнув колени, растопырив руки, беззвучно шлепая губами, он тупо смотрел перед собой. Но, углядев блеск клинка в непосредственной близости от своего носа, Драный очнулся.
– Нет, господин! – закричал он, для пущей убедительности прижимая руки к груди. – Я ничего такого не знал!.. Я, господин, и не думал даже ни о чем таком!.. Этот Капрал, он всегда был ненормальным, еще даже до того, как ему в армии голову прошибли алебардой… Если б я знал, что он затевает, я бы вам всенепременно… Не сомневайтесь, господин!
Тут только заметив, что все еще держит в руках нож, Драный немедленно отшвырнул его в сторону и даже плюнул вслед – как бы уверяя, что сама мысль применить оружие против Берта ему отвратительна.
– Ладно, – сказал Берт. – Пойдешь впереди. Идти медленно, смотреть под ноги и по сторонам. Скажу: «бежать» – беги. Скажу: «лечь» – вались снопом. Скажу: «стой» – не вздумай двигаться ни мгновения после того, как тебя застал окрик, даже если б ты оказался на одной ноге и на цыпочках. Понял?
– Понял! – истово ответил Драный.
– Вперед.
Очень скоро Берт и думать забыл о Капрале. Глаза и уши его работали на пределе возможностей. Заметив трещину между плитами чуть шире других трещин, он приказывал Драному сменить курс – и они осторожно огибали подозрительную плиту. Несколько раз останавливались и, прежде чем сделать очередной шаг, броском какого-либо предмета перед собой определяли возможность безопасного продолжения пути. Так, последовательно, Драный лишился ножен, поясного ремня, куртки, башмаков, курительной трубки и огнива. Дважды стены плевались дротиками, трижды из щелей в полу взлетали к потолку острые колья; под огнивом плита вдруг легко раскололась надвое и с жутким свистом улетела в бездонный колодец, а трубку раздавил громадный валун, рухнувший с потолка… И остался бы Драный не только без куртки, но и без штанов, если б коридор неожиданно не закончился.
Они остановились на пороге зала, как на краю пропасти, пораженные невероятной громадностью пространства, заполненного лишь размытым белесым светом, источник которого определить было трудно. Потолок скрывался в серой дымке, противоположной стены совсем не было видно, а боковые стены оказались закрыты гигантскими колоннами, высившимися почему-то в два ряда. Колонны слева были угольно-черными, а справа – мутно-белыми. Пол зала состоял из чередующихся черных и белых квадратных плит, на каждой из которых легко можно было разместить полсотни человек.
– О-о… – протянул Драный и с натугой сглотнул.
«Капрал сказал бы: „оп-па“, – подумал Берт и тотчас забыл об этой своей мысли.
Надо было идти, но в этом зале непременно таились ловушки и – скорее всего – опаснее, сокрушительнее и хитрее тех, что они уже прошли. Идти по черным плитам? Или по белым? Или строго по прямой, прыгая с черной плиты на белую, с белой опять на черную? Двигаться осторожно, нащупывая каждый шаг мыском сапога или наоборот – бежать со всех ног, надеясь на то, что древние механизмы не успеют сработать вовремя? А может быть, долго стоять на пороге – это тоже опасно? Те, кто строил Последний Приют, могли сделать ловушку на самом пороге, разумно рассудив, что незваные гости, попав из коридора в громадный зал, от неожиданности и изумления не сразу решатся ступить на первую плиту…
Холод опять коснулся затылка Берта.
– Вперед, – проговорил он сквозь зубы и, не раздумывая, прыгнул на белую плиту.
Драный, взмахнув факелом, скакнул за ним – и тут же укрепленный на толстенной ржавой цепи каменный шар, утыканный железными шипами, со свистом рассек тот кусок пространства, где только что находились их головы.
Берт даже не оглянулся назад. Затылок еще холодило, и холод не становился слабее… Куда дальше? Прямо, на черную плиту? Или наискось, на белую?
Пустота над ними сгущалась, приобретая незримую форму угрожающей тучи. Абсолютная тишина поползла трещинами непонятных скрипов и шорохов. Надо было решать, и решать мгновенно.
– О-о… – снова послышалось сзади.
Берт рывком развернулся – но схватить за руку Драного не успел. Дрожащим пальцем тот тронул одну из фигурок, стоящих на высоком столике, поверхность которого имела вид шахматной доски. Берт мог поклясться, что никакого столика еще мгновение назад тут не было – откуда он, разорви его Дикий Барон, мог появиться?! Фигурка, выточенная из черного янтаря, чуть шелохнулась от слабого прикосновения человеческого пальца – и неожиданно подалась вперед сразу на две клетки – от своих рядов к рядам противника на противоположном краю столика.
– Кретин! – прохрипел Берт. Хотя ничего в зале не изменилось, он ясно чувствовал, что произошло непоправимое.
– Да я ж только… – умоляюще отозвался Драный. – А оно само…
Протяжный душераздирающий скрип хлестнул со стороны угольно-черных колонн. «Если эти фигурки – рычаг управления… – мелькнуло в голове Берта, – тогда…» Он развернулся к столику и выругался, едва сдержавшись, чтобы не закатить придурку Драному хорошую оплеуху.
Столик вместе с фигурками исчез, как его и не было.
– Я ничего не трогал! – трясясь от страха перед Бертом не меньше, чем от ужаса перед неведомым, закричал Драный. – Я больше и пальцем…
Скрип, нарастая, приближался.
Драный завыл, закрывая руками изуродованное шрамом лицо. Берт и сам с трудом удержался от вопля. В голове его промчалась мысль, что, если сейчас снять шляпу, волосы его будут торчать вверх, как иглы дикобраза.
Из белесого сумрака, словно гигантский морской корабль, выплывала черная колонна. Она шла прямо, и громадные плиты перед ней дыбились и ломались острыми осколками, она шла с чудовищным скрежетом и скрипом, оставляя в фарватере широкую черную полосу пустоты, которая беззвучно пожирала осколки плит… Драный дернулся куда-то бежать, но Берт ухватил его за ремень:
– Стой.
Колонна, как он и предполагал, размолов три плиты, остановилась на четвертой. Берт перевел дух.
– По-по-почему?.. – заквохтал Драный. – По-почему встала?..
Берт не отозвался.
– По-по-пошли назад?.. – с надеждой предложил Драный. – По-по-жалуйста, а?
Скрежет и скрип рванулись на них с другой стороны. Белая колонна, круша плиты на своем пути, тронулась навстречу покинувшей свой строй черной колонне.
«Партия началась, – подумал Берт. – И она, конечно, будет крайне непродолжительной…»
– Бежим! – крикнул он и первым кинулся вперед.
– По-по-подожди! – умолял прыгавший за ним по плитам Драный.
– Не отставай! А то по-по башке по-по… тьфу, чтоб тебя… получишь!
Они преодолели всего пять гигантских плит, когда их нагнала черная колонна, двигавшаяся наискосок. Берт отпрыгнул в сторону – несколько острых осколков просвистело мимо него. Черная колонна замерла, едва не столкнувшись с рядами белых. Оставленный ею след – длинная яма, доверху наполненная черной пустотой, откуда веяло ледяным смрадом, преградила дорогу путникам. Одна из белых колонн задрожала, начиная движение.
Берт отступил назад, разбежался и не думая прыгнул. Дыхание смерти опалило ноги, когда он летел над пропастью – он крепко приложился грудью об иззубренный край пропасти, широко загреб руками… Ему повезло: прежде чем он начал сползать вниз, ногти впились в косую трещину. Застонав от напряжения, единым отчаянным рывком он забросил тело на хрустнувшую под ним плиту. И поднялся.
Драный полуприсел по ту сторону пропасти. Факел валялся у него под ногами, Драный безмолвно воздевал руки к затянутому белесой дымкой невидимому потолку, тоскливо кривил рот и закатывал глаза. Было понятно, лучше он останется на своей плите ждать неминуемой смерти, чем решится повторить прыжок Берта.
– Ну и черт с тобой… – успел подумать Берт, прежде чем белая колонна покинула свой ряд и со всего маху врезалась в опасно приблизившуюся черную.
Ужасающий грохот потряс зал. Берт уже бежал дальше по дрожащим под ним плитам – только один раз он оглянулся: белая колонна, чуть пошатываясь, стояла на месте черной. Угольные осколки окружали ее…
Партия продолжалась. Белые фигуры крушили черные. Черные разбивали в пыль белые. Скрежет, взрываясь то слева, то справа, подгонял Берта. Грохот заставлял подпрыгивать, затыкая уши пальцами. Впереди, окутанный голубоватым свечением, возник невысокий саркофаг. Берт напряг последние силы, чтобы перемахнуть очередную плиту скорее, чем ее разнесет белая колонна, плывущая наперерез. Это удалось – и, когда крупные осколки запрыгали по полу, догоняя его, а мелкие – забарабанили в спину, защищенную толстым кожаным плащом, он только рассмеялся. Еще несколько прыжков, и Берт ступил на плиту, где стоял саркофаг. Плита оказалась намного больше других – и была не белой и не черной. Краска, покрывавшая ее, глухо хрустела под сапогами, легко осыпалась ломкими кусочками. Хна – не хна… Ржавчина – не ржавчина…
«Кровь, – догадался Берт. – Давно запекшаяся кровь. Давным-давно запекшаяся кровь… Кровь Дикого Барона. Который, если верить древним преданиям, продолжал околевать, испытывая жуткие муки, еще долго после того, как застыло его тело… Такова судьба каждого существа, принадлежащего обоим мирам сразу…»
Скрежет и грохот за спиной стихли. Подземная тишина вновь окутала чрево усыпальницы. Берт обернулся, чтобы посмотреть на громадное пространство зала, изборожденное бездонными рвами. Колонны – черные и белые – вперемежку возвышались на немногих уцелевших плитах, а из рвов поднимались тонкие струйки серого полупрозрачного дыма. Входа в коридор отсюда не было видно, и не было видно Драного. Впрочем, о его судьбе Берт сейчас не думал.
Сдерживая дыхание, он направился к саркофагу. И, чем ближе подходил, тем больше становился этот саркофаг. Он не рос, просто здесь, вблизи останков Дикого Барона, странным образом нарушались законы перспективы… Или это так искажало действительность голубое свечение, сгустившееся над мертвым демоном-полукровкой?
Берт остановился, подойдя вплотную к саркофагу. Только теперь оказалось возможным верно оценить его размеры: борт приходился Берту выше груди, а от изголовья до изножья можно было сделать не меньше десятка шагов. Голубое свечение не излучало ни тепла, ни холода, ни какого-либо запаха. Берт осторожно вдохнул, готовый – если почует что-либо неладное – тут же, отплевываясь и кашляя, прыгнуть в сторону. Никаких изменений в себе он не ощутил. Значит, свечение безопасно, а ведь оно могло оказаться и смертельно ядовитым газом, который испускал прах Барона. Берт заглянул в саркофаг.
Дикий Барон, закованный от горла до пят в золотые доспехи, был почти втрое больше самого высокого человека. Окостеневшими пальцами с кривыми желтыми когтями Барон сжимал на груди изъязвленный косыми засечинами двуручный меч… Берт скользнул взглядом по телу Барона вверх.
– Вот оно… – прошептал он.
И улыбнулся. Больше всего на свете он любил такие моменты. Он сам часто говорил, что именно ради таких моментов стоит жить… Когда последние опасности оставались позади, когда раны, ссадины и синяки еще саднили, но эта боль не стоила ничего по сравнению с радостным ощущением, что достиг цели. Он хотел это сделать, и он это сделал…
Громадный голый череп величиной с купол средней сторожевой башни скалился длинными клыками, налезающими друг на друга. На месте носа был черный провал, а в глазницах переливались идеально выточенными гранями кроваво-красные камни – каждый размером с кулак взрослого мужчины. На первый взгляд камни выглядели совершенно одинаково. К тому же сверкали они так ярко, что определить какую-либо разницу между ними было очень трудно.
Берт закусил губу. Кажется, рано праздновать победу. Возможно, это и есть последняя ловушка. Самая последняя и самая сложная…
По легенде лишь один глаз Дикого Барона был человеческим, а сквозь призму другого демон-полукровка мог прозревать тайны далекого прошлого. Как определить, какой из этих камней – Глаз? А что, если оба камня – подделки, а истинный Глаз хранится где-нибудь еще? Где-нибудь под доспехами? Или вообще не в этом зале, а в каком-нибудь тайнике укромного коридора?.. Берт поежился. Затылок его все еще холодило, но этот холод был не острым и сильным, как всегда, когда предвещал близкую серьезную опасность, а промозглым, словно под шляпой сидела жирная мокрая жаба…
Он занес руку сначала над одним глазом, потом над другим. Поджал пальцы, колеблясь… В легенде говорилось что-нибудь о том, каким глазом Барон мог смотреть в ушедшее: правым или левым? Если и говорилось, то сейчас Берт ничего подобного вспомнить не мог. Этот Маргон! Великий многознатец и маг Маргон! Один-из-Четырех! Что ему стоило, давая задание, пересказать легенду о Диком Бароне подробнее? Ну почему все эти многознатцы, добившиеся расположения внеземных сил, прочих людей считают безмозглыми тупицами и ничтожными червями? Что бы они могли, когда б не такие, как Берт или тот же Самуэль? «Что бы они могли, когда б не мы, Ловцы Теней? –подумал Берт. – Этим именем они сами назвали нас, маги, колдуны и многознатцы. Ловцы Теней… Кто бы добывал для диковинных магических экспериментов драконью кровь, лапки василисков, вурдалачье семя или, скажем, корешки волчьей смерти,расцветающей раз в тринадцать лет под плахой, на которую пролилась кровь не менее сотни преступников? Допустим, порошок из языка повешенного или. настойку волос шестидесятилетней девственницы можно купить в двух-трех городских лавках, но где бы все эти многознатцы доставали… кое-что поинтереснее? Неужели сам Маргон решился бы пуститься в долгий путь через эти скалы, чтобы разыскать Последний Приют? Да он бы окочурился на первом валуне, если б, конечно, сумел на него вскарабкаться! И никакие духи и амулеты ему бы не помогли…
«Ладно уж, – остановил себя Берт. – В бумагах Франка наверняка можно было найти легенду о Диком Бароне, да еще, вероятно, в нескольких вариациях. Ты сам поленился порыться подольше. Увидел карту, схватил ее… И тут появилась Марта, и тебе стало не до бумаг…»
Он снова склонился над исполинским черепом. Дикий Барон беззвучно скалился длинными изогнутыми клыками, словно потешаясь над мучимым раздумьями Ловцом.
«Допустим, – размышлял Берт, – ловушка поставлена таким образом, что убьет всякого, кто коснется фальшивого Глаза. Хотя логичнее будет предположить, что смерть непременно грозит тому, кто тронет настоящий Глаз. Строители усыпальницы наверняка предусмотрели оба варианта… В таком случае, выбора нет. Нужно либо уходить ни с чем, но живым, либо попытаться рискнуть.
Берт попытался сконцентрироваться на своем внутреннем чувстве опасности,многократно спасавшем ему жизнь. Но холодок в области затылка не становился ни сильнее, ни слабее. И это было странно.
Строители Последнего Приюта, скорее всего, предусмотрели оба варианта… Да, точно! Но зачем тогда пускать в ход подделку?
Берт даже зарычал от охватившего его бессилия. И мгновенно в голове сверкнула внезапная мысль. Не давая сомнениям погасить ее, он запустил руки в саркофаг, схватил гигантский череп Барона за виски и рванул изо всех сил.
Раздался громкий неприятный хруст – будто обломилась гнилая коряга, торчащая из болотной топи. Пустой череп Дикого Барона оказался неожиданно легким, Берта откачнуло назад и, чтобы удержаться на ногах, пришлось сделать несколько шатких шагов. Только восстановив равновесие, он повернулся и побежал. Спрыгнул с кровавой плиты на ближайшую белую и ринулся прочь, оставляя на белом камне багровые следы.
Череп зашевелился в его руках. Берт вскрикнул, но бега не остановил. Опустив глаза, он увидел, что изжелта-серая кость стала покрываться сетью тончайших трещин, словно рисунок паутины проступал на черепе.
На пути разинул черную пасть широкий ров. Берт повернул и побежал вдоль рва – к черной колонне, застывшей в полусотне шагов; дальше, за колонной, белела нетронутая плита.
Один за другим длинные зубы Барона обламывались у основания и с клацаньем сыпались под ноги. Грохнулась и разлетелась в пыль нижняя челюсть, о которую Берт едва не споткнулся. Потом треснул извилистой трещиной мертвый лоб. Потом побежали, словно струйки крови, змееподобные расколы от висков к уцелевшей верхней челюсти. Череп стремительно превращался в прах – ладони Берта в какой-то момент перестали ощущать твердость кости. Между пальцев Ловца посыпалась труха. Еще мгновение – и черепа не стало. Берт чертыхнулся, едва успев подхватить большой сверкающий камень – истинный Глаз Дикого Барона. Фальшивый Глаз исчез без следа.
И сейчас же холод ударил в затылок Берту с такой силой, что он застонал. Когда пальцы его сомкнулись вокруг ледяных граней, от саркофага потянулся к далекому потолку натужный вопль, переполненный страданием, болью и нечеловеческой ненавистью.
Ни в коем случае не следовало терять времени на то, чтобы обернуться, но Берт все-таки обернулся.
На следующий день он признался Самуэлю, что зрелище, открывшееся ему тогда, прибавило несколько белых нитей к его и без того обильно посеребренным вискам.
…Безголовый Дикий Барон одним поворотом чудовищного туловища раскалывает саркофаг надвое – половинки, тяжко грохоча, рушатся на плиту и рассыпаются множеством осколков. Барон подтягивает закованные в золото ноги, со страшным скрипом разгибает спину. И поднимается. От золотых доспехов исходит голубое сияние, в этом сиянии бешено пляшут мириады пылинок. Между наплечных пластин, вооруженных тремя изогнутыми шипами каждая, из высокого ворота, выкованного в виде клыкастой звериной челюсти, вместе со струей черного дыма, бьющей высоко вверх, вырывается вопль, в котором теперь больше ненависти, чем боли. Барон взмахивает мечом, подхватывает длинную рукоять обеими когтистыми лапами и шагает вперед – на Берта, небывало огромный, безголовый, непереносимо жуткий.
– Не соваться! – командирским басом, выработанным, должно быть, еще в бытность взаправдашним капралом в Дворцовой Гвардии Метрополии. И добавил потише: – Может, там эта тварюга не одна?
Драный тут же сбил пламя факела о ближайший камень.
Капрал подождал еще немного и опустил арбалет. Осторожно ослабил спусковой механизм, но стрелу, наконечник которой был густо вымазан вязкой зеленой дрянью, вытаскивать не стал.
– Не сразу подействовало, а?! – сказал он Берту, кивая на наконечник.
Берт рассеянно мотнул головой. Пока издыхала тварь, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, облизывал губы и то и дело опускал ладонь на рукоять короткого меча, укрепленного на поясе. Оскаленная зазубренными камнями черная пасть входа в пещеру притягивала его.
– Поджигай! – негромко воскликнул Берт.
Драный лязгнул огнивом и через минуту протянул Берту зажженный факел. Второй факел он оставил себе. Капрал вскинул арбалет на плечо и шагнул в сторону, уступая Берту право идти первым. Драный, держащий в одной руке факел, а в другой кривой нож, должен был замыкать процессию.
Пламя заиграло лоснящимися пятнами на каменных стенах пещеры, выхватывая из тьмы изломанные очертания громадного неподвижного тела: корявые, словно гигантские сучья, лапы, оканчивающиеся длинными когтями, упруго раздутое, видимо, вследствие действия яда, брюхо… Берт постарался быстрее пройти мимо, не разбирая тошнотворных подробностей, – но через несколько шагов споткнулся обо что-то мягкое и тяжелое и едва не упал. Посветив себе под ноги, он увидел тушу горного барана с отгрызенной головой и задними копытами.
– Ого, – хрипло проговорил идущий сзади Капрал. – Мясо-то свежее..: Видать, стражи совсем недавно были здесь. Кормили этого гада…
Берт оглянулся. Капрал, пряча лицо во тьме, непонятно усмехался. Беспрестанно озирающийся Драный был бледен так, что уродливый шрам на его лбу светился, подобно рубиновой диадеме.
Они двинулись дальше. Очень скоро пещера превратилась в широкий коридор, камни стен которого были обтесаны до зеркального блеска, – стены отражали свет, и теперь слабых лоскутов факельного пламени хватало, чтобы освещать путь на много шагов вперед. Впрочем, это не значило, что идти стало легче, чем в полутьме: пляска огненных отсветов завораживала, мешая сосредоточиться на дороге.
Они шли довольно долго – и вдруг Берт резко остановился. На длинном железном колу, торчащем из щели в плитах пола, висел полуистлевший труп человека в кожаном плаще путешественника.
– Оп-па! – хмыкнул Капрал, заглянув Берту через плечо. – Это он?
Берт молча кивнул. Да, это был Франк. Старина Франк, половину жизни положивший на то, чтобы отыскать Последний Приют Дикого Барона – то самое место, где они сейчас находились. Подумать только, потратить полжизни на поиски и погибнуть в первой же ловушке… Правда, мимо охраняющей вход твари ему тогда удалось проскользнуть… Разбирая бумаги в осиротевшем жилище Франка, Берт наткнулся на обрывок древнего пергамента. Выцветшими чернилами на пергаменте была нанесена карта расположения Последнего Приюта, потерянного в этих скалах. Пергамент был разорван надвое – и, судя по линии разрыва, очень давно. Через несколько месяцев Берта посетил Капрал, которому в руки невесть каким образом попала вторая половина карты. Продать свою половину пергамента Капрал отказался, а ведь Маргон давал для перекупки хорошие деньги… Идти вместе и добычу делить пополам – таков был уговор…
Словно порыв ледяного ветра ударил в затылок Берту. Он замер, понимая, что не успеет обернуться. «Не стоило заключать союза с этими ублюдками, – подумал он в ту же секунду. – Да ведь иного варианта не было…»
Если он хотел заполучить Глаз.
– Кру-угом! – насмешливо разрешил Капрал.
Берт осторожно повернулся лицом к нему. Капрал держал арбалет на уровне груди. Острая стрелка, смазанная ядом, словно змея, смотрела в глаза Берту. За спиной Капрала маячил, шумно дыша открытым ртом, Драный.
– Будете лежать рядышком, – сказал Капрал. – Ты и твой приятель Франк. Последний Приют найден, теперь ты нам без надобности. И, кстати… – Он предупредительно колыхнул арбалет, когда Берт двинул руку к мечу на поясе. – На месте стой! Раз-два! Вот так… Мне даже на рычаг жать не надо, ткну стрелкой, и все дела… Жаль, корчиться будешь не так долго, как та тварь. А шляпку сними сразу. Не хочу, чтобы она испачкалась. Хорошая у тебя шляпа. Понравилась она мне.
Холод в затылке исчез. И это сразу успокоило Берта. Значит, дела не так уж плохи…
– Тебе раньше приходилось бывать в подобных местах? – спросил он.
– Где мне только не приходилось бывать!
– Чистить лавки и купеческие дома – вовсе не то же самое, что посетить усыпальницу демона-полукровки. Ты не пройдешь все ловушки. Ты не пройдешь и половины.
Капрал, не сводя глаз с лица Берта, скривил рот и плюнул на труп Франка.
– Я не дряхлый старикашка. Я о себе позабочусь, не беспокойся.
– Погоди! Хочешь, кое-что покажу?
Несколько секунд Капрал колебался.
– Валяй, – сказал он наконец, – если приспичило. Только имей в виду… – не договорив, он двинул пальцем на рычаге арбалета.
– Смотри…
Берт уронил факел, медленно опустил левую руку к поясу, снял кожаную фляжку с водой и поднял ее над головой.
– Ну? – Капрал чуть отодвинулся, перехватывая арбалет. – Давай скорее, мне тяжело держать…
Берт швырнул фляжку за спину. Кувыркаясь, она полетела вдоль по коридору, шлепнулась на пол и покатилась по каменным плитам. Капрал хмыкнул, отступил на шаг, упер приклад арбалета в плечо и зажмурил левый глаз…
Пронзительный скрип заметался в коридоре от стены к стене. Округлое лезвие, взметнувшись из щели между напольными плитами, разрубило фляжку в клочья, разбрызгав струйки воды далеко вокруг. Драный испуганно завопил.
– Оп-па… – вымолвил Капрал, и ничего больше сказать не решился, потому что острие меча Берта легло ему под подбородок.
– Опустил бы арбалет, – посоветовал Берт.
Капрал, напряженно сглотнув, разжал руки. Тяжелый арбалет брякнулся о каменные плиты, сочно треснула тетива, и стрела с отравленным наконечником разбилась о стену.
– Пошел вон, – сказал Берт. – Только быстро и не оглядывайся.
Капрал исполнил приказание с истинно гвардейским рвением. Когда стук его торопливых шагов стих, Берт надвинул поглубже на лоб широкополую кожаную шляпу и перевел взгляд на Драного, который после происшествия с фляжкой словно впал в какую-то дурнотную оторопь – подогнув колени, растопырив руки, беззвучно шлепая губами, он тупо смотрел перед собой. Но, углядев блеск клинка в непосредственной близости от своего носа, Драный очнулся.
– Нет, господин! – закричал он, для пущей убедительности прижимая руки к груди. – Я ничего такого не знал!.. Я, господин, и не думал даже ни о чем таком!.. Этот Капрал, он всегда был ненормальным, еще даже до того, как ему в армии голову прошибли алебардой… Если б я знал, что он затевает, я бы вам всенепременно… Не сомневайтесь, господин!
Тут только заметив, что все еще держит в руках нож, Драный немедленно отшвырнул его в сторону и даже плюнул вслед – как бы уверяя, что сама мысль применить оружие против Берта ему отвратительна.
– Ладно, – сказал Берт. – Пойдешь впереди. Идти медленно, смотреть под ноги и по сторонам. Скажу: «бежать» – беги. Скажу: «лечь» – вались снопом. Скажу: «стой» – не вздумай двигаться ни мгновения после того, как тебя застал окрик, даже если б ты оказался на одной ноге и на цыпочках. Понял?
– Понял! – истово ответил Драный.
– Вперед.
Очень скоро Берт и думать забыл о Капрале. Глаза и уши его работали на пределе возможностей. Заметив трещину между плитами чуть шире других трещин, он приказывал Драному сменить курс – и они осторожно огибали подозрительную плиту. Несколько раз останавливались и, прежде чем сделать очередной шаг, броском какого-либо предмета перед собой определяли возможность безопасного продолжения пути. Так, последовательно, Драный лишился ножен, поясного ремня, куртки, башмаков, курительной трубки и огнива. Дважды стены плевались дротиками, трижды из щелей в полу взлетали к потолку острые колья; под огнивом плита вдруг легко раскололась надвое и с жутким свистом улетела в бездонный колодец, а трубку раздавил громадный валун, рухнувший с потолка… И остался бы Драный не только без куртки, но и без штанов, если б коридор неожиданно не закончился.
Они остановились на пороге зала, как на краю пропасти, пораженные невероятной громадностью пространства, заполненного лишь размытым белесым светом, источник которого определить было трудно. Потолок скрывался в серой дымке, противоположной стены совсем не было видно, а боковые стены оказались закрыты гигантскими колоннами, высившимися почему-то в два ряда. Колонны слева были угольно-черными, а справа – мутно-белыми. Пол зала состоял из чередующихся черных и белых квадратных плит, на каждой из которых легко можно было разместить полсотни человек.
– О-о… – протянул Драный и с натугой сглотнул.
«Капрал сказал бы: „оп-па“, – подумал Берт и тотчас забыл об этой своей мысли.
Надо было идти, но в этом зале непременно таились ловушки и – скорее всего – опаснее, сокрушительнее и хитрее тех, что они уже прошли. Идти по черным плитам? Или по белым? Или строго по прямой, прыгая с черной плиты на белую, с белой опять на черную? Двигаться осторожно, нащупывая каждый шаг мыском сапога или наоборот – бежать со всех ног, надеясь на то, что древние механизмы не успеют сработать вовремя? А может быть, долго стоять на пороге – это тоже опасно? Те, кто строил Последний Приют, могли сделать ловушку на самом пороге, разумно рассудив, что незваные гости, попав из коридора в громадный зал, от неожиданности и изумления не сразу решатся ступить на первую плиту…
Холод опять коснулся затылка Берта.
– Вперед, – проговорил он сквозь зубы и, не раздумывая, прыгнул на белую плиту.
Драный, взмахнув факелом, скакнул за ним – и тут же укрепленный на толстенной ржавой цепи каменный шар, утыканный железными шипами, со свистом рассек тот кусок пространства, где только что находились их головы.
Берт даже не оглянулся назад. Затылок еще холодило, и холод не становился слабее… Куда дальше? Прямо, на черную плиту? Или наискось, на белую?
Пустота над ними сгущалась, приобретая незримую форму угрожающей тучи. Абсолютная тишина поползла трещинами непонятных скрипов и шорохов. Надо было решать, и решать мгновенно.
– О-о… – снова послышалось сзади.
Берт рывком развернулся – но схватить за руку Драного не успел. Дрожащим пальцем тот тронул одну из фигурок, стоящих на высоком столике, поверхность которого имела вид шахматной доски. Берт мог поклясться, что никакого столика еще мгновение назад тут не было – откуда он, разорви его Дикий Барон, мог появиться?! Фигурка, выточенная из черного янтаря, чуть шелохнулась от слабого прикосновения человеческого пальца – и неожиданно подалась вперед сразу на две клетки – от своих рядов к рядам противника на противоположном краю столика.
– Кретин! – прохрипел Берт. Хотя ничего в зале не изменилось, он ясно чувствовал, что произошло непоправимое.
– Да я ж только… – умоляюще отозвался Драный. – А оно само…
Протяжный душераздирающий скрип хлестнул со стороны угольно-черных колонн. «Если эти фигурки – рычаг управления… – мелькнуло в голове Берта, – тогда…» Он развернулся к столику и выругался, едва сдержавшись, чтобы не закатить придурку Драному хорошую оплеуху.
Столик вместе с фигурками исчез, как его и не было.
– Я ничего не трогал! – трясясь от страха перед Бертом не меньше, чем от ужаса перед неведомым, закричал Драный. – Я больше и пальцем…
Скрип, нарастая, приближался.
Драный завыл, закрывая руками изуродованное шрамом лицо. Берт и сам с трудом удержался от вопля. В голове его промчалась мысль, что, если сейчас снять шляпу, волосы его будут торчать вверх, как иглы дикобраза.
Из белесого сумрака, словно гигантский морской корабль, выплывала черная колонна. Она шла прямо, и громадные плиты перед ней дыбились и ломались острыми осколками, она шла с чудовищным скрежетом и скрипом, оставляя в фарватере широкую черную полосу пустоты, которая беззвучно пожирала осколки плит… Драный дернулся куда-то бежать, но Берт ухватил его за ремень:
– Стой.
Колонна, как он и предполагал, размолов три плиты, остановилась на четвертой. Берт перевел дух.
– По-по-почему?.. – заквохтал Драный. – По-почему встала?..
Берт не отозвался.
– По-по-пошли назад?.. – с надеждой предложил Драный. – По-по-жалуйста, а?
Скрежет и скрип рванулись на них с другой стороны. Белая колонна, круша плиты на своем пути, тронулась навстречу покинувшей свой строй черной колонне.
«Партия началась, – подумал Берт. – И она, конечно, будет крайне непродолжительной…»
– Бежим! – крикнул он и первым кинулся вперед.
– По-по-подожди! – умолял прыгавший за ним по плитам Драный.
– Не отставай! А то по-по башке по-по… тьфу, чтоб тебя… получишь!
Они преодолели всего пять гигантских плит, когда их нагнала черная колонна, двигавшаяся наискосок. Берт отпрыгнул в сторону – несколько острых осколков просвистело мимо него. Черная колонна замерла, едва не столкнувшись с рядами белых. Оставленный ею след – длинная яма, доверху наполненная черной пустотой, откуда веяло ледяным смрадом, преградила дорогу путникам. Одна из белых колонн задрожала, начиная движение.
Берт отступил назад, разбежался и не думая прыгнул. Дыхание смерти опалило ноги, когда он летел над пропастью – он крепко приложился грудью об иззубренный край пропасти, широко загреб руками… Ему повезло: прежде чем он начал сползать вниз, ногти впились в косую трещину. Застонав от напряжения, единым отчаянным рывком он забросил тело на хрустнувшую под ним плиту. И поднялся.
Драный полуприсел по ту сторону пропасти. Факел валялся у него под ногами, Драный безмолвно воздевал руки к затянутому белесой дымкой невидимому потолку, тоскливо кривил рот и закатывал глаза. Было понятно, лучше он останется на своей плите ждать неминуемой смерти, чем решится повторить прыжок Берта.
– Ну и черт с тобой… – успел подумать Берт, прежде чем белая колонна покинула свой ряд и со всего маху врезалась в опасно приблизившуюся черную.
Ужасающий грохот потряс зал. Берт уже бежал дальше по дрожащим под ним плитам – только один раз он оглянулся: белая колонна, чуть пошатываясь, стояла на месте черной. Угольные осколки окружали ее…
Партия продолжалась. Белые фигуры крушили черные. Черные разбивали в пыль белые. Скрежет, взрываясь то слева, то справа, подгонял Берта. Грохот заставлял подпрыгивать, затыкая уши пальцами. Впереди, окутанный голубоватым свечением, возник невысокий саркофаг. Берт напряг последние силы, чтобы перемахнуть очередную плиту скорее, чем ее разнесет белая колонна, плывущая наперерез. Это удалось – и, когда крупные осколки запрыгали по полу, догоняя его, а мелкие – забарабанили в спину, защищенную толстым кожаным плащом, он только рассмеялся. Еще несколько прыжков, и Берт ступил на плиту, где стоял саркофаг. Плита оказалась намного больше других – и была не белой и не черной. Краска, покрывавшая ее, глухо хрустела под сапогами, легко осыпалась ломкими кусочками. Хна – не хна… Ржавчина – не ржавчина…
«Кровь, – догадался Берт. – Давно запекшаяся кровь. Давным-давно запекшаяся кровь… Кровь Дикого Барона. Который, если верить древним преданиям, продолжал околевать, испытывая жуткие муки, еще долго после того, как застыло его тело… Такова судьба каждого существа, принадлежащего обоим мирам сразу…»
Скрежет и грохот за спиной стихли. Подземная тишина вновь окутала чрево усыпальницы. Берт обернулся, чтобы посмотреть на громадное пространство зала, изборожденное бездонными рвами. Колонны – черные и белые – вперемежку возвышались на немногих уцелевших плитах, а из рвов поднимались тонкие струйки серого полупрозрачного дыма. Входа в коридор отсюда не было видно, и не было видно Драного. Впрочем, о его судьбе Берт сейчас не думал.
Сдерживая дыхание, он направился к саркофагу. И, чем ближе подходил, тем больше становился этот саркофаг. Он не рос, просто здесь, вблизи останков Дикого Барона, странным образом нарушались законы перспективы… Или это так искажало действительность голубое свечение, сгустившееся над мертвым демоном-полукровкой?
Берт остановился, подойдя вплотную к саркофагу. Только теперь оказалось возможным верно оценить его размеры: борт приходился Берту выше груди, а от изголовья до изножья можно было сделать не меньше десятка шагов. Голубое свечение не излучало ни тепла, ни холода, ни какого-либо запаха. Берт осторожно вдохнул, готовый – если почует что-либо неладное – тут же, отплевываясь и кашляя, прыгнуть в сторону. Никаких изменений в себе он не ощутил. Значит, свечение безопасно, а ведь оно могло оказаться и смертельно ядовитым газом, который испускал прах Барона. Берт заглянул в саркофаг.
Дикий Барон, закованный от горла до пят в золотые доспехи, был почти втрое больше самого высокого человека. Окостеневшими пальцами с кривыми желтыми когтями Барон сжимал на груди изъязвленный косыми засечинами двуручный меч… Берт скользнул взглядом по телу Барона вверх.
– Вот оно… – прошептал он.
И улыбнулся. Больше всего на свете он любил такие моменты. Он сам часто говорил, что именно ради таких моментов стоит жить… Когда последние опасности оставались позади, когда раны, ссадины и синяки еще саднили, но эта боль не стоила ничего по сравнению с радостным ощущением, что достиг цели. Он хотел это сделать, и он это сделал…
Громадный голый череп величиной с купол средней сторожевой башни скалился длинными клыками, налезающими друг на друга. На месте носа был черный провал, а в глазницах переливались идеально выточенными гранями кроваво-красные камни – каждый размером с кулак взрослого мужчины. На первый взгляд камни выглядели совершенно одинаково. К тому же сверкали они так ярко, что определить какую-либо разницу между ними было очень трудно.
Берт закусил губу. Кажется, рано праздновать победу. Возможно, это и есть последняя ловушка. Самая последняя и самая сложная…
По легенде лишь один глаз Дикого Барона был человеческим, а сквозь призму другого демон-полукровка мог прозревать тайны далекого прошлого. Как определить, какой из этих камней – Глаз? А что, если оба камня – подделки, а истинный Глаз хранится где-нибудь еще? Где-нибудь под доспехами? Или вообще не в этом зале, а в каком-нибудь тайнике укромного коридора?.. Берт поежился. Затылок его все еще холодило, но этот холод был не острым и сильным, как всегда, когда предвещал близкую серьезную опасность, а промозглым, словно под шляпой сидела жирная мокрая жаба…
Он занес руку сначала над одним глазом, потом над другим. Поджал пальцы, колеблясь… В легенде говорилось что-нибудь о том, каким глазом Барон мог смотреть в ушедшее: правым или левым? Если и говорилось, то сейчас Берт ничего подобного вспомнить не мог. Этот Маргон! Великий многознатец и маг Маргон! Один-из-Четырех! Что ему стоило, давая задание, пересказать легенду о Диком Бароне подробнее? Ну почему все эти многознатцы, добившиеся расположения внеземных сил, прочих людей считают безмозглыми тупицами и ничтожными червями? Что бы они могли, когда б не такие, как Берт или тот же Самуэль? «Что бы они могли, когда б не мы, Ловцы Теней? –подумал Берт. – Этим именем они сами назвали нас, маги, колдуны и многознатцы. Ловцы Теней… Кто бы добывал для диковинных магических экспериментов драконью кровь, лапки василисков, вурдалачье семя или, скажем, корешки волчьей смерти,расцветающей раз в тринадцать лет под плахой, на которую пролилась кровь не менее сотни преступников? Допустим, порошок из языка повешенного или. настойку волос шестидесятилетней девственницы можно купить в двух-трех городских лавках, но где бы все эти многознатцы доставали… кое-что поинтереснее? Неужели сам Маргон решился бы пуститься в долгий путь через эти скалы, чтобы разыскать Последний Приют? Да он бы окочурился на первом валуне, если б, конечно, сумел на него вскарабкаться! И никакие духи и амулеты ему бы не помогли…
«Ладно уж, – остановил себя Берт. – В бумагах Франка наверняка можно было найти легенду о Диком Бароне, да еще, вероятно, в нескольких вариациях. Ты сам поленился порыться подольше. Увидел карту, схватил ее… И тут появилась Марта, и тебе стало не до бумаг…»
Он снова склонился над исполинским черепом. Дикий Барон беззвучно скалился длинными изогнутыми клыками, словно потешаясь над мучимым раздумьями Ловцом.
«Допустим, – размышлял Берт, – ловушка поставлена таким образом, что убьет всякого, кто коснется фальшивого Глаза. Хотя логичнее будет предположить, что смерть непременно грозит тому, кто тронет настоящий Глаз. Строители усыпальницы наверняка предусмотрели оба варианта… В таком случае, выбора нет. Нужно либо уходить ни с чем, но живым, либо попытаться рискнуть.
Берт попытался сконцентрироваться на своем внутреннем чувстве опасности,многократно спасавшем ему жизнь. Но холодок в области затылка не становился ни сильнее, ни слабее. И это было странно.
Строители Последнего Приюта, скорее всего, предусмотрели оба варианта… Да, точно! Но зачем тогда пускать в ход подделку?
Берт даже зарычал от охватившего его бессилия. И мгновенно в голове сверкнула внезапная мысль. Не давая сомнениям погасить ее, он запустил руки в саркофаг, схватил гигантский череп Барона за виски и рванул изо всех сил.
Раздался громкий неприятный хруст – будто обломилась гнилая коряга, торчащая из болотной топи. Пустой череп Дикого Барона оказался неожиданно легким, Берта откачнуло назад и, чтобы удержаться на ногах, пришлось сделать несколько шатких шагов. Только восстановив равновесие, он повернулся и побежал. Спрыгнул с кровавой плиты на ближайшую белую и ринулся прочь, оставляя на белом камне багровые следы.
Череп зашевелился в его руках. Берт вскрикнул, но бега не остановил. Опустив глаза, он увидел, что изжелта-серая кость стала покрываться сетью тончайших трещин, словно рисунок паутины проступал на черепе.
На пути разинул черную пасть широкий ров. Берт повернул и побежал вдоль рва – к черной колонне, застывшей в полусотне шагов; дальше, за колонной, белела нетронутая плита.
Один за другим длинные зубы Барона обламывались у основания и с клацаньем сыпались под ноги. Грохнулась и разлетелась в пыль нижняя челюсть, о которую Берт едва не споткнулся. Потом треснул извилистой трещиной мертвый лоб. Потом побежали, словно струйки крови, змееподобные расколы от висков к уцелевшей верхней челюсти. Череп стремительно превращался в прах – ладони Берта в какой-то момент перестали ощущать твердость кости. Между пальцев Ловца посыпалась труха. Еще мгновение – и черепа не стало. Берт чертыхнулся, едва успев подхватить большой сверкающий камень – истинный Глаз Дикого Барона. Фальшивый Глаз исчез без следа.
И сейчас же холод ударил в затылок Берту с такой силой, что он застонал. Когда пальцы его сомкнулись вокруг ледяных граней, от саркофага потянулся к далекому потолку натужный вопль, переполненный страданием, болью и нечеловеческой ненавистью.
Ни в коем случае не следовало терять времени на то, чтобы обернуться, но Берт все-таки обернулся.
На следующий день он признался Самуэлю, что зрелище, открывшееся ему тогда, прибавило несколько белых нитей к его и без того обильно посеребренным вискам.
…Безголовый Дикий Барон одним поворотом чудовищного туловища раскалывает саркофаг надвое – половинки, тяжко грохоча, рушатся на плиту и рассыпаются множеством осколков. Барон подтягивает закованные в золото ноги, со страшным скрипом разгибает спину. И поднимается. От золотых доспехов исходит голубое сияние, в этом сиянии бешено пляшут мириады пылинок. Между наплечных пластин, вооруженных тремя изогнутыми шипами каждая, из высокого ворота, выкованного в виде клыкастой звериной челюсти, вместе со струей черного дыма, бьющей высоко вверх, вырывается вопль, в котором теперь больше ненависти, чем боли. Барон взмахивает мечом, подхватывает длинную рукоять обеими когтистыми лапами и шагает вперед – на Берта, небывало огромный, безголовый, непереносимо жуткий.