Таким образом у шизотимика цвет (более или менее отрешенный от реальности) как экспрессионистический элемент приобретает иногда большое значение, так же как и в некоторых абстрактных экспериментах импрессионистов над красками. Все это можно было бы дополнить характерными примерами, что завело бы нас однако слишком далеко.
Следовательно в жизни результирующая картина бесконечно сложна, но нужно всегда иметь в виду скрывающийся в ней фактор восприятия красок и форм в его конституциональном сродстве. Даже перекрещиваясь с другими факторами, он естественно остается основной составной частью для создания личного мировоззрения, для эстетических и научных направлений дарований и для всех вопросов личного вкуса.
Что касается феноменов расщепления, то они как господствующий центральный фактор стоят выше больших групп экспериментального поведения. Особенно обращают на себя внимание параллели к блейеровскому учению о шизофрении. В эксперименте по психологии мышления мы опять встречаем здорового шизотимика, особенно лептозома, в качестве "хорошо расщепляющего", который в состоянии удержать в своем сознании несколько отдельных параллельных рядов, дать функционировать одновременно нескольким раздельным частичным установкам. Как показали Ван-дер-Горст и Киблер, здоровый лептозом и тут ведет себя как
[175]
больной шизофреник в таком же эксперименте. Этим расщеплениям сознания у здорового шизотимика, происходящим при обычных интенционных напряжениях повседневного мышления и внимания, соответствует "образование комплексов" под влиянием аффекта в смысле Блейрера. Под действием аффекта расщепление усиливается, доходит до "комплексов", т.е. до отщепления более ли менее самостоятельно функционирующих насыщенных аффектами групп представлений, динамические действия которых часто скрещиваются с тенденциями оставшегося в центре ядра личности. Наконец, в шизофренических психозах, получивших название от "расщепления", оно достигает часто такой степени, что уже не остается никакого центрального ядра личности, что "я" данного лица распадается на известные частичные личности, говорящие, стремящиеся и действующие наряду друг с другом и друг против друга и часто обозначаемые больным различными именами.
Эта психологическая склонность к расщеплению сознания, проходящая сквозь весь шизотимный круг как один из господствующих признаков, конечно не свидетельствует о том, что у здорового шизотимика или у шизоидного психопата расщепление неспособно к обратному развитию, когда, как при шизофренических психозах, они могут достигнуть степени проградиентного, непоправимого распада личности. Уже в другом месте, на примере эндокринного гормона или алкоголя, я разъяснил, как биологический фактор, продолжительно действующий в легкой степени, может вызвать определенные нормальные или психопатические признаки личности, тогда как тот же фактор, только усиленный количественно, приводит к разрушению личности в смысле непоправимого повреждения мозга. Я хотел бы предотвратить этим то постоянно возникающее недоразумение, будто приходится отказаться от прогрессирующего характера шизофрении, если признать многочисленные соединительные линии между шизотимным и шизофреническим в самых разнообразных пунктах, связи, могущие быть учтенными в цифрах и постоянно бросающиеся нам в глаза как в физическом, так и в психологическом отношении. Впрочем, "способность к расщеплению" у лептозомов и родственных им конституциональных групп даже экспериментально так выступает на первый план, что только на основании этого факта можно было бы с полным правом назвать ее "шизотимной", если бы даже совсем не существовало психоза "шизофрения".
Параллельно клиническому и экспериментальному поведению шизофреников, описанному в классических исследованиях Блейера и Юнга (Jung), являются еще многие черты в экспериментальном поведении здоровых лептозомов и родственных им конституциональных групп. Я упомяну здесь большую частоту косвенных, бессмысленных и сверх ценных ассоциаций, странных скачков мысли в ассоциативном эксперименте, затем большую частоту фантастических и нереальных толкований при Роршахе, наконец, статистическое отношение к интраверсии и экстрверсии, которое выработал Роршах, присоединяясь к учению Юнга.
Подобные отношения мы видим между экспериментальным поведением здоровых пикников и маниакально-депрессивных, в особенности - более легких маний. Прежде всего обе группы обычно одинаково реагируют на одинаковые эксперименты (Ван-дер-Горст, Киблер, Энке). Но можно провести многочисленные параллели и между экспериментальным поведением и повседневным клиническим наблюдением. Во многих отношениях поведение здоровых пикников при эксперименте похоже на сильно ослабленную копию известных признаков ассоциативного типа маниакальных. Обоим свойственно почти исключительно прямое ассоциирование (ассоциативные опыты), затем недостаточное различение между существенным и несущественным и склонность к непосредственному реагированию на не
[176]
проработанное чувственное явление, что особенно обнаруживается при тахистоскопических опытах. Далее мы видим любовь к конкретным деталям (Роршах) и более легкую отвлекаемость посредством мешающих раздражений (опыт со световой доской).
С другой стороны, получается полное совпадение результатов эксперимента и описательного наблюдения над здоровыми, прежде всего эксперимента и нашей прежней описательной статистике над обыкновенными здоровыми и гениальными. При этом эксперимент помогает нам острее и определеннее понять некоторые явления. В обычной жизни и в умственной продукции пикник, как мы знаем, обнаруживает ту же самую конкретную предметность образа мышления, ту же любовь к живым деталям, то же широко экстенсивное комплексное восприятие, тот же недостаток анализа, острого логического расчленения и абстракции. Реализм, конкретный "здравый человеческий смысл", широкая бесформенность описания основаны как на аффективных, так и на элементарных факторах психологии мышления, которые мы узнали экспериментально как меньшую способность пикников к расщеплению.
В противоположность этому мы уже раньше описали более абстрактный, аналитический, игнорирующий все побочное, более интенсивно формирующий характер здоровых лептозомов, так сильно обнаруживающийся в эксперименте. В эти рамки легко можно включить отдельные черты, выясненные нами, например, в литературной и научной продуктивности лептозомов. Кажущийся таким сложным кардинальный признак личности (аутизм, идеализм и пр.) можно тем не менее с двух сторон свести к элементарным, простым, основным факторам. Одна из этих сторон, аффективная, обозначенная нами как психэстетическая пропорция, - это отрицательное эмоциональное отношение к внешнему миру, происходящее вследствие чрезмерной ранимости и частичной тупости. Другой корень аутизма находится на стороне психологии мышления, а именно, в том, что мы теперь экспериментально более подробно изучили как способность к расщеплению. Если мы на место производящего опыт поставили кататимное стремление самого шизотимика, которое побуждает его видеть вещи по определенному желательному выбору и в соответствующем освещении, то эта кататимная установка окажется в состоянии совершенно так же, как руководитель опыта извне, вызвать расщепление реального общего явления на желательные частичные факторы, ярко освещаемые и воспринимаемые сознанием, и на мешающие раздражения, которые отстраняются и подавляются уже при возникновении. У шизотимика эта способность к расщеплению, способность абстрагировать все, что не входит в его кататимную жизнь, чрезвычайно благоприятствует аутизму, отрешению от конкретной действительности. Напротив, наблюдаемый в среднем реализм пикника происходит вследствие неспособности к этому сильному расщеплению. Следовательно теперь мы вправе сказать: психэстетическая пропорция и способность к расщеплению создают аутизм совместно, как переплетающиеся элементарные факторы.
Наконец, что касается феноменов персеверации, обнаружившихся при тахистоскопических и ассоциативных опытах, то бросается в глаза параллель между здоровым лептозомом и тождественными явлениями у шизофреника. Они и здесь действуют как очень ослабленное отражение известных шизофренических феноменов. То же самое относится к их противоположному полюсу, склонности к причудливой скачкообразности некоторых ассоциаций. Мы уже раньше в нормальной психологии шизотимика описательно-статистически выработали эту полярность между понятиями "тягуче" и "скачкообразно". Мы видели там, что эта персеверирующая тягучесть и эта причудливая скачкообразность являются в той же мере и
[177]
интеллектуальными стигмами шизотимика и факторами, определяющими основным образом строение его характера, его аффективность и волю. Дело касается здесь постоянных признаков в "психическом темпе" шизотимика, тогда как, наоборот, отсутствие их обусловливает относительную текучесть, непостоянство, податливость циклотимика в эксперименте.
РЕЗЮМЕ
1. Чисто математическое изображение физическо-психических корреляции (индекс строения тела - цифра эксперимента) оказалось при соответствующих предпосылках технически вполне возможным.
2. В произведенных до сего времени экспериментах строение тела, личность и психоз проявляются принципиально единообразно в том смысле, что, с одной стороны, пикники, циклотимики и циркулярные, а с другой стороны, лептозомы, шизотимики и шизофреники по большей части реагируют в одинаковом направлении.
3. Лептозомы являются главным типом шизотимной группы. Атлетики обнаруживают по большей части психический образ реакции, схожей с реакцией лептозомов, но несколько ослабленной по сравнению с последней. Диспластические группы проявляют значительное разнообразие как в физическом, так и экспериментально-психологическом поведении.
4. Различия типов в области психологии восприятия, чувствования и мышления проявляются главным образом в отношении: а) восприимчивости к цвету и форме, б) феноменов расщепления, в) феноменов персеверации, г) некоторых других различий в ассоциации и восприятии.
5. У пикников в эксперименте восприимчивость к цветам сильнее, у лептозомов - к формам.
6. Способность к расщеплению во всех отношениях сильнее у лептозомов, чем у пикников.
7. Лептозомы более склонны к персеверации, чем пикники.
8. Лептозомы часто обнаруживают косвенные и скачкообразные ассоциации, у пикников более эмоциональные, у лептозомов более "сухие" ассоциации; пикники дают более подробные описания; лептозомы дают более субъективирующие описания (число ответов о движении), пикники более объективирующие, предметные описания.
9. В эксперименте, как и в жизни, лептозомы в своем психическом предрасположении являются поэтому более интенсивными, абстрактными, анализирующими, упрямо настойчивыми, иногда с причудливыми скачками мысли, субъективирующими, удерживающими эмоции; пикники, наоборот, являются более экстенсивными, предметными, синтезирующими, легко доступными и податливыми, объективирующими, наивно эмоциональными.
10. Получаются многочисленные параллели с блейеровским учением о шизофрении и клиникой маний.
11. Аутизм и реализм можно свести к определенным и также экспериментальным элементарным факторам.
[178]
Глава 14
ГЕНИАЛЬНЫЕ
Высокоодаренные вследствие своей малочисленности мало пригодны для статистический исследований, но зато среди них более резко выражены индивидуальности. В этой главе дело идет не о том, чтобы доказать принципиально новое, а о том, чтобы проверить выводы, полученные на большом материале относительно немногих великих людей и установить у них более тонкие черты. Мы надеемся позже опубликовать индивидуальные анализы гениальных, некоторыми чертами которых мы воспользовались в последних главах, поэтому мы даем здесь лишь сжатый обзор. Наша методика была такова, что мы вначале исследовали индивидуальную психологию таких талантов, которые позже заболели несомненными циркулярными и шизофреническими психозами или происходили из семей, которые были к этому предрасположены. Позже, затем, оказалось возможным с помощью обширных вспомогательных средств исследования строения тела(1) дифференцировать известное количество гениальных или, лучше сказать, оказалось возможным на основании строения тела подтвердить и дополнить уже полученные по методу сравнительной психологии группы. Если мы применим комбинированно все методы - сравнительную индивидуальную психологию, исследование душевнобольных гениев и сравнение типов строения тела, то мы получим прочно установленные эмпирические группы.
В первую очередь это касается поэтов и писателей, которые лучше всего подходят во всех отношениях для индивидуально-психологических целей. Здесь мы имеем богатый и легко доступный материал в портретах и биографических заметках. Здесь мы имеем прежде всего собственное описание индивидуального темперамента во всех поэтических произведениях как крайне важный объективный психологический документ, не существующий в такой форме ни в одной из других гениальных групп. Мы поэтому несколько подробнее останавливаемся на поэтическом творчестве, которое, являясь объективным отпечатком темперамента, дает
-------------
(1) Что касается рисунков в этом отделе, следует отметить, что мы преднамеренно выбрали наименее известные и отдаленные портреты, которые вследствие этого не совсем подходят для сравнений. Портреты, на которых основаны наши выводы, так верны исторически, так известны и легко доступны, что их незачем здесь приводить. Мы также намеренно не касались здесь национальных и расовых проблем, так как до сих пор при сравнении портретов и индивидуальной психологии среди европейских народов получались аналогичные результаты. Было бы, разумеется, легко ограничиться здесь только немецкими фигурами. - Мы умышленно не касались той важной роли, которая принадлежит, кроме индивидуальной конституции великих вождей, духу времени и массам.
[17'9]
нам верное научное изображение чувствований даже тех талантливых личностей, которые не работают на художественном поприще.
ЦИКЛОТИМИЧЕСКИЕ ТЕМПЕРАМЕНТЫ ХУДОЖНИКОВ
Соответственно циклотимическим темпераментам здесь вначале ясно выделяются обе группы реалистов и юмористов. Чтобы характеризовать тип в его важнейших вариантах, мы назовем (обращая всегда внимание только на темперамент, не придавая значения большей или меньшей продуктивности) имена - Лютера, Лизелотт фон-Перальц, мать Гете, Готфрида Келлера, Готфельда, Фрица Рейтера, Германа Курца, Генриха Зейделя.
Все только что названные личности имеют типичное пикническое строение тела или резко выступающие пикнические компоненты. В психиатрическом отношении у них любопытно следующее: Герман Курц был циркулярным с типичными маниакальными приступами; Фриц Рейтер страдал периодическими расстройствами настроения, отчасти с дипсоманической окраской, отчасти с типично маниакально-депрессивной; мать Гете, сама отличавшаяся здоровым гипоманиакальным характером, имела дочь, у которой бывали приступы меланхолии, и сына - поэта, который страдал легкими периодическими колебаниями настроения; у Лютера наблюдались сильные, отчасти эндогенные, колебания настроения и отдельные приступы тоски с резкими физическими сопутствующими симптомами (как, например, в 1527 году); у Готфрида Келлера семья матери была по-видимому маниакально-депрессивной(2).
Мы находим следовательно в группе реалистов и юмористов биологическую связь с пикническим строением тела, с одной стороны, и с маниакально-депрессивным кругом в самом широком смысле - с другой.
Реалисты и юмористы циклотимического типа темперамента так тесно связаны между собой, что их вряд ли можно разделить на две отдельные группы. Произведения циклотимических реалистов, как Готфрида Келлера, Иеремии Готгельфа, Германа Курца, совершенно пропитаны юмористическими чертами; у юмористов же типа Фрица Рейтера склонность к подробному, поразительно реалистическому описанию составляет существенную черту их характера. На основании психологических документов, как, например, письма Лизелотт и матери Гете, нельзя вообще решить вопроса, относятся ли они к юмористическому или к реалистическому типу. Но особенно любопытно, что там, где мы находим описание действительности без юмора или гениальное остроумное описание без разукрашивания действительности, как у группы Гейне - Вольтер, там и психические и физические стигматы циклотимического конституционального круга значительно модифицируются или совершенно исчезают.
Циклотимические реалисты и юмористы как литературная группа характеризуются теми же чертами, какие мы уже вообще выделили у циклоидов и циклотимиков: простая человечность и естественность, прямодушная честность, любовь к жизни, любовь ко всему, что существует, особенно к самому человеку и народу, здравый смысл и трезвые моральные взгляды, умение ценить добродетельное и добродушно смеяться даже над худшими негодяями. Умиротворяющий смех и умиротворяющий гнев. Способность грубо накричать и неспособность быть колким и злым.
---------------
(2) Личное сообщение Блейера
[180]
Четкая литературная черта нашей группы - это очень небольшое количество лирических и драматических талантов и, напротив, элективное стремление к нестилизованной прозе и к эпически-пространному рассказу. "Влечение к содержанию", употребляя терминологию Шиллера, преобладает "над влечением к форме". Поэтическая красота у циклотимиков заключается в обилии красок, богатстве и душевной теплоте отдельных описаний, но не в общем построении (типичный пример - "Зеленый Генрих"). В этом одновременно состоит их сила и слабость. Наряду с циклотимически-реалистическим рассказом роман шизотимика производит впечатление бесцветного, между тем циклотимический характер описания по шизотимическому критерию лишен форм, существенное не выделяется от несущественного, нет сжатости, диспозиции, нет тонкой постановки проблем, нет драматической воли, пафоса, величия. Черта тривиальности яснее выступает, когда мы в группе реалистично-циклотимических темпераментов среднего типа переходим от крупных литераторов к незначительным талантам.
В отдельных произведениях мы находим диатетические наслоения, от гипоманиакального до созерцательного, между тем как среди продуктивных людей (даже не касаясь поэтов) вряд ли можно встретить простые мрачные типы. На крайнем гипоманиакальном полюсе стоит стиль письма Лизелотт в его блестящей юмористической естественности и несдержанной грубоватой форме, переходящей иногда границы тонкого эстетического вкуса. Письма матери Гете, спокойной, солнечно-гипоманиакальной, производят впечатление как бы более смягченного и утонченного издания Лизелотт. Также у Лютера, в его литературном творчестве, можно видеть грубую естественность, насыщенность, бессистемность и отсутствие формы. Образность, народность, чувственность его языка достигают высшего предела. У всех трех - врожденный дар писать письма и рассказывать с непосредственным тяготением к родному языку, нет обдуманной преднамеренности, нет плана построения предложения. Как только они в хорошем настроении, каждое слово, в их устах принимает характер чего-то забавного и живого, и случайные мысли нанизываются одна на другую.
На другом конце циклотимического ряда стоят созерцательные фигуры типа Готфрида Келлера(3) (и у Гете в циклотимических сторонах его характера много черт этого типа) - люди, которые близко подходят к вещам, с любовью осматривают их, исследуют, ощупывают, тщательно собирают материал и, спокойно творя, точно и с любовью изображают действительность. Известная любовь к простым людям и к полному описанию деталей сказывается уже у Готфрида Келлера и еще яснее выступает у Зейделя и Готгельфа.
Описанные личности надо считать основной группой циклотимических темпераментов у поэтов. Коснемся теперь вариантов и пограничных типов. Еще одну родственную группу можно характеризовать именами И.Р. Геббеля и В. Буша(4). Тот и другой отличаются смешанным строением тела; у Геббеля ясно выступает пикническое (особенно на фронтальных очертаниях лица), у Буша оно еще хорошо заметно в портретах более пожилого возраста. Оба в литературном стиле обнаруживают настоящую реалистически-юмористическую, человеколюбиво сияющую душевную теплоту, но у них отсутствует эпическая полнота и отмечается искание внешних форм. Они умеют выделить существенное, в нескольких характерных штрихах передать сюжет; у Буша кроме того блестящая стихотворная форма. Их
--------------
(3) Мы не можем подробнее остановиться на шизоидных налетах Готфрида Келлера.
(4) Юморист Буш страдал явными циркулярно-депрессивными расстройствами настроения.
[181]
стиль анекдотичен или сжат, как в эпиграмме, заострен, обдуман, грациозен(5). У Буша к этому присоединяется еще важное в диагностическом отношении стремление к философской рефлексии и черта нелюдимого чудака.
Буша и Геббеля можно рассматривать как переходные формы от собственно циклотимических юмористов, рассказчиков типа Фрица Рейтера к группе талантов, полных остроумия, сарказма, иронии и сатиры, которых можно характеризовать именами Гейне, Вольтера, Фридриха Великого и Ницше; эта группа принадлежит уже главным образом к шизотимическому типу. У первых трех строение тела уже ясно указывает на это, а у Ницше - только частично (резко втянутое основание черепа, густая борода и волосы, подобно тому как это имеет место при высоких башенных черепах (глава V). У Гейне и Фридриха Великого мы находим еще черты, родственные циклотимическому юмору. В остальном ясно обнаруживается родственная связь людей, полных остроумия и иронии, с шизотимической группой в их индивидуально-психологических взаимоотношениях: у Гейне - в его романтически-сентиментальной части личности, у Вольтера - в патетической, у старого Фрица Рейтера - в его недоверчивости, человеконенавистничестве и резкой холодности. Ницше можно рассматривать как прототип таланта, лишенного юмора. Его насыщенные идеями мысли не носят в себе радости, а всегда насыщены пафосом. По складу личности он - классический психэстетик с типичной пропорцией нежного, тонкого чувства и холодного сознания властелина. Мы не хотим здесь подвергать психологическому анализу тип человека, обладающего остроумием и иронией; отметим только, что его внутренняя связь с шизотимическим способом чувствовать в отношении остроумия заключается прежде всего в порывистости, склонности к антитезе и утонченности чувствований, а в отношении иронии и сарказма - в аутистической гиперэстетической установке аффекта, свойственной его характеру. В этом смысле для нас становится внутренне понятной эмпирически-биологическая связь с шизотимическими темпераментами. Мы можем остроумно-ироническое рассматривать как шизотимическую параллель к циклотимическому юмору.
У юмористических писателей, которые обнаруживают "сентиментальные" налеты в смысле шиллеровской эстетики, т.е. напускную детскость, рефлексию, пафос, элегическую трогательность, формы строения тела также очень смешаны, как, например, у Клаудиуса и Жана Поля (последний однако с сильными пикническими компонентами). У Раабе с его резким налетом рефлексии и пафоса анатомическое строение лица напоминает шизотимиков. Надо уделять внимание всем этим видоизменениям и частичным компонентам, хотя их и нельзя окончательно изучить на основании немногих имеющихся в нашем распоряжении примеров.
Что же касается вариантов поэтического реализма, то мы встречаем более редкую форму, которая не отличается особенной душевной теплотой, а скорее холодностью и сухостью и в своем юморе немного саркастична; это приблизительно тип Фонтана. Во многих индивидуальных психологических чертах он близко примыкает к циклотимикам и имеет много пикнического в соматическом отношении. Также и критики со свежим темпераментом, естественностью, юмором и здравым смыслом, каковы Лессинг и Т. Вишер, имеют, несмотря на сильные наслоения, близкое отношение к циклотимической группе, на что впрочем также
---------------
(5) Грациозное не следует смешивать с гипоманиакальным. Чистый гипоманиак топорен, груб, отнюдь не грациозен. Психически грациозные люди. которых я лично знаю, отличаются астеническим строением тела, причем однако иногда обнаруживаются гипоманиакальные черты. Грациозное представляет собою вероятно конституциональное наслоение гипоманиакальных и гиперэстетических черт.
[182]
указывает и строение их тела. Там, где, напротив, реализм строго выражен и лишен юмора, мы в индивидуально-психологическом отношении и по строению тела приближаемся опять к шизотимическому кругу, как, например, у Дросте-Гюльсгофа (типично астеническое строение тела), где реализм сильно переплетается с романтикой и любовью к природе, или у Геббеля, где он сочетается с мучительными и трагическими чувствованиями.
Следовательно в жизни результирующая картина бесконечно сложна, но нужно всегда иметь в виду скрывающийся в ней фактор восприятия красок и форм в его конституциональном сродстве. Даже перекрещиваясь с другими факторами, он естественно остается основной составной частью для создания личного мировоззрения, для эстетических и научных направлений дарований и для всех вопросов личного вкуса.
Что касается феноменов расщепления, то они как господствующий центральный фактор стоят выше больших групп экспериментального поведения. Особенно обращают на себя внимание параллели к блейеровскому учению о шизофрении. В эксперименте по психологии мышления мы опять встречаем здорового шизотимика, особенно лептозома, в качестве "хорошо расщепляющего", который в состоянии удержать в своем сознании несколько отдельных параллельных рядов, дать функционировать одновременно нескольким раздельным частичным установкам. Как показали Ван-дер-Горст и Киблер, здоровый лептозом и тут ведет себя как
[175]
больной шизофреник в таком же эксперименте. Этим расщеплениям сознания у здорового шизотимика, происходящим при обычных интенционных напряжениях повседневного мышления и внимания, соответствует "образование комплексов" под влиянием аффекта в смысле Блейрера. Под действием аффекта расщепление усиливается, доходит до "комплексов", т.е. до отщепления более ли менее самостоятельно функционирующих насыщенных аффектами групп представлений, динамические действия которых часто скрещиваются с тенденциями оставшегося в центре ядра личности. Наконец, в шизофренических психозах, получивших название от "расщепления", оно достигает часто такой степени, что уже не остается никакого центрального ядра личности, что "я" данного лица распадается на известные частичные личности, говорящие, стремящиеся и действующие наряду друг с другом и друг против друга и часто обозначаемые больным различными именами.
Эта психологическая склонность к расщеплению сознания, проходящая сквозь весь шизотимный круг как один из господствующих признаков, конечно не свидетельствует о том, что у здорового шизотимика или у шизоидного психопата расщепление неспособно к обратному развитию, когда, как при шизофренических психозах, они могут достигнуть степени проградиентного, непоправимого распада личности. Уже в другом месте, на примере эндокринного гормона или алкоголя, я разъяснил, как биологический фактор, продолжительно действующий в легкой степени, может вызвать определенные нормальные или психопатические признаки личности, тогда как тот же фактор, только усиленный количественно, приводит к разрушению личности в смысле непоправимого повреждения мозга. Я хотел бы предотвратить этим то постоянно возникающее недоразумение, будто приходится отказаться от прогрессирующего характера шизофрении, если признать многочисленные соединительные линии между шизотимным и шизофреническим в самых разнообразных пунктах, связи, могущие быть учтенными в цифрах и постоянно бросающиеся нам в глаза как в физическом, так и в психологическом отношении. Впрочем, "способность к расщеплению" у лептозомов и родственных им конституциональных групп даже экспериментально так выступает на первый план, что только на основании этого факта можно было бы с полным правом назвать ее "шизотимной", если бы даже совсем не существовало психоза "шизофрения".
Параллельно клиническому и экспериментальному поведению шизофреников, описанному в классических исследованиях Блейера и Юнга (Jung), являются еще многие черты в экспериментальном поведении здоровых лептозомов и родственных им конституциональных групп. Я упомяну здесь большую частоту косвенных, бессмысленных и сверх ценных ассоциаций, странных скачков мысли в ассоциативном эксперименте, затем большую частоту фантастических и нереальных толкований при Роршахе, наконец, статистическое отношение к интраверсии и экстрверсии, которое выработал Роршах, присоединяясь к учению Юнга.
Подобные отношения мы видим между экспериментальным поведением здоровых пикников и маниакально-депрессивных, в особенности - более легких маний. Прежде всего обе группы обычно одинаково реагируют на одинаковые эксперименты (Ван-дер-Горст, Киблер, Энке). Но можно провести многочисленные параллели и между экспериментальным поведением и повседневным клиническим наблюдением. Во многих отношениях поведение здоровых пикников при эксперименте похоже на сильно ослабленную копию известных признаков ассоциативного типа маниакальных. Обоим свойственно почти исключительно прямое ассоциирование (ассоциативные опыты), затем недостаточное различение между существенным и несущественным и склонность к непосредственному реагированию на не
[176]
проработанное чувственное явление, что особенно обнаруживается при тахистоскопических опытах. Далее мы видим любовь к конкретным деталям (Роршах) и более легкую отвлекаемость посредством мешающих раздражений (опыт со световой доской).
С другой стороны, получается полное совпадение результатов эксперимента и описательного наблюдения над здоровыми, прежде всего эксперимента и нашей прежней описательной статистике над обыкновенными здоровыми и гениальными. При этом эксперимент помогает нам острее и определеннее понять некоторые явления. В обычной жизни и в умственной продукции пикник, как мы знаем, обнаруживает ту же самую конкретную предметность образа мышления, ту же любовь к живым деталям, то же широко экстенсивное комплексное восприятие, тот же недостаток анализа, острого логического расчленения и абстракции. Реализм, конкретный "здравый человеческий смысл", широкая бесформенность описания основаны как на аффективных, так и на элементарных факторах психологии мышления, которые мы узнали экспериментально как меньшую способность пикников к расщеплению.
В противоположность этому мы уже раньше описали более абстрактный, аналитический, игнорирующий все побочное, более интенсивно формирующий характер здоровых лептозомов, так сильно обнаруживающийся в эксперименте. В эти рамки легко можно включить отдельные черты, выясненные нами, например, в литературной и научной продуктивности лептозомов. Кажущийся таким сложным кардинальный признак личности (аутизм, идеализм и пр.) можно тем не менее с двух сторон свести к элементарным, простым, основным факторам. Одна из этих сторон, аффективная, обозначенная нами как психэстетическая пропорция, - это отрицательное эмоциональное отношение к внешнему миру, происходящее вследствие чрезмерной ранимости и частичной тупости. Другой корень аутизма находится на стороне психологии мышления, а именно, в том, что мы теперь экспериментально более подробно изучили как способность к расщеплению. Если мы на место производящего опыт поставили кататимное стремление самого шизотимика, которое побуждает его видеть вещи по определенному желательному выбору и в соответствующем освещении, то эта кататимная установка окажется в состоянии совершенно так же, как руководитель опыта извне, вызвать расщепление реального общего явления на желательные частичные факторы, ярко освещаемые и воспринимаемые сознанием, и на мешающие раздражения, которые отстраняются и подавляются уже при возникновении. У шизотимика эта способность к расщеплению, способность абстрагировать все, что не входит в его кататимную жизнь, чрезвычайно благоприятствует аутизму, отрешению от конкретной действительности. Напротив, наблюдаемый в среднем реализм пикника происходит вследствие неспособности к этому сильному расщеплению. Следовательно теперь мы вправе сказать: психэстетическая пропорция и способность к расщеплению создают аутизм совместно, как переплетающиеся элементарные факторы.
Наконец, что касается феноменов персеверации, обнаружившихся при тахистоскопических и ассоциативных опытах, то бросается в глаза параллель между здоровым лептозомом и тождественными явлениями у шизофреника. Они и здесь действуют как очень ослабленное отражение известных шизофренических феноменов. То же самое относится к их противоположному полюсу, склонности к причудливой скачкообразности некоторых ассоциаций. Мы уже раньше в нормальной психологии шизотимика описательно-статистически выработали эту полярность между понятиями "тягуче" и "скачкообразно". Мы видели там, что эта персеверирующая тягучесть и эта причудливая скачкообразность являются в той же мере и
[177]
интеллектуальными стигмами шизотимика и факторами, определяющими основным образом строение его характера, его аффективность и волю. Дело касается здесь постоянных признаков в "психическом темпе" шизотимика, тогда как, наоборот, отсутствие их обусловливает относительную текучесть, непостоянство, податливость циклотимика в эксперименте.
РЕЗЮМЕ
1. Чисто математическое изображение физическо-психических корреляции (индекс строения тела - цифра эксперимента) оказалось при соответствующих предпосылках технически вполне возможным.
2. В произведенных до сего времени экспериментах строение тела, личность и психоз проявляются принципиально единообразно в том смысле, что, с одной стороны, пикники, циклотимики и циркулярные, а с другой стороны, лептозомы, шизотимики и шизофреники по большей части реагируют в одинаковом направлении.
3. Лептозомы являются главным типом шизотимной группы. Атлетики обнаруживают по большей части психический образ реакции, схожей с реакцией лептозомов, но несколько ослабленной по сравнению с последней. Диспластические группы проявляют значительное разнообразие как в физическом, так и экспериментально-психологическом поведении.
4. Различия типов в области психологии восприятия, чувствования и мышления проявляются главным образом в отношении: а) восприимчивости к цвету и форме, б) феноменов расщепления, в) феноменов персеверации, г) некоторых других различий в ассоциации и восприятии.
5. У пикников в эксперименте восприимчивость к цветам сильнее, у лептозомов - к формам.
6. Способность к расщеплению во всех отношениях сильнее у лептозомов, чем у пикников.
7. Лептозомы более склонны к персеверации, чем пикники.
8. Лептозомы часто обнаруживают косвенные и скачкообразные ассоциации, у пикников более эмоциональные, у лептозомов более "сухие" ассоциации; пикники дают более подробные описания; лептозомы дают более субъективирующие описания (число ответов о движении), пикники более объективирующие, предметные описания.
9. В эксперименте, как и в жизни, лептозомы в своем психическом предрасположении являются поэтому более интенсивными, абстрактными, анализирующими, упрямо настойчивыми, иногда с причудливыми скачками мысли, субъективирующими, удерживающими эмоции; пикники, наоборот, являются более экстенсивными, предметными, синтезирующими, легко доступными и податливыми, объективирующими, наивно эмоциональными.
10. Получаются многочисленные параллели с блейеровским учением о шизофрении и клиникой маний.
11. Аутизм и реализм можно свести к определенным и также экспериментальным элементарным факторам.
[178]
Глава 14
ГЕНИАЛЬНЫЕ
Высокоодаренные вследствие своей малочисленности мало пригодны для статистический исследований, но зато среди них более резко выражены индивидуальности. В этой главе дело идет не о том, чтобы доказать принципиально новое, а о том, чтобы проверить выводы, полученные на большом материале относительно немногих великих людей и установить у них более тонкие черты. Мы надеемся позже опубликовать индивидуальные анализы гениальных, некоторыми чертами которых мы воспользовались в последних главах, поэтому мы даем здесь лишь сжатый обзор. Наша методика была такова, что мы вначале исследовали индивидуальную психологию таких талантов, которые позже заболели несомненными циркулярными и шизофреническими психозами или происходили из семей, которые были к этому предрасположены. Позже, затем, оказалось возможным с помощью обширных вспомогательных средств исследования строения тела(1) дифференцировать известное количество гениальных или, лучше сказать, оказалось возможным на основании строения тела подтвердить и дополнить уже полученные по методу сравнительной психологии группы. Если мы применим комбинированно все методы - сравнительную индивидуальную психологию, исследование душевнобольных гениев и сравнение типов строения тела, то мы получим прочно установленные эмпирические группы.
В первую очередь это касается поэтов и писателей, которые лучше всего подходят во всех отношениях для индивидуально-психологических целей. Здесь мы имеем богатый и легко доступный материал в портретах и биографических заметках. Здесь мы имеем прежде всего собственное описание индивидуального темперамента во всех поэтических произведениях как крайне важный объективный психологический документ, не существующий в такой форме ни в одной из других гениальных групп. Мы поэтому несколько подробнее останавливаемся на поэтическом творчестве, которое, являясь объективным отпечатком темперамента, дает
-------------
(1) Что касается рисунков в этом отделе, следует отметить, что мы преднамеренно выбрали наименее известные и отдаленные портреты, которые вследствие этого не совсем подходят для сравнений. Портреты, на которых основаны наши выводы, так верны исторически, так известны и легко доступны, что их незачем здесь приводить. Мы также намеренно не касались здесь национальных и расовых проблем, так как до сих пор при сравнении портретов и индивидуальной психологии среди европейских народов получались аналогичные результаты. Было бы, разумеется, легко ограничиться здесь только немецкими фигурами. - Мы умышленно не касались той важной роли, которая принадлежит, кроме индивидуальной конституции великих вождей, духу времени и массам.
[17'9]
нам верное научное изображение чувствований даже тех талантливых личностей, которые не работают на художественном поприще.
ЦИКЛОТИМИЧЕСКИЕ ТЕМПЕРАМЕНТЫ ХУДОЖНИКОВ
Соответственно циклотимическим темпераментам здесь вначале ясно выделяются обе группы реалистов и юмористов. Чтобы характеризовать тип в его важнейших вариантах, мы назовем (обращая всегда внимание только на темперамент, не придавая значения большей или меньшей продуктивности) имена - Лютера, Лизелотт фон-Перальц, мать Гете, Готфрида Келлера, Готфельда, Фрица Рейтера, Германа Курца, Генриха Зейделя.
Все только что названные личности имеют типичное пикническое строение тела или резко выступающие пикнические компоненты. В психиатрическом отношении у них любопытно следующее: Герман Курц был циркулярным с типичными маниакальными приступами; Фриц Рейтер страдал периодическими расстройствами настроения, отчасти с дипсоманической окраской, отчасти с типично маниакально-депрессивной; мать Гете, сама отличавшаяся здоровым гипоманиакальным характером, имела дочь, у которой бывали приступы меланхолии, и сына - поэта, который страдал легкими периодическими колебаниями настроения; у Лютера наблюдались сильные, отчасти эндогенные, колебания настроения и отдельные приступы тоски с резкими физическими сопутствующими симптомами (как, например, в 1527 году); у Готфрида Келлера семья матери была по-видимому маниакально-депрессивной(2).
Мы находим следовательно в группе реалистов и юмористов биологическую связь с пикническим строением тела, с одной стороны, и с маниакально-депрессивным кругом в самом широком смысле - с другой.
Реалисты и юмористы циклотимического типа темперамента так тесно связаны между собой, что их вряд ли можно разделить на две отдельные группы. Произведения циклотимических реалистов, как Готфрида Келлера, Иеремии Готгельфа, Германа Курца, совершенно пропитаны юмористическими чертами; у юмористов же типа Фрица Рейтера склонность к подробному, поразительно реалистическому описанию составляет существенную черту их характера. На основании психологических документов, как, например, письма Лизелотт и матери Гете, нельзя вообще решить вопроса, относятся ли они к юмористическому или к реалистическому типу. Но особенно любопытно, что там, где мы находим описание действительности без юмора или гениальное остроумное описание без разукрашивания действительности, как у группы Гейне - Вольтер, там и психические и физические стигматы циклотимического конституционального круга значительно модифицируются или совершенно исчезают.
Циклотимические реалисты и юмористы как литературная группа характеризуются теми же чертами, какие мы уже вообще выделили у циклоидов и циклотимиков: простая человечность и естественность, прямодушная честность, любовь к жизни, любовь ко всему, что существует, особенно к самому человеку и народу, здравый смысл и трезвые моральные взгляды, умение ценить добродетельное и добродушно смеяться даже над худшими негодяями. Умиротворяющий смех и умиротворяющий гнев. Способность грубо накричать и неспособность быть колким и злым.
---------------
(2) Личное сообщение Блейера
[180]
Четкая литературная черта нашей группы - это очень небольшое количество лирических и драматических талантов и, напротив, элективное стремление к нестилизованной прозе и к эпически-пространному рассказу. "Влечение к содержанию", употребляя терминологию Шиллера, преобладает "над влечением к форме". Поэтическая красота у циклотимиков заключается в обилии красок, богатстве и душевной теплоте отдельных описаний, но не в общем построении (типичный пример - "Зеленый Генрих"). В этом одновременно состоит их сила и слабость. Наряду с циклотимически-реалистическим рассказом роман шизотимика производит впечатление бесцветного, между тем циклотимический характер описания по шизотимическому критерию лишен форм, существенное не выделяется от несущественного, нет сжатости, диспозиции, нет тонкой постановки проблем, нет драматической воли, пафоса, величия. Черта тривиальности яснее выступает, когда мы в группе реалистично-циклотимических темпераментов среднего типа переходим от крупных литераторов к незначительным талантам.
В отдельных произведениях мы находим диатетические наслоения, от гипоманиакального до созерцательного, между тем как среди продуктивных людей (даже не касаясь поэтов) вряд ли можно встретить простые мрачные типы. На крайнем гипоманиакальном полюсе стоит стиль письма Лизелотт в его блестящей юмористической естественности и несдержанной грубоватой форме, переходящей иногда границы тонкого эстетического вкуса. Письма матери Гете, спокойной, солнечно-гипоманиакальной, производят впечатление как бы более смягченного и утонченного издания Лизелотт. Также у Лютера, в его литературном творчестве, можно видеть грубую естественность, насыщенность, бессистемность и отсутствие формы. Образность, народность, чувственность его языка достигают высшего предела. У всех трех - врожденный дар писать письма и рассказывать с непосредственным тяготением к родному языку, нет обдуманной преднамеренности, нет плана построения предложения. Как только они в хорошем настроении, каждое слово, в их устах принимает характер чего-то забавного и живого, и случайные мысли нанизываются одна на другую.
На другом конце циклотимического ряда стоят созерцательные фигуры типа Готфрида Келлера(3) (и у Гете в циклотимических сторонах его характера много черт этого типа) - люди, которые близко подходят к вещам, с любовью осматривают их, исследуют, ощупывают, тщательно собирают материал и, спокойно творя, точно и с любовью изображают действительность. Известная любовь к простым людям и к полному описанию деталей сказывается уже у Готфрида Келлера и еще яснее выступает у Зейделя и Готгельфа.
Описанные личности надо считать основной группой циклотимических темпераментов у поэтов. Коснемся теперь вариантов и пограничных типов. Еще одну родственную группу можно характеризовать именами И.Р. Геббеля и В. Буша(4). Тот и другой отличаются смешанным строением тела; у Геббеля ясно выступает пикническое (особенно на фронтальных очертаниях лица), у Буша оно еще хорошо заметно в портретах более пожилого возраста. Оба в литературном стиле обнаруживают настоящую реалистически-юмористическую, человеколюбиво сияющую душевную теплоту, но у них отсутствует эпическая полнота и отмечается искание внешних форм. Они умеют выделить существенное, в нескольких характерных штрихах передать сюжет; у Буша кроме того блестящая стихотворная форма. Их
--------------
(3) Мы не можем подробнее остановиться на шизоидных налетах Готфрида Келлера.
(4) Юморист Буш страдал явными циркулярно-депрессивными расстройствами настроения.
[181]
стиль анекдотичен или сжат, как в эпиграмме, заострен, обдуман, грациозен(5). У Буша к этому присоединяется еще важное в диагностическом отношении стремление к философской рефлексии и черта нелюдимого чудака.
Буша и Геббеля можно рассматривать как переходные формы от собственно циклотимических юмористов, рассказчиков типа Фрица Рейтера к группе талантов, полных остроумия, сарказма, иронии и сатиры, которых можно характеризовать именами Гейне, Вольтера, Фридриха Великого и Ницше; эта группа принадлежит уже главным образом к шизотимическому типу. У первых трех строение тела уже ясно указывает на это, а у Ницше - только частично (резко втянутое основание черепа, густая борода и волосы, подобно тому как это имеет место при высоких башенных черепах (глава V). У Гейне и Фридриха Великого мы находим еще черты, родственные циклотимическому юмору. В остальном ясно обнаруживается родственная связь людей, полных остроумия и иронии, с шизотимической группой в их индивидуально-психологических взаимоотношениях: у Гейне - в его романтически-сентиментальной части личности, у Вольтера - в патетической, у старого Фрица Рейтера - в его недоверчивости, человеконенавистничестве и резкой холодности. Ницше можно рассматривать как прототип таланта, лишенного юмора. Его насыщенные идеями мысли не носят в себе радости, а всегда насыщены пафосом. По складу личности он - классический психэстетик с типичной пропорцией нежного, тонкого чувства и холодного сознания властелина. Мы не хотим здесь подвергать психологическому анализу тип человека, обладающего остроумием и иронией; отметим только, что его внутренняя связь с шизотимическим способом чувствовать в отношении остроумия заключается прежде всего в порывистости, склонности к антитезе и утонченности чувствований, а в отношении иронии и сарказма - в аутистической гиперэстетической установке аффекта, свойственной его характеру. В этом смысле для нас становится внутренне понятной эмпирически-биологическая связь с шизотимическими темпераментами. Мы можем остроумно-ироническое рассматривать как шизотимическую параллель к циклотимическому юмору.
У юмористических писателей, которые обнаруживают "сентиментальные" налеты в смысле шиллеровской эстетики, т.е. напускную детскость, рефлексию, пафос, элегическую трогательность, формы строения тела также очень смешаны, как, например, у Клаудиуса и Жана Поля (последний однако с сильными пикническими компонентами). У Раабе с его резким налетом рефлексии и пафоса анатомическое строение лица напоминает шизотимиков. Надо уделять внимание всем этим видоизменениям и частичным компонентам, хотя их и нельзя окончательно изучить на основании немногих имеющихся в нашем распоряжении примеров.
Что же касается вариантов поэтического реализма, то мы встречаем более редкую форму, которая не отличается особенной душевной теплотой, а скорее холодностью и сухостью и в своем юморе немного саркастична; это приблизительно тип Фонтана. Во многих индивидуальных психологических чертах он близко примыкает к циклотимикам и имеет много пикнического в соматическом отношении. Также и критики со свежим темпераментом, естественностью, юмором и здравым смыслом, каковы Лессинг и Т. Вишер, имеют, несмотря на сильные наслоения, близкое отношение к циклотимической группе, на что впрочем также
---------------
(5) Грациозное не следует смешивать с гипоманиакальным. Чистый гипоманиак топорен, груб, отнюдь не грациозен. Психически грациозные люди. которых я лично знаю, отличаются астеническим строением тела, причем однако иногда обнаруживаются гипоманиакальные черты. Грациозное представляет собою вероятно конституциональное наслоение гипоманиакальных и гиперэстетических черт.
[182]
указывает и строение их тела. Там, где, напротив, реализм строго выражен и лишен юмора, мы в индивидуально-психологическом отношении и по строению тела приближаемся опять к шизотимическому кругу, как, например, у Дросте-Гюльсгофа (типично астеническое строение тела), где реализм сильно переплетается с романтикой и любовью к природе, или у Геббеля, где он сочетается с мучительными и трагическими чувствованиями.