Крамаренко Виктор
Встречи с ангелом (сборник рассказов)

   ВИКТОР КРАМАРЕНКО
   ВСТРЕЧИ С АНГЕЛОМ
   сборник рассказов
   БЕЛОЧКА
   Никто не знает, когда появилась Белочка в этих краях. Сколько себя помнит, она жила здесь в старой сторожевой будке, оставленной когда-то людьми. Зимой замерзала, а летом погибала от жары, но считала свой дом уютным и хорошим. И никто не покушался на её жилище, не проникал с обманом, не просил укрыться от дождя и жестокости большого города.
   Белочка была замкнутой, тихой и незаметной. Целыми днями, склонившись над мусорными кучами, выковыривая еду, бутылки и металлолом, она молча бродила по свалке по давно укоренившемуся в её жизни маршруту. Одежда и обувь, да и весь её вид мало чем отличался от грустного пейзажа свозимых сюда отходов. Даже белый бант, торчащий из неизменно перекошенного на бок берета, похож на прикорнувшую чайку, которых развелось тут превеликое множество. Взгляд Белочки постоянно устремлен вниз, за редким исключением она поднимала глаза, и то, когда удавалось звездной ночью попасть на самую высокую гору. Полчище крыс в эти ночи уходило в ближайший лес, и она могла спокойно лечь на спину и свободно разглядывать небо.
   Соседи, такие же нищие, как и она, обосновались в брошенных гаражах. В постоянных схватках за крышу над головой, меняя вожаков чуть ли не ежедневно, они просто не замечали маленькое горбатенькое существо, живущее в дырявой сторожевой будке. Во время затишья Белочка приходит к ним, молча выставляет перед дверью найденные вещи, получает взамен банку консервов, хлеб или пачку печенья, и так же молча уходит.
   В этой стае все есть, только нужно держаться от неё подальше. Особенно в дни яростных сражений. Нужно не жалеть. Отдать и уходить. А что дальше происходит с вещами, кому достанется - это знать совсем не обязательно. Главное - принести домой заработанное, если дадут, и распределить его на несколько дней. Если не трудиться, еды не хватит, не получишь газировки и лакомства, не возьмешь лекарство, когда заболеешь, не раздобудут для тебя теплую одежду. Это Белочка усвоила давно и трудилась в мусорных завалах от зари и до самой темноты.
   Она слышала, что жизнь за пределами свалки страшная и жестокая, что там происходят бои похлеще наших и люди убивают друг друга за какие-то шелестящие бумажки. Женщинам распарывают животы, а детей за непослушание отдают на съедение крысам.
   Бывало, спрятавшись за картонными коробками, Белочка с опаской вглядывалась в выгружавшуюся машину, вслушивалась в громкий голос шофера, бранившегося на атакующих его чаек, и ужасалась. Человек всегда грозился, бросал камни, торопливо вскакивал в кабину и уезжал, оставляя позади себя след из раздавленных колесами птиц.
   Если здесь, на чужой территории люди такие злые, какие же они у себя дома? Каждый раз задавала этот вопрос Белочка и убеждалась в правильности выбранного места жительства. Подсматривая за машинами с мусором, всем сердцем переживая драму гибнувших птиц, Белочка давала себе слово не приходить больше в эти места и не видеть злодеяния человека.
   Но жизнь повернула по-другому.
   Опять что-то позвало к коробкам. Белочка забралась в ворох картона, упрятала под берет бант, залепила бумагой голые коленки и притаилась.
   На этот раз поведение человека было иным. Он не бросал камни, не задевал чаек и не старался побыстрее уехать. Водитель не спеша ходил вокруг машины, подолгу всматривался в мусорное царство, садился на подножку кабины и курил. Видя его миролюбие, птицы угомонились и, ещё немного покружив для приличия, опустились на землю, оккупировав одну из куч в ожидании нового привоза.
   Белочка в первый раз видела невоинственного человека. Она с любопытством наблюдала за его спокойными движениями, даже чуть привстала, едва не разрушив свое хрупкое укрытие. Но тут водитель встал, ещё раз огляделся, резко открыл дверцу, вытащил из кабины безжизненное тело себе подобного существа и поволок к кузову. Затем быстро сел в кабину, вывалил на мертвеца мусор и уехал. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что Белочка даже не успела перевести дыхание и испугаться. Не понимая, зачем ей это нужно, она разбросала коробки и побежала к таинственной куче.
   Не обращая внимания на кричащих над головой птиц, на приближающуюся новую машину, она работала с таким усердием и неистовством, как не работала ещё никогда. Ее били металлические балки, царапали торчащие из камней провода, заволакивали и закапывали гнилые овощи, больно жалила стекловата. Но сбитые в кровь руки впирались ногтями в омерзительную жижу, натыкались на ржавые банки, стекло, кирпичи, вытаскивали и вытаскивали из середины кучи хлам и отходы, проникая все глубже. Белочка не давала себе поблажек. Она вгрызалась в землю, упиралась ногами, с неимоверным усилием и криком вытягивала внутренности кучи и не останавливалась. И силы её не покидали, и упрямством она не обижена. С каждой минутой куча становилась меньше, каждое мгновение приближало её к разгадке тайны человека.
   Белочка не боялась мертвецов. Соседи так же накрывали мусором своих умерших или погибших в бесконечных сражениях собратьев. Она встречала размытые дождем захоронения и не пугалась. Они ей плохого ничего не делали. Но человека здесь никогда не хоронили. Какой он?
   И вот наконец Белочка ощутила тело погребенного. Появилась рука, туловище, шея. С удвоенной энергией она расшвыривала во все стороны целлофановые пакеты, пивные банки, пропитанную жиром бумагу, освобождая его, и вдруг увидела лицо. Белочка отшатнулась. Оно было залито гнилью, над левой бровью зияла ссадина, а из волос черной ржавчиной струилась кровь. Бедный... Как его придавило! Но тут тело шевельнулось, вздрогнули губы, и человек простонал.
   Белочка не поверила, подумала, что показалось, что это стонут тени на уходящем со свалки солнце, когда оживают в последних лучах мертвые горы, принимая диковинные очертания.
   Но тело снова шевельнулось. Белочка прильнула к груди, вслушалась и поняла, что откопанный ею человек жив.
   Что делать? Машин больше не будет, соседи вряд ли в это время откроют, самой оставаться с ним до утра страшновато. И как поведет он себя - слабый, но живой? Но не отдавать же его крысам, как люди отдают детей. Она помнит, что осталось от провалившейся прошлой зимой собаки, она знает, что раздавленных колесами чаек на рассвете уже не найдешь. Как поступить? В любом случае, нужно вытаскивать его из этой кучи.
   Белочка освободила вторую руку человека, привстала над его головой, широко расставила ноги и с такой яростью дернула за руки, что точно бы их оторвала, не будь они живыми. Однажды она нашла куклу - красивую, нарядную, почти в её рост, - но только посадила, ноги и оторвались. Затем - руки и голова. С тех пор и усвоила, что оторвать можно лишь у кукол, ведь у них нет крови и пота, что омывают и питают хрящики и косточки жизненной силой.
   У ног человека булькало и чавкало, штанина, зацепившись за провода, рвалась и трещала, как гонимый ветром трухлявый бездонный бак. Разношерстное месиво, переходя в движение, то проваливалось, то снова накрывало беднягу с ног до головы. Белочка продолжала тянуть за руки, не отвлекаясь на склянки и пакеты, не тратя силы на опять нахлынувшую волну бумаги, продолжала вытягивать из болота своего великана.
   Но силы оставляли её. Собрав последние остатки, упираясь в цементные камни, стиснув зубы и ничего не видя перед собой, она с таким остервенением и отчаянием вцепилась в запястья, что опомнилась только внизу, когда катилась с этой проклятой кучи вместе с ними. А следом, как снежная лавина, увлекая труху, вату, пыль и щебень, неслась катушка с оторванным концом кабеля. В последний миг, подпрыгнув над обескураженной Белочкой, катушка приняла смертельный удар шрапнельных и трассирующих осколков, трахнулась о землю и разорвалась, как пороховая бочка.
   Белочка отрешенно смотрела на светящееся в полутьме оседающее облако, и тут её осенило: - Вот что нас спасет!
   Соседи часто мастерят из таких вот катушек тележки. Каким-то образом соединяют колеса гнутыми трубами, привязывают между ними толстую фанеру и свозят неподъемные вещи к своим гаражам. Тележки эти ненадежны, потому и встречаются повсюду и целыми, и разбитыми. Нужно только отыскать подходящую. На один-то раз её хватит.
   Она подлезла к голове человека. Ошметки одежды, прилипшие к лицу, отрывались вместе с кожей, а из открытого рта вытекала темная жидкость, Снова прильнула к груди. Живой! Снова протерла лицо ладошкой. Терли! И помчалась по долине между высокими кучами. Не замечая, что юбка и башмаки остались в горах, бежала к тому месту, куда привозят стружку и болванки. Падала и поднималась, сбивала ноги, но летела, расправив крылья на проклятой спине, обгоняя ветер и распугивая проснувшихся крыс.
   Не прошло и получаса, как Белочка привезла спасительную тележку. Только бы она выдержала такого великана, только бы не развалилась, Но к её изумлению, человек полз навстречу ей. Окруженный крысами, пряча голову под себя, он отчаянно отталкивался изрезанными ногами и громко стонал.
   Белочка мгновенно бросилась к нему. Отогнав крыс, одним движением приподняла голову и положила её на тележку. Затем подползла под туловище и с криком "Помоги!" изо всех сил стала толкать спиной, своей горбатой спиной, тяжеленную грудь, раздавливая сухожилия и кровеносные сосуды на своем горбу.
   И человек услышал её. Он цеплялся руками за фанеру, кричал и хрипел, подтягивая тело. Торчащие гвозди впивались в живот, разрезали плоть, но беспомощный верзила, как мог, помогал Белочке. Вокруг копошились крысы, и беглецы понимали, что это - первые, за ними придет полчище... и смерть,
   Под тяжестью человека тележка тронулась. Белочка ухватилась за свисающие ноги, как за штурвал корабля. Оставалось бежать следом и выбирать дорогу под уклон, как это делают соседи, чтоб тележка сама прикатилась прямо к её дому.
   Какая она умная, смелая, сильная! Как хорошо придумала... Это же надо! Спасти человека на свалке ещё никому не приходилось. Она выходит его, залечит раны и поселит у себя.
   Каким-то чудом тележка без малейшей заминки проходила выбоины и трещины, баррикады покрышек и зловонных красок, благополучно миновала птичьи базары, словно неведомая сила, оберегая, подхватывала её и проносила через препятствия. Только у самого дома тележка остановилась и, не успев освободиться, треснула и развалилась. Белочка втащила человека в будку, заперла дверь и рухнула на пол.
   Проснулась как всегда на рассвете. Поиграла пробивающимися сквозь доски тонкими лучами, поймала жука, погладила паутину над головой и спустила ноги. Мучивший кошмар остался с ночью и ничем о себе не напоминал. Привычными движениями она зажгла керосинку, поставила чайник, умылась и стала расчесывать волосы перед треснувшим зеркалом. Вдруг замерла. Из зеркала на неё глядела прекрасная девушка. Благородные черты лица, волнистые густые волосы, спадающие на нежную, почти белоснежную шею, большие, с длинными ресницами глаза выдавали в ней красавицу. От шелковистого тела несло добротой и нежностью.
   Незнакомка отшатнулась, попятилась в глубину зеркала и протянула руку. Белочка с изумлением обнаружила, что и она тянется к ней и что повторяет её движения также изящно и красиво. Она прикрыла зеркало ладонями и девушка исчезла.
   Неужели это она? Сон, волшебство! Всю жизнь была замухрышкой, бродила по свалке, хоронясь от насмешек и дурного глаза. Она давно смирилась с уродством и не замечала его, трудясь, как белочка, на свалке. Не выпрямляя спины, добывала пропитание, потому что о другой жизни не ведала. Как белочка... Белочка? Теперь она снова будет Бэлой. Ее так нарекли в детстве, она помнит. И ещё помнит, как мама целовала волосы и вплетала в них белый бант, как сидела на коленях у человека в нарядном платье, держала механическую белочку и звонко смеялась.
   Белочка опустила руки и вновь встретилась со своим отражением. Оно улыбалось, подмигивало и что-то шептало алыми губами. Белочка невольно приблизилась к этим губам и поцеловала.
   А необъяснимое преображение готовило главную новость, В предчувствии её сердце выскакивало из груди, ноги подкашивались, на глазах появились слезы. Неужели и горб исчез? Она повернулась спиной, но, не разглядев горб в зеркале, выскочила из будки и прильнула к бочке с дождевой водой. Но и в ней увидела только лицо. Белочка с досады ударила по воде, обливая и искажая в черной бездне новые свои черты. Затем вернулась в будку, схватила зеркало, прижала его к груди и, задев по пути керосинку, которая с грохотом упала на пол, выбежала вон. Не разбирая дороги, она бежала вперед. Где-то на краю свалки Белочка без тоски и сожаления в последний раз взглянула на исчезающий в огне дом, на окутанные голубой дымкой гаражи, и улыбнулась первым чайкам.
   БОЛЬШОЙ РАЗМЕН
   Посвящается Анатолию Гантваргу
   1
   Как же душно, как тяжко, как муторно на душе. Кондиционер, устав выхватывать горячий воздух, жужжит, хрипит от бессилия, будто доживает последние минуты своей жизни. Шум прибоя украдкой заглядывает в открытое окно, но спасительную прохладу не приносит. Третий час пошел моих мучений. Нужно обязательно уснуть. Чемпионат ещё не набрал обороты, а я уже две партии сдал. Да как! По-мальчишески, по-идиотски, трусливо и скучно. Как я играл?! С ума сойти. Без борьбы, без куража. Шашки двигал с натугой, словно ставил позицию в первый раз. Полез в эти дебри, в это болото и захлебнулся в нем окончательно. Ведь видел ничью, просчитывал, упрощал. И так обделаться, так фраернуться!
   И какой идиот собрал нас в Парамарибо, у черта на куличках? Где духота обжигает легкие, где от пота на губах выворачивает и пронизывает все внутренности насквозь, где готовишься к партии в перевернутых наизнанку часовых поясах. Забыть эту дрянную игру, измотавшую, изуродовавшую жизнь. превратившую меня в энциклопедию, в компьютер, который вырвал из моей плоти все живое. Послать всех подальше, уехать домой и жить спокойно, занимаясь обычными для людей делами. Как хочется простых человеческих радостей: читать любимые книги, наслаждаться красивыми женщинами, бродить по родному Питеру долгими белыми ночами. Уйти из шашек и отдыхать, отдыхать. Слава богу, накопил. Чтоб эта проклятая доска не затмевала белый свет, чтоб эти черно-белые твари не снились по ночам, не душили, не заковывали в кандалы и не вели на эшафот.
   Спать, спать. Сотни раз проходил это пространство, построение, у кого только его не встречал. Примитивная, ничего не решающая позиция. Вирсма однажды изменил ход, кажется, в Амстердаме, но все равно ничего не добился. А тут вдруг - бац! Я глазам не поверил. Шашка встала на клетку, на которой не должна находиться при любом раскладе. Рушилась вся схема, созданная и выстраданная целым поколением гроссмейстеров. Вот это да! Ошибся, зевнул, поддался на авантюру? Или нашел новую идею? Вроде ничего не меняет в игре, а как встала. Перешагнув середину, она легко и непринужденно оторвалась от своих, вклинилась в мой авангард и как бы говорила: "Попробуй, возьми!" Обалдеть можно! Он, ухмыляясь, записал ход и ушел, а я?.. Сколько же я продумал? Этого времени хватило бы и ещё на одну партию. Поднимался флажок, а я уперся, как баран, опасаясь принять какое-либо решение. Надо было действовать, двигать вперед, как в молодости. Пусть интуитивно, авантюрно, ошибочно, но действовать, не паниковать и не впадать в транс.
   Эта шашка росла, становилась чернее остальных своих сородичей, заполонила доску, перегородив все просчитанные и непросчитанные пути, словно камень, свалившийся на горную дорогу. Она мешала моему продвижению и сковывала тылы. И мои, и его.
   Спать, спать. Черт! Две партии уже сдал в начале самого главного турнира, к которому так усиленно готовился, пренебрегая родными и убивая в себе нежность и сострадание. Вряд ли теперь получится выстрелить. Останусь вечным вторым. Поставил на карту жизнь, её и получил - бездарную, неудачную, обделенную... Ну все, спать.
   Нужно принять ещё раз душ, иначе растворишься в этой парилке, и мозги вместе с жарой унесет кондиционер в черное суринамское небо. И лови их потом, А он, по-моему, совсем отказал. Не жужжит, затих, словно прислушивается к моим мыслям.
   Завезли на край света. Экзотики захотелось! Ну - голландцы, ну протекторат... Но правит шашками пока советская школа и президент ещё наш... Все продается и покупается. Сколько ему отвалили, чтоб чемпионат проводился здесь? Плевал он на нас. Главное - престижная должность, поездки, подарки...
   Или пройтись по набережной, искупаться в ночном океане. Черт с ним, с чемпионатом. Дьявол его побери.
   - А я всегда нахожусь там, где страсть людская взывает о помощи. И унимаю её. Пойдем, ты ведь хотел искупаться.
   Что это? Вероятно, в этой гостинице такая слышимость. Но по-русски?..
   - Ты меня звал или мне показалось? Пойдем, пойдем, окунемся, заглушишь свой бестолковый огонь, что не в состоянии ни зажечь, ни согреть, ни осветить твое жалкое нутро.
   - Вы кто? И как вошли в номер?
   - Ты сам произнес мое имя. Я тот, которого люди почему-то боятся, кому приписывают страшные злодеяния, коварства и искушения, а сами порой вершат необъяснимые поступки, граничащие с сумасшествием и колдовством.
   - Но почему я вас не вижу? Если вы есть на самом деле, покажитесь.
   - Я это знаю, но ещё не решил, в каком обличии появиться перед тобой. Хочешь, отцом твоим стану или матерью? Братом, тренером, священником?.. Хотя, нет. Ты в Бога не веришь. А может быть, горячая мулатка разбудит в тебе настоящую страсть, не ту пустышку, которую пытаешься изобразить, вытягиваешь из себя по крупинке, а огонь? Эти простушки глупы, наивны, но искренность их и сопереживание во время совокупления подкупают. Кем стать? Кому безоговорочно ты веришь?
   - Я не знаю. Лучше видеть правду, наверное.
   - Не испугаешься моего вида? Бывало, люди только посмотрят на меня и уже ничего потом не соображают. Зачем тогда звали? Знали, на что шли. Я ведь не пугаюсь вашего уродства. Вы созданы по подобию божьему, потому и несовершенны. А мои возможности безграничны. И, если доведется мне создать себе подобное существо, оно будет совершенным, всемогущим и бессмертным.
   Мое тело холодное, как у змеи, из панциря, что покрывает мои конечности, вылетают с криком и шипением миллионы огнедышащих ртов. Если видел по телевизору орлиное гнездо с раскрытыми клювами птенцов, то можешь представить это великолепие. Сотни глаз без зрачков соединены в одной впадине и обрушиваются на предмет воззрения, как пчелиный рой. Нежные волосы трепетно обволакивают мои уши, нос и голосовые связки...
   - Бред какой-то. Я, наверное, сплю. Пора заканчивать играть, иначе точно попаду в психушку.
   - Ты и так в неё попадешь, но это будет потом. Бросить всегда успеешь. А ты докажи, прежде всего себе, что лучше их, что талант твой непревзойдённый, что годы изнурительного труда не прошли напрасно.
   - Но не каждому дано быть чемпионом мира. Их - единицы.
   - Да если хочешь знать, они все ко мне обращались, все со мной говорили, просили, умоляли. И я им помогал.
   - Вон оно что?
   - А ты как думал? Просто так они восходили на Олимп? Я их делал гениальными. Их мозг творил такие чудеса, что любой компьютер сгорел бы от перенапряжения. Это безмозглое создание когда-нибудь настолько осмелеет, что тоже явится ко мне. И я не уверен, какой будет его просьба и чем она отличится от человеческой. Гениальность - это состояние, а не работа двух полушарий. Состояние легкости, воодушевления и игры. Великие открытия человечество сделало именно в этом состоянии. Их было мало, этих открытий, и не так уж много будет, поверь мне. Люди разгадали тайну атома, но за ней - пустота. Бог позволил лишь приоткрыть завесу, а вы и довольны. И ринулись туда, хотя разгадка жизни совсем не там, куда он указал. Свет губителен для всего живого. Он несет рождение, но и быстрое увядание. Нужно быть хитрее. Поблагодарить за зачатие и отказаться от него. Только тьма способна дать умиротворение, только забвение приблизит вас к бессмертию. Жестоко? Да. Чудовищно? Да! Но это так. Люди алчны, дики, слепы и глупы. Легкость и игра воображения им не доступны. Лишь во сне, может быть, когда отлипают от обрюзгших и разомлевших тел злоба, похоть и лицемерие. Они рыщут в бесталанной куче, копаются, как в навозе, выискивая вонючее зерно. Они думают, что отыскали звезду, но дерьмо всегда остается дерьмом, как бы его не отмыли и не переварили. Только единицам я помогаю вылезти из вашей навозной кучи с дурманящей вонью и засасывающей тиной. Только их я одариваю своим благоденствием и награждаю духом победителя. И этот дух не покинет моего избранника до самой смерти. Хочешь быть гением?
   - Я не знаю.
   - Я сделаю из тебя гениального шашиста. Тобой будут восхищаться, о тебе напишут книги, создадут фильмы, твое творчество проштудируют потомки. В далекой галактике назовут звезду твоим именем. Ты будешь первым до конца своих дней. Непобедимым, непревзойденным! Чемпион мира - Александр Дымов! Звучит?
   - Я теперь ничего не знаю. Явь ли это? А что нужно взамен?
   - Брось ты. Ничего не требуется отдавать и тем более продавать. Это богобоязненные дельцы, гордо именующие себя носителями истины, выдумали такую присказку, чтоб побольше завлечь на свои сборища людишек и упиваться властью над ними. И заметь, они боятся Бога, но не меня. Дать им возможность проповедовать мои истины, они проклянут своего Спасителя так же, как проклинают сейчас меня. И запомни, что гениальность - это не всегда искра божья, но и мои скромные плоды.
   - Наверняка потребуешь сердце мое? На меньшее не согласишься. Или жизнь?
   - Вот это уже другой разговор. Но жизнь мне твоя не нужна. Зачем она мне? Меня больше интересует грядущее, что посильнее тебя, в кого вселится твоя душа, и на чьей стороне она будет сражаться при Армагеддоне.
   - Он все же будет?
   - Обязательно. И, переходя из поколения в поколение, душа выхлестнет из себя былое предназначение, наполнится иной силой, более правдивой и искушённой, и припадет к моим ногам. Но это будет не скоро, оно тебя не должно беспокоить.
   - То есть людей ждут страшные муки, испытания, наказания...
   - Страшно не то, каким видится вам конец света. Ужас в тон, что в каждом из вас в груди томится маленькая частичка, крохотное зернышко того, кого любить давно уже не следует. Эта мелочь туманит вам мозги, травит так называемой любовью. А он вас бросил и огонь свой исцеляющий переметнул в другие миры, где ему вольготно, а моя власть ещё не так сильна.
   - Это правда?
   - Я всегда говорю откровенно. Так честнее. Ты мне - душу, я тебе славу. Это же вы придумали, что у правды две стороны. Какая ерунда! У правды столько сторон, сколько нужно. Вы, наверное, имели в виду Его правду и мою. Чушь! Каждая секунда, каждое мгновение рождает свою правду, и в какой в этом бесконечном множестве ты оказался, та и твоя. Она одна для тебя и бесконечна для других. Малейшее замешательство, задержка дыхания, и ты окажешься в другом времени и в другой праще. Хочешь, я расскажу, каким будет твое будущее, если не согласишься на мое предложение. Оно довольно-таки обыденное и не яркое. Не погибнешь, нет. Ты бросишь шашки и устроишься санитаром в дурдом, закончишь институт и найдешь призвание в психиатрии. Но она тебя не выведет к высотам. Женившись, уедешь в Германию (не в ГДР, её предадут твои убогие правители), займешься бизнесом и прогоришь. Но жить будешь долго, бедно и неинтересно. По помойкам лазать не будешь, но на пропитание и на подарок жене заработаешь. О тебе все забудут, и ты всю жизнь будешь страдать от того, что не послушал меня. Соглашайся, и я сделаю из тебя гения.
   - Почему именно из меня?
   - Ты горд, самолюбив, талантлив, не стар и готов на все ради цели. Ты азартен, коварен и злопамятен. Ненавидишь не только соперников, детей и жен их, но и саму игру, которой отдал большую часть жизни.
   - Врешь ты все!
   - Нет, это правда. И ты сам её знаешь. Она тебя измотала, высосала все силы и все, так или иначе связанное с нею, ты ненавидишь до такой степени, что готов взорвать с ней весь мир, всю Вселенную вместе с собой. А это невозможно. Ты слабый и ничтожный человек и, к тому же, ничего другого делать не научился, потому и смирился. Лучшего избранника мне не найти. Соглашайся, и получишь все, чего пожелаешь.
   - Но как я буду жить без души? Разве это возможно?
   - А ты её чувствуешь? Да и на что она тебе? Ты получишь славу, деньги, уважение сильных мира сего, большинство которых уже бездушные. Появятся прекрасные женщины, роскошные виллы, автомобили, игорные дома. Ты будешь непобедимым.
   - Трудно в это поверить.
   - Чудак человек, сегодня же начнешь выигрывать и станешь чемпионом.
   - А после смерти попаду в Ад.
   - Вначале будет суд, там мы и определим, где тебе находиться, посмотрим, выполнил ли свою миссию и как подготовился к смерти.
   - Кто это - мы?
   - Бог и я. И тебе, мой друг, повезет, что я буду вторым судьей и в обиду тебя не дам.
   2.
   Надо же... Кому рассказать, не поверят. Да и кто будет слушать, если прознают, о ком идет речь. Почему он выбрал именно меня? Неужели дела мои настолько плохи, неужели я к этому готов? Приговорен, и душа бьется в заточении. А нужна ли она мне, коль смогу жить и без нее? Вернее, с чужой душой, отработанной. И жить красиво, достойно, наслаждаться сокровищами своего таланта. Черт с ней, с душой!
   Ничтожество, завистник, пустозвон. Не по правилам жил, не по совести и закончу. Но великие люди по правилам никогда и не жили. Возьми Пита Роозенталя. Мальчиком пошел наперекор всему шашечному миру, доказал, что коловым построениям и охватам принадлежит будущее. Пацаном громил всех мэтров, которые не смогли перестроить тупое мышление. Жить, как все, делать то, что все делают, - это быть незаметным, слабым, неудовлетворенным. Это слиться в одну серую толпу и мечтать лишь о том, чтобы, не дай бог, эта толпа тебя не вышвырнула. Для неё и выдуманы законы. Что в ней происходит, меня не интересует. Я же не серость, не шелупонь какая?