Кристи Агата. Испытание невиновностью

   - Ну что ж, - с легким вздохом сказала Мэри, - вот и славно.
   Филип Даррант снова засмеялся, горько скривив губы.
   - Ну, Полли, ты меня уморишь!
   Это имя, которым называл Мэри Даррант только ее муж, до смешного не соответствовало ее монументальной наружности. Мэри взглянула на мужа с некоторым удивлением:
   - И чем же я тебя так позабавила?
   - Своим благостным тоном. Ни дать ни взять патронесса на благотворительном базаре, снисходительно взирающая на шедевры провинциального рукоделия.
   - Но это действительно очень хорошо! - недоуменно проговорила Мэри. - А то ведь все считают, что в нашей семье убийца! Не станешь же ты утверждать, что тебя это совсем не задевало.
   - Ну, не совсем в нашей.
   - Какая разница! Вспомни, сколько было тревог, как неловко мы себя чувствовали! А все эти любопытные! Просто дрожат от нетерпения в ожидании сенсаций. Как я их ненавидела!
   - Но держалась ты отменно. Бывало, как смеришь всех своим ледяным взглядом... Осаживала так, что им совестно становилось. Удивительно, как ты умеешь скрывать свои чувства.
   - Мне было ужасно противно. Просто отвратительно. Но когда он умер, все кончилось. А теперь - теперь, я думаю, снова начнут ворошить прошлое. Так утомительно!
   - Да, - задумчиво проговорил Филип Даррант. Он передернулся, по лицу едва заметно прошла гримаса боли. Мэри тотчас бросилась к нему:
   - Что, снова спазмы? Подожди! Дай я поправлю подушку. Ну вот. Так удобнее?
   - Тебе бы быть сиделкой.
   - Ну уж нет! Не хочу ни за кем ухаживать. Только за тобой, - просто сказала она.
   Какие глубокие чувства угадывались за этими скупыми словами!
   Зазвонил телефон, Мэри подошла, сняла трубку.
   - Алло... Да.., слушаю... А, это ты... Это Микки, - сказала она Филипу. Да.., да, мы знаем. Папа звонил... Да, конечно... Да... Да... Раз юристы не сомневаются, говорит Филип, значит, так оно и есть... Но, Микки, честное слово, я не понимаю, отчего ты так нервничаешь... Не думай, не настолько уж я тупа... Микки, послушай, по-моему... Алло!.. Алло?.. Дал отбой... - Она в сердцах положила трубку. - Правда, Филип, я не могу понять Микки.
   - Что он говорит?
   - Ну, он очень взвинчен. Говорит, что я тупая, не представляю последствий. Говорит, теперь такое начнется... Но почему? Мне не понятно.
   - Кажется, он струсил, - задумчиво проговорил Филип.
   - Почему?
   - Видишь ли, он прав. Последствия не заставят себя ждать.
   Мэри немного встревожилась.
   - В том смысле, что снова заговорят об этом деле? Конечно, я рада, что с Жако сняли обвинения, но ужасно, если опять начнутся пересуды.
   - Не просто пересуды, а нечто посерьезнее. Мэри вопросительно на него посмотрела.
   - Полиция тоже вмешается.
   - Полиция?! - удивилась Мэри. - С какой стати?
   - А ты подумай, душечка. Мэри подплыла к нему, села рядом.
   - У них на руках снова оказывается нераскрытое преступление, понимаешь? сказал Филип.
   - Да не будут они суетиться - столько времени прошло!
   - Боюсь, дорогая, ты выдаешь желаемое за действительное.
   - Неужели они захотят ворошить прошлое? Они же показали себя полными идиотами, арестовав Жако.
   - Они-то, может, и не хотят, но придется. Это их долг.
   - Ох, Филип, надеюсь, ты ошибаешься. Поговорят-поговорят и угомонятся.
   - И мы снова заживем спокойно, - насмешливо закончил Филип.
   - А почему бы нет? Он покачал головой:
   - Не так все просто... Твой отец прав. Нам надо собраться и поговорить. И вызвать Маршалла. Тут он тоже прав.
   - Ты хочешь.., ехать в "Солнечный мыс"?
   - Да.
   - Но это немыслимо.
   - Почему?
   - Потому что неосуществимо. Ты не можешь передвигаться и...
   - Могу, - раздраженно возразил Филип. - Чувствую себя вполне бодрым, никакой слабости. Только ноги вот подвели. Я мог бы добраться до Тимбукту <Тимбукту (Томбукту) - город в Мали, основан в IX веке в пустыне на перекрестке торговых путей. За красоту наречен "Королевой пустыни", "Жемчужиной Сахары". Долгое время европейцам не удавалось добраться до этого африканского города из-за трудностей пути и противодействия туземного населения.>, мне бы подходящий транспорт.
   - Нет, уверена, поездка в "Солнечный мыс" пойдет тебе во вред. Ворошить это ужасное дело...
   - А мне-то что.
   - И я себе не представляю, как можно оставить дом. Только и слышишь о кражах да грабежах, особенно по ночам.
   - Попросим кого-нибудь присмотреть, пока нас не будет.
   - Легко сказать! А кого просить-то?!
   - Да хоть эту старушку, миссис.., ну как ее там.., которая каждый день сюда приходит. Хватит придумывать всякие отговорки, Полли. Просто ты сама не хочешь ехать, вот и все.
   - Нет, я хочу.
   - Поедем ненадолго, - примирительно сказал Филип. - Но ехать, по-моему, надо обязательно. В такой момент семья должна действовать сплоченно. Нужно договориться, как себя вести.
   ***
   Колгари приехал в Драймут, остановился в гостинице, рано пообедал здесь же в ресторане и поднялся к себе в номер. Он никак не мог прийти в себя после визита в "Солнечный мыс". Он, конечно, понимал, что испытание ему предстоит тяжкое, и собрал всю свою силу воли, чтобы выдержать его достойно. Как он и предвидел, Аргайлам пришлось пережить мучительные минуты, они были потрясены. Но разве такой реакции он от них ожидал! Он бросился на кровать, закурил сигарету, снова и снова мысленно возвращаясь в "Солнечный мыс".
   Перед ним, как живое, стояло лицо Эстер, каким он его запомнил, когда она его провожала. С каким презрением она отвергла его попытку заговорить о справедливости! Как она сказала? "Не столь важно, виновен ли он. Важно, что мы все невиновны". И еще: "Что вы с нами сделали? Неужели не понимаете?" Что же он такого сделал? Непостижимо.
   А остальные? Эта женщина, которую они называют Кирсти... Почему Кирсти? Ведь это шотландское имя. А она не шотландка, а датчанка или, может быть, норвежка... Почему она так враждебно с ним разговаривала, будто он в чем-то виноват?
   Лео Аргайл тоже какой-то странный - замкнутый, отрешенный. Естественная реакция, казалось бы: "Слава Богу, сын невиновен!" Так ничего подобного!
   И эта девушка, секретарь Лео. Держалась дружелюбно, старалась помочь. Но тоже вела себя после его сообщения как-то странно. Артуру вспомнилось, как она опустилась на колени у кресла Лео Аргайла. Будто.., будто испытывала жалость к нему, хотела утешить. А в чем, собственно, утешить? В том, что его сын не убийца? И, конечно.., конечно, ощущение такое, что она для него не просто секретарь, пусть даже с многолетним стажем... Что все это значит? Почему они...
   На столике у кровати зазвонил телефон. Артур снял трубку.
   - Алло?
   - Доктор Колгари? Тут вас спрашивают.
   - Меня?
   Артур был удивлен. Вроде бы он никому не говорил, что заночует в Драймуте.
   - Кто?
   Пауза, потом снова голос портье:
   - Мистер Аргайл.
   - О, передайте ему... - Артур Колгари чуть не сказал, что сейчас спустится в холл, но вдруг сообразил: если Лео Аргайл последовал за ним в Драймут и даже разыскал его гостиницу, значит, дело у него такое, которое неудобно обсуждать на людях.
   - Пожалуйста, попросите его подняться ко мне в номер.
   Артур встал с постели и принялся расхаживать туда-сюда, пока не раздался стук в дверь.
   - Входите, мистер Аргайл... - сказал Артур, отворяя дверь. - Я... - Он осекся, увидев вошедшего. Это был не Лео Аргайл. Это был загорелый молодой человек с красивым, но недобрым лицом. Такие высокомерные желчные лица бывают у неудачников...
   - Принимайте нежданного гостя, - проговорил молодой человек. - Думали, что это мой отец? Я Майкл Аргайл.
   - Входите. - Артур затворил за ним дверь. - Как вы узнали, что я здесь? спросил он, протягивая молодому человеку портсигар.
   Майкл Аргайл взял сигарету и сказал с коротким неприятным смешком:
   - Проще простого! Дай, думаю, обзвоню крупные гостиницы, может, вы ночуете в Драймуте. Попал со второго раза.
   - Зачем вам понадобилось со мной встречаться?
   - Хотел взглянуть, что вы за птица... - с расстановкой проговорил Майкл Аргайл.
   Он окинул Колгари оценивающим взглядом: чуть сутулые плечи, седеющие волосы, тонкое нервное лицо.
   - Стало быть, вы из тех героев, кто покоряет Антарктику. Вид у вас не слишком цветущий. Артур Колгари едва заметно улыбнулся.
   - Наружность порой обманчива, - сказал он. - Сил у меня достаточно. Ведь требуется не только физическое здоровье. Есть и другие, не менее важные качества: выносливость, терпение, специальные знания.
   - Сколько вам лет? Сорок пять?
   - Тридцать восемь.
   - А выгладите старше.
   - Да.., вероятно, - Внезапная печаль кольнула ему сердце, когда он смотрел на этого вызывающе молодого, сильного парня. - Зачем вам понадобилось видеть меня? - снова отрывисто спросил он.
   Майкл Аргайл нахмурился:
   - Неужели непонятно? Мне стало известно то, что вы сообщили. О моем покойном брате. Колгари промолчал.
   - Не поздновато ли для бедняги? - продолжил тогда Майкл Аргайл.
   - Да. Слишком поздно.., для него, - тихо проговорил Артур Колгари.
   - А почему скрывали? Что там еще за сотрясение какое-то? Что за бредни?
   Колгари терпеливо все рассказал. К собственному удивлению, он обнаружил, что грубый, почти оскорбительный тон молодого человека придает ему уверенности. Этому юнцу, по крайней мере, не безразлично, что сталось с его братом.
   - Значит, суть в том, что у Жако алиби. Вы уверены, что точно вспомнили время?
   - Абсолютно уверен, - твердо сказал Артур Колгари.
   - Но почему? Вы, ученые, - порядочные растяпы. Где, когда - обычно такие мелочи вас не волнуют. Слова молодого человека позабавили Артура Колгари.
   - Наверное, в вашем представлении ученый - эдакий рассеянный профессор изящной словесности, который надевает разные носки, забывает, какое сегодня число и где он находится? Мой юный друг, научная работа требует предельной точности в определении количественных и временных показателей, безошибочности расчетов. Уверяю вас, я не мог ошибиться. Я подобрал вашего брата примерно около семи и высадил его в Драймуте в тридцать пять минут восьмого.
   - Может быть, ваши часы врали. Или врали часы, которые были у вас в машине.
   - И те и другие показывали одно и то же время.
   - Жако мог заморочить вам голову. На это он был мастер.
   - Ничего подобного. Почему вы стараетесь внушить мне, что я ошибся? проговорил Артур, начиная раздражаться. - Мне было нелегко убедить официальные власти, что они осудили невинного человека. Но этого я ожидал. Но никак не ожидал, что так трудно будет убедить его собственную семью.
   - Значит, вы уже поняли это?
   - Да, понял. И это, по-моему, весьма странно. Микки бросил на него цепкий взгляд.
   - Так, значит, вам никто не поверил?
   - Да, мне так показалось...
   - Вам не показалось. Именно так оно и есть. И если вдуматься, тут нет ничего странного.
   - Почему? Ваша матушка убита, в ее смерти обвиняют вашего брата и сажают в тюрьму. И теперь выясняется, что он невиновен. Вы должны испытывать облегчение, благодарность. Это же ваш брат.
   - Он мне не брат. А она - не мать.
   - Как?
   - Разве вам не сказали? Мы все приемные. Старшую "сестру" Мэри удочерили в Нью-Йорке. Остальных - во время войны. Моя, как вы выразились, "матушка" не могла иметь детей. Вот и создала себе эту очаровательную семейку. Мэри, я. Тина, Эстер, Жако. Прекрасный, удобный дом, беззаветная материнская любовь... Со временем она даже забыла, что мы ей не родные. Но с Жако ей здорово не повезло, хотя он тоже стал ее "дорогим сыночком".
   - Я и не подозревал об этом.
   - Поэтому нечего взывать к моим родственным чувствам - "ваша матушка", "ваш брат"! Жако был мерзавец!
   - Но не убийца, - твердо сказал Артур. Микки кивнул.
   - Значит, вы стоите на своем. Ладно, предположим, Жако ни при чем. Тогда кто ее убил? Вам и в голову не пришло подумать об этом... Подумайте хоть сейчас... Может, тогда поймете, что вы натворили .
   Он круто повернулся и вышел.
   Глава 4
   - Я вам так признателен, мистер Маршалл, что вы согласились еще раз встретиться со мной, - говорил Артур извиняющимся тоном.
   - Не стоит благодарности.
   - Вам ведь известно, что я побывал в "Солнечном мысе", повидался с семьей Джека Аргайла?
   - Да, конечно.
   - Полагаю, вам было бы интересно узнать об этом подробнее?
   - Весьма интересно.
   - Видите ли, я не думал, что все так обернется... Вероятно, вас удивляет, что я снова к вам обратился?
   - Да пожалуй, нет, - проронил мистер Маршалл. Говорил он, как обычно, скупо и сдержанно, но Артуру в его голосе послышались подбадривающие нотки.
   - Видите ли, мистер Маршалл, я полагал, что своим признанием поставлю точку в этом деле. Разумеется, я предвидел, что вызову у Аргайлов, как бы это сказать.., праведное негодование, что ли. Хотя сотрясение мозга можно расценивать как своего рода стихийное бедствие, они чисто по-человечески были вправе питать ко мне враждебность. К этому я был готов. Однако все же надеялся, что, несмотря на их обиду, буду вознагражден благодарностью за то, что, вернул Джеку Аргайлу доброе имя. Но все обернулось совсем не так, как я ожидал. Совсем не так.
   - Понимаю.
   - Мистер Маршалл, вы.., вы предвидели нечто подобное? Помню, в тот раз я ушел от вас в некоторой растерянности, поскольку чувствовал, что вы довольно скептически относитесь к моему намерению. Неужели вы знали наперед, что Аргайлы воспримут эту новость таким образом?
   - Доктор Колгари, вы пока еще мне не рассказали, как они ее восприняли.
   Артур Колгари придвинулся поближе к столу.
   - Я думал, что ставлю точку в деле Джека Аргайла, поменяв концовку, как бы это сказать, уже написанной трагедии. Однако мне намекнули, вернее даже, заставили понять, что я, сам того не ведая, дополнил эту трагедию новым актом. Как вы считаете, я правильно истолковал их отношение?
   Мистер Маршалл неторопливо кивнул.
   - Да. Вероятно, так оно и есть. Откровенно говоря, я сразу тогда подумал, что вы не понимаете всех тонкостей этого дела. Да и откуда вам было это понять. Вам ведь было известно только то, что известно всем и о чем сообщалось в прессе.
   - Да-да, теперь я это понял. - Артур чуть повысил голос и взволнованно проговорил:
   - Ни облегчения, ни благодарности они не почувствовали. Их охватил страх. Страх перед тем, что их ждет. Ведь так?
   Маршалл сказал осторожно:
   - Возможно, вы и правы. Но учтите: я не стал бы утверждать это в столь категоричной форме.
   - И все-таки вы допускаете, что я прав? Но в таком случае я не могу спокойно вернуться к своей работе. Я-то думал, что в какой-то мере загладил перед ними вину... А что получилось? Только внес смуту в жизнь этих людей. И было бы верхом непорядочности взять и умыть теперь руки.
   Мистер Маршалл деликатно покашлял.
   - Не кажется ли вам, доктор Колгари, что вы слишком все усложняете?
   - Нет, не кажется. Я искренне считаю, что надо отвечать за свои поступки, и не только за сами поступки, но и за их последствия. Два года назад я подобрал молодого человека, который "голосовал" на шоссе. И тем самым обусловил некий ряд событий. Теперь я не вправе отстраниться.
   Мистер Маршалл скептически покачал головой.
   - Ну хорошо, - нетерпеливо заговорил Артур Колгари. - Называйте это прихотью, чудачеством, если угодно. Но задеты мои чувства, моя совесть. Я желал только одного - загладить свою вину за то, чего не смог предотвратить. Но у меня ничего не получилось. Непостижимым образом я лишь усугубил страдания людей, которые и без того пережили страшную трагедию. Не могу понять, почему так случилось.
   - Ну, конечно, не можете. Ведь целых полтора года вы были отрезаны от мира. Не читали газет и знать не знали ни об этом судебном процессе, ни о семье Аргайлов. Будь вы в Англии, вы просто не могли бы не услышать об этом громком деле, даже если бы не имели обыкновения просматривать криминальную хронику. Все обстоятельства, связанные с делом Аргайла, в свое время были преданы широкой гласности. Теперь все сводится к одному: если это преступление совершил не Джек Аргайл - а, по вашим словам, он не мог этого сделать, - то кто? Давайте вернемся к началу истории. Убийство было совершено ноябрьским вечером между семью и половиной восьмого. Миссис Аргайл находилась у себя в доме, в окружении семьи и домочадцев. Двери и окна были надежно заперты, и если кто-то вошел в дом, то его впустила сама миссис Аргайл. Иными словами, это не мог быть чужой. Не могу не вспомнить дело Борденов в Америке. Однажды воскресным утром мистер Борден и его жена были зарублены топором. Никто ничего не слышал и не видел, в дом никто не входил. Теперь вы понимаете, почему Аргайлы почувствовали не облегчение, а тревогу?
   - То есть они бы предпочли, чтобы был виновен Джек Аргайл? - с расстановкой проговорил Артур Колгари.
   - Да-да, безусловно. Как ни цинично это звучит с точки зрения Аргайлов, Джек - самый подходящий кандидат на роль убийцы. Трудный ребенок, потом неуправляемый подросток и, наконец, молодой человек с необузданным нравом. Близкие нашли ему оправдание. О нем скорбели, ему сочувствовали и, ссылаясь на психиатров, убеждали себя и других, что он не мог отвечать за свои действия. Да, для семьи Аргайлов это был очень удобный выход.
   - А теперь... - Артур осекся.
   - Теперь, разумеется, все повернулось иначе. Теперь в их стане, наверное, тревога.
   Артур пристально посмотрел на мистера Маршалла:
   - Для вас ведь мои показания тоже нежелательны, не так ли?
   - Должен признаться, что вы правы. Да. Не могу скрыть, что я был.., потрясен. Дело, которое было благополучно - да, позволю себе употребить это слово - благополучно закрыто, теперь нужно вытаскивать из архива.
   - Это официальная точка зрения? То есть полиция обязана провести повторное расследование?
   - О, безусловно. Когда Джека Аргайла признали виновным на основании многочисленных улик - присяжные совещались всего четверть часа, - дело закончилось. Но если ему посмертно даровали амнистию, значит, дело заново открывается.
   - И полиция начнет новое расследование?
   - Я бы рискнул ответить утвердительно. - Мистер Маршалл задумчиво потер подбородок. - Конечно, прошло столько времени, да и дело такое необычное, что вряд ли они чего-нибудь достигнут... Лично я не думаю. Ну, установят, что виновен кто-то из домочадцев. Может быть, даже выдвинут достаточно убедительную версию относительно конкретного лица. Но добыть убедительные доказательства будет весьма затруднительно.
   - Понимаю. Понимаю... Именно это она и подразумевала.
   - О ком вы говорите? - насторожился мистер Маршалл.
   - Об этой девушке. Об Эстер Аргайл.
   - Ах, об Эстер. И что же она вам сказала? - заинтересованно проговорил мистер Маршалл.
   - Сказала, что не столь важно, виновен ли Жако, гораздо важнее, что невиновны остальные. Теперь я понял смысл ее слов...
   Маршалл бросил на него острый взгляд:
   - Надеюсь.
   - Она имела в виду то, о чем вы только что говорили. Что семья во второй раз попадет под подозрение...
   - Не во второй, а в первый раз, - перебил его Маршалл. - Раньше семью ни в чем не подозревали. Все улики с самого начала указывали только на Джека Аргайла.
   Но Артур лишь слабо махнул рукой в ответ на это возражение и продолжил.
   - Семья попадет под подозрение, - повторил он, - и, вероятно, на долгое время, может статься, навсегда. Возможно, они сами не знают, кто из них виновен на самом деле. Начнут следить друг за другом, гадать... Вот что самое отвратительное. А они, скорее всего, действительно не знают, кто именно...
   Наступило молчание. Маршалл смотрел на Колгари пытливым взглядом, но ничего не говорил.
   - Поймите, это ужасно, - сказал Колгари. На его худом выразительном лице отражались охватившие его чувства.
   - Ужасно... Жить в неведении год за годом, изводя друг друга подозрениями... И постепенно исчезнет любовь, исчезнет доверие...
   Маршалл покашлял.
   - Не кажется ли вам.., э-э.., что вы чересчур сгущаете краски?
   - Нет. Не думаю. Извините меня, мистер Маршалл, но, по-моему, я более ясно, нежели вы, могу представить себе последствия... То, чем обернется это неведение...
   Снова наступило молчание.
   - Пострадают невиновные, - продолжал Артур, - а этого быть не должно. Вот почему.., вот почему я не могу просто так уйти, сказав себе: "Я совершил благое дело - искупил, насколько мог, свою вину, восстановил справедливость". Но весь парадокс в том, что ни о какой справедливости вообще не может идти речи - пока преступник не осужден, невиновные не избавлены от подозрений.
   - По-моему, вы чересчур эмоциональны, доктор Колгари. То, что вы говорите, безусловно верно, но не представляю себе, что вы можете предпринять.
   - Я тоже, - честно сознался Колгари. - Но я должен попытаться. Потому я к вам и пришел, мистер Маршалл. Я хочу - и, надеюсь, даже имею право - знать все обстоятельства этого дела.
   - О, конечно, - с готовностью согласился мистер Маршалл. - Тут нет никаких секретов. Могу сообщить вам все, о чем вы пожелаете узнать. Но предупреждаю: я располагаю только фактами. Я не был на короткой ноге ни с кем из Аргайлов. Итак, начнем. Наша контора несколько лет обслуживала миссис Аргайл. Мы сотрудничали при учреждении доверительных фондов <Доверительный фонд - форма хранения капитала в банке, при которой владелец вклада доверяет управление им определенному лицу или группе лиц. При этом доверенные лица имеют права распоряжаться только процентом от прибыли, но не основным капиталом>, обеспечивая юридическую сторону дела. Саму миссис Аргайл я знал достаточно хорошо и с ее мужем тоже был знаком. Но о царившей в "Солнечном мысе" атмосфере, о характерах и нравах его обитателей знал, можно сказать, понаслышке, от миссис Аргайл.
   - Это понятно, но нельзя ли начать с самого начала. Мне сказали, что собственных детей у нее не было, что всех их она усыновила и удочерила, так ли это?
   - Да. Миссис Аргайл, урожденная Рейчел Констем, была единственной дочерью Рудолфа Констема, человека очень состоятельного. Ее мать, американка, тоже владела порядочным состоянием. Рудолф Констем много занимался благотворительностью и дочери тоже привил вкус к филантропии <Филантропия благотворительность.>. Когда родители погибли в авиакатастрофе, Рейчел все огромное состояние, унаследованное ею, потратила на то, что условно можно назвать благотворительным предпринимательством. Она входила во все тонкости и нередко даже сама брала на себя кое-какие организационные хлопоты при устройстве детских приютов, больниц и школ. На этом поприще она и встретилась с Лео Аргайлом, преподавателем Оксфордского университета, тоже увлеченным идеями экономического и социального реформирования. Миссис Аргайл не могла иметь детей, и это было для нее настоящей трагедией, омрачавшей - такова уж участь бесплодных женщин - всю ее жизнь. Так вот, если вы хотите понять ее психологию, об этом нельзя забывать. После лечения у разных медицинских светил она поняла, что у нее нет надежды стать матерью, и прибегла к тому утешению, которое ей было доступно. В Нью-Йорке, в каких-то трущобах она подобрала ребенка, девочку, и удочерила ее. Теперь это миссис Даррант. А после этого миссис Аргайл целиком посвятила себя детям, нуждающимся в милосердии. Когда в тридцать девятом разразилась война, она под патронажем Министерства здравоохранения основала что-то вроде детского приюта, купив для этой цели дом, который назвала "Солнечный мыс" и в котором вам уже довелось побывать.
   - Тогда он назывался "Змеиный мыс".
   - Да, верно. Теперь это старое название, вероятно, подходит ему больше, чем то, которое придумала миссис Аргайл... Короче, к сороковому году у нее уже было человек шестнадцать детей, главным образом из тех, о ком не заботились родители, или из отставших во время эвакуации от своих семей. Для детей делалось буквально все возможное. Дом у них был просто великолепный. Я как мог увещевал миссис Аргайл, говорил, что после войны детям, привыкшим к такой роскоши, будет трудно возвращаться в свои дома. Но она моих советов не слушала. Она была слишком привязана к этим детишкам. Кончилось тем, что часть из них - сирот и тех, кто практически лишился дома, - она оставила в своей семье. Таких оказалось пятеро: Мэри, впоследствии вышедшая замуж за Филипа Дарранта, о ней я уже упоминал; Майкл - теперь он работает в Драймуте;
   Тина, полукровка; Эстер, ну и, конечно. Жако. Дети относились к мистеру и миссис Аргайл как к родителям. Все они получили самое лучшее образование, какое только можно купить за деньги. Одним словом, если бы условия, в которых эти дети росли, что-нибудь значили, то они должны были бы далеко пойти. Им дали все, что только можно пожелать... Джек, или Жако, как они его называли, рос неблагополучным ребенком. В школе украл однажды деньги, и его пришлось оттуда забрать. Когда учился на первом курсе в университете, тоже попал в неприятную историю. Он всегда отличался буйным нравом. Впрочем, это вы, наверное, уже поняли. Дважды, когда Джек совершил растраты, Аргайлы улаживали скандалы. И не просто улаживали, они давали ему деньги, чтобы он начал новое дело, но все впустую - каждый раз он терпел неудачи. После смерти Джека Аргайлы назначили его вдове годовое содержание и до сих пор продолжают его выплачивать.