Кристи Агата. Черный кофе

   Ричард бросил на нее тревожный взгляд и хотел было что-то сказать, но Люсия не дала себя перебить.
   – Я тоже ничего не могу. Но мы должны что-то придумать.
   Неожиданно она поднялась, подошла к мужу, положила ладони ему на плечи и взмолилась:
   – Ради всего святого, Ричард, увези меня, пока не поздно!
   – Увезти? – спросил он глухо. – Куда?
   – Куда хочешь, – пылко ответила Люсия. – Куда угодно! Только подальше от этого дома. Главное быть подальше от этого дома! Я боюсь, Ричард. Я боюсь. Здесь слишком много теней... – Она оглянулась с таким страхом, словно действительно боялась увидеть тень. – Слишком много...
   Ричард остался сидеть.
   – Куда уедешь без денег? – с трудом проговорил Ричард. И, глядя в лицо жене, горько добавил: – Не очень приятно оказаться замужем за человеком, у которого нет ни гроша, правда, Люсия?
   Люсия отшатнулась.
   – О чем ты говоришь? – воскликнула она. – Что ты хочешь этим сказать?
   Ричард молча смотрел на нее, и лицо его было холодно и бесстрастно.
   – Что с тобой сегодня происходит, Ричард? – спросила Люсия. – Ты сам на себя не похож...
   Ричард резко поднялся.
   – Я?!
   – Да. Что происходит?
   – То, что... – Он проглотил комок. – Ничего. Все в порядке.
   Он повернулся к двери, но Люсия не дала ему уйти.
   – Ричард, дорогой... – сказала она. Он убрал от себя ее руки. – Ричард! – повторила Люсия.
   Муж смотрел на нее сверху вниз, заложив руки за спину.
   – Думаешь, я окончательный идиот? – спросил он. – Думаешь, я не заметил, как этот твой старый друг сунул тебе записку?
   – Ты хочешь сказать... ты подумал, будто...
   Он резко ее перебил:
   – Почему ты выбежала из-за стола? Ничего тебе не было плохо. Ты просто придумала предлог. Ты хотела остаться одна, чтобы прочесть эту свою драгоценную записочку. Не могла дождаться конца обеда. Тебе не терпелось, потому ты и стараешься от всех избавиться. Сначала от тети Кэролайн, теперь от меня.
   Глаза его, полные боли и гнева, оставались холодны.
   – Ричард, – ахнула Люсия, – ты сошел с ума. Что за глупости! Ты не можешь думать, будто у меня с Карелли что-то есть! Ведь не можешь? Не можешь, правда? Дорогой мой, Ричард, дорогой, для меня есть только ты. Никого, кроме тебя. Ты не можешь этого не понимать.
   Ричард не сводил с нее глаз.
   – Что было в этой записке? – спокойно спросил он.
   – Ничего... ничего.
   – Тогда покажи.
   – Я... не могу, – сказала Люсия. – Я ее порвала.
   Ричард холодно улыбнулся.
   – Нет, не порвала. Покажи, – потребовал он.
   Люсия ответила не сразу, глядя мужу в глаза.
   – Ричард, – сказала она, – неужели ты мне не веришь?
   – Я отберу ее у тебя силой, – процедил он, стиснув зубы, и сделал шаг вперед. – Я, я не знаю, что я сделаю...
   Он протянул к ней руку, и Люсия от неожиданности отшатнулась, глядя так, словно взглядом хотела его остановить. Неожиданно он отвернулся.
   – Нет, – сказал он, словно обращаясь к себе самому, – есть вещи, которых делать нельзя.
   Он не отводил глаз от ее лица.
   – Но, клянусь богом, если так, то я все узнаю сам от Карелли.
   Люсия схватила его за руку.
   – Ричард, не делай этого. Не нужно. Не нужно, прошу тебя. Нет!
   – Испугалась за своего возлюбленного, не так ли? – осклабился Ричард.
   – Он мне не возлюбленный, – с горечью проговорила Люсия.
   Ричард взял жену за плечи.
   – Может быть, и нет... Пока, – сказал он. – Вероятно, Карелли...
   Тут в холле раздались голоса, он замолчал и, сделав над собой явное усилие, отошел к камину, где достал портсигар, зажигалку и закурил. Дверь в библиотеку открылась, голоса стали громче. Люсия, бледная, стиснув руки, без сил опустилась на стул, где прежде сидел муж.
   В библиотеку вошли вместе мисс Эмори и Барбара, в высшей степени современная особа двадцати одного года от роду. Швырнув походя сумочку на диван, Барбара подошла к Люсии.
   – Приветик, ты в порядке? – спросила она.

Глава 3

   Люсия с трудом заставила себя улыбнуться.
   – Да, дорогая, спасибо, – ответила она. – Я в полном порядке. В полном порядке.
   Барбара с улыбкой взглянула на свою прекрасную черноволосую свояченицу.
   – Уже порадовала Ричарда? Он потрясен? – спросила она. – Ведь все дело в этом, правда?
   – Порадовала? Потрясен? Не понимаю, о чем ты, – пробормотала Люсия.
   Барбара сложила руки, словно баюкая младенца. В ответ Люсия только печально улыбнулась и отрицательно покачала головой, а мисс Эмори в ужасе всплеснула руками.
   – Барбара, что ты себе позволяешь! – возмущенно воскликнула она.
   – Что такого особенного, – сказала Барбара. – Дети у всех могут родиться.
   Тетушка взглянула на нее сердито.
   – Что теперь себе позволяют девушки! Бог знает что такое, – сказала она, ни к кому не обращаясь. – В твои годы я в жизни не говорила о материнстве с такой бесцеремонностью, да мне тогда никто бы и не позволил.
   Тут хлопнула дверь, и она, оглянувшись, увидела, что Ричард вышел.
   – Видишь, Ричард смущен, – сказала она племяннице, – а виновата ты.
   – Знаешь, тетя Кэролайн, – отозвалась та, – я, конечно, все понимаю, ты викторианка, тебе пришлось прожить при ней лет двадцать, не меньше. Что ж, ты у нас человек своего времени. Но я-то, позволю тебе напомнить, я-то человек своего!
   – Может быть, я и викторианка, но есть вещи... – начала было Кэролайн, но Барбара фыркнула и перебила:
   – Обожаю викторианцев. Разумеется, детей находят в капусте. Подумать только. Какая прелесть!
   Барбара порылась в сумочке, нашла сигареты, зажигалку и закурила. Потом хотела было что-то добавить, но мисс Эмори остановила ее жестом:
   – Перестань, пожалуйста. Я тревожусь за бедную девочку, а ты пытаешься выставить меня на посмешище.
   Неожиданно Люсия закрыла лицо руками и заплакала. Прижав к глазам платок, она едва сквозь рыдания проговорила:
   – Вы все ко мне так добры. Ко мне никто никогда так не относился, как вы. Я так рада, что я здесь с вами, я так благодарна, я не могу...
   – Успокойся, детка, успокойся, – мисс Эмори бросилась к ней, обняла и погладила по плечу. – Успокойся, моя дорогая. Я понимаю, о чем ты – всю жизнь прожить за границей, это нелегко, даже подумать страшно. Совсем другое воспитание... Континентальные взгляды на этот счет весьма своеобразны. Но не нужно, не нужно...
   Люсия встала, нерешительно посмотрела на мисс Эмори. Та подвела ее к дивану, усадила, устроила поудобнее среди подушек и опустилась рядом.
   – Разумеется, тебе трудно, дорогая. Но возьми себя в руки и попытайся привыкнуть. Конечно, весной в Италии хорошо, особенно на озерах. Я всю жизнь это говорю. Конечно, и лето там провести неплохо. Но жить!.. Не нужно, не нужно плакать, детка.
   – Вот что ей, по-моему, действительно нужно, так это выпить чего-нибудь покрепче, – предложила Барбара, садясь на кофейный столик и придирчиво, но дружелюбно рассматривая Люсию. – Что за дом у нас, тетя Каролайн. Мы отстали от жизни лет на сто. Коктейль не из чего сочинить! До обеда виски и шерри и после обеда бренди. Бедный Ричард не может даже сделать себе «Манхэттен». А Люсии сейчас очень бы не помешал «Бокал сатаны».
   Мисс Эмори пришла в ужас:
   – «Бокал сатаны»?! Это еще что такое?
   – Такой коктейль. И, если доме есть все, что нужно, делается очень просто, – ответила Барбара. – Наливаешь бренди пополам с ментоловым ликером и добавляешь немного красного перца. Без перца не то. Потом смешиваешь. Совершенно бесподобно, эффект гарантирован.
   – Барбара, разве ты не знаешь, я неодобрительно отношусь к алкоголю, – сказала мисс Эмори, пожав плечами. – Мой отец говорил...
   – Уж не знаю, что он там говорил, – перебила Барбара, – но выпивал наш дражайший дед в день бутылки по три, не меньше. Кто об этом не знает?
   На мгновение Кэролайн вспыхнула и едва удержалась от резкости, но сдержалась и с улыбкой ответила:
   – Джентльмены – это совсем другое дело.
   Однако юная Барбара и на этот счет придерживалась иных взглядов.
   – Ничего не другое дело, – сказала она. – Во всяком случае, лично я не понимаю, с какой стати позволять им быть другим делом. Они всю жизнь этим пользовались. – Барбара извлекла из сумочки зеркальце, пудреницу и губную помаду. – Ну-ка посмотрим, как мы выглядим, – сказала она себе.
   Что-то там привело ее в ужас.
   – О боже! – сказала она и принялась яростно красить губы.
   – Прошу тебя, Барбара, – сказала тетка, – зачем так намазывать губы, да еще ярко-красной помадой? Она такая вызывающая...
   – Надеюсь, – сказала Барбара. – Зря она, что ли, стоит семь шиллингов и шесть пенсов.
   – Семь шиллингов и шесть пенсов! Что за безумие, столько денег на...
   – На «Стойкий поцелуй», тетя Кэролайн.
   – Как ты сказала?
   – На помаду. Помада называется «Стойкий поцелуй».
   Тетка сердито шмыгнула носом.
   – Я еще понимаю, намазать губы, когда холодно или ветер, чтобы не потрескались. Чем-нибудь жирным, например ланолином. Ланолин у меня есть. А помада...
   – Дорогая тетя Кэролайн, если хочешь, могу подарить эту помаду тебе. В конце концов, лучше уж подарить, чем потерять где-нибудь в такси. – С этими словами она убрала помаду в сумочку.
   Мисс Эмори взглянула на племянницу с недоумением.
   – Что ты хочешь этим сказать, в каком такси? Не понимаю, – она пожала плечами.
   Барбара поднялась с места, подошла к диванчику и встала у Люсии за спиной, облокотившись на спинку.
   – Ничего страшного, зато Люсия меня поняла, правда, солнышко? – сказала она, слегка пощекотав ей шейку.
   Люсия Эмори рассеянно перевела на нее взгляд.
   – Прости, я не слушала, – отозвалась она. – Что ты сказала?
   Кэролайн вспомнила наконец, чего ради пришла.
   – Знаешь ли, дорогая, – сказала она Люсии, – меня всерьез беспокоит твое самочувствие. – Кэролайн перевела взгляд на Барбару. – Ей нужно принять что-нибудь профилактическое. Что у нас есть? Лучше всего, конечно, соль. Но, к сожалению, оказалось, что утром Элен, когда вытирала пыль, разбила мой флакон.
   Барбара, поджав губы, поразмышляла.
   – Знаю! – наконец воскликнула она. – Ты забыла? Больничный склад!
   – Какой еще больничный склад? Что ты сегодня болтаешь? Какой склад!
   Барбара села на стул рядом с теткой.
   – Помнишь ящик, который оставила Эдна?
   Мисс Эмори просветлела.
   – Ах да, конечно! – И, повернувшись к Люсии, добавила: – Жаль, ты не успела познакомиться с Эдной. Это моя старшая племянница, сестра Барбары. Они с мужем уехали в Индию месяца за три до твоего появления. Эдна очень способная девочка...
   – Очень, – согласилась Барбара. – Только что родила двойню. А так как капуста в Индии, кажется, не растет, то, наверное, она нашла их под каким-нибудь развесистым манговым деревом.
   Мисс Эмори позволила себе улыбнуться.
   – Ну, хватит, Барбара. Я хотела сказать, что Эдна во время войны выучилась на фармацевта. И работала в госпитале, в войну он у нас размещался в городской ратуше. А потом, после войны и до самого замужества, она продолжала работать, но уже в больнице графства. Про микстуры и пилюли она знает все. В Индии ей это пригодится. Но о чем бишь я? Ах да! Перед отъездом она оставила целый ящик лекарств. А что нам было делать со всеми этими ее бутылочками?
   – Я прекрасно помню, что она нам сказала с ними делать, – отозвалась Барбара. – Она, перед тем как переехать к мужу, упаковала все лекарства в ящик. И сказала нам их рассортировать и отправить в больницы, а мы забыли или, по крайней мере, сделали вид, что забыли. Ящик убрали на шкаф. Даже Эдна заглянула в него только раз, уже когда собиралась в Индию. Так что там он и стоит, – Барбара махнула рукой в сторону шкафа. – Так никто ничего и не рассортировал.
   Барбара придвинула стул к книжному шкафу, взобралась и сняла сверху большой черный ящик из жести.
   – Пожалуйста, дорогая, не беспокойся, – пролепетала Люсия.
   Барбара не обратила на нее никакого внимания, сняла ящик и поставила на стол.
   – Ну, – сказала она, – по крайней мере, я его хоть сняла.
   Она заглянула внутрь.
   – Господи, да тут целая аптека, – ахнула она и принялась вынимать одну бутылочку за другой. – Йод, бальзам Фрайра, что-то непонятное: «Микст. Кард. Ко», касторовое масло, – она скривилась. – А вот что-то интересненькое!
   Барбара достала несколько запечатанных склянок из темного стекла.
   – Атропин, морфин, стрихнин, – прочла она на этикетках. – Берегитесь, тетушка Кэролайн, теперь, если вы меня рассердите, я подсыплю вам в кофе стрихнину, и вы умрете в страшных мучениях.
   Барбара устрашающе потрясла склянкой, а Кэролайн отмахнулась от нее со смехом.
   – Да, но для Люсии ничего нет, – проговорила Барбара, складывая бутылки и склянки обратно. Она еще держала в руке склянку с морфином, когда Тредвелл открыл дверь и в библиотеку один за другим вошли Эдвард Рейнор, доктор Карелли и сэр Клод Эмори. Первым вошел секретарь, молодой человек неприметного вида лет двадцати восьми – двадцати девяти. Он подошел к Барбаре и с любопытством взглянул на ящик.
   – Что, мистер Рейнор, интересуетесь ядами? – спросила она, не прекращая своего занятия.
   Следом за ним к столу подошел и доктор Карелли, очень смуглый темноволосый человек лет около сорока. Одетый в прекрасно сшитый костюм, ухоженный, обходительный, он прекрасно говорил по-английски, с едва заметным акцентом.
   – Что это у вас здесь такое, мисс Эмори? – спросил он.
   Сэр Клод, который о чем-то беседовал с Тредвеллом, задержался у двери.
   – Вы все поняли? – громко спросил он.
   – Безусловно, сэр.
   Тредвелл вышел, а сэр Клод приблизился к остальным. Не обратив никакого внимания на предмет общего интереса, он сказал:
   – Надеюсь, доктор Карелли, вы меня извините, если я уйду к себе? Мне необходимо написать еще несколько писем. Рейнор, не могли бы вы пойти со мной?
   Сэр Клод вошел в кабинет, и Эдвард Рейнор направился следом. Когда дверь захлопнулась, Барбара вдруг выронила из рук склянку.

Глава 4

   Доктор Карелли быстро нагнулся, поднял ее и хотел было вернуть. Но взгляд его упал на этикетку, и невольно доктор воскликнул:
   – Ого, что это! Морфин! – Потом взял другую, которая все еще лежала неубранная на столе: – Стрихнин! Позвольте узнать, дорогие леди, откуда у вас такие смертельно опасные штучки? – И Карелли с интересом заглянул в ящик.
   Барбара взглянула на холеного итальянца с неприязнью.
   – Наследие войны, – коротко бросила она с ехидной усмешкой.
   Кэролайн заволновалась и подошла к доктору.
   – Не хотите ли вы сказать, доктор, будто здесь и впрямь яды? Яды опасны для жизни. А этот ящик стоит на шкафу уже несколько лет, и ничего. Нет-нет, здесь у нас безвредные препараты, иначе быть не может.
   – Прошу прощения, – сухо отозвался доктор Карелли, – половины содержимого этих склянок хватило бы отправить на тот свет человек двенадцать. И вы называете это безвредными препаратами? Тогда я не понимаю, что такое вредное.
   – О господи! – в ужасе выдохнула Кэролайн и тяжело опустилась на стул.
   – Вот, например, – продолжал Карелли, обращаясь ко всем троим одновременно. Он взял в руки еще одну склянку и медленно прочел: – «Стрихнина гидрохлорид». Семь-восемь этих крошечных таблеток, и смерть обеспечена. Довольно неприятная смерть, между прочим. Даже в высшей степени неприятная. – Он достал из ящика еще одну. – «Атропина сульфат». Отравление атропином напоминает отравление трупным ядом. Тоже довольно мучительная смерть.
   Отложив атропин, он достал третью.
   – Так, а это что такое? – сказал он, тщательнее, чем прежде, выговаривая слова. – «Гиоцина гидробромид». Звучит безобидно, не так ли? Но должен вас огорчить, милая мисс Эмори, половины этих крошечных белых таблеток хватит, чтобы... – Он сделал выразительный жест. – Никаких мучений. Человек просто быстро уснет. Скорый сон без сновидений. Вечный сон ^[2].
   Он подошел к Люсии, держа склянку в вытянутой руке так, словно предлагал ей проверить на себе справедливость этих слов. Губы его улыбались, но взгляд оставался холодным.
   Люсия завороженно смотрела на склянку. Она потянулась к ней, повторила, словно под гипнозом:
   – Скорый сон без сновидений... – прошептала она.
   Доктор Карелли с любопытством взглянул на Кэролайн. Потрясенная, она молчала. Пожав плечами, со склянкой в руке Карелли отошел.
   Дверь открылась, и появился Ричард. Ни слова не говоря, он сел за письменный стол. Следом за ним вошел Тредвелл с подносом, на котором стояли кофейник и чашки. Тредвелл поставил поднос на столик, а Люсия принялась разливать кофе.
   Барбара взяла две чашки, одну отнесла Ричарду, села и отхлебнула кофе, пока он не остыл. Доктор Карелли тем временем складывал склянки в ящик.
   – Знаете, доктор, – сказала Кэролайн, – своими разговорами про все эти сны без сновидений и страшные смерти вы меня до полусмерти напугали. Полагаю, вы так хорошо знаете яды, потому что вы итальянец?
   – Дорогая леди, – рассмеялся Карелли, – вы несправедливы к итальянцам. Разве ваши слова не non sequitur ^[3]? Почему итальянец должен разбираться в ядах лучше, чем англичанин? Насколько я знаю, яды, как говорится, оружие женщин, а не мужчин. Или, быть может, вы вспомнили об итальянке? Быть может, вам даже пришло на ум имя Борджиа? Не так ли, а?
   Он отнес чашку Кэролайн, вернулся к столику и взял себе.
   – Лукреция Борджиа, это чудовище! Да, если говорить честно, я вспомнила именно о ней, – призналась тетушка Кэролайн. – В детстве она мне снилась в кошмарах. Я представляла ее себе очень бледной и, как наша дорогая Люсия, высокой и черноволосой.
   Доктор Карелли протянул Кэролайн сахарницу. Она отрицательно покачала головой, взяла у него из рук сахарницу и сама поставила на поднос. Ричард отодвинул чашку, взял со стола журнал и принялся его перелистывать. Кэролайн продолжала:
   – Да, тогда мне снились кошмары. Как будто я в комнате, где сидят только взрослые и ребенок только я одна, все что-то пьют из прекрасных кубков. Потом входит красивая женщина – как ни странно, действительно похожая на тебя, Люсия, – и протягивает кубок мне. По ее улыбке я понимаю, что пить нельзя, но почему-то не могу отказаться. Она будто гипнотизирует взглядом, я пью, в горле начинает жечь, я задыхаюсь. Потом, конечно, я просыпалась.
   Доктор Карелли подошел к дивану, шутливо поклонился Люсии и сказал:
   – Дорогая Лукреция, пощадите нас, бедных.
   Люсия на шутку не отозвалась. Она не слушала. Повисло молчание. Доктор, чему-то улыбнувшись, отошел, допил кофе, поставил чашку. Барбара оглядела собравшихся, залпом проглотила свой кофе. Всеобщая мрачность ей надоела.
   – Как насчет музыки? – предложила она и направилась к граммофону. – Ну-ка, что тут у нас? А-а, это замечательная пластинка, сама купила позавчера. – Пританцовывая, Барбара принялась напевать. – «Айки... у-у-у, это еще что, ну и ну». А это?
   – Ах, Барбара, дорогая, что за вульгарные песенки! – Мисс Эмори даже поднялась и сама заглянула в пластинки. – Здесь же есть куда более приятные вещи. Хочешь легонького, пожалуйста, вот тебе Мак-Кормак. «Священный город» – замечательное сопрано, не помню, правда, кто поет. И вот это... «Мельба» обычно выпускает приличные вещи... А-а... О-о! Да! Гендель, «Ларго».
   – Прошу тебя, тетя! Не хватало сейчас только Генделя, – возмутилась Барбара. – Нет уж, если тебе непременно нужно что-нибудь тяжеленькое, то вот тебе итальянские оперы. Вот в них вы должны разбираться, доктор. Идите-ка помогите.
   Карелли подошел к столу, и они втроем склонились над пластинками. Ричард все еще листал журнал.
   Люсия встала и медленно, будто бы бесцельно, приблизилась к жестяному ящику. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она достала склянку с наклейкой «Гиоцина гидробромид» и высыпала в ладонь почти все ее содержимое. В этот момент открылась дверь кабинета, на пороге появился Эдвард Рейнор. Незамеченный Люсией, он смотрел, как она положила склянку обратно и отошла к кофейному столику.
   Из кабинета донесся голос сэра Клода. Что именно он сказал, никто в столовой не разобрал, кроме секретаря, который повернулся и ответил:
   – Да, конечно, сэр Клод. Сейчас я принесу кофе.
   Он шагнул было к столику, но остановился, услышав новый вопрос:
   – А где письмо Маршаллу?
   – Ушло с дневной почтой, сэр Клод.
   – Рейнор, я ведь предупредил!.. Пожалуйста, идите сюда, – загремел ученый.
   – Прошу прощения, сэр, – сказал секретарь, вернулся в кабинет, и дверь снова закрылась.
   Люсия, оглянувшаяся на голос, не поняла, что Рейнор заметил, чем она занималась. Стоя спиной к мужу, она высыпала все таблетки себе в чашку и присела на край дивана.
   Неожиданно граммофон ожил и заиграл фокстрот. Ричард отложил журнал, одним глотком допил кофе и сел рядом с женой.
   – Ловлю тебя на слове. Я решился. Мы уедем.
   Люсия с удивлением взглянула на мужа.
   – Ричард, – тихо сказала она, – ты это серьезно? Уедем? Но мне показалось, ты говорил... А как же?.. Откуда ты возьмешь деньги?
   – Есть много способов добыть денег, – хмуро ответил Ричард.
   – Что ты хочешь этим сказать? – с тревогой спросила Люсия.
   – Я хочу сказать, что если человек любит свою жену так, как я тебя, он что-нибудь непременно придумает. Непременно.
   – Мне больно тебя слушать, Ричард, – сказала Люсия. – Значит, ты мне так и не поверил, ты решил купить мою любовь за...
   Она замолчала, и тут дверь кабинета снова открылась и снова появился Эдвард Рейнор. Он подошел к столику, взял в руки чашку, Люсия при этом отодвинулась в угол, а Ричард задумчиво встал у камина и загляделся в огонь.
   Барбара, пританцовывая под музыку, хотела было пригласить кузена на танец. Но вид у него был до того мрачный, что она отвернулась к Рейнору.
   – Не хотите ли потанцевать, мистер Рейнор? – спросила она.
   – С удовольствием, мисс Эмори, – отозвался секретарь. – Но сначала я отнесу кофе сэру Клоду.
   Неожиданно Люсия поднялась.
   – Мистер Рейнор, – торопливо сказала она, – вы взяли не ту чашку. Это мой кофе.
   – Неужели? – сказал Рейнор. – Прошу прощения.
   Люсия взяла со стола другую чашку и забрала свою из рук Эдварда.
   – Пожалуйста.
   Она загадочно улыбнулась сама себе, поставила свою чашку на стол и снова села.
   Секретарь, повернувшись ко всем спиной, достал из кармана несколько таблеток и бросил их в чашку. Не успел он сделать и двух шагов, как его снова остановила Барбара:
   – Ну пожалуйста, потанцуйте со мной, мистер Рейнор. Я пригласила бы доктора Карелли, но он просто умирает от желания потанцевать с Люсией.
   Рейнор собрался было что-то сказать, когда его опередил Ричард.
   – Не спорьте с ней, Рейнор, – посоветовал он, – спорить с ней себе дороже. Отдайте-ка чашку. Я вполне способен вас в этом заменить.
   Рейнор неохотно отдал чашку. Ричард помедлил мгновение и шагнул в кабинет. Барбара с Рейнором перевернули пластинку и закружились в вальсе. Доктор Карелли улыбнулся и подошел к Люсии, которая с удрученным видом все еще так и сидела в углу дивана.
   – Мисс Эмори пригласила меня провести у вас все выходные, – сказал он. – Очень мило с ее стороны.
   Люсия подняла на него глаза и не сразу ответила:
   – Она очень добрый человек.
   – Здесь вообще очень милый дом, – продолжал Карелли, подходя ближе. – Как-нибудь покажите его мне. Меня очень интересует архитектура этого периода.
   Тем временем Ричард вышел из кабинета. Не взглянув на доктора и жену, он подошел к ящику и принялся просматривать содержимое.
   – Мисс Эмори расскажет вам о нем лучше меня, – ответила Люсия. – Я не успела еще его изучить.
   Оглянувшись и увидев, что Ричард занят лекарствами, Барбара танцует с Рейнором, а мисс Эмори дремлет и никто на них не смотрит, Карелли опустился на диван рядом с Люсией и тихо, но твердо сказал:
   – Вы уже сделали то, о чем я просил?
   – Пожалейте меня, – c отчаянием прошептала Люсия.
   – Вы сделали то, о чем я сказал? – еще тверже повторил вопрос Карелли.
   – Я... я... – Люсия замялась, поднялась, пошатнулась, резко повернулась и быстро пошла прочь. Взявшись за ручку двери, которая вела в коридор, она попыталась ее открыть, но дверь не поддалась.
   – Что-то случилось с защелкой! – воскликнула она, оглянувшись. – Я не могу открыть.
   – Что-что? – удивилась Барбара, продолжая танцевать.
   – Я не могу открыть дверь, – повторила Люсия.
   Барбара и Рейнор прекратили танцевать и подошли к двери. Ричард снял иглу и тоже к ним присоединился. Все пытались открыть дверь по очереди, но все безуспешно. Карелли и проснувшаяся мисс Эмори наблюдали за ними с нескрываемым изумлением.
   Из кабинета, никем не замеченный, появился сэр Клод с кофейной чашкой в руках.
   – Странно! – воскликнул Рейнор, оставив попытки справиться с ручкой. – Похоже, ее заклинило.
   – Нет, не заклинило. Она заперта. Заперта снаружи, – громко сказал сэр Клод, и все вздрогнули от неожиданности.
   Мисс Эмори поднялась со своего места, подошла к брату и что-то хотела сказать, но сэр Клод опередил ее вопрос.
   – Это я велел ее запереть, – сказал он.
   Под изумленными взглядами сэр Клод подошел к столику и положил в кофе сахар.
   – Я должен вам кое-что сказать. Ричард, будь любезен, позвони Тредвеллу.
   Ричард раскрыл было рот, но заколебался, промолчал, подошел и нажал кнопку возле камина.
   – Прошу вас, все сядьте, – сказал сэр Клод, указывая на диван и стулья.
   Доктор Карелли, вскинув брови, первый подошел к стулу. Его примеру последовали Люсия и Рейнор, Ричард же, покачав головой, снова отошел к камину. Мисс Эмори вместе с племянницей расположились на диване.
   Когда все устроились, сэр Клод развернул кресло так, чтобы ему было всех видно, и тоже сел.
   Дверь открылась, и вошел Тредвелл.
   – Вы звонили, сэр Клод?
   – Да, Тредвелл. Вы позвонили по тому номеру, который я вам дал?
   – Да, сэр.
   – Ответ был положительный?
   – Конечно, положительный, сэр.
   – Значит, машина уже выехала на станцию?
   – Да, сэр. Шофер успеет.
   – Очень хорошо, Тредвелл, – сказал сэр Клод. – Заприте нас.
   – Хорошо, сэр, – ответил Тредвелл и удалился.
   И все услышали, как в замке снова поворачивается ключ.
   – Клод, – воскликнула мисс Эмори, – ради всего святого, что Тредвелл...
   – Тредвелл выполняет мое указание, Кэролайн, – сурово сказал сэр Клод.
   – Не мог бы ты объяснить, что происходит? – холодно спросил отца Ричард.
   – Именно это я и собираюсь сделать, – ответил сэр Клод. – Пожалуйста, выслушайте меня спокойно. Вы уже убедились, что обе двери, – он показал на двери, которые вели в коридор и холл, – заперты на замок. Из кабинета есть только один выход, через эту комнату. Окна тоже заперты. – Развернувшись вместе с креслом в сторону Карелли, он как бы между прочим добавил: – Замки новые, патентованные, никто в доме, кроме меня, не умеет с ними обращаться. – И вновь обратился ко всем: – Таким образом, комната превратилась в мышеловку. – Он взглянул на часы. – Сейчас без десяти девять. Минут в пять десятого появится крысолов.