Страница:
Освободившись от литовского войска, русские обступили Китай-город и Кремль. Выкопали глубокий ров, заплели плетень в две стены и между стенами его насыпали земли. В трех местах построили деревянные высокие туры и на них поставили орудия, из которых палили в город. Трубецкой и Пожарский до тех пор стояли разными станами, косились друг на друга, Пожарский остерегался казаков и самого их предводителя, но после ухода Ходкевича оба военачальника помирились, и хотя не стали жить в одном таборе, но каждый день съезжались для совета на Трубе. Казаки опять было забурлили, начали требовать большего жалованья и грозили уйти прочь, да еще похвалялись ограбить земских. Дать им жалованье следовало, да казны недоставало. Хоть изо всех городов и земель русских и присылали деньги, но вся Русь была так разорена и до того обнищала, что никакими способами нельзя было из нее выжать многого .Чтоб чем-нибудь успокоить казаков, келарь Авраамий привез им из Троицко-Сергиева монастыря в залог церковные облачения, шитые золотом и вышитые жемчугом. Но казаки, как прослушали грамоту от монастыря, которую им привез Авраамий вместе с облачениями, до того пришли в умиление, что не взяли залога. "Всякие многие беды перетерпим, — говорили они, — а, не отнявши у врагов Москвы, не отойдем".
15 сентября Пожарский послал к полякам письмо. "Ваш гетман, - писал он, - далеко: он ушел в Смоленск и к вам не воротится скоро, а вы пропадете с голоду. Королю вашему не до вас теперь, на ваши границы турок напал, да и в государстве вашем нестроение. Не губите напрасно душ своих за неправду вашего короля. Сдайтесь! Кто из вас захочет служить у нас, мы тому жалованье положим по его достоинству, а кто захочет в свою землю идти, тех отпустим, да еще и подмогу дадим".
Но тогда над поляками, вместо Гонсевского, который уже уехал домой, начальствовал пан Николай Струсь, человек храбрый, упрямый и заносчивый. Он обнадеживал своих земляков, что вот скоро прибудет к Москве сам король. По его наущению, польские полковники отвечали Пожарскому бранными словами. "Вы, - писали, - москвитяне- самый подлейший в свете народ, похожи на сурков только в ямах умеете прятаться, а мы такие храбрецы, что вам никогда не одолеть нас. Мы не закрываем перед вами стен, берите их, коли вам надобно. Вот король придет, так он покарает вас, а тебя, архибунтовщик Пожарский,паче всех".
Прошел сентябрь - помощи не было. Поляки все поджидали то короля, то гетмана. Не приходил к ним ни тот ни другой, и слуха к ним не доходило ни от того, ни от другого . Наступил нестерпимый голод. Переевши всех своих лошадей, стали есть собак, мышей, крыс; грызли разваренную кожу с сапогов, принялись за человеческие тела. Кто умирал, на того голодные бросались и пожирали его; кто посильнее, тот повалит слабого и грызет. Русские, узнавши, что неприятель их в таком ужасном положении, стали стеснять их покрепче и 22 октября сделали сильный приступ на Китай-город. Голодные поляки не могли обороняться, покинули Китай-город и заперлись в Кремле. Пожарский и Трубецкой вошли в Китай-город с иконою Казанской Богородицы, которая находилась в русском стане, и тогда же дали обещание построить в память сего дня церковь во имя иконы Пресвятой Богородицы Казанской, которая и была потом построена и стоит до сих пор. Первое, что увидали русские в Китай-городе, были чаны с человеческим мясом.
Взявши Китай-город, русские окружили Кремль, но уже поляки не думали защищаться. Сперва они выпустили русских боярынь и дворянок с детьми. А на другой день прислали просить милости и пощады, сдавались военнопленными, вымаливали себе только жизнь. Пожарский дал от себя обещание, что ни один пленник не погибнет от меча.
24 октября поляки отворили Троицкие ворота на Неглинную и стали выпускать сначала бояр и дворян . Князь Мстиславский, старший по роду из бояр, составлявших совет, шел впереди всех .Жаль было смотреть на них. Они стали толпою на мосту: не решались двигаться далее. Казаки подняли и ратный шум и крик "Это изменники! Предатели!- кричали казаки - Их надобно всех перебить, а животы их поделить на войско!" Но дворяне и дети боярские готовились стать грудью за своих земляков, которые не столько по охоте, сколько поневоле должны были служить врагам. Уже между земскими и казаками началась сильная перебранка, почти до драки. Бедные бояре все стояли на мосту и ждали своей участи. Но не дошло до драки. Казаки пошумели, пошумели и отошли. Пожарский и прочие бояре и дворяне с ним приняли честно своих земляков и привели в свой стан. Но им нельзя было оставаться в Москве. Многие забрали свои семьи да уехали и сидели преимущественно по монастырям.
На другой день, 25 октября, русские вступили в Кремль с торжеством. Земское войско собралось возле церкви Иоанна Милостивого, на Арбате, а войско Трубецкого за Покровскими воротами. С двух этих концов пошли архимандриты, игумены, священники с крестами, иконами и хоругвями; за ними двигались войска. Оба крестные хода сошлись в Китай-городе на Лобном месте. Впереди духовенства был архимандрит Дионисий, приехавший из своей обители нарочно для такого великого торжества веры и Земли Русской. Из ворот, которые теперь называются Спасскими, а тогда назывались Фроловскими, вышло духовенство, сидевшее в Кремле, с галасунским архиепископом Арсением. Духовенство вошло в Кремль, за ним посыпала туда ратная сила, и в Успенском соборе служили благодарственный молебен об избавлении царствующего града.
И в Кремле, как и в Китай-городе, русские увидали чаны с человеческим мясом . Они слышали стоны и проклятия умиравших от голода поляков и служивших в польском войске немцев. Все побросали оружие и стояли безмолвно, ожидая своей участи . Начальника их,
Струся, тотчас заперли в Чудовом монастыре. Все имущество поляков взято в казну; отбором распоряжался Минин. Все это отдали казакам в счет жалованья. Пленников послали в таборы и поделили .Одну половину взял Пожарский в земский стан, другую — погнали в казацкий. Казаки не слишком уважали договор и почти всех перебили. Те, которые достались Пожарскому, остались целы. Их погнали в разные города. В Нижнем Новгороде народ хотел перебить пленников; и, когда воеводы стали не давать их, народ до того разозлился, что чуть было самим воеводам не досталось. Насилу мать Пожарского уговорила нижегородцев.
Освободивши Москву от поляков, русские должны были отделаться от короля, который наконец вступил в Московское государство, когда его подданные погибали в Москве от голода .Он оттого медлил, что у него войска не было, да и денег ему не давали много поляки на эту войну. И теперь он шел с небольшим войском, да зато вез с собой сына своего Владислава, избранного московскими боярами в цари. Он надеялся, что московские люди как увидят, что им везут того, кого они согласились посадить на престол, то и переменятся, и станут послушны королю, и тогда можно будет взять их в неволю. Но не так было Люди Московского государства не хотели ни Владислава, ни другого какого бы то ни было королевича из чужой стороны. Им уже омерзели все иноземцы, а поляки наипаче. Король остановился под городом Волоком-Ламским*( Волоколамск ) и оттуда послал к Москве отряд и с ним двух русских для разговоров . Но воеводы под Москвою разговаривать об этом не хотели и объявили, что Земля Московская не желает Владислава и готова биться с королем . Сигизмунд, постоявши под Волоком-Ламским, расчел, что с малым войском нельзя ему отважиться идти под Москву, а тут зима настала. Он повернул домой вместе со своим сыном. И досадно, и срамно ему было.
И шведам был от московских людей такой же неприятный ответ , как полякам. Шведы, услыхав, что русские очистили столицу от неприятеля и хотят выбирать себе государя, прислали к воеводам напомнить, что они прежде были не прочь от того, чтобы на своем престоле посадить шведского королевича. Русские на это им сказали "Мы затем с вами так говорили, чтоб вы нам не мешали расправиться с поляками, а теперь, как мы их из столицы прогнали, так мы и с вами, шведами, готовы биться, а королевича не хотим".
По грамотам, разосланным по всем городам, стали в Москву съезжаться выборные люди для избрания нового государя . Все с первого раза приговорили из чужеземцев не выбирать никого, а выбирать из своих бояр. Казалось, толковать было не о чем. Уж наперед можно было видеть, кого выберут. Не было тогда никого милее народу русскому, как род Романовых. Уж издавна он был в любви народной. Была добрая память о первой супруге царя Ивана Васильевича, Анастасии, которую народ за ее добродетели почитал чуть ни святою .Помнили и не забыли ее доброго брата Никиту Романовича и соболезновали о его детях, которых Борис Годунов перемучил и перетомил. Уважали митрополита Филарета, бывшего боярина Федора Никитича, который находился в плену в Польше и казался русским истинным мучеником за правое дело. Был у него шестнадцатилетний сын Михаил; вместе с матерью, именем Марфою (постриженною насильно Борисом, как и ее муж), и дядею Иваном он сидел в Кремле с прочими боярами, когда поляки владели столицею. Еще когда только Шуйского низложили с престола, многие желали его посадить, но он был тогда еще мал, да, главное, поляки помешали, навязав Москве Владислава. Теперь, как только стали говорить и толковать о царском выборе, сразу заговорили о Михаиле Романове. Но были у него противники. Некоторые бояре хотели себе власти и нарочно тянули выбор, а сами засылали к выборным людям, чтоб расположить их в свою пользу. Это было напрасно. Не выборные люди, а служилые и земские, и казаки написали челобитные, что вся земля хочет Михаила Романова и подали троицкому келарю Авраамию, чтоб он их желание показал выборной думе. Тут же, кстати, пришли челобитные из Калуги и других соседних с нею городов, и оттуда люди всем миром заявляли, что не хотят другого государя кроме Романова. Тянуть выбора нельзя было дольше. Казаки вскричали, что и они хотят царем только Романова, — казацким голосом нельзя было пренебречь. Если выбрать царя не по их мысли, то можно было ожидать больших смут. С избранием Романова выходило так хорошо, что и земские люди, и казаки могли быть довольны. В неделю православия, 21 февраля, вышли на Красную площадь рязанский архиепископ Феодорит, келарь Авраамий, боярин Василий Петрович Морозов; и хотели спрашивать множество народа, нарочно собранного для этого. Но им не довелось сказать ни одного слова. Народ, как только увидел и догадался, зачем его собрали и что у него хотят спрашивать, в один голос закричал : "Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе". "Се быть по смотрению Всевышняго Бога!" — сказал тогда Авраамий Палицын. После этого отслужили молебен и на ектениях помянули новоизбранного царя Михаила Федоровича.
Вскоре потом отрядили послов просить Михаила Федоровича на царство. Главными в том посольстве были Федор Петрович Шереметев, князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский, из окольничих Федор Васильевич Головин, а с ними служилые всяких чинов (по спискам, а именно стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки, жильцы, дворяне и дети боярские из городов, головы стрелецкие, гости, атаманы, казаки, стрельцы). Отправив посольство к царю, совет выборных людей и вся земская дума послали к Сигизмунду III гонца известить его польское величество, что Московское государство никоими мерами не желает более видеть сына королевского Владислава на престоле, но согласно заключить с Польшею мир и жить с поляками по-дружески, по-соседски; пусть поляки отпустят тех послов, которые поехали просить на царство Владислава и которых они несправедливо задержали; пусть также отпустят всех пленников русских, взятых в прошлое недавнее время, а русские отпустят в Польшу тех поляков, которых взяли в Москве в плен.
Новоизбранный царь жил тогда с матерью в Ипатском монастыре возле самого города Костромы. Туда прибыло московское посольство и явилось в монастырь 13 марта. Инокиня Марфа и сын ее назначили им прийти и говорить о делах на другой день.
14 марта, после обедни, послы пригласили с собой костромское духовенство и подняли чудотворную икону Пресвятой Богородицы, называемую Федоровской, оттого, что эта икона, как гласило предание, была чудотворно принесена из Городца в Кострому святым Феодором Стратилатом. Мать и сын встретили шествие за воротами монастыря и, не желая соглашаться принимать чести, которую предлагали им приехавшие послы, отказывались было идти за иконами и хоругвями в церковь — насилу их упросили, и они пошли. В соборной церкви послы объявили, что все Московское государство просит Михаила Федоровича принять скипетр царствия, а мать благословить сына на царство .Но и Михаил Федорович, и мать его не хотели поступить по желанию посольства. При этом инокиня Марфа Ивановна говорила так: "Сын мой еще не в совершенных летах, да при том Московскаго государства люди измалодушествовались - давали свои души прежним московским государям и не прямо служили им . Как грех ради всего Московскаго государства пресекся корень прирожденных государей и не стало блаженной памяти государя Федора Ивановича, московские люди избрали на престол Бориса Федоровича Годунова, и целовали крест служить и прямить ему и его детям, а потом, когда Бориса царя не стало, изменили сыну его царю Федору Борисовичу, отъехали к вору, который по злоумышлению польскаго короля назвался Димитрием Ивановичем, а потом царя Федора Борисовича с матерью вор предал горькой смерти. Потом московские люди вора, котораго сами назвали царем Димитрием, убили и сожгли, выбрали на престол князя Василия Ивановича Шуйскаго, целовали ему крест, и изменили : многие уехали к другому вору в Тушино, а те, которые туда не отъехали, скинули с престола царя Василия, постригли, да в Литву отдали с братьями . Как же можно быть на Московском государстве государю, видя такое непостоянство и крестопреступления, и убийства, и поругания над прежними государями? Да притом Московское государство от польских и литовских людей и от непостоянства русских людей разорено до конца, прежняя царския сокровища давних лет литовские люди вывезли; дворцовыя села, черныя волости, пригородки и посады розданы в поместья дворянам и детям боярским, изопустошены; все служилые люди бедны; и кому повелит Бог быть государем, тому чем жаловать служилых людей и полнить свои государевы обиходы и стоять против своих недругов польскаго короля и других пограничных государей . Мне благословить сына своего на царство разве на одно погубление, отец его, митрополит Филарет, ныне в плену у короля в Литве в великом утеснении, сведает король, что по прошению и по челобии всего Московскаго государства, учинится государем его и мой сын,- король тотчас велит над отцом его, митрополитом Филаретом, какое-нибудь зло сделать, да ему, сыну моему, нельзя быть на Московском государстве без благословения отца своего". На это послы возражали так:
"Государь Михаил Федорович! Не презри моления и челобитья всяких чинов людей Московскаго государства; а ты, великая старица инока, Марфа Ивановна, благослови сына своего государя на государство. Московскаго государства всяких чинов люди будут государю служить и прямить во всем. Его, государя, обрали на Московское государство российскаго царствия по изволению Всемилостиваго в Троице славимаго Бога и Пречистыя его Богородицы и всех святых, а не по его государскому хотенью: Бог положил так единомышленно в сердцах всех православных христиан от мала до велика в Москве и во всех городах всего Российскаго государства, а прежние государи не так воцарились. Царь Борис сел на государство своим хотеньем, изведши государский корень, царевича Дмитрия, и начал делать многая неправды; и Бог ему мстил за убиение и за кровь праведнаго безпорочнаго государя царевича Димитрия Ивановича богоотступником Гришкою Отрепьевым; а вор Гришка Отрепьев-разстрига приял от Бога месть по делам своим и злою смертию умер; а царя Василия избрали на государство не многие люди, и тогда, по вражью действу, многие города не захотели ему служить, а отложились от Московскаго государства; все это делалось волею Божиею и грехом всех православных христиан во всех людях Московскаго государства была рознь и межусобство; да в то же время, по злоумышлению польскаго короля, пришел калужский вор под Москву с русскими и с литовскими людьми, а гетман Жолкевский шел к Москве с польскими, и литовскими, и немецкими людьми, и с русскими изменниками, и умысля, чем бы разорить Московское государсво и прельстить людей, начал ссылаться с боярами, будто король Сигизмунд прислал его для христианскаго покоя и дает на престол московский сына своего, королевича Владислава, и тогда московские люди, видя себе отовсюду тесноту, били челом царю Василию, чтобы он государство оставил и христианская кровь перестала бы литься, и царь Василий царство оставил. Что учинилось над царевичем Федором Борисовичем и над царем Васильем, то учинилось Праведнаго Владыки судьбами и казнью всех людей- а ныне люди Московскаго государства покаялися все и пришли в соединение во всех городах. А чтоб король в Литве отцу государеву, митрополиту Филарету, какого зла не сделал, так бояре и всяких чинов люди посылают из Москвы к королю посланников и дают за отца государева, митрополита Филарета, в обмен многих польских и литовских людей".
Но Михаиле Федорович и мать его не поддались на эти речи и по-прежнему отказывались. Их просили долго. Держали перед новоизбранным царем царский посох, а он не брал его . Наконец, послы сказали: "Только ты, государь Михаиле Федорович, не пожалуешь всяких чинов Московскаго государства людей, и презришь их и наше слезное челобитье не захочешь быть на Московском государстве, а ты, великая старица инока, Марфа Ивановна, не изволишь благословить сына своего на царство, то все люди будут в сетовании и печали, а Московское государство придет в конечное запустение от неприятелей, и святыя Божия и апостольския церкви и многоцелебныя мощи и чудныя иконы будут опоруганы, и станется истинной православной христианской вере и православным христианам разорение и расхищение, и все это за души православных христиан взыщет Бог на тебе, государь Михаил Федорович, и на тебе, на великой старице иноке Марфе Ивановне".
Это подействовало на молодого царя и на его мать. Они согласились, как бы страшась наказания Божия за неисполнение всенародной просьбы. Царь взял в руки царский посох, а мать всенародно благословила его. Тогда все по чинам подходили к царской руке.
Через несколько дней новоизбранный царь выехал из Костромы и прибыл в Ярославль 21 марта, где и поместился в Спасском монастыре. Здесь он пробыл несколько недель и, выступивши из Ярославля, ехал в Москву медленно. Надобно было для него отстроить, приготовить и убрать царские палаты, потому что все в Кремле было поляками разорено. Молодой царь увидал, в какое тяжкое время суждено ему было принять царство. Земская дума, состоявшая из выборных людей, извещала царя из Москвы, что в казне нет ни копейки, а служилые люди обступали царя и просили жалованья. Бедность была так велика, что провожавшие царя служилые люди шли пешком, оттого что не на что было купить и содержать лошадей. Но больше всего опечалило царя то, что по Русской Земле и даже около самой Москвы бродили разбойники, по большей части казаки, и мучили людей. К самому царю явились на дороге обожженные искалеченные люди. Увидавши их, царь так встревожился, что не хотел было ехать в Москву, и жаловался, что послы, которые приезжали просить его на царство, обманули его, уверяли, что Московское государство утешилось и находится в соединении, а выходит на деле совсем не то. Его, однако, упросило духовенство, и он 2 мая приехал в Москву, которая чуть начинала отстраиваться после разорения .10 июля он венчался царство.
Польский король как услышал, что русские выбрали себе иного государя, сына его не хотят, хоть и хотел было идти с войском под Москву, да средств у него не было. Те польские войска, которые успели уйти из Московской Земли и не достались в плен русским, требовали себе уплаты жалованья не только за службу королю, но даже за те годы, когда они служили вору, называвшему себя Димитрием и стоявшему под Москвою в Тушине; а когда им жалованья не уплатили, как им хотелось, так они начали бесчинствовать в своей земле, как будто в неприятельской, и делать разные насильства людям. Тут королю и его сенату было уже не до Москвы. Король согласился, чтобы с обеих сторон - и с польской, и с литовской — съехались паны и бояре на переговоры. Тогда пан Ходкевич, гетман литовский, тот самый, что подходил под Москву и ушел, потерявши запасы, говорил: "Ну, мы раздражили Москву; как бы она, поправившись, не заплатила нам и не взяла своего с лихвою!"
Хоть не скоро, а так сталось. Царь Михаиле Федорович должен был еще потерпеть от поляков. Через пять лет королевич Владислав подходил к Москве отыскивать свои права, да ничего не сделал. Московское государство, однако, было так слабо и не могло скоро оправиться от разорения, что должно было уступить Польше Смоленщину и часть Северщины. Но при сыне царя Михаила, Алексее Михайловиче, дела московские исправились. Не только воротили Смоленщину и Северщину, но еще Малороссия сама добровольно присоединилась к Московскому государству, а лет через сто с лишком при императрице Екатерине Россия приобрела в 1772 году часть литовских земель; через двадцать один год после того, в 1793 году, овладела русскими землями, находившимися много лет в соединении с Польшею, а в следующем 1794 году Суворов с русскими войсками взял Варшаву. Польское государство погибло, и Россия расплатилась с Польшею за разорение Москвы и Московского государства в оное время и взяла, как предрекал гетман Ходкевич, свое с лихвою.
Note1
*перерождались