Крамер Марина. Королева мести, или Уйти навсегда

   Прихватив полотенца, они пошли в баню, где Егорка, к удивлению, долго и совершенно спокойно лежал на полке в парилке и даже позволил Женьке пару раз хлопнуть себя веником.
   – Наш человек! – определил Хохол, заворачивая разомлевшего от пара мальчика в полотенце. – Ты погрейся пока, котенок, а я бойца унесу, спит вон уже. Смотри, как быстро разморило его… – Он заботливо прикрыл голову Егорки краем полотенца, закутал сверху еще и своей курткой и понес в дом, а Марина легла на полок в парилке, растянувшись на прогретых, чуть пахнущих смолой досках.
   Женька вернулся быстро, закрыл дверь и скинул с себя спортивные брюки, присоединяясь к ней:
   – Соскучилась, маленькая? – Его руки легли на ее живот, поползли вверх, к груди. – Господи, Коваль, я так по тебе тосковал… Кто бы мне сказал, что я буду мириться с девчонкой, которая моложе меня почти на десять лет, у которой такой стервозный характер, которая будет издеваться надо мной похлеще, чем вохра на учениях… Маринка, я ведь действительно тебя люблю.
   Она засмеялась, ложась на бок и подпирая голову кулаком, Хохол устроился рядом, спрятав лицо на ее груди и прижавшись всем телом.
   – Женя… не уходи больше, ладно?
   – Родная моя, да теперь не выгонишь, даже если захочешь! – засмеялся он, водя языком по ложбинке между грудей. – Никогда… Знаешь, я понял одну простую вещь – вы моя семья, ты и Егор, и без вас мне просто жить незачем. Ну встал, поел, тусанулся туда-сюда – а потом-то что? А вот приехали вы, и все приобрело смысл какой-то, есть сын и есть ты, и каждому я должен время уделить, по головке погладить хотя бы…
   – Да, а меня не только по головке. И не столько по ней! – Марина потянула его за ухо, и он совершенно серьезно согласился:
   – Тебя – не столько. Но признайся, тебе приятно, что я стараюсь заботиться о тебе?
   – Жень, а кому это не приятно? Все любят внимание.
   – Ну все или не все, а ты-то просто королева среди прочих! И я даже понял, почему так. Тебя в детстве никто не гладил по головке, не дул на разбитую коленку, не прикладывал холодную ложку к синякам, правда? Ну так теперь ты в каждом мужике ищешь заботливого папочку.
   – Это плохо?
   – Нет, котенок, это нормально. Но при этом ты не умеешь принимать эту заботу, сворачиваешься в клубочек, как ежик, и колючки выставляешь. – Улыбаясь, Женька убрал с ее лица волосы и прикоснулся губами ко лбу. – А я ведь не сделаю ничего, чтобы тебе навредить, ты же сама знаешь.
   Марина обняла его, прижимаясь к влажному телу, и молча кивнула головой. Во многом он был прав – она бессознательно искала среди мужчин того, кто смог бы заменить ей отца, который появился у нее только в очень взрослом возрасте, старалась компенсировать себе отсутствие отцовской любви и заботы. И эту заботу дарили сперва Череп, потом Малыш, а теперь вот и Хохол… Хотя, видит бог, непросто им это давалось.
 
   Они спали втроем, прижавшись друг к другу вплотную, и Женька то и дело набрасывал край одеяла на Маринино голое плечо, боясь, что замерзнет. С утра, забрав проснувшегося Егора, он стал собираться:
   – Идем-ка к бабушке, пусть мамуля наша поспит, только вот тряпки твои прихватим…
   – Мама! – Егорка решил на дорожку все-таки разбудить мать, но Хохол решительно выставил его из комнаты:
   – Тут постой и помолчи, горлопан! Сейчас приду.
   Он порылся в сумке, которую никто вчера не разобрал, нашел Егоркины вещи и тоже вышел, закрыв плотно дверь. Марина снова задремала и проспала часов до одиннадцати, проснувшись от запаха пирожков с капустой, которые неизменно пекла в ее приезды баба Настя. Закутавшись в халат, Коваль вышла на кухню и застала там милую картину – бабка лепит пирожки, то и дело поворачиваясь к плите и сбрасывая очередную порцию со сковороды в большой таз, Хохол курит в углу возле русской печи, а Егорка восседает за столом, весь по уши в муке и с куском теста, который нещадно мнет ручками, повторяя бабкины действия.
   – Вот и мамка встала, смотри, внучек, кто пришел! – не прерывая занятия, проговорила баба Настя, обращаясь к Егору, и тот повернулся к Марине.
   – Мама! На! – И протянул кусок теста, который перед этим тискал.
   Хохол засмеялся, сунув окурок в печку:
   – Сынуля пирожок тебе состряпал, видишь, котенок, как хорошо двух мужиков иметь!
   – Спасибо, родной! – она поцеловала Егорку в перепачканную мукой щеку. – Мы его сейчас на сковородку положим, и потом мама его съест, хорошо? Доброе утро, баба Настя.
   – А мне – не доброе, что ли? – Хохол обнял ее сзади за талию и поцеловал в шею, отведя в сторону волосы.
   – И тебе тоже, – Марина повернулась к нему, чмокнув в щеку. – Пойдем, польешь мне, умоюсь.
   – Ну пойдем.
   В сенях было холодно и сыро, Коваль поежилась, пробуя пальцем ледяную воду в ведре и представляя с содроганием, как Женька с утра обливался такой водичкой на улице.
   – Сейчас чайник принесу, а то тебе неприятно будет. – Хохол прекрасно знал, что она с трудом переносит холод, потому принес чайник и урегулировал, так сказать, несоответствие.
   Умывшись, Марина окончательно проснулась, подобрала волосы кверху и посмотрела на Хохла – тот улыбался.
   – Ты чего?
   – Никак не привыкну, что здесь ты просто моя жена.
   Она потрепала его по затылку, поцеловала в нос и пошла в кухню, где баба Настя только закончила выпечку, убрав со стола муку и выставив таз с румяными теплыми пирогами.
   – Где пропали? Садитесь, пока горячие. Жень, молоко прихвати из холодильника, – распорядилась она, доставая из шкафа кружки.
   Марина усадила Егорку на колени, разломила перед ним на тарелке пирожок и подвинула стакан с молоком.
   – Мама, на! – он тут же схватил половинку и попытался засунуть ей в рот. Пришлось подчиниться и откусить.
   – А теперь сам.
   – Нет, мама, мама! – Егорка не отстал до тех пор, пока она не съела весь пирог с его тарелки, и только после этого согласился есть сам.
   – Смотри, какой заботливый! – покачала головой баба Настя, глядя на их маневры. – Как тут и был, надо же!
   – Ну ты сказала, бабка! – возмутился Женька. – Он же наш, Маринка ему мать!
   – Ну-ну, – кивнула бабка. – Только глядите, как бы Нателкина кровинка не проснулась в пацане, нахлебаетесь тогда. Не родной он вам.
   – Опять?! – взвился Хохол, вскакивая из-за стола. – Что ты каркаешь все время, как ворона старая?! Что в нем проснется, когда он и не знал ее толком? Маринка – его мать, а отец у него был такой, что тебе и не снилось, – грамотный, образованный, не быдло какое-то! И не смей вообще больше об этом заговаривать!
   – Сядь на место! – негромко приказала Марина, не поднимая глаз от тарелки. – Ну?! – И, когда Женька сел, взглянула ему в глаза. – Что разорался?
   – Пусть думает, что говорит!
   – Я сказала – не ори. Ребенка напугаешь.
   – Да идите вы!.. – Он вскочил, перевернув табуретку, и выбежал из дома, хлопнув дверью.
   Егорка вертел головенкой, пытаясь понять, что происходит, а потом вдруг заплакал, ткнувшись личиком Марине в грудь. Она встала, заходила по комнате, успокаивая его, но он не прекращал, всхлипывал, подрагивая плечиками, и тогда бабка поднялась и забрала его, направляясь в маленькую комнату и указав Марине глазами на дверь – выйди, мол. Та прихватила куртку и вышла во двор, закурила, сев на лавку. У сарая Хохол махал топором, раскалывая огромные чурки – злость разгонял.
   – Жень, остановись на минутку. – Но он не реагировал, продолжая опускать топор на ни в чем не повинные чурки с такой силой, что они разлетались в щепки. – Хохол! Ты оглох, что ли?
   – Ну?
   – Что – ну? Сюда подойди, – покачивая ногой в такт его ударам, проговорила Коваль.
   Женька отбросил топор и приблизился к ней:
   – Говори.
   Она отбросила окурок, встала и обняла его за шею, прижавшись всем телом. Хохол ошалел, ожидая чего угодно, только не этого.
   – Ну что ты, мой мальчик? Что ты так вызверился на старую бабулю? Прослушай и не реагируй, мы-то с тобой знаем, что все будет так, как мы сами решим, как воспитаем. Ну, Жень… перестань, любимый мой, не надо так…
   – Господи, котенок, я так испугался вдруг – а если она права и Егорка станет каким-нибудь…
   – Ну каким? – перебила она, разглаживая пальцем складку между бровей. – Каким он может стать рядом с нами? Мы же все сделаем, чтобы он рос нормальным, чтобы все у него было, правда? И ты научишь его всему, что сам умеешь…
   – Ага, как разборки вести и стрелки забивать! – вздохнул Женька, садясь на лавку и усаживая Марину на колени. – Мы ведь с тобой уроды, котенок, если по обывательским понятиям судить.
   – Пусть. Нам нет дела до этого. И Егор никогда не будет таким, какие мы с тобой, никогда не будет заниматься тем, чем мы.
   – Да, котенок, не будет, – эхом откликнулся Хохол, покачивая ее на коленях.
 
   …Они прожили у бабки десять дней, пока она лечила Егорку, и все эти дни Марина пыталась помирить их с Женькой, но настырный Хохол не мог простить бабке слов о том, что Егор не их сын. Как Марина ни пыталась убедить его в том, что она не со зла сказала, ничего не помогало – Женька упорно игнорировал бабку, не разговаривая с ней. Но и сама баба Настя осталась при своем мнении, хотя к Егорке привязалась и проводила с ним много времени, рассказывая ему какие-то старые сказки. Да и он тоже доверчиво жался к бабкиным коленям, мог подолгу стоять возле ее кресла, завороженно глядя за тем, как мелькают спицы в ее вязании. В день отъезда Егорка назвал ее бабой, и старушка всплакнула, расчувствовавшись:
   – Внучек ты мой, умница моя! Ты уж приезжай к бабушке, не забывай! Маришка, летом-то приехали бы, пусть бы Егор на воздухе побыл, тут все же лес рядом, речка, разве в городе-то так хорошо?
   – Конечно, баба Настя, обязательно, – пообещала Коваль, обняв ее и целуя в морщинистую щеку.
   Женька возился у машины, даже не подошел попрощаться, за что Марина всю дорогу его ругала.
   – Перестань, котенок, это наши с ней разборки, ты ни при чем здесь! Тебя она любит, хотя я так и не понял, как это вышло, – она обычно всех девок моих шалавами называла, а с тобой, вишь, как дружит! – отмахнулся он, и Коваль засмеялась:
   – Так до меня шалавы и были, сам же рассказывал! А я девушка серьезная и приличная!
   – Ага! – фыркнул Женька. – Знала бы она про твои «приличия»!
   – Так она и знает, и ей, кажется, все равно…
   Через три дня после возвращения Марины из Горелого позвонил Младич:
   – Марина Викторовна, я хотел бы увидеться с вами перед отъездом, это возможно?
   – Вы уезжаете? – разыграла искреннее удивление Коваль, хотя прекрасно знала даже номер рейса.
   – Да, контракт кончился. Так я могу рассчитывать на встречу?
   – Хорошо, давайте встретимся сегодня вечером в моем ресторане. Не возражаете?
   – Отлично. Тогда в семь?
   – Договорились.
   Хохол, наблюдавший за ней во время этого разговора, недовольно поморщился:
   – Я думал, мы проведем вечер вдвоем.
   – А я его и проведу вдвоем. Но не с тобой, к сожалению. Ты останешься дома, дорогой.
   – А что так? – напрягся вдруг Женька, подозрительно глядя на Марину.
   – А то – я не на свидание еду, а по делу, мне нужно заставить этого черта остаться здесь и работать с моей командой дальше. А если со мной поедешь ты, то все превратится в обычный вечер с выпивкой и ничего не значащим трепом. – Она поцеловала Женьку в щеку. – Не обижайся, любимый, я решу все проблемы и вернусь, а тогда – делай все, что захочешь…
   – Смотри – ты сама это сказала, – хищно улыбаясь, прошептал Хохол ей на ухо, и Коваль вздрогнула от предвкушения умопомрачительной ночи.
   Ровно в семь вечера она сидела в татами-рум своего ресторана в компании главного тренера, одетого, как всегда, в безупречный костюм от «Армани», благоухающего дорогущей туалетной водой и вообще излучающего удовлетворение жизнью. Он расслабленно возлежал на диване и смотрел на Марину с нескрываемым интересом.
   – Ну что, господин Младич, давайте о делах, – предложила она после второй чашки саке, и он вальяжно улыбнулся:
   – О каких делах, Марина Викторовна? Мой контракт закончился, я уезжаю в Москву, буду рассматривать другие предложения.
   – А они уже есть?
   – Пока нет, но, думаю, поступят.
   «Самоуверенный какой, – подумала Коваль, внимательно глядя на него. – А если не поступят, тогда как?»
   – А рассмотреть возможность продолжения нашего сотрудничества вы не желаете?
   – Мне кажется, я выполнил условие, поставленное вами – команда удержалась в тройке лидеров, так чего вы еще хотите? Это, в принципе, потолок, даже выше, скажу честно. – Младич подцепил палочками суши и довольно ловко окунул в соус.
   – Вы думаете?
   – Тут думать не надо, и так все видно.
   – Скажите прямо, Мирослав Йожефович, вы не хотите работать здесь потому, что президент клуба – женщина?
   – Побойтесь бога, Марина Викторовна! – захохотал Младич. – Мне казалось, мы неплохо ладили, вы не лезли в мои дела, а я не вникал в ваши! Но Москва есть Москва, вы же понимаете! Там совсем другие возможности, другие задачи…
   – Другие деньги, – подхватила Марина в тон ему, и он согласно кивнул.
   – Да, и деньги другие.
   – И дело только в этом? – Она продолжала изучать его лицо, но на нем не дрогнул ни один мускул, не пробежало ни тени.
   – И в этом тоже, но отчасти. Скажу откровенно – у вашего клуба нет перспективы, и футбол здесь… местечковый, что ли. Уровня нет.
   – Так давайте сделаем этот уровень – в чем проблема? – пожала плечами Коваль, вытаскивая сигарету.
   Младич уставился на нее так, словно перед ним сидела не Марина, а какое-то инопланетное существо, предложившее ему полет в другую галактику.
   – Вы понимаете, о чем говорите? Вы рассуждаете, как дилетант на трибуне, простой болельщик, не искушенный во всех подводных течениях и всей околофутбольной кухне. Что значит – сделаем уровень? Вы стадион свой видели? Это ж полигон для учений танковых частей, а не футбольный газон. А ваша база? Санаторий для умственно отсталых инвалидов! Куда вы лезете, милая барышня? – Младич кипел праведным гневом, а Коваль совершенно спокойно за ним наблюдала.
   – Мирослав Йожефович, я прекрасно понимаю, что легче и быстрее взять почти готовую команду, с хорошей базой, отличным стадионом, приличной материальной поддержкой, где-нибудь поближе к Москве, а вообще идеально – в самой Москве, чуть-чуть доработать – и ты в полном шоколаде, супертренер. А вот если попробовать взять такую команду, как моя, далеко от центра, в глухой глубинке, создать все с нуля и привести ее в Высшую лигу? Вы не думали об этом?
   – Куда привести?! Да с вашей командой только первенство водокачки можно выиграть, и то, если очень сильно напрячься! – заявил он, не понимая, шутит эта непростая девица или говорит серьезно.
   – Да? А вы попробуйте, – посоветовала она, отпивая саке и обмахиваясь большим веером.
   – Что? Стать чемпионом водокачки?
   – Я не понимаю вашего сарказма, господин Младич. Ведь большинство игроков были приглашены сюда по вашей просьбе, если я ничего не путаю.
   – Да, но…
   – А не надо никаких «но», – подавшись вперед, перебила Коваль. – Я ведь абсолютно серьезно предлагаю – давайте создадим здесь команду, способную к соревнованиям на высшем уровне. Стадион я построю за год, причем такой, что и в Москве не снился никому – крытый, с раздвижной крышей и натуральным газоном, базу тоже приведу в порядок. Игроков начнем растить своих, создадим школу. Я понимаю, это выглядит нереально, но ведь если приложить усилия, то результат обязательно будет.
   Младич был в шоке, он никак не мог переварить все, что она сейчас наговорила и напланировала. Коваль снова закурила и выжидающе смотрела на растерянного тренера.
   – Мирко, соглашайтесь, я серьезно. Я сделаю все, что пообещала, я никогда не бросаю слов на ветер.
   – Вы хоть понимаете, КАКИЕ это деньги? – выдохнул, наконец, Младич, проморгавшись.
   – Разумеется.
   – И они у вас есть?
   – Есть, – кивнула она. – Я ведь богатая вдова, Мирко. Мой муж владел огромной строительной корпорацией, после его гибели она принадлежит мне. Да и без этого я весьма небедная девушка – у меня крупная сеть ресторанов и казино, если вы этого не знали. Так что деньги – самая меньшая из всех проблем.
   – А самая большая?
   – Вы, – абсолютно серьезно ответила Коваль.
   – Я?!
   – А что вас так удивило? Мне нужен тренер, способный воплотить мои мечты в реальность, и он есть, но почему-то сидит сейчас и тупо упирается, отказываясь от перспективы. Странно, да? Вы когда-нибудь работали в Высшей лиге, Мирко?
   – Нет.
   – Тогда я вообще ничего не понимаю – вам предлагают это на блюдечке, а вы отмахиваетесь. Да, это случится не завтра, но случится же! Даже если без вас. Представьте, как обидно будет сознавать, что именно вы могли бы привести мою команду к такому результату?
   – Вы сумасшедшая, Марина Викторовна, – выдохнул Младич, и Коваль поняла, что выиграла.
   – Я это знаю. Так вы обдумаете мое предложение?
   – А есть выбор? – засмеялся он, беря ее за руку.
   – Думаю, нет.
   Младич еще долго смеялся, но смех этот был уже не издевательским, а каким-то скорее нервным – он и сам не понял, как дал так быстро уговорить себя ввязаться в эту авантюру. Но Марина никогда не отступалась, уж если ей что-то было надо, шла по головам, но свое получала, и на сей раз тоже это удалось. Вот он, главный тренер, сидит готовенький, предвкушает большие деньги и немалые перспективы. В принципе, он-то ничего не потеряет, в случае неудачи просто уедет в свою Москву, а вот она, Коваль, кучу денег вложит, и еще не факт, что все получится. Но теперь уже поздно отступать.
   – Так может, мы все же перейдем на «ты», раз предстоит долгая и тяжелая работа? – предложил Младич, дотягиваясь до кувшинчика с саке.
   – Почему нет? – согласилась она, обмахиваясь своим бело-черным веером.
   Они выпили, глядя в глаза друг другу, и Младич вдруг улыбнулся:
   – Знаешь, я подумал, что мне придется везти сюда жену, раз уж я тут надолго.
   – Не проблема. Любая квартира в любом районе города – твоя, только выбери.
   – Я не о том. Понимаешь, я не думаю, что это удачная идея – проводить с ней много времени вряд ли смогу, по роду деятельности буду вынужден общаться с тобой больше, чем с ней.
   – Вынужден? Хорошее определение! – усмехнувшись, Коваль отложила веер, взявшись за палочки и дотягиваясь до блюда с роллами.
   – Ты не так меня поняла – общение с тобой не в тягость, скорее наоборот, и этого-то я и боюсь. Моя жена жутко ревнива, хотя по идее ревнивцем должен быть я – она моложе меня на десять лет.
   – Я была моложе мужа на четырнадцать и ревновала его крайне редко, да практически вообще не ревновала.
   – Ты рано вышла замуж?
   – Скорее поздно, мне было двадцать семь лет, – она закурила, удивляясь в душе самой себе – никогда не говорила с чужими о своей жизни, о своем муже. – По нынешним временам – старая дева.
   – Ну, все бы такими были! Я уверен, что твой муж с тебя глаз не сводил, боялся, что уведут.
   – Ты удивишься, но у нас был очень странный по обывательским понятиям брак – я гуляла, как кошка, а Егор практически никогда не выказывал недовольства, не пытался образумить меня, понимая, что бесполезно, – я такая, какая есть, и пытаться переделать меня смысла нет.
   – Я убил бы тебя, если бы ты была моей женой.
   – Так поэтому я и не твоя жена! И вообще – не слишком ли ты влез в мою личную жизнь, господин тренер? Пора домой, меня ребенок ждет.
   – В двенадцать часов? Да он спит уже давно, – возразил Младич. – Может, мы поедем куда-нибудь в другое место?
   – Нет, мы не поедем в другое место, – решительно отказалась Марина, вставая. – Тебя отвезти в гостиницу?
   – Нет, доберусь сам. – Младич был явно раздосадован отказом.
   – И все же я настаиваю. Ты поедешь с моими парнями, так будет спокойнее.
   – Зачем тебе такая толпа охраны? – спросил он, когда они вышли на улицу, а рядом моментально оказались Сева и Гена.
   – Жизнь такая. Гена, отвезете господина Младича в гостиницу, – распорядилась Марина, садясь в свой джип. – Увидимся через неделю, Мирко! – она помахала рукой в приоткрытое окно и велела Юрке ехать домой.
 
   Хохол не спал, ждал, сидя в каминной перед огнем с банкой пива в руке.
   – Ты опять из банки хлещешь? – Марина подошла и отняла у него жестянку. – Ну, Жень, ты ж не шпана в подворотне, правда?
   – Иди ко мне! – игнорируя нравоучения, проговорил Хохол и, когда Коваль приблизилась к его креслу, усадил на колени и впился в ее рот, размазывая по лицу красную помаду. – Почему так долго?
   – Упирался господин Младич, пришлось долго уговаривать, – обняв его за шею, промурлыкала она.
   – Не спрашиваю, как тебе удалось это, – просто не хочу знать.
   – Охренел совсем?! Ты это о чем? – Коваль уперлась руками в его грудь и отстранилась.
   – Не кричи. Ну-ка… – Его рука скользнула под платье, и Марина инстинктивно сжала ноги, разозленная его подозрениями. – А что такое? Ты ведь любишь, когда я тебя глажу.
   – Достал! Что ты себе позволяешь? – возмущенно спросила она. – Как ты можешь не доверять мне?
   – Доверять – тебе? – усмехнулся Женька, одергивая платье. – Я что – лох какой-то? Как можно доверять бабе, у которой в мозгах один секс, а, Коваль?
   – Хочешь, я тебе по морде врежу? – поинтересовалась она, убирая его руку со своей ноги.
   – А если в ответ получишь? – в тон ответил Хохол, возвращая руку на место. – Ты ж понимаешь, что я могу и не стерпеть, как всегда, а просто взять и ответить.
   – А сможешь?
   – Да за не фиг делать! – совершенно серьезно заверил Женька, и что-то подсказало ей, что он не шутит.
   – Может, мы прекратим ругаться? – попробовала Марина зайти с другой стороны. – Я устала…
   – Ага, расскажи мне, как ты устала! – кивнул Хохол, осторожно выдергивая из ее прически прядь волос и наматывая ее на палец. – Устала языком молотить, что ли?
   – И это тоже. Такой противный гад оказался!
   – Ты мне зубы-то не заговаривай, между прочим, – не повелся Хохол.
   – Нет… слушай, а пойдем в бассейн? – вдруг предложила она. – Прикинь, какое там эхо – ты рехнешься.
   Хохол заржал от души, но остался доволен фантазией, встал и понес ее вниз, в выложенный изумрудной кафельной плиткой бассейн. Там было прохладно и темно, но Женька включил подсветку воды и повернул регулятор температуры, и, пока он неспешно раздевал ее, воздух нагрелся. Хохол получал удовольствие, прикасаясь к Марине то нежно и осторожно, а то грубо и больно, так больно, что она вскрикивала, и это еще сильнее возбуждало его. Она уже была раздета, а сам он продолжал стоять в джинсах и черной футболке, не торопился раздеваться – это несоответствие только усиливало эффект, Женька ощущал себя полновластным хозяином, которому стоит только головой кивнуть – и любое желание будет удовлетворено в полной мере и без возражений.
 
   …Коваль плотнее закуталась в большое полотенце, поджав под себя ноги, и наблюдала за тем, как Хохол курсирует туда-сюда по зеленоватой воде, подсвеченной снизу маленькими яркими лампами. За эти годы она успела привыкнуть к нему, даже по-своему полюбить, он был ей нужен, ухитрился стать частью ее жизни. Марина смотрела на него и понимала, что, кроме него, ей и надеяться-то больше не на кого – отец далеко, да и нет с ним никакой близости в принципе, брату сейчас тоже не до нее – развод какой-то выдумал… А Хохол всегда рядом, он понимает ее и знает, он любит ее и старается принять такой, какая есть, хотя дается ему это с бо-о-ольшим трудом.
   – Ты чего, котенок? – отфыркиваясь и мотая головой, Хохол выбрался из бассейна и присел перед ней на корточки. – О чем думаешь?
   – О тебе, – улыбнувшись, Марина погладила его по выбритой наголо голове – недавно он все-таки вернулся к давнишней прическе, удивив и обрадовав Марину.
   – И это приятно, – Женька склонил голову ей на колени, сев на пол. – Ты думаешь обо мне – это уже что-то, дорогая моя.
   – Жень, перестань, не надо. Эти пустые разговоры так выматывают, если б ты знал! Почему я должна тебе вечно что-то доказывать, оправдываться? Тебе постоянно требуется подтверждение того, что я с тобой, что не свалила никуда.
   – А чему ты удивляешься? – поднял глаза Женька. – С такой бабой, как ты, постоянно нужно рукой по койке шарить – на месте или нет.
   Коваль засмеялась, вставая из шезлонга и направляясь в сауну:
   – Идем, я так сильно замерзла, что уже ничего не чувствую.
   Хохол оторвался по полной, натерев ее какой-то настойкой и плеснув на каменку своим любимым эвкалиптом, от которого в голове мутилось. Марина хватала горячий воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок, но Женька не выпускал ее из сауны до тех пор, пока она не взвыла и не пригрозила не пускать его в спальню. Пока Марина приводила в порядок волосы, Женька заварил свежий зеленый чай с лотосом и принес прямо в постель, осторожно опустил поднос с чашкой на кровать и уселся рядом. Напиток источал такой изумительный запах, что Коваль зажмурилась от предвкушения неземного наслаждения.
   – И как ты его пьешь с таким удовольствием? – поинтересовался Женька, забираясь под одеяло и устраиваясь поудобнее. – Ведь отрава форменная, ни вкуса никакого, ни цвета.
   – Ага, чифирь из «Цейлонского» куда круче! – согласилась она, отпивая глоток чая.
   – Да что ты про это знаешь, женщина? Это ж настоящий кайф, блаженство!
   – Ну еще бы! – фыркнув, Марина поставила чашку на поднос. – Видела я, как ваши морды выглядят от этого блаженства! И вообще – давай спать, уже третий час ночи, если ты заметил.