Второе мировоззрение, пытавшееся после окончания Гражданской войны утвердиться в России, было троцкистским. Враждебное первому, сталинскому, оно было пропитано неверием в самоценность России и в её личный творческий путь.
Наиболее ярким представителем такого мышления был даже не сам Троцкий, а его ближайший сподвижник Христиан Раковский – революционный космополит по всей своей биографии (он даже родился в Румынии). Фигура ныне почти забытая, а в двадцатые годы – знаменитая. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины, секретный эмиссар в Европе и собеседник основателя веймарской Германии Вальтера Ратенау в 1922 году, посол СССР в Англии в 1923–1924 годах, посол во Франции в 1925–1927 годах!
Заслуги Раковского во внешнеполитическом становлении СССР без преувеличения можно определить как выдающиеся. Но он был предан не России как России, а СССР как базе для организации «мирового пожара». Утром 5 декабря 1927 года, на XV съезде ВКП(б), он обратился к собравшимся в Кремле делегатам с речью, которая стала его последним публичным появлением в роли крупного государственного деятеля. Слово ему предоставил председательствующий Рыков, а закончить выступление Раковский не смог. Под бушевавшую в зале бурю и крики: «Долой! Исключить его из партии» он ушёл в политическое небытие.
Почему?
В 1927 году Раковский с трибуны съезда чётко выявил как свою позицию, так и позицию своего оппонента Сталина. Раковский – «глашатай «непримиримых», как его называли – обвинил Сталина в том, что он не просто берёт курс на «закрепление и расширение мирной передышки», но более того – уверовал в возможность «мирного сожительства СССР с капиталистическими странами».
Раковский же, как убеждённый троцкист, считал, что победу социализма обеспечит только «священная революционная война». Только так можно-де «разжать тиски, которые душат первое пролетарское государство», и перевести в лагерь социализма крупные промышленные страны Западной Европы, затем их колонии и в конечном счете – весь мир.
Раковский заявил, что создалась трагическая (его собственная оценка!) ситуация: СССР «перестал быть идеологической опасностью для капиталистических правительств».
То, что СССР Сталина готовился к первой пятилетке, Раковского не ободряло. Наоборот – в этом (конкретно в этом!) он видел доказательство «контрреволюционности сталинского ЦК».
И выходило, что со сталинским Советским Союзом, превращавшимся из пролетарской базы мировой революции в социалистическую Россию, ни Раковскому, ни Троцкому, ни десяткам и сотням тысяч их сторонников было не по пути!
Тогда не все в России осознали это до конца, с полной ясностью. А вот опытный Мировой Капитал сразу разобрался в смысле деятельности Троцкого, и не иронией истории, а точным расчётом надо объяснять то, что в период, когда Троцкий, находясь внутри Союза, хотел свалить Сталина, буржуазные газеты вроде бы поддерживали… Сталина.
Скажем, «Нью-Йорк таймс» перед XV съездом заявляла: «Не уничтожить (политически. – С. К.) оппозицию (то есть троцкистов. – С. К.) означало сохранить то взрывчатое вещество, которое было подложено под капиталистический мир».
Выходило, что Сталин уничтожал в лице Троцкого «мину», подложенную под Капитал. Но если Сталин оказывался чуть ли не агентом капитала, надо ли было «Нью-Йорк таймс» заявлять об этом так громогласно, разоблачая перед русскими коммунистами «капиталистического приспешника» Сталина? Зачем было усиливать позиции в СССР Троцкого, так якобы опасного для Капитала? Тем не менее крупнейшая газета Капитала сама давала козыри в руки Раковского, и он предъявлял их с трибуны съезда!
Странно?
Нет!
«Нет» потому, что это была умная поддержка Троцкого Западом по принципу «от противного». Капитал уже понял тогда, что не так страшен советский штык, как советские серп и молот.
Революционный «штык» – это Троцкий. Это – изнуряющая Россию внешняя распря со всем миром.
А за Сталиным – укрепляющие Россию «серп и молот».
Троцкий – это красивая идея для сотен тысяч увлекающихся идеалистов.
А Сталин – если он прочно окажется во главе мощной и богатой страны, где не властен Капитал, это убедительный пример для миллиардов простых людей.
Считать же Капитал умел.
А когда Троцкий был изгнан, буржуазные газеты сочувственно отзывались об изгнанном из СССР Троцком и клеветали на Сталина. Теперь нужнее было это, потому что Сталин и СССР Сталина приобретали в глазах всех честных людей всё более привлекательный облик.
Да ведь Сталин того и заслуживал! Он ведь – вспомним свидетельство мадам Толстой – обладал несомненным обаянием.
ВОТ ПИСЬМО Сталина дочери. Я привожу его по фотокопии, помещённой в книге Александра Николаевича Колесника «Главный телохранитель Сталина», состоящей не из сплетен, а из фрагментов судебного дела бывшего начальника охраны Сталина, генерала Власика – личности, заслуживающей отдельного разговора, в этой книге, впрочем, избыточного.
Почерк Сталина при яркой индивидуальности настолько разборчив, что без всякой натуги читаешь:
«Моей хозяюшке-Сетанке – привет!
Все твои письма получил. Спасибо за письма! Не отвечал на письма потому, что был очень занят. Как проводишь время, как твой английский, хорошо ли себя чувствуешь? Я здоров и весел, как всегда. Скучновато без тебя, но что поделаешь, – терплю. Целую крепко-накрепко.
Твой секретаришка
Папка-Сталин
Целую мою хозяюшку.
22/VII 39».
Так может писать не просто любящий отец, но и предельно несебялюбивый человек. Ведь тот, кто, как мажордом церемониальную трость, несёт перед собой своё «величие», ни за что не напишет ничего подобного! Выпяченное брюхо не позволит!
А ведь это написано уже многолетним главой мировой державы, одним из лидеров мировой политики – что тогда не все в мире признавали вслух, но не могли не признавать в реальных политических планах и расчётах! Это написано «товарищем Сталиным»!
И это же написано очень добрым, неспесивым человеком. Способным на самоиронию и…
И, кроме прочего, обладающим фактически идеальным душевным и духовным здоровьем. Ко временам «катастройки» относится гнусная акция, главным действующим лицом которой стала ныне уже покойная внучка академика Бехтерева – тоже академик Наталья Бехтерева. Тогда широко тиражировалось её заявление о том, что Сталин-де, по словам её деда, был параноиком. А уже в «россиянские» времена Бехтерева простодушно призналась, что ничего такого дед не говорил, а её просто «попросили» так сказать…
Случай для клеветы на Сталина не рядовой. Но – типичный. И тут невольно вспоминаются горькие слова Пьера Огюста Карона де Бомарше, который очень хорошо знал, что такое наветы клеветников: «Прежде оклевещем его, а уж затем вменим ему в вину дурную славу, которую сами и создали»…
Типичными примерами социального (в данном случае точнее будет сказать – антисоциального) заказа в чистом (или – в грязном?) виде являются и «биографии» Сталина, написанные авторами типа генерала «от идеологии» Волкогонова, Эдварда Радзинского, братьев Медведевых и им подобных. Возьмём «Взлет и падение Сталина» Федора Волкова – в 70 – 80-е годы заурядного «советско-агитпроповского» историка. Несмотря на антагонизм фамилий, Волков и Волкогонов оказались в одной «стае» – фальсификаторской. Так, ещё в 1989 году доктор исторических наук Волков вместе с другим доктором наук Арутюновым сообщили, что знакомы-де с документом, подтверждающим сотрудничество Сталина с царской охранкой, а подлинник, мол, хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в фонде Департамента полиции Енисейского губернского жандармского управления.
При этом доктора наук цитируют заведомую фальшивку – так называемое «письмо жандармского полковника Ерёмина», запущенное в оборот американцем Левином и сработанное весьма топорно, начиная от неверной формы углового штампа и его орфографии, продолжая ошибками текста и заканчивая явной подделкой подписи Ерёмина, хорошо известной архивистам по подлинным документам Департамента полиции.
Но что показательно! Волкову хочется остаться в рамках исторического исследования, а не пасквиля, и поэтому в его книге хватает не только злобы, но и фактов, цифр из жизни СССР сталинской эпохи. И при вдумчивом чтении результат оказывается противоположным авторскому замыслу. Перед нами предстаёт не злобная, а великая фигура Сталина в его многотрудных борениях за мощь и величие страны.
А, впрочем, что нам доморощенные «аналитики», когда есть, скажем, сравнительное жизнеописание Сталина и Гитлера, принадлежащее перу знаменитого английского историка сэра Алана Буллока. Его «Гитлер и Сталин. Жизнь и власть» – книга известная, в разных странах мира изданная и переизданная.
Два тома могут вместить многое, и сэр Алан многое в них вмещает. Но чего? Казалось бы, такая книга – если это труд историка, написанный для широкой публики, просто обязана быть не только популярной, но и историчной, то есть точной в фактах и аккуратной в концепциях.
Однако можно ли всерьёз принимать историка, который ссылается на цифровые оценки, касающиеся репрессированных в СССР, сделанные физиком Сахаровым? Крупнейший специалист в своей области, физик Сахаров в истории и политике разбирался чуть лучше, чем в палеонтологии.
Но это так, мелочи. Чтобы понять уровень «историчности» и «основательности» сэра Алана, достаточно открыть наугад почти любую из страниц его «сталинско-гитлеровской» эпопеи и сравнить утверждения, там имеющиеся, с историческими данными. Скажем, Буллок может написать так: «Хотя рабский (?! – С. К.) труд в лагерях был и не очень производителен, всё же он составлял часть советской экономики: миллионы трудились в шахтах, полтора миллиона на стройках, прокладывали железнодорожные пути».
Это написано не фантастом или бульварным писакой. Это написано историком, который может не приводить цифр, но обязан их знать, а не зная, не имеет права какими-то цифровыми данными оперировать.
Так вот, по Буллоку, в сталинском СССР только на шахтах трудились миллионы «рабов-шахтеров». Что ж, сверимся с цифрами…
В 1913 году в России имелось 643 745 горнозаводских и горнорудных рабочих. Это всего – не только на шахтах. На шахтах работало 194 тысячи человек. Число врубовых машин не достигало тогда 100 (ста), а удельный вес механизированной добычи угля не достигал и двух процентов (1,7 %). Практически вручную добывалось 29 117 тысяч тонн угля.
Ко временам, описываемым Буллоком, добыча угля в СССР возросла до 64 миллионов тонн в 1932 году и 128 миллионов тонн в 1937 году. При этом одних лишь тяжёлых врубовых машин в СССР имелось 1278. Отбойных молотков – почти семь тысяч! А механизированная выемка угля достигла к 1937 году 89,6 процента (в Германии тогда – 84,7 %, в США – 77 %, в Англии сэра Алана – 51 %). Правда, катали добытый уголь ещё больше чем наполовину вручную.
По сравнению с 1913 годом число шахтёров в стране увеличилось к 1935 году до 425 тысяч человек… Немало, однако «миллионами» «рабов», «отысканными» где-то Буллоком, на шахтах и не пахло. К тому же каменноугольная промышленность СССР тогда была чуть ли не самой передовой в мире, и иначе быть не могло! Это ведь не шутка – увеличив число работающих вдвое, увеличить добычу более чем вчетверо. Это могут обеспечить не «рабы», а новейшая механизация производства, что в СССР и произошло, и весьма квалифицированные работники.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента