Коуз Рональд. Фирма, рынок и право

При том, что годовые издержки огораживания равны 9 долл., скотовод, желающий иметь стадо в 4 или более голов, заплатит за строительство и поддержание оград, предполагая, что другие средства обеспечат тот же эффект не дешевле. Когда ограда возведена, предельные издержки на возмещение ущерба становятся нулевыми, если не считать того, что рост стада создает необходимость в более крепкой и дорогой ограде, поскольку на нее может теперь одновременно навалиться больше бычков. Но, конечно, скотоводу может оказаться дешевле не делать ограды, а платить за ущерб, как в моем арифметическом примере с 3 и менее бычками. Можно подумать, что раз скотовод платит за весь ущерб, фермер решит увеличить посевы, как только его соседом станет скотовод. Но это не так. Если урожай до этого продавался в условиях совершенной конкуренции, предельные издержки были равны цене обработки посевов, и любое их расширение привело бы к сокращению прибыли фермера. С учетом ущерба фермер продаст на открытом рынке меньше, но его выручка при данном объеме производства останется прежней, поскольку скотовод оплатит рыночную цену стравленного урожая. Конечно, если бы скотоводство в общем случае влекло за собой потраву урожая, тогда оно могло бы поднять цену соответствующих культур и тогда фермеры расширили бы посевы. Но я хочу сосредоточить внимание на отдельном фермере. Я сказал, что появление на соседнем участке скотовода не вызовет увеличения объема производства, или, может быть точнее, объема посевов. Фактически, если скотоводство и может иметь какое-либо влияние, это скорее сокращение посевов. Причина та, что для любой данной полосы земли, если ценность потравленной части урожая столь велика, что выручка от продажи оставшегося урожая будет меньше, чем общие расходы на возделывание этой полосы, и для фермера и для скотовода окажется выгоднее договориться, что эту полосу возделывать не стоит. Это можно прояснить с помощью арифметического примера. Предположим вначале, что ценность урожая, полученного от обработки данного участка, равна 12 долл., что издержки обработки этого участка равны 10 долл., а чистый доход от обработки участка равен 2 долл. Я предполагаю для простоты, что земля принадлежит фермеру. Теперь предположим, что по соседству появляется скотовод и что ценность потравленного урожая равна 1 долл. В этом случае 11 долл. фермер получает от продажи на рынке и 1 долл. -- от скотовода за потраву, а общая выручка по-прежнему равна 12 долл. Теперь предположим, что скотовод счел выгодным увеличить стадо, хотя при этом размер ущерба также вырастет до 3 долл.; это означает, что ценность дополнительно произведенного мяса больше дополнительных издержек, включая дополнительные 2 долл. платежа за потраву. Но общий платеж за потраву теперь равен 3 долл. Чистый доход фермера от возделывания земли по-прежнему 2 долл. Фермер будет рад отказаться от возделывания земли за любую сумму, большую, чем 2 долл. Здесь явно есть возможность для взаимоудовлетворяющей сделки, которая поведет к отказу от возделывания земли. [Аргументация в тексте исходит из предположения, что единственной альтернативой является отказ от возделывания земли. Но это не обязательно так. Могут быть культуры, менее подверженные потраве, но не столь прибыльные, как та, что выращивалась до появления скотовода. Так, если выращивание новой культуры принесет фермеру не 2 долл., а 1 долл. а то же стадо, которое наносило прежней культуре ущерб в 3 долл., новую культуру стравит только на 1 долл., скотоводу окажется выгодно заплатить любую сумму, меньшую, чем 2 долл., чтобы побудить фермера заменить культуру (поскольку это понизит величину его ответственности за ущерб с 3 до 1 долл.), а фермеру это будет выгодно, если он при этом получит, больше, чем 1 долл. (сокращение его выручки из-за замены культуры). На деле возможность для взаимовыгодной сделки будет всегда, если замена одной культуры другой будет уменьшать ущерб от потравы на величину большую, чем сокращение ценности урожая (за вычетом потравы), -- во всех случаях, значит, в которых замена культуры поведет к увеличению ценности производства.] Но тот же аргумент приложим не только ко всему участку земли, который возделывает фермер, но и к любой его части. Предположим, например, что стадо ходит неизменным маршрутом, скажем, к ручью или в тень. В этих условиях ущерб посевам вдоль этого пути может быть очень большим; и если так, фермер и скотовод могут счесть выгодным заключить сделку, по которой фермер согласится не обрабатывать эту полоску земли. Но это порождает дальнейшие возможности. Предположим, что существует такая хорошо определенная тропа. Предположим далее, что ценность урожая, который может быть получен обработкой этой полоски земли, равен 10 долл., а издержки возделывания земли равны 11 долл. В отсутствие скотовода весь урожай может быть стравлен скотом (если полоска обрабатывается). В этом случае скотовода принудят заплатить 10 долл. фермеру. При этом убытки фермера составят 1 долл. А убытки скотовода -- составят 10 долл. Очевидно, что такая ситуация не может длиться бесконечно, поскольку этого не захочет ни одна из сторон. Фермер будет стремиться к тому, чтобы побудить скотовода платить в обмен на обещание не возделывать этот участок земли, фермер не сможет добиться платежей больших, чем издержки по огораживанию этого участка, и, конечно же, они будут не столь велики, чтобы побудить скотовода к отказу от использования арендуемой им земли. Но поскольку платежи не будут столь велики, чтобы вынудить скотовода к переселению в другое место, и величина их не будет зависеть от величины стада, такое соглашение не повлияет на распределение ресурсов, но просто изменит распределение доходов и богатства между скотоводом и фермером. Я полагаю ясным, что, если скотовод ответствен за потраву, а система ценообразования работает гладко, сокращение ценности производства, где бы то ни было, будет учтено при расчете дополнительных издержек на увеличение размеров стада. Эти издержки будут сопоставлены с ценностью дополнительно произведенного мяса, и, при наличии совершенной конкуренции в скотоводстве, размещение ресурсов здесь останется оптимальным. Следует подчеркнуть, что сокращение ценности производства, которое войдет в издержки скотовода, может зачастую оказаться меньше, чем ущерб урожаю от потравы. Это может быть так потому, что в результате рыночной трансакции возможно прекращение обработки земли. Это желательно во всех случаях, где ущерб от скота, который скотовод будет готов оплатить, превосходит сумму, которую фермер платит за пользование землей. В условиях совершенной конкуренции сумма, которую фермер платит за пользование землей, равна разнице между ценностью всего производства, когда факторы используют на этой земле, и ценностью дополнительного продукта, полученного в следующем по привлекательности использовании (как раз столько, сколько фермер должен заплатить за факторы). Если ущерб превосходит плату фермера за использование земли, ценность дополнительного продукта, полученного с применением факторов где-либо еще, превзойдет ценность полного продукта в этом использовании после учета ущерба. Отсюда следует, что было бы желательным оставить возделывание земли и высвободить факторы для использования их где-либо еще. Процедура, которая обеспечивает возмещение ущерба урожаю от потравы скотом, но не содержит возможности для прекращения возделывания земли, приведет к слишком малому использованию факторов производства в скотоводстве и слишком большому использованию факторов в растениеводстве. Но когда возможны рыночные трансакции, ситуация, в которой ущерб от потравы превосходит плату за землю, не будет продолжительной. Либо скотовод заплатит фермеру за необработку земли, либо он решит сам арендовать землю, заплатив землевладельцу чуть больше, чем платит фермер (если фермер сам арендовал землю), но конечный результат будет тем же и будет означать максимизацию ценности производства. Даже если побудить фермера к выращиванию культур, которые сами по себе были бы невыгодными, это будет чисто краткосрочным явлением, и можно ожидать, что затем последует соглашение о прекращении возделывания земли. Скотовод останется на своем участке, а предельные издержки производства мяса останутся теми же, что и прежде, не оказав, таким образом, воздействия на размещение ресурсов. IV. Система ценообразования, когда нет ответственности за ущерб ТЕПЕРЬ я перехожу к случаю, где, хотя ценовая система предполагается работающей гладко (т.е. без издержек), наносящий ущерб бизнес не отвечает ни за какой нанесенный ущерб. Этот бизнес не должен платить тем, кому нанес ущерб. Я предполагаю показать, что размещение ресурсов в этом случае будет таким же, как если бы наносящий ущерб бизнес был обязан возмещать ущерб потерпевшим. Поскольку в предыдущем примере я уже показал, что размещение ресурсов было оптимальным, здесь нет нужды повторять эту часть аргумента. Я возвращаюсь к случаю фермера и скотовода. Фермер будет страдать от растущего ущерба посевам по мере роста стада. Предположим, что в стаде 3 бычка (ровно столько, как если бы ущерб не учитывался). Тогда фермер будет готов заплатить до 3 долл., если скотовод уменьшит стадо до 2 бычков, до 5 долл. -- в случае уменьшения стада до 1 бычка и до 6 долл. -- за отказ от скотоводства. Таким образом, скотовод получит 3 долл. от фермера, если он сократит стадо от 3 бычков до 2. Эти 3 долл. являются, таким образом, частью издержек на содержание третьего бычка. Являются ли 3 долл. платой скотовода за прибавление третьего бычка к стаду (в случае, если скотовод обязан платить фермеру за потраву посевов) либо это деньги, которые он получит за отказ от третьего бычка (если скотовод не обязан возмещать фермеру ущерб от потравы), конечный результат остается тем же. В обоих случаях 3 долл. остаются издержками прибавления третьего бычка к стаду, которые должны быть приплюсованы к другим издержкам. Если рост ценности производства в скотоводстве при увеличения стада от 2 бычков до 3 больше, чем величина дополнительных издержек (включая 3 долл. за потраву), размер стада возрастет. В противном случае -- нет. Поголовье останется тем же независимо от того, должен ли скотовод возмещать ущерб от потравы или нет. Возможно утверждение, что предполагаемая исходная точка -- стадо из трех голов -- произвольна. И это верно. Но фермер не захочет платить за непричинение ущерба, который скотовод не в состоянии нанести. Например, наибольшие годовые платежи, к которым можно принудить фермера, не могут превосходить 9 долл. годовых издержек на ограду. И фермер будет готов заплатить эту сумму лишь в том случае, если она не сократит его доходы до уровня, когда ему выгодней станет прекратить возделывание этого участка земли. Более того, фермер будет готов платить эту сумму, если он уверен, что в отсутствие его платежей размер стада будет 4 бычка или более. Предположим, что все обстоит именно так. Тогда фермер будет готов платить до 3 долл. при уменьшении стада до 3 бычков, до 6 долл. -- при сокращении стада до 2 бычков, до 8 долл. -- при сокращении до 1 бычка и до 9 долл. -- при отказе от скотоводства. Следует заметить, что изменение исходной точки не изменило суммы, которая достается скотоводу за сокращение стада на любое число голов. По-прежнему верно, что скотовод может получить дополнительные 3 долл. от фермера за согласие уменьшить стадо от 3 голов до 2 и те же 3 долл. представляют ценность урожая, который будет уничтожен добавлением третьего бычка к стаду. Хотя различные представления фермера (оправданные или нет) о размере стада, которое скотовод будет держать, если ему вовсе не платить, могут влиять на размер платежей, к которым его можно побудить, неверно, что эти представления могут как-то повлиять на действительный размер стада. Все будет, как и в случае, когда скотоводу пришлось бы платить за ущерб от потравы, поскольку потерянный доход при данном размере стада будет в точности равен сумме платежей при том же размере. Можно вообразить, что скотоводу выгодно для начала завести стадо более многочисленное, чем он стал бы поддерживать после заключения сделки, чтобы побудить фермера к большим платежам. Это может так и быть. Это похоже на действия фермера (когда скотовод должен платить за ущерб), возделывающего землю, на которой в результате соглашения со скотоводом ничего расти не будет (в том числе землю, которую в отсутствие скотовода просто не обрабатывали бы). Но эти маневры предваряют сделку, и они не влияют на долгосрочную позицию равновесия, которая остается той же самой независимо от того, отвечает скотовод за ущерб или нет. Необходимо знать, ответствен или нет предприниматель за причиняемый ущерб, поскольку без такого первоначального размежевания прав невозможны и рыночные трансакции по их передаче и перераспределению. Но конечный результат (который максимизирует ценность производства) не зависит от правовой позиции, если предполагается, что ценовая система работает без издержек. V. Новая иллюстрация проблемы УЩЕРБ от деятельности того или иного бизнеса может проявляться во множестве форм. Давнишний процесс в Англии имел причиной строительство здания, которое, отклонив направление ветра, помешало работе ветряной мельницы [Gale on Easements, 13tn ed. M. Bowles, London: Sweet & Maxwell, 1959, p. 237--239]. Недавний процесс во Флориде имел причиной здание, которое затенило пляж, бассейн и кабинки для переодевания, принадлежащие соседнему отелю [Fountainbleu Hotel Corp. v. Forty-Five Twenty-Five, Inc, 114 So. 2d 357 (1959)]. Проблема скота, забредшего в чужие посевы, которую мы детально рассматривали в двух предыдущих разделах, хотя и может показаться весьма особым случаем, на деле представляет лишь один пример проблемы, которая может принять множество разных обликов. Чтобы прояснить характер моих аргументов и продемонстрировать их универсальность, разберем четыре действительных случая. Рассмотрим сначала процесс Стуржес против Бриджмена [Sturges v. Bridgman, 1 Ch. D. 852 (1879)], который я использовал для иллюстрации общей проблемы в статье "Федеральная комиссия связи". В этом процессе кондитер (на Вигмор-стрит) использовал для своего бизнеса две ступки с пестиками (одна использовалась уже более 60 лет, другая -- более 26 лет). Тут по соседству поселился доктор (на Вимполь-стрит). Оборудование кондитера никак не беспокоило доктора в течение восьми лет после его вселения, пока он не выстроил приемную в конце своего сада, прямо напротив кухни кондитера. Тут он и обнаружил, что шум и вибрация, создаваемые оборудованием кондитера, затрудняют ему использование новой приемной. "Особенно ... шум мешал ему исследовать пациентов методом аускультации при легочных болезнях. Он также обнаружил, что невозможно заниматься ничем, что требует размышления и сосредоточенности". [Аускультация -- прослушивание пациента с помощью стетоскопа или прямо ухом, чтобы на слух оценить состояние тела.] Доктор в итоге обратился в суд, чтобы принудить кондитера воздержаться от использования своего оборудования. Судьи без колебаний удовлетворили претензии доктора. "Возможны затруднительные случаи при прямом осуществлении принципа, на котором мы основываем наше суждение, но отрицание принципа привело бы к еще большим затруднениям отдельных людей и в то же время оказало бы пагубное действие на обустройство территории для жилищных нужд". Суд постановил, что доктор имеет право запретить кондитеру использовать его оборудование. Но можно было, конечно, изменить форму выхода из конфликта, добившись заключения сделки между сторонами. Доктор мог бы отказаться от своего требования и позволить дальнейшую эксплуатацию оборудования, если бы кондитер выплатил ему денежную компенсацию, превышающую потерю дохода от переезда в более дорогое или менее удобное место, от сокращения деятельности на том же самом месте или (и это было предложено как возможность) от строительства стены, которая бы снизила уровень шума и вибрации. Кондитер заплатил бы требуемое, если бы сумма была меньше, чем сокращение дохода от изменения технологии на прежнем месте, от полного прекращения деятельности или переноса кондитерского дела в другое место. Решение вопроса зависит главным образом от того, добавляет ли дальнейшая эксплуатация оборудования больше к доходу кондитера, чем она же сокращает доходы доктора. [Заметьте, что во внимание принимается как раз изменение дохода, возникающее вследствие изменения методов производства, его местоположения, характера продукта и пр.] Но рассмотрим, что было бы, если бы процесс выиграл кондитер. Кондитер получил бы право и дальше использовать свою порождающую шум и вибрацию технику, не платя ничего доктору. Теперь доктору пришлось бы платить, чтобы побудить кондитера прекратить использование своей техники. Если бы доход доктора сокращался больше от продолжения шума и вибрации, чем добавляют эти машины дохода кондитеру, тогда возникла бы возможность сделки: доктор мог бы заплатить кондитеру за отказ от использования этой техники. Иными словами, обстоятельства, при которых кондитеру будет невыгодно продолжать использование своих машин и компенсировать доктору его ущерб от шума и вибрации (если у доктора есть право запретить кондитеру использование его машин), будут как раз теми самыми, когда доктору будет выгодно заплатить кондитеру, чтобы он отказался от своих машин (если у кондитера есть право их эксплуатировать). Основные условия в этом случае, в сущности, те же самые, что и в рассмотренном примере, где скот стравливал посевы. Если рыночные трансакции осуществляются без издержек, решение суда об ответственности за ущерб не изменило бы размещение ресурсов. Точка зрения судей, конечно же, состояла в том, что они воздействуют на работу экономической системы, причем в правильном направлении. Любое другое решение "оказало бы пагубное воздействие на обустройство территории для жилищных нужд" -- аргумент, который был развит в процессе по поводу кузницы, стоявшей на торфяной пустоши, которую начали застраивать под жилье. Представление судей, что они своим решением установили правило использования земли, было бы верным только в случае, когда издержки осуществления необходимых рыночных трансакций превосходят выгоду, которая может быть получена при любом распределении прав. Было бы желательным сохранить местность (Вимполь-стрит или торфяную пустошь) для строительства жилищ или для профессиональных целей (наделив непромышленных пользователей правом предписывать прекращение шума, вибрации, дыма и т.д.), только если бы ценность возможных дополнительных жилых домов была большей, чем ценность ущерба от неизготовленных кексов или железных изделий. Но этого, кажется, судьи не осознавали. Другой пример той же проблемы дает нам процесс Кук против форбса [Cooke v. Forbes, 5 L. R. -- Eq. 166 (1867--1868)]. При изготовлении циновок из кокосовых волокон их погружают в отбеливающую жидкость, после чего вывешивают для просушки. Пары от производства сульфата аммония делали циновки тускло-серыми. Причина была в том, что отбеливающая жидкость содержала хлорид олова, который под действием сероводорода темнеет. Производители циновок требовали судебного запрета на эмиссию сульфата аммония. Адвокаты ответчика возражали, что если бы истец "не использовал ... данную отбеливающую жидкость, циновки не страдали бы; что они используют необычный процесс, не соответствующий принятому в данном производстве и даже вредный для их собственных изделий". Судья откомментировал: "... мне представляется вполне ясным, что человек имеет право подвергать свою собственность процессу обработки с использованием хлорида олова или любой другой металлической краски, и соседи не имеют права испускать газ, который мешает производству. Если можно доказать, что газ испускают соседи, тогда, как мне представляется, он должен иметь право явиться сюда и требовать помощи". Но с учетом того, что ущерб был разовым и незначительным, что были приняты все меры предосторожности и что здесь не наличествуют исключительные риски, в иске было отказано, с предоставлением истцу права требовать возмещения от ущерба, если он того пожелает. Я не знаю, как дальше развивались события. Но ясно, что ситуация в сущности та же самая, что и в процессе Стуржес против Бриджмена, за исключением того, что производитель кокосовых циновок не смог добиться запрета, но получил право требовать компенсации ущерба от производителя сульфата аммония. Экономический анализ ситуации в точности тот же, что и в случае со стадом, стравливающим посевы. Чтобы предотвратить ущерб, производитель сульфата аммония мог бы усилить меры защиты или перебраться в другое место. Любой способ действия, конечно же, увеличил бы его издержки. Либо он мог бы оплачивать ущерб. Он пошел бы на это, если бы расходы на компенсацию ущерба оказались меньшими, чем дополнительные издержки на предотвращение ущерба. Оплата ущерба тогда вошла бы в состав издержек по производству сульфата аммония. Конечно, если бы можно было устранить ущерб за счет использования другого отбеливателя, как предлагалось в ходе судебных прений (что, видимо, увеличило бы издержки производителя циновок), и если бы дополнительные издержки оказались меньшими, чем размер ущерба, два производителя смогли бы заключить взаимоудовлетворяющую сделку и использовался бы другой отбеливатель. Если бы суд решил не в пользу производителя циновок, а в результате он должен был бы терпеть ущерб, не имея права на компенсацию, размещение ресурсов не изменилось бы. Производителю циновок имело бы смысл сменить отбеливатель, если бы дополнительные издержки на это оказались меньшими, чем сокращение ущерба. А поскольку производитель циновок захотел бы платить производителю сульфата аммония за прекращение его деятельности не больше, чем он теряет дохода (равно росту издержек или убыткам от ущерба), эта потеря дохода осталась бы в списке издержек производства у производителя сульфата аммония. В аналитическом плане этот случай такой же, как пример со скотоводом. Процесс Брайант против Лефевра [Bryant v. Lefever, 4 С. Р. D. 172 (1878--1879)] поднимает проблему загрязнения дымом в новой форме. Истец и ответчики были обитателями примыкающих домов примерно равной высоты. До 1876 г. истец мог разжигать огонь в любой из комнат своего дома и камины не дымили; два дома простояли неизменными тридцать или сорок лет. В 1876 г. ответчики разобрали свой дом и начали его перестраивать. Они поставили стену рядом с дымовыми трубами, много более высокую, чем она была прежде, и соорудили навес на крыше своего дома, и поэтому камины истца начинали дымить, как только он разжигал огонь.
   Конечно, камины начали дымить потому, что выстроенная стена и навес мешали свободной циркуляции воздуха. На суде присяжных истцу присудили в возмещение ущерба 40 ф. ст. После этого рассмотрение перешло в апелляционный суд, где было принято обратное решение. Судья Браумвел доказывал: "... жюри пришло к выводу, что ответчики сделали нечто, что стало затем причиной нарушения покоя и порядка, но это не то же самое, как если бы они сами были этой причиной. Они не сделали ничего, нарушавшего покой и порядок. Их дом и навес вполне безвредны. Это истец нарушает покой и порядок, когда разжигает уголь в каминах, трубы от которых выходят настолько близко к стене ответчиков, что дым не рассеивается, а попадает в комнату. Пусть истец перестанет жечь огонь, пусть он перенесет каминную трубу, пусть сделает ее более высокой, и нарушения покоя и порядка не будет. Кто же нарушает покой и порядок? Было бы совершенно ясно, что истец, если бы он выстроил свой дом или трубы после того, как ответчики возвели над ними навес, и это так, хотя он построил все прежде, чем появился навес. Но (что есть по истине тот же ответ), если ответчики нарушают покой и порядок, у них есть право на это. Поскольку истец не имел права на свободное движение воздуха, подчиненное только праву ответчиков устроить навес на своей крыше, тогда его право подчинено их праву и, хотя осуществление их права вызывает нарушение покоя и порядка, они не несут за это ответственности".
   Судья Коттон сказал: "Здесь установлено, что возведение стены ответчиками чувствительным и существенным образом нарушило жизненный комфорт в доме истца, и сказано, что в этом нарушении повинны ответчики. Обычно так и есть, но ответчики не насылают на дом истца дым или ядовитые пары, а только мешают дыму из дома ответчика отходить путем... на который истец не имеет законного права. Истец создает дым, который разрушает его же комфорт. Пока ему не... принадлежит право на определенный способ избавления от него, который перекрыли ответчики, он не может преследовать ответчиков судебным порядком, потому что ему мешает дым, производимый им самим, и он не создал никакого эффективного способа, чтобы избавиться от него. Это как если бы кто-то пытался избавиться от жидких нечистот, возникающих на его земле, давая им стечь на землю соседа. До тех пор пока пользователь не приобрел права на это, сосед может остановить сток, не неся ответственности за это. Нет сомнения, что великое неудобство было бы причинено владельцу собственности, на которой возникают жидкие нечистоты. Но действие его соседа будет законным, и ему не придется отвечать за последствия того, что человек накопил нечистоты, не создав никакого эффективного способа, чтобы избавиться от них".
   Я не собираюсь демонстрировать, что какая-либо модификация ситуации в результате сделки между сторонами (с учетом издержек на возведение навеса, на удлинение труб и пр.