Козлов Вильям Федорович. Рассказы про Васю Снегирева

Вильям Козлов
Рассказы про Васю Снегирева

СОКРАТ МОЙ ДРУГ

   В этот день Васе Снегиреву с утра не везло. Стал умываться — мыльная пена попала в глаз. Сел завтракать — чуть крошкой не подавился. Не в то горло попала. Кашлял и кашлял, обливаясь слезами. Уже по дороге в школу вспомнил, что задачку так и не решил. На утро отложил, да вот проспал. А стоило ему что-либо не выучить, — как назло, сразу вызывали. На практике не раз проверено. Стал вешать в раздевалке пальто — вешалка оборвалась.
   Как-то в Сережиной записной книжке (старший брат имел привычку делать из разных книг выписки понравившихся изречений) Вася прочитал, что несчастья, как гуси, приходят гуськом одно за другим. И еще там было записано, что если уж не повезет, то и ковыряя в носу можно палец сломать.
   В школе тоже все началось с неприятностей. В класс вошли учительница и незнакомая девчонка. Она была тоненькая, черненькая. В руках — новый желтый портфель с блестящими застежками. Глаза у девчонки большие, коричневые, черные ресницы длинные и пушистые.
   — Новенькая! — прошелестело по классу. Все с любопытством уставились на девочку. Коля Северцев, Васин сосед по парте, хмыкнул:
   — Стриж!
   — Где стриж? — завертел головой Вася.
   — Погляди, как стрижет ресницами…
   Вася внимательно посмотрел на девчонку и вправду заметил, что длинные ресницы ее часто-часто взлетали вверх и опускались вниз.
   — Сразу видно — подлиза, — сказал Коля.
   — С чего ты взял? — удивился Вася.
   — По глазам видно, — заявил Коля.
   — Жалко, что ты в старое время не родился… — усмехнулся Вася. — Из тебя бы хороший колдун получился…
   — Уж скорее оракул, — самодовольно заметил Коля Северцев. — У меня хорошо развита эта… интуиция. Я все наперед знаю.
   — Вызовут меня сегодня или нет? — спросил Вася.
   — Как штык, — усмехнулся Коля. — И влепят двойку, потому что задачку ты не решил…
   «Он и вправду все знает, — подивился Вася. — Вот только про свои двойки не догадывается…» Учительница представила девочку:
   — Люся Иванова. Будет учиться в нашем классе. Люся приехала с Севера.
   — А чего она там делала? — спросил Северцев. — Тюленей ловила? Или моржов?
   — Ты хотел сказать «моржей», — поправила учительница.
   Девочка мельком взглянула на Колю и отвернулась. Васе показалось, что она улыбнулась. Уголками губ.
   — Как пить дать, подлиза, — заметил шепотом Коля. — Не только по глазам, но и но ушам видно.
   Вася взглянул на девочку: у нее и ушей-то не видно. Спрятались в густых каштановых волосах. Ну и болтун этот Северцев.
   — Люся жила на острове Новая Земля, — продолжала учительница. — Люсин отец…
   Девочка взглянула на учительницу и улыбнулась, отчего в ее больших глазах зажглись две точечки.
   — Мой отец вовсе не знаменитый полярник, — сказала она. — Я очень рада, что буду жить и учиться в вашем замечательном городе.
   — Жила бы себе на Севере, — пробурчал Коля. Он почему-то с первого взгляда невзлюбил новенькую.
   Учительница обвела притихший класс глазами и остановилась на Васе и Коле.
   — Я давно хотела разлучить вас, — сказала она. — Вы слишком много говорите о постороннем на уроках, друзья.
   Мальчишек будто обухом по голове ударили. Они переглянулись и оба вскочили со своих мест.
   — Мы… мы больше но будем, — сказал Вася. — Честное слово!
   — Снегирев мне по русскому помогает, с чувством прибавил Коля. — А я ему — по математике. Он мне, а я ему. У нас этот… патриархат…
   Коля любил вворачивать непонятные словечки, правда, иногда невпопад, как сейчас.
   — Какой еще патриархат? — не выдержала и рассмеялась учительница. — Хорошо же ты знаешь древнюю историю!
   — Ну, матриархат… — бубнил Северцев.
   Тут уж весь класс рассмеялся. Только приятелям было не до смеха.
   — Северцев, пересядь к Орлову, а Люся сядет к Снегиреву.
   — Мы не можем друг без друга, — вцепился в парту Вася.
   Вот это сюрприз! В классе мальчики сидели с мальчиками, девочки — с девочками. А теперь Вася будет сидеть с девочкой. Лучше бы она, действительно, и не приезжала со своего Севера.
   Снегирев еще попытался было протестовать, но учительница нахмурила брови.
   — Вот как ты встречаешь новенькую?
   Коля Северцев быстренько перебрался к Орлову. И спорить не стал. Забыл и про матриархат и патриархат…
   Вася выставил на край парты свой портфель. Новенькая подошла и остановилась напротив. Ее карие глаза дружелюбно смотрели на Васю. Он нехотя отодвинул портфель. Люся уселась рядом.
   До конца уроков Снегирев не обмолвился и словом со своей соседкой. Она сама по себе, а он сам по себе. Правда, Люся два раза попыталась вызвать его на разговор, но Вася и ухом не повел. Хотя и любил поговорить. Это Северцев приучил его болтать на уроках. Коля и пять минут не мог помолчать. Он же оракул… Вася с завистью поглядывал на парту Димы Орлова, где расположился его приятель. Он быстро освоился на новом месте и вовсю болтал с Димой. Потихоньку, разумеется. Наверное, про новенькую распространяется, злословит. Орлов изредка кивал.
   Дима не любил много разговаривать. У него голос — труба. Стоит рот раскрыть, как весь класс слышит. Поэтому Орлов предпочитал на уроках молчать.
   А вообще-то, Северцев — ненадежный приятель. Хотя бы в первый день для приличия сделал вид, что сильно расстроен. Три года вместе сидели, и не успел на другую парту пересесть, как уже заулыбался. А помнится, толковал, что мужская дружба — самое ценное в жизни человека. Северцев, правда, любил к месту и не к месту повторять: «Сократ мой друг, но истина дороже…» Какая истина? Коля больше любил прихвастнуть, чем доискиваться этой истины.
   На переменке Коля подошел к Васе.
   — Как она? Твоя гарпия? — спросил он, кивнув на желтый портфель с блестящими застежками. — Не обижает?
   — Кто меня обидит, тот…
   — Дня не проживет! — подхватил Северцев. — Узнаю своего мужественного друга… Флибустьера, корсара! Не унывай, Вася, всегда чем можем, поможем!
   — Обойдусь! — хмуро сказал Снегирев. — А ты как устроился?
   — Отлично, — вырвалось у Коли, и тут же он прикусил язык. — Конечно, не то что с тобой… Ты же знаешь Орлова — иерихонскую трубу. — Коля притворно вздохнул: — С тоски можно помереть… Одним словом — амбра!
   — Ты хотел сказать «амба»?
   — Не жизнь теперь у меня, а сплошной вакуум…
   Вася отвернулся: противно слушать глупые речи. Коля без памяти рад, что не его посадили с девчонкой. Вася хоть сейчас прогнал бы ее с парты, да не имеет права. А потом, все-таки она новенькая. С Севера приехала. С Новой Земли. С этим тоже надо считаться.
   — Не унывай, джентльмен, — бодро продолжал Северцев. — Может, она и не гарпия… Может, нимфа. Поживем — увидим. Ты постепенно привыкнешь к ней. Человек ко всему привыкает… Аминь! И помни: Сократ мой друг, а истина дороже!..
   — У тебя на носу чернила, — сказал Вася. — Иди отмой.
   Коля пощупал свой толстый нос и отправился в уборную. Через минуту вернулся.
   — Нет никакого пятна, — сказал он. — Это что, нонсенс?
   — Значит, показалось…
   — Я понимаю, — сказал Северцев, — трудно тебе, друг… Да ты не расстраивайся, все пройдет, как с белых яблонь дым…
   — Ну чего привязался? Нонсенс! — вспылил Вася. — Иди к своему Орлову и… дуйте оба в эту… иерихонскую трубу!
   — Иду-иду, — сказал Коля. — А ты давай крепись, рыцарь… Я понимаю: нелегко сидеть за одной партой с черной кошкой…
   — С какой еще кошкой? — обалдело уставился на него Снегирев.
   — Ты хорошенько приглядись к ней: вылитая черная кошка. И повадки кошачьи…
   — То стриж, то гарпия, теперь черная кошка… завтра медведицей обзовешь. Катись ты, братец, подальше! Вместе со своим нонсенсом… Что хоть это такое?
   Коля не ответил. Он и сам толком не знал, что такое «нонсенс».
 
   На следующий день Васе не захотелось идти в школу. Ему захотелось положить на голову мокрое полотенце и весь день пролежать в постели. Но родителей не проведешь. Есть такая точная штука — градусник. Сунут под мышку — и он сразу определит, болен ты или нет.
   Скрепя сердце Снегирев отправился в школу. По дороге он подумал: может быть, Люся заболеет и не придет на занятия? Но сразу же эту мысль отогнал: Иванова жила на Севере, и ее никакая ангина так просто не возьмет. И даже грипп. Она, видать, закаленная.
   Люся уже сидела на месте. Она еще не успела как следует познакомиться с ребятами и поэтому первое время в основном держалась у своей парты. Зато Снегирев каждую переменку от звонка до звонка проводил в коридоре. Изучил лица всех великих химиков и физиков, портреты которых были развешаны на стенах. И среди них обнаружил лишь одну женщину: Марию Склодовскую-Кюри. Глядя на нее, вдруг подумал, что у нее есть что-то общее с этой… новенькой. Почему ее Северцев прозвал черной кошкой?..
   Люся подняла на Васю большие карие глаза и тихо сказала:
   — Доброе утро.
   Снегирев опешил. Никто из девчонок еще так не приветствовал его. Люся смотрела на него и ждала.
   — Привет, — вяло поздоровался Вася и посмотрел на Колю. Тот подмигнул ему со своего места:
   — Ты, братец, становишься джентельменом!
   — А разве это плохо? — взглянула на него Люся.
   — И спросила кроха: что такое хорошо, что такое плохо? — ухмыльнулся Северцев.
   — Маяковского ты помнишь, а вот что такое «патриархат» и «матриархат», не знаешь! — сказала новенькая.
   — Нонсенс! — возмущенно воскликнул Коля.
   — Переведи на русский язык, — потребовала Люся. — Что, не можешь? Чего же ты тогда употребляешь иностранные словечки, если не знаешь их смысла?
   Впервые Коле нечего было ответить: он озадаченно смотрел на девочку и хлопал газами. Выручил звонок.
   — Черная кошка… — негромко пробурчал уязвленный Северцев и бросил портфель под парту.
   — А ты знаешь, что такое «нонсенс»? — покосился на соседку Вася.
   — Я знаю, — сухо ответила она, — а если и ты хочешь узнать, то посмотри в словарь иностранных слов.
   Потом Снегирев посмотрел: нонсенс — это бессмысленность, глупость, нелепость… В одном слове столько понятий…
   На первом уроке была контрольная по арифметике. С математикой у Васи всегда обстояло дело туго. А Коля соображал. А теперь вот его рядом нет.
   Пока Снегирев пыхтел над задачкой, Люся все решила и одной из первых сдала тетрадь. Она пододвинулась поближе и заглянула.
   — Первое действие неправильно, — шепнула она.
   Вася дернул плечом и продолжал мусолить во рту конец ручки.
   — Нужно умножить, а ты, чудак, сложил…
   Он не просил, чтобы ему подсказывали, и сам бы в конце концов сообразил, где ошибка. Если она еще раз сунет нос в его тетрадку, то он загородит лист рукой.
   Однако когда Люся стала проверять вторую задачку, Вася забыл прикрыть тетрадку локтем. Люся проверила решение и кивнула: «Все правильно».
   Снегирев со спокойным сердцем сдал тетрадку.
   На переменке Коля сказал:
   — Я выяснил, кто такая эта Люська Иванова. Она отличница. Вот влип ты!
   — А мне-то что?
   — С ней ведь и поговорить будет не о чем. Только о пятерках да уроках. Что ты, не знаешь отличников?
   — Она мне помогла задачку решить, — сказал Вася.
   — Ну? — удивился Северцев. — Отличники, как правило, не любят подсказывать… Она на тебя глаз положила. А у черных кошек глаз худой… Сглазит она тебя, гладиатор!
   — Как это «сглазит»?
   — Сделает так, что у вас за партой будет процветать матриархат… Она будет тобой командовать!
   — Пойдем на спортплощадку? — предложил Вася. Ему надоели эти бесполезные разговоры.
   Всю переменку они подтягивались на турнике. Снегирев подтянулся на два раза больше. Северцев расстроился. Это было видно по его лицу. Коля никогда и ни в чем не хотел уступать приятелю. А тут вот не хватило силенок.
   — Вода силу ломит, — скрывая досаду, непонятно выразился он.
   — Не понял?
   — Моя сила — интеллект, — заметил Северцев.
   — А я, выходит, дурак? — насмешливо сказал Снегирев. — Потому что сильнее тебя?
   — Я этого не говорил…
   — Думай, когда говоришь… — поддел его Вася. — А то получается сплошной… нонсенс!
   — Я вчера допоздна читал, — сказал Коля.
   — Значит, ослаб? — поддразнивал Вася.
   — Ладно, после уроков снова придем сюда и я подтянусь на три раза больше, — заявил Северцев.
   — А судьей у нас будет… новенькая, — сказал Вася.
   — Уже спелся с ней? — покосился на него приятель. — Говорил, быть за вашей партой матриархату!
   — У нас с ней равноправие, — сказал Вася.
   Коля подозрительно посмотрел на него и, помолчав, спросил:
   — Ты знаешь, кто у нее отец?
   — Она же сказала, что не герой полярник.
   — Надо выяснить, — озабоченно сказал Коля. — Может, он полярный летчик или капитан дальнего плавания?
   Теперь Люся уже не сидела с книжкой в руках на переменках одна за партой. Вася вылетал из класса пулей, лишь звякал звонок. Девочки приняли ее в свою компанию. А Рая Ляпунова — толстушка с двумя короткими косичками — ни на минуту не отходила от новенькой. Показывала ей открытки знаменитых артистов. Она очень хотела с ней подружиться, но Люся относилась ко всем одинаково. Не спешила обзаводиться задушевной подругой.
   Снегирев свыкся с мыслью, что он сидит с девчонкой. Ребята перестали над ним подтрунивать. А потом, Люся не надоедала ему и не мешала. Она сама по себе, он сам по себе. И если сначала он посматривал на нее косо, то теперь окончательно смирился. Прав Северцев, человек ко всему привыкает, даже к девчонкам.
   За контрольную Вася получил пятерку. А если бы Люся не подсказала, в тетрадке красовался бы паукообразный трояк. И с дисциплиной стало получше. Как ушел приятель к Орлову, так не с кем стало разговаривать.
   Люся на уроках не отвлекалась, наверное забывала, что он рядом. Меньше замечаний от учительницы. Если разобраться, то не так уж плохо сидеть с девчонкой. Даже еще с отличницей. Люся никогда от него не закрывала локтем свои тетрадки. Нет-нет на контрольных он и заглядывал в них, сверяя свои решения или проверяя слова в диктанте.
   По-прежнему каждое утро Люся приветливо говорила: «Доброе утро». И Вася привычно отвечал: «Привет». Если первые дни он сидел на самом конце парты, отвернувшись от девочки, то теперь занял нормальное положение.
   Как-то они вместе возвращались домой. Так уж получилось: после звонка вышли из класса и направились в одну сторону. Оказалось, Люся живет в двух кварталах от него. Когда проходили мимо тира, Вася сказал:
   — Ну, пока… Я пойду, пожалуй, постреляю.
   Он любил стрелять из воздушки. И стрелял довольно метко, как он считал.
   Люся взглянула на него и улыбнулась. И в глазах ее зажглись две точечки.
   — Я — тоже, — сказала она.
   — Погляди, как я сейчас жестяных зверюшек наповал буду сшибать, — самодовольно заявил Снегирев, широко распахивая дверь.
   Он взял десять свинцовых пулек, выбрал по вкусу духовое ружье центрального боя и, тщательно целясь, стал стрелять. Из десяти пулек четыре попали в цель. Это не плохо. Вася с торжеством посмотрел на девчонку.
   — Видала, как я их? Одна за другой кувыркаются…
   — Дай-ка, я попробую, — попросила Люся.
   Снегирев взял еще десять пулек: пускай побалуется…
   Люся прижала приклад к плечу, прицелилась и выстрелила, железный заяц тут же перевернулся вверх тормашками. Заряжая ей ружье, Вася подумал, что это случайно, но, когда стали падать и другие фигурки, кажется еще пять, он даже рот раскрыл от удивления.
   — Вот даешь… — только и нашелся, что сказать.
   — Я на Севере с отцом на белых куропаток охотилась, — сказала Люся.
   — А на белых медведей не охотилась? — съехидничал Снегирев. Ему все же стало неловко, что девчонка лучше его стреляет. Без единого промаха.
   — В белых медведей запрещено стрелять, — ничуть не обидевшись, сказала Люся. — Они подходили к самому нашему дому. Я им давала мороженое мясо.
   Вася и сам не заметил, как ее портфель очутился в его руке. Проводил он ее до самого дома. У парадной, немного помявшись, сказал:
   — Ты во сколько утром выходишь из дому? Половина девятого? Завтра у тира и встретимся… Гуд бай!
   Люся улыбнулась, поправила на голове меховую шапочку и скрылась в парадной. Вася слышал, как дробно застучали по лестнице ее каблуки.
 
   Как-то в Люсином портфеле Вася увидел черный конверт с фотографиями. Ему очень хотелось посмотреть, что это за снимки, но спросить постеснялся. А Люся показать не догадалась. На переменке Вася сказал Северцеву:
   — У нее какие-то фотографии… Целая пачка.
   — Где они? — живо заинтересовался тот.
   — В портфеле.
   — Давай посмотрим?
   — Неудобно, — возразил Снегирев. — Может она не хочет их показывать?
   На это Коля не нашелся, что ответить.
   А через два урока Люся хватилась фотографий.
   — Ты не брал? — спросила она Снегирева.
   — Я по чужим портфелям не шарю, — ответил тот.
   Люся больше ничего не сказала, отвернулась от Васи и до конца урока даже не посмотрела в его сторону.
   Снегирев написал ей записку: «Честное пионерское, я не брал твои фотографии».
   В ответ она косо написала: «Я тебе верю».
   Но она была расстроена, и Снегирев видел. И хотя он не дотрагивался до фотографий, чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь отлично знал, кто их взял!
   Он написал еще одну записку: «Я найду твои фото, не переживай!» Люся сбоку взглянула на него, чуть приметно улыбнулась и кивнула.
   На переменке Вася подошел к приятелю.
   — Гони фотографии! — заявил он.
   — Какие еще фотографии? — округлил свои бесстыжие глаза Северцев.
   — Не валяй дурака!
   Коля поднялся из-за парты и, мигнув приятелю, вышел из класса. Вася — за ним. В коридоре Северцев затащил его в темный угол за колонну и достал из кармана черный конверт.
   — Знаешь, что здесь? — спросил он.
   — Надо отдать ей, — сказал Вася. — Нехорошо это. Она на меня подумала.
   Фотографии полярных зверей. Пингвины, белые медведи, тюлени и… сама Люська со скрипкой. Скрипка нам ни к чему, а остальные поделим: тюлень тебе, тюлень мне, медведь…
   — Иди и все до одной отдай ей, — перебил Вася, начиная злиться.
   Коля вытащил из конверта снимки.
   — Ты погляди, какие симпатичные зверюги…
   — Я чужие фотографии без разрешения не смотрю.
   Северцев засунул конверт в карман и насмешливо посмотрел на приятеля.
   — А помнишь, у Райки Ляпуновой альбом стащил? Два дня не отдавал…
   — Когда это было, — смутился Снегирев. — Еще в третьем классе.
   — Понимаю, в чем дело… Ты, Снегирь, втюрился в нее! Втюрился по уши!
   Вася даже покраснел.
   — Дурак!
   — Я видел, как ты ее портфель нес, — продолжал скалить зубы Северцев. — И в школу вы теперь вместе ходите… Что, не так? Как это в песне-то? Нас на баб-бу-у променял…
   Снегирев не хотел его ударить. Он даже не знал, как все это произошло: рука его сама по себе поднялась и заехала приятелю в ухо. Коля сразу перестал смеяться.
   Стоял и хлопал зелеными глазами, и вид у него был изумленный, а ухо медленно багровело.
   — Это ты меня? Своего лучшего друга? Из-за какой-то девчонки?! Из-за черной кошки?
   — Из-за фотографий, — поправил Вася.
   — Думаешь, нужны мне эти паршивые фотографии? Возьми, подавись… Преподнеси ей на блюдечке! И скажи, что это я их взял… Похитил!
   — Я не ябеда.
   Северцев выхватил из кармана злополучные фотографии и сунул Васе. Лицо Коли сначала покраснело, почти как ухо, затем побледнело. А ухо продолжало быть красным.
   — Все! — бормотал он. — Конец! Больше я этого человека не знаю… Предаю тебя остракизму! Чтобы на друга поднять руку?! Где это видано? Я так и знал, что эта черная кошка перебежит нам дорогу…
   Зло у Снегирева прошло, ему стало неловко. Не надо было поднимать руку на Северцева, он бы и так отдал снимки.
   — Это… извини, — сказал он. — Так уж получилось.
   — Никогда! — со злостью выпалил Коля. — Я счастлив, что не сижу с тобой за одной партой. Забудь, что у тебя когда-то был друг Коля Северцев. Нет теперь у тебя друга. Я выхожу из игры… Адью, месье! Цацкайся со своей кошкой, а ко мне и не подходи лучше!
   — И не подойду, — стал злиться Вася. — Подумаешь, раскудахтался! «Адью, месье!» Можешь меня ударить по чему хочешь, и будем квиты. — Он даже подставил ему свое лицо, лишь глаза прижмурил: — Бей! Можешь изо всей силы…
   — Не выйдет!.. Пусть тебя всю жизнь совесть мучает!
   Северцев зачем-то вытащил носовой платок и вытер руки. Наверное, это должно было обозначать, что отныне он даже не прикоснется к Васе, никогда не подаст ему руки. Затем Коля бросил на бывшего друга уничтожающий взгляд и удалился с гордо поднятой головой.
   — Между нами пролегла непреодолимая пропасть, — не оборачиваясь, буркнул он. Северцев и тут не мог удержаться от высокопарных слов. — Гутен морген, гутен таг; бьют по морде и просто так…
   Снегирев тяжко вздохнул и направился к своей парте. Люся уже была на месте. В глазах ее горели точечки. Он протянул ей черный конверт.
   — Вот твои фотографии.
   — Они твои, — с улыбкой сказала Люся. — Я тебе принесла. У меня дома много их. Папа снимал все время. Хочешь, еще принесу? На одной даже получился морж. Правда, не весь — голова и шея в складках…
   — Спасибо, — пробурчал Снегирев. — А почему морж получился не весь?
   — Он высунулся из-за тороса, и папа его сфотографировал. А потом он ухнул в прорубь и уплыл.
   — Да-а, у него же шкура толстая… — рассеянно заметил Вася, лишь бы что-нибудь сказать.
   — У тебя лицо расстроенное, — сказала Люся. — Что-нибудь случилось?
   — Что такое «предать остракизму»? — спросил Вася.
   — Не знаю, — сказала Люся. — Надо будет посмотреть в энциклопедию.
   — И где он только такие словечки выискивает! — вырвалось у Снегирева.
   — Ты поссорился со своим другом? — заглянула ему в лицо Люся. — Из-за меня?
   — Сократ мой друг, но истина дороже, — задумчиво проговорил Вася. — Я сам предам его остракизму… только сначала узнаю, что это такое.
   — Он не хочет с тобой дружить?
   — Пойдем сегодня в тир? — вдруг предложил Вася. — Постреляем?
   — Пойдем, — сказала Люся.
   Вошла учительница. Положила на стол классный журнал, с улыбкой посмотрела на ребят.
   — А ты, Снегирев, чего нос повесил? — сказала учительница. — Сейчас я тебя обрадую… Я очень довольна твоим поведением. Ты стал прилежным, внимательным… Исправил все тройки. Люся сядет с Раей Ляпуновой, а ты можешь снова сесть за одну парту со своим лучшим другом… Северцев, ты разве не слышал, что я сказала? Сейчас же пересядь к Снегиреву, ну!

ХИТРЫЙ СЕВЕРЦЕВ

   В школьном коридоре на доске появилось небольшое, но выразительное объявление: «Завтра после уроков в пятом „а“ выступит с докладом председатель совета отряда Вася Снегирев. Явка всех пионеров строго обязательна. Председатель В. Снегирев».
   После звонка весь пятый «а» собрался у объявления. Читали. Мрачнели. Ворчали.
   — Опять на нашу голову свалился докла-ад! — возмутился Дима Орлов, добродушный сероглазый мальчишка. — Развезе-ет на два часа-а, как в прошлый раз…
   Дима говорил медленно, округло, нараспев.
   — Ему галочку в журнал поставить, а ты мучайся, — поддержала его толстушка Валя Спиридонова.
   Подошел длинный Коля Северцев. Сдвинув светлые брови, прочитал и негромко, словно про себя, сказал:
   — Ну и тоска смертная, братцы. Общая тетрадь исписана. Двадцать четыре листа, и все мелким почерком. Сам видел.
   Ребята разом загалдели:
   — Что же делать?
   — Такая на улице погода, а мы тут торчи…
   — Спасай, Коля! Придумай чего-нибудь. Не пропадать же всем?
   — Замучил нас председатель своими дурацкими докладами!
   — Пошевели, Коля, извилинами… Ты ведь дружишь со Снегиревым?
   — И лучше всех его знаешь!
   — Может, тетрадь спрятать? — предложила Валя Спиридонова.
   — Не годится, — прогудел Орлов. — Он их заучивает наизусть, как стихотворение…
   — Тише! — зашикал Коля, первый увидевший председателя совета отряда. — Бюрократ наш шагает… Поглядите, какой важный!
   Ребята притихли, уступили дорогу. Но Вася их не заметил. Озабоченный, он рассеянно прошел мимо, что-то бормоча себе под нос. Под мышкой у него была зажата толстая синяя тетрадь.
   — Зубрит наизусть, — хихикнул Орлов.
   — Прямо-таки профессор… кислых щей! — шепнула Валя.
   — Весь урок буду думать, — пообещал Коля. — Так и быть, сорвем ему на этот раз доклад…
   — На какую хоть тему? — поинтересовался Дима. Он был самым любознательным в классе.
   — Отчего пчела издает жужжание, когда летит, — с серьезным видом сообщил Коля Северцев.
   Любовь к докладам у Васи Снегирева родилась неожиданно. Как-то попал он на школьную конференцию молодых техников. Там с большим и обстоятельным докладом выступил его старший брат Сергей. Вася мало понял из того, что говорил и чертил на доске брат, но вместе со всеми хлопал ему. А когда выступил преподаватель физики и похвалил Сергея за толковый доклад, Вася загорелся идеей немедленно сочинить собственный доклад и прочитать ребятам на сборе. Долго выбирал подходящую тему и наконец выбрал: «От тачанки до космического корабля». Тему все одобрили, и Вася стал писать доклад. Написал. С выражением прочитал. Не хлопали. И не хвалили. Это его малость озадачило, но, решив, что ребята не привыкли к докладам, он задумал новый подготовить, более обстоятельный. Подготовил, прочел, и опять ребята остались равнодушными. Но все равно читать свой собственный доклад было одно удовольствие. С тех пор Вася нет-нет собирал ребят после уроков и читал им длинные доклады на самые разнообразные темы. Он больше не обращал внимания на реакцию класса, — главное, ему самому доклады нравились. Он просто упивался ими. Испытывал чувство глубокого удовлетворения.