Командир, не сделав замечаний, разрешил выполнить два других полета. И они получились не хуже первого.
На следующее утро мне запланировали два полета в зону и полет на воздушный бой с командиром полка.
Весь вечер я обдумывал предстоящий бой. Оценивая маневренность самолета, решил драться на виражах. Бой будет проходить на однотипных самолетах, значит, исход его решит грамотная эксплуатация машины, техника пилотирования и смекалка. Я знал, что в бою необходима быстрая реакция, победителем окажется тот, кто сможет реагировать а эволюцию самолета противника раньше хотя бы на десятую долю секунды. Знать-то знал, но это драгоценное качество за один вечер не рождается, оно воспитывается годами в повседневной учебе и тренировке.
Наконец настал час вылета. Получаю от командира указания, сажусь в машину и взлетаю с ним в паре.
Бой вели над аэродромом. После сигнала самолеты разошлись, затем, развернувшись на встречные курсы, пошли в лобовую атаку. После лобовой последовал каскад различных фигур. И вот "харрикейн" "противника" в моем прицеле. Мне удалось зайти командиру в "хвост" и продолжать удерживать его в прицеле при всех фигурах, какие он делал. Наконец сигнал "Пристроиться", "противник" сдался. Победа!
- Хорошо тянешь, - похвалил командир после посадки. - Следующий вылет на стрельбу по конусу. Это будет и зачетный: тренироваться времени нет, послезавтра уходим.
Самолет-буксировщик вырулил на старт и через пятнадцать минут прошел с распущенным конусом. Стоя на земле, я внушал себе: "Не подкачай, весь полк собрался".
Взлетаю и, не упуская из виду конус, набираю высоту. Первая атака. Прицеливаюсь. Короткая очередь.
За ней еще атака, очередь и еще очередь. Наконец, пулеметы смолкли, патроны все. Верю, что не промахнулся, но все же сомнения не покидают: а вдруг мимо? Сажусь прежде буксировщика. Зарулив самолет, быстро сбрасываю парашют - и бегом к конусу. Вижу, попаданий больше чем на отлично! Комиссар жмет мне руку.
- Так будете стрелять по противнику - фашисты берегись! - сказал командир.
Меня назначили командиром звена, хотя самого звена еще не было. Формировать звенья и эскадрильи окончательно будут за день до вылета. В другое время на слетанность эскадрилий и полка отвели бы немало часов, но сейчас, когда шли жестокие бои на сталинградском направлении, нам было приказано отработать все это в сжатые сроки.
И вот звено составлено. В него вошли Саша Заборовский, Коля Простов и Коля Кузьмин, или просто Кузя, как звали его, потому что он выглядел совсем мальчиком и поэтому не походил на летчика-истребителя.
Кузьмину едва исполнилось восемнадцать лет, остальные летчики были старше двадцати. Командиром эскадрильи временно назначили Лавинского, старшего среди нас по званию и возрасту.
Выполнив по одному полету в составе эскадрильи и полка, мы получили приказание вылететь на фронт.
Первая посадка на ближайшем аэродроме. Из-за наступления темноты пришлось там заночевать.
Никогда не забыть мне событий той кошмарной ночи. Возбужденный Лавинский подошел ко мне и начал рассказывать об ужасах фронта: как фашисты сбивают "харрикейнов", как гибнут наши летчики. Его приглушенный голос заставил меня насторожиться.
А Лавинский перешел на шепот:
- Знаешь, Анатолий, я вижу, ты дерешься неплохо. Давай смотреть только друг за другом. Главное, остаться живым нам, а остальных все равно перебьют.
Это предлагал мне старший по званию и положению. Не было границ моему возмущению, до слез было обидно за такое предложение труса.
Я сказал:
- Прощаю все это тебе только потому, что надеюсь на твое исправление. Думаю, что в бою ты поведешь себя по-другому. Знай, что при малейшей твоей попытке увильнуть от боя, бросить товарища в беде - собьем тебя сами.
По прилету на аэродром, где предстояло окончательно отработать элементы боевого применения, сразу же началась напряженная учеба. С рассвета и дотемна мы находились у машин, поочередно несли боевое дежурство и одновременно совершенствовались в групповых полетах и стрельбе. За неделю мы хорошо слетались. Ведомые привыкли к своим ведущим, а ведущие научили ведомых основным приемам воздушного боя.
И вот поступил приказ: 20 июля вылет с посадкой на фронтовом аэродроме. Наш полк начинал боевые действия.
Перед вылетом было проведено партийное собрание. Для меня оно, помимо всего, памятно и тем, что мое звено было признано лучшим в полку.
УДАР ПО АЭРОДРОМУ ВРАГА
На фронтовой аэродром прилетели рано утром. Местные жители помогали строить капониры - земляные укрытия для самолетов, землянки для летчиков. Мы спешили: приказ на боевой вылет мог поступить в любую минуту. К обеду работы были полностью завершены.
Я собрал летчиков своего звена около землянки и занялся с ними изучением некоторых подробностей района боевых действий Воронежского фронта, в состав которого мы теперь входили. Передний край наших войск в основном проходил по левому берегу Лона, на правом - в излучинах реки - были лишь небольшие плацдармы. Мы подробно разбирали линию фронта, каждую деревню и дорогу - все это могло пригодиться.
- Хотя бы скорее в дело, - сказал Простов, - а то долго ждать. Просидишь всю войну.
Но ждать пришлось недолго. Из штабной землянки вышел Лавинский, его глаза были полны ужаса.
- Значит, повоюем, - обрадовался Простов.
Летчики эскадрильи собрались моментально. Молодым особенно хотелось участвовать в первом боевом вылете. Вскоре затрещал полевой телефон. Командир полка вызывал к аппарату Лавинского. Бросились искать его, но так и не нашли. На командный пункт было приказано явиться мне.
- Лавинский болен, и эскадрилью поведете вы, приказал командир полка.
- Есть вести эскадрилью, - ответил я.
Ответил смело, а про себя думал - справлюсь ли? Ведь мне еще не приходилось управлять эскадрильей в воздухе, а тут сразу боевое задание. За свое звено я был совершенно спокоен: оно подготовлено хорошо, но два других звена меня беспокоили. А еще больше тревожило отсутствие опыта управления.
Положение усугублялось тем, что на "харрикейнах" радиостанции были негодные, а значит, передача в воздухе команд по радио исключалась.
- Чего задумался? Справишься, не бойся. Когда-нибудь все равно надо вести и все равно тот твой вылет будет первым. Без первого раза еще никто не обходился, - подбодрил меня комиссар.
К этому времени на командный пункт прибыли командиры и других эскадрилий. Комиссар, посоветовавшись с командиром полка, предложил собрать весь летный состав, участвующий в задании. Летчики собрались. Комиссар обратился к нам с небольшой напутственной речью.
- Мы, товарищи, делаем сегодня первый вылет. Многие из вас увидят противника впервые, но я уверен, что и они, подобно бывалым, с честью выполнят священный долг воина Советской Армии. Уничтожать ненавистного врага, освобождать Отечество от фашистских захватчиков с оружием в руках высокое доверие партии и правительства... За Родину! Вперед! закончил комиссар.
Задумчиво смотрели на него летчики. Такие простые обычные слова, а как необычно они прозвучали. Какую большую бурю чувств подняли в душе каждого! Дело тут не в словах, а в сердцах воинов.
Командир поставил боевую задачу и подробно изложил план уничтожения фашистских бомбардировщиков на аэродроме Россошь. Он разъяснил задание на фотопланшетах и крупномасштабной карте. Было указано, какая эскадрилья прикрывает штурмовиков, кто подавляет зенитные средства. Все хорошо представляли первую и последующие атаки.
Моя эскадрилья должна была подавить зенитный огонь и частью сил уничтожить самолеты на северной окраине аэродрома. Изучив аэродром по фотопланшету, я решил вести эскадрилью со стороны солнца атаковать с бреющего полета.
Летчики, так долго ожидавшие встречи с врагом, были в приподнятом состоянии. В бою возможны, а часто и неизбежны потери, но никому не хотелось думать, что этот вылет может стать для него последним.
Прозвучала команда "По самолетам!" Летчики, на ходу застегивая шлемофоны, побежали к машинам.
В это время над аэродромом появились штурмовики. С командного пункта взвилась сигнальная ракета. Звенья одно за другим начали отрываться от земли.
Это делалось как-то особенно торжественно. Самолеты шли так ровно и дружно, что они казались связанными невидимой нитью. И хотя в кабине сидишь один, нет щемящего чувства одиночества. Есть одна дружная семья, в которой один стоит за всех и все за одного.
Штурмовики идут ближе к земле, мы, истребители, прикрываем их от нападения "мессершмиттов" сверху.
На переднем крае спокойно. Перешли линию фронта и, углубившись на запад, развернулись затем на юговосток, в направлении вражеского аэродрома. Такой маневр обеспечивал нам скрытое и неожиданное появление над целью: нас маскировали лучи заходящего солнца.
Мы появились над аэродромом в то время, когда фашисты готовились к ночным бомбардировкам. Построенные в каре впереди самолетов летчики уточняли предстоящий вылет. Разрывы снарядов авиационных - пушек покрыли аэродром красными вспышками, бомбы штурмовиков поднимали фонтаны земли, уничтожали самолеты. Горел, разливаясь по полю, авиационный бензин, черное облако дыма от взорванного бензосклада застилало горизонт. Зенитные батареи не успели сделать ни одного выстрела, они были подавлены в самом начале налета. Истребители перешли на штурмовку.
Увлекшись атаками по наземным целям, никто из нас не заметил, как к аэродрому подошли восемь "мессершмиттов".
Лейтенант Кудинов, выводя машину из пикирования, увидел прямо перед собой самолет с крестами и свастикой. Кувшинов нажал гашетку, и "мессершмитт", вспыхнув, врезался в землю. Сержант Олейников - он находился в группе прикрытия - пикированием сверху сбил еще одного; фашист, очевидно, увлекся выходом на исходную позицию для атаки по штурмующей группе и был застигнут врасплох.
Оставшиеся шесть "мессершмиттов" пошли в атаку на штурмовиков, но сразу же были атакованы второй эскадрильей. Сержанты Хмылов и Орловский в упор зажгли еще два самолета. Остальные гитлеровцы отказались от боя.
Мы все благополучно вернулись на свой аэродром.
Настроение было приподнятое. Летчики наперебой рассказывали об атаках, о том, как бежали и падали гитлеровцы, как взорвался и горел бензосклад... Героями дня были, конечно, те, кому посчастливилось сбить самолеты противника.
По данным партизан и авиафоторазведки, мы сбили четыре вражеские машины, семнадцать уничтожили на земле. Фашисты потеряли около ста человек летного и технического состава.
Говорят, что победителей не судят, Но командир полка не только хвалил, но и судил наши промахи. На разборе вылета он отметил, что осмотрительность во время боя у нас была недостаточна, так как никто не заметил противника на подходе. И вообще нам повезло.
Самоуверенные фашисты подняли против нас своих молодых летчиков. Они рассчитывали, что на скоростных машинах легко разделаются с "харрикейнами . Вышло же наоборот.
Из проведенного боя я сделал для себя много выводов. Мы допустили серьезные ошибки. Стреляй у противника хотя бы пулеметы, мы, вероятно, не избежали бы потерь. Только отсутствием опыта можно бы объяснить, что выход из атаки впереди атакующих самолетов оставался у нас неприкрытым, что круг не был замкнут и каждый атаковал так, как хотел. В бою мне никак на удавалось собрать эскадрилью. Летчики действовали парами и в одиночку.
Что ж, будем учиться и на ошибках! Впоследствии мы не раз обращались к первому вы лету. И прежде чем идти на новое боевое задание устраивали розыгрыш основных вариантов воздушного боя: быстрый сбор, перестроение из одного боевого порядка в другой и сохранение своего места в строю.
ШКОЛА ВОЙНЫ
Команда "Подъем" была подана еще до того, как занялась заря. Наскоро одеваемся. Адъютант эскадрильи Сухин сообщил о полученном задании и поторапливал нас. Кто-то в потемках перепутал сапоги и в спешке не может разобраться, где свой, где чужой. Ясно лишь, что сапоги на одну ногу.
Я вспомнил, что сержанта Кузьмина еще не разбудили. От одной лишь команды "Подъем" он никогда не просыпался.
- Кузьку разбудите, - говорю Простову.
Сержант, как всегда, спал безмятежным сном большого ребенка. Его поднимают, ставят на ноги, но достаточно отойти, как он снова падает и спит. Простов, сердясь на друга, берет его за ноги и таскает по соломе. Кузя чмокает губами, мычит и наконец просыпается. Сборы он заканчивает уже в кузове автомобиля, который мчит нас на аэродром.
На командном пункте - командир, комиссар и начальник штаба полка. Начальник штаба - капитан Веденеев. Он склонился над картой общей обстановки и разыскивает мелкие, едва заметные населенные пункты.
В землянке царит полумрак, несмотря на то что посыльный красноармеец то и дело поправляет фитиль в коптилке. По утомленному лицу капитана видно, что он еще не ложился слать.
Мы ждали, когда на карту будут нанесены все изменения в обстановке прикрываемой нами наземной армии. Собственно, изменений этих мало. Передний край по-прежнему проходил по левому берегу Дона, на правом располагались лишь отдельные плацдармы. Фашисты ограничивали аппетит своих наступательных действий захватом этих плацдармов, но получали по зубам.
В те дни Совинформбюро сообщало, что на среднем течении Дона наши войска ведут бои местного значения. Сегодняшняя наша задача сводилась к участию в таком именно бою...
Когда была нанесена линия боевого соприкосновения, командир полка поставил задачу:
- Непосредственным сопровождением прикрыть штурмовиков до цели и обратно. Штурмовики наносят удар западнее Коротояк по скоплению танков и самоходных установок противника. На задание пойдет первая эскадрилья, ведущий - штурман Аболтусов. Взлет с командного пункта по сигналу - зеленая ракета.
Капитан Аболтусов собрал эскадрилью и наскоро дал указания на случай воздушного боя. Наиболее вероятными нашими противниками могли быть истребители "Макки С-200", базировавшиеся на аэродроме Острогожск. Главное внимание наш ведущий уделил оборонительному маневру от атак истребителей. В случае воздушного боя он утвердил замкнутый круг самолетов, немного вытянутый в сторону нашей территории.
По его замыслу, такой боевой порядок исключал атаки "мессершмиттов", так как передние наши самолеты автоматически прикрывались идущими позади, а придание боевому порядку эллипсовидности позволяло приближаться к линии фронта без перестроения.
Штурман Аболтусов был отличным воздушным бойцом. Ему много раз приходилось встречаться с противником. И не один на один, а с превосходящими силами фашистов. И всегда он выходил победителем.
В полку Аболтусов пользовался беспрекословным авторитетом. Человек тридцати двух - тридцати пяти лет, он принадлежал к старшему поколению советских летчиков, за плечами которых находился немалый опыт.
Но, несмотря на свой возраст, стаж, знания, Аболтусов отличался удивительной доступностью - держался с товарищами на равной ноге, не кичился, не зазнавался.
Была в нем и еще одна резко отличительная черта, которую хорошо знали все: в Аболтусове как бы совмещалось два человека - тот, который жил на земле, и другой - тот, что в воздухе. "Земной" Аболтусов был заурядным, порой даже неряшливым. Начнет крутить папиросу, получится она такой, что смотреть не хочется - длинная, нескладная. Идет куда-нибудь - не сразу узнаешь, в какую сторону он идет. Тот, кто не видел Аболтусова в самолете, вполне мог подумать что пилот он неважный. Но это было не так. Стоило только ему сесть в машину, как он буквально преображался. Движения точные, экономные, выверенные.
Никаких случайностей, никаких погрешностей. Известно, что у хороших летчиков, как и у хороших писателей, художников, композиторов, есть свой почерк. Свой почерк был и у Аболтусова.
Пока мы занимались подготовкой к вылету, начало светать, и вскоре стало совсем светло. С командного пункта последовал сигнал занять готовность номер один.
Мы сели в кабины, готовые в любую минуту запустить двигатели. Наконец сигнал возвестил о вылете.
Штурмовики шли на высоте тысяча пятьсот метров, освещенные утренним солнцем. Наши истребители заняли место в общем боевом порядке: два звена в непосредственном прикрытии, одно - в ударной группе.
Подходя к линии фронта, напрягаю зрение в поисках воздушного противника. По-прежнему чистое голубое небо, ясное утреннее солнце. И на земле тишина, как будто нет никакой войны. Или она еще не проснулась ? Вдруг идущее слева звено Лавинского неожиданно метнулось в сторону. Почти одновременно с этим надо мной пронеслось звено тупорылых, с желтыми крыльями истребителей. "Макки", - промелькнуло в голове, а рука уже инстинктивно разворачивала самолет в лобовую атаку второму вражескому звену. Стараюсь прицелиться точнее. Нажимаю на гашетку. Мгновение - и, разойдясь левыми бортами, проношусь на встречных курсах, едва не столкнувшись с фашистом.
Справа сверху замечаю атакующую пару. Бросаю самолет вправо и в боевом развороте иду на противника. Самолет с черным крестом на фюзеляже и свастикой на киле - в моем прицеле. Очередь. Другая.
Еще очередь... Но самолет продолжает лететь. Замечаю, что упреждение, взятое мною, мало. Ввожу поправку. Однако стрелять не пришлось: атакованный парой "макки", я был вынужден отказаться от нападения и выйти из-под удара.
Заборовский неотступно следовал за мной. Он тоже стрелял, но так же, как и я, безрезультатно.
Наконец пулеметы замолкли, стрелять нечем. Но строгие неписаные заповеди истребителя кончились патроны, из боя не выходи, атакуй противника, делай вид, что можешь сбить его. Дерись вместе с товарищами, а если положение будет безвыходным тарань врага. И я следовал этим заповедям, имитировал атаки без стрельбы до тех пор, пока не закончился воздушный бой. Так же поступал и Заборовский.
Бой закончился вскоре после того, как Аболтусов сбил самолет противника. Фашисты пикированием один за другим выходили из воздушной схватки.
Штурмовики, выполнив тем временем задание, взяли курс на свою территорию. Проводив их от переднего края на расстояние, исключающее нападение истребителей противника, мы также пошли на посадку.
И на этот раз наша эскадрилья потерь не имела.
Самолеты не получили пробоин, за исключением машины Простова, плоскость которой была пробита осколком реактивного снаряда.
Пробоины оставались вначале загадкой: ведь у немцев реактивных снарядов нет. Но вскоре загадка разъяснилась. Это был случайный осколок от снаряда, выпущенного с нашего самолета.
По установленной традиции капитан Аболтусов собрал эскадрилью и начал разбор боя:
- Дрались хорошо, настойчиво, с упорством, но стреляли плохо. Смешались в "собачью свалку", и не поймешь, кто где. Разве так можно? Я же говорил перед вылетом, что при появлении истребителей нужно замкнуться в круг...
И в последующих двух вылетах, совершенных в этот день, мы замыкали круг над штурмовиками, а те в обратном кругу уходили на свою территорию.
Но эти же бои выявили и порочность тактики круга, На нас напали "мессершмитты". Имея почти двойное превосходство в скорости, они свободно ходили выше "харрикейнов", выбирая себе цели, мы же, связанные "кругом", не атаковывали, а лишь отбивались. Из-за такой пассивности были сбиты Заборовский и Хмылов, был подожжен и сгорел самолет Олейникова.
Бои этого дня заставляли задуматься над очень многим. До поздней ночи мы спорили о тактических приемах. Было ясно, что оборонительная тактика устарела и порочна. Некоторые летчики цеплялись за нее. Но им возражала сама жизнь и возражала настойчиво, После жарких споров мы пришли к единодушному выводу и в противоположность бою на горизонталях утвердили бой на вертикалях в сочетании с горизонтальным маневром.
На следующий день состоялось партийное собрание, которое еще больше закрепило сделанные нами выводы.
И с этого времени мы искали все новые и новые тактические приемы воздушного боя, не возвращаясь уже и оборонительному кругу.
КОНЕЦ ГРУППЫ ФАШИСТСКИХ АСОВ
Солнце клонилось к закату. Я предполагал, что в этот день мы уже закончили полеты, как вдруг нас, шесть летчиков первой эскадрильи, вызвали на командный пункт полка.
- Так поздно, что бы это значило? - спрашивает Простов.
- Погоди, скажут, - отвечаю ему, а самому не терпится поскорее узнать причину столь неожиданного вызова.
Около КП полка нас ожидал начальник штаба.
- Полетите на передовой аэродром, - сказал он. Там вас встретят. Взлет по готовности, но так, чтобы на месте быть до наступления темноты. Быстренько прокладывайте маршрут.
Район полета был знаком каждому из нас, и определение маршрута не заняло много времени.
Взлетев, шестерка истребителей легла на курс. Аэродром находился недалеко от переднего края, по тому подходить к нему, в целях маскировки, следовало на бреюшем.
Вскоре солнце село. Стало совсем темно. Посадку произвели удачно. Почти одновременно с нами на аэродром сели и штурмовики. Значит, задание будем выполнять во взаимодействии с ними.
Выяснилось, что штурмовики - наши старые знакомые из полка майора Корпуснова, летчики тех самых "илов", которых мы уже несколько раз сопровождали за линию фронта. Вместе мы преодолевали зенитные артиллерийские заслоны, вместе сокрушали врага. Начались дружеские оживленные разговоры. Ничто так не сближает людей, как совместные бои. И при нашей встрече никто не говорил о преданности и честности, они были проверены ценой жизни.
За разговорами наступила ночь, тихая, ясная, напоенная осенней прохладой.
За нами приехал командир батальона аэродромного обеспечения и пригласил на ужин. Столовая была убрана не по-фронтовому. Чистые скатерти, сервировка столов мысленно переносили в довоенную пору, но не настраивали на мирный лад. Все мы ожидали чего-то важного, не мирного.
После ужина мы явились в штаб для получения и проработки боевого задания. Здесь находились майор Корпуснов, начальник разведки дивизии и полковник из вышестоящего штаба. Разговор о задании начал полковник.
- Нам известно, - сказал он, - что на аэродром Старый Оскол произвела посадку группа из двенадцати самолетов Ю-88. Ее нужно уничтожить. Эта задача ложится на вас. Самолеты стоят на северной окраине летного поля, личный состав расположен в землянках, в лесу. Подробную разработку задачи доведет майор Корпуснов.
В комнате стояла полная тишина.
- Интересующая нас группа, - начал Корпуснов, состоит из отборных фашистских летчиков. Они работают по заданию германского генерального штаба. Вчера эти асы произвели посадку да аэродроме Старый Оскол с целью нанести удар по нашим весьма важным военным объектам. Ваш вылет - с наступлением рассвета... - Майор сделал паузу, словно давая нам возможность лучше вникнуть в смысл сказанных слов. Затем он продолжал: - Группу штурмовиков поведет капитан Морозов. Их задача - уничтожить материальную часть и летный состав противника на земле. Истребители летят под командой командира своей эскадрильи. Они не должны допускать нападения "мессершмиттов" на штурмовиков ни на подходе к цели, ни над самой целью. На их же обязанности - подавить зенитные средства врага. Если воздушного противодействия не встретится, то надо штурмовыми ударами уничтожить самолеты на земле. А теперь, - закончил майор, - ведущим следует взять фотопланшеты, подробно изучить цель, наметить план боя, проложить маршрут.
Склонившись над фотопланшетами, мы рассматриваем и запоминаем нахождение каждой батареи, самолета, землянки... А когда цель была изучена, приступили к расчету маршрута.
Вначале мне показалось, что, рассчитывая, я ошибся во времени, но нет, те же результаты и у других летчиков. Горючего на обратный маршрут явно не хватало.
- Разрешите вопрос, - обращается Морозов. - Топлива на обратный маршрут не хватит. Как быть?
- Выполнять поставленную задачу, - ответил полковник.
Выполнять?.. Значит, посадка предполагается где-то в тылу врага. Начальник разведки указал районы сосредоточения противника и дал их подробную характеристику. Мы выбрали на карте наиболее подходящее место для посадки самолетов после задания. Садимся с убранным шасси, сжигаем машины, а сами пробираемся на свою территорию - таков был план.
Разбор задания закончили во втором часу ночи. Своими переживаниями хочется поделиться со всеми товарищами, остающимися в полку . Хочется рассказать им о предстоящем необычном вылете. Перед летчиками второй эскадрильи хочется похвалиться тем, что важное задание поручили не им, а нам, первой эскадрилье.
Долго не могли заснуть. Проснулись до рассвета. Даже Кузю на этот раз никто не будил, он встал и собрался первым. После завтрака явились на аэродром. Набили карманы "лимонками", пистолетными патронами, захватили шоколад.
- Автоматы бы еще вот, тогда да! Натворили бы дел и без самолетов. Как ни говори, двенадцать человек - это целый отряд, - сказал Простов и немного погодя добавил: - Но где их взять, пока автоматы выдают только пехоте.
Летчики шли к своим машинам: штурмовики к тяжелым "илам", а мы - к истребителям. Туман, слабые признаки которого появились еще когда мы шли на аэродром, стал сгущаться. "Хотя бы не закрыло совсем, - подумал я. - Могут отставить вылет, а второй раз такого задания не скоро дождешься". Это же опасение высказал и Простов.
И опасались мы не зря. Туман становился все плотнее, стоящие рядом самолеты теряли свои очертания.
На следующее утро мне запланировали два полета в зону и полет на воздушный бой с командиром полка.
Весь вечер я обдумывал предстоящий бой. Оценивая маневренность самолета, решил драться на виражах. Бой будет проходить на однотипных самолетах, значит, исход его решит грамотная эксплуатация машины, техника пилотирования и смекалка. Я знал, что в бою необходима быстрая реакция, победителем окажется тот, кто сможет реагировать а эволюцию самолета противника раньше хотя бы на десятую долю секунды. Знать-то знал, но это драгоценное качество за один вечер не рождается, оно воспитывается годами в повседневной учебе и тренировке.
Наконец настал час вылета. Получаю от командира указания, сажусь в машину и взлетаю с ним в паре.
Бой вели над аэродромом. После сигнала самолеты разошлись, затем, развернувшись на встречные курсы, пошли в лобовую атаку. После лобовой последовал каскад различных фигур. И вот "харрикейн" "противника" в моем прицеле. Мне удалось зайти командиру в "хвост" и продолжать удерживать его в прицеле при всех фигурах, какие он делал. Наконец сигнал "Пристроиться", "противник" сдался. Победа!
- Хорошо тянешь, - похвалил командир после посадки. - Следующий вылет на стрельбу по конусу. Это будет и зачетный: тренироваться времени нет, послезавтра уходим.
Самолет-буксировщик вырулил на старт и через пятнадцать минут прошел с распущенным конусом. Стоя на земле, я внушал себе: "Не подкачай, весь полк собрался".
Взлетаю и, не упуская из виду конус, набираю высоту. Первая атака. Прицеливаюсь. Короткая очередь.
За ней еще атака, очередь и еще очередь. Наконец, пулеметы смолкли, патроны все. Верю, что не промахнулся, но все же сомнения не покидают: а вдруг мимо? Сажусь прежде буксировщика. Зарулив самолет, быстро сбрасываю парашют - и бегом к конусу. Вижу, попаданий больше чем на отлично! Комиссар жмет мне руку.
- Так будете стрелять по противнику - фашисты берегись! - сказал командир.
Меня назначили командиром звена, хотя самого звена еще не было. Формировать звенья и эскадрильи окончательно будут за день до вылета. В другое время на слетанность эскадрилий и полка отвели бы немало часов, но сейчас, когда шли жестокие бои на сталинградском направлении, нам было приказано отработать все это в сжатые сроки.
И вот звено составлено. В него вошли Саша Заборовский, Коля Простов и Коля Кузьмин, или просто Кузя, как звали его, потому что он выглядел совсем мальчиком и поэтому не походил на летчика-истребителя.
Кузьмину едва исполнилось восемнадцать лет, остальные летчики были старше двадцати. Командиром эскадрильи временно назначили Лавинского, старшего среди нас по званию и возрасту.
Выполнив по одному полету в составе эскадрильи и полка, мы получили приказание вылететь на фронт.
Первая посадка на ближайшем аэродроме. Из-за наступления темноты пришлось там заночевать.
Никогда не забыть мне событий той кошмарной ночи. Возбужденный Лавинский подошел ко мне и начал рассказывать об ужасах фронта: как фашисты сбивают "харрикейнов", как гибнут наши летчики. Его приглушенный голос заставил меня насторожиться.
А Лавинский перешел на шепот:
- Знаешь, Анатолий, я вижу, ты дерешься неплохо. Давай смотреть только друг за другом. Главное, остаться живым нам, а остальных все равно перебьют.
Это предлагал мне старший по званию и положению. Не было границ моему возмущению, до слез было обидно за такое предложение труса.
Я сказал:
- Прощаю все это тебе только потому, что надеюсь на твое исправление. Думаю, что в бою ты поведешь себя по-другому. Знай, что при малейшей твоей попытке увильнуть от боя, бросить товарища в беде - собьем тебя сами.
По прилету на аэродром, где предстояло окончательно отработать элементы боевого применения, сразу же началась напряженная учеба. С рассвета и дотемна мы находились у машин, поочередно несли боевое дежурство и одновременно совершенствовались в групповых полетах и стрельбе. За неделю мы хорошо слетались. Ведомые привыкли к своим ведущим, а ведущие научили ведомых основным приемам воздушного боя.
И вот поступил приказ: 20 июля вылет с посадкой на фронтовом аэродроме. Наш полк начинал боевые действия.
Перед вылетом было проведено партийное собрание. Для меня оно, помимо всего, памятно и тем, что мое звено было признано лучшим в полку.
УДАР ПО АЭРОДРОМУ ВРАГА
На фронтовой аэродром прилетели рано утром. Местные жители помогали строить капониры - земляные укрытия для самолетов, землянки для летчиков. Мы спешили: приказ на боевой вылет мог поступить в любую минуту. К обеду работы были полностью завершены.
Я собрал летчиков своего звена около землянки и занялся с ними изучением некоторых подробностей района боевых действий Воронежского фронта, в состав которого мы теперь входили. Передний край наших войск в основном проходил по левому берегу Лона, на правом - в излучинах реки - были лишь небольшие плацдармы. Мы подробно разбирали линию фронта, каждую деревню и дорогу - все это могло пригодиться.
- Хотя бы скорее в дело, - сказал Простов, - а то долго ждать. Просидишь всю войну.
Но ждать пришлось недолго. Из штабной землянки вышел Лавинский, его глаза были полны ужаса.
- Значит, повоюем, - обрадовался Простов.
Летчики эскадрильи собрались моментально. Молодым особенно хотелось участвовать в первом боевом вылете. Вскоре затрещал полевой телефон. Командир полка вызывал к аппарату Лавинского. Бросились искать его, но так и не нашли. На командный пункт было приказано явиться мне.
- Лавинский болен, и эскадрилью поведете вы, приказал командир полка.
- Есть вести эскадрилью, - ответил я.
Ответил смело, а про себя думал - справлюсь ли? Ведь мне еще не приходилось управлять эскадрильей в воздухе, а тут сразу боевое задание. За свое звено я был совершенно спокоен: оно подготовлено хорошо, но два других звена меня беспокоили. А еще больше тревожило отсутствие опыта управления.
Положение усугублялось тем, что на "харрикейнах" радиостанции были негодные, а значит, передача в воздухе команд по радио исключалась.
- Чего задумался? Справишься, не бойся. Когда-нибудь все равно надо вести и все равно тот твой вылет будет первым. Без первого раза еще никто не обходился, - подбодрил меня комиссар.
К этому времени на командный пункт прибыли командиры и других эскадрилий. Комиссар, посоветовавшись с командиром полка, предложил собрать весь летный состав, участвующий в задании. Летчики собрались. Комиссар обратился к нам с небольшой напутственной речью.
- Мы, товарищи, делаем сегодня первый вылет. Многие из вас увидят противника впервые, но я уверен, что и они, подобно бывалым, с честью выполнят священный долг воина Советской Армии. Уничтожать ненавистного врага, освобождать Отечество от фашистских захватчиков с оружием в руках высокое доверие партии и правительства... За Родину! Вперед! закончил комиссар.
Задумчиво смотрели на него летчики. Такие простые обычные слова, а как необычно они прозвучали. Какую большую бурю чувств подняли в душе каждого! Дело тут не в словах, а в сердцах воинов.
Командир поставил боевую задачу и подробно изложил план уничтожения фашистских бомбардировщиков на аэродроме Россошь. Он разъяснил задание на фотопланшетах и крупномасштабной карте. Было указано, какая эскадрилья прикрывает штурмовиков, кто подавляет зенитные средства. Все хорошо представляли первую и последующие атаки.
Моя эскадрилья должна была подавить зенитный огонь и частью сил уничтожить самолеты на северной окраине аэродрома. Изучив аэродром по фотопланшету, я решил вести эскадрилью со стороны солнца атаковать с бреющего полета.
Летчики, так долго ожидавшие встречи с врагом, были в приподнятом состоянии. В бою возможны, а часто и неизбежны потери, но никому не хотелось думать, что этот вылет может стать для него последним.
Прозвучала команда "По самолетам!" Летчики, на ходу застегивая шлемофоны, побежали к машинам.
В это время над аэродромом появились штурмовики. С командного пункта взвилась сигнальная ракета. Звенья одно за другим начали отрываться от земли.
Это делалось как-то особенно торжественно. Самолеты шли так ровно и дружно, что они казались связанными невидимой нитью. И хотя в кабине сидишь один, нет щемящего чувства одиночества. Есть одна дружная семья, в которой один стоит за всех и все за одного.
Штурмовики идут ближе к земле, мы, истребители, прикрываем их от нападения "мессершмиттов" сверху.
На переднем крае спокойно. Перешли линию фронта и, углубившись на запад, развернулись затем на юговосток, в направлении вражеского аэродрома. Такой маневр обеспечивал нам скрытое и неожиданное появление над целью: нас маскировали лучи заходящего солнца.
Мы появились над аэродромом в то время, когда фашисты готовились к ночным бомбардировкам. Построенные в каре впереди самолетов летчики уточняли предстоящий вылет. Разрывы снарядов авиационных - пушек покрыли аэродром красными вспышками, бомбы штурмовиков поднимали фонтаны земли, уничтожали самолеты. Горел, разливаясь по полю, авиационный бензин, черное облако дыма от взорванного бензосклада застилало горизонт. Зенитные батареи не успели сделать ни одного выстрела, они были подавлены в самом начале налета. Истребители перешли на штурмовку.
Увлекшись атаками по наземным целям, никто из нас не заметил, как к аэродрому подошли восемь "мессершмиттов".
Лейтенант Кудинов, выводя машину из пикирования, увидел прямо перед собой самолет с крестами и свастикой. Кувшинов нажал гашетку, и "мессершмитт", вспыхнув, врезался в землю. Сержант Олейников - он находился в группе прикрытия - пикированием сверху сбил еще одного; фашист, очевидно, увлекся выходом на исходную позицию для атаки по штурмующей группе и был застигнут врасплох.
Оставшиеся шесть "мессершмиттов" пошли в атаку на штурмовиков, но сразу же были атакованы второй эскадрильей. Сержанты Хмылов и Орловский в упор зажгли еще два самолета. Остальные гитлеровцы отказались от боя.
Мы все благополучно вернулись на свой аэродром.
Настроение было приподнятое. Летчики наперебой рассказывали об атаках, о том, как бежали и падали гитлеровцы, как взорвался и горел бензосклад... Героями дня были, конечно, те, кому посчастливилось сбить самолеты противника.
По данным партизан и авиафоторазведки, мы сбили четыре вражеские машины, семнадцать уничтожили на земле. Фашисты потеряли около ста человек летного и технического состава.
Говорят, что победителей не судят, Но командир полка не только хвалил, но и судил наши промахи. На разборе вылета он отметил, что осмотрительность во время боя у нас была недостаточна, так как никто не заметил противника на подходе. И вообще нам повезло.
Самоуверенные фашисты подняли против нас своих молодых летчиков. Они рассчитывали, что на скоростных машинах легко разделаются с "харрикейнами . Вышло же наоборот.
Из проведенного боя я сделал для себя много выводов. Мы допустили серьезные ошибки. Стреляй у противника хотя бы пулеметы, мы, вероятно, не избежали бы потерь. Только отсутствием опыта можно бы объяснить, что выход из атаки впереди атакующих самолетов оставался у нас неприкрытым, что круг не был замкнут и каждый атаковал так, как хотел. В бою мне никак на удавалось собрать эскадрилью. Летчики действовали парами и в одиночку.
Что ж, будем учиться и на ошибках! Впоследствии мы не раз обращались к первому вы лету. И прежде чем идти на новое боевое задание устраивали розыгрыш основных вариантов воздушного боя: быстрый сбор, перестроение из одного боевого порядка в другой и сохранение своего места в строю.
ШКОЛА ВОЙНЫ
Команда "Подъем" была подана еще до того, как занялась заря. Наскоро одеваемся. Адъютант эскадрильи Сухин сообщил о полученном задании и поторапливал нас. Кто-то в потемках перепутал сапоги и в спешке не может разобраться, где свой, где чужой. Ясно лишь, что сапоги на одну ногу.
Я вспомнил, что сержанта Кузьмина еще не разбудили. От одной лишь команды "Подъем" он никогда не просыпался.
- Кузьку разбудите, - говорю Простову.
Сержант, как всегда, спал безмятежным сном большого ребенка. Его поднимают, ставят на ноги, но достаточно отойти, как он снова падает и спит. Простов, сердясь на друга, берет его за ноги и таскает по соломе. Кузя чмокает губами, мычит и наконец просыпается. Сборы он заканчивает уже в кузове автомобиля, который мчит нас на аэродром.
На командном пункте - командир, комиссар и начальник штаба полка. Начальник штаба - капитан Веденеев. Он склонился над картой общей обстановки и разыскивает мелкие, едва заметные населенные пункты.
В землянке царит полумрак, несмотря на то что посыльный красноармеец то и дело поправляет фитиль в коптилке. По утомленному лицу капитана видно, что он еще не ложился слать.
Мы ждали, когда на карту будут нанесены все изменения в обстановке прикрываемой нами наземной армии. Собственно, изменений этих мало. Передний край по-прежнему проходил по левому берегу Дона, на правом располагались лишь отдельные плацдармы. Фашисты ограничивали аппетит своих наступательных действий захватом этих плацдармов, но получали по зубам.
В те дни Совинформбюро сообщало, что на среднем течении Дона наши войска ведут бои местного значения. Сегодняшняя наша задача сводилась к участию в таком именно бою...
Когда была нанесена линия боевого соприкосновения, командир полка поставил задачу:
- Непосредственным сопровождением прикрыть штурмовиков до цели и обратно. Штурмовики наносят удар западнее Коротояк по скоплению танков и самоходных установок противника. На задание пойдет первая эскадрилья, ведущий - штурман Аболтусов. Взлет с командного пункта по сигналу - зеленая ракета.
Капитан Аболтусов собрал эскадрилью и наскоро дал указания на случай воздушного боя. Наиболее вероятными нашими противниками могли быть истребители "Макки С-200", базировавшиеся на аэродроме Острогожск. Главное внимание наш ведущий уделил оборонительному маневру от атак истребителей. В случае воздушного боя он утвердил замкнутый круг самолетов, немного вытянутый в сторону нашей территории.
По его замыслу, такой боевой порядок исключал атаки "мессершмиттов", так как передние наши самолеты автоматически прикрывались идущими позади, а придание боевому порядку эллипсовидности позволяло приближаться к линии фронта без перестроения.
Штурман Аболтусов был отличным воздушным бойцом. Ему много раз приходилось встречаться с противником. И не один на один, а с превосходящими силами фашистов. И всегда он выходил победителем.
В полку Аболтусов пользовался беспрекословным авторитетом. Человек тридцати двух - тридцати пяти лет, он принадлежал к старшему поколению советских летчиков, за плечами которых находился немалый опыт.
Но, несмотря на свой возраст, стаж, знания, Аболтусов отличался удивительной доступностью - держался с товарищами на равной ноге, не кичился, не зазнавался.
Была в нем и еще одна резко отличительная черта, которую хорошо знали все: в Аболтусове как бы совмещалось два человека - тот, который жил на земле, и другой - тот, что в воздухе. "Земной" Аболтусов был заурядным, порой даже неряшливым. Начнет крутить папиросу, получится она такой, что смотреть не хочется - длинная, нескладная. Идет куда-нибудь - не сразу узнаешь, в какую сторону он идет. Тот, кто не видел Аболтусова в самолете, вполне мог подумать что пилот он неважный. Но это было не так. Стоило только ему сесть в машину, как он буквально преображался. Движения точные, экономные, выверенные.
Никаких случайностей, никаких погрешностей. Известно, что у хороших летчиков, как и у хороших писателей, художников, композиторов, есть свой почерк. Свой почерк был и у Аболтусова.
Пока мы занимались подготовкой к вылету, начало светать, и вскоре стало совсем светло. С командного пункта последовал сигнал занять готовность номер один.
Мы сели в кабины, готовые в любую минуту запустить двигатели. Наконец сигнал возвестил о вылете.
Штурмовики шли на высоте тысяча пятьсот метров, освещенные утренним солнцем. Наши истребители заняли место в общем боевом порядке: два звена в непосредственном прикрытии, одно - в ударной группе.
Подходя к линии фронта, напрягаю зрение в поисках воздушного противника. По-прежнему чистое голубое небо, ясное утреннее солнце. И на земле тишина, как будто нет никакой войны. Или она еще не проснулась ? Вдруг идущее слева звено Лавинского неожиданно метнулось в сторону. Почти одновременно с этим надо мной пронеслось звено тупорылых, с желтыми крыльями истребителей. "Макки", - промелькнуло в голове, а рука уже инстинктивно разворачивала самолет в лобовую атаку второму вражескому звену. Стараюсь прицелиться точнее. Нажимаю на гашетку. Мгновение - и, разойдясь левыми бортами, проношусь на встречных курсах, едва не столкнувшись с фашистом.
Справа сверху замечаю атакующую пару. Бросаю самолет вправо и в боевом развороте иду на противника. Самолет с черным крестом на фюзеляже и свастикой на киле - в моем прицеле. Очередь. Другая.
Еще очередь... Но самолет продолжает лететь. Замечаю, что упреждение, взятое мною, мало. Ввожу поправку. Однако стрелять не пришлось: атакованный парой "макки", я был вынужден отказаться от нападения и выйти из-под удара.
Заборовский неотступно следовал за мной. Он тоже стрелял, но так же, как и я, безрезультатно.
Наконец пулеметы замолкли, стрелять нечем. Но строгие неписаные заповеди истребителя кончились патроны, из боя не выходи, атакуй противника, делай вид, что можешь сбить его. Дерись вместе с товарищами, а если положение будет безвыходным тарань врага. И я следовал этим заповедям, имитировал атаки без стрельбы до тех пор, пока не закончился воздушный бой. Так же поступал и Заборовский.
Бой закончился вскоре после того, как Аболтусов сбил самолет противника. Фашисты пикированием один за другим выходили из воздушной схватки.
Штурмовики, выполнив тем временем задание, взяли курс на свою территорию. Проводив их от переднего края на расстояние, исключающее нападение истребителей противника, мы также пошли на посадку.
И на этот раз наша эскадрилья потерь не имела.
Самолеты не получили пробоин, за исключением машины Простова, плоскость которой была пробита осколком реактивного снаряда.
Пробоины оставались вначале загадкой: ведь у немцев реактивных снарядов нет. Но вскоре загадка разъяснилась. Это был случайный осколок от снаряда, выпущенного с нашего самолета.
По установленной традиции капитан Аболтусов собрал эскадрилью и начал разбор боя:
- Дрались хорошо, настойчиво, с упорством, но стреляли плохо. Смешались в "собачью свалку", и не поймешь, кто где. Разве так можно? Я же говорил перед вылетом, что при появлении истребителей нужно замкнуться в круг...
И в последующих двух вылетах, совершенных в этот день, мы замыкали круг над штурмовиками, а те в обратном кругу уходили на свою территорию.
Но эти же бои выявили и порочность тактики круга, На нас напали "мессершмитты". Имея почти двойное превосходство в скорости, они свободно ходили выше "харрикейнов", выбирая себе цели, мы же, связанные "кругом", не атаковывали, а лишь отбивались. Из-за такой пассивности были сбиты Заборовский и Хмылов, был подожжен и сгорел самолет Олейникова.
Бои этого дня заставляли задуматься над очень многим. До поздней ночи мы спорили о тактических приемах. Было ясно, что оборонительная тактика устарела и порочна. Некоторые летчики цеплялись за нее. Но им возражала сама жизнь и возражала настойчиво, После жарких споров мы пришли к единодушному выводу и в противоположность бою на горизонталях утвердили бой на вертикалях в сочетании с горизонтальным маневром.
На следующий день состоялось партийное собрание, которое еще больше закрепило сделанные нами выводы.
И с этого времени мы искали все новые и новые тактические приемы воздушного боя, не возвращаясь уже и оборонительному кругу.
КОНЕЦ ГРУППЫ ФАШИСТСКИХ АСОВ
Солнце клонилось к закату. Я предполагал, что в этот день мы уже закончили полеты, как вдруг нас, шесть летчиков первой эскадрильи, вызвали на командный пункт полка.
- Так поздно, что бы это значило? - спрашивает Простов.
- Погоди, скажут, - отвечаю ему, а самому не терпится поскорее узнать причину столь неожиданного вызова.
Около КП полка нас ожидал начальник штаба.
- Полетите на передовой аэродром, - сказал он. Там вас встретят. Взлет по готовности, но так, чтобы на месте быть до наступления темноты. Быстренько прокладывайте маршрут.
Район полета был знаком каждому из нас, и определение маршрута не заняло много времени.
Взлетев, шестерка истребителей легла на курс. Аэродром находился недалеко от переднего края, по тому подходить к нему, в целях маскировки, следовало на бреюшем.
Вскоре солнце село. Стало совсем темно. Посадку произвели удачно. Почти одновременно с нами на аэродром сели и штурмовики. Значит, задание будем выполнять во взаимодействии с ними.
Выяснилось, что штурмовики - наши старые знакомые из полка майора Корпуснова, летчики тех самых "илов", которых мы уже несколько раз сопровождали за линию фронта. Вместе мы преодолевали зенитные артиллерийские заслоны, вместе сокрушали врага. Начались дружеские оживленные разговоры. Ничто так не сближает людей, как совместные бои. И при нашей встрече никто не говорил о преданности и честности, они были проверены ценой жизни.
За разговорами наступила ночь, тихая, ясная, напоенная осенней прохладой.
За нами приехал командир батальона аэродромного обеспечения и пригласил на ужин. Столовая была убрана не по-фронтовому. Чистые скатерти, сервировка столов мысленно переносили в довоенную пору, но не настраивали на мирный лад. Все мы ожидали чего-то важного, не мирного.
После ужина мы явились в штаб для получения и проработки боевого задания. Здесь находились майор Корпуснов, начальник разведки дивизии и полковник из вышестоящего штаба. Разговор о задании начал полковник.
- Нам известно, - сказал он, - что на аэродром Старый Оскол произвела посадку группа из двенадцати самолетов Ю-88. Ее нужно уничтожить. Эта задача ложится на вас. Самолеты стоят на северной окраине летного поля, личный состав расположен в землянках, в лесу. Подробную разработку задачи доведет майор Корпуснов.
В комнате стояла полная тишина.
- Интересующая нас группа, - начал Корпуснов, состоит из отборных фашистских летчиков. Они работают по заданию германского генерального штаба. Вчера эти асы произвели посадку да аэродроме Старый Оскол с целью нанести удар по нашим весьма важным военным объектам. Ваш вылет - с наступлением рассвета... - Майор сделал паузу, словно давая нам возможность лучше вникнуть в смысл сказанных слов. Затем он продолжал: - Группу штурмовиков поведет капитан Морозов. Их задача - уничтожить материальную часть и летный состав противника на земле. Истребители летят под командой командира своей эскадрильи. Они не должны допускать нападения "мессершмиттов" на штурмовиков ни на подходе к цели, ни над самой целью. На их же обязанности - подавить зенитные средства врага. Если воздушного противодействия не встретится, то надо штурмовыми ударами уничтожить самолеты на земле. А теперь, - закончил майор, - ведущим следует взять фотопланшеты, подробно изучить цель, наметить план боя, проложить маршрут.
Склонившись над фотопланшетами, мы рассматриваем и запоминаем нахождение каждой батареи, самолета, землянки... А когда цель была изучена, приступили к расчету маршрута.
Вначале мне показалось, что, рассчитывая, я ошибся во времени, но нет, те же результаты и у других летчиков. Горючего на обратный маршрут явно не хватало.
- Разрешите вопрос, - обращается Морозов. - Топлива на обратный маршрут не хватит. Как быть?
- Выполнять поставленную задачу, - ответил полковник.
Выполнять?.. Значит, посадка предполагается где-то в тылу врага. Начальник разведки указал районы сосредоточения противника и дал их подробную характеристику. Мы выбрали на карте наиболее подходящее место для посадки самолетов после задания. Садимся с убранным шасси, сжигаем машины, а сами пробираемся на свою территорию - таков был план.
Разбор задания закончили во втором часу ночи. Своими переживаниями хочется поделиться со всеми товарищами, остающимися в полку . Хочется рассказать им о предстоящем необычном вылете. Перед летчиками второй эскадрильи хочется похвалиться тем, что важное задание поручили не им, а нам, первой эскадрилье.
Долго не могли заснуть. Проснулись до рассвета. Даже Кузю на этот раз никто не будил, он встал и собрался первым. После завтрака явились на аэродром. Набили карманы "лимонками", пистолетными патронами, захватили шоколад.
- Автоматы бы еще вот, тогда да! Натворили бы дел и без самолетов. Как ни говори, двенадцать человек - это целый отряд, - сказал Простов и немного погодя добавил: - Но где их взять, пока автоматы выдают только пехоте.
Летчики шли к своим машинам: штурмовики к тяжелым "илам", а мы - к истребителям. Туман, слабые признаки которого появились еще когда мы шли на аэродром, стал сгущаться. "Хотя бы не закрыло совсем, - подумал я. - Могут отставить вылет, а второй раз такого задания не скоро дождешься". Это же опасение высказал и Простов.
И опасались мы не зря. Туман становился все плотнее, стоящие рядом самолеты теряли свои очертания.