Казалось бы, это заявление должно было всех поразить. Ничуть не бывало. Колгари ожидал, что все будут безумно обрадованы, сразу начнут засыпать его вопросами… Ничего подобного. Его слова вызвали только беспокойство и подозрительность. Гвенда Воэн нахмурилась. Эстер уставилась на него широко раскрытыми глазами. Ну что ж, наверное, это естественно, такую новость сразу принять трудно.
   Лео Аргайл неуверенно проговорил:
   – Вы хотите сказать, доктор Колгари, что разделяете мое мнение? Считаете, что Джек не отвечал за свои действия?
   – Я хочу сказать, что он не совершал преступления. Неужели не понятно? Не совершал. Не мог совершить. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, обернувшиеся несчастьем для Джека Аргайла, он бы сумел доказать свою невиновность. Я бы его поддержал.
   – Вы?
   – Да. За рулем той машины был я, – сказал Артур таким обыденным тоном, что в первый момент смысл его слов не дошел до сознания присутствующих.
   Не успели все прийти в себя, как дверь отворилась и вошла та самая простоватая круглолицая женщина.
   – Иду мимо, слышу, он говорит, что Жако не убивал миссис Аргайл. С чего он взял? Откуда ему знать? – без всяких предисловий напористо заговорила она.
   Внезапно ее гневное лицо слезливо сморщилось.
   – Можно я тоже послушаю, – попросила она. – Не могу я стоять в стороне.
   – Конечно, Кирсти. Вы член семьи. – Лео Аргайл представил ее. – Мисс Линдстрем, доктор Колгари. Доктор Колгари сообщил нам невероятную новость.
   Колгари удивился, что у нее шотландское имя. По-английски она говорила безукоризненно, только интонация была чуть-чуть необычная.
   Она с осуждением посмотрела на Колгари и сказала:
   – И зачем вы сюда явились? Зачем все это говорите? Только всех расстраиваете! Они смирились со своим горем. А вы снова причиняете им боль. Что случилось, то случилось, на все воля Божия.
   Ее самодовольное суесловие возмутило Артура. «Видно, она из тех, кто упивается чужим несчастьем. Ну так лишу ее этой радости», – подумал он.
   – В тот вечер, без пяти минут семь, – сухо и деловито заговорил он, – на шоссе Редмин – Драймут я подобрал молодого человека. Он «голосовал» на дороге. Я довез его до Драймута. Мы разговорились. Славный, обаятельный молодой человек.
   – Да, Жако был очень обаятельный, – сказала Гвенда. – Все так считали. Его погубил неуемный нрав. И конечно, он был иногда странноватым и не очень щепетильным, – задумчиво добавила она. – Но ведь постороннему это в глаза не бросается.
   – Нельзя так о нем говорить, ведь он умер, – тут же поспешила упрекнуть ее мисс Линдстрем.
   – Доктор Колгари, продолжайте, пожалуйста, – довольно резко проговорил Лео Аргайл. – Почему вы не объявились тогда?
   – Вот именно. – Голос у Эстер срывался. – Почему? Ведь в газетах публиковали объявления, просили откликнуться. Как можно поступать так эгоистично, так жестоко…
   – Эстер, Эстер, – прервал ее отец. – Доктор Колгари еще не закончил.
   Колгари обернулся к ней:
   – Мне так понятны ваши чувства. Знали бы вы, что чувствую я сам.., я никогда себе не прощу… – Он с трудом взял себя в руки. – Позвольте мне закончить свой рассказ. В тот вечер на улицах было очень много машин. Когда мы приехали в Драймут и я высадил молодого человека, имени которого так и не узнал, было уже семь тридцать пять. Это обстоятельство, насколько я понимаю, полностью снимает с Джека Аргайла обвинение, так как, по утверждению полиции, преступление совершено между семью и половиной восьмого.
   – Да, – сказала Эстер, – но вы…
   – Пожалуйста, потерпите еще немного. Чтобы вам все стало понятно, мне придется рассказать о предшествующих событиях. В Драймуте я на пару дней остановился в квартире моего приятеля. Он моряк и в это время был в плавании. Он и одолжил мне автомобиль. Именно в тот день, девятого ноября, я должен был возвращаться в Лондон. Ехать я решил вечерним поездом, с тем чтобы успеть навестить старую няньку, которую у нас в семье все очень любят. Она живет в небольшом коттедже в Полгарте, это милях в сорока от Драймута. Я заехал к ней, как и собирался. Няня совсем уже старая и немного заговаривается, но меня узнала, безмерно обрадовалась и разволновалась, так как прочла в газетах, что я «еду на полюс», как она выразилась. У нее я пробыл недолго, чтобы не утомлять ее. Возвращаться в Драймут я решил не побережьем, а другим путем. Поехал к северу, на Редмин, чтобы повидать старого каноника Песмарша. У него в библиотеке собрано множество редких книг, в том числе трактат по навигации, откуда мне надо было кое-что скопировать. Почтенный джентльмен не пользуется телефоном, ибо считает его изобретением дьявола, вкупе с радио, телевидением, кино и реактивными самолетами, поэтому я рисковал не застать его дома. Увы, мне не повезло. Дом был заперт. Я посетил церковь, а потом направился в Драймут, замыкая таким образом треугольник, коим можно было бы обозначить на карте мой дневной маршрут. У меня оставалось достаточно времени, чтобы заехать на квартиру, взять чемодан, поставить автомобиль в гараж и успеть на поезд.
   По пути, как я уже рассказывал, я подобрал молодого человека и высадил его в Драймуте. Приехав на вокзал, я увидел, что еще успею купить сигареты. Я вышел на улицу, и, когда переходил дорогу, меня сбил грузовик, который на большой скорости вылетел из-за угла.
   По свидетельству прохожих, я поднялся на ноги. Видимых повреждений не было, и держался я довольно бодро. Сказал, что все в порядке и что я спешу на поезд. Но когда прибыли на Паддингтонский вокзал, я был в беспамятстве, и меня увезли в больницу. Там обнаружили сотрясение мозга. В медицине известны подобные случаи поздней симптоматики[7].
   Через несколько дней я пришел в сознание, но ни о несчастном случае, ни о возвращении в Лондон ничего не помнил. Если говорить точнее, последнее, что удержалось у меня в памяти, – поездка к няне в Полгарт. Потом – полный провал. Меня заверили, что такие последствия совсем не редкость. У меня вроде бы не было оснований считать, что в те часы, которые выпали из моей памяти, произошло что-то из ряда вон выходящее. Никому, в том числе мне самому, и в «голову не приходило, что я мог в тот вечер проезжать по шоссе Редмин – Драймут.
   Времени до отъезда в экспедицию оставалось совсем мало. Прямо из больницы, где мне был предписан полный покой и куда даже газет не доставляли, я отправился в аэропорт, чтобы лететь в Австралию, а затем в Антарктику. Врачи отнюдь не были уверены в том, что я гожусь для участия в экспедиции, но я пренебрег их сомнениями. Меня целиком захватила подготовка к работе, и мне было не до газет и уж тем более не до криминальной хроники. Потом, после ареста Джека, шумиха в газетах прекратилась, а когда дело дошло до суда и о нем снова сообщалось во всех подробностях, я уже был на пути в Антарктику.
   Артур помолчал. Его слушали, затаив дыхание.
   – Все обнаружилось примерно месяц назад, когда я вернулся в Англию. Мне понадобились старые газеты, для того чтобы заворачивать образцы, и квартирная хозяйка принесла мне целую кипу, она их держит для растопки. Разложив одну из газет на столе, я увидел фотографию молодого человека, чье лицо мне показалось знакомым. Я попытался вспомнить, где я мог его встретить и кто он, но мне это не удалось. Странно, однако, я помнил, о чем мы с ним говорили, – об угрях. Он как зачарованный слушал сагу о жизни угрей. Но когда? Где? Я прочел, что этот юноша, Джек Аргайл, обвиняется в убийстве и что он сообщил в полиции, что его подвез до города человек в черном седане.
   И тут внезапно у меня в памяти всплыл этот кусок пути. Ведь это я его подвозил до Драймута, где и расстался с ним. Я направлялся домой… Стал переходить улицу, чтобы купить сигареты. Потом перед моим мысленным взором мелькнул грузовик, сбивший меня с ног, дальше – провал, затем – больница. Как я сел в поезд, как приехал в Лондон – ничего не помню. Я снова и снова перечитывал газетную статью. Суд окончился год назад, дело почти забыто. «А-а, это тот парень, который прикончил свою мать, – сказала моя квартирная хозяйка, с трудом припомнив эту давнюю историю. – Не знаю, что с ним сталось, кажется, его повесили». Я перечитал подшивки газет того периода и отправился к мистеру Маршаллу, контора «Маршалл и Маршалл», который вел защиту. От него узнал, что уже слишком поздно и я ничего не смогу сделать для несчастного молодого человека. Он скончался в тюрьме от пневмонии. Однако следует восстановить справедливость, хотя бы ради его памяти. Мы с мистером Маршаллом отправились в полицию. Дело представили прокурору. Маршалл почти не сомневался, что его передадут на рассмотрение министру внутренних дел.
   Вы, безусловно, получите от мистера Маршалла подробный отчет, с которым он задержался по моей просьбе, ибо я счел своим долгом лично рассказать вам всю правду. Я просто обязан был пройти через это испытание. Мне уже никогда не избавиться от чувства вины, надеюсь, вы это понимаете. Если бы я проявил большую осторожность, когда переходил улицу… – Он осекся. – Я понимаю, что не имею оснований рассчитывать на вашу доброту.., хотя формально я невиновен… Но вы не можете не обвинять меня.
   Гвенда взволнованно заговорила. В голосе у нее звучала искренняя доброжелательность:
   – Да нет же, мы не виним вас. Просто.., так уж случилось. Трагическое.., невероятное стечение обстоятельств.
   – Они вам поверили? – спросила Эстер. Артур удивленно на нее посмотрел.
   – Я говорю, в полиции вам поверили? Вы же могли все это выдумать?
   Артур невольно улыбнулся.
   – Как свидетель я вполне заслуживаю доверия, – мягко сказал он. – И я не преследую никаких корыстных целей. Полиция очень скрупулезно все проверила – медицинские справки, показания очевидцев в Драймуте, подтверждающие мои слова. Мистер Маршалл, как и все юристы, крайне осторожен. Он не желал воскрешать в вас надежды, пока сам не убедится в успехе расследования.
   Лео Аргайл беспокойно пошевелился и впервые за все это время нарушил молчание.
   – Что вы подразумеваете под словом «успех»?
   – Простите, – живо проговорил Колгари. – Это не совсем подходящее слово. Вашего сына обвинили в преступлении, которого он не совершал, подвергли суду, приговорили к наказанию, и он умер в тюрьме. Истина обнаружилась слишком поздно. Но правосудие может свершиться, оно должно свершиться, об этом позаботятся. Вероятно, по представлению министра внутренних дел королева дарует Джеку Аргайлу помилование.
   Эстер засмеялась.
   – Помилование за то, чего он не совершал?
   – Я вас понимаю. Судебная терминология зачастую не передает существа дела. Но это необходимо, чтобы сделать в парламенте запрос. В результате чего будет установлено, что Джек Аргайл не совершал преступления, за которое он осужден, и это получит широкое освещение в прессе.
   Артур умолк. Никто не проронил ни слова. Он подумал, что для них это, наверное, слишком большое потрясение… Хоть и приятное.
   – Боюсь, что мне больше нечего добавить, – неуверенно проговорил он, вставая. – Кроме того, что я горько сожалею и еще раз прошу меня простить… Вы, я думаю, меня поймете. Кончина Джека Аргайла бросает трагический отсвет и на мою жизнь. Однако, все-таки, – в голосе у него звучали просительные нотки, – ведь важно знать, что он не совершал этого преступления.., что его имя.., ваше имя не запятнано в глазах общества, не так ли?
   Увы! Ответа он не дождался.
   Лео Аргайл сидел, сгорбившись в своем кресле. Гвенда не отводила взгляда от его лица. Эстер горестно смотрела в пространство широко открытыми глазами. Мисс Линдстрем, тряхнув головой, проворчала что-то себе под нос.
   Колгари, остановившись в дверях, с виноватым видом оглянулся.
   Наконец Гвенда Воэн решилась нарушить тягостное оцепенение. Она подошла к Артуру, коснулась его руки и тихо сказала:
   – Доктор Колгари, наверное, им надо побыть одним. Слишком сильное потрясение. Нужно время, чтобы все это осмыслить.
   Он поклонился и вышел. Мисс Линдстрем двинулась вслед за ним.
   – Я вас провожу, – сказала она.
   Артур оглянулся и, прежде чем двери закрылись, успел увидеть, как Гвенда Воэн опустилась на колени перед Лео Аргайлом. «Довольно странно», – подумал он.
   На лестничной площадке мисс Линдстрем остановилась и сварливо проговорила:
   – Вы не в силах воскресить Джека. Так зачем напоминать им все это? Они уже смирились со своим горем. А теперь снова будут страдать. Лучше бы вам не вмешиваться.
   Вид у нее был раздраженный.
   – Необходимо вернуть Джеку Аргайлу доброе имя, – возразил Артур Колгари.
   – Подумаешь, какие нежности! У них ведь жизнь уже наладилась. Да где вам понять! Нет чтобы прежде подумать! И почему люди никогда не думают?! – Она топнула ногой. – Поймите, мне они как родные! Ведь я приехала сюда в сороковом году, помогать миссис Аргайл, когда она устроила здесь ясли – была война, и много детей осталось без крова. Уж как мы старались. Все для них делали. Было это почти восемнадцать лет назад. И теперь, когда она умерла, я осталась здесь. Присматриваю за ними, слежу, чтобы в доме было уютно и чисто, чтобы они хорошо питались. Я их всех люблю, да, люблю! А Жако.., трудный был мальчик. Его я тоже любила. Но.., какой он был трудный!
   Она резко развернулась и ушла, забыв, что собиралась проводить гостя. Артур медленно спустился в прихожую. Он замешкался у входной двери, пытаясь открыть хитрый замок, и вдруг услышал за спиной легкие шаги. По лестнице сбежала Эстер.
   Она щелкнула предохранителем и отворила дверь. Теперь они стояли, глядя друг на друга. Почему она смотрит на него так горестно, с таким упреком? Он терялся в догадках.
   – Зачем вы пришли? Зачем вы только пришли? – выпалила она.
   Он беспомощно посмотрел на нее.
   – Ничего не понимаю. Разве вы не хотите вернуть вашему брату доброе имя? Не хотите, чтобы восторжествовала справедливость?
   – Справедливость! – бросила она презрительно.
   – Не понимаю… – повторил он.
   – Снова вы со своей справедливостью! Разве для Жако оно имеет значение? Он умер. Теперь дело не в Жако. Дело в нас!
   – В каком смысле?
   – Не столь важно, виновен ли он. Важно, что мы все невиновны.
   Она схватила его за руку, так что ее ногти впились ему в ладонь.
   – Теперь все дело в нас. Неужели вы не понимаете, что вы натворили?
   Он, стоя в дверях, молча смотрел на девушку.
   – Доктор Колгари? – раздался голос из темноты, где смутно маячил силуэт мужчины. – Такси до Драймута заказывали? Машина ждет вас, сэр.
   – Да.., благодарю вас.
   Колгари снова повернулся к Эстер, но она уже скрылась в доме.
   Дверь с шумом захлопнулась.

Глава 3

   Эстер медленно поднималась по ступеням, задумчиво откидывая с высокого лба свои густые каштановые волосы. На лестничной площадке стояла Кирстен Линдстрем.
   – Ушел?
   – Да.
   – Ты так перенервничала, Эстер. – Кирстен мягко положила руку на плечо девушки. – Пойдем ко мне. Глоточек бренди тебе не помешает. Легко ли такое вынести.
   – Спасибо, Кирсти. Что-то не хочется.
   – Мало ли что не хочется, а надо, это тебя подбодрит.
   Девушка не стала противиться, и Кирстен повела ее по коридору к себе, в свою маленькую гостиную.
   – Свалился как снег на голову, – раздраженно сказала она, глядя на Эстер, которая чуть-чуть пригубила из стакана. – Хоть бы предупредил. А что ж мистер Маршалл, почему он не написал заранее?
   – Думаю, доктор Колгари ему не позволил. Хотел сам нам сообщить.
   – Хотел сообщить! Нет чтобы подумать, каково нам будет это узнать!
   – Наверное, ожидал, что мы обрадуемся, – проговорила Эстер каким-то безжизненным голосом.
   – Обрадуемся, не обрадуемся – все равно это как обухом по голове. Не надо ему было ничего затевать.
   – Но что ни говори, с его стороны это мужественный поступок. – Лицо девушки порозовело. – Представляю, как нелегко ему было. Прийти к людям и сказать, что член их семьи, осужденный за убийство и умерший в тюрьме, на самом деле невиновен. Нет, тут нужно много мужества… Но уж лучше бы доктор Колгари струсил и не пришел, – добавила она.
   – Да уж конечно, – с готовностью подхватила мисс Линдстрем.
   Эстер посмотрела на нее с живым интересом, на миг отвлекшись от своей рассеянной озабоченности.
   – Значит, ты тоже так считаешь, Кирсти? А мне казалось, что только я.
   – Не так уж я глупа, – проворчала мисс Линдстрем. – Во всяком случае, могу представить себе такие последствия, о которых твой доктор Колгари и не подозревает.
   Эстер поднялась.
   – Надо пойти к отцу, – вздохнула она. Кирстен Линдстрем кивнула.
   – Да. Ему теперь надо подумать, как лучше поступить.
   Когда Эстер вошла в библиотеку, Гвенда Воэн набирала по телефону номер. Лео Аргайл поманил дочь, та приблизилась и села на подлокотник его кресла.
   – Пытаемся связаться с Мэри и Микки, – пояснил он. – Надо им все рассказать.
   – Алло! Миссис Даррант? Мэри? Это Гвенда Воэн. С вами хочет поговорить ваш отец.
   Лео подошел, взял трубку.
   – Мэри? Как поживаешь? Как Филип?.. Хорошо. Случилось нечто из ряда вон выходящее… Видимо, надо сейчас же тебе все рассказать. У нас только что был некий доктор Колгари. Он пришел с письмом от Эндрю Маршалла. Это по поводу Жако. Оказывается – просто невероятно! – оказывается, все, что говорил Жако о том, как поймал на шоссе какой-то автомобиль, в котором доехал до Драймута, – чистая правда. Этот доктор Колгари его и подвез. – Лео умолк и стал слушать, что говорит ему дочь. – Да, хорошо, Мэри. Не стану сейчас вдаваться в подробности… Вовремя не заявил из-за несчастного случая. Сотрясение мозга. Все абсолютно достоверно. Думаю, мы должны как можно скорее собраться у нас и поговорить. Может быть, и Маршалл сумеет приехать. Необходимо посоветоваться с хорошим юристом. Не могли бы вы с Филипом?.. Да… Да, понимаю. Но, дорогая, я в самом деле считаю, что это крайне важно… Да.., хорошо, перезвони позже, если хочешь. Попытаюсь поговорить с Микки. – Он положил трубку.
   К нему подошла Гвенда Воэн.
   – Позвольте, я попробую дозвониться Микки?
   – Гвенда, можно я сначала позвоню Доналду? – сказала Эстер.
   – Конечно, – сказал Лео. – Ты ведь сегодня вечером собираешься с ним встретиться, да?
   – Собиралась, – уточнила Эстер. Отец бросил на нее внимательный взгляд.
   – Ты очень огорчена, дорогая?
   – Сама не знаю, – сказала Эстер и, подойдя к телефону, набрала номер. – Скажите, пожалуйста, могу я поговорить с доктором Крейгом? Да. Да. Эстер Аргайл.
   Она подождала, когда он подойдет.
   – Это вы, Доналд?… Кажется, сегодня я не смогу пойти с вами на лекцию… Нет, не заболела, просто мы.., просто нам сообщили довольно странную новость.
   Эстер, прикрыв трубку рукой, посмотрела на отца:
   – Наверное, не стоит ему говорить?
   – Ну отчего же? – медленно сказал Лео. – Тут нет никакой тайны. Только я попросил бы Доналда пока больше никого в это не посвящать. Ты же понимаешь, поползут слухи, наговорят Бог знает чего.
   – Да, понимаю. – Она снова заговорила в трубку:
   – Вообще-то это хорошая новость, Доналд, но.., но мы так потрясены. Не хотелось бы говорить по телефону… Нет-нет, не приходите… Пожалуйста, не надо. Не сегодня. Может быть, завтра. Речь идет о Жако. Да.., да, о моем брате… Выяснилось, что он не виновен в убийстве… Пожалуйста, Доналд, пока никому ничего не говорите, завтра я вам все расскажу… Нет, Доналд, нет… Сегодня я не в состоянии ни с кем видеться, даже с вами… Пожалуйста. И не надо ничего говорить, – Она положила трубку.
   Гвенда подошла к телефону и попросила соединить ее с Драймутом.
   – Эстер, почему ты не пошла с Доналдом на лекцию? – ласково спросил Лео. – Отвлеклась бы немного.
   – Не хочется, папа. Да я просто не в состоянии.
   – Ты так говорила… Ему, наверное, показалось, что это для нас дурная новость. Понимаешь, Эстер, на самом деле все не так. Да, мы испытали потрясение, но мы рады.., счастливы… Разве может быть иначе?
   – Значит, так и будем всем говорить, да?
   – Дитя мое… – предостерегающе начал Лео.
   – Но ведь это не правда! На самом деле новость просто ужасная.
   – Микки на проводе, – сказала Гвенда. Лео подошел, взял у нее из рук трубку и повторил сыну все, что говорил дочери. Микки отнесся к сообщению совсем не так, как Мэри. Не возражал, не удивлялся, не сомневался. Принял все как само собой разумеющееся.
   – Ну и ну, – сказал он. – Значит, объявился свидетель! Не поздновато ли? Сколько времени прошло! Ну и ну, чертовски не повезло Жако в ту ночь… Да, согласен, нам надо собраться как можно скорее и заполучить Маршалла. – И вдруг он прыснул, как, бывало, в детстве. Лео хорошо помнил этот его смешок. Микки, тогда совсем еще маленький мальчик, играл, бывало, в саду под окном. – Значит, будем теперь гадать, кто из нас это сделал. То-то забавная игра получится!
   Лео со стуком положил трубку и отошел от телефона.
   – Что он говорит? – спросила Гвенда. Он передал ей слова Микки.
   – По-моему, глупая шутка, – сказала она. Лео бросил на нее быстрый взгляд.
   – Хорошо, если так, – тихо проговорил он.
 
 
   Мэри Даррант подошла к вазе с хризантемами, аккуратно подобрала опавшие лепестки и бросила их в мусорную корзину. Мэри была высокая двадцатисемилетняя женщина с безмятежным лицом. Хотя морщин у нее еще не появилось, выглядела она старше своих лет, видимо, оттого, что в ее облике угадывались присущие ей степенность и серьезность. Она была безусловно красива, но напрочь лишена обаяния. Правильные черты лица, гладкая кожа, яркие голубые глаза, светлые, гладко зачесанные волосы, собранные у шеи в большой пучок. Такая прическа снова вошла тогда в моду, однако Мэри носила ее отнюдь не по этой причине. Просто она никогда не отступала от своего собственного стиля. Ее внешность, впрочем как и ее дом, была безупречно опрятной и ухоженной. Пыль, грязь, беспорядок причиняли ей невыносимые страдания.
   Филип Даррант, сидя в своем инвалидном кресле, наблюдал, как тщательно она подбирает лепестки, как аккуратно кладет их в корзину.
   – Чистюля, – сказал он, улыбаясь. – Каждая вещь должна лежать на своем месте. – Он засмеялся, но в его смехе слышалось легкое раздражение. Тем не менее Мэри Даррант хранила невозмутимое спокойствие.
   – Что делать, люблю порядок, – согласилась она. – Знаешь, Фил, тебе самому станет противно, если учинить в доме кавардак.
   – Во всяком случае, уж я-то не способен ничего учинить, – с едва приметной горечью пошутил он.
   Вскоре после того, как они поженились, Филип Даррант перенес тяжелый полиомиелит, осложнившийся параличом. Для Мэри, которая его обожала, он стал не только мужем, но и ребенком. Порой ее деспотичная любовь была ему в тягость. Мэри не хватало ума понять, что ее радость от сознания того, что он полностью от нее зависит, порою очень его раздражает.
   Он заговорил так поспешно, будто боялся, что она начнет ему соболезновать.
   – Ну и новости у твоего отца! Уму непостижимо! Столько времени прошло… Как ты можешь с таким спокойствием к этому относиться?
   – До меня, наверное, еще не дошло… Это же просто невероятно. Сначала я даже не могла понять, о чем он толкует. Если бы позвонила Эстер, я бы подумала, что это плод ее воображения. Ты же знаешь, какая она фантазерка.
   Выражение горечи в лице Филипа Дарранта стало чуть менее заметным.
   – Пылкая, мятежная душа, она сама ищет страдание и обречена страдать.
   Мэри отмахнулась от его слов. Чужие души ее не занимали.
   – Видимо, это все-таки правда? Или он все выдумал, как ты думаешь?
   – Кто? Этот разиня-ученый? Хорошо бы, если так, но, кажется, Эндрю Маршалл отнесся к делу весьма серьезно. У фирмы «Маршалл и Маршалл» прожженные законники, их не проведешь, уверяю тебя.
   Мэри Даррант нахмурилась:
   – Фил, что из всего этого следует?
   – Что следует? А то, что Жако будет полностью реабилитирован. Если, конечно, официальные власти сами убедятся… И по-моему, у них вряд ли возникнут сомнения.
   – Ну что ж, – с легким вздохом сказала Мэри, – вот и славно.
   Филип Даррант снова засмеялся, горько скривив губы.
   – Ну, Полли, ты меня уморишь!
   Это имя, которым называл Мэри Даррант только ее муж, до смешного не соответствовало ее монументальной наружности. Мэри взглянула на мужа с некоторым удивлением:
   – И чем же я тебя так позабавила?
   – Своим благостным тоном. Ни дать ни взять патронесса на благотворительном базаре, снисходительно взирающая на шедевры провинциального рукоделия.
   – Но это действительно очень хорошо! – недоуменно проговорила Мэри. – А то ведь все считают, что в нашей семье убийца! Не станешь же ты утверждать, что тебя это совсем не задевало.
   – Ну, не совсем в нашей.
   – Какая разница! Вспомни, сколько было тревог, как неловко мы себя чувствовали! А все эти любопытные! Просто дрожат от нетерпения в ожидании сенсаций. Как я их ненавидела!
   – Но держалась ты отменно. Бывало, как смеришь всех своим ледяным взглядом… Осаживала так, что им совестно становилось. Удивительно, как ты умеешь скрывать свои чувства.
   – Мне было ужасно противно. Просто отвратительно. Но когда он умер, все кончилось. А теперь – теперь, я думаю, снова начнут ворошить прошлое. Так утомительно!
   – Да, – задумчиво проговорил Филип Даррант. Он передернулся, по лицу едва заметно прошла гримаса боли. Мэри тотчас бросилась к нему:
   – Что, снова спазмы? Подожди! Дай я поправлю подушку. Ну вот. Так удобнее?