Крапивин Владислав Петрович. Болтик

   – Чего тут расхулиганился? А ну иди отсюдова!
   Это над забором появилась женская голова. Наверно, хозяйки огорода. Максим увидел тюрбан волос, обмотанный розовой косынкой, мелкие сережки и злющие глаза. Сначала он вздрогнул, а потом удивился:
   – Разве я хулиганю? Я играю.
   – "Играю"! Ишь размахался!
   Максим пожал плечами.
   – Вам разве жалко? Я старый репейник рублю.
   – Домой иди и руби что хочешь!
   "Дура какая-то", – подумал Максим, но вежливо сказал:
   – Это же не ваш репейник. Он на улице растет.
   Тетенька в розовой косынке несколько секунд хлопала губами и набирала воздух. Потом взорвалась:
   – Ишь!.. "Не ваш"!.. Еще культурный на вид, а какой! Как со старшими… Сейчас собаку отцеплю!
   Максим не испугался собаки. Но зачем связываться? Он пошел. Он даже не очень расстроился, а просто думал, какие разные встречаются люди…
   Щепка стала зазубренной и теперь не годилась для оружия. Но все-таки было жаль ее – ведь она только что служила саблей.
   В конце переулка, где уже виднелась улица Титова и мелькали желто-красные троллейбусы. Максим заметил синюю лужу. Наверное, она осталась от ночного дождика. Вот и хорошо! Пусть щепка станет корабли– ком. На краю тротуара Максим подобрал пустой спичечный коробок. Щепка – это корпус корабля, коробок – штурманская рубка. Счастливого плавания!
   От парохода углом разбежались волны, и он ушел к другому берегу. Но Максим на тот берег не спешил. Он сидел на корточках и смотрел в перевернутое небо. Там, далеко внизу, в темно-синем воздухе плыло светлое растрепанное облако. А на краю неба отражался сам Максим. Все такой же ладный и симпатичный – с белым треугольником рубашки в вырезе жилета, с крылышками на пилотке, с алой звездочкой над кармашком.
   Звездочку Максим носит последние деньки. Послезавтра на дружинном сборе его примут в пионеры. Многих в классе уже приняли, но Максиму старшая вожатая Римма Васильевна в тот раз сказала:
   – Ты, Рыбкин, человек пока новый. Прояви себя в коллективе, а в мае решим.
   Максим тогда расстроился: как себя проявлять, он не знал. Но, видно, как-то проявил, потому что сейчас решили принять. Наверно, уж менять решение не станут. Особенно если увидят, как он поет по телевизору…
   Максимкины мысли прервала сирена. В переулок на полном ходу свернула "скорая помощь". Жизнь устроена сложно: у кого-то праздник, а у кого-то беда. Максим отскочил от лужи, чтобы не забрызгало. Проводил машину глазами. В кабине рядом с шофером сидела женщина в белом халате и белой шапочке – такой же, как у школьного врача Светланы Сергеевны. Той самой, которая делает ребятам прививки.
 
   Вспомнил Максим Светлану Сергеевну, и тут же его стало грызть беспокойство. Потому что перед весенними каникулами, на уроке чтения, когда настал тот жуткий момент и учительница Софья Иосифовна сказала, что теперь в кабинет врача пойдут Иванов, Стременко и Рыбкин, Максим не выдержал. Он встал и удивительно спокойным голосом сообщил:
   – А мне совсем недавно укол делали. В старой школе. Если снова, то, наверно, это вредно.
   – Да? – подозрительно сказала Софья Иосифовна. – Тогда об этом должна быть запись в медицинской карте.
   – Не знаю. Но мне точно делали. Я еще на другой день в школу не ходил, потому что температура была и болело.
   Максим врал с холодным отчаянием человека, над которым висит смертельная опасность. Не было в нем тогда ничего сильнее страха.
   Максим боялся в жизни многого. Хулиганов вроде Транзи. Оставаться в пустой квартире поздно вечером. Грозы, когда грохает над самой головой… Но страх перед уколами был особенный.
   Всего два раза делали Максиму прививки – в первом и во втором классе. А страх был постоянный. Потому что кто знает, когда следующий раз? Конечно, Максим не всегда помнил о страхе. Но, собираясь в школу, он обязательно думал: "А вдруг сегодня?" И когда видел вдруг, что в школьном вестибюле мелькает белый халат, сразу начинал мучиться: не готовятся ли? И если посреди урока в тихом коридоре начинали стучать каблучки, он вздрагивал. Сразу представлялась медсестра или врач. Она приближалась (стук-стук-стук) неотвратимо, и в руке ее покачивалась блестящая круглая коробка, а внутри коробки-шприцы. Они похожи на громадных комаров с прозрачными брюшками и беспощадными жалами. Когда нажимают на поршень, из жала бьет удивительно тонкая струйка, а потом на кончике иглы повисает капля. А затем… "Ну, голубчик, повернись, не бойся…" Ага, не бойся !
   И страшно не только потому, что больно. Хуже всего – жуткое ожидание, тихое звяканье металла, замирание в душе. И неизбежность. Ведь никуда не сбежишь, не спрячешься. И приходится через силу улыбаться и делать вид, что все это-чепуха на постном масле. Потому что есть одна вещь, еще более страшная, чем укол. Насмешки! Если узнают, что трус…
   Ехидный, похожий на колючего морского конька Мишка Стременко и так уже который раз подозрительно поглядывает на Максима…
   А каблучки: стук-стук-стук… Слава богу, мимо! Но это сейчас мимо. А ведь все равно когда-то настанет момент: "Рыбкин, к врачу"…
   И вот он настал.
   И Максим не выдержал. Он врал, хотя и понимал, что вранье очень скоро может открыться.
   Не открылось. Наверно, поверили. Или забыли про Максима в суете многих дел. Но страх то и дело возвращался: вдруг узнают? Тогда все. Во-первых, неизбежен сам укол. Во-вторых, весь класс будет смеяться. А Римма Васильевна скажет: "И ты, Рыбкин, после такого вранья надеешься стать пионером?"
   Впрочем, сегодня в школе Максим почти не будет, потому что экскурсия. Завтра выходной. А послезавтра уже прием в пионеры. Наверняка ничего не успеет открыться. А дальше уже каникулы на носу.
   За каникулы Максим подрастет и окрепнет. И воспитает силу воли. И смелость. Он и сейчас уже стал чуть-чуть смелее. Раньше боялся петь перед залом, а сейчас не боится. Ну, если по-честному, то самую капельку. Не боится, а волнуется.
   И надо шагать, потому что до концерта не так уж много осталось времени.
   Пора! Максим расправил плечи и… Ух ты! Рядом с его сандалией лежала замечательная вещь! Винт с головкой и накрученной гайкой. Длиной с Максимкин мизинец, толщиной чуть побольше карандаша. Прекрасный новый болтик со свежей острой резьбой. Такой для чего хочешь пригодится!
   Болтик был полувтоптан в сырую землю. Максим выковырнул его, наскоро отмыл в луже, вытер листом подорожника.
   Жаль, что положить некуда. В плоский кармашек на жилете не сунешь: будет проступать под материей да и запачкать может. Ну и ладно! Можно в кулаке нести. Хорошая находка – хорошая примета. Значит, все будет хорошо.

Полет

   Максим не бывал еще в тех местах, где телестудия. Но заблудиться было трудно. Телемачта – высотой почти двести метров, и ее видно отовсюду. Можно пешком добраться, а можно и на троллейбусе. Анатолий Федорович объяснил Максиму, что надо проехать всего три перегона, и будет остановка "Телецентр".
   В троллейбусе были свободные места, но Максим не сел. Он встал на задней площадке, спиной к окошку, и закинул руки за трубчатый поручень. Солнце сквозь стекло сразу начало припекать Максиму плечи, за окнами побежала назад веселая улица с разноцветными вывесками, большими деревьями и прозрачными стеклами магазинов. Максим немного посмотрел на улицу и стал разглядывать болтик. У болтика была шестигранная головка. На головке – выпуклые цифры "12". А гайка плавно ходила по резьбе – не очень свободно и не очень туго. Ну просто прелесть что за винт! Даже мама, наверно, не скажет, что Максим – Плюшкин, потому что такой болтик кому угодно понравится. ..
   На третьей остановке Максим выскочил на солнечный асфальт и сразу же задрал голову. Прямо над ним на страшную высотищу взлетала кружевная телебашня. Среди редких белых облаков виднелись ее антенны, похожие на оперения стрел. Вот бы забраться!
   Но тебе, пожалуй, заберутся! Башня – за высоким решетчатым забором, в заборе – проходная: красивый домик с двумя окошками и дверью. А у двери стоит широкая тетя в берете со звездочкой, в синей куртке и с большой кобурой. Кобура спускается из-под куртки на двух ремешках – как у военных моряков и летчиков. А под кожаной крышкой (Максим сразу разглядел) торчит круглый металлический затылок рукоятки с кольцом. Значит, наган.
   Максим огляделся. А где ребята? Ведь было сказано: собраться у входа. Максим нерешительно шагнул к тете с наганом.
   – Извините, пожалуйста. Здесь ребята должны были собраться, чтобы выступать. Вы не знаете?
   Тетя обернулась и расплылась в улыбке:
   – Еще один! Глянь, какой ладненький. Знаю, знаю, собираются. Велено сразу пропускать, чтоб не ждали. А то некоторые, вроде как ты, раздетые прискакали. Прозяб небось?
   Вот тебе и на! Максим и думать забыл про холод. На улице настоящее летнее утро, даже ветерок и тот не холодит.
   – Проходи, проходи, чижик, – сказала тетя и слегка отодвинулась. Максим скользнул было в щель между ее круглым боком и дверным косяком. И остановился. Рядом с собой, в небывалой близости, увидал он опять тугую кобуру с торчащей рукояткой.
   – А он заряженный? – уважительным шепотом спросил Максим и поднял на тетю серьезные глаза. (Потрогать бы хоть пальчиком! Но нельзя, конечно.)
   – Заряженный, – со вздохом сказала тетя. – Если не заряженный, чего тогда таскать зря тяжесть-то?
   – А боевыми или холостыми?
   Тетя-вахтер опять улыбнулась.
   – Холостыми стреляют, когда кино снимают. А у меня пост.
   – Это если шпионы полезут? – догадался Максим. Потому что в самом деле, если пролезут диверсанты да рванут телебашню, сколько железа посыплется на соседние кварталы! Все дома порасшибает!
   – У меня не пролезут, – успокоила тетя и погладила кобуру. – У меня даже таракан не пролезет, не то что шпион. А хорошим людям – всегда пожалуйста… Ну, беги в дом, грейся, а то вон коленки-то синие…
   – Вовсе не синие, – снисходительно объяснил Максим. – Это немного смола прилипла от щепки.
   И он запрыгал через двор на одной ноге, а вторую поднял, чтобы помусоленным пальцем оттереть пятнышки смолы. А потом не стал. Все равно сразу не ототрешь. Да смола ведь и не грязь. Ею даже, говорят, ревматизм лечат…
 
   В вестибюле студии было уже полным-полно народа. И девчонки из хореографической группы, и длинноволосые, как Андрей, парни из старшего хора, и ребята из оркестра – с большими футлярами, где лежат всякие инструменты. И конечно, народ из "Крылышек".
   Мама была права: большинство пришли в плащах, куртках или спортивных костюмах. Но Максим тоже был немножко прав: кое-кто заявился так же, как и он, – не побоялись, что озябнут. И не только ребята из "Крылышек". Вон прислонился к стенке круглолицый сероглазый мальчишка в такой же, как Максимкина, форме, только не в вишневой, а зеленовато-голубой. Значит, из музыкантов.
   Небольшой, не старше Максима, а играет в оркестре! Интересно, на каком инструменте? Может, спросить? Нет, неловко почему-то.
   Хотел Максим побежать к своим, из хора, но увидел, что мальчик-музыкант смотрит на него. Потом оттолкнулся от стенки, подошел к Максиму, голову набок наклонил и спросил:
   – Тебя как зовут?
   Глаза у него были веселые. Максиму понравилось, что он просто так вот подошел и, спросил. И он ответил поскорее:
   – Максим…
   – Максим, купи слона.
   – Какого… слона?
   Лицо у мальчика стало слегка грустным. Он вздохнул:
   – Все говорят "какого слона"… А ты купи слона!
   Глаза у него сделались хитроватыми.
   "Игра такая!" – догадался Максим. Но не стал показывать, что догадался. Потому что незнакомый мальчик ему нравился и сделалось весело.
   – Я бы купил… – начал он.
   Мальчик опять вздохнул и перебил:
   – Все говорят "я бы купил". А ты возьми и купи.
   "Вроде "белого бычка", – подумал Максим. Но тут же почувствовал, что не совсем "вроде". Потому что представился ему слон – большой и печальный. Он стоял где-то, привязанный за ногу к толстому столбу, и никто не хотел купить беднягу. Все только отговаривались.
   – Если денег хватит, – серьезно сказал Максим.
   – Все говорят "если денег хватит". А ты не считай – возьми и купи!
   – А в квартиру влезет?
   Мальчик понимающе улыбнулся.
   – Все спрашивают: "В квартиру влезет?" А ты просто возьми и купи.
   – Ладно!
   – Все говорят "ладно"! А ты…
   И тут принесло Маргариту Пенкину – старосту хора "Крылышки".
   – Рыбкин! Где ты бродишь? Анатолий Федорович всех уже собирает! Распеваться пора!
   – Ой-ёй-ёй! – насмешливо сказал Максим, чтобы мальчик из оркестра не подумал, будто он боится Ритку. – Где это я брожу? Наверно, за сто километров!
   Он попрощался с мальчиком глазами и пошел за Пенкиной. Они шагали длинным коридором, и Максим смотрел, как на Риткином затылке прыгают белые с черными горошинами банты.
   – Пенкина, купи слона, – сказал он.
   – Да ну вас! – бросила она, не обернувшись.– Все с ума посходили с этим слоном. И так переживаешь из-за концерта, а они еще…
   Подумаешь, переживает. Может, Максим тоже волнуется, только не кричит об этом в коридоре.
   Они пришли в комнату, где собрался хор "Крылышки". Оттого, что на всех стенах были зеркала, казалось, будто народу здесь целая тысяча. Толпились, переговаривались, смеялись, ойкали от случайных и неслучайных толчков локтями. Те, кто пришли тепло одетые, укладывали теперь свои пальто и куртки на длинные столы. Вот будет потом неразбериха!
   Алик Тигрицкий стащил через голову мохнатый громадный свитер и весело повернулся к Максиму. Он совсем не злился, что Максим будет вместо него петь песню про полет.
   – Рыбкин, купи слона!
   – Да я уже знаю, – сказал Максим.
   – Все говорят "да я уже знаю"… – обрадовался Алик. И тут раздался голос Анатолия Федоровича:
   – Друзья! Минутку внимания! Скоро начинаем. А пока – подготовимся…
   И тогда у Максима и вправду от волнения засосало внутри.
 
   Студия не похожа была на зрительный зал дворца. Вместо сцены – ступеньки и маленькие помосты разной высоты. Вместо стульев для зрителей тоже ступени – полукругом, как ряды на стадионе. Там уже сидели ребята в пионерской форме – зрители из разных школ. Ребят из ансамбля посадили вперемешку со зрителями. Под .потолком включили целые шеренги прожекторов. И еще прожектора – большущие, на длинных ногах. Их стекла были затянуты марлей, а то, наверно, можно было совсем ослепнуть.
   Операторы катали по полу тяжелые камеры на высоких, похожих на столбы подставках. За камерами извивались черными змеями кабели. Опять появился Анатолий Федорович.
   – Эй, "Крылышки"! Полетели на сцену!
   Что? Уже? Максима даже слегка затошнило от волнения. Но это была пока репетиция. Даже не репетиция, а прикидка: где кому стоять и сидеть. Оказалось, что хор не будет выстраиваться в три шеренги, как обычно, а ребята рассядутся вразброс на ступеньках и больших фанерных кубиках.
   – Так будет естественнее, – сказала Анатолию Федоровичу кудрявая девушка с микрофоном на груди. Анатолий Федорович нахмурил дремучие брови.
   – Непривычно это. Что ж заранее не сказали?
   – Ну, вы такие молодцы! Справитесь! Справитесь, ребята?
   "Крылышки" радостно завопили, что справятся. Сидеть было интереснее, чем стоять рядами.
   – Порепетировать бы, – сказал Анатолий Федорович. Но девушка с микрофоном торопливо объяснила, что репетировать уже некогда: "Осветители и так затянули подготовку, и время поджимает".
   Анатолий Федорович посмотрел ей вслед и позвал Алика и Максима.
   – Ну что, коллеги? Страшновато?
   Алик помотал головой. Солист Тигрицкий имел большой опыт и никогда не волновался. А Максим сказал:
   – Маленько… Ох…
   – Ничего, ничего. Вы уж не подведите… А то и так все через пеньколоду… Э, Максимушка, у тебя что с рукой?
   А было не "с рукой", а "в руке". Болтик. Максим так его и носил в кулаке. Он разжал пальцы и показал находку:
   – Некуда положить.
   Ладошка была вспотевшая, красная, со следами смазки и рубчиками от резьбы.
   Анатолий Федорович покачал головой. Вытянул из кармана платок и начал вытирать Максимкину руку. А потом и болтик.
   – Это что? Талисманом запасся, чтобы не бояться? Э?
   – Да нет, просто нашел. А куда девать?
   – Ага! А я думал, это у тебя амулет, для храбрости. Ты с ним петь собираешься?
   – А можно?
   – Ну… можно, наверно. Только ты уж постарайся.
   Максим кивнул… и почувствовал, что волнение прошло. Сделалось спокойно, уютно и даже чуточку спать захотелось. Наверное, от тепла . Разные светильники и прожекторы так нагрели воздух, что стало как летом на черноморском пляже. Максим с сочувствием поглядел на старших ребят: как они жарятся в своих костюмах…
   "Крылышки" опять рассыпались по зрительским местам. На площадку перед камерами выходили другие группы. Тоже что-то прикидывали, о чем-то спорили.
   Наконец откуда-то сверху донесся радиоголос: "Всем внимание! Сейчас начинаем!"
   Старший хор – в голубых пиджаках и клешах выстраивался на площадке.
   Вышла вперед незнакомая женщина – молодая, в красивом пушистом свитере. Улыбнулась и заговорила отчетливо и весело:
   – Дорогие ребята! Уважаемые телезрители! Сегодня в нашем концертном зале выступают юные артисты: певцы, музыканты, танцоры. Конечно, это пока не настоящие артисты, это такие же ребята, как вы. Просто они очень любят петь, плясать, играть на музыкальных инструментах. А учатся этому они в своем пионерском ансамбле…
   Появилась ведущая – пятиклассница Светка Данилевская. И в навалившейся тишине голос ее был очень звонким:
   – Выступает детский музыкально-хореографиче-ский ансамбль Дворца культуры имени Чкалова!..
   Потом еще минут пять: кто художественный руководитель, кто концертмейстер, кто дирижер, кто композитор… Наконец старшие запели.