Его речь звучала спокойно и рассудительно, однако Джек не могла ни в чем быть уверена до конца. Те двое мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело прежде, вовсе не напоминали порядочных джентльменов и никогда не внимали голосу рассудка и чести.
— Может быть, — нерешительно начала она, — вы просто отвезете меня обратно в Лондон? Там я отлежусь и приду в себя. Тетушек я сумею убедить, что ничего страшного не произошло, и мы просто забудем обо всем, ладно?
— А как только ты встанешь на ноги, то снова постараешься украсть у меня лошадь, так?
Увы, он был прав…
— Даже не пытайся мне врать, у тебя это все равно не выйдет. А теперь слушай: я уверен, что в твоих же интересах говорить только правду и предоставить мне решать, что делать дальше.
Ответом Грею было гробовое молчание.
— Что ж, отлично. Тогда расскажи, что ты знаешь про сэра Генри Уоллеса-Стэнфорда.
Барон приподнялся на локте, чтобы заглянуть в скрытое под соломой лицо, и ничуть не удивился, увидев, что девушка замерла, крепко зажмурив глаза.
— Ну что же ты, выкладывай, не стесняйся.
— Он очень нехороший человек.
— Это я и сам знаю. Даже Куинси и тот все понял с первого взгляда. Сэр Генри уже приходил и справлялся о тебе.
— О Господи! Что он вам сказал?
— Что явился в Лондон по своим делам и решил проведать милых тетушек. А потом стал выспрашивать, нет ли с ними некоей юной особы…
— А вы — что вы ответили?
— Вряд ли лакея Джека можно было считать юной особой. Я ответил «нет». Не думаю, что он поверил, но так или иначе, ему ничего не оставалось, как только убраться восвояси. — Грей приподнялся на локте и стал выбирать солому из светлых спутанных волос девушки. — Ты уверяешь, будто никогда прежде не видела голую мужскую грудь, и из этого я могу заключить, что сэр Генри не является твоим мужем.
Она лишь застонала в ответ.
— Нет так нет. Значит, он твой отец?
— Мой папа давно умер! И вообще, нам нужно поскорее вернуться в Лондон, а то Матильда и Мод сойдут с ума от беспокойства.
— Ладно, всему свое время. А пока, поскольку мы оба укрыты соломой, я полагаю, что могу снять штаны.
Барон приподнялся, расстегнул брюки и, стянув их, снова улегся. Колкие стебли мигом вонзились в места, не подвергавшиеся столь жестокому обращению с тех времен, когда ему было пятнадцать и он занимался любовью с очаровательной Флоренс Доббинс на песке среди дюн в Торки.
— Ну, как ты теперь себя чувствуешь? — решив не обращать внимания на неприятные ощущения, произнес он. — Если день будет солнечным, наша одежда высохнет уже через пару часов.
— Теперь мне хорошо…
Услышав странные нотки в ее голосе, Грей заглянул девушке в лицо и только тут обнаружил, что оно все мокрое от слез.
Глава 6
Глава 7
— Может быть, — нерешительно начала она, — вы просто отвезете меня обратно в Лондон? Там я отлежусь и приду в себя. Тетушек я сумею убедить, что ничего страшного не произошло, и мы просто забудем обо всем, ладно?
— А как только ты встанешь на ноги, то снова постараешься украсть у меня лошадь, так?
Увы, он был прав…
— Даже не пытайся мне врать, у тебя это все равно не выйдет. А теперь слушай: я уверен, что в твоих же интересах говорить только правду и предоставить мне решать, что делать дальше.
Ответом Грею было гробовое молчание.
— Что ж, отлично. Тогда расскажи, что ты знаешь про сэра Генри Уоллеса-Стэнфорда.
Барон приподнялся на локте, чтобы заглянуть в скрытое под соломой лицо, и ничуть не удивился, увидев, что девушка замерла, крепко зажмурив глаза.
— Ну что же ты, выкладывай, не стесняйся.
— Он очень нехороший человек.
— Это я и сам знаю. Даже Куинси и тот все понял с первого взгляда. Сэр Генри уже приходил и справлялся о тебе.
— О Господи! Что он вам сказал?
— Что явился в Лондон по своим делам и решил проведать милых тетушек. А потом стал выспрашивать, нет ли с ними некоей юной особы…
— А вы — что вы ответили?
— Вряд ли лакея Джека можно было считать юной особой. Я ответил «нет». Не думаю, что он поверил, но так или иначе, ему ничего не оставалось, как только убраться восвояси. — Грей приподнялся на локте и стал выбирать солому из светлых спутанных волос девушки. — Ты уверяешь, будто никогда прежде не видела голую мужскую грудь, и из этого я могу заключить, что сэр Генри не является твоим мужем.
Она лишь застонала в ответ.
— Нет так нет. Значит, он твой отец?
— Мой папа давно умер! И вообще, нам нужно поскорее вернуться в Лондон, а то Матильда и Мод сойдут с ума от беспокойства.
— Ладно, всему свое время. А пока, поскольку мы оба укрыты соломой, я полагаю, что могу снять штаны.
Барон приподнялся, расстегнул брюки и, стянув их, снова улегся. Колкие стебли мигом вонзились в места, не подвергавшиеся столь жестокому обращению с тех времен, когда ему было пятнадцать и он занимался любовью с очаровательной Флоренс Доббинс на песке среди дюн в Торки.
— Ну, как ты теперь себя чувствуешь? — решив не обращать внимания на неприятные ощущения, произнес он. — Если день будет солнечным, наша одежда высохнет уже через пару часов.
— Теперь мне хорошо…
Услышав странные нотки в ее голосе, Грей заглянул девушке в лицо и только тут обнаружил, что оно все мокрое от слез.
Глава 6
Не раздумывая, барон разворошил солому и привлек беглянку к себе. Ее легкое тело так и обдало его жаром — это казалось тем более удивительным, что совсем недавно она дрожала от холода.
Грей почувствовал, как она напряглась в его объятиях, словно девственница, угодившая в публичный дом. Впрочем, чего еще ему следовало ожидать? Он обнял ее еще крепче, так что щека девушки оказалась прижатой к его плечу. Разумеется, Грей не мог не заметить, какая нежная у нее кожа. Он осторожно погладил светлые волосы.
— Нечего реветь. Ты сама виновата в том, что мы оказались в таком идиотском положении.
— А зачем вы гнались за мной? Неужели нельзя было просто позволить мне ненадолго взять у вас Дурбана? Я бы обязательно его вернула.
Грею тут же захотелось надрать ей уши, но он кое-как сдержался и лишь чертыхнулся в очередной раз.
— Моя мама никому не позволяла ругаться. Однажды в детстве я сказала «проклятие», и меня за это заставили съесть целую тарелку репы без соли и без масла. После этого я возненавидела репу на всю оставшуюся жизнь.
— Репа, вот как? Ну что ж, во всяком случае, это не так ужасно, как рот, вымытый с мылом. Насколько мне известно, таким образом детей чаще всего наказывают за ругательства. Похоже, ты уже согрелась, да и я тоже. Остается только дождаться, пока высохнет наша одежда.
— А что потом?
— Потом мы вернемся в Лондон.
— Кажется, вы не такой уж страшный, — сказала Джек и отчего-то вздохнула. — Я о вас знаю только со слов тетушек, а они и сами не уверены, хороший вы человек или негодяй. И вы совсем голый. Я чувствую ваши ноги, они ужасно волосатые.
— Ладно, хватит болтать, постарайся лучше вздремнуть. И запомни: я вовсе не негодяй. Я честный, порядочный человек, и валяться нагишом на соломе в обнимку с незнакомыми девицами отнюдь не является моей привычкой, можешь мне поверить.
— Вот этого-то я до сих пор и не знаю — можно вам верить или нет. И тетушки не знают. Но зато ваш отец им очень не нравится.
— Мне тоже. А теперь спи, нам еще предстоит обратная дорога.
Через пять минут барон сам уже начал сонно посапывать.
Ей никогда не приходилось лежать в объятиях совершенно голого мужчины. Ощущение было довольно странное, и к тому же она не знала, что ей теперь делать. Однако, немного поворочавшись, девушка в конце концов тоже уснула, сморенная усталостью.
Когда Джек проснулась, то обнаружила, что лежит одна, закутанная в солому, как рыба в магазине. Широко раскрыв глаза, она принялась оглядываться, но прошла, наверное, минута, прежде чем ей удалось наконец сообразить, где она находится. Девушка тут же попыталась приподняться, однако от слабости у нее потемнело в глазах, и она вынуждена была снова лечь. Затаив дыхание, она дождалась, пока это пройдет. Наконец взгляд ее прояснился, и тогда она увидела, что Грей как ни в чем не бывало сидит не далее чем в шести футах от нее и натягивает жилетку.
— Значит, наша одежда уже высохла?
Барон повернул голову и улыбнулся. Она в первый раз видела его улыбку. Сказать по правде, такая улыбка никого не оставила бы равнодушным. Если бы она не подозревала в нем волокиту и бабника, то запросто могла бы сказать, что он улыбается лучше всех на свете.
— С одеждой все в порядке. Осталось выяснить, как ты себя чувствуешь.
— Слава Богу, голова вроде перестала кружиться.
Она ощупала себя сверху донизу и убедилась, что боль в тех местах, где на теле ее остались синяки, действительно была уже не такой сильной.
— Все остальное тоже неплохо, но мне бы не хотелось ехать в Лондон — разве что ради того, чтобы оставить там вас с Брюстером. Потом я должна буду вернуться на ту дорогу, по которой наверняка доберусь до Фолкстоуна.
— И не надейся, — буркнул Грей. Он, по всей видимости, гораздо больше был озабочен состоянием своего жилета, нежели ее попыткой убедить его дать ей свободу. Подойдя к Джек, он бросил на солому ее тряпье: — Одевайся, а я пока напою лошадей.
Она едва успела управиться со штанами, как Грей, вернувшись в сарай, возвестил:
— Солнце сияет веселее, чем женщина, которая получила в подарок от любовника бриллиантовое колье!
— Никогда не слышала таких сравнений.
— Иногда и я становлюсь поэтом. — Барон смерил ее насмешливым взглядом с головы до ног и, усмехнувшись, тут же подвел итог своим наблюдениям: — Ну и чучело!
— Сами-то вы не лучше.
— Да, пожалуй, сейчас нам не стоит рассчитывать на теплый прием в светских гостиных! Но по крайней мере на моей физиономии нет такого количества синяков и ссадин — в отличие от твоей. Как бы там ни было, нам давно уже пора подкрепиться, а по моим расчетам, где-то здесь неподалеку должна быть премиленькая деревушка с таверной.
«Жирная гусыня» была самой роскошной таверной в Гриндл-Эббот; фасадом она выходила на главную площадь и даже имела свой дворик, ограниченный двумя рядами старых дубов и небольшой конюшней. Поскольку ей уже исполнилось не меньше трехсот лет, выглядела она довольно ветхой, однако все еще умудрялась сохранять остатки былой роскоши в виде крутой крыши, крытой черепицей, и множества застекленных окон, отмытых до блеска. Что касается общей залы, то она была довольно тесной — в ней помещалось всего четыре квадратных столика со скамьями, обглоданными древесным червем.
Дородный хозяин в засаленном переднике, подойдя к Грею и его спутнице, довольно небрежно поинтересовался:
— Что будете заказывать, парни?
— Будь добр, принеси чего-нибудь поесть, — смиренно попросил барон, — мне и моему брату.
— И побольше, пожалуйста! — не удержавшись, вставила Джек, стараясь говорить не слишком писклявым голосом.
— Смотри-ка, кто это тебе рожу-то так разукрасил? — Хозяин не спеша почесал свое огромное пузо. — Братец, поди, поучил уму-разуму?
— Хватит болтать, — отрезал Грей. — Неси еду, да побыстрее — мы ужасно голодны.
— Ладно, нечего кипятиться! — Хозяин таверны снова внимательно посмотрел на тщедушную оборванную фигурку одного из гостей. — Сейчас попросим миссис Харботтл приготовить чего пожирнее. Свиные отбивные — вот что мигом поставит вас на ноги.
В очередной раз почесав живот, трактирщик направился на кухню.
— Что такое? — спросил Грей, заметив, как девушка смотрит ему вслед.
— Этот тип ведет себя ужасно нагло. И с чего он взял, что свиные отбивные поставят меня на ноги? — Она вздернула подбородок. — Похоже, нам вообще не стоило сюда соваться. Тетушки вряд ли это поймут. Как можно было ради еды так унижаться…
— А что прикажешь мне делать? Сказать хозяину, что я барон, чтобы он сперва ползал передо мной на брюхе, а потом ободрал меня как липку?
— Ох, нет! — Она засмеялась. — Боюсь, в этом случае он уже никогда не сможет подняться с пола! Да, я совсем забыла — нам хватит денег, чтобы заплатить за еду?
— Если ты не станешь слишком жадничать, то бояться нечего.
— Ну слава Богу; а то для барона вы слишком оборванный и грязный. — Она хихикнула в ладошку, и Грей заметил, как мужчина, пивший эль за столиком в углу, брезгливо поморщился.
— Веди себя осторожнее. — Он наклонился почти к самому ее уху. — Мальчишки никогда не хихикают, а также не стреляют глазами направо и налево. Лучше вообще не поднимай головы и не открывай рта.
Грей и в самом деле сильно опасался, что ни один мужчина в здравом рассудке не примет ее за мальчишку. Стоит любому только посмотреть повнимательнее, и ему сразу все станет ясно.
Тем временем хозяин принес жареного цыпленка, здоровенную свиную отбивную, несколько ломтей теплого хлеба и две кружки эля. Спутница Грея тут же набросилась на цыпленка; она даже не подождала, пока толстяк отойдет от их стола.
— Боже, никогда в жизни не ела такой вкуснятины! — сказала она, дочиста обгладывая косточки. — Честно говоря, я даже не предполагала, что цыплята могут быть такими нежными. А вот эта жирная подметка, наверное, и есть свиная отбивная? — Девушка решительно перекинула свинину на тарелку Грея. — Если мне так необходимо есть эту штуку, чтобы встать на ноги, то уж по крайней мере не всю сразу!
Барон засмеялся и, взяв в руки вилку и нож, принялся резать отбивную.
Сам он легко расправился с тем, что было на его тарелке. Тем временем она лихо сделала большущий глоток из кружки с элем и тут же вытерла губы рукой, чем привела Грея в неописуемый восторг.
— Если бы ты не была такой чертовски хорошенькой, я бы даже на этот раз поверил, что ты мальчишка, — уж очень ловко ты вытираешь рот.
— Так же сделал Реми, после того как поцеловался с горничной и вдруг услышал шаги Куинси. Понимаете, Реми очень мужественный. И я решила, что если вытру рот рукой, то буду выглядеть в своей роли более убедительно.
— Ну что ж, только не переборщи — эль довольно крепкий. Ого, да ты уже выдула почти всю кружку. Вот отчего у тебя и глаза смотрят в разные стороны!
— Ничего подобного! — Она готова была согласиться, что у нее чуть-чуть кружится голова, но это было приятное, легкое чувство, а вовсе не та одурь, от которой человек способен упасть прямо на грязный ободранный пол.
Старательно сосредоточив взгляд на столе, она обнаружила, что на тарелке остался последний ломоть хлеба, и схватила его, пока им не завладел Грей.
Но барон и не думал состязаться с ней в ловкости. Он с довольным видом откинулся на стуле и скрестил руки на животе.
— Надеюсь, теперь-то ты наелась, а то нам уже пора возвращаться. Может, по дороге ты смилостивишься настолько, что признаешься, кто ты такая и зачем нужно было красть у меня Дурбана, а потом мчаться на нем в Фолкстоун. Если же ты ничего мне не расскажешь — ну что ж, мне придется просто сказать тетушкам, что я раскусил вашу игру, и послать Куинси за сэром Генри Уоллесом-Стэнфордом.
— Ох нет, только не это, Грей! Вы не можете так со мной поступить! — Тут Джек растерянно заморгала и, как-то странно наклонив голову, хлопнулась без чувств, уткнувшись носом в свою пустую тарелку.
Несколько секунд Грей молча смотрел на девушку, затем молитвенно поднял глаза к закопченному потолку таверны и трагическим голосом произнес:
— Боже, ну почему именно я?
Как выяснилось позже, девушка не была пьяна. Очевидно, ее терзала болезнь, и от этого барон до смерти перепугался… и разозлился. Мало он для нее сделал? Он даже накормил ее до отвала, а теперь у нее открылся жар и она сгорала в лихорадке. Вялая и беспомощная, она выглядела не лучше, чем ее нелепые штаны, висевшие в настоящий момент на спинке кресла, способного соперничать в возрасте с самими тетушками.
Грей не спускал глаз с маленького человечка, стоявшего возле кровати. Ростом едва ли выше Джека и почти совершенно лысый, все же он выглядел довольно опрятно — что не могло не радовать. Когда Харботтл, хозяин таверны, привел его в номер, Грей почувствовал несказанное облегчение.
— Милорд, — начал доктор Хайд, которому ничего не стоило распознать настоящего дворянина — ведь сам он являлся вторым сыном баронета, — этот подросток… эта девица… В общем, она серьезно больна, что видно всякому сведущему человеку. — Хайд нетерпеливо взмахнул маленькой и чрезвычайно белой рукой. — Если для вас дорога жизнь девушки, вам не следует ее сейчас тревожить.
Тут Хайд снова пощупал лоб больной, затем взял ее руку и принялся считать пульс. Наконец он заявил:
— Ваша протеже выживет, если вы будете держать ее в тепле и постоянно поить водой. В противном случае у нее наверняка начнутся судороги, и тогда, милорд, она умрет. Вот укрепляющее питье, оно помогает от многих недугов, от лихорадки в том числе. Нынче вечером я загляну еще раз. Если вдруг ей станет хуже, пошлите за мной Харботтла.
Доктор Хайд многозначительно откашлялся, из чего барону стало ясно, что пришла пора расплатиться. Он вытащил из жилетного кармана пачку банкнотов. Увы, денег оставалось слишком мало. Грей отдал их доктору и не двинулся с места, пока маленький человечек не покинул его номер — самый роскошный в таверне, как уверял мистер Харботтл.
Вдруг, словно что-то внезапно вспомнив, Грей чертыхнулся и опрометью кинулся вон. Он едва успел нагнать доктора Хайда в конце коридора:
— Не забудьте: вы лечили моего младшего брата. Его имя Джек! Это очень важно!
Доктор Хайд выразительно вздернул свой длинный острый нос и неохотно кивнул, давая понять, что слова барона благополучно дошли до его ушей.
Еще одну встряску Грею пришлось пережить равно через час, когда его подопечная вдруг очнулась и, усевшись в кровати, безапелляционным тоном заявила:
— Если я не вызволю Джорджи, он поймет, что сможет использовать ее против меня. Тогда уж точно все пропало!
Проговорив эти загадочные слова, девушка рухнула на постель и снова лишилась сознания. Теперь ее бил озноб, и Грей, скинув одежду, улегся с ней рядом. Ее нижняя сорочка промокла от пота. Кое-как он стащил проклятую сорочку, умудрившись при этом не порвать ее, и прижал к себе безвольное тело. Он пытался растирать ей руки, ноги, спину — куда только мог дотянуться.
— Успокойся, Джек, — тихонько приговаривал он, надеясь пробиться к затуманенному жаром рассудку. — Ты просто больна, но это ничего. Сейчас я тебя как следует согрею, и ты непременно поправишься. Представляешь, одна моя любовница боялась летней жары, потому что сильно потела, и вообразила, будто из-за этого я ее брошу. Глупо, правда? Никто другой до такого бы и не додумался. Ну, теперь дыши глубже и лежи смирно. Вот умница!
Тут он чуть не обмер от неожиданности, потому что больная вдруг приподнялась на кровати и пронзительно закричала:
— Я могу говорить «проклятие», могу! Это совсем не такое плохое слово! Я слышала, как его шептала миссис Гилрой, когда мистер Гилрой наелся чеснока и хотел ее поцеловать! Это слово даже лучше, чем «репа»! И не надо заставлять меня есть эту жуткую репу! О Господи, ну и жарко же здесь! — Скинув одеяла, она вывернулась у Грея из рук и соскочила на пол.
Барон в изумлении уставился на свою подопечную, стоявшую перед ним посреди комнаты в чем мать родила. Даже несмотря на крайнюю растерянность, он не мог не отметить, что она была на редкость изящно сложена, а ее груди так и манили притронуться к ним губами или, еще лучше, языком…
Проклятие, ему не следует думать о ней подобным образом!
Тем временем девушка подскочила к узкому высокому окну и, распахнув его настежь, высунулась чуть не по пояс, жадно ловя ртом прозрачный ледяной воздух.
При виде прелестной округлой попки и длинных стройных ляжек Грей чуть не поперхнулся. Языком или губами… да, действительно, иногда мужчине бывает так нелегко принимать решения!
— Джек, Боже милостивый, да ты же вылезла из окна в чем мать родила! Не хватало еще, чтобы ты вывалилась наружу!
Барон схватил ее в охапку, попутно с облегчением отметив, что на улице в этот момент, слава Богу, никого не было, и поволок обратно на кровать.
— Успокойся, Джек, вспомни, что ты больна! Тебе нужно оставаться в тепле!
— Я и так в тепле, болван! — выпалила она, обдавая его жарким дыханием. — Я вся горю. Кожу так и печет. О Господи! Здесь где-нибудь есть ножницы? Нужно отрезать эти ужасные патлы.
Тут Джек что было силы рванула себя за волосы, после чего со стоном повалилась прямо на Грея. Он осторожно перевернул ее на спину и уложил как можно удобнее.
— Вот так-то лучше. А теперь я попробую тебе чем-нибудь помочь. — Он в растерянности принялся оглядываться и, наконец, заметил в углу возле кровати тазик с водой. Поскольку под рукой больше ничего не было, Грей намочил ее сорочку и тер пышущее жаром тело до тех пор, пока девушка не открыла глаза.
— Это очень мило, — томно произнесла она, после чего ее головка безвольно склонилась на плечо.
— Ох, нет, — взмолился Грей, — тебе же нужно пить! — И он старательно принялся вливать в нее воду, не прекращая усилий до тех пор, пока оба они не обессилели окончательно.
Вскоре Грей понял, что на сей раз Джек просто спит, а не потеряла сознание. Тогда он укрыл ее одеялом до самого носа, осторожно расправил по подушке копну спутанных волос, поднялся, натянул свой костюм и снова пощупал лоб девушки. Жара не было. Слава Богу, кажется, на этот раз он действительно получил передышку.
Грей еще раз кинул взгляд на спящую и поспешно выскользнул из номера.
Грей почувствовал, как она напряглась в его объятиях, словно девственница, угодившая в публичный дом. Впрочем, чего еще ему следовало ожидать? Он обнял ее еще крепче, так что щека девушки оказалась прижатой к его плечу. Разумеется, Грей не мог не заметить, какая нежная у нее кожа. Он осторожно погладил светлые волосы.
— Нечего реветь. Ты сама виновата в том, что мы оказались в таком идиотском положении.
— А зачем вы гнались за мной? Неужели нельзя было просто позволить мне ненадолго взять у вас Дурбана? Я бы обязательно его вернула.
Грею тут же захотелось надрать ей уши, но он кое-как сдержался и лишь чертыхнулся в очередной раз.
— Моя мама никому не позволяла ругаться. Однажды в детстве я сказала «проклятие», и меня за это заставили съесть целую тарелку репы без соли и без масла. После этого я возненавидела репу на всю оставшуюся жизнь.
— Репа, вот как? Ну что ж, во всяком случае, это не так ужасно, как рот, вымытый с мылом. Насколько мне известно, таким образом детей чаще всего наказывают за ругательства. Похоже, ты уже согрелась, да и я тоже. Остается только дождаться, пока высохнет наша одежда.
— А что потом?
— Потом мы вернемся в Лондон.
— Кажется, вы не такой уж страшный, — сказала Джек и отчего-то вздохнула. — Я о вас знаю только со слов тетушек, а они и сами не уверены, хороший вы человек или негодяй. И вы совсем голый. Я чувствую ваши ноги, они ужасно волосатые.
— Ладно, хватит болтать, постарайся лучше вздремнуть. И запомни: я вовсе не негодяй. Я честный, порядочный человек, и валяться нагишом на соломе в обнимку с незнакомыми девицами отнюдь не является моей привычкой, можешь мне поверить.
— Вот этого-то я до сих пор и не знаю — можно вам верить или нет. И тетушки не знают. Но зато ваш отец им очень не нравится.
— Мне тоже. А теперь спи, нам еще предстоит обратная дорога.
Через пять минут барон сам уже начал сонно посапывать.
Ей никогда не приходилось лежать в объятиях совершенно голого мужчины. Ощущение было довольно странное, и к тому же она не знала, что ей теперь делать. Однако, немного поворочавшись, девушка в конце концов тоже уснула, сморенная усталостью.
Когда Джек проснулась, то обнаружила, что лежит одна, закутанная в солому, как рыба в магазине. Широко раскрыв глаза, она принялась оглядываться, но прошла, наверное, минута, прежде чем ей удалось наконец сообразить, где она находится. Девушка тут же попыталась приподняться, однако от слабости у нее потемнело в глазах, и она вынуждена была снова лечь. Затаив дыхание, она дождалась, пока это пройдет. Наконец взгляд ее прояснился, и тогда она увидела, что Грей как ни в чем не бывало сидит не далее чем в шести футах от нее и натягивает жилетку.
— Значит, наша одежда уже высохла?
Барон повернул голову и улыбнулся. Она в первый раз видела его улыбку. Сказать по правде, такая улыбка никого не оставила бы равнодушным. Если бы она не подозревала в нем волокиту и бабника, то запросто могла бы сказать, что он улыбается лучше всех на свете.
— С одеждой все в порядке. Осталось выяснить, как ты себя чувствуешь.
— Слава Богу, голова вроде перестала кружиться.
Она ощупала себя сверху донизу и убедилась, что боль в тех местах, где на теле ее остались синяки, действительно была уже не такой сильной.
— Все остальное тоже неплохо, но мне бы не хотелось ехать в Лондон — разве что ради того, чтобы оставить там вас с Брюстером. Потом я должна буду вернуться на ту дорогу, по которой наверняка доберусь до Фолкстоуна.
— И не надейся, — буркнул Грей. Он, по всей видимости, гораздо больше был озабочен состоянием своего жилета, нежели ее попыткой убедить его дать ей свободу. Подойдя к Джек, он бросил на солому ее тряпье: — Одевайся, а я пока напою лошадей.
Она едва успела управиться со штанами, как Грей, вернувшись в сарай, возвестил:
— Солнце сияет веселее, чем женщина, которая получила в подарок от любовника бриллиантовое колье!
— Никогда не слышала таких сравнений.
— Иногда и я становлюсь поэтом. — Барон смерил ее насмешливым взглядом с головы до ног и, усмехнувшись, тут же подвел итог своим наблюдениям: — Ну и чучело!
— Сами-то вы не лучше.
— Да, пожалуй, сейчас нам не стоит рассчитывать на теплый прием в светских гостиных! Но по крайней мере на моей физиономии нет такого количества синяков и ссадин — в отличие от твоей. Как бы там ни было, нам давно уже пора подкрепиться, а по моим расчетам, где-то здесь неподалеку должна быть премиленькая деревушка с таверной.
«Жирная гусыня» была самой роскошной таверной в Гриндл-Эббот; фасадом она выходила на главную площадь и даже имела свой дворик, ограниченный двумя рядами старых дубов и небольшой конюшней. Поскольку ей уже исполнилось не меньше трехсот лет, выглядела она довольно ветхой, однако все еще умудрялась сохранять остатки былой роскоши в виде крутой крыши, крытой черепицей, и множества застекленных окон, отмытых до блеска. Что касается общей залы, то она была довольно тесной — в ней помещалось всего четыре квадратных столика со скамьями, обглоданными древесным червем.
Дородный хозяин в засаленном переднике, подойдя к Грею и его спутнице, довольно небрежно поинтересовался:
— Что будете заказывать, парни?
— Будь добр, принеси чего-нибудь поесть, — смиренно попросил барон, — мне и моему брату.
— И побольше, пожалуйста! — не удержавшись, вставила Джек, стараясь говорить не слишком писклявым голосом.
— Смотри-ка, кто это тебе рожу-то так разукрасил? — Хозяин не спеша почесал свое огромное пузо. — Братец, поди, поучил уму-разуму?
— Хватит болтать, — отрезал Грей. — Неси еду, да побыстрее — мы ужасно голодны.
— Ладно, нечего кипятиться! — Хозяин таверны снова внимательно посмотрел на тщедушную оборванную фигурку одного из гостей. — Сейчас попросим миссис Харботтл приготовить чего пожирнее. Свиные отбивные — вот что мигом поставит вас на ноги.
В очередной раз почесав живот, трактирщик направился на кухню.
— Что такое? — спросил Грей, заметив, как девушка смотрит ему вслед.
— Этот тип ведет себя ужасно нагло. И с чего он взял, что свиные отбивные поставят меня на ноги? — Она вздернула подбородок. — Похоже, нам вообще не стоило сюда соваться. Тетушки вряд ли это поймут. Как можно было ради еды так унижаться…
— А что прикажешь мне делать? Сказать хозяину, что я барон, чтобы он сперва ползал передо мной на брюхе, а потом ободрал меня как липку?
— Ох, нет! — Она засмеялась. — Боюсь, в этом случае он уже никогда не сможет подняться с пола! Да, я совсем забыла — нам хватит денег, чтобы заплатить за еду?
— Если ты не станешь слишком жадничать, то бояться нечего.
— Ну слава Богу; а то для барона вы слишком оборванный и грязный. — Она хихикнула в ладошку, и Грей заметил, как мужчина, пивший эль за столиком в углу, брезгливо поморщился.
— Веди себя осторожнее. — Он наклонился почти к самому ее уху. — Мальчишки никогда не хихикают, а также не стреляют глазами направо и налево. Лучше вообще не поднимай головы и не открывай рта.
Грей и в самом деле сильно опасался, что ни один мужчина в здравом рассудке не примет ее за мальчишку. Стоит любому только посмотреть повнимательнее, и ему сразу все станет ясно.
Тем временем хозяин принес жареного цыпленка, здоровенную свиную отбивную, несколько ломтей теплого хлеба и две кружки эля. Спутница Грея тут же набросилась на цыпленка; она даже не подождала, пока толстяк отойдет от их стола.
— Боже, никогда в жизни не ела такой вкуснятины! — сказала она, дочиста обгладывая косточки. — Честно говоря, я даже не предполагала, что цыплята могут быть такими нежными. А вот эта жирная подметка, наверное, и есть свиная отбивная? — Девушка решительно перекинула свинину на тарелку Грея. — Если мне так необходимо есть эту штуку, чтобы встать на ноги, то уж по крайней мере не всю сразу!
Барон засмеялся и, взяв в руки вилку и нож, принялся резать отбивную.
Сам он легко расправился с тем, что было на его тарелке. Тем временем она лихо сделала большущий глоток из кружки с элем и тут же вытерла губы рукой, чем привела Грея в неописуемый восторг.
— Если бы ты не была такой чертовски хорошенькой, я бы даже на этот раз поверил, что ты мальчишка, — уж очень ловко ты вытираешь рот.
— Так же сделал Реми, после того как поцеловался с горничной и вдруг услышал шаги Куинси. Понимаете, Реми очень мужественный. И я решила, что если вытру рот рукой, то буду выглядеть в своей роли более убедительно.
— Ну что ж, только не переборщи — эль довольно крепкий. Ого, да ты уже выдула почти всю кружку. Вот отчего у тебя и глаза смотрят в разные стороны!
— Ничего подобного! — Она готова была согласиться, что у нее чуть-чуть кружится голова, но это было приятное, легкое чувство, а вовсе не та одурь, от которой человек способен упасть прямо на грязный ободранный пол.
Старательно сосредоточив взгляд на столе, она обнаружила, что на тарелке остался последний ломоть хлеба, и схватила его, пока им не завладел Грей.
Но барон и не думал состязаться с ней в ловкости. Он с довольным видом откинулся на стуле и скрестил руки на животе.
— Надеюсь, теперь-то ты наелась, а то нам уже пора возвращаться. Может, по дороге ты смилостивишься настолько, что признаешься, кто ты такая и зачем нужно было красть у меня Дурбана, а потом мчаться на нем в Фолкстоун. Если же ты ничего мне не расскажешь — ну что ж, мне придется просто сказать тетушкам, что я раскусил вашу игру, и послать Куинси за сэром Генри Уоллесом-Стэнфордом.
— Ох нет, только не это, Грей! Вы не можете так со мной поступить! — Тут Джек растерянно заморгала и, как-то странно наклонив голову, хлопнулась без чувств, уткнувшись носом в свою пустую тарелку.
Несколько секунд Грей молча смотрел на девушку, затем молитвенно поднял глаза к закопченному потолку таверны и трагическим голосом произнес:
— Боже, ну почему именно я?
Как выяснилось позже, девушка не была пьяна. Очевидно, ее терзала болезнь, и от этого барон до смерти перепугался… и разозлился. Мало он для нее сделал? Он даже накормил ее до отвала, а теперь у нее открылся жар и она сгорала в лихорадке. Вялая и беспомощная, она выглядела не лучше, чем ее нелепые штаны, висевшие в настоящий момент на спинке кресла, способного соперничать в возрасте с самими тетушками.
Грей не спускал глаз с маленького человечка, стоявшего возле кровати. Ростом едва ли выше Джека и почти совершенно лысый, все же он выглядел довольно опрятно — что не могло не радовать. Когда Харботтл, хозяин таверны, привел его в номер, Грей почувствовал несказанное облегчение.
— Милорд, — начал доктор Хайд, которому ничего не стоило распознать настоящего дворянина — ведь сам он являлся вторым сыном баронета, — этот подросток… эта девица… В общем, она серьезно больна, что видно всякому сведущему человеку. — Хайд нетерпеливо взмахнул маленькой и чрезвычайно белой рукой. — Если для вас дорога жизнь девушки, вам не следует ее сейчас тревожить.
Тут Хайд снова пощупал лоб больной, затем взял ее руку и принялся считать пульс. Наконец он заявил:
— Ваша протеже выживет, если вы будете держать ее в тепле и постоянно поить водой. В противном случае у нее наверняка начнутся судороги, и тогда, милорд, она умрет. Вот укрепляющее питье, оно помогает от многих недугов, от лихорадки в том числе. Нынче вечером я загляну еще раз. Если вдруг ей станет хуже, пошлите за мной Харботтла.
Доктор Хайд многозначительно откашлялся, из чего барону стало ясно, что пришла пора расплатиться. Он вытащил из жилетного кармана пачку банкнотов. Увы, денег оставалось слишком мало. Грей отдал их доктору и не двинулся с места, пока маленький человечек не покинул его номер — самый роскошный в таверне, как уверял мистер Харботтл.
Вдруг, словно что-то внезапно вспомнив, Грей чертыхнулся и опрометью кинулся вон. Он едва успел нагнать доктора Хайда в конце коридора:
— Не забудьте: вы лечили моего младшего брата. Его имя Джек! Это очень важно!
Доктор Хайд выразительно вздернул свой длинный острый нос и неохотно кивнул, давая понять, что слова барона благополучно дошли до его ушей.
Еще одну встряску Грею пришлось пережить равно через час, когда его подопечная вдруг очнулась и, усевшись в кровати, безапелляционным тоном заявила:
— Если я не вызволю Джорджи, он поймет, что сможет использовать ее против меня. Тогда уж точно все пропало!
Проговорив эти загадочные слова, девушка рухнула на постель и снова лишилась сознания. Теперь ее бил озноб, и Грей, скинув одежду, улегся с ней рядом. Ее нижняя сорочка промокла от пота. Кое-как он стащил проклятую сорочку, умудрившись при этом не порвать ее, и прижал к себе безвольное тело. Он пытался растирать ей руки, ноги, спину — куда только мог дотянуться.
— Успокойся, Джек, — тихонько приговаривал он, надеясь пробиться к затуманенному жаром рассудку. — Ты просто больна, но это ничего. Сейчас я тебя как следует согрею, и ты непременно поправишься. Представляешь, одна моя любовница боялась летней жары, потому что сильно потела, и вообразила, будто из-за этого я ее брошу. Глупо, правда? Никто другой до такого бы и не додумался. Ну, теперь дыши глубже и лежи смирно. Вот умница!
Тут он чуть не обмер от неожиданности, потому что больная вдруг приподнялась на кровати и пронзительно закричала:
— Я могу говорить «проклятие», могу! Это совсем не такое плохое слово! Я слышала, как его шептала миссис Гилрой, когда мистер Гилрой наелся чеснока и хотел ее поцеловать! Это слово даже лучше, чем «репа»! И не надо заставлять меня есть эту жуткую репу! О Господи, ну и жарко же здесь! — Скинув одеяла, она вывернулась у Грея из рук и соскочила на пол.
Барон в изумлении уставился на свою подопечную, стоявшую перед ним посреди комнаты в чем мать родила. Даже несмотря на крайнюю растерянность, он не мог не отметить, что она была на редкость изящно сложена, а ее груди так и манили притронуться к ним губами или, еще лучше, языком…
Проклятие, ему не следует думать о ней подобным образом!
Тем временем девушка подскочила к узкому высокому окну и, распахнув его настежь, высунулась чуть не по пояс, жадно ловя ртом прозрачный ледяной воздух.
При виде прелестной округлой попки и длинных стройных ляжек Грей чуть не поперхнулся. Языком или губами… да, действительно, иногда мужчине бывает так нелегко принимать решения!
— Джек, Боже милостивый, да ты же вылезла из окна в чем мать родила! Не хватало еще, чтобы ты вывалилась наружу!
Барон схватил ее в охапку, попутно с облегчением отметив, что на улице в этот момент, слава Богу, никого не было, и поволок обратно на кровать.
— Успокойся, Джек, вспомни, что ты больна! Тебе нужно оставаться в тепле!
— Я и так в тепле, болван! — выпалила она, обдавая его жарким дыханием. — Я вся горю. Кожу так и печет. О Господи! Здесь где-нибудь есть ножницы? Нужно отрезать эти ужасные патлы.
Тут Джек что было силы рванула себя за волосы, после чего со стоном повалилась прямо на Грея. Он осторожно перевернул ее на спину и уложил как можно удобнее.
— Вот так-то лучше. А теперь я попробую тебе чем-нибудь помочь. — Он в растерянности принялся оглядываться и, наконец, заметил в углу возле кровати тазик с водой. Поскольку под рукой больше ничего не было, Грей намочил ее сорочку и тер пышущее жаром тело до тех пор, пока девушка не открыла глаза.
— Это очень мило, — томно произнесла она, после чего ее головка безвольно склонилась на плечо.
— Ох, нет, — взмолился Грей, — тебе же нужно пить! — И он старательно принялся вливать в нее воду, не прекращая усилий до тех пор, пока оба они не обессилели окончательно.
Вскоре Грей понял, что на сей раз Джек просто спит, а не потеряла сознание. Тогда он укрыл ее одеялом до самого носа, осторожно расправил по подушке копну спутанных волос, поднялся, натянул свой костюм и снова пощупал лоб девушки. Жара не было. Слава Богу, кажется, на этот раз он действительно получил передышку.
Грей еще раз кинул взгляд на спящую и поспешно выскользнул из номера.
Глава 7
Дождь громко барабанил по узкому оконцу в их номере; от раскатов грома, сопровождавшихся ослепительными вспышками молнии, дребезжали стекла и вздрагивал столик возле кровати. День выдался на редкость мрачный, но тут Грей ничего не мог поделать — ему оставалось только сидеть и ждать. Однако терпение никогда не входило в перечень его достоинств, и было просто удивительно, как он до сих пор не протоптал дыру в ветхом ковре на грубом дубовом полу.
Через час, когда шум дождя прекратился, Джек очнулась от ощущения необычной тишины. До нее не сразу дошло, что все вокруг изменилось, и сперва лучи солнца, бившие через окно прямо в лицо, напомнили ей старый сарай с ворохом соломы.
Потом она должна была что-то делать с какой-то жирной птицей. Но при чем тут птица? Нет, все было иначе. Она была в таверне под названием «Жирная гусыня». У нее вырвался вздох облегчения: наконец хоть что-то прояснилось!
Она пришла сюда… с Греем! Какое милое имя. Правда, он не говорил ей, как его зовут. Просто она слышала, что так его называли тетушки. А еще она отлично помнила его замечательную улыбку, веселую, белозубую — от такой растает сердце любой женщины. При воспоминании об этой улыбке она сама невольно улыбнулась.
Но отчего его нет рядом? Боже, уж не бросил ли он ее? Неужели у него хватило совести забрать с собой Брюстера с Дурбаном и в одиночку вернуться в Лондон?
Ей вдруг ужасно захотелось пить, она просто умирала от жажды. На маленьком столике возле кровати кто-то оставил кувшин. Необходимо было добраться до этой воды — во что бы то ни стало. Она приподнялась.
Барон отворил дверь в их номер как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как Джек валится с кровати, увлекая за собой целый ворох одеял, после бесплодной попытки дотянуться до воды.
Чертыхаясь, он опустился возле нее на колени.
— Репа, — проскрипела она, точь-в-точь как немазаные ворота в розовом саду у тетушки Мод. — Моя мама наверняка накормила бы вас репой!
— Молчала бы лучше! Скажи спасибо, что не свернула себе шею! — усмехнулся Грей и вместе со всеми одеялами водрузил больную обратно на кровать, а затем подал ей воды.
Джек принялась пить с такой же жадностью, с какой Грей недавно набрасывался на свиную отбивную. Осушив единым махом целый стакан, она рухнула на подушки, не потрудившись даже вытереть мокрый подбородок, и затем, посмотрев на Грея, произнесла:
— Как ни странно, вы больше не похожи на чучело. Теперь вас и впрямь можно принять за барона.
— Просто сквайр Леон проявил ко мне милосердие, — скромно произнес Грей и тут же удивленно заметил: — Послушай, да ведь ты, кажется, пришла в себя! Значит, я уже не дослушаю трогательную историю про твою любимую лягушку по кличке Фред и про кузена, имевшего привычку швырять ее в пруд каждый год на Майский день, которую ты рассказывала в бреду…
— Бедненький мой Фред! Я уверена, это француз его поймал! Он жил по соседству и повадился ходить к нам в гости — не Фред, а этот француз. Горкины пригласили француза пожить в их поместье, и как только он увидел Фреда, песенка лягушки была спета. Фред пропал, и, боюсь, навсегда. — Она натужно закашлялась. — Послушайте, у меня горло как будто заржавело. Теперь уже не так больно, но все равно неприятно. Можно я еще попью?
Выпив еще стакан, она смущенно поинтересовалась:
— Это правда, будто я выложила вам все про Фреда?
— Ну да. А где теперь твой кузен? — Барон против воли любовался ее порозовевшими щечками и даже, не удержавшись, легонько погладил одну из них.
— Бернард погиб где-то в Пиренеях три года назад.
— Мне очень жаль. Ну а теперь скажи: ты сама помнишь, когда мы пришли в эту таверну?
— Нынче ближе к полудню. Тогда мы умирали от голода и вы проглотили целую свиную отбивную, а мне не предложили ни кусочка.
— Но ты сама отвернулась от нее. Вот только это было не сегодня, а два дня назад. Я ужасно за тебя беспокоился, Джек! Даже местный викарий не поленился явиться сюда, чтобы помолиться о твоем выздоровлении. Доктор Хайд рассказал сквайру Леону про нас с тобой, и тот одолжил мне одежду. А его жена прислала для тебя свое платье. Да, да, теперь уже ни для кого не секрет, что ты девушка, даже для мистера Харботтла. Кроме того, доктор Хайд наверняка поделился соответствующими сведениями с соседями. Поэтому я не вижу ничего удивительного в том, что Бетти, супруга сквайра, пожертвовала тебе свою ночную рубашку. Наверное, лучше я надену ее на тебя после ванны, как ты считаешь?
— Ванны?
Девушка машинально запустила пальцы в свои грязные спутанные волосы, затем улыбнулась и кивнула. Однако стоило Грею опустить Джек в теплую воду, как силы снова ей изменили. В итоге она сползла вниз и чуть не захлебнулась.
— Так ничего не выйдет, ты слишком слаба. — Барон схватил ее под мышки и выудил из воды. — Постарайся хотя бы держаться за края, а я пока вымою тебе голову.
Она дрожала от слабости и уже вся посинела к тому моменту, когда Грей наконец счел ее достаточно чистой и завернул в большое махровое полотенце.
Сидя в кресле, Джек молча следила, как горничная Сьюзи перестилает постель. Наконец, покончив с этим, Сьюзи произнесла:
— Прикажете расчесать вам волосы, мадам?
Ответом ей был едва заметный наклон головы. Сил у нее было настолько мало, что она даже не заметила, как Грей надел на нее ночную рубашку и уложил в постель. Чувствуя его горячую ладонь на своем плече, она провалилась в восхитительное безмятежное забытье.
— Ну же, Джек, открой глаза. Ты можешь это сделать. Разве тебя не вдохновляет горячий куриный бульон? Миссис Харботтл сварила его специально для тебя! Понюхай, понюхай как следует! А теперь открой рот. Отлично, не будем торопиться.
Грей кормил ее с ложечки до тех пор, пока Джек не замотала головой, давая понять, что не может больше проглотить ни капли. Только тогда он отставил в сторону тарелку и довольно откинулся в кресле, скрестив руки на груди.
— Так приятно чувствовать себя живой и чистой, — призналась девушка, с наслаждением потянувшись. — Это просто восхитительно.
— Вот именно, восхитительно. — Грей слишком хорошо запомнил каждый дюйм юного тела — ведь он так старательно обтирал его влажной тряпкой, стараясь снять жар. Ему пришлось зажмуриться, чтобы выбросить эту картинку из головы и не позволить разгуляться чересчур буйной фантазии.
Через час, когда шум дождя прекратился, Джек очнулась от ощущения необычной тишины. До нее не сразу дошло, что все вокруг изменилось, и сперва лучи солнца, бившие через окно прямо в лицо, напомнили ей старый сарай с ворохом соломы.
Потом она должна была что-то делать с какой-то жирной птицей. Но при чем тут птица? Нет, все было иначе. Она была в таверне под названием «Жирная гусыня». У нее вырвался вздох облегчения: наконец хоть что-то прояснилось!
Она пришла сюда… с Греем! Какое милое имя. Правда, он не говорил ей, как его зовут. Просто она слышала, что так его называли тетушки. А еще она отлично помнила его замечательную улыбку, веселую, белозубую — от такой растает сердце любой женщины. При воспоминании об этой улыбке она сама невольно улыбнулась.
Но отчего его нет рядом? Боже, уж не бросил ли он ее? Неужели у него хватило совести забрать с собой Брюстера с Дурбаном и в одиночку вернуться в Лондон?
Ей вдруг ужасно захотелось пить, она просто умирала от жажды. На маленьком столике возле кровати кто-то оставил кувшин. Необходимо было добраться до этой воды — во что бы то ни стало. Она приподнялась.
Барон отворил дверь в их номер как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как Джек валится с кровати, увлекая за собой целый ворох одеял, после бесплодной попытки дотянуться до воды.
Чертыхаясь, он опустился возле нее на колени.
— Репа, — проскрипела она, точь-в-точь как немазаные ворота в розовом саду у тетушки Мод. — Моя мама наверняка накормила бы вас репой!
— Молчала бы лучше! Скажи спасибо, что не свернула себе шею! — усмехнулся Грей и вместе со всеми одеялами водрузил больную обратно на кровать, а затем подал ей воды.
Джек принялась пить с такой же жадностью, с какой Грей недавно набрасывался на свиную отбивную. Осушив единым махом целый стакан, она рухнула на подушки, не потрудившись даже вытереть мокрый подбородок, и затем, посмотрев на Грея, произнесла:
— Как ни странно, вы больше не похожи на чучело. Теперь вас и впрямь можно принять за барона.
— Просто сквайр Леон проявил ко мне милосердие, — скромно произнес Грей и тут же удивленно заметил: — Послушай, да ведь ты, кажется, пришла в себя! Значит, я уже не дослушаю трогательную историю про твою любимую лягушку по кличке Фред и про кузена, имевшего привычку швырять ее в пруд каждый год на Майский день, которую ты рассказывала в бреду…
— Бедненький мой Фред! Я уверена, это француз его поймал! Он жил по соседству и повадился ходить к нам в гости — не Фред, а этот француз. Горкины пригласили француза пожить в их поместье, и как только он увидел Фреда, песенка лягушки была спета. Фред пропал, и, боюсь, навсегда. — Она натужно закашлялась. — Послушайте, у меня горло как будто заржавело. Теперь уже не так больно, но все равно неприятно. Можно я еще попью?
Выпив еще стакан, она смущенно поинтересовалась:
— Это правда, будто я выложила вам все про Фреда?
— Ну да. А где теперь твой кузен? — Барон против воли любовался ее порозовевшими щечками и даже, не удержавшись, легонько погладил одну из них.
— Бернард погиб где-то в Пиренеях три года назад.
— Мне очень жаль. Ну а теперь скажи: ты сама помнишь, когда мы пришли в эту таверну?
— Нынче ближе к полудню. Тогда мы умирали от голода и вы проглотили целую свиную отбивную, а мне не предложили ни кусочка.
— Но ты сама отвернулась от нее. Вот только это было не сегодня, а два дня назад. Я ужасно за тебя беспокоился, Джек! Даже местный викарий не поленился явиться сюда, чтобы помолиться о твоем выздоровлении. Доктор Хайд рассказал сквайру Леону про нас с тобой, и тот одолжил мне одежду. А его жена прислала для тебя свое платье. Да, да, теперь уже ни для кого не секрет, что ты девушка, даже для мистера Харботтла. Кроме того, доктор Хайд наверняка поделился соответствующими сведениями с соседями. Поэтому я не вижу ничего удивительного в том, что Бетти, супруга сквайра, пожертвовала тебе свою ночную рубашку. Наверное, лучше я надену ее на тебя после ванны, как ты считаешь?
— Ванны?
Девушка машинально запустила пальцы в свои грязные спутанные волосы, затем улыбнулась и кивнула. Однако стоило Грею опустить Джек в теплую воду, как силы снова ей изменили. В итоге она сползла вниз и чуть не захлебнулась.
— Так ничего не выйдет, ты слишком слаба. — Барон схватил ее под мышки и выудил из воды. — Постарайся хотя бы держаться за края, а я пока вымою тебе голову.
Она дрожала от слабости и уже вся посинела к тому моменту, когда Грей наконец счел ее достаточно чистой и завернул в большое махровое полотенце.
Сидя в кресле, Джек молча следила, как горничная Сьюзи перестилает постель. Наконец, покончив с этим, Сьюзи произнесла:
— Прикажете расчесать вам волосы, мадам?
Ответом ей был едва заметный наклон головы. Сил у нее было настолько мало, что она даже не заметила, как Грей надел на нее ночную рубашку и уложил в постель. Чувствуя его горячую ладонь на своем плече, она провалилась в восхитительное безмятежное забытье.
— Ну же, Джек, открой глаза. Ты можешь это сделать. Разве тебя не вдохновляет горячий куриный бульон? Миссис Харботтл сварила его специально для тебя! Понюхай, понюхай как следует! А теперь открой рот. Отлично, не будем торопиться.
Грей кормил ее с ложечки до тех пор, пока Джек не замотала головой, давая понять, что не может больше проглотить ни капли. Только тогда он отставил в сторону тарелку и довольно откинулся в кресле, скрестив руки на груди.
— Так приятно чувствовать себя живой и чистой, — призналась девушка, с наслаждением потянувшись. — Это просто восхитительно.
— Вот именно, восхитительно. — Грей слишком хорошо запомнил каждый дюйм юного тела — ведь он так старательно обтирал его влажной тряпкой, стараясь снять жар. Ему пришлось зажмуриться, чтобы выбросить эту картинку из головы и не позволить разгуляться чересчур буйной фантазии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента