Страница:
Джейн Энн Кренц
Загадочное наследство
Глава 1
– Неразумно и неэтично смешивать чувства с деловыми отношениями! – сказала Веста Бриггз.
– Я и не смешиваю! – Кейди прижала телефон плечом и принялась стягивать узковатые лодочки. – По крайней мере не так, как ты думаешь. Отношения у нас чисто деловые. Время от времени Мак Истон обращается ко мне за консультацией, вот и все. Мы же это уже обсуждали!
Ответом было многозначительное молчание.
Кейди уселась на диван со вздохом сожаления: телефон уже звонил, когда она переступила порог. Она-то взяла трубку в надежде, что это звонит мужчина ее мечты, но это оказалась всего-навсего тетка.
– Поверь, я эти дела знаю. – В голосе Весты Бриггз слышалось осуждение. – Когда ты упоминаешь об этом человеке, я читаю между слов и почти уверена, что у тебя к нему имеется… определенная склонность!
– Тогда уж не к человеку, а к его голосу, – съязвила Кейди.
И подумала: но что за голос, в самом деле! Стоит его услышать, как ее тут же бросает в сладостную дрожь, тело превращается в сплошной комок нервов, а воображение идет вразнос, рисуя эротические сцены одна другой разнузданнее.
Хуже того, в последнее время этот волнующий голос начал звучать и в сновидениях. Но об этом лучше не упоминать в разговоре с таким столпом добропорядочности, как Веста Бриггз. Ей чужда романтика.
Вообще надо быть осторожнее, решила Кейди, вынимая из уха серебряную сережку и пристраивая на стеклянной крышке журнального столика. Например, совсем ни к чему болтать о том, что дело уже не ограничивается телефонными разговорами и к ним прибавилась оживленная переписка по электронной почте. Мак Истон – большой специалист по вылавливанию он-лайн сочных кусочков информации из мира искусства, и свой улов он всегда готов переадресовать Кейди. Они стремительно сближаются. Настолько, что это уже похоже на виртуальный флирт.
Надо признать, это затягивает. Кейди уже не в силах удалить ни единого, даже самого незначительного послания и бережно хранит их в фолдере под названием «Мужчина моей мечты». Да-да, именно так! Утро начинается за компьютером, с проверки почтового ящика: не пришло ли что за прошедшую ночь. Эта новая привычка в самом деле слегка тревожит, к ней так и хочется приклеить ярлык «нездоровая одержимость», но уж такие нынче времена. Что раньше сочли бы манией, теперь – легкая эксцентричность.
Вообще, если уж кому следует быть снисходительной к одержимости, так это Весте Бриггз. Кейди невольно посмотрела на аккуратную шеренгу семейных фотографий на стене, задержав взгляд на брюнетке с глубокими, загадочными темными глазами. Снимок сделали более полувека назад (когда Весте было едва за тридцать и вскоре после основания ею галереи «Шатлейн»), и на нем лежала отчетливая печать отчужденности, словно темноглазая брюнетка пребывала в этом мире лишь внешне, а всем существом прислушивалась к чему-то недоступному для остальных. Возможно даже, к непрожитому.
Насколько было известно, Веста никогда и ничем не интересовалась, кроме своей галереи. «Шатлейн» занимал в ее жизни столько места, что его уже не осталось ни для супружества, ни для материнства. Более полувека Веста неусыпно надзирала за своим единственным детищем. Неколебимая воля, редкий дар предвидения и деловая хватка позволили ей продвинуть галерею до теперешнего весьма респектабельного положения в мире искусства. Однако подобный стиль жизни имеет свои издержки. Веста Бриггз становилась чем дальше, тем эксцентричнее.
Немало общих знакомых сходилось во мнении, что Кейди – вся в нее, и, надо признать, это была перспектива не из радужных. Здесь было отчего встревожиться.
В самом деле, они с Вестой всегда умели найти общий язык. Вопреки всем странностям Кейди тянуло к тетке, и не только потому, что от нее можно было многому научиться по части антиквариата. Они словно были сделаны из одного теста, и даже слов порой не требовалось, чтобы прийти к пониманию. Еще ребенком Кейди угадывала в Весте отголосок давней боли, глубоко запрятанный под толстый слой вечной мерзлоты. Внешняя холодность и сдержанность тетки никогда ее не отпугивали.
– Истон – солидный клиент, – сказала она, постаравшись вложить в тон побольше убеждения. – И потом, мне нравится этот аспект торговли антиквариатом.
– В смысле поиск утерянных или украденных предметов искусства? – уточнила Веста и, помолчав, добавила: – Это я могу понять. Ты всегда была в душе немного авантюристкой… не то что Сильвия.
– Зато Сильвия больше подходит для управления крупной галереей, – поспешно заверила Кейди. – Просто создана для этого!
– Не то что ты, – со вздохом заключила Веста.
– Вот именно. – Кейди поудобнее устроилась на диванных подушках. – Мне и своей конторы хватает с избытком. Одно дело консультировать по вопросам искусства, другое – совершать крупные сделки, как в «Шатлейне». Мне это не по плечу, и мы с тобой обе это знаем.
– Все течет, все меняется…
– Только не это!
Тема затрагивалась регулярно и безрезультатно с самого развода Кейди, который произошел три года назад. Помолчали.
– Будь осторожна, – в конце концов сказала Веста. – Не позволяй «солидному клиенту» тебя обольстить.
– Обольстить?! – Кейди буквально поперхнулась этим словом и даже подскочила (прежде тетка упорно избегала всяких упоминаний о сексе). – Мы же ни разу не встречались! Говорю тебе, я в глаза его не видела!
– Когда дело касается антиквариата, речь обычно идет о больших деньгах. Странно, что приходится тебе об этом напоминать. Все эти «консультации» с мистером Истоном дурно попахивают. На твоем месте я бы ему не доверяла. Если хочешь знать мое мнение, он тобой просто пользуется.
– Да, но в этом и состоит суть моей работы! Я консультант и, само собой, консультирую! А мои клиенты этим пользуются! Мак Истон из их числа. Бога ради, что в этом предосудительного?
– Ничего, до тех пор, пока этим и ограничивается. Не допускай, чтобы он злоупотреблял твоим хорошим расположением. Не позволяй, чтобы тебя использовали.
– Господи, тетя Веста! Послушать тебя, так я не вылезаю из постели Мака Истона и у нас бурный роман.
«И очень жаль, что нет», – добавила она про себя.
– Довольно, довольно! Оставим эту тему. Я ведь позвонила не только для того, чтобы тебя предостеречь.
– Слава Богу!
– У меня все больше крепнет сомнение в правильности такого шага, как слияние с «Аустри-Пост».
– Да, Сильвия что-то такое говорила. – Безмерное облегчение от того, что тетка решила сменить тему, заставило Кейди снова рухнуть на диван. – Тебе и правда это не нравится, и ты намерена все отменить?
– Насчет отменить не знаю, я еще не приняла окончательного решения. Но приму, не волнуйся. Хотелось, чтобы ты была в курсе.
– Чего ради? – удивилась Кейди. – Я уже не член совета директоров и не имею права голоса.
– Но в курсе-то быть можешь?
– А как на это смотрит Сильвия? – осторожно поинтересовалась Кейди. – Я имею в виду, слияние.
– Обеими руками «за».
– У нее есть чутье?
– Есть.
– Я хочу сказать, настоящее чутье, которое поднимет галерею на еще большую высоту, чем теперь.
– Конечно.
Тон тетки недвусмысленно говорил, что она умалчивает о чем-то важном, однако Кейди слишком хорошо ее знала, чтобы выспрашивать. Все в свое время – или никогда. И вообще ее это не касается.
– Ты где-то была сегодня?
Ах так? Очередная смена темы?
– Да, я была в доме Анны Кеннер.
– Ну разумеется. Я просто забыла. Надеюсь, все прошло в лучшем виде? Ведь эти пираньи годами точили зубы, чтобы в один прекрасный момент наброситься на имущество Кеннер. Все не могли дождаться, когда она испустит дух. У нее же самая богатая коллекция предметов искусства восемнадцатого – девятнадцатого столетий, по крайней мере в стране.
– Самое забавное, что кое-кто из пираний испустил дух раньше миссис Кеннер. Умерла в девяносто семь лет, подумать только!
– И молодец. Лично мне она всегда нравилась. Купила у меня несколько лучших полотен.
– А меня не раз приглашала консультантом. Я тоже всегда была о ней очень высокого мнения.
… В этот вечер знаменитый особняк в Санта-Барбаре был битком набит пираньями в строгой темной одежде. Они явились лично изучить то, что надеялись прибрать к рукам на предстоящем аукционе. Наследников не слишком занимали хрупкий английский фарфор, столовое серебро эпохи короля Георга, изысканные ширмы и гобелены – дело целой жизни Анны Кеннер, самая выдающаяся коллекция исторических ценностей. Они предпочитали обратить все это в деньги поскорее и с наибольшей выгодой для себя, и пираньи были рады-радешеньки пойти навстречу их устремлениям.
Большую часть вечера Кейди простояла в сторонке с нетронутым бокалом шампанского в руке, провожая взглядом дилеров, консультантов, кураторов и частных коллекционеров, и ей казалось, что по дому крадется стая голодных гиен. Они останавливались у тщательно сгруппированных полотен и предметов искусства не ради чистого созерцания, а чтобы навести справки о предполагаемой цене (организаторы аукциона – тоже в темном, согласно этикету – находились тут же, чтобы при случае ответить на вопросы).
На первый взгляд все выглядело вполне пристойно для той мрачновато-торжественной атмосферы, которая обычно бывает на собраниях по поминовению души недавно умершего, но по мере того как шло время, Кейди все больше впадала в меланхолию. С чего бы? Она выросла в этом мире, знала весь ритуал наизусть и вполне отдавала себе отчет в том, что погоня за антиквариатом не терпит сантиментов. Это всего лишь бизнес, и бизнес жестокий. Однако на этот раз ее заметно угнетала подготовка к тому, что было, в сущности, большой распродажей, разве что выше рангом.
Причина меланхолии легко объяснялась – Анна Кеннер была не просто клиентом, а другом, и невозможно было остаться равнодушной.
– Во всем этом наплыве народа есть и положительная сторона, – сказала она задумчиво. – Последние годы Анна была нарасхват и, я полагаю, вполне этим наслаждалась.
– Хотелось бы верить, – сухо заметила Веста. – Трудно наслаждаться, если знаешь, из-за чего весь сыр-бор. Они крутились вокруг нее, как женихи вокруг богатой невесты. Швыряли деньги не считая. Из Нью-Йорка и то приезжали, не говоря уже о местных. Ей было восемьдесят, когда это началось, – кто мог предположить, что она так заживется!
Как каждому обладателю ценной коллекции антиквариата, на закате жизни Анне Кеннер воздавались почести поистине королевские, и у нее был круг придворных в лице дилеров, кураторов и консультантов. Крупные аукционные залы присылали ей на дни рождения баснословно дорогие корзины цветов. Чуть не каждый день она получала несколько приглашений на открытия музейных экспозиций или новых галерей. Однажды она со смешком сказала Кейди, что «все ее танцы на этом балу расписаны на несколько лет вперед».
Но при всем своем высоком стиле, по сути, это оставалось вульгарной дракой за первое место у постели умирающего богача.
– Ладно, что-то я заболталась, а время идет, – сказала Веста. – Пойду сделаю круг в бассейне – и баиньки. Спокойной ночи!
Но тут Кейди снова почувствовала, что что-то очень важное между ними осталось недосказанным.
– Тетя Веста!
– Что?
– С тобой все в порядке?
– А с чего ты взяла, что нет? – резко осведомилась та.
– Ну… у тебя нет привычки звонить по пустякам.
– По-твоему, все, о чем мы говорили, – пустяки? Во-первых, мне надо было проверить, не слишком ли ты сблизилась с этим Истоном. Во-вторых, поделиться сомнениями насчет слияния с «Аустри-Пост».
– Да, конечно.
Ни один из этих доводов не казался Кейди достаточно веским для полуночного звонка. Правда, не стоит делать скоропалительных выводов только потому, что кто-то припозднился со звонком. Есть еще такая штука, как одиночество.
– Тетя Веста!
– Ну, что еще?!
– Я тебя очень-очень люблю.
Судя по всему, ей удалось всерьез ошеломить тетку. Кейди приготовилась к отповеди – Веста не терпела сюсюканья.
– Я тоже очень-очень люблю тебя, Кейди.
Это прозвучало так натужно, словно слова пришлось мучительно вытягивать из дальнего угла, где они закостенели от долгого неупотребления. Тем не менее они прозвучали, в свою очередь, ошеломив Кейди настолько, что она чуть не свалилась с дивана.
– Мы с тобой все-таки поразительно похожи, – продолжала Веста. – Как раз поэтому надеюсь, что ты проживешь жизнь иначе.
– Иначе?
– В смысле будешь счастлива, – просто объяснила Веста. – Желаю тебе этого всей душой, и… и спокойной ночи!
Последовали короткие гудки…
Вернув трубку на положенное место, Кейди поднялась с дивана, подобрала туфли и медленно прошла в спальню. Разделась. Босиком вернулась в гостиную, поставила наугад что-то из Моцарта и некоторое время слушала, набираясь энергии для дальнейших действий.
Когда показалось, что все вернулось на круги своя, Кейди занялась йогой, к которой пристрастилась еще в колледже.
Веста права, они удивительно похожи, думала Кейди, принимая очередную сложную позу, призванную прогнать ноющую боль в плече. Сколько раз за прошедшие годы ей пришлось выслушать что-то вроде: «Ты в точности как твоя тетка… ну как будто родная дочь, а не племянница… та же прозорливость, тот же нюх на редкости…». Пожалуй, единственное, в чем они по-настоящему разнились, был страх перед водой.
Ни для кого не было секретом, что в свои восемьдесят шесть Веста ни дня не пропускала плавание и просто обожала находиться в воде. Бассейн у нее дома был громадный, много больше обычного. Ее ничуть не пугало плавать там даже глубокой ночью.
Внезапно Кейди пришло в голову, что эта привязанность к ночным заплывам так же маниакальна, как ее занятия йогой.
Еще одна общая черта.
Ото всего этого порой хотелось просто закричать. Однако никуда не денешься – сходство, и прежде очевидное для всех, с годами становилось просто поразительным. В этом было мало причин для оптимизма. После того как девятидневный брак Кейди самым постыдным образом развалился, кругом зашептались о том, что и в этом она пошла в тетку – в полной неспособности к общению с противоположным полом. Пророчество «Кончишь, как тетя Веста» обрело при этом новую зловещую грань.
В последнее время даже родители, обычно глухие и слепые ко всему, кроме карьеры, приняли живое участие в судьбе Кейди. В основном это выражалось в вежливых, но возрастающе назойливых расспросах о личной жизни. И советах на этот счет…
Покончив с йогой, Кейди уселась в позу лотоса, положила руки на колени ладонями вверх и устремила взгляд в пространство. В гостиной приглушенно все еще звучал Моцарт, заполняя как будто не только тишину, но и все ее существо, набрасывая милосердную вуаль на темные уголки души, куда лучше не заглядывать.
Умиротворенная на время, Кейди напомнила себе, что наследственность – еще не все. Можно научиться держать свою природу в узде. На то и существует самоконтроль. Она же не клон Весты Бриггз, а самостоятельная личность. Если упорно работать над собой, пойдешь иной жизненной дорогой, то есть не превратишься в зацикленного на самом себе интроверта, живущего не столько настоящим, сколько прошлым.
Проклятие! Вопреки Моцарту и йоге она погружается в тяжкие раздумья! Придется прибегнуть к средству покруче: пицце из микроволновки и бокалу вина.
А еще лучше переключиться на что-нибудь поинтереснее. Отвлечься. Скажем, вспомнить одну из захватывающих, неординарных консультаций, которые случились в ее жизни благодаря мужчине ее мечты. Три раза за прошедшие два месяца, и каждая новая интереснее предыдущей.
Мак Истон вышел на Кейди через Интернет. Вероятно, он знал о ней достаточно для того, чтобы наладить контакт, а вот она о нем практически ничего не знала. Не считая того, что у него есть виртуальный бизнес под названием «Потерянное и обретенное». Из любопытства Кейди попробовала навести справки, но обычные методы не сработали. Случай из тех, когда не можешь выйти на человека, пока он сам на тебя не выйдет.
По большому счету бизнес был брокерский, с той разницей, что предметом операций были сведения о предметах искусства, утерянных, припрятанных или украденных. Насколько Кейди могла судить, клиентура у Мака была солидная, по большей части музеи и крупные частные коллекционеры. Все они были движимы одной целью: отследить и вернуть ценное художественное полотно, предмет старинной мебели и тому подобное – и единодушно не желали вовлекать в это полицию.
Удовлетворенный клиент обычно рекомендовал его кому-то другому, и так крутились колесики этой неприметной, но весьма результативной конторы. В процессе поиска Маку неоднократно приходилось прибегать к услугам узких специалистов – именно так в дело была вовлечена Кейди, хорошо знавшая мир так называемого декоративного искусства, то есть направления, в котором изысканный дизайн гармонично сплетался с практической пользой. Особенно Кейди нравились старинные предметы обихода, которые равно тешили глаз и служили конкретной цели: восхитительные поставцы для соли в стиле барокко, роскошные чернильницы – творение серебряных дел мастеров восемнадцатого века, переливчатые французские гобелены, богато инкрустированные ширмы и мебель ручной работы – все те уникальные вещи, чья ценность со временем лишь возрастала. Она охотно оставляла сторонникам «чистого искусства» картины и статуи, сама же тянулась ко всему, что было создано как ради любования красотой, так и ради повседневных нужд…
Короче, Истон вышел на нее, они сблизились, и, хотя он так и оставался голосом в телефонной трубке, никто не мог запретить связать с голосом мысленный образ. Вот только образ не хотел формироваться, как Кейди ни старалась, быть может, потому, что мужчина из плоти и крови просто не тянет на такой потрясающий голос.
«Польза пользе рознь. Не позволяй, чтобы тебя использовали».
Если бы не тотальная убежденность в добропорядочности тетки, Кейди решила бы, что Веста говорит на основании личного негативного опыта. Нет, невозможно! Никому не под силу злоупотребить железобетонной Вестой Бриггз.
Телефонный звонок вывел Кейди из раздумий. Поколебавшись, она все же поднялась и прошла по мягкому ковру к журнальному столику. Постояла еще немного, держа руку наготове и считая звонки.
Родители в это время находились в Англии, собирали материал для какой-то очередной научной работы. Но это не означало, что они не могли в любой момент озаботиться насчет ее личной жизни. И позвонить, хоть ночь-полночь. Как раз тогда, когда их дочь меньше всего в этом нуждается. Но она по горло сыта и теткиным звонком!
Второй звонок. Третий. Четвертый. Повернуться и уйти – пусть отдувается автоответчик? А если это он? Мужчина ее мечты?
Шанс, что он объявится в такой час, хоть и слабый, все же был. Мак Истон несколько раз упоминал о том, что любит засиживаться на работе допоздна.
Кейди схватила трубку:
– Алло!
– Надеюсь, ты разбираешься в рыцарских доспехах восемнадцатого века? – В трубке раздался голос, от которого все крохотные волоски на теле встали дыбом.
«Приди в себя, дурочка! Он наверняка женат. С таким голосом в холостяках не засиживаются.
Или он вдвое старше. А может, даже втрое.
Подумаешь! Мужчине седина к лицу».
– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Кейди, стараясь говорить максимально деловым тоном и бессовестно мечтая поскорее перейти на игривый.
По правде сказать, она никогда не увлекалась оружием и доспехами, как бы они ни были декоративны, но имела о том и другом общее представление. И что еще важнее, знала, к кому можно срочно обратиться со всеми неясностями, – у нее были связи повсюду, в самых разных галереях и музеях.
– Это не телефонный разговор, – сказал мужчина ее мечты. – Дело оказалось сложное, возникли проблемы. Надо бы увидеться и обсудить подход.
До сих пор он никогда не предлагал личной встречи, и для Кейди это явилось приятным сюрпризом. Только не следовало далеко заноситься в своих фантазиях. В конце концов, речь идет о деловом свидании.
– Я не против. Где и когда?
– В клиентском центре.
– А где это? – Кейди взялась за ручку и блокнот.
– В Лас-Вегасе. Центр находится в музее «Мир милитаризма», который выставляет копии доспехов и вооружения от средних веков до нашего времени. Зато магазин сувениров там прибыльный.
– Ах, копии… – протянула Кейди, ощущая огромное разочарование.
Первоначальный энтузиазм увял, реальность безжалостно вторглась в мечты. «Мир милитаризма», это же надо! Подходящее название для коллекции разной дешевки. Что там делать? В конце концов, у нее есть своя профессиональная гордость! Копиями занимаются консультанты много ниже рангом.
С другой стороны, приглашение исходит от мужчины ее мечты. (Вопреки теткиным предостережениям Кейди горячо желала, чтобы это сотрудничество процветало и впредь.) И вообще не надо делать культа из профессиональной гордости.
– Так, с «где» все ясно. Осталось обсудить «когда».
– Как можно скорее. Завтра утром – не слишком рано? Можно даже раньше.
– Я должна заглянуть в ежедневник, нет ли чего срочного. Впрочем, насколько помню, завтра утром я совершенно свободна.
А если бы не была, немедленно, прямо ночью, взялась бы звонить, отменяя все, что стояло между ней и мужчиной ее мечты…
– Я и не смешиваю! – Кейди прижала телефон плечом и принялась стягивать узковатые лодочки. – По крайней мере не так, как ты думаешь. Отношения у нас чисто деловые. Время от времени Мак Истон обращается ко мне за консультацией, вот и все. Мы же это уже обсуждали!
Ответом было многозначительное молчание.
Кейди уселась на диван со вздохом сожаления: телефон уже звонил, когда она переступила порог. Она-то взяла трубку в надежде, что это звонит мужчина ее мечты, но это оказалась всего-навсего тетка.
– Поверь, я эти дела знаю. – В голосе Весты Бриггз слышалось осуждение. – Когда ты упоминаешь об этом человеке, я читаю между слов и почти уверена, что у тебя к нему имеется… определенная склонность!
– Тогда уж не к человеку, а к его голосу, – съязвила Кейди.
И подумала: но что за голос, в самом деле! Стоит его услышать, как ее тут же бросает в сладостную дрожь, тело превращается в сплошной комок нервов, а воображение идет вразнос, рисуя эротические сцены одна другой разнузданнее.
Хуже того, в последнее время этот волнующий голос начал звучать и в сновидениях. Но об этом лучше не упоминать в разговоре с таким столпом добропорядочности, как Веста Бриггз. Ей чужда романтика.
Вообще надо быть осторожнее, решила Кейди, вынимая из уха серебряную сережку и пристраивая на стеклянной крышке журнального столика. Например, совсем ни к чему болтать о том, что дело уже не ограничивается телефонными разговорами и к ним прибавилась оживленная переписка по электронной почте. Мак Истон – большой специалист по вылавливанию он-лайн сочных кусочков информации из мира искусства, и свой улов он всегда готов переадресовать Кейди. Они стремительно сближаются. Настолько, что это уже похоже на виртуальный флирт.
Надо признать, это затягивает. Кейди уже не в силах удалить ни единого, даже самого незначительного послания и бережно хранит их в фолдере под названием «Мужчина моей мечты». Да-да, именно так! Утро начинается за компьютером, с проверки почтового ящика: не пришло ли что за прошедшую ночь. Эта новая привычка в самом деле слегка тревожит, к ней так и хочется приклеить ярлык «нездоровая одержимость», но уж такие нынче времена. Что раньше сочли бы манией, теперь – легкая эксцентричность.
Вообще, если уж кому следует быть снисходительной к одержимости, так это Весте Бриггз. Кейди невольно посмотрела на аккуратную шеренгу семейных фотографий на стене, задержав взгляд на брюнетке с глубокими, загадочными темными глазами. Снимок сделали более полувека назад (когда Весте было едва за тридцать и вскоре после основания ею галереи «Шатлейн»), и на нем лежала отчетливая печать отчужденности, словно темноглазая брюнетка пребывала в этом мире лишь внешне, а всем существом прислушивалась к чему-то недоступному для остальных. Возможно даже, к непрожитому.
Насколько было известно, Веста никогда и ничем не интересовалась, кроме своей галереи. «Шатлейн» занимал в ее жизни столько места, что его уже не осталось ни для супружества, ни для материнства. Более полувека Веста неусыпно надзирала за своим единственным детищем. Неколебимая воля, редкий дар предвидения и деловая хватка позволили ей продвинуть галерею до теперешнего весьма респектабельного положения в мире искусства. Однако подобный стиль жизни имеет свои издержки. Веста Бриггз становилась чем дальше, тем эксцентричнее.
Немало общих знакомых сходилось во мнении, что Кейди – вся в нее, и, надо признать, это была перспектива не из радужных. Здесь было отчего встревожиться.
В самом деле, они с Вестой всегда умели найти общий язык. Вопреки всем странностям Кейди тянуло к тетке, и не только потому, что от нее можно было многому научиться по части антиквариата. Они словно были сделаны из одного теста, и даже слов порой не требовалось, чтобы прийти к пониманию. Еще ребенком Кейди угадывала в Весте отголосок давней боли, глубоко запрятанный под толстый слой вечной мерзлоты. Внешняя холодность и сдержанность тетки никогда ее не отпугивали.
– Истон – солидный клиент, – сказала она, постаравшись вложить в тон побольше убеждения. – И потом, мне нравится этот аспект торговли антиквариатом.
– В смысле поиск утерянных или украденных предметов искусства? – уточнила Веста и, помолчав, добавила: – Это я могу понять. Ты всегда была в душе немного авантюристкой… не то что Сильвия.
– Зато Сильвия больше подходит для управления крупной галереей, – поспешно заверила Кейди. – Просто создана для этого!
– Не то что ты, – со вздохом заключила Веста.
– Вот именно. – Кейди поудобнее устроилась на диванных подушках. – Мне и своей конторы хватает с избытком. Одно дело консультировать по вопросам искусства, другое – совершать крупные сделки, как в «Шатлейне». Мне это не по плечу, и мы с тобой обе это знаем.
– Все течет, все меняется…
– Только не это!
Тема затрагивалась регулярно и безрезультатно с самого развода Кейди, который произошел три года назад. Помолчали.
– Будь осторожна, – в конце концов сказала Веста. – Не позволяй «солидному клиенту» тебя обольстить.
– Обольстить?! – Кейди буквально поперхнулась этим словом и даже подскочила (прежде тетка упорно избегала всяких упоминаний о сексе). – Мы же ни разу не встречались! Говорю тебе, я в глаза его не видела!
– Когда дело касается антиквариата, речь обычно идет о больших деньгах. Странно, что приходится тебе об этом напоминать. Все эти «консультации» с мистером Истоном дурно попахивают. На твоем месте я бы ему не доверяла. Если хочешь знать мое мнение, он тобой просто пользуется.
– Да, но в этом и состоит суть моей работы! Я консультант и, само собой, консультирую! А мои клиенты этим пользуются! Мак Истон из их числа. Бога ради, что в этом предосудительного?
– Ничего, до тех пор, пока этим и ограничивается. Не допускай, чтобы он злоупотреблял твоим хорошим расположением. Не позволяй, чтобы тебя использовали.
– Господи, тетя Веста! Послушать тебя, так я не вылезаю из постели Мака Истона и у нас бурный роман.
«И очень жаль, что нет», – добавила она про себя.
– Довольно, довольно! Оставим эту тему. Я ведь позвонила не только для того, чтобы тебя предостеречь.
– Слава Богу!
– У меня все больше крепнет сомнение в правильности такого шага, как слияние с «Аустри-Пост».
– Да, Сильвия что-то такое говорила. – Безмерное облегчение от того, что тетка решила сменить тему, заставило Кейди снова рухнуть на диван. – Тебе и правда это не нравится, и ты намерена все отменить?
– Насчет отменить не знаю, я еще не приняла окончательного решения. Но приму, не волнуйся. Хотелось, чтобы ты была в курсе.
– Чего ради? – удивилась Кейди. – Я уже не член совета директоров и не имею права голоса.
– Но в курсе-то быть можешь?
– А как на это смотрит Сильвия? – осторожно поинтересовалась Кейди. – Я имею в виду, слияние.
– Обеими руками «за».
– У нее есть чутье?
– Есть.
– Я хочу сказать, настоящее чутье, которое поднимет галерею на еще большую высоту, чем теперь.
– Конечно.
Тон тетки недвусмысленно говорил, что она умалчивает о чем-то важном, однако Кейди слишком хорошо ее знала, чтобы выспрашивать. Все в свое время – или никогда. И вообще ее это не касается.
– Ты где-то была сегодня?
Ах так? Очередная смена темы?
– Да, я была в доме Анны Кеннер.
– Ну разумеется. Я просто забыла. Надеюсь, все прошло в лучшем виде? Ведь эти пираньи годами точили зубы, чтобы в один прекрасный момент наброситься на имущество Кеннер. Все не могли дождаться, когда она испустит дух. У нее же самая богатая коллекция предметов искусства восемнадцатого – девятнадцатого столетий, по крайней мере в стране.
– Самое забавное, что кое-кто из пираний испустил дух раньше миссис Кеннер. Умерла в девяносто семь лет, подумать только!
– И молодец. Лично мне она всегда нравилась. Купила у меня несколько лучших полотен.
– А меня не раз приглашала консультантом. Я тоже всегда была о ней очень высокого мнения.
… В этот вечер знаменитый особняк в Санта-Барбаре был битком набит пираньями в строгой темной одежде. Они явились лично изучить то, что надеялись прибрать к рукам на предстоящем аукционе. Наследников не слишком занимали хрупкий английский фарфор, столовое серебро эпохи короля Георга, изысканные ширмы и гобелены – дело целой жизни Анны Кеннер, самая выдающаяся коллекция исторических ценностей. Они предпочитали обратить все это в деньги поскорее и с наибольшей выгодой для себя, и пираньи были рады-радешеньки пойти навстречу их устремлениям.
Большую часть вечера Кейди простояла в сторонке с нетронутым бокалом шампанского в руке, провожая взглядом дилеров, консультантов, кураторов и частных коллекционеров, и ей казалось, что по дому крадется стая голодных гиен. Они останавливались у тщательно сгруппированных полотен и предметов искусства не ради чистого созерцания, а чтобы навести справки о предполагаемой цене (организаторы аукциона – тоже в темном, согласно этикету – находились тут же, чтобы при случае ответить на вопросы).
На первый взгляд все выглядело вполне пристойно для той мрачновато-торжественной атмосферы, которая обычно бывает на собраниях по поминовению души недавно умершего, но по мере того как шло время, Кейди все больше впадала в меланхолию. С чего бы? Она выросла в этом мире, знала весь ритуал наизусть и вполне отдавала себе отчет в том, что погоня за антиквариатом не терпит сантиментов. Это всего лишь бизнес, и бизнес жестокий. Однако на этот раз ее заметно угнетала подготовка к тому, что было, в сущности, большой распродажей, разве что выше рангом.
Причина меланхолии легко объяснялась – Анна Кеннер была не просто клиентом, а другом, и невозможно было остаться равнодушной.
– Во всем этом наплыве народа есть и положительная сторона, – сказала она задумчиво. – Последние годы Анна была нарасхват и, я полагаю, вполне этим наслаждалась.
– Хотелось бы верить, – сухо заметила Веста. – Трудно наслаждаться, если знаешь, из-за чего весь сыр-бор. Они крутились вокруг нее, как женихи вокруг богатой невесты. Швыряли деньги не считая. Из Нью-Йорка и то приезжали, не говоря уже о местных. Ей было восемьдесят, когда это началось, – кто мог предположить, что она так заживется!
Как каждому обладателю ценной коллекции антиквариата, на закате жизни Анне Кеннер воздавались почести поистине королевские, и у нее был круг придворных в лице дилеров, кураторов и консультантов. Крупные аукционные залы присылали ей на дни рождения баснословно дорогие корзины цветов. Чуть не каждый день она получала несколько приглашений на открытия музейных экспозиций или новых галерей. Однажды она со смешком сказала Кейди, что «все ее танцы на этом балу расписаны на несколько лет вперед».
Но при всем своем высоком стиле, по сути, это оставалось вульгарной дракой за первое место у постели умирающего богача.
– Ладно, что-то я заболталась, а время идет, – сказала Веста. – Пойду сделаю круг в бассейне – и баиньки. Спокойной ночи!
Но тут Кейди снова почувствовала, что что-то очень важное между ними осталось недосказанным.
– Тетя Веста!
– Что?
– С тобой все в порядке?
– А с чего ты взяла, что нет? – резко осведомилась та.
– Ну… у тебя нет привычки звонить по пустякам.
– По-твоему, все, о чем мы говорили, – пустяки? Во-первых, мне надо было проверить, не слишком ли ты сблизилась с этим Истоном. Во-вторых, поделиться сомнениями насчет слияния с «Аустри-Пост».
– Да, конечно.
Ни один из этих доводов не казался Кейди достаточно веским для полуночного звонка. Правда, не стоит делать скоропалительных выводов только потому, что кто-то припозднился со звонком. Есть еще такая штука, как одиночество.
– Тетя Веста!
– Ну, что еще?!
– Я тебя очень-очень люблю.
Судя по всему, ей удалось всерьез ошеломить тетку. Кейди приготовилась к отповеди – Веста не терпела сюсюканья.
– Я тоже очень-очень люблю тебя, Кейди.
Это прозвучало так натужно, словно слова пришлось мучительно вытягивать из дальнего угла, где они закостенели от долгого неупотребления. Тем не менее они прозвучали, в свою очередь, ошеломив Кейди настолько, что она чуть не свалилась с дивана.
– Мы с тобой все-таки поразительно похожи, – продолжала Веста. – Как раз поэтому надеюсь, что ты проживешь жизнь иначе.
– Иначе?
– В смысле будешь счастлива, – просто объяснила Веста. – Желаю тебе этого всей душой, и… и спокойной ночи!
Последовали короткие гудки…
Вернув трубку на положенное место, Кейди поднялась с дивана, подобрала туфли и медленно прошла в спальню. Разделась. Босиком вернулась в гостиную, поставила наугад что-то из Моцарта и некоторое время слушала, набираясь энергии для дальнейших действий.
Когда показалось, что все вернулось на круги своя, Кейди занялась йогой, к которой пристрастилась еще в колледже.
Веста права, они удивительно похожи, думала Кейди, принимая очередную сложную позу, призванную прогнать ноющую боль в плече. Сколько раз за прошедшие годы ей пришлось выслушать что-то вроде: «Ты в точности как твоя тетка… ну как будто родная дочь, а не племянница… та же прозорливость, тот же нюх на редкости…». Пожалуй, единственное, в чем они по-настоящему разнились, был страх перед водой.
Ни для кого не было секретом, что в свои восемьдесят шесть Веста ни дня не пропускала плавание и просто обожала находиться в воде. Бассейн у нее дома был громадный, много больше обычного. Ее ничуть не пугало плавать там даже глубокой ночью.
Внезапно Кейди пришло в голову, что эта привязанность к ночным заплывам так же маниакальна, как ее занятия йогой.
Еще одна общая черта.
Ото всего этого порой хотелось просто закричать. Однако никуда не денешься – сходство, и прежде очевидное для всех, с годами становилось просто поразительным. В этом было мало причин для оптимизма. После того как девятидневный брак Кейди самым постыдным образом развалился, кругом зашептались о том, что и в этом она пошла в тетку – в полной неспособности к общению с противоположным полом. Пророчество «Кончишь, как тетя Веста» обрело при этом новую зловещую грань.
В последнее время даже родители, обычно глухие и слепые ко всему, кроме карьеры, приняли живое участие в судьбе Кейди. В основном это выражалось в вежливых, но возрастающе назойливых расспросах о личной жизни. И советах на этот счет…
Покончив с йогой, Кейди уселась в позу лотоса, положила руки на колени ладонями вверх и устремила взгляд в пространство. В гостиной приглушенно все еще звучал Моцарт, заполняя как будто не только тишину, но и все ее существо, набрасывая милосердную вуаль на темные уголки души, куда лучше не заглядывать.
Умиротворенная на время, Кейди напомнила себе, что наследственность – еще не все. Можно научиться держать свою природу в узде. На то и существует самоконтроль. Она же не клон Весты Бриггз, а самостоятельная личность. Если упорно работать над собой, пойдешь иной жизненной дорогой, то есть не превратишься в зацикленного на самом себе интроверта, живущего не столько настоящим, сколько прошлым.
Проклятие! Вопреки Моцарту и йоге она погружается в тяжкие раздумья! Придется прибегнуть к средству покруче: пицце из микроволновки и бокалу вина.
А еще лучше переключиться на что-нибудь поинтереснее. Отвлечься. Скажем, вспомнить одну из захватывающих, неординарных консультаций, которые случились в ее жизни благодаря мужчине ее мечты. Три раза за прошедшие два месяца, и каждая новая интереснее предыдущей.
Мак Истон вышел на Кейди через Интернет. Вероятно, он знал о ней достаточно для того, чтобы наладить контакт, а вот она о нем практически ничего не знала. Не считая того, что у него есть виртуальный бизнес под названием «Потерянное и обретенное». Из любопытства Кейди попробовала навести справки, но обычные методы не сработали. Случай из тех, когда не можешь выйти на человека, пока он сам на тебя не выйдет.
По большому счету бизнес был брокерский, с той разницей, что предметом операций были сведения о предметах искусства, утерянных, припрятанных или украденных. Насколько Кейди могла судить, клиентура у Мака была солидная, по большей части музеи и крупные частные коллекционеры. Все они были движимы одной целью: отследить и вернуть ценное художественное полотно, предмет старинной мебели и тому подобное – и единодушно не желали вовлекать в это полицию.
Удовлетворенный клиент обычно рекомендовал его кому-то другому, и так крутились колесики этой неприметной, но весьма результативной конторы. В процессе поиска Маку неоднократно приходилось прибегать к услугам узких специалистов – именно так в дело была вовлечена Кейди, хорошо знавшая мир так называемого декоративного искусства, то есть направления, в котором изысканный дизайн гармонично сплетался с практической пользой. Особенно Кейди нравились старинные предметы обихода, которые равно тешили глаз и служили конкретной цели: восхитительные поставцы для соли в стиле барокко, роскошные чернильницы – творение серебряных дел мастеров восемнадцатого века, переливчатые французские гобелены, богато инкрустированные ширмы и мебель ручной работы – все те уникальные вещи, чья ценность со временем лишь возрастала. Она охотно оставляла сторонникам «чистого искусства» картины и статуи, сама же тянулась ко всему, что было создано как ради любования красотой, так и ради повседневных нужд…
Короче, Истон вышел на нее, они сблизились, и, хотя он так и оставался голосом в телефонной трубке, никто не мог запретить связать с голосом мысленный образ. Вот только образ не хотел формироваться, как Кейди ни старалась, быть может, потому, что мужчина из плоти и крови просто не тянет на такой потрясающий голос.
«Польза пользе рознь. Не позволяй, чтобы тебя использовали».
Если бы не тотальная убежденность в добропорядочности тетки, Кейди решила бы, что Веста говорит на основании личного негативного опыта. Нет, невозможно! Никому не под силу злоупотребить железобетонной Вестой Бриггз.
Телефонный звонок вывел Кейди из раздумий. Поколебавшись, она все же поднялась и прошла по мягкому ковру к журнальному столику. Постояла еще немного, держа руку наготове и считая звонки.
Родители в это время находились в Англии, собирали материал для какой-то очередной научной работы. Но это не означало, что они не могли в любой момент озаботиться насчет ее личной жизни. И позвонить, хоть ночь-полночь. Как раз тогда, когда их дочь меньше всего в этом нуждается. Но она по горло сыта и теткиным звонком!
Второй звонок. Третий. Четвертый. Повернуться и уйти – пусть отдувается автоответчик? А если это он? Мужчина ее мечты?
Шанс, что он объявится в такой час, хоть и слабый, все же был. Мак Истон несколько раз упоминал о том, что любит засиживаться на работе допоздна.
Кейди схватила трубку:
– Алло!
– Надеюсь, ты разбираешься в рыцарских доспехах восемнадцатого века? – В трубке раздался голос, от которого все крохотные волоски на теле встали дыбом.
«Приди в себя, дурочка! Он наверняка женат. С таким голосом в холостяках не засиживаются.
Или он вдвое старше. А может, даже втрое.
Подумаешь! Мужчине седина к лицу».
– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Кейди, стараясь говорить максимально деловым тоном и бессовестно мечтая поскорее перейти на игривый.
По правде сказать, она никогда не увлекалась оружием и доспехами, как бы они ни были декоративны, но имела о том и другом общее представление. И что еще важнее, знала, к кому можно срочно обратиться со всеми неясностями, – у нее были связи повсюду, в самых разных галереях и музеях.
– Это не телефонный разговор, – сказал мужчина ее мечты. – Дело оказалось сложное, возникли проблемы. Надо бы увидеться и обсудить подход.
До сих пор он никогда не предлагал личной встречи, и для Кейди это явилось приятным сюрпризом. Только не следовало далеко заноситься в своих фантазиях. В конце концов, речь идет о деловом свидании.
– Я не против. Где и когда?
– В клиентском центре.
– А где это? – Кейди взялась за ручку и блокнот.
– В Лас-Вегасе. Центр находится в музее «Мир милитаризма», который выставляет копии доспехов и вооружения от средних веков до нашего времени. Зато магазин сувениров там прибыльный.
– Ах, копии… – протянула Кейди, ощущая огромное разочарование.
Первоначальный энтузиазм увял, реальность безжалостно вторглась в мечты. «Мир милитаризма», это же надо! Подходящее название для коллекции разной дешевки. Что там делать? В конце концов, у нее есть своя профессиональная гордость! Копиями занимаются консультанты много ниже рангом.
С другой стороны, приглашение исходит от мужчины ее мечты. (Вопреки теткиным предостережениям Кейди горячо желала, чтобы это сотрудничество процветало и впредь.) И вообще не надо делать культа из профессиональной гордости.
– Так, с «где» все ясно. Осталось обсудить «когда».
– Как можно скорее. Завтра утром – не слишком рано? Можно даже раньше.
– Я должна заглянуть в ежедневник, нет ли чего срочного. Впрочем, насколько помню, завтра утром я совершенно свободна.
А если бы не была, немедленно, прямо ночью, взялась бы звонить, отменяя все, что стояло между ней и мужчиной ее мечты…
Глава 2
За окном, выходившим в зал, возвышались шеренги безмолвных фигур – словно средневековые воины, навеки застывшие каждый в своем стальном панцире. Непроницаемое лицо Мака Истона отлично гармонировало с этим мрачным фоном. Он казался не более одушевленным, чем любой из этих рыцарей и наемников, и словно тоже пойманным в паутину времени. Что-то такое было в нем… возможно, редкое умение подолгу сохранять полную неподвижность. Кейди приходилось буквально высматривать его среди теней, и хотя вряд ли он затаился намеренно, это удавалось лишь благодаря мерцанию экрана – оно отсвечивало в стеклах очков и лежало на лице, придавая чертам преувеличенную резкость.
Далеко не юношеское лицо, невольно подумала она. Очень зрелое… но не чересчур. В самый раз. Тридцать девять, максимум сорок – самый подходящий возраст. Многообещающий. По крайней мере в данном конкретном случае.
Престранная штука: хотя ей так и не удалось создать мысленный образ мужчины ее мечты с помощью одних только бесед по телефону, оказавшись лицом к лицу, она сразу и без малейших сомнений заключила, что человек с таким голосом должен иметь именно такую внешность. Идеальное сочетание. Взять, к примеру, эти солидные очки в темной оправе. Разве ей когда-нибудь пришло бы в голову добавить к мысленному образу подобную деталь? Ни за что на свете! А между тем они не только не портили впечатления, но как бы придавали завершающий штрих. Не будь их, это показалось бы странным.
– Речь идет о фотографии, – сообщил Мак, когда Кейди уселась и приготовилась слушать. – Она из архива музея.
Музея! Слишком уж достойный термин для скопища всякого сомнительного исторического хлама. У нее, как видно, случилось помутнение рассудка, когда она давала согласие явиться в эту дыру. Она привыкла к торжественному полумраку галерей, тишине библиотек и тесноте забитых ценностями запасников престижных аукционных залов. И привыкла вращаться в избранном обществе подлинных знатоков и ценителей!
«Мир милитаризма» со всеми своими низкобюджетными копиями разномастных армейских приспособлений был именно тем, что Кейди себе и представляла, – одной большой безвкусицей. Или же в ней просто говорил снобизм. Личные предпочтения. Доспехи и латы никогда ее не увлекали, воплощая одну из самых низменных черт человеческой натуры – страсть к истреблению себе подобных. Вообще казалось странным, что мастера и ремесленники прошлого вкладывали в подобные предметы столько души и искусства, приукрашая то, что, по ее мнению, совсем того не заслуживало.
Так называемый клиентский центр оказался просто кабинетом владельцев музея – парочки, предложившей без церемоний называть их Нотчем и Дьюи («Очко» и «Свежачок» – вульгарнее некуда). Они топтались рядом, заметно нервничая.
Между прочим, Мак восседал за их столом с таким видом, словно имел на это полное право. Кейди сильно подозревала, что так он ведет себя везде, где ему случается обосноваться. Невозможно было угадать, врожденное это качество или обретенное, но оно ему шло.
Хотелось получше рассмотреть его – к примеру, заглянуть в глаза, но отблеск экрана превращал стекла очков в непроницаемую преграду, не хуже стального шлема с забралом, из тех, что виднелись за окном.
Подтолкнув к ней по исцарапанной поверхности стола фотографию, Мак потянулся к выключателю простенькой лампы. Сама того не замечая, Кейди зачарованно уставилась на осветившуюся крепкую, сильную руку. Никакого обручального кольца. Правда, это еще ничего не значит, не все афишируют свое женатое положение.
Она заставила себя перевести взгляд на фотографию. Там красовался всадник, разумеется, не настоящий, на довольно искусно выполненном чучеле чистокровной лошади, в латах настолько непрактичных и вычурных, словно они создавались для героя блокбастера в стиле фэнтези. Или видеоигры. Без сомнения, это была всего лишь подделка под старину, под хитроумные доспехи времен Раннего Возрождения. Они не предназначались для битв и походов, а только чтобы покрасоваться при дворе: на церемониях, празднествах и военных парадах.
Далеко не юношеское лицо, невольно подумала она. Очень зрелое… но не чересчур. В самый раз. Тридцать девять, максимум сорок – самый подходящий возраст. Многообещающий. По крайней мере в данном конкретном случае.
Престранная штука: хотя ей так и не удалось создать мысленный образ мужчины ее мечты с помощью одних только бесед по телефону, оказавшись лицом к лицу, она сразу и без малейших сомнений заключила, что человек с таким голосом должен иметь именно такую внешность. Идеальное сочетание. Взять, к примеру, эти солидные очки в темной оправе. Разве ей когда-нибудь пришло бы в голову добавить к мысленному образу подобную деталь? Ни за что на свете! А между тем они не только не портили впечатления, но как бы придавали завершающий штрих. Не будь их, это показалось бы странным.
– Речь идет о фотографии, – сообщил Мак, когда Кейди уселась и приготовилась слушать. – Она из архива музея.
Музея! Слишком уж достойный термин для скопища всякого сомнительного исторического хлама. У нее, как видно, случилось помутнение рассудка, когда она давала согласие явиться в эту дыру. Она привыкла к торжественному полумраку галерей, тишине библиотек и тесноте забитых ценностями запасников престижных аукционных залов. И привыкла вращаться в избранном обществе подлинных знатоков и ценителей!
«Мир милитаризма» со всеми своими низкобюджетными копиями разномастных армейских приспособлений был именно тем, что Кейди себе и представляла, – одной большой безвкусицей. Или же в ней просто говорил снобизм. Личные предпочтения. Доспехи и латы никогда ее не увлекали, воплощая одну из самых низменных черт человеческой натуры – страсть к истреблению себе подобных. Вообще казалось странным, что мастера и ремесленники прошлого вкладывали в подобные предметы столько души и искусства, приукрашая то, что, по ее мнению, совсем того не заслуживало.
Так называемый клиентский центр оказался просто кабинетом владельцев музея – парочки, предложившей без церемоний называть их Нотчем и Дьюи («Очко» и «Свежачок» – вульгарнее некуда). Они топтались рядом, заметно нервничая.
Между прочим, Мак восседал за их столом с таким видом, словно имел на это полное право. Кейди сильно подозревала, что так он ведет себя везде, где ему случается обосноваться. Невозможно было угадать, врожденное это качество или обретенное, но оно ему шло.
Хотелось получше рассмотреть его – к примеру, заглянуть в глаза, но отблеск экрана превращал стекла очков в непроницаемую преграду, не хуже стального шлема с забралом, из тех, что виднелись за окном.
Подтолкнув к ней по исцарапанной поверхности стола фотографию, Мак потянулся к выключателю простенькой лампы. Сама того не замечая, Кейди зачарованно уставилась на осветившуюся крепкую, сильную руку. Никакого обручального кольца. Правда, это еще ничего не значит, не все афишируют свое женатое положение.
Она заставила себя перевести взгляд на фотографию. Там красовался всадник, разумеется, не настоящий, на довольно искусно выполненном чучеле чистокровной лошади, в латах настолько непрактичных и вычурных, словно они создавались для героя блокбастера в стиле фэнтези. Или видеоигры. Без сомнения, это была всего лишь подделка под старину, под хитроумные доспехи времен Раннего Возрождения. Они не предназначались для битв и походов, а только чтобы покрасоваться при дворе: на церемониях, празднествах и военных парадах.