Крапивин Владислав Петрович. Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)

   - Слушай, ты заболеешь. Один ребенок не может сразу съесть столько торта.
   - Я же не совсем уже ребенок, - миролюбиво разъяснил он и глянул на меня: можно еще?
   Я наконец сообразила:
   - Лосенок, ты, наверно, не завтракал!
   Он посопел и кивнул:
   - Мама, когда уходила, сказала "пожарь картошку". А мне было лень чистить.
   - Давай я тебе яичницу сделаю, это лучше чем торт.
   Он покачал опять синими носочками и сказал шепотом:
   - Если не трудно...
   Я поставила на газ сковородку, покрошила молочную колбасу, залила ее белками и желтками. Скоро Лоська, уже не думая о торте, уплетал глазунью, и его щеки (и без того чумазые) украсились желтыми полосками. А мы с Люкой пили чай, и та продолжала разговор о подаренной косметике. О том, какая она качественная, французская и популярная. Мне оставалось только кивать.
   Лючка - она не то чтобы красавица, но уж-жасно обаятельная (это все говорят). С золотистыми кудрями, алым ртом, зелеными глазами. Вся такая тоненькая, будто девочка Суок из "Трех толстяков". И улыбаться умеет так, что мальчишки млеют.
   Манеры у Люки отработаны. Она занимается в эстрадном детском ансамбле "Гадкие утята", манерам там специально учат. И косметикой пользоваться учат. В ансамбле это не мода, а необходимость - чтобы танцоры и певцы выразительнее смотрелись на сцене. Так не раз объясняла Люка.
   4
   Недавно я была на концерте "Гадких утят" во Дворце детского творчества Люка меня туда почти насильно притащила, потому что к эстраде я совершенно равнодушна. Я высидела до конца и даже вежливо похвалила. А сейчас она опять принялась вспоминать это выступление.
   - Помнишь ту песню, "Еду-еду я..."? Ее теперь все напевают. Просто шлягер получился. Лучшее произведение нашего Костика.
   Костик (а еще "Костюньчик" и "Костячок-толстячок" - это не в глаза, конечно) был руководитель ансамбля. Кругленький, пожилой, но очень бодрый, с лысинкой-блюдцем и жизнерадостным лицом. В общем-то славный. Но песенку щадить я не стала. Она показалась мне такой глупой, что запомнилась от начала до конца. Даже привязалась и порой вертелась в голове.
   Еду-еду я в авто
   И гляжу на белый свет.
   В поле зренья все не то
   И тебя в том поле нет.
   Ты меня не разлюби!
   Би-би-би!
   Би-би-би!
   Я уселся в самолет
   И гляжу я с высоты.
   На душе тоска, как лед:
   Где же ты? Где же ты?
   Я страдаю на лету.
   Ту-ту-ту!
   Ту-ту-ту!
   Я пешком по всей Земле
   Обошел сто тысяч верст.
   Плавал я на корабле,
   Средь морей холодных мёрз.
   На каком ты берегу?
   Гу-гу-гу!
   Гу-гу-гу!
   Вот на берег я сошел
   И смотрю - навстречу ты!
   Сразу стало хорошо,
   И в душе моей - цветы!
   Расцвела моя мечта!
   Тра-та-та!
   Тра-та-та!
   Мы с Лючкой подруги с незапамятных, с ясельных времен и поэтому не боимся говорить друг другу все, что думаем.
   - Ужасно примитивная песня. Для дикарей с острова Нямба-Бамба. "Би-би-би", "гу-гу-гу"... А если бы последняя строчка была "И сошли мы с корабля"?
   Люка сморщила переносицу:
   - Фу! При ребенке...
   Я хмыкнула про себя. "Ребенок" в тех местах, где он бывает, слышит и не такое.
   Хотя... в самом деле нехорошо. Впрочем, Лоська заскребал сковородку и не обращал на нашу беседу внимания (или делал вид).
   Люка продолжила мое воспитание. Голосом нашей классной Олимпиада Андриановны:
   - Ты, Евгения, циничная особа. Несмотря на то, что из культурной семьи...
   - Не циничная, а прямолинейная. Сказано: "Не родись красивой, а родись правдивой"...
   - Не "правдивой", а "счастливой". Или ты думаешь, счастье там, где правда? - словно драматург Островский из учебника вопросила Лючка.
   - Ну, если судьба красотой не наградила... Хорошо вам в "Утятах", вы там все такие... стройные и фотогеничные.
   Люка пригорюнилась и сказала, что им в ансамбле совсем не хорошо. Могут закрыть.
   - И все другие творческие коллективы тоже...
   - Почему?!
   - Из-за ППЦ. Ты разве ничего не слышала? Даже по вечернему каналу в местных "Новостях" говорили.
   Я ничего такого не слышала (и канал-то этот почти не смотрю, там только про грабежи и аварии на дорогах).
   - А что такое ППЦ?
   - Ну, темнота... Не "что", а "кто"! "Полномочный представитель центра". Из Москвы прислали чиновника, милицейского генерала, будет здесь главным. В столице недовольны, что у губернаторов стало слишком много власти, вот и рассылают по стране таких представителей, чтобы наблюдали и руководили. Укрепляли "стержень централизованной власти".. Ты правда, что ли, не в курсе?
   - А при чем Дворец?
   - Да пойми же ты! Губернатор где располагается? В ре-зи-ден-ции! В бывшем роскошном доме миллионера Кунгурова, в памятнике старины. А его московский начальник разве захочет сидеть в обычном кабинете? Ему тоже резиденция нужна, да получше губернаторской, чтобы не потерять имидж. Вот и приглядели для него наш Дворец.
   - Совсем офонарели, да? Выгонять тыщу ребят ради одного генерала!
   - Во-первых, не тыщу, а почти две. А во вторых, ради не одного генерала, а со свитой. Знаешь, сколько у него будет заместителей! А у тех - свои заместители, референты, секретари, курьеры. Охрана... А дворцовские кружки, говорят, растолкают по разным клубам. Ну, их-то, может, и растолкают, а такие коллективы, как наш - куда? Театральный, оркестровый... В субботу все ребята и взрослые работники Дворца хотят пикеты устроить на площади. С плакатами.
   - Лючка, я тоже пойду!
   - Пойдем.
   - И я, - облизав вилку, сказал Лоська.
   - Обязательно, - сказала я. - Ты этого генерала сразу перепугаешь, такое чучело.
   Как ты ухитряешься извозиться за несколько минут? Иди умывайся...
   - Ладно. Спасибо за яичницу. И за торт... - Лоська выбрался из-за стола, поддернул штаны и пошел в ванную. Я за ним, чтобы умыть "чучело"
   собственноручно, а то измажет полотенце.
   Лоська не противился, только фыркал. Люка в это время убрала со стола. И сказала, что теперь ей "срочно надо еще в одно место".
   - Вечером позвоню. Пока...
   Мы с Лоськой остались одни и посмотрели друг на друга.
   - Может, погуляем? - спросила я.
   - Давай!
   - А куда пойдем?
   - Может быть, туда... к дереву? - Он слегка затуманился. - Или... это слишком печально для дня рожденья, да?
   - Нормально...
   И мы пошли на пустырь за сгоревшей табачной фабрикой. Это было довольно далеко, но нам куда спешить? Мы брели по переулкам, где ярко, почти как в мае, вновь цвели одуванчики. Было солнечно, однако совсем не жарко, хорошо так. Говорили о недавнем телесериале про пришельцев (чепуха сплошная, одно и тоже, надоело), о том, что скоро в школу, а неохота; о моих глобусятах, о новом появлении НЛО над деревней Кулябкой, о сбежавшем из цирка трехметровом удаве (жаль, что поймали, не добрался до родины) и ни о чем серьезном.
   На пустыре, заваленном кирпичными грудами от разломанных домов было безлюдно, летали бабочки. Мы подошли к вековому полузасохшему тополю. В метре от него среди лопухов можно было разглядеть плоский полуметровый холмик, укрытый дерном.
   Мы сорвали несколько диких ромашек, положили на холмик. Постояли с полминуты.
   Лоська потянул меня за рукав:
   - Пойдем, покажу...
   В двух шагах стояла среди высокой сурепки оставшаяся от давних времен лавочка - доска на двух столбиках.
   - Вот... - На краю доски были выжжены кривые буковки: У м к а.
   Лоська сел, погладил надпись мизинцем. Я села рядышком... Конечно, это была прежде всего Лоськина печаль. А моя - уже через него. Ведь я-то даже не видела Умку живым. Но все равно... Мы посидели, помолчали. Потом, чтобы ослабить Лоськину грусть, я спросила:
   - В последней игре у тебя сколько было противников?
   - Много...
   - Ну и как? У всех выиграл.
   Лоська вздохнул:
   - Не... Одна ничья.
   Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. Он сразу заулыбался. Осторожненько придвинулся плечом. Но почти тут же встряхнулся, вспомнил:
   - Домой пора. Мама придет на обед, скажет: где картошка?
   Стеклянные океаны
   1
   Дома было пусто и солнечно. Сверкал хрустальный глобусенок. Сверкали латунные замочки на футлярах подаренных авторучек. Я вспомнила, что так и не посмотрела:
   какую ручку преподнес мне дядя Костя. Бессовестная...
   ...Дядя Костя - наш добрый знакомый. Когда он был в старших классах, занимался математикой с моим дедом, маминым отцом, и часто приходил к нему домой, в квартирку при институтском общежитии. Там и познакомился с девчонкой-дошкольницей Валей. Между ними завязалась вроде бы шутливая, но долгая дружба. Когда дед умер (маме было тогда всего восемь лет), Костя навещал "подружку-дюймовочку", а потом писал ей письма из училища и с разных мест службы. Долгие годы он служил в окраинных областях. А вскоре после того, как погиб папа, дядя Костя перевелся в наш город. Стал заходить в гости и незаметно так опекать нас. Мама даже призналась, что однажды он сделал ей предложение.
   - И ты отказалась? - укоризненно спросил Илья. - Старый, да?
   Мама объяснила, что дело не в десяти годах разницы и что "Костя, чудесный человек", но она не может забыть Сережу, нашего папу. Дядя Костя больше предложений не делал, но дружить с нами не перестал. По-прежнему заходил "на огонек", занимался с Ильей немецким языком, а меня учил всяким полезным вещам и порой рассказывал интересные случаи из своей жизни.
   Был дядя Костя высокий, сутуловатый, с залысинами, похожий (так мне почему-то казалось) на учителя истории. Те, кто не знал, никогда бы не сказали, что он недавний военный, полковник в отставке. Во время афганской войны был дядя Костя командиром горно-стрелкового батальона, вернулся с медалями и орденом Красной звезды. Илюха однажды спросил: за что орден? Дядя Костя пожал плечами:
   - Сам не пойму. В героические схватки лишний раз не рвался. Главной задачей считал сохранить своих ребят...
   - Всех, наверно, там все равно было не сохранить... - насупленно подал голос Илья.
   - В том-то и беда... Непостижимое это дело: только что был живой паренек и вдруг - нет его... Слава Богу, тебе это не грозит.
   Когда Илюшке было семь лет, он с дружками на дворе пускал по воздуху "летающие блюдца" - жестяные крышки от консервных банок. Одна крышка чиркнула его по глазу. С той поры глаз плохо видел и случалось, что воспалялся. Сколько ни ходили по врачам, вылечить так и не смогли. Снаружи ничего не было заметно, но допризывная комиссия брата забраковала начисто. Мама сказала тогда: "Тут не знаешь даже, горевать или радоваться". Илья не горевал и не радовался, он считал, что судьба есть судьба. Одно слово, философ...
   Да, но с чего это дядя Костя решил дарить авторучку? Раньше он придумывал подарки пооригинальнее. Я наконец открыла футляр... О-о-о!..
   Ручки не было. На малиновом бархате лежали шесть золотистых монеток!
   Не подумайте, будто я решила, что золотые! Ни на кой мне это не надо! Я увидела сразу, что на монетках - парусные кораблики. Разные!..
   К внутренней стороне крышки была прижата резинкой свернутая бумажка. Я раскрутила. Дядя Костя писал:
   "Свет Евгения! Мне ведомо, что ты не увлекаешься нумизматикой, но ведома также твоя любовь к парусам. Волею случая (от старого приятеля) эти иностранные денежки попали ко мне, и я решил, что они вполне годятся для именинного подарка.
   Из каких они краев и что там за корабли, ты разберешься лучше меня, я в таких вопросах профан. Прими поздравления и полный набор соответствующих пожеланий.
   Маме и новоиспеченному студиозусу - привет. Жму твою крепкую лапу. Приеду через неделю, забреду на чаек. Твой преданный поклонник К.П."
   "К.П." - значит, Константин Петрович, хотя мы с Ильей всегда звали его дядей Костей...
   Я, тая от тихого восторга, принялась разглядывать монетки. Они были небольшие - с российский двухрублевик или чуть поменьше. Но зато в два раза толще. Этакие металлические таблетки. Одна сторона у всех была почти одинаковая - портрет английской королевы ("QUEEN ELISABETH THE SECOND"), только годы выпуска разные - от 1991 до 1994. Зато на другой... То бригантина, то шхуна, то фрегат! Сверху по дуге шли слова: "BAILIWICK OF JERSEY", а снизу - "ONE POUND". Ну, понятно, один фунт. А что касается "Джерси", то это, вроде бы, маленький остров, британское владение. Надо же, свою монету чеканит, как большое государство!.. По толстому ребристому боку тоже тянулась надпись: "INSULA CAESAREA". Это было непонятно...
   Ну да ладно! Главное - парусники.
   Я положила монетки в ряд и почти сразу поняла: здесь почти все основные типы парусных судов. Конечно, не всякие там галиоты, каракки, флейты и каравеллы, а те, что входят в разряд современных: фрегат, барк, бриг, бригантина, две шхуны - марсельная и гафельная... Не было только баркентины. Может, серия неполная, или там, на острове Джерси, про баркентины не знали?
   И вообще что это за суда? Почему попали на монеты? Ведь не просто бриг там или шхуна, а со своими названиями. Крохотные подписи были выбиты под каждым корабликом. Кое-какие буковки были различимы (и цифры тоже видимо, год постройки), но прочитать ни одно слово полностью я не могла. И - конечно же! - вспомнила про Лоськины "стеклянные океаны". Схватила тяжелый прозрачный шарик.