Страница:
На углу Мишка сместил тяжесть тела влево, показывая Зверю, куда надо сворачивать и одновременно помогая коню повернуть на полном скаку, и тут же испуганно сжался - у кого-нибудь из беглецов мог оказаться при себе лук. Но нет, обошлось, стрелять заговорщики, видимо, не собирались.
Преодолев еще один поворот, Мишка никого впереди не увидел, успел только заметить захлопывающуюся калитку в воротах подворья Устина. Повезло - беглецы не рассыпались по разным направлениям, а собрались все в одном месте, мог, конечно, кто-нибудь из них свернуть по дороге, но Мишка этого не заметил.
Остановив коня, он оглянулся, надо было дождаться подмоги. Коней своих "спецназ" оставил в учебной усадьбе в лесу, поэтому приходилось ждать, пока ребята прибегут на своих двоих. Из-за забора со двора Устина доносились возбужденные мужские голоса, потом в них вплелся женский, что-то тревожно спрашивающий. Ответа Мишка не разобрал, но женщина, не то испуганно, не то горестно вскрикнула, а один из мужских голосов громко приказал ей убираться в дом.
– Сейчас сюда явятся, так не оставят! - Отчетливо разобрал Мишка.
Мужики снова забубнили неразборчиво, и в ответ снова раздался тот же громкий голос:
– Ну да! Корней тебе простит! Дожидайся! Да еще сопляк его бешеный… Тому только дай кровушку пустить! Это же он за нами верхом гнался, слава Богу отстал, наверно Афоню добить остановился.
Опять неразборчивый бубнеж, и опять тот же громкий, уверенный, без тени страха голос:
– Готовьтесь! Корней разговаривать станет, только если на крепкий отпор наткнется. Своих он всегда бережет. И молитесь, чтобы он щенков из Младшей стражи сюда не вызвал, их у него полсотни, и каждому зубки попробовать в деле не терпится. Навалятся скопом, глазом моргнуть не успеем.
"Много хочешь, гнус. Хватит с тебя и двух десятков. И наваливаться скопом мы не собираемся, не для того учились. А вот насчет "попробовать зубки", тут ты прав, пусть каждая гнида узнает: Лисовины неприкосновенны! С сегодняшнего утра- есть боярский род Лисовинов, и есть все остальные. Как говорится: и ныне и присно и… А вот "во веки веков"… Не знаю, но очень постараюсь. Если по максимуму, то лет на пятьсот с лишним".
В конце улицы появились верхами Демьян с Кузьмой, почти сразу же за ними из-за угла выбежали ребята из "спецназа". Мишка призывно махнул им рукой и шагом подвел Зверя вплотную к забору. Встал ногами на седло и осторожно заглянул во двор. Голову пришлось сразу же спрятать - один из стоявших во дворе, заметил Мишку и вскинул лук. Стрела свистнула над самым краем забора. Все же удалось рассмотреть: во дворе стоят шестеро мужчин в доспехах, и у двоих из них в руках луки.
Со двора донеслось:
– Ну, началось! Теперь, мужики, не зевай!
Демка и Кузька подъехали и, не дожидаясь указаний поставили своих коней впритирку к забору. Взобрались ногами на седла и вопросительно глянули на Мишку. Мишка изготовился к стрельбе и подал знак - высунутся и тут же спрятаться. Близнецы показались стоящим во дворе и тут же присели, Мишка услышал двойной щелчок тетивы, выпрямился в полный рост и почти не целясь выпустил болт в одного из лучников. Не испытывая судьбу, сразу же присел, и попытался определить результат выстрела на слух. Со двора раздался крик боли и ругань.
Демьян с Кузьмой, пользуясь тем, что внимание противников, хотя бы ненадолго, отвлечено раненым, тоже выстрелили по разу, за что были вознаграждены еще одним вскриком и звуком падения тела на землю. Кто из братьев попал, а кто промазал, было непонятно, но двоих противников из строя вывести удалось.
Мишка не был уверен, но ему показалось, что второй раз вскрикнул именно тот голос, который незадолго до того ободрял подельников и раздавал указания. Если это было так, то задача "спецназа" значительно облегчалась. Лишенные лидера заговорщики могут и не организовать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Впрочем, лучше один раз увидеть, чем…
Мишка снова осторожно высунулся и… никого не увидел. Только ноги человека, которого волоком втаскивали в дом. Во дворе было пусто. Такого подарка от противника Мишка даже не ожидал, видимо боеспособность заговорщиков упала куда-то на уровень обуви, если вообще не растворилась в окружающем пространстве.
Ситуацию надлежало использовать немедленно, Мишка оттолкнулся ногами от седла и перекинул тело на внутреннюю сторону забора. Спрыгнув на землю, он настороженно оглядываясь по сторонам, взвел самострел и кинулся к воротам. Там уже возились Кузька с Демкой, они тратить время на заряжание самострелов не стали. Мишка развернулся лицом к дому, прикрывая братьев, а те уже распахивали ворота, впуская подоспевших товарищей.
Дальше все пошло, как по писаному. Мишкины "опричники" рассыпались по двору, занимая позиции так, чтобы не остался не простреливаемым ни один уголок, под прицелом оказались все двери и оконца. Какой-то всклокоченный со сна мужик высунулся было из пристройки, но увидев направленный прямо на него самострел, испуганно шарахнулся назад, захлопнув за собой дверь.
"Молодец, ратник Григорий, не стал стрелять в безоружного человека. Пошла наука впрок. Так, все, вроде бы, правильно, только чем же в дверь ломануться? Наверняка же заперта изнутри…".
Не успел Мишка озадачится изысканием тарана, как увидел двоих своих подчиненных, тащивших, покряхтывая от натуги, бревно. Повинуясь мишкиному знаку, еще четверо ребят подхватили груз и дом Устина потряс первый удар в дверь.
Одновременно, двое пацанов, упершись руками в стену, подставили спины и Роська, с акробатической ловкостью, взлетев им на плечи, осторожно заглянул в узенькое волоковое окошко. Опустив голову, что-то сказал поддерживающим его ребятам и они слегка сдвинулись в сторону. Роська сунул самострел в окошко и нажал на спуск, потом снова заглянул, интересуясь результатами выстрела и показал Мишке один палец.
"Так, боеспособных мужиков в доме осталось всего трое. Справимся, вот только дверь взломаем… Ой, не кажите "Гоп!", сэр. Бабы в Ратном вовсе не кисейные барышни, а тут собственный дом и детей защищают…".
Словно в подтверждение мишкиных мыслей из окошка высунулось острие рогатины и ударило Роську в прикрытую бармицей щеку. По счастью, удар получился не очень сильным - то ли потому, что била женщина, то ли крестовина рогатины за что-то зацепилась. Роська не упал, а повис, ухватившись обеими руками за древко. Мало того, он еще и принялся раскачиваться, но с той стороны рогатину держали крепко.
От двери, сотрясаемой ударами бревна раздался хруст ломаемого дерева, Мишка не стал ждать окончания акробатического этюда Роськи и обернулся ко входу в дом. Дверь уже была достаточно сильно искорежена, но держалась, видимо, ее чем-то подперли изнутри. Еще пара ударов проломила две средние доски и бревно застряло в пробоине. Ребята принялись раскачивать его туда-сюда, выдернули, и тут же из пробоины вылетела стрела, цапнув одного из "опричников" за подол кольчуги.
– Берегись! - Крикнул Мишка.
Пацаны кинулись врассыпную, бревно грохнулось на землю, а за первой стрелой последовала вторая. Пустили ее по-умному - не прямо перед проломом, где уже никого не было, а вкось. Граненый бронебойный наконечник наискось ударил в спину недостаточно расторопно убиравшегося из сектора обстрела парня, вспоров кольчатую броню, словно консервным ножом. Парень упал (у Мишки захолонуло сердце), но тут же поднялся и с удвоенной прытью рванул прочь от опасного места.
Мишка поймал пострадавшего за руку, остановил, развернул спиной к себе и выдернул стрелу. Несколько колец кольчуги над правой лопаткой были разорваны, из прорехи торчал войлок поддоспешника, но крови не было.
"Везунчик, мать твою… Чуть-чуть бы под другим углом, и отбегался бы".
Отводя душу, Мишка отвесил подчиненному крепкую, насколько мог, затрещину, ушиб руку о край шлема и, обозлившись еще больше, дал провинившемуся пинка под зад, тоже, как назло, прикрытый доспехом. Окончательно осатанев Мишка заорал на вылупившихся на него "опричников":
– Чего уставились?! Бей по дыре, не давай стрелять!
Несколько болтов влетели в проломленное тараном отверстие. Ответа не последовало. Мишка, чувствуя, как накатывающее бешенство пожирает последние остатки благоразумия, схватился за один конец бревна, с натужным ревом приподнял его и прохрипел:
– Один справа, один слева, один сзади - не давать стрелять! Остальные взялись!!!
Поняли его правильно: справа, слева и прямо над бревном в пролом полетели болты, а пять пар рук подхватили таран и бревно снова ударило в дверь. Раздался треск и верхняя часть дверного полотна вдавилась внутрь проема.
– Еще раз! - Радостно заорал Мишка, чувствуя, как физическое напряжение просветляет разум. Преграда, словно ждала этого последнего удара, верхняя часть двери легко поддалась, и бревно, увлекая за собой парней полезло в сени. Мишку ударило плечом об косяк, он невольно разжал руки и отлетел в сторону, остальные тоже бросились врассыпную - из темноты сеней выдвинулась фигура лучника.
Щелкнула тетива, свистнула стрела… Филипп, стоявший точно напротив двери и стрелявший, по мишкиному приказу поверх тарана, был обречен - от выстрела в упор кольчуга не спасла бы ни при каком везении. Мишка, непроизвольно втянув голову в плечи ждал звука попадания, но вместо него, позади, раздался сначала звяк наконечника по железу, а потом истошный бабий вопль.
Мишка обернулся и не сразу разобрался в открывшейся перед ним картине, настолько она была нелепой. Фильку спасло то, что в момент выстрела он, как раз, начал нагибаться, чтобы перезарядить самострел. Стрела рикошетом отскочила от затыльной части его шлема и ушла дальше, а там…
В проеме ворот высился, сидя на неоседланном коне, Алексей, а на его ноге, вцепившись, как клещ, висела и орала благим матом какая-то тетка. Платок, видимо накинутый второпях, сполз, по плечам рассыпались спутанные волосы, белая льняная рубаха обтягивала упитанное тело, являя всему миру полное отсутствие талии, а из правой ягодицы торчало древко стрелы, срикошетившей от шлема Филиппа.
Увиденное, показалось Мишке натуральным бредом, он было так и застыл, пытаясь понять, откуда тут взялась эта баба, но свист болтов и донесшиеся из сеней звуки падения тела и предсмертного хрипа, тут же вернули его к делам насущным.
Выстрелив в темноту сеней, Мишка рыбкой перелетел через обломки двери и какой-то громоздкий предмет, перекатился через плечо и, не успев подняться на ноги, не столько увидел, сколько ощутил перед собой человека. Думать было некогда, оставаться на месте нельзя. Уходя в перекат, Мишка завалился на бок и одновременно хлестнул кистенем на уровне колен противника. Над головой раздался крик боли и в то место, где только что находился Мишка, с хрустом врезалось лезвие топора.
Мишка ударил кистенем еще раз, опять попал, но этот удар уже был лишним - от порога раздался щелчок самострела и мишкин противник, не издав ни звука рухнул на пол. Через обломки двери уже лезли "опричники" и Мишка не вставая с пола, прижался к стене, чтобы не затоптали.
Дверь в горницу общим напором вынесли, кажется, вместе с косяком, тут же раздались крики, кто-то упал, над головами блеснуло лезвие рогатины, несколько раз мелькнули в воздухе гирьки кистеней, щелкнул самострел и все стихло. Мишка расталкивая ребят вломился в горницу, выхватил взглядом скрючившегося под стенкой Григория, обошел Дмитрия остервенело лупившего кистенем лежащего навзничь мужика, и оглядел помещение, освещенное колеблющимся пламенем двух лучин.
На столе, почему-то лицом вниз, лежал мужик в доспехе, но без шлема, а присевшая перед ним на корточки женщина, что-то делала с его головой. У стены на лавке, тоже без шлема, сидел с закушенной губой хозяин дома Устин. Из его левой ноги, чуть выше колена торчал хвостовик самострельного болта.
Устин, ненавидяще глядя на парней, со стоном поднялся, держась левой рукой за стену, а правой нащупал рукоять прислоненного к лавке меча. Сдаваться он явно не собирался, хотя наступать на левую ногу не мог совершенно, видимо, болт повредил кость.
Мишка услышал позади себя щелчок вставшего на боевой взвод самострела, немного подождал, глядя в упор на хозяина дома, и, не дождавшись выстрела, скомандовал:
– Бей!
Устин рухнул навзничь с болтом в переносице, так и не разжав пальцы на рукояти меча, сидевшая на корточках женщина завизжала и швырнула в Мишку ком пропитанных кровью тряпок. Лежащий на столе мужик не пошевелился, видимо был без сознания, только сейчас Мишка понял причину того, что его уложили лицом вниз - самострельный болт раздробил мужику нижнюю челюсть и в любой другой позе он просто захлебнулся бы кровью.
Мишка, вроде бы уже достаточно насмотревшийся на раны и покойников, почувствовал тошноту и отвернулся, обводя глазами своих бойцов.
"Да, теперь уже бойцов!".
Лиц под полумасками шлемов и бармицами было не разглядеть, но за месяц с лишним тренировок в доспехах он уже научился узнавать каждого по фигуре и осанке. Боевое напряжение ребят еще не отпустило, но победа была полной, и они растеряно топтались на месте, не зная, что теперь надо делать.
– Дмитрий! - Принялся раздавать команды Мишка. - Бери десяток, ступай наружу и выгоняй всех, кого найдешь, во двор. Ставь к стенам и забору, руки - на стену, ноги - шире плеч. Помнишь, как я показывал?
– Слушаюсь, господин старшина!
– Матвей! - Мишка попытался заглянуть за спины столпившихся ребят. - Где Матвей? Что с Гришкой?
– Здесь я! - Отозвался ученик лекарки. - Плохо с ним. Рогатиной в живот… Доспех не пробило, но… Плохо, к Настене надо быстро.
– Ну, так не стой, кто-нибудь, помогите ему! Еще раненые есть?
– Двое. - Отозвался вместо Мотьки Фаддей. - там, во дворе. Серапиону на ногу бревно уронили, а десятник Василий жопу порвал.
– Чего-чего?
– Ну, он на рогатине висел, потом сорвался и прямо Яньке на голову сел.
"Яньке? А, ну да! Иоанна, почему-то, ребята зовут не Ванькой, а Янькой".
– Ну и что, что сел?
– Так на шлем же! Янька за шею держится, говорит, что хрустнула, а десятник Василий на карачках стоит и штаны в кровище.
"Блин, только этого не хватало! Четверо раненых и двоих только случайно не убили. Повоевали, ядрена вошь!".
– Двое - в помощь Матвею, остальным осмотреть дом!
Мишка шагнул к занавеске в дальнем конце горницы, из-за которой все время доносилась какая-то возня. Вытащив, на всякий случай, кинжал, он рывком оттянул занавеску в сторону и тут же в левую глазницу железной полумаски, закрывавшей Мишке верхнюю часть лица, воткнулся горящий кончик лучины.
Выпад стоявшей сразу за занавеской женщины, был настолько неожиданным, что ни защититься, ни уклониться Мишка не успел. Спасло его только то, что женщина немного промахнулась и лучина ударила не прямо в отверстие, а в его нижний край. Мишка непроизвольно закинул голову назад, и горящая щепка воткнулась не в глаз, а снизу в надбровную дугу. Воткнулась и застряла, продолжая гореть!
Теряя сознание от боли, задыхаясь от дыма и запаха паленой кожи и волоса, Мишка упал на спину, нащупал торчащую из глазницы лучину, вырвал ее и, рыча от боли принялся срывать с головы шлем. Отломившийся от лучины уголек провалился между головой и бармицей, подпалил волосы на виске и застрял в ушной раковине.
Где-то далеко раздавались крики:
– Старшину убили, режь их всех! Стоять! Детей не трогать! Стоять, убью, ур-роды. Живой старшина, глядите: шевелится!
Визжали женщины, кричали дети… Ничего этого Мишка не замечал, бестолково дергая трясущимися руками бармицу. Наконец, кто-то освободил подбородочный ремень, стащил с Мишки шлем и растерянно выругался, увидев то, во что превратилась левая часть головы старшины Младшей стражи.
Как его выволакивали под руки из дома, Мишка не запомнил. На краткое время его привел в чувство испуганный крик деда:
– Михайла!!! Что с ним? Живой?
Потом были только боль и темнота. Очень долго, очень больно и ни искорки света даже в уцелевшем глазу.
Глава 2
Преодолев еще один поворот, Мишка никого впереди не увидел, успел только заметить захлопывающуюся калитку в воротах подворья Устина. Повезло - беглецы не рассыпались по разным направлениям, а собрались все в одном месте, мог, конечно, кто-нибудь из них свернуть по дороге, но Мишка этого не заметил.
Остановив коня, он оглянулся, надо было дождаться подмоги. Коней своих "спецназ" оставил в учебной усадьбе в лесу, поэтому приходилось ждать, пока ребята прибегут на своих двоих. Из-за забора со двора Устина доносились возбужденные мужские голоса, потом в них вплелся женский, что-то тревожно спрашивающий. Ответа Мишка не разобрал, но женщина, не то испуганно, не то горестно вскрикнула, а один из мужских голосов громко приказал ей убираться в дом.
– Сейчас сюда явятся, так не оставят! - Отчетливо разобрал Мишка.
Мужики снова забубнили неразборчиво, и в ответ снова раздался тот же громкий голос:
– Ну да! Корней тебе простит! Дожидайся! Да еще сопляк его бешеный… Тому только дай кровушку пустить! Это же он за нами верхом гнался, слава Богу отстал, наверно Афоню добить остановился.
Опять неразборчивый бубнеж, и опять тот же громкий, уверенный, без тени страха голос:
– Готовьтесь! Корней разговаривать станет, только если на крепкий отпор наткнется. Своих он всегда бережет. И молитесь, чтобы он щенков из Младшей стражи сюда не вызвал, их у него полсотни, и каждому зубки попробовать в деле не терпится. Навалятся скопом, глазом моргнуть не успеем.
"Много хочешь, гнус. Хватит с тебя и двух десятков. И наваливаться скопом мы не собираемся, не для того учились. А вот насчет "попробовать зубки", тут ты прав, пусть каждая гнида узнает: Лисовины неприкосновенны! С сегодняшнего утра- есть боярский род Лисовинов, и есть все остальные. Как говорится: и ныне и присно и… А вот "во веки веков"… Не знаю, но очень постараюсь. Если по максимуму, то лет на пятьсот с лишним".
В конце улицы появились верхами Демьян с Кузьмой, почти сразу же за ними из-за угла выбежали ребята из "спецназа". Мишка призывно махнул им рукой и шагом подвел Зверя вплотную к забору. Встал ногами на седло и осторожно заглянул во двор. Голову пришлось сразу же спрятать - один из стоявших во дворе, заметил Мишку и вскинул лук. Стрела свистнула над самым краем забора. Все же удалось рассмотреть: во дворе стоят шестеро мужчин в доспехах, и у двоих из них в руках луки.
Со двора донеслось:
– Ну, началось! Теперь, мужики, не зевай!
Демка и Кузька подъехали и, не дожидаясь указаний поставили своих коней впритирку к забору. Взобрались ногами на седла и вопросительно глянули на Мишку. Мишка изготовился к стрельбе и подал знак - высунутся и тут же спрятаться. Близнецы показались стоящим во дворе и тут же присели, Мишка услышал двойной щелчок тетивы, выпрямился в полный рост и почти не целясь выпустил болт в одного из лучников. Не испытывая судьбу, сразу же присел, и попытался определить результат выстрела на слух. Со двора раздался крик боли и ругань.
Демьян с Кузьмой, пользуясь тем, что внимание противников, хотя бы ненадолго, отвлечено раненым, тоже выстрелили по разу, за что были вознаграждены еще одним вскриком и звуком падения тела на землю. Кто из братьев попал, а кто промазал, было непонятно, но двоих противников из строя вывести удалось.
Мишка не был уверен, но ему показалось, что второй раз вскрикнул именно тот голос, который незадолго до того ободрял подельников и раздавал указания. Если это было так, то задача "спецназа" значительно облегчалась. Лишенные лидера заговорщики могут и не организовать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Впрочем, лучше один раз увидеть, чем…
Мишка снова осторожно высунулся и… никого не увидел. Только ноги человека, которого волоком втаскивали в дом. Во дворе было пусто. Такого подарка от противника Мишка даже не ожидал, видимо боеспособность заговорщиков упала куда-то на уровень обуви, если вообще не растворилась в окружающем пространстве.
Ситуацию надлежало использовать немедленно, Мишка оттолкнулся ногами от седла и перекинул тело на внутреннюю сторону забора. Спрыгнув на землю, он настороженно оглядываясь по сторонам, взвел самострел и кинулся к воротам. Там уже возились Кузька с Демкой, они тратить время на заряжание самострелов не стали. Мишка развернулся лицом к дому, прикрывая братьев, а те уже распахивали ворота, впуская подоспевших товарищей.
Дальше все пошло, как по писаному. Мишкины "опричники" рассыпались по двору, занимая позиции так, чтобы не остался не простреливаемым ни один уголок, под прицелом оказались все двери и оконца. Какой-то всклокоченный со сна мужик высунулся было из пристройки, но увидев направленный прямо на него самострел, испуганно шарахнулся назад, захлопнув за собой дверь.
"Молодец, ратник Григорий, не стал стрелять в безоружного человека. Пошла наука впрок. Так, все, вроде бы, правильно, только чем же в дверь ломануться? Наверняка же заперта изнутри…".
Не успел Мишка озадачится изысканием тарана, как увидел двоих своих подчиненных, тащивших, покряхтывая от натуги, бревно. Повинуясь мишкиному знаку, еще четверо ребят подхватили груз и дом Устина потряс первый удар в дверь.
Одновременно, двое пацанов, упершись руками в стену, подставили спины и Роська, с акробатической ловкостью, взлетев им на плечи, осторожно заглянул в узенькое волоковое окошко. Опустив голову, что-то сказал поддерживающим его ребятам и они слегка сдвинулись в сторону. Роська сунул самострел в окошко и нажал на спуск, потом снова заглянул, интересуясь результатами выстрела и показал Мишке один палец.
"Так, боеспособных мужиков в доме осталось всего трое. Справимся, вот только дверь взломаем… Ой, не кажите "Гоп!", сэр. Бабы в Ратном вовсе не кисейные барышни, а тут собственный дом и детей защищают…".
Словно в подтверждение мишкиных мыслей из окошка высунулось острие рогатины и ударило Роську в прикрытую бармицей щеку. По счастью, удар получился не очень сильным - то ли потому, что била женщина, то ли крестовина рогатины за что-то зацепилась. Роська не упал, а повис, ухватившись обеими руками за древко. Мало того, он еще и принялся раскачиваться, но с той стороны рогатину держали крепко.
От двери, сотрясаемой ударами бревна раздался хруст ломаемого дерева, Мишка не стал ждать окончания акробатического этюда Роськи и обернулся ко входу в дом. Дверь уже была достаточно сильно искорежена, но держалась, видимо, ее чем-то подперли изнутри. Еще пара ударов проломила две средние доски и бревно застряло в пробоине. Ребята принялись раскачивать его туда-сюда, выдернули, и тут же из пробоины вылетела стрела, цапнув одного из "опричников" за подол кольчуги.
– Берегись! - Крикнул Мишка.
Пацаны кинулись врассыпную, бревно грохнулось на землю, а за первой стрелой последовала вторая. Пустили ее по-умному - не прямо перед проломом, где уже никого не было, а вкось. Граненый бронебойный наконечник наискось ударил в спину недостаточно расторопно убиравшегося из сектора обстрела парня, вспоров кольчатую броню, словно консервным ножом. Парень упал (у Мишки захолонуло сердце), но тут же поднялся и с удвоенной прытью рванул прочь от опасного места.
Мишка поймал пострадавшего за руку, остановил, развернул спиной к себе и выдернул стрелу. Несколько колец кольчуги над правой лопаткой были разорваны, из прорехи торчал войлок поддоспешника, но крови не было.
"Везунчик, мать твою… Чуть-чуть бы под другим углом, и отбегался бы".
Отводя душу, Мишка отвесил подчиненному крепкую, насколько мог, затрещину, ушиб руку о край шлема и, обозлившись еще больше, дал провинившемуся пинка под зад, тоже, как назло, прикрытый доспехом. Окончательно осатанев Мишка заорал на вылупившихся на него "опричников":
– Чего уставились?! Бей по дыре, не давай стрелять!
Несколько болтов влетели в проломленное тараном отверстие. Ответа не последовало. Мишка, чувствуя, как накатывающее бешенство пожирает последние остатки благоразумия, схватился за один конец бревна, с натужным ревом приподнял его и прохрипел:
– Один справа, один слева, один сзади - не давать стрелять! Остальные взялись!!!
Поняли его правильно: справа, слева и прямо над бревном в пролом полетели болты, а пять пар рук подхватили таран и бревно снова ударило в дверь. Раздался треск и верхняя часть дверного полотна вдавилась внутрь проема.
– Еще раз! - Радостно заорал Мишка, чувствуя, как физическое напряжение просветляет разум. Преграда, словно ждала этого последнего удара, верхняя часть двери легко поддалась, и бревно, увлекая за собой парней полезло в сени. Мишку ударило плечом об косяк, он невольно разжал руки и отлетел в сторону, остальные тоже бросились врассыпную - из темноты сеней выдвинулась фигура лучника.
Щелкнула тетива, свистнула стрела… Филипп, стоявший точно напротив двери и стрелявший, по мишкиному приказу поверх тарана, был обречен - от выстрела в упор кольчуга не спасла бы ни при каком везении. Мишка, непроизвольно втянув голову в плечи ждал звука попадания, но вместо него, позади, раздался сначала звяк наконечника по железу, а потом истошный бабий вопль.
Мишка обернулся и не сразу разобрался в открывшейся перед ним картине, настолько она была нелепой. Фильку спасло то, что в момент выстрела он, как раз, начал нагибаться, чтобы перезарядить самострел. Стрела рикошетом отскочила от затыльной части его шлема и ушла дальше, а там…
В проеме ворот высился, сидя на неоседланном коне, Алексей, а на его ноге, вцепившись, как клещ, висела и орала благим матом какая-то тетка. Платок, видимо накинутый второпях, сполз, по плечам рассыпались спутанные волосы, белая льняная рубаха обтягивала упитанное тело, являя всему миру полное отсутствие талии, а из правой ягодицы торчало древко стрелы, срикошетившей от шлема Филиппа.
Увиденное, показалось Мишке натуральным бредом, он было так и застыл, пытаясь понять, откуда тут взялась эта баба, но свист болтов и донесшиеся из сеней звуки падения тела и предсмертного хрипа, тут же вернули его к делам насущным.
Выстрелив в темноту сеней, Мишка рыбкой перелетел через обломки двери и какой-то громоздкий предмет, перекатился через плечо и, не успев подняться на ноги, не столько увидел, сколько ощутил перед собой человека. Думать было некогда, оставаться на месте нельзя. Уходя в перекат, Мишка завалился на бок и одновременно хлестнул кистенем на уровне колен противника. Над головой раздался крик боли и в то место, где только что находился Мишка, с хрустом врезалось лезвие топора.
Мишка ударил кистенем еще раз, опять попал, но этот удар уже был лишним - от порога раздался щелчок самострела и мишкин противник, не издав ни звука рухнул на пол. Через обломки двери уже лезли "опричники" и Мишка не вставая с пола, прижался к стене, чтобы не затоптали.
Дверь в горницу общим напором вынесли, кажется, вместе с косяком, тут же раздались крики, кто-то упал, над головами блеснуло лезвие рогатины, несколько раз мелькнули в воздухе гирьки кистеней, щелкнул самострел и все стихло. Мишка расталкивая ребят вломился в горницу, выхватил взглядом скрючившегося под стенкой Григория, обошел Дмитрия остервенело лупившего кистенем лежащего навзничь мужика, и оглядел помещение, освещенное колеблющимся пламенем двух лучин.
На столе, почему-то лицом вниз, лежал мужик в доспехе, но без шлема, а присевшая перед ним на корточки женщина, что-то делала с его головой. У стены на лавке, тоже без шлема, сидел с закушенной губой хозяин дома Устин. Из его левой ноги, чуть выше колена торчал хвостовик самострельного болта.
Устин, ненавидяще глядя на парней, со стоном поднялся, держась левой рукой за стену, а правой нащупал рукоять прислоненного к лавке меча. Сдаваться он явно не собирался, хотя наступать на левую ногу не мог совершенно, видимо, болт повредил кость.
Мишка услышал позади себя щелчок вставшего на боевой взвод самострела, немного подождал, глядя в упор на хозяина дома, и, не дождавшись выстрела, скомандовал:
– Бей!
Устин рухнул навзничь с болтом в переносице, так и не разжав пальцы на рукояти меча, сидевшая на корточках женщина завизжала и швырнула в Мишку ком пропитанных кровью тряпок. Лежащий на столе мужик не пошевелился, видимо был без сознания, только сейчас Мишка понял причину того, что его уложили лицом вниз - самострельный болт раздробил мужику нижнюю челюсть и в любой другой позе он просто захлебнулся бы кровью.
Мишка, вроде бы уже достаточно насмотревшийся на раны и покойников, почувствовал тошноту и отвернулся, обводя глазами своих бойцов.
"Да, теперь уже бойцов!".
Лиц под полумасками шлемов и бармицами было не разглядеть, но за месяц с лишним тренировок в доспехах он уже научился узнавать каждого по фигуре и осанке. Боевое напряжение ребят еще не отпустило, но победа была полной, и они растеряно топтались на месте, не зная, что теперь надо делать.
– Дмитрий! - Принялся раздавать команды Мишка. - Бери десяток, ступай наружу и выгоняй всех, кого найдешь, во двор. Ставь к стенам и забору, руки - на стену, ноги - шире плеч. Помнишь, как я показывал?
– Слушаюсь, господин старшина!
– Матвей! - Мишка попытался заглянуть за спины столпившихся ребят. - Где Матвей? Что с Гришкой?
– Здесь я! - Отозвался ученик лекарки. - Плохо с ним. Рогатиной в живот… Доспех не пробило, но… Плохо, к Настене надо быстро.
– Ну, так не стой, кто-нибудь, помогите ему! Еще раненые есть?
– Двое. - Отозвался вместо Мотьки Фаддей. - там, во дворе. Серапиону на ногу бревно уронили, а десятник Василий жопу порвал.
– Чего-чего?
– Ну, он на рогатине висел, потом сорвался и прямо Яньке на голову сел.
"Яньке? А, ну да! Иоанна, почему-то, ребята зовут не Ванькой, а Янькой".
– Ну и что, что сел?
– Так на шлем же! Янька за шею держится, говорит, что хрустнула, а десятник Василий на карачках стоит и штаны в кровище.
"Блин, только этого не хватало! Четверо раненых и двоих только случайно не убили. Повоевали, ядрена вошь!".
– Двое - в помощь Матвею, остальным осмотреть дом!
Мишка шагнул к занавеске в дальнем конце горницы, из-за которой все время доносилась какая-то возня. Вытащив, на всякий случай, кинжал, он рывком оттянул занавеску в сторону и тут же в левую глазницу железной полумаски, закрывавшей Мишке верхнюю часть лица, воткнулся горящий кончик лучины.
Выпад стоявшей сразу за занавеской женщины, был настолько неожиданным, что ни защититься, ни уклониться Мишка не успел. Спасло его только то, что женщина немного промахнулась и лучина ударила не прямо в отверстие, а в его нижний край. Мишка непроизвольно закинул голову назад, и горящая щепка воткнулась не в глаз, а снизу в надбровную дугу. Воткнулась и застряла, продолжая гореть!
Теряя сознание от боли, задыхаясь от дыма и запаха паленой кожи и волоса, Мишка упал на спину, нащупал торчащую из глазницы лучину, вырвал ее и, рыча от боли принялся срывать с головы шлем. Отломившийся от лучины уголек провалился между головой и бармицей, подпалил волосы на виске и застрял в ушной раковине.
Где-то далеко раздавались крики:
– Старшину убили, режь их всех! Стоять! Детей не трогать! Стоять, убью, ур-роды. Живой старшина, глядите: шевелится!
Визжали женщины, кричали дети… Ничего этого Мишка не замечал, бестолково дергая трясущимися руками бармицу. Наконец, кто-то освободил подбородочный ремень, стащил с Мишки шлем и растерянно выругался, увидев то, во что превратилась левая часть головы старшины Младшей стражи.
Как его выволакивали под руки из дома, Мишка не запомнил. На краткое время его привел в чувство испуганный крик деда:
– Михайла!!! Что с ним? Живой?
Потом были только боль и темнота. Очень долго, очень больно и ни искорки света даже в уцелевшем глазу.
Глава 2
Выздоравливал Мишка долго и тяжело. Купальские праздники он, конечно пропустил, да и не до праздников было. Рассеченная, прижаренная и истыканная занозами бровь гноилось и жутко болела, Мишка то метался в жару, то трясся от озноба. Настена несколько раз поила его каким-то одуряющим зельем, от которого он начисто вырубался на несколько часов, а потом еще долго воспринимал боль несколько приглушенно.
Сама Настена говорила, что пользоваться этим средством часто нельзя, и сама же с тяжелым вздохом давала его Мишке, видимо, дело было совсем плохо. Около постели постоянно кто-то сидел, но Мишка, то впадая в забытье, то выплывая из него, все время путался в том, кто перед ним находится. Только что, вроде бы была мать, и вдруг Юлька, а потом и вообще непонятно кто - явь путалась с бредом.
Однажды, открыв единственный зрячий глаз, Мишка увидел перед собой Нинею.
– Не бойся, не бредишь. - Ворчливо пробурчала волхва. - Я это, я. Вот выбралась сама глянуть, а то раскудахтались: "Глаза выжгли, глаза выжгли!". - Нинея саркастически скривилась и с чувством прокомментировала: - Дуры головожопые!
Кого уж там она приласкала этаким эпитетом, Мишка даже не попытался угадывать. К тому же, он вовсе не был уверен, что наблюдает вдовствующую графиню Палий наяву. Нинея сердито пожевала губами и продолжила все тем же ворчливым тоном:
– И ты тоже хорош! Чего сам полез, послать некого было? Ты воевода или мальчик на побегушках? Тебе людьми командовать надо, а ты как курица паленая…
Нинея неожиданно встала и сделав несколько, не по-старушечьи широких, шагов, распахнула дверь. За дверью обнаружилась материна сенная девка, застывшая от неожиданности в характерной позе - подслушивала. Девка (как ее зовут Мишка вспомнить не смог) в ужасе уставилась на волхву и уже начала открывать рот, собираясь не то завизжать от страха, не то сказать что-то в свое оправдание, но Нинея не дала ей сделать ни того, ни другого. Волхва зло стукнула посохом в пол и, выкинув в сторону девки руку ладонью вперед, выкрикнула:
– Оглохни!
Девка с полминуты простояла, приоткрыв рот, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, прижав ладонями уши, осела на пол и тихонько завыла.
– Так-то вас, дурищ. - Проворчала Нинея и, зарыв дверь, вернулась к мишкиной постели.
"Брежу. К гадалке не ходи - брежу. Не может такого быть, потому, что не может быть никогда! Никаких признаков гипнотического воздействия: ни предварительной подготовки, ни пассов руками, ни блестящего предмета или света в глаза. Что там еще гипнотизеры используют? Не важно! Не могла девка оглохнуть от одного окрика. Но ведь оглохла же? Брежу, вот и всё".
– Долго еще валяться будешь? - Снова напустилась на Мишку Нинея. - Парни для твоей Воинской школы готовы, только знака ждут, крепость без твоего догляда строится, намедни двое твоих балбесов чуть не утонули, Первак с братом твоим… который из Турова - Нинея так и не произнесла вслух христианское имя Петьки - подрались. Ходит теперь твой братишка, разукрашенный, как скоморох.
– Я вот, как раз, насчет Первака хотел… - начал было Мишка.
– Правильно хотел! - Перебила волхва. - Да больно долго собирался! Не шестнадцать лет ему - самое малое, двадцать. И крови у него на руках… - Нинея недоговорила и махнула рукой. Впрочем, слов и не требовалось, и так всё было понятно.
– Я с матерью… - Снова попытался заговорить Мишка, но Нинея опять его перебила:
– Знаю! Медвяна мне сама все рассказала. Умница у тебя мать, всё правильно решила. Пока он не опасен, а в первом же бою… Только не сам! Не своими руками! Понял меня? Еще раз тебе повторяю и буду повторять, пока не поймешь: ты - начальный человек, твое дело приказывать, а не самому везде лезть!
Нинея помолчала, нахмурилась и тихо пробормотала:
– Что же я хотела-то? Сбил ты меня с мысли…
"Интересно, когда это я успел? Ты ж мне слова сказать не даешь. Нет, точно брежу! Нинея никогда на память не жаловалась".
– Да! - Вспомнила Нинея. - Я тебе говорила: долго ли еще валяться собираешься? Понравилось, значит, что все вокруг тебя хороводятся, да сюсюкают?
Обвинение было просто возмутительно несправедливым. Мишка еще ТАМ читал, что так называемый "обожженные раны" лечатся очень плохо и, зачастую, их приходится иссекать. ЗДЕСЬ хирургия была не очень-то популярна, хотя, когда требовалось лекари и резали, но больше полагались на травы, настои, отвары, да еще на психотерапию. Это на Западе врачи, чуть что, за ножи хватались.
Да и кроме обожженной раны проблем хватало. Левый глаз закрыло водяным пузырем, левое ухо тоже, волосы на виске и над ухом сгорели. За ухо Мишка не опасался, а вот глаз. Не дай Бог из-за ожогового шрама не станет подниматься, как следует, веко. Пластической хирургии ЗДЕСЬ уж точно нет.
– Хватит себя жалеть! - Продолжала, между тем, Нинея. - Половина твоей болезни - боязнь дел. Ребят учить, крепость строить, за торговлей следить… И никто тебя не заставлял, сам напросился!
Нинея помолчала, потом вдруг очень быстро преобразилась из грозной волхвы в добрую бабушку. Голос у нее потеплел, на губах появилась знакомая улыбка. Она укоризненно, но вместе с тем ласково, покачала головой.
– Спрятался в норку… лисенок. Не бойся, Мишаня, справишься, я знаю. Да и поможем тебе: и я, и другие. Смотри сколько народу тебя любит. И Светлые Боги тебе благоволят, по кому другому, на твоем месте, давно бы уже тризну справили, а тебе везет. Давай-ка, поправляйся быстрее, а то Красава меня совсем извела, все наговоры лечебные выведывает, никак поверить не может, что на тебя они не действуют.
"Ага, не действуют… Что ж ты тогда "лекарским голосом", как Юлька…".
Додумать Мишка не успел, начал погружаться в дремоту. Уже сквозь сон до него доносилось:
– Вот, если бы действовали, ты бы у меня уже…
– Мама…
– Проснулся, сынок? На-ка вот, попей. - Мать дала Мишке глотнуть чего-то лечебного - горького, остро пахнущего травами. Мишка сморщился, мать тут же тревожно спросила: - Болит, Мишаня?
– Не сильно. Полегчало, вроде бы… Мама, а я Нинею во сне видел…
– Не во сне, сынок, она на самом деле приезжала…
– Так она что, на самом деле девчонку… - Мишка так и не вспомнил имени холопки. - Ну, которая у двери…
– Маришку-то? А и поделом! - Построжавшим голосом подтвердила мать. - Я ее послала спросить: не надо ли чего? А она… Любопытство всё дурное! Ничего, это - не насовсем. Вот поправишься, отвезешь ее к Нинее, та ее и простит, сама обещала.
– А я думал мне приснилось.
– Нет, не приснилось. Нинея приезжала деда за семьи бунтовщиков просить. - Мать неожиданно улыбнулась. - Батюшка Корней от удивления чуть дара речи не лишился - волхва и поп одного и того же просят! Только отец Михаил просто о милосердии взывал, а Нинея предложила жен бунтовщиков обратно к родне отправить. Из них же, почти половина, пришлые - из дреговических родов.
– И как? Согласился дед?
– Согласился. Сначала-то, как тебя увидел, озверел напрочь, меч вытащил, да в дом, только застрял в дверях. Вы там наломали, нагромоздили, и на двух-то ногах не пролезешь. А потом Леша… Алексей его удержал - сказал, что ту бабу, которая тебя ранила, ребята сами кистенями забили.
Мать произнесла это совершенно спокойно, не изменившись в лице, не дрогнув голосом.
"Стоп, сэр Майкл! Не комплексовать! Анна Павловна - женщина XII века, вдова, невестка и мать воинов. С ее точки зрения, ребята были в своем праве и кара была справедливой. Здесь в Ратном, женщины постоянно живут рядом с оружием и смертью, да и другие, в Турове, например, тоже не шибко бы ахали. Средневековье есть средневековье. А вот "Леша" вместо "Алексей" - явная оговорка по Фрейду. Впрочем, следовало ожидать, по первой встрече уже предвидеть можно было".
– Вот такой я витязь. - Попытался пошутить Мишка. - То сестра граблями побьет, то баба лучинкой.
– Нет, Мишаня. - Не приняла шутливого тона мать. - От Марфы раненым быть не стыдно. Кремень была баба! Царствие ей Небесное - Мать перекрестилась. - Почитай, у нее на глазах сына и мужа убили, а она - ни звука, ни шороха! Стояла за занавеской и ждала… И дождалась! Чудо тебя спасло.
"Да! И этому мать у воинов научилась - уважать достойного противника. "Чудо тебя спасло" и, все-таки, "Царствие ей Небесное". Наверно, себя на ее месте представила…".
– Мам… Я сильно изуродован? Рожа теперь…
– Прекрати! - Резко оборвала Мишку мать. - Не девка, воину шрамы не в укор! - Потом более мягким голосом успокоила: - Настена обнадежила, что ничего особо страшного не будет. Да и растешь ты еще, шрамы растянутся. Главное - зрение сохранить, но с этим, как будто, всё не опасно. Не изводи себя, девки шарахаться не будут.
"Не-а, не убедительно врете, леди Анна. Что-то там у меня не так. Слишком резко Вы меня, маман, оборвали, похоже, сами со страхом ждете, когда повязки снимут".
Мишка почувствовал усталость (или лекарство начало действовать?) и прикрыл глаз.
– Вот и хорошо, Мишаня, вот и поспи.
" Значит, Нинея не приснилась… И девка действительно оглохла. А не кажется ли Вам, сэр, что со всей этой мистикой пора как-то разобраться? Мало ли, что Нинея постоянно повторяет, что я колдовству, наговорам и прочей мистической хрени не поддаюсь. Неизвестно, что у нее еще в загашнике есть, на крайний, так сказать, случай.
Сама Настена говорила, что пользоваться этим средством часто нельзя, и сама же с тяжелым вздохом давала его Мишке, видимо, дело было совсем плохо. Около постели постоянно кто-то сидел, но Мишка, то впадая в забытье, то выплывая из него, все время путался в том, кто перед ним находится. Только что, вроде бы была мать, и вдруг Юлька, а потом и вообще непонятно кто - явь путалась с бредом.
Однажды, открыв единственный зрячий глаз, Мишка увидел перед собой Нинею.
– Не бойся, не бредишь. - Ворчливо пробурчала волхва. - Я это, я. Вот выбралась сама глянуть, а то раскудахтались: "Глаза выжгли, глаза выжгли!". - Нинея саркастически скривилась и с чувством прокомментировала: - Дуры головожопые!
Кого уж там она приласкала этаким эпитетом, Мишка даже не попытался угадывать. К тому же, он вовсе не был уверен, что наблюдает вдовствующую графиню Палий наяву. Нинея сердито пожевала губами и продолжила все тем же ворчливым тоном:
– И ты тоже хорош! Чего сам полез, послать некого было? Ты воевода или мальчик на побегушках? Тебе людьми командовать надо, а ты как курица паленая…
Нинея неожиданно встала и сделав несколько, не по-старушечьи широких, шагов, распахнула дверь. За дверью обнаружилась материна сенная девка, застывшая от неожиданности в характерной позе - подслушивала. Девка (как ее зовут Мишка вспомнить не смог) в ужасе уставилась на волхву и уже начала открывать рот, собираясь не то завизжать от страха, не то сказать что-то в свое оправдание, но Нинея не дала ей сделать ни того, ни другого. Волхва зло стукнула посохом в пол и, выкинув в сторону девки руку ладонью вперед, выкрикнула:
– Оглохни!
Девка с полминуты простояла, приоткрыв рот, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, прижав ладонями уши, осела на пол и тихонько завыла.
– Так-то вас, дурищ. - Проворчала Нинея и, зарыв дверь, вернулась к мишкиной постели.
"Брежу. К гадалке не ходи - брежу. Не может такого быть, потому, что не может быть никогда! Никаких признаков гипнотического воздействия: ни предварительной подготовки, ни пассов руками, ни блестящего предмета или света в глаза. Что там еще гипнотизеры используют? Не важно! Не могла девка оглохнуть от одного окрика. Но ведь оглохла же? Брежу, вот и всё".
– Долго еще валяться будешь? - Снова напустилась на Мишку Нинея. - Парни для твоей Воинской школы готовы, только знака ждут, крепость без твоего догляда строится, намедни двое твоих балбесов чуть не утонули, Первак с братом твоим… который из Турова - Нинея так и не произнесла вслух христианское имя Петьки - подрались. Ходит теперь твой братишка, разукрашенный, как скоморох.
– Я вот, как раз, насчет Первака хотел… - начал было Мишка.
– Правильно хотел! - Перебила волхва. - Да больно долго собирался! Не шестнадцать лет ему - самое малое, двадцать. И крови у него на руках… - Нинея недоговорила и махнула рукой. Впрочем, слов и не требовалось, и так всё было понятно.
– Я с матерью… - Снова попытался заговорить Мишка, но Нинея опять его перебила:
– Знаю! Медвяна мне сама все рассказала. Умница у тебя мать, всё правильно решила. Пока он не опасен, а в первом же бою… Только не сам! Не своими руками! Понял меня? Еще раз тебе повторяю и буду повторять, пока не поймешь: ты - начальный человек, твое дело приказывать, а не самому везде лезть!
Нинея помолчала, нахмурилась и тихо пробормотала:
– Что же я хотела-то? Сбил ты меня с мысли…
"Интересно, когда это я успел? Ты ж мне слова сказать не даешь. Нет, точно брежу! Нинея никогда на память не жаловалась".
– Да! - Вспомнила Нинея. - Я тебе говорила: долго ли еще валяться собираешься? Понравилось, значит, что все вокруг тебя хороводятся, да сюсюкают?
Обвинение было просто возмутительно несправедливым. Мишка еще ТАМ читал, что так называемый "обожженные раны" лечатся очень плохо и, зачастую, их приходится иссекать. ЗДЕСЬ хирургия была не очень-то популярна, хотя, когда требовалось лекари и резали, но больше полагались на травы, настои, отвары, да еще на психотерапию. Это на Западе врачи, чуть что, за ножи хватались.
Да и кроме обожженной раны проблем хватало. Левый глаз закрыло водяным пузырем, левое ухо тоже, волосы на виске и над ухом сгорели. За ухо Мишка не опасался, а вот глаз. Не дай Бог из-за ожогового шрама не станет подниматься, как следует, веко. Пластической хирургии ЗДЕСЬ уж точно нет.
– Хватит себя жалеть! - Продолжала, между тем, Нинея. - Половина твоей болезни - боязнь дел. Ребят учить, крепость строить, за торговлей следить… И никто тебя не заставлял, сам напросился!
Нинея помолчала, потом вдруг очень быстро преобразилась из грозной волхвы в добрую бабушку. Голос у нее потеплел, на губах появилась знакомая улыбка. Она укоризненно, но вместе с тем ласково, покачала головой.
– Спрятался в норку… лисенок. Не бойся, Мишаня, справишься, я знаю. Да и поможем тебе: и я, и другие. Смотри сколько народу тебя любит. И Светлые Боги тебе благоволят, по кому другому, на твоем месте, давно бы уже тризну справили, а тебе везет. Давай-ка, поправляйся быстрее, а то Красава меня совсем извела, все наговоры лечебные выведывает, никак поверить не может, что на тебя они не действуют.
"Ага, не действуют… Что ж ты тогда "лекарским голосом", как Юлька…".
Додумать Мишка не успел, начал погружаться в дремоту. Уже сквозь сон до него доносилось:
– Вот, если бы действовали, ты бы у меня уже…
* * *
Когда Мишка снова открыл глаз, рядом сидела мать.– Мама…
– Проснулся, сынок? На-ка вот, попей. - Мать дала Мишке глотнуть чего-то лечебного - горького, остро пахнущего травами. Мишка сморщился, мать тут же тревожно спросила: - Болит, Мишаня?
– Не сильно. Полегчало, вроде бы… Мама, а я Нинею во сне видел…
– Не во сне, сынок, она на самом деле приезжала…
– Так она что, на самом деле девчонку… - Мишка так и не вспомнил имени холопки. - Ну, которая у двери…
– Маришку-то? А и поделом! - Построжавшим голосом подтвердила мать. - Я ее послала спросить: не надо ли чего? А она… Любопытство всё дурное! Ничего, это - не насовсем. Вот поправишься, отвезешь ее к Нинее, та ее и простит, сама обещала.
– А я думал мне приснилось.
– Нет, не приснилось. Нинея приезжала деда за семьи бунтовщиков просить. - Мать неожиданно улыбнулась. - Батюшка Корней от удивления чуть дара речи не лишился - волхва и поп одного и того же просят! Только отец Михаил просто о милосердии взывал, а Нинея предложила жен бунтовщиков обратно к родне отправить. Из них же, почти половина, пришлые - из дреговических родов.
– И как? Согласился дед?
– Согласился. Сначала-то, как тебя увидел, озверел напрочь, меч вытащил, да в дом, только застрял в дверях. Вы там наломали, нагромоздили, и на двух-то ногах не пролезешь. А потом Леша… Алексей его удержал - сказал, что ту бабу, которая тебя ранила, ребята сами кистенями забили.
Мать произнесла это совершенно спокойно, не изменившись в лице, не дрогнув голосом.
"Стоп, сэр Майкл! Не комплексовать! Анна Павловна - женщина XII века, вдова, невестка и мать воинов. С ее точки зрения, ребята были в своем праве и кара была справедливой. Здесь в Ратном, женщины постоянно живут рядом с оружием и смертью, да и другие, в Турове, например, тоже не шибко бы ахали. Средневековье есть средневековье. А вот "Леша" вместо "Алексей" - явная оговорка по Фрейду. Впрочем, следовало ожидать, по первой встрече уже предвидеть можно было".
– Вот такой я витязь. - Попытался пошутить Мишка. - То сестра граблями побьет, то баба лучинкой.
– Нет, Мишаня. - Не приняла шутливого тона мать. - От Марфы раненым быть не стыдно. Кремень была баба! Царствие ей Небесное - Мать перекрестилась. - Почитай, у нее на глазах сына и мужа убили, а она - ни звука, ни шороха! Стояла за занавеской и ждала… И дождалась! Чудо тебя спасло.
"Да! И этому мать у воинов научилась - уважать достойного противника. "Чудо тебя спасло" и, все-таки, "Царствие ей Небесное". Наверно, себя на ее месте представила…".
– Мам… Я сильно изуродован? Рожа теперь…
– Прекрати! - Резко оборвала Мишку мать. - Не девка, воину шрамы не в укор! - Потом более мягким голосом успокоила: - Настена обнадежила, что ничего особо страшного не будет. Да и растешь ты еще, шрамы растянутся. Главное - зрение сохранить, но с этим, как будто, всё не опасно. Не изводи себя, девки шарахаться не будут.
"Не-а, не убедительно врете, леди Анна. Что-то там у меня не так. Слишком резко Вы меня, маман, оборвали, похоже, сами со страхом ждете, когда повязки снимут".
Мишка почувствовал усталость (или лекарство начало действовать?) и прикрыл глаз.
– Вот и хорошо, Мишаня, вот и поспи.
" Значит, Нинея не приснилась… И девка действительно оглохла. А не кажется ли Вам, сэр, что со всей этой мистикой пора как-то разобраться? Мало ли, что Нинея постоянно повторяет, что я колдовству, наговорам и прочей мистической хрени не поддаюсь. Неизвестно, что у нее еще в загашнике есть, на крайний, так сказать, случай.