– Мне нужна твоя помощь, Леннар.
   Глава Гвардии Разума (бывший глава?) дернул шеей.
   – Мне нужна твоя помощь, Леннар, – продолжал тот же голос.
   Только тогда пленник ответил:
   – Неожиданные слова, ваше преосвященство. Вам, самому могущественному человеку среди всех, кто еще остался на этой планете, нужна помощь?.. Да еще от врага? От врага, которого к тому же вы – вы же! – приговорили к смерти? Интересно, ваше преосвященство.
   – Потуши факел, – негромко приказал посетитель человеку, стоявшему за его спиной и державшему в руках смолистый, чуть потрескивающий яркий факел, роняющий искры, – поговорим в темноте.
   – Да, владыка Зембер.
   Крыло света скользнуло по стене и угасло.
   …К Леннару пожаловал не кто иной, как сам предстоятель Купола, верховный жрец кканоанского Храма, Зембер XV.
   Он был в том же облачении, что и в зале суда, даже перекинутая через плечо желтая лента, символизирующая беспристрастность и справедливость, была при нем. Леннар успел это разглядеть прежде, чем погасили факел. Кто был второй человек, пленник узнать не успел. Леннар пошарил рукой, нащупал в темноте свою постель, брошенную на топчане в углу, неспешно улегся и сказал неторопливо (как будто к узникам-смертникам каждый день приходили первые лица государства):
   – Я вас слушаю. В любом случае это меня позабавит. По сравнению с тем, что вы мне присудили, все кажется забавным.
   Глава Храма ответил тут же:
   – Забудь всё, что я говорил тебе там, наверху, во время суда. Это церемония, ритуал, так положено.
   – И приговор забыть? – почти весело спросил Леннар.
   – Я же сказал: всё. Если я не ошибаюсь, ты – третье или четвертое лицо в руководстве проекта «Врата в бездну», не так ли?
   – Вроде того.
   – Твоя жизнь чрезвычайно ценна для твоих соратников?
   – Надеюсь, что так, – отозвался Леннар, пытаясь понять как можно скорее, к чему же клонит неожиданный высокий гость.
   – Думаю, что и они и ты сам дорого дали бы и за жизнь твоей женщины, которая содержится тут неподалеку, и за ученого Элькана, раз уж вы ради него пожертвовали пятью своими людьми и проделали долгий и опасный путь, – полуутвердительно-полувопросительно проговорил Зембер. – И у меня есть к тебе предложение. Пока… – тут, к удивлению Леннара, голос железного наместника Неба дрогнул и едва не сорвался, – пока не поздно. Леннар, я должен попасть на один из ваших звездолетов. Вот это и есть тот вопрос, который я хотел бы с тобой обговорить.
   – На звездолеты? Добровольно? Не думаю, что вам там будут сильно рады, ваше преосвященство, – проглотив удивление, отозвался смертник.
   – Потому-то я и пришел к тебе. Думаю, что и ты, и те, кто вместе с тобой возглавляет мятежни… экипажи звездолетов и всех тех, кого вы успели туда переправить… вы согласитесь на мое предложение. Буду краток. – Зембер понизил голос и перешел на куда более доверительную манеру общения: – Я отпущу и тебя, Леннар, и твою Ориану и выдам вам ученого, Элькана. Ведь он вам нужен, крепко нужен? Но на орбиту отправитесь не только вы. С вами поеду я и тридцать моих людей, тех, которых я назову. Зонан и ты, как глава вашей основной спецслужбы, дадите мне гарантии безопасности.
   – Даже так? – Леннар усмехнулся. – А с какой целью, позвольте узнать, вы собираетесь к нам?.. Едва ли из любопытства и любознательности, а? И удальцов из числа Ревнителей прихватите, наверное. Но учтите, что, даже если Зонан примет ваше абсурдное предложение, вам едва ли дадут разводить там вашу пропаганду, вы ведь меня понимаете?.. А мерзавцев из ордена Ревнителей вообще возьмут под особый контроль и, если что, без жалости, на месте…
   – Да уж конечно. А причины моего обращения к вам я поясню. Причины очевидны. Они залегли у нас под ногами, они находятся у нас над головами. Мы идем к катастрофе, вы совершенно правы. И если от метеоритного дождя Кканоан защищен силовым полем, то от землетрясения нас не защитят никакие боги!
   Хорошо, что Леннар не мог видеть лица наместника Неба в этот момент. Потому что оно исказилось такой трусливой гримасой, что, вне всякого сомнения, пленник не устоял бы перед искушением и убил бы человека, повинного в мучениях стольких людей! И тогда – все.
   Но факел уже был потушен. Леннар ничего не увидел. Он слышал только чуть подрагивающий голос, бархатный, хорошо поставленный голос священнослужителя, отличного актера:
   – Кканоан защищен силовым полем, как и несколько других самых богатых городов планеты. Потому он невредим, равно как не пострадал никто из верховного жречества и их семей. Но энергоресурсы страны истощены. Остается совсем немного, и скоро мы будем не в состоянии поддерживать защитное силовое поле в рабочем состоянии. Оно уже работает на пятьдесят процентов мощности и не выдержит удара крупного метеорита. Но не в этом главная угроза. Мне доложили, что под Кканоаном вот-вот произойдет серьезное смещение геологических слоев. Все мало-мальски приличные лиракские сейсмологи, которые учились у вас же, в университетах Алтурии и Пиккерии… все они в ужасе. Город будет разрушен. Кканоан непременно должен быть разрушен. Да!!! Падет великий тысячелетний град Кканоан, к радости всех нечестивых! – неистово проревел предстоятель Купола, снова невольно сбиваясь на привычную высокопарную риторику, которой он щеголял на суде. – И все же, – существенно снизив тон, продолжил Зембер после паузы, – ты должен меня понять. Недопустимо погибнуть глупо, нелепо, покорно, как животные!
   Леннар помолчал. Облизнул сухие губы. Конечно, он мог предположить, что суть предложения предстоятеля (коли уж пришел!) сведется именно к этому, но что оно будет столь наглым и циничным – нет, ни в коем случае!..
   – Значит, на попятную? – спросил Леннар. – К чему же было мешать нашей огромной работе, клеймить нас позором, подбивать на бунт массы людей, чтобы потом же бросить этих людей… которых сами же оболванили? Если бы не эта религиозная истерия, которая берет свои корни именно здесь, в Кканоане, то мы построили бы достаточное количество звездного флота и вывезли бы все население, а не несколько миллионов, находящихся сейчас на орбите. И ведь вы, Зембер, еще час назад повторяли то, от чего сейчас отрекаетесь. А теперь вместо того, чтобы быть спасенными, эти несчастные едят себе подобных, жрут людей… там, на Кканоанском плато!
   – Леннар, твоя жизнь сейчас не стоит и ломаного гроша в глазах собора, всех тех, кто там, наверху, – оборвал его наместник Неба. – Зато для меня она чрезвычайно ценна. И потому не будем упражняться в словесном фехтовании. Не надо о препонах по проекту. Если бы не было одного препятствия, непременно возникло бы другое. Не будь естественных причин бунтов, возникли бы искусственные. Люди так устроены, что механизм самоуничтожения заложен у них вот здесь! – Зембер гулко ударил себя кулаком в грудь. – Но мы не толпа, Леннар. Мы – ты и я – не толпа. Я не хочу умирать здесь, в Кканоане, под ударами метеоритов или как-то иначе, скажем, провалившись в пропасть, разверзнувшуюся под ногами!.. Я говорю это так же откровенно, как если бы ты был моим единомышленником. Ведь я тоже этнический эрриец, как и ты.
   Леннар судорожно сглотнул. «Такой же, как и ты!» Лживая, лицемерная скотина! Несомненно, именно он стоит за смертью отца. Этот толстый трусливый скот, его дядя, никогда бы не рискнул пойти на убийство суверена и уж тем более не смог бы провернуть все так ловко… Смиряя смутно рокочущую в голосе ярость, Леннар выговорил:
   – Я… я дорого ценю свою жизнь, жизнь Орианы. И Элькан, ученый с мировым именем… да, он нужен нам. Но если бы решение зависело только от меня…
   – То?..
   – То я отказал бы вам. Лучше быть казненным по приговору суда, чем идти на эту… позорную сделку, достойную торгаша с рынка! Впрочем, зачем я обижаю торговое сословие?..
   – Даже так! – Зембер усмехнулся. – Я считал, что вы прагматичнее. А тут – шеф Гвардии Разума дает волю романтическим порывам, про которые пишут в глупых книгах. Тем не менее ты верно заметил, что решение по этому вопросу принимаешь не ты. Не только ты. Соедини меня со звездолетом, где находится ваше руководство! – повелительно бросил он. – Я требую этого! А если и они окажутся такими глупцами, что откажут, тогда… тогда у нас есть время, чтобы громко захлопнуть за собой дверь, уходя!
   – Ой, да ну вас… И не надо громовых фраз, вы не на соборе, – невыразительным, серым голосом перебил его Леннар. – Предоставьте мне связь. Я вызову для вас звездолет, где находится наше руководство.
   – Так-то лучше… Жрец, подай сюда связь!
   Вспыхнувший экран аппарата спутниковой связи осветил того, кто сопровождал Зембера. И Леннар тотчас же узнал в нем того самого тощего жреца с базы, где содержался Элькан. Того самого… Впрочем, уже в следующее мгновение ему стало не до разглядывания сухих черт своего недавнего врага: по экрану пробежали два столбца цифр, Леннар ввел код, подтверждающий соединение, и появилось массивное лицо Зонана, Первого Координатора. Он некоторое время молча смотрел на Леннара, а потом произнес раздельно:
   – Я не ошибся? Леннар, ты находишься в Кканоане? Определитель канала выдал… я сначала не хотел верить.
   – Да, я в Кканоане. Меня, Ориану и Элькана схватили и приговорили к смерти. Меня должны казнить. Но есть варианты. Их вам изложит сам Зембер, кканоанский наместник Неба. Он спустился… практически снизошел… ко мне в тюремную камеру, чтобы сделать одно предложение. Сразу скажу, что я отказал. Теперь решение за вами. – Он повернулся к Земберу: – Говорите, ваше преосвященство.
   Наместник Неба заговорил. По мере того как он излагал суть вопроса своим мерным, бархатистым голосом, лицо Зонана все больше мрачнело. Лишь только Зембер договорил, Первый Координатор ударил себя по щеке ладонью, что означало высшую степень неодобрения, и произнес:
   – Не стану разбирать все стороны этого бесстыдного предложения, наместник Зембер. Наверное, Леннар вам уже все высказал. Зачем же вы боролись против нас, чтобы вот так, в последний момент, когда уже поздно … отступиться? Молчите, молчите! Я не требую ответа. Значит, вы хотите сбежать, как крыса с тонущего корабля? Что ж, это ваше право. Я считал вас более достойным соперником, Зембер. Теперь наш ответ.
   Леннар поборол в себе искушение заткнуть уши и не слышать, что скажет Зонан. Ведь для него, приговоренного к смерти, любой ответ Первого Координатора был ужасен. Или – смерть, или…
   – Мы принимаем ваше предложение, – отчеканил Зонан, – и гарантируем вам и названным вами людям безопасность, но оговорю особо: при первой же провокации или попытке возмутить экипажи с вами поступят соответственно. Вы меня понимаете, наместник Зембер?
   – Да.
   – Не будем рассуждать о моральной стороне вопроса. Вы погубили почти все население целой планеты и нашли лазейку, чтобы спастись самим. Я согласен принять вас и ваших мерзавцев, но только потому, что слишком ценны жизни Леннара, Орианы и Элькана. Прежде чем мы начнем обговаривать детали вашей доставки на борт звездолета, хочу задать один вопрос: вы, умный человек, наверняка знали, что правы мы, а вовсе не Храм? Ведь так? Зачем же вся эта бесплодная борьба, кровь, эта агрессия и фанатизм? Ваши проповедники – о, эти люди, может, и в самом деле верили, да и сейчас верят в предначертания Неба, в простоту, очищение и в тому подобный словесный мусор. Но вы?..
   Предстоятель Храма покачал головой:
   – Странно слышать именно от вас, Зонан, такое. Ведь кто-кто, а вы должны понимать, что такое власть. Что такое царить в душах, одним-единственным словом разрушать города и смирять народы. За это можно отдать все. А теперь…
   – А теперь, – низко опустив голову, глухим голосом выговорил Леннар, стоящий рядом, – теперь власть вот-вот уплывет из ваших рук, и сам Кканоан, верно, готов взбунтоваться против Храма… потому что ваше милостивое Небо, которому вы поклоняетесь, все вернее сулит гибель, силовой щит над городом истощается и слабнет, а земля в буквальном смысле может уйти из-под ног? Вы можете потерять власть, так, предстоятель Зембер?
   Его преосвященство молчал, надменно вскинув голову. Зонан, Первый Координатор, долго смотрел на своего главного и самого страшного противника, прежде чем исчез с экрана. Сеанс связи закончился.
   – Там, наверху, на орбите, решили иначе, – наконец сказал наместник Неба. – Я же сказал, что ты слишком ценен для них. Наверное, жалеешь, что ты не червь, не мокрица вроде тех, что ползают тут по стенам, так, Леннар?
   И тут показалось, что сами стены темницы отвечают на слова Зембера. Глухой, надсадный гул наполнил слух находящихся в камере людей. Тощий жрец уже выключил аппарат спутниковой связи, и теперь в полной темноте все трое слушали, как падают с потолка мелкие камешки, а пол подрагивает под ногами.
   – Так, вы очень предусмотрительны, ваше преосвященство, – отрывисто выговорил Леннар. – Я бы даже сказал, прозорливы. Не успели договориться с Зонаном, как земля уже начинает подтверждать ваши опасения. Кстати, а как отреагирует на ваше исчезновение собор высших священнослужителей Купола? Насколько я понял, далеко не все в курсе ваших планов. Или вы хотите… к примеру, имитировать свою гибель?
   – Совершенно верно.
   – А вдруг… – начал Леннар, но тут пол скакнул под ногами и крякнула на петлях перекошенная входная дверь.
   – Жрец, зажги факел!
   – Да, ваше преосвященство, зажигаю, ваше преосвященство…
   – Немедленно распорядитесь вывести из подземных капониров Ориану и Элькана, – заговорил Леннар, – нужно торопиться… Да зажги же ты факел, проклятый жрец! Или ты только и умеешь, что ковыряться кинжалом в теле потерявших сознание людей, скотина?..
   Жрец скрипнул зубами от еле сдерживаемой злобы, от животного, непреодолимого страха. Кромешная тьма, кромешный ужас. Наконец факел вспыхнул. Камера осветилась неверными, прыгающими бликами. Леннар устремился к двери, за ним наместник Зембер. Пол загудел. Угол камеры вдруг провис, и стена, накренившись, стала осыпаться, обнажая пролом. Тяжело падали крошащаяся штукатурка и куски окаменевшего раствора, схватывавшего каменную кладку. Леннар вскинул глаза и увидел, как по потолку пробегает черная трещина, ширится и удлиняется, а потом громадная плита изламывается, и кусок перекрытия, выворачиваясь из толщи камня, громоздящегося над головой, падает, чтобы сделать из тюремной камеры – погребальную.
   Наверное, им, оставшимся в ней, показалось, что снова потушили свет.
 
Так трудно проснуться…
   – Кто я?
   Ничего подобного не знал тот, кто проснулся и увидел перед собой серую обшарпанную поверхность, мутную, покрытую толстым слоем пыли, но все же полупрозрачную. Человек поднял глаза и попытался определить, где он нашел себя в таком незавидном виде. На белом камне рядом со странным прозрачным саркофагом, который он никак не мог опознать, оказалась диковинная блестящая табличка с каким-то коротким словом. Он сумел прочитать это слово: ЛЕННАР. Слово неожиданно понравилось ему, и он решил считать это слово своим именем. Человек не знал, ни что означает это слово, ни откуда оно оказалось на странном, неописуемо древнем саркофаге. Просто – понравилось. Лен-нар. Звонкое, благозвучное слово, будто бронзовый наконечник копья упал на мраморную плиту. Человек, присвоивший себе имя, огляделся. Место, где он проснулся, было запущено, везде лежал толстенный слой пыли, который, казалось, не убирали целую вечность. Вечность? Это слово всколыхнулось в проснувшемся человеке – так, как оперенный комок глины становится вдруг живой птицей. Он понял, что совершенно не знает, ни кто он, ни где он, ни когда он. К тому же на нем не было никакой одежды, при нем не было пищи. Поэтому человек решил идти и найти все это…

1

   Да уж… ежели не везет – так не везет совсем. Никогда еще поездка на ярмарку не была для Ингера настолько неудачной. Сегодня утром он, как обычно, приехал в Ланкарнак. Нынче был Храмовый день, так что крестьяне из окрестных деревень с самого утра потянулись на центральную площадь города, а те, что из дальних, вообще приехали с вечера и заночевали прямо на оплаченных местах. Городские торговцы также занимали торговые ряды, раскладывая по прилавкам предназначенные на продажу товары. Конечно, ярмарки в Ланкарнаке устраиваются каждый десятый свет, но столь большая, как сегодня, случается только по Храмовым дням. И если окрестные крестьяне всегда могли продать свой товар на какой-нибудь малой ярмарке из тех, что бывают на десятый свет, то жители дальних, у самого Края мира, деревень, откуда до Ланкарнака надо было добираться целый свет (или даже свет и темень), как правило, появлялись только на Храмовые дни. Впрочем, Ингер, несмотря на то что до его деревни было, в общем-то, рукой подать, предпочитал также появляться только на больших ярмарках. Он всегда имел прибыль. Особых конкурентов у Ингера не было. Ну не считать же конкурентом толстяка Кабибо, который жил еще ближе к городу, практически сразу за стражной будкой. Он бы непременно поселился по эту сторону будки, да только заниматься кожевенным ремеслом в городе не дозволялось. Еще бы: когда кожи дубеют в чанах, от чанов распространяются такие запахи, что у неподготовленных прохожих желудок наизнанку выворачивает… Так что Кабибо непременно выставлял свои кожи на продажу на каждой ярмарке. Но знающие люди уже давно предпочитали не связываться с товаром Кабибо. Потому как получить от толстяка качественный товар можно было только при большой удаче. А цену он драл нещадно… Как можно было испортить добрые шкуры, Ингер не догадывался. Возможно, Кабибо во время выделки кож частенько прикладывался к бутылке или даже выливал веселящую влагу в дубильный чан (хотя сердце Ингера и восставало против такого разбазаривания пьянящего напитка), потому что никак иначе объяснить результат его усилий невозможно. Ну, как бы там ни было, знающие люди уже давно поняли, что брать кожи у Кабибо – себе в убыток, поэтому, если не было острой нужды, большинство предпочитало дождаться Храмовой ярмарки и прикупить кож у Ингера. Так что обычно к обеду тележка кожевенника была пуста. А Кабибо, благоухая дешевым кислым вином, громко вопил, призывая стражников «остановить разор» и «защитить добрых мастеров». За что частенько и получал по толстой складчатой шее.
   Обычно… но только не сегодня.
   Сегодня почему-то все складывалось по-другому, хотя никаких предпосылок для этого не было. Собственно, Ингер не мог даже в уме завернуть такую фразу: «предпосылок не было»; он, как и полагалось представителям его сословия ремесленников, не вполне сносно владел языком, да и вообще, кажется, был не очень умен. Так, во всяком случае, утверждает сельский староста Бокба. Но – «вне зависимости от всего вышеперечисленного», как важно говорил тот же староста, – Ингер никак не мог продать сегодня свой товар. Покупатели проходили мимо него прямо к Кабибо и на глазах озадаченного Ингера покупали тот же товар, только худшего качества и по более высокой цене. К чему бы это?..
   Здоровяк ремесленник прогулялся до воза Кабибо, пытаясь понять, что за товар тот привез на ярмарку на этот раз. Но нет, все было как всегда, кожи Кабибо выглядели так, будто готовы были расползтись в руках, да и воняли как обычно. К полудню продав едва ли полдюжины кож случайным покупателям, он решил пойти к распорядителю торгов и узнать, не выдали ли ему желтую карту. Желтая карта полагалась недобросовестным торговцам, поставлявшим плохой товар или пытающимся не заплатить налог в доход города. Ингер ничего подобного за собой не числил, но мало ли накладок, а человеку вообще, как известно, свойственно ошибаться…
   Однако он не успел осуществить свое намерение – к нему подошел стражник. Ингер знал этого типа уже давно и так же давно усвоил, что самое лучшее – не обращать на него внимания. Тот был нудлив, привязчив, туп, но… какое-никакое начальство. Так что – не пошлешь. Лучше делать вид, что просто не замечаешь. Но сегодня стражник просто заставил себя заметить.
   Он носил идиотское имя Хербурк. Бряцая длиннющей, до земли, саблей в обшарпанных ножнах, время от времени звякавших о вымощенную грубым камнем дорогу, он приблизился к Ингеру и выцедил сквозь желтые лошадиные зубы:
   – Как торговля?
   – Да так, – неопределенно ответил Ингер, не понимая причины внимания стражи ярмарки к своей скромной персоне. Обычно он не заслуживал никаких знаков благоволения, помимо мимолетного «деревенщина!».
   – Очень хорошо, – сказал Хербурк. Эта скотина была явно чем-то очень довольна. Стражник поправил саблю и выставил бок, на котором эта сабля болталась. Оружие было гордостью Хербурка: сабля полагалась ему как начальнику стражи, у прочих были только палки. Да еще пара копий на всю братию, причем копья большей частью использовались как те же палки. – Очень хорошо, – повторил Хербурк. – Ну-с, а налог на торговлю ты, конечно, не заплатил?
   – Отчего не заплатил? Заплатил.
   – Так. Значит, нарушал правила, установленные Малой хартией частной торговли?
   – Отчего нарушал? Не нарушал, – покорно ответил Ингер.
   Стражник почему-то обозлился, его рожа пошла красными пятнами. Он замотал лохматой башкой, на которой с ловкостью собаки, оседлавшей забор, сидела внушительная шапка из ослиной кожи. Тут же на всю ярмарку раздался дикий крик:
   – Да что ты такое плетешь, паразит и выкидыш ослицы?! Почему же в таком случае ко мне сегодня в стражное помещение зашел господин Ревнитель, да-да, сам господин Ревнитель из Храма Благолепия? Он сказал, чтобы я взял тебя… мм… – Хербурк со скрежетом почесал в затылке, припоминая сложное для себя выражение, которое употребил Ревнитель. Вспомнил: – Чтобы я взял тебя на заметку. Вот так. – Гордый собственной памятью и интеллектом, стражник Хербурк внушительно прокашлялся.
   Ингер вылупился изумленно:
   – Господин Ревнитель?!!
   Хербурк побагровел:
   – Да ты что, деревенщина, мне не веришь? Мне?! Базарному стражнику! Опоре порядка и стражу достоинства! Не веришь?!
   – Нет-нет, что вы, господин стражник, я никогда… то есть и в мыслях не было… – забормотал Ингер, лихорадочно раздумывая над словами стражника.
   Что ж, теперь утренние убытки вполне объяснимы. Хербурк, с утра слегка приняв на грудь, не преминул поделиться фактом (и, естественно, содержанием) своей беседы с самим Ревнителем со всеми окружающими. Еще бы! Если уж с Хербурком заговорил сам господин Ревнитель… Ох! Такое нечасто случается. А новости на рынке распространяются молниеносно. Вот местный люд и поостерегся. Мало ли… Ревнители просто так никем не интересуются, так что того и гляди… Только с чего Ревнитель заинтересовался Ингером? Что он такого натворил-то? Кожевенник торопливо вытер мгновенно взмокший лоб…
   Между тем стражник продолжал разоряться:
   – Наверное, ты бунтовщик или того хуже… – Хербурк огляделся по сторонам и, оценив собравшуюся толпу, выдохнул, скаля зубы и старательно выговаривая слова: – Еретик!.. А знаешь, что бывает с теми, кто впускает в себя Скверну? Конечно, знаешь!
   Слова «еретик» и «Скверна» вряд ли входили в лексикон милейшего стражника Хербурка до этого дня; скорее всего, ярмарочный охранник сам до смерти перепугался, увидев перед собой грозного храмового Ревнителя, и со страху выучил все слова и понятия, которыми оперировал нежданный визитер из Храма Благолепия.
   – Значит, так, – Хербурк махнул рукой, – мне велено за тобой присмотреть. Забирай весь свой товар и идем в стражное помещение. Там сдашь товар на хранение, пока мы не разберемся с твоим делом.
   Ингер тяжко вздохнул. Ну раз не везет, то не везет. Ох!.. И так торговлишки никакой, а тут, чего уж там, совсем с товаром расстаться придется. Каждому известно: стоит чему-то попасть в стражное помещение, можешь с этим распрощаться. Ингер вздохнул еще раз. Теперь, верно, и припасов вот не прикупишь, и с «пальцем Берла» в мирской придел Храма не сунешься, не на что… А куда деваться – против властей не попрешь. Если уж тут каким-то боком затесались храмовые Ревнители, то ноги бы унести… Это Ингеру вбили в голову с малых лет. С Храмом Благолепия не пошутишь и прощения не вымолишь. Господа Ревнители – это такая силища, у-у-у… Не говоря уж о том, что в Ревнители подбирают парней навроде самого Ингера. А Ингер, как настоящий кожевенник, обладал атлетической фигурой, мощными, налитыми силой плечами и такими же мышцами, которые прорисовывались даже под его бесформенной – не ах какой, ясное дело! – из недорогой ткани одеждой, в нескольких местах заплатанной грубо выделанной кожей. Неказистой, но очень прочной. Так вот, Ревнителей еще и обучают так, что аж жуть, припомнил из уроков детства несчастный кожевенник…
   – Идем!
   Они прошли между рядами лотков, на которых приехавшие на ярмарку расположили свой немудреный товар. Как и полагалось, ярмарочный торг производился громогласно, с многочисленными и увлекательными спорами, даже с переталкиваниями между продавцом и его потенциальным покупателем. Кое-где доходило до вполне осязаемых потасовок; впрочем, практически сразу же буяны били по рукам и договаривались, ибо буянить на рынке выходило себе дороже – ушлые стражники быстро наводили порядок, попутно взимая штраф за нарушение порядка на торгах, ну и… слегка облегчая прилавок торговца. Но вот что примечательно: везде, где бы ни проходили стражник Хербурк и его незадачливая жертва, споры и перебранки тотчас смолкали. Словно чья-то большая властная рука стирала улыбки и энергичные гримасы с лиц самых завзятых торгашей и буянов, закрывала рты, умеряла жесты. Большинство пугливо, подозрительно косилось на Ингера и его товар: повозку, изрядно нагруженную кожами, которую тащил откормленный осел. Ингер собирался продать и его и повозку, чтобы не гонять животное порожняком до своей деревни. Теперь, видно, не придется, и упитанный лопоухий бедняга достанется кому-то из этой ненасытной братии, ярмарочной стражи.