Страница:
— Да, конечно, все дело в репе. Очень похожие признаки. Пойми, дорогая, я не допущу никаких привидений в своем замке. Ни один разумный человек не может верить этим россказням.
— Это потому, что ты не видел ее сам, и к тому же считаешь, что словам женщины не стоит доверять. Ты предпочитаешь все объяснять овощами.
— Уточняю — репой.
— Очень хорошо, но я действительно видела ее, Дуглас.
— Интересно, почему это ее видят только женщины?
Синджен пожала плечами:
— Не знаю, в действительности ли она является только женщинам. Все предыдущие графы писали о ней и говорили, что видели ее только женщины, но кто знает? Что касается моего опыта, то мужчины не желают признавать ничего, что выходит за рамки обыденного. Я думаю, они просто боятся выставить себя в глупом свете.
Дуглас вложил в свой голос весь сарказм, на который был способен:
— Что касается твоего опыта? Значит, ты утверждаешь, что Новобрачная Дева стояла у кровати, плача и проклиная свою нетронутую девственность и убиваясь по своему погибшему жениху? И ропща на судьбу за то, что так никогда и не стала женой и матерью?
— Возможно.
— Я думаю, что все обстояло иначе. Девица преспокойно снова вышла замуж, как только истек траур, и нарожала дюжину детей, как и полагалось в шестнадцатом веке, и умерла в положенный срок, беззубая и седая.
— Господи, в тебе нет ни капли романтики, Дуглас! — Синджен отвернулась, заметив кружившего над ними ястреба. Широко расправив крылья, он парил над утесами, высматривая добычу. Она снова повернулась к нему, на ее изогнутых губах блуждала рассеянная улыбка. В это мгновение в ней проступила будущая женщина, и Дуглас подумал, что через два-три года его сестренка разобьет немало сердец.
— И все-таки я видела ее, Дуглас, и другие тоже. Одли Шербрук, первый граф Нортклифф, записал ее историю. Ей было всего восемнадцать лет, когда она вышла замуж. Но не прошло и трех часов после венчания, как ее муж был убит. Она любила его так сильно, что, когда ей принесли эту печальную весть, она не смогла вынести мысли о жизни без него и покончила с собой. С тех пор ее стали видеть в замке. И даже отец писал о ней, ты же знаешь.
— Знаю, но можешь быть уверена, что я не напишу о ней ни строчки. Это все галлюцинации истеричных женщин. Можешь не сомневаться, что на мне эта история прекратится. А наши предки просто не знали, чем занять себя долгими зимними вечерами, вот и рассказывали всякие небылицы, чтобы развлечь себя и своих соседей.
Синджен только покачала головой и дотронулась до рукава его пальто.
— Тебя не переубедить. Да, я тебе не говорила? Мои подруги — Элеонора и Люси Уигтинс — обе безумно в тебя влюблены. Они все время шепчутся о тебе и клянутся, что упадут в обморок, если ты хотя бы улыбнешься им.
Потом, после этого девчоночьего признания, она добавила:
— Я очень уважаю тебя, Дуглас, и знаю, что с твоим мнением считались в армии, а твой авторитет у нас дома не вызывает сомнений, но все-таки я видела Новобрачную Деву.
— Хотелось бы верить, и все же я склоняюсь к репе. Возможно, что свою роль сыграли и греческие пьесы. Ну а что касается Элеоноры и Люси, то еще немного, и предметом их вздохов и секретов станет Райдер.
Синджен с притворной серьезностью сдвинула брови:
— Дорогой, ты должен обещать мне, что Райдер не станет соблазнять их, ведь при их глупости это не будет для него трудной задачей.
Дуглас был сражен этим замечанием. Да, теперь очевидно, что он слишком халатно относился к ее воспитанию. И вообще ему следует больше думать о своих обязанностях. Его предки проявляли чудеса изворотливости, лавируя в хитросплетениях политических интриг, чтобы сохранить и приумножить свои фамильные богатства. Они зарекомендовали себя истинными патриотами, проявили себя в дипломатии, верно служили королевскому трону, и поговаривали даже, что королева Анна была влюблена в младшего сына генерала Шербрука. И все они вместе способствовали процветанию и сохранению графства Нортклифф.
Оторвавшись от своих мыслей, он отошел от края обрыва, который был предательски скользким после недавнего шторма, и присел на холодный камень.
— Они не оставят тебя в покое, Дуглас.
— Я знаю, — ответил он, не пытаясь изображать безразличие. — Но, черт побери, они правы, а я — просто упрямый осел. В армии я хорошо усвоил одну вещь — сегодня ты есть, а завтра тебя может не стать. А потому мне нужно жениться и произвести на свет наследника. Я не вправе ставить свою свободу выше долга. Все, я наконец принял решение.
— Это было неизбежно, ведь именно твой сын должен стать следующим графом Нортклиффом. Я очень люблю Райдера, но он совершенно равнодушен к графскому титулу. Единственное, чего он хочет, это всю жизнь смеяться и любить, а корпеть над счетами и разбираться с арендаторами не его стихия. Серьезным его не назовешь. — Она покачала головой, подбрасывая камешек носком ботинка. — Но это касается лишь дел графства. В остальных вещах на него можно положиться.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? В ответ она только улыбнулась и пожала плечами.
В голове у него вдруг сложился четкий план дальнейших действий, который явился плодом размышлений всех последних недель. Он вдруг понял, на ком он женится. Райдер, сам того не ведая, случайно натолкнул его на эту мысль во время их последней встречи. Девушка, которой он был очарован три года назад, прекрасная и несравненная леди Мелисанда, дочь герцога Берсфорда. Она надеялась выйти за него замуж и в мечтах уже видела их имена, записанные рядом в церковной книге, как вдруг он внезапно покинул ее. Она была страшно оскорблена и расценила это как предательство. Но три года назад он был призван в армию, призван на войну с Наполеоном, призван спасти Англию.
Теперь он был призван спасти Нортклифф и сохранить род Шербруков.
— Я уже решил, кто станет моей невестой. Ее имя — Мелисанда, ей двадцать один год, она — дочь Эдуарда Чэмберса, герцога Берсфорда. Я встретил ее, когда ей было восемнадцать, но вскоре сбежал, так как не имел тогда желания жениться. Это было как раз тогда, когда меня ранили в плечо и я приехал домой в отпуск. Ах, Синджен, она была такой красивой, веселой и беззаботной, что я был без ума от нее. К тому же за ней стояло старинное и знатное имя Чэмберсов, хотя и несколько подмоченное во времена ее деда и репутацией ее брата, который прославился на весь Лондон своим распутством и умением в мгновение ока спускать все деньги, оказавшиеся у него в кармане. Похоже, что линия Чэмберсов закончится на нем. Но Мелисанда унаследовала все лучшие черты своих предков. Конечно, приданого за ней почти не было, но мне тогда было все равно, я бы женился на ней, даже если бы она пришла ко мне в одной рубашке, но потеря свободы меня пугала.
— Я думаю, ты не должен так легкомысленно относиться к приданому, Дуглас. Мама всегда повторяет, что это главное основание для женитьбы. Возможно, что твоя Мелисанда и ждет тебя до сих пор. Я бы на ее месте ждала. Возможно, что никто так и не женился на ней из-за отсутствия денег, несмотря на ее красоту и происхождение. А может быть, она вышла замуж и теперь — вдова? Ее мужа вполне могли призвать на военную службу, где он погиб. Это решило бы все твои проблемы.
Дуглас кивнул и улыбнулся такому решению проблем. Он чувствовал себя с сестрой очень легко, радуясь возможности поделиться с ней своими планами. Да, Мелисанда ему нравилась, он находил ее красивой, неглупой и обворожительно беззаботной. Она была изумительно сложена, и не было ни одного мужчины, который не мечтал бы заполучить ее в любовницы. Охотников жениться, как всегда, было меньше.
Синджен вывела его из задумчивости.
— Если Мелисанда все еще свободна, то тебе необязательно ехать в Лондон на поиски подходящей невесты.
— Ты, как всегда, права, малышка. Сегодня же напишу герцогу Берсфорду, и если Мелисанда до сих пор не замужем, я немедленно отправляюсь в Хэрроугейт и женюсь. Тратить время на приготовления не будем. Надеюсь, она понравится тебе, Синджен.
— Если она нравится тебе, то понравится и мне. Мама, конечно, будет против, но это не имеет значения.
— Да, мама наверняка воспротивится. Ты заметила, что она — единственная, кто никогда не изводил меня разговорами о женитьбе?
— Ей просто не хочется никому уступать свое место хозяйки дома. И хотя второе поместье Шербруков просто чудесное, она считает ниже своего достоинства переезжать туда.
— Иногда ты просто ужасаешь меня. — Он погладил ее растрепавшиеся на ветру волосы. — И все-таки ты хорошая девочка.
Она пропустила это замечание мимо ушей, возвращаясь к занимавшей ее теме.
— Ты знаешь, Дуглас, я все думала, почему Новобрачная Дева появилась именно сейчас, но теперь я понимаю. Мне кажется, она появилась потому, что знала о том, что ты собираешься жениться. Возможно, это предзнаменование; может быть, она пытается предупредить тебя или Мелисанду о чем-то, что может расстроить ваши планы, если вы не будете осторожны.
— Чепуха, — ответил он. — И все же ты хорошая девочка, даже если ты веришь в такую чепуху.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не, снилось вашим мудрецам.
— Ax, Синджен, в таком случае мой ответ:
"Уймись, уймись, смятенный дух”.
— Иногда с тобой бывает очень трудно.
— Это оттого, что я тоже знаком с Шекспиром?
— Ты слишком приземленный, Дуглас, но, может быть, женившись, ты переменишься.
Дуглас подумал, что Мелисанда, конечно, может внушить пылкую страсть, но вряд ли стоит надеяться, что рядом с ней он воспарит душой. Но говорить об этом Синджен он не стал, пусть остается со своими иллюзиями. Вместо этого он сказал:
— Я думаю, вскоре ты сможешь проверить это на практике. А теперь нам пора домой.
Домой он вернулся в приподнятом настроении. Пока он стоял в холле, отдавая приказания дворецкому, на лестнице показалась леди Лидия, которая метала громы и молнии, требуя, чтобы Джоан немедленно поднялась к себе в комнату и сняла с себя все это в высшей степени несовместимое с ее полом одеяние и попыталась, хотя бы попыталась, выглядеть так, как полагается выглядеть молодой леди. А ее братья, вместо того чтобы пристыдить девчонку, только подначивают ее. И Дуглас, который должен быть примером…
— Насколько я понимаю, мы ждем гостей, мама? — спросил Дуглас, посылая Синджен соболезнующий взгляд.
— Да, и если Алджерноны.., ты знаешь, как Алмерия строга к правилам хорошего тона — если она увидит этого несносного ребенка в этих штанах, да еще с волосами, как у… — она задохнулась, и Синджен быстро договорила за нее:
— Как у Медузы Горгоны, да?
— Как у ведьмы, про которых пишут в твоих пыльных книгах! Ступай к себе, Джоан. И прошу тебя, Дуглас, не называй ты ее этим дурацким именем хотя бы при Алджернонах!
— Кстати, ты знаешь, мама, что Алджернон означает “человек с бакенбардами”? Это было прозвище Уильяма Перси, который носил бакенбарды в то время, как все джентльмены ходили гладко выбритыми, и он…
— Довольно! — властно приказала вдовствующая графиня Нортклифф, устав от этих пререканий. — Хватит умничать, юная леди. Сколько можно тебе повторять, что мужчины стараются держаться в стороне от умных женщин. Образованная женщина подавляет их собственные способности, а это, в свою очередь, заставляет их тянуться к бутылке, игорным домам и прочим порокам. И чтобы я больше не слышала этого имени — Синджен. Тебя зовут Джоан Элен Уинтроп Шербрук.
— Но мне больше нравится Синджен, мама. Райдер придумал так меня называть, когда мне было десять лет.
— Замолчи. Тебя зовут не Сент Джон и не Сент Джоан, Синджен — уменьшительное от мужского имени. Боже, тебе досталось это нелепое имя только потому, что Тайсон вообразил тебя Жанной д'Арк…
— А следовательно, мученицей, следовательно, она стала Сент Джоан [1] и, наконец, Синджен.
— Я не позволю ей носить это имя! — повысила голос графиня, но Синджен уже убежала в свою комнату.
Дуглас тоже любил имя Синджен, но не стал спорить с матерью. В чем-то, возможно, она и права.
Дуглас поднялся в библиотеку, быстро написал письмо герцогу Берсфорду и тут же отправил его с посыльным. До тех пор пока он не получит положительный ответ, он не станет никому говорить о своих планах. На Синджен можно положиться, она никому не расскажет. Дуглас поймал себя на мысли, что доверяет сестре больше, чем братьям. Они, конечно, тоже умеют держать язык за зубами, но когда выпьют, могут выболтать что угодно. Матери он тоже ничего не скажет. У них никогда не было душевной близости. Он готов был простить ей почти полное отсутствие интеллекта, но ее эгоизм, черствость, постоянная раздражительность и жестокость по отношению к слугам и даже к собственным детям сделали их совсем чужими людьми. Он догадывался, как тяжело было его отцу прожить жизнь рядом с такой женщиной, и отчасти пример его собственных родителей отталкивал его от женитьбы. Но что толку мучить себя этими мыслями, раз он не в силах ничего изменить.
Неужели Синджен права? Неужели и впрямь его мать была так тиха посреди этого натиска родственников, требующих наследника, оттого, что боялась уступить бразды правления другой женщине? Он попытался представить Мелисанду, требующую ключи от дома у его матери, но этот образ никак не складывался в его голове. Он пожал плечами: в конце концов, это не имеет значения.
И чем ей не нравится имя Синджен?
Глава 3
— В это просто невозможно поверить, папа, — сказала Александра зазвеневшим от волнения голосом. Она никак не могла оторвать взгляд от простого листка бумаги, лежавшего на письменном столе ее отца. — Граф Нортклифф хочет жениться на Мелисанде? Ты уверен? Это Дуглас Шербрук?
— Да, это он, — ответил лорд Эдуард, герцог Берсфорд.
Он расправил письмо и еще раз вслух прочитал его младшей дочери. Когда он закончил и снова посмотрел на нее, в какое-то мгновение ему показалось, что ей нехорошо. Она выглядела страшно бледной, но, возможно, это объяснялось игрой ярких лучей солнца, заливавших светом всю библиотеку.
— Твоя сестра будет на седьмом небе от счастья, — сказал он, — особенно принимая во внимание то, что Оглеторп исчез четыре месяца назад, так и не сделав решительного шага. Это предложение прольет бальзам на ее раненую гордость. Что до меня, то я готов хоть сейчас раскрыть объятия графу и плакать на его груди. Силы небесные, деньги, которые он предлагает, спасут меня от долгов. Сверх этого, он обещает еще солидное обеспечение.
Александра опустила взгляд на свои стиснутые руки с побелевшими костяшками пальцев.
— Мелисанда мне рассказывала, как он ухаживал за ней три года назад. Она сказала, что он ей нравился, но на свое предложение получил решительный отказ. Он умолял ее, но она считала, что его будущее слишком неопределенно. Хотя он и был главным наследником, но его отец был тогда еще жив. К тому же Дуглас не собирался отказываться от армии, а это означало, что его могут убить и тогда наследником после смерти отца станет его брат. Если это случится, она останется ни с чем. Лучше уж быть красивой дочерью бедного отца, чем бедной женой погибшего мужа — таково было ее решение.
— Она действительно так сказала тебе, Алике? — брови герцога поползли вверх.
Александра кивнула и отвернулась к окну. Это окно никогда не закрывали шторами, в любую погоду, так как отец находил замечательным вид, который открывался отсюда. Это было постоянной причиной жалоб матери, убеждавшей его, что от прямых солнечных лучей выгорают ее абиссинские ковры, и Бог знает, сколько денег стоит заменить их, а он сам все время говорит, что денег нет, и все в том же роде. Но герцогу легче было терпеть нападки жены, чем отказаться от такого чудесного пейзажа.
Алике медленно произнесла:
— Значит, теперь Дуглас Шербрук — граф Нортклифф и хочет приехать сюда и жениться на ней.
— Да, и я готов дать ему согласие немедленно. Брачный контракт, полагаю, тоже не займет много времени. Слава Богу, что он так богат. Шербруки всегда умели распорядиться деньгами, никогда не расточали их на излишества и всегда заключали браки, которые пополняли их казну и укрепляли положение. Конечно, женитьба на Мелисанде не принесет ему ни пенни, наоборот, он сам выплатит мне за нее солидные деньги. Но, видно, он и вправду не на шутку влюблен в нее. К счастью для нас, несмотря на все ее совершенства, она так до сих пор и не вышла замуж. А ты меня удивила своим рассказом о ней. Похоже, она рассудительней, чем я думал.
— Полагаю, что так. Я помню, как он приезжал к нам. Он добрый и очень милый.
— Горячая голова. Он был наследником Нортклиффа и отказался откупиться от армии. Теперь-то это не имеет значения. Он остался жив, стал графом, и отныне все будет совершенно по-другому. Все Шербруки были за тори, по-моему, аж со времен всемирного потопа, и этот граф, скорее всего, тоже. Говорят, он весь в отца — у него такой же трезвый ум и блестящие способности. Ну, да все это неважно. Я думаю, мне следует поговорить с твоей сестрой.
Он помолчал немного, глядя на тонкий профиль дочери. “Чиста и невинна, — подумал он, — но в гордой посадке головы и ясных серых глазах чувствуется незаурядная сила воли”. У нее был прямой тонкий нос, высокие скулы и нежно очерченный подбородок. Весь ее облик производил впечатление податливости и покорности, но герцог по своему опыту знал, что это впечатление обманчиво. Странно, но, казалось, она сама не осознавала своей силы, даже когда спорила с ним. Ее густые волосы любимого Тицианом оттенка были зачесаны назад, открывая маленькие уши и стройную шею. Не обладая необычайной красотой Мелисанды, она была тоже по-своему очень мила, а природные доброта и ум сделали ее любимицей всего дома. В отличие от своей сестры, Александра была более ответственной и никогда не требовала от отца больше, чем он мог ей дать. И снова герцога кольнуло чувство, что она чем-то расстроена, и он задался вопросом, что могло послужить тому причиной.
После некоторого молчания он сказал:
— Я сообщил тебе об этом первой, Алике, потому что хочу знать твое мнение. И хотя твоя мать полагает, что ты должна быть тихой и незаметной тенью Мелисанды, я считаю иначе, и хочу знать, что ты думаешь по поводу этого предложения.
Заметив, как задрожали ее руки, он подумал, что герцогиня, наверное, опять расстроила ее своими нелестными сравнениями со старшей дочерью. Он пристально всмотрелся в ее лицо.
— Что тебя беспокоит, моя дорогая?
— Ничего, папа. Это просто…
— Что?
— Я не уверена, что Мелисанда захочет выходить сейчас замуж. Она хочет насладиться предстоящим сезоном, ведь мы собирались на следующей неделе в Лондон. Возможно, она предпочтет подождать, не подвернется ли ей кто-то еще. Когда Оглеторп оставил ее, она сказала, что даже рада этому, что пусть он лучше держится за юбку своей матери, чем за ее. И в этом сезоне она рассчитывает взять реванш.
— Да, твоя сестра права, этот парень не стоил ее, — вздохнув, сказал герцог. — Но ты же знаешь, Алике, деньги играют огромную роль в любом деле. Наша семья еще никогда не была в таких стесненных обстоятельствах, а расходы на содержание дома на Карлион-стрит в Лондоне, на платья для твоей сестры и матери во время сезона могут нас просто разорить. Я собирался пойти на это, считая это вложением денег, которое окупится замужеством твоей сестры. Но тогда я не видел другого выхода. Теперь все меняется. Предложение графа Нортклиффа избавляет нас от необходимости ехать в Лондон на предстоящий сезон. И мне не придется нести все эти непомерные расходы.
Конечно, герцог понимал, что, отказавшись везти в Лондон Мелисанду, он также лишает и Александру ее первого выхода в свет. Но во что это обойдется? Он спрятал лицо в ладонях. Что делать? Он снова заговорил, скорее для самого себя, чем для дочери.
— Ведь есть еще твой брат Реджинальд, мой двадцатипятилетний наследник, который не пропускает ни одного злачного места в Лондоне, пускает на ветер все деньги, которые я ему посылаю, задолжал всем лучшим лондонским сапожникам, портным, галантерейщикам, и в то же время дарит драгоценности своим бесчисленным любовницам. Боже, ты не представляешь, сколько денег он заплатил за рубиновый браслет, который подарил какой-то оперной певичке! — Он покачал головой. — Ах, Алике, я так долго сводил концы с концами, что больше не могу нести этот груз на своих плечах. Ты знаешь, как я пытался убедить твою мать быть экономнее, но она и слушать ничего не хочет. Каждый раз, как я завожу об этом разговор, она заявляет, что мы просто не можем себе позволить экономию, если не хотим, чтобы с нами перестали считаться. Она говорит, что в каждом порядочном доме за обедом должно быть как минимум три перемены блюд. То же и с Мелисандой. Ты, конечно, всегда понимала трудность нашего положения, но, к сожалению, от тебя здесь ничего не зависит. А Реджинальд — шалопай, и, по правде говоря, у меня мало надежды на то, что он исправится.
Он снова замолчал, и слабая улыбка тронула его губы. Бог наконец услышал его молитвы. Он спасен. У него появилась надежда, и он не собирался позволить Мелисанде покачать своей прекрасной головкой и заявить, что это предложение ее не интересует. Если она станет противиться, нескольких дней под замком на хлебе и воде будет достаточно, чтобы сделать ее послушной.
— О чем ты задумалась, Алике? Ты очень расстроена из-за предстоящего сезона? Ты ведь разумная девушка и должна понимать, что у нас нет денег…
— Все правильно, папа, — сказала Александра, улыбнувшись. — Мелисанда такая красивая, блистательная и веселая, такая естественная в своем веселье. В любом случае рядом с ней на меня вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание, так что неважно, что я не поеду в Лондон. Я говорю правду, папа. Меня пугает мысль оказаться вдруг под пристальными взглядами стольких людей. Я все время буду бояться сделать что-то не так. Мама говорит, что никакими белилами не замазать моего румянца, а насколько я поняла, здоровый цвет лица в высшем свете вызывает в лучшем случае недоумение. Так что лучше уж мне остаться. И не беспокойся за меня. Я и здесь смогу неплохо провести время. Существует масса других занятий, помимо светских раутов, балов и венецианских завтраков.
При этом Александра умолчала, как ужасающе короток был список этих “других занятий” в их глуши.
— Как только Мелисанда выйдет замуж за графа, она, конечно, сразу постарается выполнить свой долг по отношению к тебе и будет вывозить тебя повсюду. Графиню Нортклифф будут приглашать на все светские мероприятия, и там ты сможешь познакомиться с молодыми людьми. Так должно быть, и так будет. У тебя появится прекрасная возможность выбрать себе достойного мужа.
— Меня не очень-то привлекают молодые джентльмены, папа.
— Ерунда. Просто у тебя здесь слишком маленький круг знакомых, да и те, что есть, смотрят только на твою сестру, и из их голов вылетает даже то немногое, что в них было. Но его не значит, что ты должна недооценивать себя. Ты очень привлекательная девушка и думаешь не только о лентах и побрякушках…
— Поскольку я не красавица, мне приходится взращивать другие сады, папа.
— Ты, кажется, перефразировала Вольтера?
— Это не игра слов, папа. Все так и есть на самом деле.
— Говорю же, тебе, Алике, ты и вправду очень мила. Надеюсь, ты не имеешь ничего против своих великолепных волос? Они в точности того же оттенка, что у меня в молодости.
Она улыбнулась на это, и герцог подумал, что не стоит все усложнять. Теперь все должно пойти прекрасно. Граф Нортклифф предложил спасти его от неминуемого финансового краха и одновременно избавить от старшей дочери. Такое стечение обстоятельств могло порадовать любого отца.
— Надеюсь, на этот раз Мелисанда не откажет Дугласу Шербруку, — сказала Александра. — Граф — очень хороший человек, и я буду рада, если он получит то, что хочет. — Ее пальцы нервно перебирали складки бледно-желтого муслинового платья, когда она, опустив глаза, тихо добавила:
— Он заслуживает счастья. Дай Бог, чтобы Мелисанда позаботилась о нем и сделала его счастливым.
"Ну, вот уж на это не стоит надеяться”, — подумал про себя герцог. Он мог представить, как Мелисанда будет радовать своим присутствием будущего мужа, но только до тех пор, пока он не выразит в чем-либо несогласие с ней или, не дай Бог, откажет в чем-то. Мысль о том, что за этим последует, заставила его вздрогнуть. Ну, его это не должно волновать. Теперь это будет заботой графа. А он может только помолиться за него.
— Я скажу Мелисанде, чтобы она зашла к тебе, папа.
Герцог посмотрел вслед удаляющейся дочери.
И все-таки что-то здесь не так. Он хорошо изучил ее, она была его любимицей, с ней он отдыхал душой и сердцем. Ему вспомнилась ее внезапная бледность и дрожание рук. Неожиданная догадка вдруг пронзила его мозг — неужели ей самой небезразличен Дуглас Шербрук? Он покачал головой, припоминая, что они познакомились три года назад. Тогда Александре было только пятнадцать, и она была застенчивой толстушкой с туго заплетенными косичками. Нет, она была слишком мала. Если у нее и возникли тогда какие-то чувства к графу, это было не больше, чем детское увлечение. И все же ему в голову закралось сомнение в правильности того, что он делает.
— Это потому, что ты не видел ее сам, и к тому же считаешь, что словам женщины не стоит доверять. Ты предпочитаешь все объяснять овощами.
— Уточняю — репой.
— Очень хорошо, но я действительно видела ее, Дуглас.
— Интересно, почему это ее видят только женщины?
Синджен пожала плечами:
— Не знаю, в действительности ли она является только женщинам. Все предыдущие графы писали о ней и говорили, что видели ее только женщины, но кто знает? Что касается моего опыта, то мужчины не желают признавать ничего, что выходит за рамки обыденного. Я думаю, они просто боятся выставить себя в глупом свете.
Дуглас вложил в свой голос весь сарказм, на который был способен:
— Что касается твоего опыта? Значит, ты утверждаешь, что Новобрачная Дева стояла у кровати, плача и проклиная свою нетронутую девственность и убиваясь по своему погибшему жениху? И ропща на судьбу за то, что так никогда и не стала женой и матерью?
— Возможно.
— Я думаю, что все обстояло иначе. Девица преспокойно снова вышла замуж, как только истек траур, и нарожала дюжину детей, как и полагалось в шестнадцатом веке, и умерла в положенный срок, беззубая и седая.
— Господи, в тебе нет ни капли романтики, Дуглас! — Синджен отвернулась, заметив кружившего над ними ястреба. Широко расправив крылья, он парил над утесами, высматривая добычу. Она снова повернулась к нему, на ее изогнутых губах блуждала рассеянная улыбка. В это мгновение в ней проступила будущая женщина, и Дуглас подумал, что через два-три года его сестренка разобьет немало сердец.
— И все-таки я видела ее, Дуглас, и другие тоже. Одли Шербрук, первый граф Нортклифф, записал ее историю. Ей было всего восемнадцать лет, когда она вышла замуж. Но не прошло и трех часов после венчания, как ее муж был убит. Она любила его так сильно, что, когда ей принесли эту печальную весть, она не смогла вынести мысли о жизни без него и покончила с собой. С тех пор ее стали видеть в замке. И даже отец писал о ней, ты же знаешь.
— Знаю, но можешь быть уверена, что я не напишу о ней ни строчки. Это все галлюцинации истеричных женщин. Можешь не сомневаться, что на мне эта история прекратится. А наши предки просто не знали, чем занять себя долгими зимними вечерами, вот и рассказывали всякие небылицы, чтобы развлечь себя и своих соседей.
Синджен только покачала головой и дотронулась до рукава его пальто.
— Тебя не переубедить. Да, я тебе не говорила? Мои подруги — Элеонора и Люси Уигтинс — обе безумно в тебя влюблены. Они все время шепчутся о тебе и клянутся, что упадут в обморок, если ты хотя бы улыбнешься им.
Потом, после этого девчоночьего признания, она добавила:
— Я очень уважаю тебя, Дуглас, и знаю, что с твоим мнением считались в армии, а твой авторитет у нас дома не вызывает сомнений, но все-таки я видела Новобрачную Деву.
— Хотелось бы верить, и все же я склоняюсь к репе. Возможно, что свою роль сыграли и греческие пьесы. Ну а что касается Элеоноры и Люси, то еще немного, и предметом их вздохов и секретов станет Райдер.
Синджен с притворной серьезностью сдвинула брови:
— Дорогой, ты должен обещать мне, что Райдер не станет соблазнять их, ведь при их глупости это не будет для него трудной задачей.
Дуглас был сражен этим замечанием. Да, теперь очевидно, что он слишком халатно относился к ее воспитанию. И вообще ему следует больше думать о своих обязанностях. Его предки проявляли чудеса изворотливости, лавируя в хитросплетениях политических интриг, чтобы сохранить и приумножить свои фамильные богатства. Они зарекомендовали себя истинными патриотами, проявили себя в дипломатии, верно служили королевскому трону, и поговаривали даже, что королева Анна была влюблена в младшего сына генерала Шербрука. И все они вместе способствовали процветанию и сохранению графства Нортклифф.
Оторвавшись от своих мыслей, он отошел от края обрыва, который был предательски скользким после недавнего шторма, и присел на холодный камень.
— Они не оставят тебя в покое, Дуглас.
— Я знаю, — ответил он, не пытаясь изображать безразличие. — Но, черт побери, они правы, а я — просто упрямый осел. В армии я хорошо усвоил одну вещь — сегодня ты есть, а завтра тебя может не стать. А потому мне нужно жениться и произвести на свет наследника. Я не вправе ставить свою свободу выше долга. Все, я наконец принял решение.
— Это было неизбежно, ведь именно твой сын должен стать следующим графом Нортклиффом. Я очень люблю Райдера, но он совершенно равнодушен к графскому титулу. Единственное, чего он хочет, это всю жизнь смеяться и любить, а корпеть над счетами и разбираться с арендаторами не его стихия. Серьезным его не назовешь. — Она покачала головой, подбрасывая камешек носком ботинка. — Но это касается лишь дел графства. В остальных вещах на него можно положиться.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? В ответ она только улыбнулась и пожала плечами.
В голове у него вдруг сложился четкий план дальнейших действий, который явился плодом размышлений всех последних недель. Он вдруг понял, на ком он женится. Райдер, сам того не ведая, случайно натолкнул его на эту мысль во время их последней встречи. Девушка, которой он был очарован три года назад, прекрасная и несравненная леди Мелисанда, дочь герцога Берсфорда. Она надеялась выйти за него замуж и в мечтах уже видела их имена, записанные рядом в церковной книге, как вдруг он внезапно покинул ее. Она была страшно оскорблена и расценила это как предательство. Но три года назад он был призван в армию, призван на войну с Наполеоном, призван спасти Англию.
Теперь он был призван спасти Нортклифф и сохранить род Шербруков.
— Я уже решил, кто станет моей невестой. Ее имя — Мелисанда, ей двадцать один год, она — дочь Эдуарда Чэмберса, герцога Берсфорда. Я встретил ее, когда ей было восемнадцать, но вскоре сбежал, так как не имел тогда желания жениться. Это было как раз тогда, когда меня ранили в плечо и я приехал домой в отпуск. Ах, Синджен, она была такой красивой, веселой и беззаботной, что я был без ума от нее. К тому же за ней стояло старинное и знатное имя Чэмберсов, хотя и несколько подмоченное во времена ее деда и репутацией ее брата, который прославился на весь Лондон своим распутством и умением в мгновение ока спускать все деньги, оказавшиеся у него в кармане. Похоже, что линия Чэмберсов закончится на нем. Но Мелисанда унаследовала все лучшие черты своих предков. Конечно, приданого за ней почти не было, но мне тогда было все равно, я бы женился на ней, даже если бы она пришла ко мне в одной рубашке, но потеря свободы меня пугала.
— Я думаю, ты не должен так легкомысленно относиться к приданому, Дуглас. Мама всегда повторяет, что это главное основание для женитьбы. Возможно, что твоя Мелисанда и ждет тебя до сих пор. Я бы на ее месте ждала. Возможно, что никто так и не женился на ней из-за отсутствия денег, несмотря на ее красоту и происхождение. А может быть, она вышла замуж и теперь — вдова? Ее мужа вполне могли призвать на военную службу, где он погиб. Это решило бы все твои проблемы.
Дуглас кивнул и улыбнулся такому решению проблем. Он чувствовал себя с сестрой очень легко, радуясь возможности поделиться с ней своими планами. Да, Мелисанда ему нравилась, он находил ее красивой, неглупой и обворожительно беззаботной. Она была изумительно сложена, и не было ни одного мужчины, который не мечтал бы заполучить ее в любовницы. Охотников жениться, как всегда, было меньше.
Синджен вывела его из задумчивости.
— Если Мелисанда все еще свободна, то тебе необязательно ехать в Лондон на поиски подходящей невесты.
— Ты, как всегда, права, малышка. Сегодня же напишу герцогу Берсфорду, и если Мелисанда до сих пор не замужем, я немедленно отправляюсь в Хэрроугейт и женюсь. Тратить время на приготовления не будем. Надеюсь, она понравится тебе, Синджен.
— Если она нравится тебе, то понравится и мне. Мама, конечно, будет против, но это не имеет значения.
— Да, мама наверняка воспротивится. Ты заметила, что она — единственная, кто никогда не изводил меня разговорами о женитьбе?
— Ей просто не хочется никому уступать свое место хозяйки дома. И хотя второе поместье Шербруков просто чудесное, она считает ниже своего достоинства переезжать туда.
— Иногда ты просто ужасаешь меня. — Он погладил ее растрепавшиеся на ветру волосы. — И все-таки ты хорошая девочка.
Она пропустила это замечание мимо ушей, возвращаясь к занимавшей ее теме.
— Ты знаешь, Дуглас, я все думала, почему Новобрачная Дева появилась именно сейчас, но теперь я понимаю. Мне кажется, она появилась потому, что знала о том, что ты собираешься жениться. Возможно, это предзнаменование; может быть, она пытается предупредить тебя или Мелисанду о чем-то, что может расстроить ваши планы, если вы не будете осторожны.
— Чепуха, — ответил он. — И все же ты хорошая девочка, даже если ты веришь в такую чепуху.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не, снилось вашим мудрецам.
— Ax, Синджен, в таком случае мой ответ:
"Уймись, уймись, смятенный дух”.
— Иногда с тобой бывает очень трудно.
— Это оттого, что я тоже знаком с Шекспиром?
— Ты слишком приземленный, Дуглас, но, может быть, женившись, ты переменишься.
Дуглас подумал, что Мелисанда, конечно, может внушить пылкую страсть, но вряд ли стоит надеяться, что рядом с ней он воспарит душой. Но говорить об этом Синджен он не стал, пусть остается со своими иллюзиями. Вместо этого он сказал:
— Я думаю, вскоре ты сможешь проверить это на практике. А теперь нам пора домой.
Домой он вернулся в приподнятом настроении. Пока он стоял в холле, отдавая приказания дворецкому, на лестнице показалась леди Лидия, которая метала громы и молнии, требуя, чтобы Джоан немедленно поднялась к себе в комнату и сняла с себя все это в высшей степени несовместимое с ее полом одеяние и попыталась, хотя бы попыталась, выглядеть так, как полагается выглядеть молодой леди. А ее братья, вместо того чтобы пристыдить девчонку, только подначивают ее. И Дуглас, который должен быть примером…
— Насколько я понимаю, мы ждем гостей, мама? — спросил Дуглас, посылая Синджен соболезнующий взгляд.
— Да, и если Алджерноны.., ты знаешь, как Алмерия строга к правилам хорошего тона — если она увидит этого несносного ребенка в этих штанах, да еще с волосами, как у… — она задохнулась, и Синджен быстро договорила за нее:
— Как у Медузы Горгоны, да?
— Как у ведьмы, про которых пишут в твоих пыльных книгах! Ступай к себе, Джоан. И прошу тебя, Дуглас, не называй ты ее этим дурацким именем хотя бы при Алджернонах!
— Кстати, ты знаешь, мама, что Алджернон означает “человек с бакенбардами”? Это было прозвище Уильяма Перси, который носил бакенбарды в то время, как все джентльмены ходили гладко выбритыми, и он…
— Довольно! — властно приказала вдовствующая графиня Нортклифф, устав от этих пререканий. — Хватит умничать, юная леди. Сколько можно тебе повторять, что мужчины стараются держаться в стороне от умных женщин. Образованная женщина подавляет их собственные способности, а это, в свою очередь, заставляет их тянуться к бутылке, игорным домам и прочим порокам. И чтобы я больше не слышала этого имени — Синджен. Тебя зовут Джоан Элен Уинтроп Шербрук.
— Но мне больше нравится Синджен, мама. Райдер придумал так меня называть, когда мне было десять лет.
— Замолчи. Тебя зовут не Сент Джон и не Сент Джоан, Синджен — уменьшительное от мужского имени. Боже, тебе досталось это нелепое имя только потому, что Тайсон вообразил тебя Жанной д'Арк…
— А следовательно, мученицей, следовательно, она стала Сент Джоан [1] и, наконец, Синджен.
— Я не позволю ей носить это имя! — повысила голос графиня, но Синджен уже убежала в свою комнату.
Дуглас тоже любил имя Синджен, но не стал спорить с матерью. В чем-то, возможно, она и права.
Дуглас поднялся в библиотеку, быстро написал письмо герцогу Берсфорду и тут же отправил его с посыльным. До тех пор пока он не получит положительный ответ, он не станет никому говорить о своих планах. На Синджен можно положиться, она никому не расскажет. Дуглас поймал себя на мысли, что доверяет сестре больше, чем братьям. Они, конечно, тоже умеют держать язык за зубами, но когда выпьют, могут выболтать что угодно. Матери он тоже ничего не скажет. У них никогда не было душевной близости. Он готов был простить ей почти полное отсутствие интеллекта, но ее эгоизм, черствость, постоянная раздражительность и жестокость по отношению к слугам и даже к собственным детям сделали их совсем чужими людьми. Он догадывался, как тяжело было его отцу прожить жизнь рядом с такой женщиной, и отчасти пример его собственных родителей отталкивал его от женитьбы. Но что толку мучить себя этими мыслями, раз он не в силах ничего изменить.
Неужели Синджен права? Неужели и впрямь его мать была так тиха посреди этого натиска родственников, требующих наследника, оттого, что боялась уступить бразды правления другой женщине? Он попытался представить Мелисанду, требующую ключи от дома у его матери, но этот образ никак не складывался в его голове. Он пожал плечами: в конце концов, это не имеет значения.
И чем ей не нравится имя Синджен?
Глава 3
Клейборн-холл, Уэзерби, окрестности Хэрроугейта, Англия
— В это просто невозможно поверить, папа, — сказала Александра зазвеневшим от волнения голосом. Она никак не могла оторвать взгляд от простого листка бумаги, лежавшего на письменном столе ее отца. — Граф Нортклифф хочет жениться на Мелисанде? Ты уверен? Это Дуглас Шербрук?
— Да, это он, — ответил лорд Эдуард, герцог Берсфорд.
Он расправил письмо и еще раз вслух прочитал его младшей дочери. Когда он закончил и снова посмотрел на нее, в какое-то мгновение ему показалось, что ей нехорошо. Она выглядела страшно бледной, но, возможно, это объяснялось игрой ярких лучей солнца, заливавших светом всю библиотеку.
— Твоя сестра будет на седьмом небе от счастья, — сказал он, — особенно принимая во внимание то, что Оглеторп исчез четыре месяца назад, так и не сделав решительного шага. Это предложение прольет бальзам на ее раненую гордость. Что до меня, то я готов хоть сейчас раскрыть объятия графу и плакать на его груди. Силы небесные, деньги, которые он предлагает, спасут меня от долгов. Сверх этого, он обещает еще солидное обеспечение.
Александра опустила взгляд на свои стиснутые руки с побелевшими костяшками пальцев.
— Мелисанда мне рассказывала, как он ухаживал за ней три года назад. Она сказала, что он ей нравился, но на свое предложение получил решительный отказ. Он умолял ее, но она считала, что его будущее слишком неопределенно. Хотя он и был главным наследником, но его отец был тогда еще жив. К тому же Дуглас не собирался отказываться от армии, а это означало, что его могут убить и тогда наследником после смерти отца станет его брат. Если это случится, она останется ни с чем. Лучше уж быть красивой дочерью бедного отца, чем бедной женой погибшего мужа — таково было ее решение.
— Она действительно так сказала тебе, Алике? — брови герцога поползли вверх.
Александра кивнула и отвернулась к окну. Это окно никогда не закрывали шторами, в любую погоду, так как отец находил замечательным вид, который открывался отсюда. Это было постоянной причиной жалоб матери, убеждавшей его, что от прямых солнечных лучей выгорают ее абиссинские ковры, и Бог знает, сколько денег стоит заменить их, а он сам все время говорит, что денег нет, и все в том же роде. Но герцогу легче было терпеть нападки жены, чем отказаться от такого чудесного пейзажа.
Алике медленно произнесла:
— Значит, теперь Дуглас Шербрук — граф Нортклифф и хочет приехать сюда и жениться на ней.
— Да, и я готов дать ему согласие немедленно. Брачный контракт, полагаю, тоже не займет много времени. Слава Богу, что он так богат. Шербруки всегда умели распорядиться деньгами, никогда не расточали их на излишества и всегда заключали браки, которые пополняли их казну и укрепляли положение. Конечно, женитьба на Мелисанде не принесет ему ни пенни, наоборот, он сам выплатит мне за нее солидные деньги. Но, видно, он и вправду не на шутку влюблен в нее. К счастью для нас, несмотря на все ее совершенства, она так до сих пор и не вышла замуж. А ты меня удивила своим рассказом о ней. Похоже, она рассудительней, чем я думал.
— Полагаю, что так. Я помню, как он приезжал к нам. Он добрый и очень милый.
— Горячая голова. Он был наследником Нортклиффа и отказался откупиться от армии. Теперь-то это не имеет значения. Он остался жив, стал графом, и отныне все будет совершенно по-другому. Все Шербруки были за тори, по-моему, аж со времен всемирного потопа, и этот граф, скорее всего, тоже. Говорят, он весь в отца — у него такой же трезвый ум и блестящие способности. Ну, да все это неважно. Я думаю, мне следует поговорить с твоей сестрой.
Он помолчал немного, глядя на тонкий профиль дочери. “Чиста и невинна, — подумал он, — но в гордой посадке головы и ясных серых глазах чувствуется незаурядная сила воли”. У нее был прямой тонкий нос, высокие скулы и нежно очерченный подбородок. Весь ее облик производил впечатление податливости и покорности, но герцог по своему опыту знал, что это впечатление обманчиво. Странно, но, казалось, она сама не осознавала своей силы, даже когда спорила с ним. Ее густые волосы любимого Тицианом оттенка были зачесаны назад, открывая маленькие уши и стройную шею. Не обладая необычайной красотой Мелисанды, она была тоже по-своему очень мила, а природные доброта и ум сделали ее любимицей всего дома. В отличие от своей сестры, Александра была более ответственной и никогда не требовала от отца больше, чем он мог ей дать. И снова герцога кольнуло чувство, что она чем-то расстроена, и он задался вопросом, что могло послужить тому причиной.
После некоторого молчания он сказал:
— Я сообщил тебе об этом первой, Алике, потому что хочу знать твое мнение. И хотя твоя мать полагает, что ты должна быть тихой и незаметной тенью Мелисанды, я считаю иначе, и хочу знать, что ты думаешь по поводу этого предложения.
Заметив, как задрожали ее руки, он подумал, что герцогиня, наверное, опять расстроила ее своими нелестными сравнениями со старшей дочерью. Он пристально всмотрелся в ее лицо.
— Что тебя беспокоит, моя дорогая?
— Ничего, папа. Это просто…
— Что?
— Я не уверена, что Мелисанда захочет выходить сейчас замуж. Она хочет насладиться предстоящим сезоном, ведь мы собирались на следующей неделе в Лондон. Возможно, она предпочтет подождать, не подвернется ли ей кто-то еще. Когда Оглеторп оставил ее, она сказала, что даже рада этому, что пусть он лучше держится за юбку своей матери, чем за ее. И в этом сезоне она рассчитывает взять реванш.
— Да, твоя сестра права, этот парень не стоил ее, — вздохнув, сказал герцог. — Но ты же знаешь, Алике, деньги играют огромную роль в любом деле. Наша семья еще никогда не была в таких стесненных обстоятельствах, а расходы на содержание дома на Карлион-стрит в Лондоне, на платья для твоей сестры и матери во время сезона могут нас просто разорить. Я собирался пойти на это, считая это вложением денег, которое окупится замужеством твоей сестры. Но тогда я не видел другого выхода. Теперь все меняется. Предложение графа Нортклиффа избавляет нас от необходимости ехать в Лондон на предстоящий сезон. И мне не придется нести все эти непомерные расходы.
Конечно, герцог понимал, что, отказавшись везти в Лондон Мелисанду, он также лишает и Александру ее первого выхода в свет. Но во что это обойдется? Он спрятал лицо в ладонях. Что делать? Он снова заговорил, скорее для самого себя, чем для дочери.
— Ведь есть еще твой брат Реджинальд, мой двадцатипятилетний наследник, который не пропускает ни одного злачного места в Лондоне, пускает на ветер все деньги, которые я ему посылаю, задолжал всем лучшим лондонским сапожникам, портным, галантерейщикам, и в то же время дарит драгоценности своим бесчисленным любовницам. Боже, ты не представляешь, сколько денег он заплатил за рубиновый браслет, который подарил какой-то оперной певичке! — Он покачал головой. — Ах, Алике, я так долго сводил концы с концами, что больше не могу нести этот груз на своих плечах. Ты знаешь, как я пытался убедить твою мать быть экономнее, но она и слушать ничего не хочет. Каждый раз, как я завожу об этом разговор, она заявляет, что мы просто не можем себе позволить экономию, если не хотим, чтобы с нами перестали считаться. Она говорит, что в каждом порядочном доме за обедом должно быть как минимум три перемены блюд. То же и с Мелисандой. Ты, конечно, всегда понимала трудность нашего положения, но, к сожалению, от тебя здесь ничего не зависит. А Реджинальд — шалопай, и, по правде говоря, у меня мало надежды на то, что он исправится.
Он снова замолчал, и слабая улыбка тронула его губы. Бог наконец услышал его молитвы. Он спасен. У него появилась надежда, и он не собирался позволить Мелисанде покачать своей прекрасной головкой и заявить, что это предложение ее не интересует. Если она станет противиться, нескольких дней под замком на хлебе и воде будет достаточно, чтобы сделать ее послушной.
— О чем ты задумалась, Алике? Ты очень расстроена из-за предстоящего сезона? Ты ведь разумная девушка и должна понимать, что у нас нет денег…
— Все правильно, папа, — сказала Александра, улыбнувшись. — Мелисанда такая красивая, блистательная и веселая, такая естественная в своем веселье. В любом случае рядом с ней на меня вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание, так что неважно, что я не поеду в Лондон. Я говорю правду, папа. Меня пугает мысль оказаться вдруг под пристальными взглядами стольких людей. Я все время буду бояться сделать что-то не так. Мама говорит, что никакими белилами не замазать моего румянца, а насколько я поняла, здоровый цвет лица в высшем свете вызывает в лучшем случае недоумение. Так что лучше уж мне остаться. И не беспокойся за меня. Я и здесь смогу неплохо провести время. Существует масса других занятий, помимо светских раутов, балов и венецианских завтраков.
При этом Александра умолчала, как ужасающе короток был список этих “других занятий” в их глуши.
— Как только Мелисанда выйдет замуж за графа, она, конечно, сразу постарается выполнить свой долг по отношению к тебе и будет вывозить тебя повсюду. Графиню Нортклифф будут приглашать на все светские мероприятия, и там ты сможешь познакомиться с молодыми людьми. Так должно быть, и так будет. У тебя появится прекрасная возможность выбрать себе достойного мужа.
— Меня не очень-то привлекают молодые джентльмены, папа.
— Ерунда. Просто у тебя здесь слишком маленький круг знакомых, да и те, что есть, смотрят только на твою сестру, и из их голов вылетает даже то немногое, что в них было. Но его не значит, что ты должна недооценивать себя. Ты очень привлекательная девушка и думаешь не только о лентах и побрякушках…
— Поскольку я не красавица, мне приходится взращивать другие сады, папа.
— Ты, кажется, перефразировала Вольтера?
— Это не игра слов, папа. Все так и есть на самом деле.
— Говорю же, тебе, Алике, ты и вправду очень мила. Надеюсь, ты не имеешь ничего против своих великолепных волос? Они в точности того же оттенка, что у меня в молодости.
Она улыбнулась на это, и герцог подумал, что не стоит все усложнять. Теперь все должно пойти прекрасно. Граф Нортклифф предложил спасти его от неминуемого финансового краха и одновременно избавить от старшей дочери. Такое стечение обстоятельств могло порадовать любого отца.
— Надеюсь, на этот раз Мелисанда не откажет Дугласу Шербруку, — сказала Александра. — Граф — очень хороший человек, и я буду рада, если он получит то, что хочет. — Ее пальцы нервно перебирали складки бледно-желтого муслинового платья, когда она, опустив глаза, тихо добавила:
— Он заслуживает счастья. Дай Бог, чтобы Мелисанда позаботилась о нем и сделала его счастливым.
"Ну, вот уж на это не стоит надеяться”, — подумал про себя герцог. Он мог представить, как Мелисанда будет радовать своим присутствием будущего мужа, но только до тех пор, пока он не выразит в чем-либо несогласие с ней или, не дай Бог, откажет в чем-то. Мысль о том, что за этим последует, заставила его вздрогнуть. Ну, его это не должно волновать. Теперь это будет заботой графа. А он может только помолиться за него.
— Я скажу Мелисанде, чтобы она зашла к тебе, папа.
Герцог посмотрел вслед удаляющейся дочери.
И все-таки что-то здесь не так. Он хорошо изучил ее, она была его любимицей, с ней он отдыхал душой и сердцем. Ему вспомнилась ее внезапная бледность и дрожание рук. Неожиданная догадка вдруг пронзила его мозг — неужели ей самой небезразличен Дуглас Шербрук? Он покачал головой, припоминая, что они познакомились три года назад. Тогда Александре было только пятнадцать, и она была застенчивой толстушкой с туго заплетенными косичками. Нет, она была слишком мала. Если у нее и возникли тогда какие-то чувства к графу, это было не больше, чем детское увлечение. И все же ему в голову закралось сомнение в правильности того, что он делает.