Страница:
III
Митя сам точно не знал, когда ему явился план. Может быть, под Калининградом, на песчаной косе, где они заканчивали последние приготовления к эксперименту. Они планировали начать в двенадцать дня. В десять пришел телекс, что доктор Камерон вчера в восемнадцать ноль-ноль вылетел на своем "Боинге" из Сан-Франциско в Рим. Вся касающаяся доктора Камерона и его группы информация немедленно передавалась Мите. "К бабе намылился", - ухмыльнулся Серов. Все знали: в Риме проживает любовница д. К. Лаура Постум, к которой он гоняет тяжелый "Боинг" каждые две недели. Доктор Камерон был лысоват, носил коротенькую бородку, чуть затемненные очки. Он был похож на того, кем и являлся в действительности: шестидесятилетнего американца мексиканского происхождения. Митя так долго изучал снятые скрытой и открытой камерой видеоматериалы, что ему казалось: между ним и д. К. установился мысленный контакт. Митя очень опасался, как бы этот контакт не привел к насильственному обмену научными идеями. Пока что д. К. серьезно отставал. Но у него четыре "Яшиды". Они сами способны думать. У Мити - ни одной. Ситуация складывалась тревожная. Была на пленке и Лаура Постум, полноватая итальянка тридцати с небольшим лет. Серов бесстрастно сообщил, что она бывшая проститутка. Еще и это, помимо конечной цели - Закона, странно сближало Митю и д. К. "Наверное, Бог избрал не только меня и Россию, но и д. К. с американским народом,подумал Митя,- только зачем так примитивно дублировать ситуацию?" Через некоторое время пришел телекс, что "Боинг" д. К., по всей вероятности, приземлился не на базе итальянских ВВС под Римом, а где-то в другом месте. "Чего они темнят? - возмутился Серов. - В другом месте! Не могут запросить данные со спутника?" Перед самым началом эксперимента поступил третий телекс: д. К. и Лауру видели в клубном римском ресторане. "Козлы, - сказал Серов, - они потеряли его почти на полсуток! Гнать из Италии!" Митя похолодел. Он понял то, чего не мог понять Серов. "Боинг" вообще не приземлялся - спутник это подтвердит! - доктор Камерон попал к Лауре иным путем: сквозь пространство! Митя отдал должное романтическому мужеству старого мексиканца. "Воздушный путь" сам Митя всесторонне проработал полтора года назад. Разреженный, почти стратосферный воздух обещал хорошее свертывание пространства. Но этим все и ограничивалось. Коэффициент соединения со временем был ничтожно низок, а если говорить точнее, попросту отсутствовал. Д. К. с неземной скоростью пронесся по воздуху, но... не сквозь время! Митя, помнится, даже не стал экспериментировать, настолько это было очевидно. Хотя, конечно, забавно было бы полетать демоном! Коэффициент времени следовало искать не в воздухе, а на земле. Американцы не могли пройти спокойно мимо скорости. Митя подумал, пока они увлечены скоростью, "Яшиды" автоматом просчитывают бесчисленное множество возможных коэффициентов соединения со временем, ловят в темной комнате черную кошку, ищут иголку в стоге сена. При круглосуточной работе "Яшиды" выдадут единственно правильный ответ не раньше чем через полгода. Доктор Камерон на блюдечке получит Закон, который Митя выстрадал, на который положил жизнь. Это было не очень справедливо. Еще полгода уйдет у них на создание установки. "Год, подумал Митя,- у меня всего год, чтобы покончить с этим делом". Ему захотелось отменить эксперимент, чтобы потом поставить его по-другому, но слишком много людей и техники было задействовано от Калининграда до Владивостока. "Начинаем!" - скомандовал Митя. И в ту же секунду ему явился план. Тогда это еще был не весь план. Весь план в технических и прочих подробностях явился после разговора с бабушкой. Француз, как и обещал, прилетел в Москву в назначенный день. Кроме него и Мити в палату вошли лечащие врачи, медсестра, Серов, вызвавшийся быть переводчиком. Медсестра сделала в почти прозрачную бабушкину руку укол, отключила электроды, сняла с бабушкиной головы пластмассовый колпак. Под колпаком бабушка была в белом платочке. Митя чуть не расплакался, такая родная и одновременно беспомощная она была. "Сейчас придет в сознание. Не злоупотребляйте разговорами, у нее сразу же начнутся сильные головные боли. Мы вас оставляем. Войдем через пять минут. Она должна подписать согласие на операцию добровольно, в присутствии свидетелей, то есть нас. У вас пять минут",- француз приглашающе повел рукой в сторону двери. Все вышли. Серов замешкался. Ему не хотелось. Француз угрюмо посмотрел на Серова. Серов вышел, пропустив француза вперед. Бабушка открыла глаза, улыбнулась, увидев Митю. Улыбка вышла мученическая. Митя почувствовал, как чудовищно болит у нее голова. Заговорил сбивчиво, быстро: необходима операция, хирург считает, что всему виной давняя черепно-мозговая травма, была ли такая, когда, как ее лечили, он берется сделать операцию, необходимо ее согласие, надо соглашаться, вот форма надо подписать, единственное, что может случиться: она кое-что забудет, какие-нибудь второстепенные события из жизни, станет немного другой, но только на короткое время, это обычное дело при нейрохирургических операциях, потом образуется, это ведь несущественно в сравнении с тем, что болей не будет, она практически выздоровеет. "Но ведь это буду уже не я", - чуть слышно произнесла бабушка. Она всегда верно схватывала суть. Даже когда Митя объяснял сложные научные вещи. И он, в свою очередь, как бы проверял: что понимала бабушка, то было истинно. "Не надо, Митя, обойдемся. Как ты живешь?" - "Да не обо мне сейчас речь! Надо делать операцию!" - "Зачем? Что я буду? Ты вырос, у тебя своя жизнь. А... что я? Жениться не надумал? Показал бы невесту", - она говорила спокойно, словно у нее не раскалывалась от боли голова. Митя понял: если ее не убеждает боль, он тем более не сумеет. Они вдруг заговорили о чем-то несущественном. Что в саду в Хлебникове пропадают яблоки. "Ты бы съездил, Митя, сказал соседям, чтобы брали". Мите казалось, стены рушатся, надо куда-то бежать, спасаться, а он тупо и старательно шнурует ботинки. Какие яблоки? "Так что пожалей меня, Митенька, - сказала бабушка,- не хочу, чтобы голову распиливали, копались в мозгах. Докторам-то нашим я не сильно верю, ты уж заступись... Чтобы без обмана..." - закрыла глаза, видимо, боль сделалась нестерпимой. "Не отказывайся, прошу тебя!" - "Нет, Митя. Хватит об этом". Митя понял, что не уговорит. "Что хоть за травма-то была? И когда?" - "Да кому это сейчас интересно, Митенька? В конце тридцать восьмого... Под Новый год как раз. Дубиной по башке, а сказали потом, сама, мол, под падающую сосну сунулась. Пять часов валялась в снегу, думали - замерзла, а вот выжила как-то..." "Кто ударил?" - "Уголовная одна, здоровая, бритвой всех полосовала. Велели ей..." - "Кто велел? Как фамилия начальника лагеря? Он жив? Я добьюсь, у меня есть возможности, его привлекут!" - "Нет, Митенька, ушел тот поезд... Осталась же живая. И ребеночка родила... А ты хочешь, чтобы опять череп ломали. Хватит, пожила всласть. Домой бы, а, Митя?" За спиной кашлянули. Медсестра снова сделала бабушке укол, приладила к голове колпак. "Она не соглашается",- глухо произнес Митя. "Я думаю, в таком деле не надо слушать больную, - выразительно посмотрел на него Серов, - надо все взвесить, всесторонне обсудить..." "У нее действительно была черепно-мозговая травма пятьдесят лет назад, когда она находилась в заключении, - повернулся Митя к французу. - Никто ее там, конечно, не лечил. Можно обойтись без операции?" Француз ответил: операция - единственный шанс. Ну а лечение... Что лечение? Чередование сильных - вплоть до наркотических - снимающих боль препаратов, постоянное наблюдение. "Да-да, санаторий, уход, покой", - закивали лечащие врачи. "Мне кажется, месье, вы бросаете больную на произвол судьбы", - заметил Серов. "Я зарабатываю на жизнь операциями, - задумчиво ответил хирург,- но не скрою: каждый раз испытываю облегчение, если операцию делать не надо..." - "Еще бы, консультация у него ненамного дешевле!" - шепнул Мите Серов. "Мне все же непонятно, месье, - Серов уже не считал нужным скрывать свое презрение, - что нам делать? Ждать, когда она умрет?" - "Молиться, серьезно ответил француз, - молиться за нее и за всех остальных". Серов поморщился, словно у него вдруг заболели зубы. "Митя, не мое, конечно, дело, - сказал он в больничном коридоре,- но ты совершаешь ошибку. Французишка - спец. Сделал бы по-быстрому операцию, она бы очнулась и знать не знала: делали, не делали... Не делали! Зато была бы здоровая, Митя! - помолчав, добавил: - А так ты сам обрек ее на страдания". Митя не ответил. В Серове, безусловно, было что-то человеческое. Но куда больше было в нем от машины, работающей в заданном режиме. Серова беспокоило, что, отвлекаясь на бабушку, Митя теряет время. А надо спешить. Таков режим. Фраза: "А так ты сам обрек ее на страдания" - изрядно позабавила Митю. Он вспомнил, как однажды крепко выпил с Серовым в Крыму на объекте С. Разговор зашел о "Яшиде". Серов сказал, что почти ухватил ее в Японии, но его засветили - даже не японцы, а американцы. Раскрут был суровый, у него не было дипломатической неприкосновенности, пришлось все бросать, сматываться через Южную Корею по чужому паспорту. А все три его японца попались. Это был провал, настоящий провал. Какой-то козел в центре решил выслужиться, дал приказ форсировать "Яшиду". Дофорсировались. Теперь ее стерегут в три глаза. "А кем были эти японцы?" - спросил Митя. Серов на мгновение замкнулся, протрезвел, остро взглянул на Митю ясными глазами: "Бизнесмены, Митя, это были бизнесмены". - "То есть богатые люди? Сколько же ты им платил?" - Митя не верил, что Серов располагал большими суммами. "Конечно, в сравнении с тем, что они имели, крохи, - ответил Серов,- ну там еще кое-какие выгодные контракты в соцстранишках через подставных лиц. Вообще-то ты прав, тут какая-то загадка. Работаешь - не задумываешься, а вот на досуге... Митя, ты даже представить себе не можешь, как дешев человек! Ну совсем как песок!" - взял горсть, сыпанул из ладони в ладонь. Последнюю бутылку они пили на пляже. "Человек дешев,- напомнил Митя Серову в коридоре, - неужели забыл?" "Дешев-то дешев,- согласился Серов,- но иногда лучше вовремя заплатить много, чтобы потом не платить совсем уж непомерно". Митя хотел возразить, что дешевизна и человек понятия несовместные, как гений и злодейство. Все, основанное на "человек дешев", кончается крахом. Но промолчал. Это был бессмысленный разговор, из тех, что если и вести, то не с Серовым. "Боюсь, придется платить непомерно,- вздохнул Митя. - Без "Яшиды" мне никак". ...Без "Яшиды" его план был неосуществим.
IV
Когда Митя вновь появился в Крыму, бархатный сезон заканчивался. Но еще можно было купаться, и генеральский транспортник с зачехленным носом опять маячил в дальнем конце военного аэродрома. Перед самым отлетом из Москвы Митя вспомнил, что девушка просила привезти последние записи советских рок-групп. Разъярившийся Серов приволок целую сумку кассет. "Тут все какие есть! Самолично конфисковал у спекулянтов!" Когда набрали высоту, легли на курс, Митя сунул одну в магнитофон. "Товарищ, верь, взойдет она - звезда пленительного счастья, и на обломках самовластья взойдет над миром русский рок!" Серов выругался. Митя подумал, что доктор Камерон дарит Лауре Постум более ценные подарки. "Ишь, зачастил с проверками! - недовольно покосился на транспортник Серов. - Из Афганистана не на чем военное имущество вывозить, а он жирует... Шугануть?" - "Шугани,- пожал плечами Митя,- будет летать в Сочи". Эксперимент прошел хоть и с неожиданностями, но в целом успешно. Попутно сделали крупное открытие в области физики. Это усложнило работу. Опять Бог испытывал Митю. На "воздушный путь" Митя не купился. Теперь - "невидимый путь". Почти по Герберту Уэллсу. А от Мити ждали результата. От результата зависела политика государства. Государство блефовало, как бы имея в кармане результат. Но результата не было. В кармане у государства был пока что кукиш. Да и тот - невидимый. После эксперимента Митя, как от него и требовали, составил список отличившихся, включил девушку, включил Серова. Награды получили все, кроме Серова. Девушке дали даже более почетный орден, чем предполагалось. Напротив фамилии Серова обнаружилась стертая ластиком карандашная приписка: "Где "Яшида"... мать?" Серов рассвирепел, расценил это как вызов. "Опять форсируют!" По последним сведениям, американцы самостоятельно склепали-скопировали две или три "Яшиды". Отступать было некуда. Все чаще Серов заводил речь об Афганистане. Там горела земля, гибли люди, а, по Серову, самый верный путь к "Яшиде" лежал через Афганистан. "Можно еще через Ливан, - угрюмо добавлял Серов, - но сионисты настороже". Чем ближе был конец, тем призрачнее становилась Митина связь с действительностью. Ему казалось, он летят, связанный по рукам и ногам, в аэродинамической трубе, не в силах ничего изменить. Митя забыл о Боге. Забыл о людях. Он сознавал, что сделался маньяком, но это мало беспокоило его. Митя требовал от Серова "Яшиды" любой ценой, то есть проводил в жизнь ненавистную идею дешевизны человека. Он сам, его помощники едва ли спали больше четырех часов в сутки. Работы на объекте С. велись безостановочно. Даже девушка-орденоносец стала раздражать Митю. Она раздражала тем, что безропотно смирилась со своей участью. Лаура Постум, случалось, захлопывала дверь перед носом доктора Камерона, спускала его с лестницы. Ей было плевать, что он ученый с мировым именем, да к тому же миллионер. Девушка слишком уж терпеливо несла службу. Митин самолет, мнимая его власть приводили ее в трепет. Лаура Постум никогда не говорила с д. К. о правах человека, проблемах выезда за рубеж, социальной несправедливости, государственном и политическом устройстве Соединенных Штатов или Италии. Она говорила д. К., что любила в жизни только одного человека - уругвайского богослова, пятнадцать лет назад стажировавшегося в Ватикане. Девушка, напротив, все время заводила речь о том, о чем Митя во время работы предпочитал не думать. Он, как и все, смирялся, внутренне не соглашаясь. Эта язва разъедала все вокруг, превращала страну в хлев, людей - в говорящих животных. Митя убеждал себя, что он выше этого, но девушка заронила сомнение. - Сверли лацкан для ордена, - сказал Митя, когда вернулся. - Славный минтай оправдал надежды? - девушка за время его отсутствия еще больше загорела и в сумерках напоминала негритянку, если только возможны светлоглазые, русоволосые негритянки. - Еще как! Митя вспомнил, что поначалу эксперимент казался блистательно проваленным. Икра минтая, исчезнув с песчаной косы под Калининградом, не возникла в указанном квадрате неподалеку от Владивостока. Ни раньше, ни позже. Время шло. Над косой кричали чайки. Связь с Владивостоком была непрерывной. С Москвой тоже. Не было только банки минтая. Это обстоятельство делало связь с Москвой несколько тягостной. "Пусть ищут, - распорядился Митя,- должна быть. Надо разбить квадрат на сантиметры, вызвать солдат, желательно первого года службы. Пусть пообещают: кто найдет - немедленно на дембель!" Где-то в тех краях служил младший брат девушки. Он присылал ей на Главпочтамт до востребования полные тоски и ужаса письма. "Может, повезет малому", - подумал Митя. По мере того как во Владивостоке ничего не происходило, в Калининграде через Москву - атмосфера сгущалась. Помощники попрятались. Серов мрачно ходил из угла в угол, мускулы под белой рубашкой шевелились. Наверное, ему хотелось выявить виновного и убить на месте. Вошел еще более спокойный, чем обычно, Фомин, посмотрел на Митю, как на пустое место, велел представить копии всех компьютерных программ, вполголоса распорядился, чтобы никто никуда не отлучался до выяснения. Митя обозвал его бериевцем, заорал, чтобы убирался. "Зачем горячитесь? равнодушно спросил Фомин.- Вы делаете свое дело, я - свое". От бессонницы, напряжения Мите в голосе Фомина почудился грузинский акцент. Он расхохотался. Смех его в придавленной, трусливой тишине звучал странно. По белому с золотым гербом на диске телефону позвонил из Москвы помощник руководителя, курирующего их работу. Если к самому руководителю Митя относился нормально, во всяком случае между ними была ясность, то с помощником ясности не было. Митя старался его избегать, но это было невозможно - все дела шли через него. Помощник сказал, что Сергей Сергеевич (так звали руководителя) просит доложить ему результат. Как только это случится. В любое время дня и ночи. Почему-то Митя был уверен, что Сергей Сергеевич ничего не просит, во всяком случае в данный момент не просит, помощник давит по собственной инициативе. Но разобраться, дойти до истины был бессилен. Бессилие угнетало. "Вам доложат", - бросил трубку Митя. Мысли стали путаться. Банка могла быть где угодно: на Марсе, в походном шатре князя Игоря, в Бермудском треугольнике. Когда Митя под бдительным взглядом Фомина, якобы ожидающего звонка министра обороны по правительственному телефону, наливал в фужер коньяк, из Владивостока растерянно сообщили, что банка вроде бы найдена, но она... невидима. То есть они чувствуют руками, внутри булькает, но она... невидима, потому и не могли столько времени найти. А лежит, видать, давно, вся в росе. "Немедленно подключите датчики истечения энергии! - заорал Митя, забыв про коньяк. - Диктую формулу. Вводите в программу, начинайте рассчитывать временной коэффициент!" Забегали помощники. Фомин и Серов встали навытяжку, ожидая приказаний. Митя давно заметил: когда получалось, он был всемогущий Бог, когда нет сомнительный подозреваемый смертный. "Я думаю, - перевел дух Митя, - скоро она станет видимой". И действительно, минут через десять ошеломленные владивостокцы сообщили, что банка стала "как из студня", а еще через минуту, что она "совершенно нормальная, только какая-то бледная". Так было экспериментально установлено, что, пройдя через единое пространство, предмет некоторое время остается невидимым. Оптическое изображение движется через единое пространство медленнее, чем материя. Но потом нагоняет, налепляется, как этикетка на коробок. - Эксперимент прошел блистательно, - повторил Митя.- Банку долго не могли найти, она вдруг стала невидимой. - Как невидимой? В самом деле? - удивилась девушка. - Правда, ненадолго. Но достаточно, чтобы все там взбесились. - Теперь тебя упрячут под землю,- вздохнула девушка. Все это время она жила в его домике на объекте С. Митя обнаружил кое-какую перестановку мебели в комнатах. На кухне был сделан ремонт. Везде стояли цветы. Терпкий степной запах был удушающ. Как и то, что теперь Митя не мог быть в домике один, рядом все время была девушка. Он допоздна работал на объекте. Вернувшись к себе, посидел еще за персональным компьютером. Это была детская в сравнении с "Яшидой" машинка, но и она кое на что годилась. В общих чертах план представлялся хоть и рискованным, но вполне выполнимым. Кратковременная невидимость давала дополнительные преимущества. Митя вдруг подумал, что, если его действиями движет Бог, он должен в ближайшие же дни позаботиться о "Яшиде", чтобы Митя смог рассчитать так называемый "коэффициент судьбы" - понятие в математике абсолютно новое, можно сказать революционное. Богу было нелегко открыть Мите свою, быть может, последнюю тайну. Потому он и не торопился с "Яшидой". Почему-то Митя был уверен, что коэффициент судьбы - величина ничтожно малая, близкая к абсолютному нулю, но весьма склонная к обратной прогрессии. То есть что бы ни произошло с человеком ли, с отдельной страной или целым миром, Бог уже как бы это предусмотрел и решил. Неужто Бог - недобросовестный прокурор, задним числом утверждающий любой приговор, эдакий Вышинский? Мите не хотелось так думать. Но он не мог отделаться от мысли, что коэффициент судьбы - величина не только бесконечно малая, но еще и постоянная, неизменная. Как отношение окружности к диаметру, как ускорение, с каким падает в пространстве по отношению к своему весу предмет. Поэтому: что бы ни было предпринято во изменение судьбы человека ли, общества ли, результат будет ничтожен. Мите хотелось вычислить коэффициент судьбы и тем самым математически это доказать. Налицо была явная странность: Митя желал научного подтверждения того, что его план хоть и осуществим теоретически, но... бесполезен, как попытка привести в чувство скончавшегося с помощью нашатыря. Зачем? Митя не знал. Шевелилась смутная надежда, что Бог не оставит, выручит. Так было до сего дня. "Выполнить в виде исключения",- такую резолюцию накладывали на Митины рапорты высокие руководители. Может, и Бог выполнит "в виде исключения"? Компьютер между тем начал выдавать галиматью. Митя забылся, поставил ему непосильные задачи. Выключил, подошел к окну, увидел кусок доцветающей степи, узкую полоску белого песка, гладкое, как экран, море.
Митя сам точно не знал, когда ему явился план. Может быть, под Калининградом, на песчаной косе, где они заканчивали последние приготовления к эксперименту. Они планировали начать в двенадцать дня. В десять пришел телекс, что доктор Камерон вчера в восемнадцать ноль-ноль вылетел на своем "Боинге" из Сан-Франциско в Рим. Вся касающаяся доктора Камерона и его группы информация немедленно передавалась Мите. "К бабе намылился", - ухмыльнулся Серов. Все знали: в Риме проживает любовница д. К. Лаура Постум, к которой он гоняет тяжелый "Боинг" каждые две недели. Доктор Камерон был лысоват, носил коротенькую бородку, чуть затемненные очки. Он был похож на того, кем и являлся в действительности: шестидесятилетнего американца мексиканского происхождения. Митя так долго изучал снятые скрытой и открытой камерой видеоматериалы, что ему казалось: между ним и д. К. установился мысленный контакт. Митя очень опасался, как бы этот контакт не привел к насильственному обмену научными идеями. Пока что д. К. серьезно отставал. Но у него четыре "Яшиды". Они сами способны думать. У Мити - ни одной. Ситуация складывалась тревожная. Была на пленке и Лаура Постум, полноватая итальянка тридцати с небольшим лет. Серов бесстрастно сообщил, что она бывшая проститутка. Еще и это, помимо конечной цели - Закона, странно сближало Митю и д. К. "Наверное, Бог избрал не только меня и Россию, но и д. К. с американским народом,подумал Митя,- только зачем так примитивно дублировать ситуацию?" Через некоторое время пришел телекс, что "Боинг" д. К., по всей вероятности, приземлился не на базе итальянских ВВС под Римом, а где-то в другом месте. "Чего они темнят? - возмутился Серов. - В другом месте! Не могут запросить данные со спутника?" Перед самым началом эксперимента поступил третий телекс: д. К. и Лауру видели в клубном римском ресторане. "Козлы, - сказал Серов, - они потеряли его почти на полсуток! Гнать из Италии!" Митя похолодел. Он понял то, чего не мог понять Серов. "Боинг" вообще не приземлялся - спутник это подтвердит! - доктор Камерон попал к Лауре иным путем: сквозь пространство! Митя отдал должное романтическому мужеству старого мексиканца. "Воздушный путь" сам Митя всесторонне проработал полтора года назад. Разреженный, почти стратосферный воздух обещал хорошее свертывание пространства. Но этим все и ограничивалось. Коэффициент соединения со временем был ничтожно низок, а если говорить точнее, попросту отсутствовал. Д. К. с неземной скоростью пронесся по воздуху, но... не сквозь время! Митя, помнится, даже не стал экспериментировать, настолько это было очевидно. Хотя, конечно, забавно было бы полетать демоном! Коэффициент времени следовало искать не в воздухе, а на земле. Американцы не могли пройти спокойно мимо скорости. Митя подумал, пока они увлечены скоростью, "Яшиды" автоматом просчитывают бесчисленное множество возможных коэффициентов соединения со временем, ловят в темной комнате черную кошку, ищут иголку в стоге сена. При круглосуточной работе "Яшиды" выдадут единственно правильный ответ не раньше чем через полгода. Доктор Камерон на блюдечке получит Закон, который Митя выстрадал, на который положил жизнь. Это было не очень справедливо. Еще полгода уйдет у них на создание установки. "Год, подумал Митя,- у меня всего год, чтобы покончить с этим делом". Ему захотелось отменить эксперимент, чтобы потом поставить его по-другому, но слишком много людей и техники было задействовано от Калининграда до Владивостока. "Начинаем!" - скомандовал Митя. И в ту же секунду ему явился план. Тогда это еще был не весь план. Весь план в технических и прочих подробностях явился после разговора с бабушкой. Француз, как и обещал, прилетел в Москву в назначенный день. Кроме него и Мити в палату вошли лечащие врачи, медсестра, Серов, вызвавшийся быть переводчиком. Медсестра сделала в почти прозрачную бабушкину руку укол, отключила электроды, сняла с бабушкиной головы пластмассовый колпак. Под колпаком бабушка была в белом платочке. Митя чуть не расплакался, такая родная и одновременно беспомощная она была. "Сейчас придет в сознание. Не злоупотребляйте разговорами, у нее сразу же начнутся сильные головные боли. Мы вас оставляем. Войдем через пять минут. Она должна подписать согласие на операцию добровольно, в присутствии свидетелей, то есть нас. У вас пять минут",- француз приглашающе повел рукой в сторону двери. Все вышли. Серов замешкался. Ему не хотелось. Француз угрюмо посмотрел на Серова. Серов вышел, пропустив француза вперед. Бабушка открыла глаза, улыбнулась, увидев Митю. Улыбка вышла мученическая. Митя почувствовал, как чудовищно болит у нее голова. Заговорил сбивчиво, быстро: необходима операция, хирург считает, что всему виной давняя черепно-мозговая травма, была ли такая, когда, как ее лечили, он берется сделать операцию, необходимо ее согласие, надо соглашаться, вот форма надо подписать, единственное, что может случиться: она кое-что забудет, какие-нибудь второстепенные события из жизни, станет немного другой, но только на короткое время, это обычное дело при нейрохирургических операциях, потом образуется, это ведь несущественно в сравнении с тем, что болей не будет, она практически выздоровеет. "Но ведь это буду уже не я", - чуть слышно произнесла бабушка. Она всегда верно схватывала суть. Даже когда Митя объяснял сложные научные вещи. И он, в свою очередь, как бы проверял: что понимала бабушка, то было истинно. "Не надо, Митя, обойдемся. Как ты живешь?" - "Да не обо мне сейчас речь! Надо делать операцию!" - "Зачем? Что я буду? Ты вырос, у тебя своя жизнь. А... что я? Жениться не надумал? Показал бы невесту", - она говорила спокойно, словно у нее не раскалывалась от боли голова. Митя понял: если ее не убеждает боль, он тем более не сумеет. Они вдруг заговорили о чем-то несущественном. Что в саду в Хлебникове пропадают яблоки. "Ты бы съездил, Митя, сказал соседям, чтобы брали". Мите казалось, стены рушатся, надо куда-то бежать, спасаться, а он тупо и старательно шнурует ботинки. Какие яблоки? "Так что пожалей меня, Митенька, - сказала бабушка,- не хочу, чтобы голову распиливали, копались в мозгах. Докторам-то нашим я не сильно верю, ты уж заступись... Чтобы без обмана..." - закрыла глаза, видимо, боль сделалась нестерпимой. "Не отказывайся, прошу тебя!" - "Нет, Митя. Хватит об этом". Митя понял, что не уговорит. "Что хоть за травма-то была? И когда?" - "Да кому это сейчас интересно, Митенька? В конце тридцать восьмого... Под Новый год как раз. Дубиной по башке, а сказали потом, сама, мол, под падающую сосну сунулась. Пять часов валялась в снегу, думали - замерзла, а вот выжила как-то..." "Кто ударил?" - "Уголовная одна, здоровая, бритвой всех полосовала. Велели ей..." - "Кто велел? Как фамилия начальника лагеря? Он жив? Я добьюсь, у меня есть возможности, его привлекут!" - "Нет, Митенька, ушел тот поезд... Осталась же живая. И ребеночка родила... А ты хочешь, чтобы опять череп ломали. Хватит, пожила всласть. Домой бы, а, Митя?" За спиной кашлянули. Медсестра снова сделала бабушке укол, приладила к голове колпак. "Она не соглашается",- глухо произнес Митя. "Я думаю, в таком деле не надо слушать больную, - выразительно посмотрел на него Серов, - надо все взвесить, всесторонне обсудить..." "У нее действительно была черепно-мозговая травма пятьдесят лет назад, когда она находилась в заключении, - повернулся Митя к французу. - Никто ее там, конечно, не лечил. Можно обойтись без операции?" Француз ответил: операция - единственный шанс. Ну а лечение... Что лечение? Чередование сильных - вплоть до наркотических - снимающих боль препаратов, постоянное наблюдение. "Да-да, санаторий, уход, покой", - закивали лечащие врачи. "Мне кажется, месье, вы бросаете больную на произвол судьбы", - заметил Серов. "Я зарабатываю на жизнь операциями, - задумчиво ответил хирург,- но не скрою: каждый раз испытываю облегчение, если операцию делать не надо..." - "Еще бы, консультация у него ненамного дешевле!" - шепнул Мите Серов. "Мне все же непонятно, месье, - Серов уже не считал нужным скрывать свое презрение, - что нам делать? Ждать, когда она умрет?" - "Молиться, серьезно ответил француз, - молиться за нее и за всех остальных". Серов поморщился, словно у него вдруг заболели зубы. "Митя, не мое, конечно, дело, - сказал он в больничном коридоре,- но ты совершаешь ошибку. Французишка - спец. Сделал бы по-быстрому операцию, она бы очнулась и знать не знала: делали, не делали... Не делали! Зато была бы здоровая, Митя! - помолчав, добавил: - А так ты сам обрек ее на страдания". Митя не ответил. В Серове, безусловно, было что-то человеческое. Но куда больше было в нем от машины, работающей в заданном режиме. Серова беспокоило, что, отвлекаясь на бабушку, Митя теряет время. А надо спешить. Таков режим. Фраза: "А так ты сам обрек ее на страдания" - изрядно позабавила Митю. Он вспомнил, как однажды крепко выпил с Серовым в Крыму на объекте С. Разговор зашел о "Яшиде". Серов сказал, что почти ухватил ее в Японии, но его засветили - даже не японцы, а американцы. Раскрут был суровый, у него не было дипломатической неприкосновенности, пришлось все бросать, сматываться через Южную Корею по чужому паспорту. А все три его японца попались. Это был провал, настоящий провал. Какой-то козел в центре решил выслужиться, дал приказ форсировать "Яшиду". Дофорсировались. Теперь ее стерегут в три глаза. "А кем были эти японцы?" - спросил Митя. Серов на мгновение замкнулся, протрезвел, остро взглянул на Митю ясными глазами: "Бизнесмены, Митя, это были бизнесмены". - "То есть богатые люди? Сколько же ты им платил?" - Митя не верил, что Серов располагал большими суммами. "Конечно, в сравнении с тем, что они имели, крохи, - ответил Серов,- ну там еще кое-какие выгодные контракты в соцстранишках через подставных лиц. Вообще-то ты прав, тут какая-то загадка. Работаешь - не задумываешься, а вот на досуге... Митя, ты даже представить себе не можешь, как дешев человек! Ну совсем как песок!" - взял горсть, сыпанул из ладони в ладонь. Последнюю бутылку они пили на пляже. "Человек дешев,- напомнил Митя Серову в коридоре, - неужели забыл?" "Дешев-то дешев,- согласился Серов,- но иногда лучше вовремя заплатить много, чтобы потом не платить совсем уж непомерно". Митя хотел возразить, что дешевизна и человек понятия несовместные, как гений и злодейство. Все, основанное на "человек дешев", кончается крахом. Но промолчал. Это был бессмысленный разговор, из тех, что если и вести, то не с Серовым. "Боюсь, придется платить непомерно,- вздохнул Митя. - Без "Яшиды" мне никак". ...Без "Яшиды" его план был неосуществим.
IV
Когда Митя вновь появился в Крыму, бархатный сезон заканчивался. Но еще можно было купаться, и генеральский транспортник с зачехленным носом опять маячил в дальнем конце военного аэродрома. Перед самым отлетом из Москвы Митя вспомнил, что девушка просила привезти последние записи советских рок-групп. Разъярившийся Серов приволок целую сумку кассет. "Тут все какие есть! Самолично конфисковал у спекулянтов!" Когда набрали высоту, легли на курс, Митя сунул одну в магнитофон. "Товарищ, верь, взойдет она - звезда пленительного счастья, и на обломках самовластья взойдет над миром русский рок!" Серов выругался. Митя подумал, что доктор Камерон дарит Лауре Постум более ценные подарки. "Ишь, зачастил с проверками! - недовольно покосился на транспортник Серов. - Из Афганистана не на чем военное имущество вывозить, а он жирует... Шугануть?" - "Шугани,- пожал плечами Митя,- будет летать в Сочи". Эксперимент прошел хоть и с неожиданностями, но в целом успешно. Попутно сделали крупное открытие в области физики. Это усложнило работу. Опять Бог испытывал Митю. На "воздушный путь" Митя не купился. Теперь - "невидимый путь". Почти по Герберту Уэллсу. А от Мити ждали результата. От результата зависела политика государства. Государство блефовало, как бы имея в кармане результат. Но результата не было. В кармане у государства был пока что кукиш. Да и тот - невидимый. После эксперимента Митя, как от него и требовали, составил список отличившихся, включил девушку, включил Серова. Награды получили все, кроме Серова. Девушке дали даже более почетный орден, чем предполагалось. Напротив фамилии Серова обнаружилась стертая ластиком карандашная приписка: "Где "Яшида"... мать?" Серов рассвирепел, расценил это как вызов. "Опять форсируют!" По последним сведениям, американцы самостоятельно склепали-скопировали две или три "Яшиды". Отступать было некуда. Все чаще Серов заводил речь об Афганистане. Там горела земля, гибли люди, а, по Серову, самый верный путь к "Яшиде" лежал через Афганистан. "Можно еще через Ливан, - угрюмо добавлял Серов, - но сионисты настороже". Чем ближе был конец, тем призрачнее становилась Митина связь с действительностью. Ему казалось, он летят, связанный по рукам и ногам, в аэродинамической трубе, не в силах ничего изменить. Митя забыл о Боге. Забыл о людях. Он сознавал, что сделался маньяком, но это мало беспокоило его. Митя требовал от Серова "Яшиды" любой ценой, то есть проводил в жизнь ненавистную идею дешевизны человека. Он сам, его помощники едва ли спали больше четырех часов в сутки. Работы на объекте С. велись безостановочно. Даже девушка-орденоносец стала раздражать Митю. Она раздражала тем, что безропотно смирилась со своей участью. Лаура Постум, случалось, захлопывала дверь перед носом доктора Камерона, спускала его с лестницы. Ей было плевать, что он ученый с мировым именем, да к тому же миллионер. Девушка слишком уж терпеливо несла службу. Митин самолет, мнимая его власть приводили ее в трепет. Лаура Постум никогда не говорила с д. К. о правах человека, проблемах выезда за рубеж, социальной несправедливости, государственном и политическом устройстве Соединенных Штатов или Италии. Она говорила д. К., что любила в жизни только одного человека - уругвайского богослова, пятнадцать лет назад стажировавшегося в Ватикане. Девушка, напротив, все время заводила речь о том, о чем Митя во время работы предпочитал не думать. Он, как и все, смирялся, внутренне не соглашаясь. Эта язва разъедала все вокруг, превращала страну в хлев, людей - в говорящих животных. Митя убеждал себя, что он выше этого, но девушка заронила сомнение. - Сверли лацкан для ордена, - сказал Митя, когда вернулся. - Славный минтай оправдал надежды? - девушка за время его отсутствия еще больше загорела и в сумерках напоминала негритянку, если только возможны светлоглазые, русоволосые негритянки. - Еще как! Митя вспомнил, что поначалу эксперимент казался блистательно проваленным. Икра минтая, исчезнув с песчаной косы под Калининградом, не возникла в указанном квадрате неподалеку от Владивостока. Ни раньше, ни позже. Время шло. Над косой кричали чайки. Связь с Владивостоком была непрерывной. С Москвой тоже. Не было только банки минтая. Это обстоятельство делало связь с Москвой несколько тягостной. "Пусть ищут, - распорядился Митя,- должна быть. Надо разбить квадрат на сантиметры, вызвать солдат, желательно первого года службы. Пусть пообещают: кто найдет - немедленно на дембель!" Где-то в тех краях служил младший брат девушки. Он присылал ей на Главпочтамт до востребования полные тоски и ужаса письма. "Может, повезет малому", - подумал Митя. По мере того как во Владивостоке ничего не происходило, в Калининграде через Москву - атмосфера сгущалась. Помощники попрятались. Серов мрачно ходил из угла в угол, мускулы под белой рубашкой шевелились. Наверное, ему хотелось выявить виновного и убить на месте. Вошел еще более спокойный, чем обычно, Фомин, посмотрел на Митю, как на пустое место, велел представить копии всех компьютерных программ, вполголоса распорядился, чтобы никто никуда не отлучался до выяснения. Митя обозвал его бериевцем, заорал, чтобы убирался. "Зачем горячитесь? равнодушно спросил Фомин.- Вы делаете свое дело, я - свое". От бессонницы, напряжения Мите в голосе Фомина почудился грузинский акцент. Он расхохотался. Смех его в придавленной, трусливой тишине звучал странно. По белому с золотым гербом на диске телефону позвонил из Москвы помощник руководителя, курирующего их работу. Если к самому руководителю Митя относился нормально, во всяком случае между ними была ясность, то с помощником ясности не было. Митя старался его избегать, но это было невозможно - все дела шли через него. Помощник сказал, что Сергей Сергеевич (так звали руководителя) просит доложить ему результат. Как только это случится. В любое время дня и ночи. Почему-то Митя был уверен, что Сергей Сергеевич ничего не просит, во всяком случае в данный момент не просит, помощник давит по собственной инициативе. Но разобраться, дойти до истины был бессилен. Бессилие угнетало. "Вам доложат", - бросил трубку Митя. Мысли стали путаться. Банка могла быть где угодно: на Марсе, в походном шатре князя Игоря, в Бермудском треугольнике. Когда Митя под бдительным взглядом Фомина, якобы ожидающего звонка министра обороны по правительственному телефону, наливал в фужер коньяк, из Владивостока растерянно сообщили, что банка вроде бы найдена, но она... невидима. То есть они чувствуют руками, внутри булькает, но она... невидима, потому и не могли столько времени найти. А лежит, видать, давно, вся в росе. "Немедленно подключите датчики истечения энергии! - заорал Митя, забыв про коньяк. - Диктую формулу. Вводите в программу, начинайте рассчитывать временной коэффициент!" Забегали помощники. Фомин и Серов встали навытяжку, ожидая приказаний. Митя давно заметил: когда получалось, он был всемогущий Бог, когда нет сомнительный подозреваемый смертный. "Я думаю, - перевел дух Митя, - скоро она станет видимой". И действительно, минут через десять ошеломленные владивостокцы сообщили, что банка стала "как из студня", а еще через минуту, что она "совершенно нормальная, только какая-то бледная". Так было экспериментально установлено, что, пройдя через единое пространство, предмет некоторое время остается невидимым. Оптическое изображение движется через единое пространство медленнее, чем материя. Но потом нагоняет, налепляется, как этикетка на коробок. - Эксперимент прошел блистательно, - повторил Митя.- Банку долго не могли найти, она вдруг стала невидимой. - Как невидимой? В самом деле? - удивилась девушка. - Правда, ненадолго. Но достаточно, чтобы все там взбесились. - Теперь тебя упрячут под землю,- вздохнула девушка. Все это время она жила в его домике на объекте С. Митя обнаружил кое-какую перестановку мебели в комнатах. На кухне был сделан ремонт. Везде стояли цветы. Терпкий степной запах был удушающ. Как и то, что теперь Митя не мог быть в домике один, рядом все время была девушка. Он допоздна работал на объекте. Вернувшись к себе, посидел еще за персональным компьютером. Это была детская в сравнении с "Яшидой" машинка, но и она кое на что годилась. В общих чертах план представлялся хоть и рискованным, но вполне выполнимым. Кратковременная невидимость давала дополнительные преимущества. Митя вдруг подумал, что, если его действиями движет Бог, он должен в ближайшие же дни позаботиться о "Яшиде", чтобы Митя смог рассчитать так называемый "коэффициент судьбы" - понятие в математике абсолютно новое, можно сказать революционное. Богу было нелегко открыть Мите свою, быть может, последнюю тайну. Потому он и не торопился с "Яшидой". Почему-то Митя был уверен, что коэффициент судьбы - величина ничтожно малая, близкая к абсолютному нулю, но весьма склонная к обратной прогрессии. То есть что бы ни произошло с человеком ли, с отдельной страной или целым миром, Бог уже как бы это предусмотрел и решил. Неужто Бог - недобросовестный прокурор, задним числом утверждающий любой приговор, эдакий Вышинский? Мите не хотелось так думать. Но он не мог отделаться от мысли, что коэффициент судьбы - величина не только бесконечно малая, но еще и постоянная, неизменная. Как отношение окружности к диаметру, как ускорение, с каким падает в пространстве по отношению к своему весу предмет. Поэтому: что бы ни было предпринято во изменение судьбы человека ли, общества ли, результат будет ничтожен. Мите хотелось вычислить коэффициент судьбы и тем самым математически это доказать. Налицо была явная странность: Митя желал научного подтверждения того, что его план хоть и осуществим теоретически, но... бесполезен, как попытка привести в чувство скончавшегося с помощью нашатыря. Зачем? Митя не знал. Шевелилась смутная надежда, что Бог не оставит, выручит. Так было до сего дня. "Выполнить в виде исключения",- такую резолюцию накладывали на Митины рапорты высокие руководители. Может, и Бог выполнит "в виде исключения"? Компьютер между тем начал выдавать галиматью. Митя забылся, поставил ему непосильные задачи. Выключил, подошел к окну, увидел кусок доцветающей степи, узкую полоску белого песка, гладкое, как экран, море.