Страница:
– Другими словами, это похоже на теплокровных?
– Именно, – согласилась Гелман. – Ну, не млекопитающих, но птиц наверняка. Я бы сказала, что это был... гм, дохлый пеликан. Или что-то подобное.
– Угу.
– Только вот у пеликанов нет такой кожи.
– Понятно.
– Без перьев.
– Ага.
– Дальше, – продолжила Гелман. – Нам удалось извлечь толику крови из сосудов. Немного, но достаточно для анализа под микроскопом. Вот.
Слайд сменился. Появилось несколько клеток, в основном красных, и одна-единственная бесформенная белая клетка. Неприятное зрелище.
– Я не специалист, – проворчал Ян.
– Ничего страшного, я сейчас все проясню. Во-первых, красные клетки обладают ядром. Это характерно для птиц, а не млекопитающих. Во-вторых, необычный гемоглобин, отличающийся от гемоглобина остальных ящериц. В-третьих, расплывчатая структура белой клетки. У нас недостаточно материала, чтобы определить все точно, но есть подозрения, что это существо обладало необычайно высоким иммунитетом.
– И что? – пожал плечами Малкольм.
– Не знаю, из этого экземпляра много не вытянешь. Кстати, можно ли достать образец побольше?
– Если получится.
– Откуда, из Стороны-Б?
– Стороны-Б? – удивленно приподнял брови Ян.
– Ну, так написано на ярлычке. – Гелман поменяла слайд. – Должна признаться, Ян, что это очень занимательная метка. Здесь, в зоопарке, мы постоянно метим животных, и нам известны все коммерческие метки и клейма, применяемые в мире. Но эту никто раньше не видел. Вот она, увеличенная в десять раз. На самом деле она не крупнее ногтя на большом пальце. Обычная пластиковая поверхность с одной стороны, а с другой – тефлоновое покрытие с зажимом из нержавеющей стали, который и крепился на коже животного. Зажим совсем маленький, такие цепляют на молодняк. Животное, которое ты видел, точно было взрослой особью?
– Видимо.
– Значит, метка находилась на звере с тех пор, как он был детенышем. Это подтверждает и износ материала. На поверхности можно разглядеть следы ржавчины. Невероятный случай. Это пластик с примесью дюраля, из него делают шлемы для американского футбола. Он очень прочный, просто износиться он не мог.
– А что тогда?
– Почти наверняка какая-то химическая реакция, кислотное воздействие. Возможно, в виде аэрозоля.
– Вроде вулканических газов? – спросил Малкольм.
– Может быть, особенно в свете следующего открытия. Ты увидишь, что метка довольно широкая, девять миллиметров. Она полая.
– Полая? – сдвинул брови Малкольм.
– Да. Там внутри полость. Нам не хотелось открывать ее, потому мы просветили ее рентгеном. Вот.
Следующий слайд. Внутри метки Малкольм увидел путаницу белых линий и колбочек.
– Внутри тоже ржавчина, видимо, там побывали кислотные пары. Но сомнений нет – это была радиометка, Ян. Следовательно, данный экземпляр – не простое животное. Эта теплокровная ящерица, или что-то вроде того, была выращена и помечена кем-то с самого рождения. Вот это-то и сбивает с толку. Кто-то вырастил это существо! Ты знаешь, кто и как?
– Понятия не имею, – пожал плечами Малкольм. Элизабет Гелман вздохнула:
– Ты брехливый сукин сын. Малкольм поднял руку:
– Могу я забрать свой образец?
– Ян! После всего, что я для тебя сделала...
– Образец!
– Ты должен все объяснить.
– Обязательно объясню. Недели через две. И приглашу на обед.
Элизабет швырнула на стол пакетик фольги. Ян взял пакет и сунул в карман.
– Спасибо, Лиз. – Он встал. – Страшно не хочется убегать, но нужно кое-куда позвонить.
Он двинулся к двери, когда Элизабет бросила:
– Кстати, как это существо умерло?
– А что такое? – остановился ученый.
– Когда мы разглядывали ткань под микроскопом, то под верхним слоем эпидермиса нашли несколько чужеродных клеток, принадлежавших другому животному.
– И что это значит?
– Гм, вполне обычная картина, когда дерутся две ящерицы. Они толкают друг друга. И клетки проникают под эпидермис.
– Да. На туше были следы драки. Животное было ранено.
– А еще ты должен знать, что в его артериях обнаружились признаки хронического сужения сосудов. У этого животного был стресс, Ян. И не только из-за драки, в которой оно было ранено. Последствия этого сражения исчезли при посмертных изменениях. Я говорю о постоянном, хроническом стрессе. Не знаю, где жило это животное, но его окружение было опасным и угрожающим.
– Ясно.
– Так вот. Каким образом меченое животное ухитрилось попасть в стрессовые условия?
На выходе из зоопарка Малкольм проверил, не следят ли за ним, потом заскочил в телефонную будку и позвонил Левайну. Того на месте не оказалось. «Естественно, – подумал Ян, – когда он нужен – его постоянно нет. Наверное, снова разъезжает на своем «феррари».
Малкольм повесил трубку и направился к своей машине.
Торн
ВТОРАЯ КОНФИГУРАЦИЯ
По следам
– Именно, – согласилась Гелман. – Ну, не млекопитающих, но птиц наверняка. Я бы сказала, что это был... гм, дохлый пеликан. Или что-то подобное.
– Угу.
– Только вот у пеликанов нет такой кожи.
– Понятно.
– Без перьев.
– Ага.
– Дальше, – продолжила Гелман. – Нам удалось извлечь толику крови из сосудов. Немного, но достаточно для анализа под микроскопом. Вот.
Слайд сменился. Появилось несколько клеток, в основном красных, и одна-единственная бесформенная белая клетка. Неприятное зрелище.
– Я не специалист, – проворчал Ян.
– Ничего страшного, я сейчас все проясню. Во-первых, красные клетки обладают ядром. Это характерно для птиц, а не млекопитающих. Во-вторых, необычный гемоглобин, отличающийся от гемоглобина остальных ящериц. В-третьих, расплывчатая структура белой клетки. У нас недостаточно материала, чтобы определить все точно, но есть подозрения, что это существо обладало необычайно высоким иммунитетом.
– И что? – пожал плечами Малкольм.
– Не знаю, из этого экземпляра много не вытянешь. Кстати, можно ли достать образец побольше?
– Если получится.
– Откуда, из Стороны-Б?
– Стороны-Б? – удивленно приподнял брови Ян.
– Ну, так написано на ярлычке. – Гелман поменяла слайд. – Должна признаться, Ян, что это очень занимательная метка. Здесь, в зоопарке, мы постоянно метим животных, и нам известны все коммерческие метки и клейма, применяемые в мире. Но эту никто раньше не видел. Вот она, увеличенная в десять раз. На самом деле она не крупнее ногтя на большом пальце. Обычная пластиковая поверхность с одной стороны, а с другой – тефлоновое покрытие с зажимом из нержавеющей стали, который и крепился на коже животного. Зажим совсем маленький, такие цепляют на молодняк. Животное, которое ты видел, точно было взрослой особью?
– Видимо.
– Значит, метка находилась на звере с тех пор, как он был детенышем. Это подтверждает и износ материала. На поверхности можно разглядеть следы ржавчины. Невероятный случай. Это пластик с примесью дюраля, из него делают шлемы для американского футбола. Он очень прочный, просто износиться он не мог.
– А что тогда?
– Почти наверняка какая-то химическая реакция, кислотное воздействие. Возможно, в виде аэрозоля.
– Вроде вулканических газов? – спросил Малкольм.
– Может быть, особенно в свете следующего открытия. Ты увидишь, что метка довольно широкая, девять миллиметров. Она полая.
– Полая? – сдвинул брови Малкольм.
– Да. Там внутри полость. Нам не хотелось открывать ее, потому мы просветили ее рентгеном. Вот.
Следующий слайд. Внутри метки Малкольм увидел путаницу белых линий и колбочек.
– Внутри тоже ржавчина, видимо, там побывали кислотные пары. Но сомнений нет – это была радиометка, Ян. Следовательно, данный экземпляр – не простое животное. Эта теплокровная ящерица, или что-то вроде того, была выращена и помечена кем-то с самого рождения. Вот это-то и сбивает с толку. Кто-то вырастил это существо! Ты знаешь, кто и как?
– Понятия не имею, – пожал плечами Малкольм. Элизабет Гелман вздохнула:
– Ты брехливый сукин сын. Малкольм поднял руку:
– Могу я забрать свой образец?
– Ян! После всего, что я для тебя сделала...
– Образец!
– Ты должен все объяснить.
– Обязательно объясню. Недели через две. И приглашу на обед.
Элизабет швырнула на стол пакетик фольги. Ян взял пакет и сунул в карман.
– Спасибо, Лиз. – Он встал. – Страшно не хочется убегать, но нужно кое-куда позвонить.
Он двинулся к двери, когда Элизабет бросила:
– Кстати, как это существо умерло?
– А что такое? – остановился ученый.
– Когда мы разглядывали ткань под микроскопом, то под верхним слоем эпидермиса нашли несколько чужеродных клеток, принадлежавших другому животному.
– И что это значит?
– Гм, вполне обычная картина, когда дерутся две ящерицы. Они толкают друг друга. И клетки проникают под эпидермис.
– Да. На туше были следы драки. Животное было ранено.
– А еще ты должен знать, что в его артериях обнаружились признаки хронического сужения сосудов. У этого животного был стресс, Ян. И не только из-за драки, в которой оно было ранено. Последствия этого сражения исчезли при посмертных изменениях. Я говорю о постоянном, хроническом стрессе. Не знаю, где жило это животное, но его окружение было опасным и угрожающим.
– Ясно.
– Так вот. Каким образом меченое животное ухитрилось попасть в стрессовые условия?
На выходе из зоопарка Малкольм проверил, не следят ли за ним, потом заскочил в телефонную будку и позвонил Левайну. Того на месте не оказалось. «Естественно, – подумал Ян, – когда он нужен – его постоянно нет. Наверное, снова разъезжает на своем «феррари».
Малкольм повесил трубку и направился к своей машине.
Торн
«Мобильные полевые системы Торна» – гласили черные буквы на большой металлической двери гаража, стоявшего в самом конце Индустриального парка. Слева находилась дверь поменьше, ею обычно и пользовались. Арби нажал на кнопку домофона.
– Пошли вон!
– Это мы, доктор Торн. Арби и Келли.
– А, хорошо.
Дверь со щелчком распахнулась, и дети вошли внутрь. И оказались в огромном ангаре. У многочисленных машин возились механики, воздух пропитался запахом ацетилена, машинного масла и свежей краски. Прямо перед собой Келли увидела темно-зеленый «форд эксплорер» с кабиной без верха. Двое рабочих, стоя на стремянках, устанавливали туда большую гладкую солнцезащитную панель. Капот «форда» был приподнят, и шестицилиндровый двигатель изъят. Сейчас двое механиков как раз прилаживали на его место новый, меньший двигатель – он выглядел, словно округлая коробка из-под ботинок, тускло сияющая алюминиевым сплавом. Другие техники подтаскивали широкий, плоский аккумулятор, который предстояло закрепить над мотором.
Справа стояли два трейлера, над которыми команда Торна трудилась уже вторую неделю. Это были не простые трейлеры, на которых семьи выбираются на пикник. Первый был гигантом обтекаемой формы размером с автобус, переделанный для жилья и работы – включая всевозможное оборудование – на четверых человек. Он назывался «Челленджер», и была в нем одна особенность: остановившись, вы могли раздвинуть его стены, открыв прямой доступ к внутреннему устройству.
«Челленджер» был соединен специальным гофрированным переходом со вторым, меньшим, трейлером. Ему предстояло тянуть за собой этот второй трейлер, в котором находились передвижная лаборатория и новейшее исследовательское оборудование, хотя Келли понятия не имела, какое именно. Сейчас второй трейлер трудно было разглядеть из-за фонтана искр, которыми сыпал сварщик, устроившийся на его крыше. Невзирая на суету вокруг трейлера, он казался полностью завершенным. Правда, Келли тут же заметила нескольких рабочих, копошащихся внутри, а все сиденья и кресла были разложены вокруг машины.
Сам Торн стоял посреди ангара и изо всех сил кричал сварщику на крыше:
– Давай-давай, Эдди! Мы сегодня должны закончить! Потом повернулся и заорал уже в другую сторону:
– Нет-нет-нет! Посмотри на чертеж! Генри, не ставь подпорку ровно! Здесь будут две крест-накрест. Посмотри на чертеж!
Доктор Торн был седым широкоплечим здоровяком пятидесяти пяти лет. Если бы не очки, он смотрелся бы как борец, вышедший в отставку. Келли едва свыклась с мыслью, что Торн – профессор в университете; он обладал невероятной силой и никогда не стоял на месте.
– Черт возьми, Генри! Генри! Генри, ты что, оглох? Торн снова выругался и потряс кулаками. Потом повернулся к детям.
– Предполагается, что эти засранцы, – сказал он, – должны мне помогать.
«Челленджер» полыхнул яркой вспышкой, похожей на молнию. Двоих рабочих, склонившихся над его крышей, разметало в разные стороны, а над машиной поднялась черная туча густого дыма.
– Ну, что я говорил? Заземлите его! Заземлите, а потом лазьте там! Там же нехилое напряжение, остолопы! Вы что, хотите зажариться?
Он снова оглянулся на детей и покачал головой:
– Вот так-то, СУМ – серьезная защита. – СУМ?
– Средство устрашения медведей, так его в шутку называет Левайн, – пояснил Торн. – Собственно, эту систему разработал я пару лет назад. Для лесников Йелло-устоуна, там мишки повадились вскрывать трейлеры. Поверни включатель, и на корпус машины пойдет десять тысяч вольт. Шарах! Выбьет желание полакомиться у самого крупного медведя. И что? Теперь эти паразиты подадут на компенсацию. За собственную же глупость.
Он снова покачал головой:
– Ну? И где Левайн?
– Мы не знаем, – ответил Арби.
– То есть? Разве он не был сегодня в школе?
– Нет, он не пришел. Торн снова выругался.
– Он мне нужен сегодня, чтобы провести последнюю проверку, прежде чем мы выедем в поле. Он же собирался сегодня вернуться!
– Откуда? – спросила Келли.
– Ну, он отправился в поход, как обычно, – начал Торн. – Очень радовался, волновался. Я сам снаряжал его – отдал рюкзак последней модели. Все, что необходимо, всего сорок семь фунтов весом. Ему понравилось. Он уехал в прошлый понедельник, четыре дня назад.
– А куда?
– Откуда я знаю? Он мне не докладывал. А я не спрашивал – бесполезно. Они же все одинаковы, эти ученые. Свихнулись на секретности. Правда, это не их вина. Приходится все время опасаться, что тебя обворуют, надуют или обойдут. Нет в мире совершенства. В прошлом году я снаряжал экспедицию на Амазонку, мы делали все оборудование водонепроницаемым – там же сплошные дождевые леса. Электроника выходит из строя, если в нее попадает вода. И ученый, который работал над этой проблемой, не получил ни черта. Это за водонепроницаемость! Какой-то университетский бюрократ заявил, что, дескать, «в этом не было необходимости». Глупости. Полная ерунда. Генри... ты меня слышишь? Ставь поперек!
Торн рванулся через ангар, размахивая руками. Дети поспешили за ним.
– А теперь полюбуйтесь, – сказал Торн. – Мы столько месяцев вкалывали над его заказом и наконец справились. Он хотел, чтобы машины были легкими, я сделал их легкими. Он хотел крепкие, я построил крепкие... легкие и прочные одновременно, почему нет? Правда, это вроде бы невозможно, но если взять достаточно титанового сплава, то получится. Он хотел машину, которой не нужно дозаправляться или подключаться к энергоисточнику, – пожалуйста. И вот он получил, что хотел, – невероятно прочную передвижную лабораторию, готовую отправиться в места, где нет бензозаправок и электричества. Вот все готово... я сам себе не верю. Он действительно не явился в школу?
– Правда, – подтвердила Келли.
– Значит, он пропал, – заявил Торн. – Прекрасно. Отлично. А полевые испытания? Мы собирались погонять эти машины с неделю, чтобы проверить их работу.
– Знаем, – заметила Келли. – Мы отпросились у родителей и собрали все вещи.
– А теперь он куда-то запропастился, – фыркнул Торн. – Ну, этого можно было ожидать. Эти богатенькие детки творят все, что хотят. Такие, как Левайн, вечно все портят!
С потолка рухнула огромная металлическая клетка и приземлилась неподалеку от них. Торн отпрыгнул в сторону.
– Эдди! Проклятье! Куда вы смотрите?
– Простите, док, – отозвался Эдди Карр из-под потолка. – Но по плану она не может деформироваться при двенадцати тысячах пси. Вот мы и проверяем.
– Хорошо, Эдди. Только не надо ронять ее нам на головы!
Торн принялся осматривать клетку. Она была круглой, сплетенной из прутьев титанового сплава, каждый с дюйм толщиной. Падение с высоты никак ей не повредило. И она была легкой. Торн приподнял клетку одной рукой. Вся конструкция была шести футов в высоту и четырех в диаметре. И сильно смахивала на птичью клетку-переростка. Сбоку виднелась дверца, которая запиралась на прочный замок.
– А для чего это? – поинтересовался Арби.
– Вообще-то, – сказал Торн, – это часть вон того.
И показал в угол зала, где рабочие собирали груду раздвижных алюминиевых стоек.
– Наблюдательная площадка, которую можно собрать прямо в поле. В собранном виде достигает пятнадцати футов в высоту. На верхушке – небольшое укрытие. Тоже суперпрочное.
– А что будут наблюдать с этой площадки? – спросил Арни.
– Он не сказал вам? – полюбопытствовал Торн.
– Нет, – ответил Арни.
– Нет, – сказала Келли.
– Ну, мне он тоже ничего не сказал. Разве только то, что она должна быть очень прочной. Легкой и прочной, легкой и прочной. Невероятно. – Торн вздохнул. – Спаси меня бог от ученых ослов.
– Я думала, что вы тоже ученый, – заметила Келли.
– Бывший, – быстро поправил ее Торн. – А теперь я делаю дело. А не просто треплю языком.
Коллеги, которые знали Торна, соглашались, что с момента увольнения у него началась поистине счастливая жизнь. В свою бытность профессором прикладной инженерии и специалистом по экзотическим материалам, Торн всегда делал упор на практические занятия, чем и снискал любовь студентов. Самому знаменитому его курсу в Стэнфорде – «Инженерное дело 101а» – учащиеся дали название «Задачки Торна». А все из-за того, что профессор постоянно подбрасывал классу разнообразные проблемы и предлагал решить их на практике. Некоторые из них стали легендарными. Например, «Ужас туалетной бумаги»: Торн просил студентов спустить лоток с яйцами с вершины небоскреба Гувера, не разбив ни одного. В качестве смягчителя они могли использовать только картонные цилиндрики, извлеченные из сердцевины рулонов туалетной бумаги. Вся площадь пестрела тогда осколками яичной скорлупы.
На следующий год Торн придумал новое задание – попросил студентов соорудить стул для человека весом сто килограммов, используя лишь папиросную бумагу и нитки. В другой раз он подвесил список экзаменационных билетов под потолок и предложил ученикам достать его, имея под рукой только обувную коробку с фунтом лакрицы и несколько зубочисток.
В свободное от занятий время Торн в качестве эксперта часто разбирал в суде случаи, связанные с прикладной инженерией. Он занимался подрывами, авиакатастрофами, рухнувшими зданиями и прочими катаклизмами. Напрямую сталкиваясь с проявлениями реального мира, он пришел к выводу, что ученый обязан получить наиболее широкое образование. Торн частенько говаривал: «Как вы можете разрабатывать что-то для людей, если не знаете историю и психологию? Конечно, не можете. Ваши математические формулы могут быть суперточными, но люди свихнутся на них. И если так случится, это значит, что ошиблись вы, а не люди». Он пересыпал свои лекции цитатами из Платона, Чаки, Эмерсона и Чань Дзи.
Но, хотя студенты носили его на руках, Торн быстро обнаружил, что пытается плыть против течения, защищая общее образование. В академическом мире наметилась тенденция к более узкой специализации, что выражалось даже в засилье строго специальной терминологии. При таких раскладах пользоваться популярностью среди студентов считалось пошлым, а интерес к насущным проблемам реального мира считался доказательством интеллектуальной недалекости и возмутительного равнодушия к теории. Но Торна выперли из-за приверженности к Чань Дзи. На очередном заседании кафедры поднялся один из его коллег и заявил, что «какое-то выдуманное китайское дерьмо похерило все инженерное дело».
Месяц спустя Торн уволился и вскоре организовал собственное дело. Он обожал свою работу, но сильно скучал без учеников, потому он так привязался к двум юным помощникам Левайна. Эти дети были сметливы и исполнены энтузиазма. Притом достаточно молоды, и школа еще не успела отбить у них вкус к учебе. Они до сих пор не разучились пользоваться головой, а это в глазах Торна означало, что им еще далеко до завершения образования.
– Джерри! – взревел Торн, привлекая внимание одного из сварщиков на трейлере. – Закрепи подпорки с обеих сторон! Вспомни про испытания!
Торн ткнул пальцем в монитор, установленный прямо на полу. На экране трейлер налетал на барьер. Сперва он врезался передом, потом ударился боками, перевернулся и снова налетел на препятствие. После каждого удара машина отделывалась легкими царапинами. Эту компьютерную программу разработала одна автомобильная фирма, потом ее стерли. Торн восстановил программу и усовершенствовал.
– Естественно, – ворчал он, – автомобильным компаниям такая программа ни к чему, слишком хорошая идея. А они не любят хороших идей – вдруг станут выпускать качественную продукцию!
Он вздохнул:
– На этом компьютере мы разбивали наши машины тысячи раз: разрабатываем конструкцию, разбиваем, улучшаем, снова разносим. Никаких теорий, чистая практика. Как и положено.
Неприязнь Торна к теории успела войти в легенду. По его мнению, теория есть не что иное, как суррогат опыта, предлагаемый человеком, который понятия не имеет, о чем говорит.
– Посмотрим. Джерри? Джерри! На черта мы прогоняем все это на компьютере, если вы, ребята, не следуете планам? У вас что, мозги у всех отсохли?
– Простите, док...
– Не прощу! Делай, как надо!
– Мы и так перегрузили машину...
– А-а! Так это твоя конструкция? Ты уже стал у нас конструктором? Делай по плану!
Арби затрусил рядом с Торном.
– Я боюсь за доктора Левайна, – сказал он.
– Да ну? А я нет.
– Но он всегда держал слово. И был таким ответственным.
– Это да, – согласился Торн. – А еще он страшно импульсивен и делает все, что взбредет в голову.
– Может, и так, – ответил Арби, – но вряд ли он задержался без причин. Мне кажется, у него не все ладно. На той неделе он взял нас в Беркли, где встречался с профессором Малкольмом, так у него висела на стене карта мира и там...
– Малкольм! – простонал Торн. – Увольте! Это же два сапога пара. Один другого стоит. Правда, я рад, что связался именно с Левайном.
Он развернулся на каблуках и зашагав в кабинет.
– Вы хотите позвонить по спутфону? – спросил Арби.
– По чему? – спросил, замерев, Торн.
– По спутниковому телефону, – ответил Арби. – Разве доктор Левайн не взял его с собой?
– Каким же образом? Ты знаешь, что самый маленький спутниковый телефон – размером с чемодан?
– Да, но необязательно, – отозвался Арби. – Вы могли сделать ему меньшую модель.
– Я? Как?
Сам того не желая, Торн восхитился этим ребенком. Как таким не восхищаться?
– С той маленькой панелью, которую мы принесли, – начал Арби. – Треугольной. Там было две антенки «Моторолла БСН-23», это нелегальная технология, ее разработали в ЦРУ. Зато с нею вы спокойно могли...
– Эй-эй, – оборвал его Торн. – Откуда ты все это знаешь? Я же предупреждал вас...
– Не волнуйтесь, я осторожный, – заверил Арби. – Но насчет панели я прав, так ведь? С нею вы могли сделать спутфон весом не больше полкило. Так?
Торн одарил мальчика долгим взглядом.
– Возможно, – наконец выдал он. – И что с того? Арби ухмыльнулся:
– Круто!
Небольшой кабинет Торна находился в углу ангара. Стены были сплошь заклеены светокопиями, распечатками чертежей и трехмерными компьютерными схемами. На столе громоздились груды микросхем, стопки каталогов оборудования и пачки факсов. Торн зарылся в эту кучу и вскоре вынырнул с небольшой телефонной трубкой серого цвета.
– Вот, – сказал он, протягивая находку Арби. – Неплохо, верно? Я сам собрал его.
– Похоже на сотовый, – заметила Келли.
– Да, но сотовый связан со станциями, а этот напрямую подключается к космическому спутнику. С него можно дозвониться до любой точки в мире. – Он начал быстро набирать номер. – Раньше для этого требовалась спутниковая антенна трех футов в диаметре. Потом в один фут. А теперь антенны вообще не надо. И хорошо, я вас уверяю. Сейчас посмотрим, ответит ли он.
Торн нажал кнопку динамика. Из аппарата донеслись шипение помех и далекие щелчки.
– Зная Ричарда, – заметил Торн, – можно предположить, что он либо опоздал на самолет, либо попросту забыл, что у нас сегодня последняя проверка. Мы уже заканчиваем. Когда дело доходит до внутренней обивки салона и кресел, работу можно считать сделанной. Он нас задерживает. Ему же хуже. – Трубка начала выдавать равномерный писк. – Если не дозвонюсь до Левайна, попробуем связаться с Сарой Хардинг.
– Сарой Хардинг? – вскинулась Келли.
– А кто это? – спросил Арби.
– Одна из самых известных бихевиористов животных, биолог, Арб.
Сара Хардинг была кумиром Келли. Девочка читала все статьи про свою героиню, какие только могла найти. Сара Хардинг была бедной студенткой Чикагского университета, на государственном обеспечении, а сейчас, когда ей исполнилось тридцать три, она уже профессор Принстона. Сара – красивая и независимая, она сама проложила себе дорогу в жизни. Она решилась изучать львов и гиен в Африке и стала работать на природе. О ее выносливости ходили легенды. Однажды ее «лендровер» сломался, и Сара прошла в одиночку двадцать миль через саванну, отгоняя львов камнями.
На снимках Сара обычно была изображена в шортах и рубашке цвета хаки, с биноклем на шее. Она стояла рядом со своим «лендровером». Короткие темные волосы, сильное мускулистое тело – она казалась крепкой и обветренной, но в то же время и величественней, и прекрасной. По крайней мере, таковой она представлялась Келли, которая, по своему обыкновению, разглядывала все фотографии очень дотошно, вникая в малейшие детали.
– Никогда про нее не слышал, – сказал Арби.
– Сильно часто не слезал с компьютера, Арби? – спросил Торн.
– Нет, – ответил мальчик, и плечи его поникли, а это значило, что он смутился от порицания.
– Бихевиорист? – переспросил он.
– Правильно, – кивнул Торн. – Левайн несколько раз звонил ей на прошлой неделе. Она помогает ему со всем оборудованием, когда дело доходит до полевых нужд. Или дает советы. Или, возможно, помогает найти общий язык с Малкольмом. Ведь она была без ума от Малкольма.
—Быть не может, – возразила Келли. – Наверное, это он был без ума от нее...
– Ты знакома с Сарой? – спросил Торн, повернувшись к девочке.
– Нет. Я знаю про нее.
– Понятно, – буркнул Торн и замолчал. Он ясно увидел все симптомы поклонения героине и мысленно одобрил Келли. Для обычной девочки боготворить Сару Хардинг – не самое худшее. По крайней мере, она не атлетка и не рок-звезда. Собственно, детям полезно увлекаться людьми, которые грызут гранит науки...
Трубка продолжала пищать. Никто не отвечал.
– Ну, его аппарат в порядке, сигнал-то проходит. Больше узнать мы не можем.
– А вы можете проследить его местонахождение? – спросил Арби.
– К сожалению, нет. А если попытаемся нащупать на месте, то быстро истощим батарейки и...
Раздался щелчок, и все услышали далекий, но четкий мужской голос:
– Левайн.
– Прекрасно! Он здесь, – закивал Торн. Нажал переговорную кнопку. – Ричард? Это доктор Торн.
Из динамика полился треск помех. Потом слабый кашель, и хриплый голос произнес:
– Алло? Алло? Это Левайн. Торн снова включил переговорник.
– Ричард. Это Торн. Ты слышишь меня?
– Алло? – сипел Левайн на том конце. – Алло? Торн вздохнул:
– Ричард. Ты должен нажать кнопку «П» для передачи.
– Алло? – Еще один долгий, раздирающий кашель. – Это Левайн. Алло?
Торн с отвращением покачал головой.
– Вероятно, он понятия не имеет, как работает аппарат. Черт! Я же объяснял. Естественно, он не слушал меня. Гении никогда никого не слушают. Они думают, что и так все знают. А это не игрушки. – Он снова нажал переговорную кнопку. – Ричард, слушай меня. Ты должен нажать кнопку «П» для...
– Это Левайн. Алло! Левайн. Пожалуйста. Мне нужна помощь. – Он застонал. – Если вы слышите меня, пришлите подмогу. Я на этом острове, я думал, что все подготовил хорошо, но...
Треск. Шипение.
– Ого, – сказал Торн.
– Что такое? – встревожился Арби.
– Мы его теряем.
– Почему?
– Батарейка села. Они быстро истощаются. Проклятье! Ричард, где ты?
Издалека долетел голос Левайна:
– ... уже мертвый... ситуация... сейчас... очень серьезная..! не знаю... слышите меня, но если вы, ., помогите...
– Ричард, скажи, где ты находишься?!
Трубка зашипела сильнее, помехи стали громче, а голос почти затих.
– ...окружили меня... голодные... слышу их запах... особенно ночью...
– О чем это он? – спросил Арби.
– ...ранен... не могу... не долго... пожалуйста... Трубка выдала последний хрип и треск и заглохла. Торн выключил аппарат. Поглядел на побледневших ребятишек.
– Мы должны его найти, – сказал он.
– Пошли вон!
– Это мы, доктор Торн. Арби и Келли.
– А, хорошо.
Дверь со щелчком распахнулась, и дети вошли внутрь. И оказались в огромном ангаре. У многочисленных машин возились механики, воздух пропитался запахом ацетилена, машинного масла и свежей краски. Прямо перед собой Келли увидела темно-зеленый «форд эксплорер» с кабиной без верха. Двое рабочих, стоя на стремянках, устанавливали туда большую гладкую солнцезащитную панель. Капот «форда» был приподнят, и шестицилиндровый двигатель изъят. Сейчас двое механиков как раз прилаживали на его место новый, меньший двигатель – он выглядел, словно округлая коробка из-под ботинок, тускло сияющая алюминиевым сплавом. Другие техники подтаскивали широкий, плоский аккумулятор, который предстояло закрепить над мотором.
Справа стояли два трейлера, над которыми команда Торна трудилась уже вторую неделю. Это были не простые трейлеры, на которых семьи выбираются на пикник. Первый был гигантом обтекаемой формы размером с автобус, переделанный для жилья и работы – включая всевозможное оборудование – на четверых человек. Он назывался «Челленджер», и была в нем одна особенность: остановившись, вы могли раздвинуть его стены, открыв прямой доступ к внутреннему устройству.
«Челленджер» был соединен специальным гофрированным переходом со вторым, меньшим, трейлером. Ему предстояло тянуть за собой этот второй трейлер, в котором находились передвижная лаборатория и новейшее исследовательское оборудование, хотя Келли понятия не имела, какое именно. Сейчас второй трейлер трудно было разглядеть из-за фонтана искр, которыми сыпал сварщик, устроившийся на его крыше. Невзирая на суету вокруг трейлера, он казался полностью завершенным. Правда, Келли тут же заметила нескольких рабочих, копошащихся внутри, а все сиденья и кресла были разложены вокруг машины.
Сам Торн стоял посреди ангара и изо всех сил кричал сварщику на крыше:
– Давай-давай, Эдди! Мы сегодня должны закончить! Потом повернулся и заорал уже в другую сторону:
– Нет-нет-нет! Посмотри на чертеж! Генри, не ставь подпорку ровно! Здесь будут две крест-накрест. Посмотри на чертеж!
Доктор Торн был седым широкоплечим здоровяком пятидесяти пяти лет. Если бы не очки, он смотрелся бы как борец, вышедший в отставку. Келли едва свыклась с мыслью, что Торн – профессор в университете; он обладал невероятной силой и никогда не стоял на месте.
– Черт возьми, Генри! Генри! Генри, ты что, оглох? Торн снова выругался и потряс кулаками. Потом повернулся к детям.
– Предполагается, что эти засранцы, – сказал он, – должны мне помогать.
«Челленджер» полыхнул яркой вспышкой, похожей на молнию. Двоих рабочих, склонившихся над его крышей, разметало в разные стороны, а над машиной поднялась черная туча густого дыма.
– Ну, что я говорил? Заземлите его! Заземлите, а потом лазьте там! Там же нехилое напряжение, остолопы! Вы что, хотите зажариться?
Он снова оглянулся на детей и покачал головой:
– Вот так-то, СУМ – серьезная защита. – СУМ?
– Средство устрашения медведей, так его в шутку называет Левайн, – пояснил Торн. – Собственно, эту систему разработал я пару лет назад. Для лесников Йелло-устоуна, там мишки повадились вскрывать трейлеры. Поверни включатель, и на корпус машины пойдет десять тысяч вольт. Шарах! Выбьет желание полакомиться у самого крупного медведя. И что? Теперь эти паразиты подадут на компенсацию. За собственную же глупость.
Он снова покачал головой:
– Ну? И где Левайн?
– Мы не знаем, – ответил Арби.
– То есть? Разве он не был сегодня в школе?
– Нет, он не пришел. Торн снова выругался.
– Он мне нужен сегодня, чтобы провести последнюю проверку, прежде чем мы выедем в поле. Он же собирался сегодня вернуться!
– Откуда? – спросила Келли.
– Ну, он отправился в поход, как обычно, – начал Торн. – Очень радовался, волновался. Я сам снаряжал его – отдал рюкзак последней модели. Все, что необходимо, всего сорок семь фунтов весом. Ему понравилось. Он уехал в прошлый понедельник, четыре дня назад.
– А куда?
– Откуда я знаю? Он мне не докладывал. А я не спрашивал – бесполезно. Они же все одинаковы, эти ученые. Свихнулись на секретности. Правда, это не их вина. Приходится все время опасаться, что тебя обворуют, надуют или обойдут. Нет в мире совершенства. В прошлом году я снаряжал экспедицию на Амазонку, мы делали все оборудование водонепроницаемым – там же сплошные дождевые леса. Электроника выходит из строя, если в нее попадает вода. И ученый, который работал над этой проблемой, не получил ни черта. Это за водонепроницаемость! Какой-то университетский бюрократ заявил, что, дескать, «в этом не было необходимости». Глупости. Полная ерунда. Генри... ты меня слышишь? Ставь поперек!
Торн рванулся через ангар, размахивая руками. Дети поспешили за ним.
– А теперь полюбуйтесь, – сказал Торн. – Мы столько месяцев вкалывали над его заказом и наконец справились. Он хотел, чтобы машины были легкими, я сделал их легкими. Он хотел крепкие, я построил крепкие... легкие и прочные одновременно, почему нет? Правда, это вроде бы невозможно, но если взять достаточно титанового сплава, то получится. Он хотел машину, которой не нужно дозаправляться или подключаться к энергоисточнику, – пожалуйста. И вот он получил, что хотел, – невероятно прочную передвижную лабораторию, готовую отправиться в места, где нет бензозаправок и электричества. Вот все готово... я сам себе не верю. Он действительно не явился в школу?
– Правда, – подтвердила Келли.
– Значит, он пропал, – заявил Торн. – Прекрасно. Отлично. А полевые испытания? Мы собирались погонять эти машины с неделю, чтобы проверить их работу.
– Знаем, – заметила Келли. – Мы отпросились у родителей и собрали все вещи.
– А теперь он куда-то запропастился, – фыркнул Торн. – Ну, этого можно было ожидать. Эти богатенькие детки творят все, что хотят. Такие, как Левайн, вечно все портят!
С потолка рухнула огромная металлическая клетка и приземлилась неподалеку от них. Торн отпрыгнул в сторону.
– Эдди! Проклятье! Куда вы смотрите?
– Простите, док, – отозвался Эдди Карр из-под потолка. – Но по плану она не может деформироваться при двенадцати тысячах пси. Вот мы и проверяем.
– Хорошо, Эдди. Только не надо ронять ее нам на головы!
Торн принялся осматривать клетку. Она была круглой, сплетенной из прутьев титанового сплава, каждый с дюйм толщиной. Падение с высоты никак ей не повредило. И она была легкой. Торн приподнял клетку одной рукой. Вся конструкция была шести футов в высоту и четырех в диаметре. И сильно смахивала на птичью клетку-переростка. Сбоку виднелась дверца, которая запиралась на прочный замок.
– А для чего это? – поинтересовался Арби.
– Вообще-то, – сказал Торн, – это часть вон того.
И показал в угол зала, где рабочие собирали груду раздвижных алюминиевых стоек.
– Наблюдательная площадка, которую можно собрать прямо в поле. В собранном виде достигает пятнадцати футов в высоту. На верхушке – небольшое укрытие. Тоже суперпрочное.
– А что будут наблюдать с этой площадки? – спросил Арни.
– Он не сказал вам? – полюбопытствовал Торн.
– Нет, – ответил Арни.
– Нет, – сказала Келли.
– Ну, мне он тоже ничего не сказал. Разве только то, что она должна быть очень прочной. Легкой и прочной, легкой и прочной. Невероятно. – Торн вздохнул. – Спаси меня бог от ученых ослов.
– Я думала, что вы тоже ученый, – заметила Келли.
– Бывший, – быстро поправил ее Торн. – А теперь я делаю дело. А не просто треплю языком.
Коллеги, которые знали Торна, соглашались, что с момента увольнения у него началась поистине счастливая жизнь. В свою бытность профессором прикладной инженерии и специалистом по экзотическим материалам, Торн всегда делал упор на практические занятия, чем и снискал любовь студентов. Самому знаменитому его курсу в Стэнфорде – «Инженерное дело 101а» – учащиеся дали название «Задачки Торна». А все из-за того, что профессор постоянно подбрасывал классу разнообразные проблемы и предлагал решить их на практике. Некоторые из них стали легендарными. Например, «Ужас туалетной бумаги»: Торн просил студентов спустить лоток с яйцами с вершины небоскреба Гувера, не разбив ни одного. В качестве смягчителя они могли использовать только картонные цилиндрики, извлеченные из сердцевины рулонов туалетной бумаги. Вся площадь пестрела тогда осколками яичной скорлупы.
На следующий год Торн придумал новое задание – попросил студентов соорудить стул для человека весом сто килограммов, используя лишь папиросную бумагу и нитки. В другой раз он подвесил список экзаменационных билетов под потолок и предложил ученикам достать его, имея под рукой только обувную коробку с фунтом лакрицы и несколько зубочисток.
В свободное от занятий время Торн в качестве эксперта часто разбирал в суде случаи, связанные с прикладной инженерией. Он занимался подрывами, авиакатастрофами, рухнувшими зданиями и прочими катаклизмами. Напрямую сталкиваясь с проявлениями реального мира, он пришел к выводу, что ученый обязан получить наиболее широкое образование. Торн частенько говаривал: «Как вы можете разрабатывать что-то для людей, если не знаете историю и психологию? Конечно, не можете. Ваши математические формулы могут быть суперточными, но люди свихнутся на них. И если так случится, это значит, что ошиблись вы, а не люди». Он пересыпал свои лекции цитатами из Платона, Чаки, Эмерсона и Чань Дзи.
Но, хотя студенты носили его на руках, Торн быстро обнаружил, что пытается плыть против течения, защищая общее образование. В академическом мире наметилась тенденция к более узкой специализации, что выражалось даже в засилье строго специальной терминологии. При таких раскладах пользоваться популярностью среди студентов считалось пошлым, а интерес к насущным проблемам реального мира считался доказательством интеллектуальной недалекости и возмутительного равнодушия к теории. Но Торна выперли из-за приверженности к Чань Дзи. На очередном заседании кафедры поднялся один из его коллег и заявил, что «какое-то выдуманное китайское дерьмо похерило все инженерное дело».
Месяц спустя Торн уволился и вскоре организовал собственное дело. Он обожал свою работу, но сильно скучал без учеников, потому он так привязался к двум юным помощникам Левайна. Эти дети были сметливы и исполнены энтузиазма. Притом достаточно молоды, и школа еще не успела отбить у них вкус к учебе. Они до сих пор не разучились пользоваться головой, а это в глазах Торна означало, что им еще далеко до завершения образования.
– Джерри! – взревел Торн, привлекая внимание одного из сварщиков на трейлере. – Закрепи подпорки с обеих сторон! Вспомни про испытания!
Торн ткнул пальцем в монитор, установленный прямо на полу. На экране трейлер налетал на барьер. Сперва он врезался передом, потом ударился боками, перевернулся и снова налетел на препятствие. После каждого удара машина отделывалась легкими царапинами. Эту компьютерную программу разработала одна автомобильная фирма, потом ее стерли. Торн восстановил программу и усовершенствовал.
– Естественно, – ворчал он, – автомобильным компаниям такая программа ни к чему, слишком хорошая идея. А они не любят хороших идей – вдруг станут выпускать качественную продукцию!
Он вздохнул:
– На этом компьютере мы разбивали наши машины тысячи раз: разрабатываем конструкцию, разбиваем, улучшаем, снова разносим. Никаких теорий, чистая практика. Как и положено.
Неприязнь Торна к теории успела войти в легенду. По его мнению, теория есть не что иное, как суррогат опыта, предлагаемый человеком, который понятия не имеет, о чем говорит.
– Посмотрим. Джерри? Джерри! На черта мы прогоняем все это на компьютере, если вы, ребята, не следуете планам? У вас что, мозги у всех отсохли?
– Простите, док...
– Не прощу! Делай, как надо!
– Мы и так перегрузили машину...
– А-а! Так это твоя конструкция? Ты уже стал у нас конструктором? Делай по плану!
Арби затрусил рядом с Торном.
– Я боюсь за доктора Левайна, – сказал он.
– Да ну? А я нет.
– Но он всегда держал слово. И был таким ответственным.
– Это да, – согласился Торн. – А еще он страшно импульсивен и делает все, что взбредет в голову.
– Может, и так, – ответил Арби, – но вряд ли он задержался без причин. Мне кажется, у него не все ладно. На той неделе он взял нас в Беркли, где встречался с профессором Малкольмом, так у него висела на стене карта мира и там...
– Малкольм! – простонал Торн. – Увольте! Это же два сапога пара. Один другого стоит. Правда, я рад, что связался именно с Левайном.
Он развернулся на каблуках и зашагав в кабинет.
– Вы хотите позвонить по спутфону? – спросил Арби.
– По чему? – спросил, замерев, Торн.
– По спутниковому телефону, – ответил Арби. – Разве доктор Левайн не взял его с собой?
– Каким же образом? Ты знаешь, что самый маленький спутниковый телефон – размером с чемодан?
– Да, но необязательно, – отозвался Арби. – Вы могли сделать ему меньшую модель.
– Я? Как?
Сам того не желая, Торн восхитился этим ребенком. Как таким не восхищаться?
– С той маленькой панелью, которую мы принесли, – начал Арби. – Треугольной. Там было две антенки «Моторолла БСН-23», это нелегальная технология, ее разработали в ЦРУ. Зато с нею вы спокойно могли...
– Эй-эй, – оборвал его Торн. – Откуда ты все это знаешь? Я же предупреждал вас...
– Не волнуйтесь, я осторожный, – заверил Арби. – Но насчет панели я прав, так ведь? С нею вы могли сделать спутфон весом не больше полкило. Так?
Торн одарил мальчика долгим взглядом.
– Возможно, – наконец выдал он. – И что с того? Арби ухмыльнулся:
– Круто!
Небольшой кабинет Торна находился в углу ангара. Стены были сплошь заклеены светокопиями, распечатками чертежей и трехмерными компьютерными схемами. На столе громоздились груды микросхем, стопки каталогов оборудования и пачки факсов. Торн зарылся в эту кучу и вскоре вынырнул с небольшой телефонной трубкой серого цвета.
– Вот, – сказал он, протягивая находку Арби. – Неплохо, верно? Я сам собрал его.
– Похоже на сотовый, – заметила Келли.
– Да, но сотовый связан со станциями, а этот напрямую подключается к космическому спутнику. С него можно дозвониться до любой точки в мире. – Он начал быстро набирать номер. – Раньше для этого требовалась спутниковая антенна трех футов в диаметре. Потом в один фут. А теперь антенны вообще не надо. И хорошо, я вас уверяю. Сейчас посмотрим, ответит ли он.
Торн нажал кнопку динамика. Из аппарата донеслись шипение помех и далекие щелчки.
– Зная Ричарда, – заметил Торн, – можно предположить, что он либо опоздал на самолет, либо попросту забыл, что у нас сегодня последняя проверка. Мы уже заканчиваем. Когда дело доходит до внутренней обивки салона и кресел, работу можно считать сделанной. Он нас задерживает. Ему же хуже. – Трубка начала выдавать равномерный писк. – Если не дозвонюсь до Левайна, попробуем связаться с Сарой Хардинг.
– Сарой Хардинг? – вскинулась Келли.
– А кто это? – спросил Арби.
– Одна из самых известных бихевиористов животных, биолог, Арб.
Сара Хардинг была кумиром Келли. Девочка читала все статьи про свою героиню, какие только могла найти. Сара Хардинг была бедной студенткой Чикагского университета, на государственном обеспечении, а сейчас, когда ей исполнилось тридцать три, она уже профессор Принстона. Сара – красивая и независимая, она сама проложила себе дорогу в жизни. Она решилась изучать львов и гиен в Африке и стала работать на природе. О ее выносливости ходили легенды. Однажды ее «лендровер» сломался, и Сара прошла в одиночку двадцать миль через саванну, отгоняя львов камнями.
На снимках Сара обычно была изображена в шортах и рубашке цвета хаки, с биноклем на шее. Она стояла рядом со своим «лендровером». Короткие темные волосы, сильное мускулистое тело – она казалась крепкой и обветренной, но в то же время и величественней, и прекрасной. По крайней мере, таковой она представлялась Келли, которая, по своему обыкновению, разглядывала все фотографии очень дотошно, вникая в малейшие детали.
– Никогда про нее не слышал, – сказал Арби.
– Сильно часто не слезал с компьютера, Арби? – спросил Торн.
– Нет, – ответил мальчик, и плечи его поникли, а это значило, что он смутился от порицания.
– Бихевиорист? – переспросил он.
– Правильно, – кивнул Торн. – Левайн несколько раз звонил ей на прошлой неделе. Она помогает ему со всем оборудованием, когда дело доходит до полевых нужд. Или дает советы. Или, возможно, помогает найти общий язык с Малкольмом. Ведь она была без ума от Малкольма.
—Быть не может, – возразила Келли. – Наверное, это он был без ума от нее...
– Ты знакома с Сарой? – спросил Торн, повернувшись к девочке.
– Нет. Я знаю про нее.
– Понятно, – буркнул Торн и замолчал. Он ясно увидел все симптомы поклонения героине и мысленно одобрил Келли. Для обычной девочки боготворить Сару Хардинг – не самое худшее. По крайней мере, она не атлетка и не рок-звезда. Собственно, детям полезно увлекаться людьми, которые грызут гранит науки...
Трубка продолжала пищать. Никто не отвечал.
– Ну, его аппарат в порядке, сигнал-то проходит. Больше узнать мы не можем.
– А вы можете проследить его местонахождение? – спросил Арби.
– К сожалению, нет. А если попытаемся нащупать на месте, то быстро истощим батарейки и...
Раздался щелчок, и все услышали далекий, но четкий мужской голос:
– Левайн.
– Прекрасно! Он здесь, – закивал Торн. Нажал переговорную кнопку. – Ричард? Это доктор Торн.
Из динамика полился треск помех. Потом слабый кашель, и хриплый голос произнес:
– Алло? Алло? Это Левайн. Торн снова включил переговорник.
– Ричард. Это Торн. Ты слышишь меня?
– Алло? – сипел Левайн на том конце. – Алло? Торн вздохнул:
– Ричард. Ты должен нажать кнопку «П» для передачи.
– Алло? – Еще один долгий, раздирающий кашель. – Это Левайн. Алло?
Торн с отвращением покачал головой.
– Вероятно, он понятия не имеет, как работает аппарат. Черт! Я же объяснял. Естественно, он не слушал меня. Гении никогда никого не слушают. Они думают, что и так все знают. А это не игрушки. – Он снова нажал переговорную кнопку. – Ричард, слушай меня. Ты должен нажать кнопку «П» для...
– Это Левайн. Алло! Левайн. Пожалуйста. Мне нужна помощь. – Он застонал. – Если вы слышите меня, пришлите подмогу. Я на этом острове, я думал, что все подготовил хорошо, но...
Треск. Шипение.
– Ого, – сказал Торн.
– Что такое? – встревожился Арби.
– Мы его теряем.
– Почему?
– Батарейка села. Они быстро истощаются. Проклятье! Ричард, где ты?
Издалека долетел голос Левайна:
– ... уже мертвый... ситуация... сейчас... очень серьезная..! не знаю... слышите меня, но если вы, ., помогите...
– Ричард, скажи, где ты находишься?!
Трубка зашипела сильнее, помехи стали громче, а голос почти затих.
– ...окружили меня... голодные... слышу их запах... особенно ночью...
– О чем это он? – спросил Арби.
– ...ранен... не могу... не долго... пожалуйста... Трубка выдала последний хрип и треск и заглохла. Торн выключил аппарат. Поглядел на побледневших ребятишек.
– Мы должны его найти, – сказал он.
ВТОРАЯ КОНФИГУРАЦИЯ
«В сложных системах самоорганизация развивается все сильнее – по мере приближения системы к грани хаоса».
ЯН МАЛКОЛЬМ
По следам
Торн отпер дверь в комнату Левайна и включил свет. Все замерли, пораженные.
– Как в музее, – выдохнул Арби.
Апартаменты Левайна, состоящие из двух спален, были декорированы в азиатском стиле, включая низкие деревянные столики, богато инкрустированные бюро и прочий дорогой антиквариат. Но помещения сверкали стерильной чистотой, и большая часть мебели стояла в пластиковых чехлах. Все было аккуратно помечено табличками. Посетители прошли в комнату.
– Неужели он тут живет? – удивилась Келли. Верилось с трудом. Комнаты казались совершенно безликими, почти нечеловеческими. И в ее собственной комнате всегда царил такой кавардак...
– Как в музее, – выдохнул Арби.
Апартаменты Левайна, состоящие из двух спален, были декорированы в азиатском стиле, включая низкие деревянные столики, богато инкрустированные бюро и прочий дорогой антиквариат. Но помещения сверкали стерильной чистотой, и большая часть мебели стояла в пластиковых чехлах. Все было аккуратно помечено табличками. Посетители прошли в комнату.
– Неужели он тут живет? – удивилась Келли. Верилось с трудом. Комнаты казались совершенно безликими, почти нечеловеческими. И в ее собственной комнате всегда царил такой кавардак...