Кортни Милан. Доказательство любви

   Он открыл дверь, ведущую к черному ходу, откуда они только что появились, и протащил Дженни на несколько шагов вперед, не давая ей высвободиться из его железной хватки. Потом он резко вырвал свою руку, прислонил Дженни к стене и угрожающе навис над ней.
   – Одно дело Нед, – яростно произнес лорд Блейкли. – Я несу за него ответственность. Не сомневайтесь, что бы еще ни случилось между нами, я уничтожу ваше на него влияние. Но моя сестра…
   – Ваша сестра производит впечатление прелестной молодой женщины.
   Его губы скривились.
   – Мисс Эдмонтон, – холодно подчеркнул он, – вас не касается. Она моложе меня на шестнадцать лет, и я не намерен наблюдать за тем, как кто-то причинит ей вред. И это с моей стороны предупреждение, а не приглашение. Только попробуйте связаться с моей сестрой, я и вас уничтожу.
   Дженни встала уперев руки в бока.
   – Значит, так вы считаете? Я, по-вашему, вижу в ней свою потенциальную жертву, безмозглую простофилю?
   – Я заметил, как вы посмотрели на нее, когда Лаура взяла вашу руку. Так, будто она протягивает вам подарок.
   Дженни опустила глаза, чтобы скрыть острую боль, промелькнувшую в ее взгляде. Она чувствовала себя словно переплетенные волокна коврика, валявшегося у ее ног, – изношенной и истертой. В блестящем мире лорда Блейкли и ему и ей давно уже следовало бы отправиться к старьевщику. – Я преклоняюсь перед вашим особенным талантом, лорд Блейкли. Должно быть, это требует специального склада ума видеть исключительно самое плохое во всем, что вас окружает.
   – Вы думаете, я об этом сейчас с вами разговариваю? – Он схватил Дженни за подбородок и приподнял голову, чтобы она не могла избежать его инквизиторского взгляда. – Я не могу рисковать, что вы солжете мне на этот счет.
   Ложь. Дженни проглотила стыдливый комок, поднявшийся откуда-то изнутри. Он осудил ее так просто. Хотя в известном смысле ей не следовало удивляться. Она всегда знала, что думает о ней так называемое приличное общество.
   Она перестала быть хорошей, потому что ее поведение не имело никакого значения. Не важно, насколько доброй, или хорошей, или искренней она может быть, они все и всегда будут обвинять ее в том же самом. Не важно, что она совершит, она все равно останется незаконнорожденной девочкой, никогда не знавшей своих родителей. Что она теряла, став мошенницей?
   И если джентльмен и видел в ней нечто большее, чем еще одну паркетную дощечку, то он думал то же самое, что и лорд Блейкли, – потенциальный сосуд для его семени, достойный внимания лишь на время сексуальных утех. Она покинула это приличное общество давно, но единственное, что изменилось, – лицо мужчины, делающего ей предложение.
   Неделю назад лорд Блейкли абсолютно точно предположил правду о ее одиноком детстве. Теперь он счел ее недостойной. Однако, смотря в его глаза, она ощущала непереносимое желание поцеловать его. Это было похоже на побуждение сковырнуть нарыв – больно, глупо, и все равно снова откроется кровотечение. Неужели она была такой идиоткой, подумав, будто этот мужчина чем-то отличается от других?
   За исключением сильного плотского влечения, возникшего между ними, он был точно такой же, как и остальные джентльмены его круга.
   – Скажи мне, – прорычал он, – скажи честно, что никогда не вступишь с ней ни в какие отношения.
   Нет. Не совсем такой же.
   Существовало одно отличие. Он счел ее недостойной, но не она одна удостоилась его осуждения. Нед, его сестра – он жестоко относился к ним тоже. Для него любой человек был не более чем паркетная дощечка. Он был один в многолюдной зале, оставшейся позади них.
   Его пальцы вцепились в ее подбородок.
   – Скажи. Пообещай мне это, – приказал он.
   Дженни представила, каким он видит себя со стороны. Холодным, несомненно. Отличающимся ото всех и превосходящим любого другого. Он видит себя как человека, способного исторгнуть из уст женщины крик наслаждения, испытывая сам лишь нечто большее обычного плотского вожделения. Возможно, лорд Блейкли презирает простых смертных, которые позволяют своему рассудку впасть в такие неловкие и непростительные грехи, как выказывание доверия, признание в любви или привязанности.
   Несчастный человек.
   – Я вовсе не рассматриваю вашу сестру как потенциальную богатую дурочку, милорд. Удивляюсь лишь, что вы сами так о ней думаете.
   Он пристально всматривался в ее глаза в полумраке коридора. Похоже, он удостоверился, что она его не обманывает, поскольку отпустил ее подбородок.
   Дженни потерла рукой следы, оставшиеся от его пальцев. Пять отметин горело на ее подбородке. Ей не было больно, но она чувствовала себя униженной. За все эти долгие годы она должна была бы привыкнуть к этому чувству. По крайней мере, подумала она горько, у лорда Блейкли есть несколько реальных причин, помимо ее рождения, верить в ее непорядочность.
   Он презрительно покачал головой:
   – Я стараюсь видеть правду даже в тех, кем действительно дорожу. У меня нет желания обманывать себя. Что еще должен я видеть?
   Существовало миллион ответов. Дженни колебалась, подыскивая лучший вариант. Наконец она выбрала самый жестокий из возможных. Она выбрала правду.
   – Я думала, что вы должны видеть младшую сестренку, которая, несмотря на все, что вы ей наговорили, по-прежнему обожает вас.
   Его губы побледнели. Руки сжались.
   О, он постарался скрыть это. Но эта жалкая вспышка лишь подтвердила, что лорд Блейкли может заботиться о ком-то, как бы он ни старался отрицать это.
   Этот приступ гнева, догадалась она, был ее наказанием, несправедливо наложенным на нее за выигранную улыбку. За то, что она вдохнула теплоту в ледяного лорда Блейкли. Его месть за то, что он причинил боль своей сестре, хотя хотел всего лишь защитить ее. Дженни не была объектом этого гнева, просто его адресатом. Осознание того, что она выступила в роли козла отпущения, не должно было бы заставить ее чувствовать себя лучше. Но именно так и произошло.
   Дженни протянула руку и коснулась его щеки. Внезапный жар, намек на едва появившуюся щетину.
   А потом он отмахнулся от нее, как от ползущего по щеке жучка.
   Да. Она заставит его заплатить за эту сцену в той валюте, которую он отрицает. Жар. Смех. И… о, возможно, чуточку унижения. Он, должно быть, разглядел обещание в ее глазах, потому что отступил.
   – Думайте, что вам угодно, – сказал он, возвращаясь в многолюдную, сверкающую огнями комнату. – Только держитесь подальше от моей сестры.

* * *

   Голова Дженни раскалывалась от усталости. Только резкий вечерний холодок и невыносимый гул в ногах не давали ей заснуть на ходу. Их небольшая группка застыла в ожидании кареты лорда Блейкли на каменном парапете, ведущем от парадного подъезда особняка, откуда еще доносились громкие звуки бала. Она покинула комнату, переполненную подавляюще яркими тканями, богатыми цветами, изысканными украшениями и пищей, которую бедные слуги, должно быть, готовили несколько дней. Однако за этими белыми мраморными стенами, в Мейфэре царила та же ночь, что и в остальной Англии.
   Никакое количество денег не могло спасти от вездесущего лондонского тумана, погрузившего улицы во влажный полумрак. Во мраке ночи лорды и простолюдины выглядели практически одинаково.
   Однако разница все-таки присутствовала. Нед стоял, ссутулившись, рядом с Дженни. Он зевал во весь рот, на его зубах отражался отблеск газового света из соседнего окна. Однако лорд Блейкли держался так же прямо и решительно, словно вечер должен был только начаться. Дженни могла поспорить, что его ноги не чувствовали ни малейшей боли или усталости. Неудивительно, если они выточены из того же камня, что и другие его члены, в них вряд ли есть нервы, чувствительные к боли.
   – Я пытался разыскать ее, – пробормотал Нед, борясь с приступами зевоты, – но мне это не удалось. Как же мы увидимся с ней снова?
   Взгляд лорда Блейкли был направлен в окутавшую их темноту.
   – Просто. Мы спросим леди Кэтлин Даннинг. Она дочь герцога Уарского и, вероятно, впервые начала выезжать в этом году в свет.
   – Хорошо. – Нед снова зевнул. – С тобой все ясно. Ну а где же карета?
   Лорд Блейкли сцепил пальцы, обтянутые тонкой кожей перчаток.
   – Выезжает из-за угла. Прямо… сейчас.
   Когда Нед принялся недоверчиво озираться, лорд Блейкли вздохнул.
   – Я услышал, как она приближается. Я знаю поступь моих лошадей. И, если бы ты обращал больше внимания на то, что тебя окружает, узнал бы ее тоже. Ты бы также заметил, что твоя дорогая мадам Эсмеральда едва не женила меня на моей собственной сестре. И если бы ты не привлек ее внимание к этому своим кашлем и невнятным лепетом, то уже получил бы неопровержимое доказательство отсутствия у нее каких-либо способностей.
   Это, сказала себе Дженни, как минимум нечестно. Она отказалась от кандидатуры этой леди скорее из-за внезапно вспыхнувшего к ней интереса со стороны лорда Блейкли.
   – Даже тогда, – задумчиво проговорил Нед, – я как раз размышлял, можно ли отказываться от сестер так же, как и делать их?
   Лорд Блейкли протяжно вздохнул.
   – Делать сестер?
   – Я прочел об этом в одной книге по скандинавской мифологии. Правда, я читал о братьях, о клятве на крови. Два человека рассекают себе ладони до крови, а потом соединяют их вместе, чтобы кровь смешалась.
   – Еще большая чушь. Неужели ты веришь во все, о чем читаешь? Невозможно искусственно создать себе брата. Это имеет отношение к биологии и наследственности. О чем ты и сам бы прекрасно догадался, если бы дал себе труд подумать.
   Нед старался не реагировать, но Дженни разглядела боль в развороте его плеч, в том, как он отвернулся от подоспевшего экипажа. Когда карета с грохотом остановилась, пальцы Неда с горечью сжали ее руку, помогая протиснуться вовнутрь. Лорд Блейкли уселся на противоположное сиденье, совершенно не беспокоясь о причиненном им горе.
   О да. Дженни заставит его заплатить за это.
   Она наклонилась вперед.
   – Лорд Блейкли, – проговорила она, – несмотря на все ваши рациональные склонности, я заметила, как усердно вы занимаетесь неким особым направлением алхимии.
   Рука маркиза медленно упала на колено.
   – Прошу прощения? Вы обвиняете меня в алхимии?
   – Да, мистер Парацельс, я в этом уверена.
   – Объяснитесь. – Его гневные слова прозвучали холоднее лондонского тумана, заполнившего небольшой экипаж.
   – Типичный алхимик старается превратить свинец в золото. Но вы, будучи упрямым и не соответствующим общепринятым нормам, конечно, предпочитаете заниматься обратным процессом.
   – Вы несете чушь.
   Когда Дженни завела этот разговор, она еще в точности не знала, что ей предпринять. Но его поведение, его попытки всячески дистанцироваться от любого намека на иррациональность навели ее на мысль о плане, плане блестящем как полуденное солнце.
   – О, вы скоро все поймете, – заметила она. Дженни заулыбалась так, что, казалось, щеки ее готовы были лопнуть. – Я говорю о втором задании.
   Несколько секунд раздавался только стук колес и копыт лошадей о каменную мостовую.
   – Вы хотите, чтобы я превратил золото в свинец? – Намек на изумление, легкое разочарование. – Полагаю, мне следует только порадоваться, что вы сдались столь легко. Ставя невыполнимое условие исполнения вашего предсказания, вы признаете тем самым невозможность его реализации в действительности.
   Дженни наклонилась и похлопала его по щеке.
   – О, да вы глупый натуралист. – произнесла она. – Вы всегда мыслите так буквально? Я наблюдаю за тем, как вы превращаете золото в свинец, с тех пор, как вас встретила.
   Как Дженни и надеялась, в ответ он был способен только прорычать что-то невразумительное. Дрожь прокатилась по ее руке, которую она продолжала удерживать на его щеке. Это послужит ему на пользу. Он привык подавлять всех своим постоянным снисходительным высокомерием. Теперь пришла его очередь испытать на себе чужую снисходительность, и посмотрим, как ему это понравится.
   – Я, право, надеюсь, что вы все-таки дадите несколько более развернутое объяснение, чем это. Тем из нас, кто являются ужасающе буквальными, нужно нечто менее сомнительное и двусмысленное, чем эта ваша оккультная чушь.
   – Я наблюдала за вашими отношениями с кузеном все это время. Любой может заметить, что у Неда сердце из чистого золота.
   Нед сделал взволнованное движение руками, юношеский жест, который Дженни перевела как «да я скорее позволю заколоть себя тупой столовой вилкой, чем соглашусь с честным комплиментом».
   – Постоянно критикуя и запугивая его, вы, используя тайные алхимические процессы, намереваетесь превратить своего кузена в некий основной металл.
   – Забавная аналогия, мадам Эсмеральда. – Голос лорда Блейкли звучал совсем не весело. – Я полагаю, вы переходите к той части, в которой, наконец, объясните сущность своего задания?
   – Превратите свинец обратно в золото, – сказала Дженни. – Просто, не правда ли?
   Он зашевелил губами, пытаясь разгадать подтекст.
   – Вы хотите, чтобы я придумал что-нибудь хорошее о Неде сейчас, да? – Неуверенный тон свидетельствовал о том, что ее задание показалось ему столь же невозможным, как и алхимия.
   В этом и заключалась, помимо всего прочего, причина, по которой она дала ему это задание. Дженни рано поняла, что, говоря своим клиентам именно то, что они хотят услышать, можно заработать много денег. Но, пересказывая им все эти замечательные вещи, она начинала верить в них сама. Сам процесс поиска хорошего в человеке вызывал к нему симпатию. И, если то же самое случится с этим высокомерным и заносчивым господином, то это станет хорошим началом его расплаты.
   Мысли о его долгах вызвали еще один всплеск злого ликования в душе Дженни.
   – О, полагаю, что этот процесс должен быть более открытым, разве вы так не думаете? Духи требуют, чтобы вы воспели ему хвалу на публике.
   – Объявить это? Хорошо. – Лорд Блейкли углубился в размышления. – Я полагаю, что мне удастся высказать один или два публичных комплимента.
   – Мои замечания об алхимических превращениях были метафорическими. Но когда я сказала, чтобы вы воспели ему хвалу, я имела в виду именно это. Буквально.
   Воцарившаяся могильная тишина прерывалась только стуком копыт о мостовую. Даже этот звук звучал глухо, будто животные знали, что будет, если помешать разъяренному хозяину.
   Лорд Блейкли приподнялся, угрожающе нависнув над противоположным от него сиденьем.
   – Вы хотите, чтобы я запел? На публике?
   – Оду своего собственного сочинения, пожалуйста. – Дженни мило ему улыбнулась.
   Ответа не последовало. Он сел в бессильной ярости. В свете мелькавших фонарей было видно, как сжались в кулак его руки. В воцарившемся в экипаже напряжении стук копыт звучал умиротворяюще.
   – Вы стараетесь меня унизить.
   Совершенно верно. Помимо всего прочего.
   – У вас это не получится, – заявил он. – Люди куда значительнее вас безуспешно пытались это сделать.
   Дженни покачала головой. Это была даже лучшая идея, чем слон. Лошади остановились у порога жилища Дженни. Лакей открыл дверь. Дженни нанесла последний удар: