Крапивин Владислав Петрович. Лето кончится не скоро

   Зато понравилась худая черная дворняга, которая независимо ходила по рынку среди покупателей. Ее никто не продавал, она была сама по себе, и в глазах ее светилось дерзкое превосходство над благородными, но подневольными сородичами.
   Шурка не удержался, шепотом сказал Женьке:
   – Она здесь среди собак самая счастливая, верно?
   И Женька понимающе кивнула. И коса ее щекотнула голый Шуркин локоть.
   А Кустик упрямо тянул компанию дальше.
   И они оказались среди прилавков, уставленных аквариумами.
   В зеленоватой воде таилась прохлада океанов. И каждый стеклянный ящик был как частичка Атлантики или Средиземного моря… Стайки всевозможных рыбьих пород носились среди водорослей и пузырчатых воздушных струек. А в трехлитровых банках жили рыбы-одиночки, покрупнее: серебристые и золотые, глазастые, важные…
   К плоскому стеклу аквариума подплыла пунцовая рыбка. Размером в половину Шуркиной ладони. С блестящей, словно красная фольга, чешуей. С длинными прозрачными плавниками и пушистым, как вуаль, большим хвостом. Глянула понимающим, почти человечьим глазом…
   – …Ну, ты чего? Пойдем дальше! – Кустик дернул Шурку за рубашку.
   Шурка отвел от аквариума глаза. Усилием воли прогнал из груди холод. «Ерунда. Просто похожа, вот и все…» Ребята смотрели на него удивленно.
   – Загляделся на рыбку, – сказал он виновато.
   – Это алый вуалехвост, – разъяснил Кустик.
   – Откуда ты знаешь! – возмутилась Тина. – Ты же никогда рыбами не интересовался!
   – Просто придумал. А что, разве плохо?
   «Неплохо», – мысленно одобрил Шурка.
   А Тина сказала:
   – Чучело ты, Куст…
   – А ты…
   – Пошли дальше, – велел Платон.
   Дальше были всякие рептилии и земноводные. Руки худого коричневого мужика обвивала пятнистая серо-зеленая змея. Длиннющая! Шурка содрогнулся, а Женька рядом с ним ойкнула.
   За стеклами часто дышали большущие бугристые лягушки. Сновали ящерицы и тритоны. Еще несколько змей – с желтыми животами – сплелись в клубок. Шурка передернулся опять.
   – Ага, ужас… – шепотом согласилась Женька. – А вот это животное ничего, симпатичное даже… – В отдельной банке сидела бурая добродушная жаба. Задумчиво мигала пленочными веками…
   – Вполне, – охотно откликнулся Шурка.
   – Смотрите, вот они! – вдруг шумно обрадовался Кустик.
   – Кто?..
   – Где?..
   – Вот! Неизвестные существа!
 
   Существа эти были большие, в полметра длиной, ящерицы. С удивительно пестрой – радужными пятнами – раскраской и зубчатыми гребешками на спинах. Они нервно били хвостами и порой вставали на задние лапы, а передними, похожими на ручки лилипутов, брались за прутья решетки. И глазами своими – с кошачьими зрачками-щелками – смотрели на людей очень осмысленно.
   Так осмысленно, что вся компания на полминуты притихла.
   Наконец Тина откинула робость.
   – Ну, конечно! Жители планеты Бумбурумба! Прилетели, попали в плен и продаются под видом земных каракатиц.
   – Сама ты каракатица, – сказал Кустик.
   – Это хамелеоны, – решил Ник.
   Платон возразил:
   – Хамелеоны часто меняют окраску, но такими разноцветными они не бывают.
   – Может, вараны? – вставил слово Шурка. Он не был силен в зоологии. Но чувствовал, что никакие это не пришельцы, хотя и странные создания.
   – Точно. Из жаркой пустыни, – поддержала его Женька.
   – В пустынях ящерицы желтые, – не согласился Ник.
   – Скорее уж с Амазонки, – решила Тина.
   – Давайте спросим продавца, – предложила Женька. И посмотрела на Шурку.
   Все продавцы рептилий были как на подбор хмурые, небритые и неразговорчивые. И этот – такой же. Но Женька смотрела выжидательно, и Шурка – что делать-то? – набрался храбрости:
   – Скажите, это какая порода?
   Продавец отозвался, не взглянув:
   – Сам ты порода. Гуляй, мальчик, все равно не купишь…
   Шурка виновато глянул на остальных, развел руками.
   – Пошли, ребята, – с вызовом сказал Платон. – Они этих крокодилов на мясо разводят.
   И все шестеро выбрались из толпы любопытных на свободный пятачок.
   – Скажешь тоже, «на мясо»! – запоздало возмутилась Тина. – Гадость такая…
   Кустик задумчиво спросил:
   – Интересно, у этих ящериц хвосты отрастают, если оторвать? У маленьких отрастают, а вот у таких… А?
   – Тебе не все ли равно? – сказала Тина.
   – Интересно же. У этого свойства специальное название есть. Ре… регни…
   – Регенерация, – сказал Шурка, радуясь, что может поддержать разговор. – Способность к восстановлению живых тканей. У людей она тоже есть.
   – Не выдумывай! – опять возмутилась Тина.
   – Но ведь волосы-то у нас растут! И ногти!.. А у некоторых такая склонность – повышенная. Вот у меня волосы, например, то и дело обрезать приходится. И царапины заживают почти сразу. Там, на горке, я ногу колючками до крови ободрал, а сейчас уже – ничего. Вот… – Он дрыгнул ногой. На щиколотке был еле заметный след – словно неделю назад кошка царапнула.
   – А разве была кровь? – обеспокоилась Тина.
   – Была, я помню, – сказал Ник.
   – Это у тебя от природы такое свойство? – спросил Платон. – Или его можно в себе выработать?
   – Не знаю… Это после операции.
   – После какой? – тихо спросила Женька.
   Шурка вздохнул:
   – На сердце…
   – Ух ты, – уважительным шепотом произнес Кустик. – Слушай… А если палец оторвать, он у тебя тоже вырастет?
   – Не знаю, я не пробовал, – серьезно сказал Шурка.
   – «И все засмеялись», – подвел итог Платон. И все правда засмеялись. А Женька объяснила:
   – Это у нас поговорка такая. В журнале «Костер» есть раздел со всякими анекдотами, которые обязательно кончаются этими словами. Иногда совсем не смешно. Ну и вот, если кто-нибудь ляпнет глупость…
   – Разве я ляпнул глупость? – обиделся Кустик.
   – Я не про тебя… Кустик у нас умный, только в нем фантазии через край. Иногда бывает, что такую историю сочинит, что… фантастичнее всякой фантастики.
   – А бывает, что и на краешке правды, – вставил Платон.
   – Хватит вам. Пошли лучше по птичьему ряду, – насупленно сказал Кустик.
   И они пошли.
   Здесь стоял свист и щебет. В клетках прыгали и шуршали крыльями щеглы, канарейки и волнистые попугайчики. В громадном количестве. Кучка людей слушала, как большущий белый какаду на плече у хозяина разговаривает по-испански. Другой крупный попугай – зеленый и хохлатый – в широкой клетке кувыркался на жердочке. А в клетке по соседству – высокой и узкой – сидел, прикрыв глаза, серый орел. Облезлый, неподвижный и гордый…
   – Мне птиц в клетках всегда жалко, – сказала Женька. Вроде бы всем, но Шурка понял: прежде всего ему. – Взяла бы да всех повыпускала…
   – Попугаи на воле не выживут, – резонно заметил Платон.
   Птичий ряд кончился. Ребята опять вышли за изгородь. Вдоль нее стояли киоски: с кормом для птиц и рыб, а заодно и для людей – с бананами, шоколадными батончиками, пивом и карамелью.
   Тина сморщила нос.
   – Куда смотрит санитарная инспекция! Разве можно торговать едой в таком месте!
   И в самом деле, даже здесь, за границей рынка, пахло птичьим пометом, прелым сеном и всем, чем пахнет в тесном зверинце.
   – Подумаешь! Сейчас экология такая, что заразы во всех местах полным-полно, – отозвался Ник. И всех, начиная с себя, пересчитал пальцем. – Шестеро. Каждому по половинке…
   Он отбежал и скоро вернулся с тремя желтыми, в коричневых веснушках, бананами. Ловко разломал их пополам.
   – Спасибо… – бормотнул Шурка. Неужели его считают уже своим? Или это просто так, из вежливости? Ну да, не будут же пятеро жевать, а один смотреть. Но все равно он был рад. Тем более что его половинка оказалась от того же банана, что и Женькина. Случайно, конечно…
   Неподалеку врос в землю красный облезлый фургон. В тени его была самодельная скамья – доска на кирпичных столбиках. Приют для любителей пива. Сейчас тут никого не оказалось, и все шестеро устроились на пружинистой доске. Шурка не посмел сесть с Женькой и очутился между Кустиком и Тиной (с ее жарким свитером).
   Покачались на доске, сжевали спелую вязкую мякоть.
   – Бананы – лучший российский овощ, – назидательно сказал Ник.
   – Помидоры вкуснее, – отозвался Кустик. Он отдувал от лица налетевший тополиный пух.
   – Но дороже, – возразил Ник.
   – Лучше бы мороженое купил, – упрекнула его Тина. – А то с бананов только пить хочется.
   – Ты же простуженная! – Ник даже подскочил от возмущения.
   – Ты же «кха-кха» и «кхе-кхе», – напомнил со своего края Платон.
   – У меня же не ангина, а хрипы в бронхах. Мороженое на это не влияет.
   Шурка прыгнул со скамьи:
   – Подождите! – И помчался туда, где продавали эскимо.
   На шесть порций ушли все деньги, что дала баба Дуся. «Вот тебе и картошка!» – с бесшабашностью подумал Шурка. И еще мелькнула мысль, что баба Дуся будет права, если свое обещание насчет полотенца претворит в жизнь. Ну и пусть!
   – Ух ты-ы… – благодарным хором сказала вся компания, когда Шурка примчался назад.
   – Ты небось разорился в дым, – смущенно заметил Платон.
   – Ерунда! – Шурка всем вручил эскимо, лишь перед Тиной задержался: – Тебе правда можно? Не повредит?
   – Не повредит, не повредит!
   – Да сочиняет она про бронхи, – звонко подал голос Кустик. – Ей просто новыми лосинами похвастаться захотелось. А свитер натянула, чтобы получился этот… костюмный ансамбль.
   – Сейчас кому-то будет ох какой ансамбль… – Тина приподнялась. – Ой… кха…
   – Ты, Куст, бессовестный, – заявила Женька. – Что ты к ней пристаешь? Над тобой же не смеются, что ты в таких доспехах…
   – А я виноват, что у меня аллергия на пух?! – очень болезненно среагировал Кустик.
   – Дурь у тебя, а не аллергия, – заявила Тина. – Щекотки боишься, как чумы…
   – А ты… Алевтина, Алевтина, разукрашена картина…
   – Ох, кто-то сегодня допрыгается, – сказал в пространство Платон. – Ох, кто-то скоро заверещит: «Ай, не надо, ай, больше не буду…»
   – Больше не буду! – Кустик торопливо пересел на дальний край доски.
   – «И все засмеялись», – усмехнулась Женька. И все засмеялись. Кроме Платона. Он раздумчиво изрек: