Страница:
– А вдруг Джеймс Бентли все-таки невиновен?
– Чушь, – отрезала миссис Берч. – Еще как виновен. Пристукнул старушку за милую душу, и не сомневаюсь. Он мне никогда не нравился. Все ходит, бродит да чего-то про себя бормочет. Я тетушке так и сказала: «Нечего такого человека в доме держать. В любую минуту может отколоть невесть что». А она: ничего, мол, он человек тихий, смирный, никаких от него хлопот. Не пьет, даже не курит. Теперь она, бедняжка, такого бы не сказала, да что толку.
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Эдакая пышка со здоровым цветом лица, рот то и дело расплывается в улыбке. В небольшом домике прибрано и чисто, пахнет лаком для мебели. Какие-то будоражащие аппетит запахи доносятся из кухни.
Что ж, примерная жена, содержит дом в чистоте, кухарит для мужа. Молодец, да и только. Да, не без предрассудков и упряма, но что с того? Во всяком случае, она не из тех, кто может рубануть секачом родную тетку или подговорить на такое дело мужа. Так считал Спенс, и Эркюль Пуаро, пусть с неохотой, был вынужден с ним согласиться. Спенс проверял, как у Берчей обстоит с деньгами, и мотивов для убийства не нашел, а человек он дотошный.
Великий сыщик вздохнул – как все-таки рассеять у миссис Берч недоверие к иностранцам? С убийства он перевел разговор на жертву. Стал спрашивать о «бедной тетушке», ее здоровье, привычках, любимых кушаньях и напитках, политических взглядах, покойном муже, отношении к жизни, сексу, грехам, религии, детям, животным. Он понятия не имел, пригодятся ему эти побочные сведения или нет. Просто искал иголку в стоге сена. Но между делом узнавал кое-что и о самой Бесси Берч.
Оказалось, Бесси знала родную тетку не так уж хорошо. Их связывали семейные узы как таковые, но особой близости не было. Изредка, примерно раз в месяц, она и Джо по воскресеньям приезжали к тетушке отобедать, еще реже тетушка навещала их. Под Рождество обменивались подарками. Они знали, что у тетушки кое-что отложено и, когда она умрет, наследство достанется им.
– Но в ее деньгах мы вовсе не нуждались, – объяснила миссис Берч, слегка покраснев. – У нас и самих кое-что отложено. А похоронили мы ее как полагается. Красивые вышли похороны. С цветами и все прочее.
Тетушка любила вязать. Собаки ей были не по душе, от них в доме столько грязи, а вот кота она одно время держала, рыжей масти. Он заблудился и пропал, другого она не взяла, хотя женщина с почты предлагала ей взять котеночка. В доме у нее всегда было чисто – ни соринки, ни пылинки. Медные вазочки да дверные рукоятки всегда надраены, пол в кухне мыла каждый день. Зарабатывала она более чем сносно. За час брала шиллинг и десять пенсов, а мистер Карпентер из Холмли платил ей даже два шиллинга. У этих Карпентеров денег куры не клюют. Они хотели, чтобы тетушка убиралась у них почаще, но она не могла отказать другим своим дамам, к ним она ходила еще до мистера Карпентера, за что же их обижать?
Пуаро напомнил о миссис Саммерхейз в Лонг-Медоуз.
– Да, верно, тетушка к ней ходила – два раза в неделю. Эти Саммерхейзы вернулись из Индии, у них там было полно местной прислуги, и миссис Саммерхейз в домашнем хозяйстве ни уха ни рыла. Взялись было выращивать овощи и фрукты на продажу, но и в этом ничего не смыслят. Когда на каникулы приезжают дети, в доме стоит тарарам, хоть святых выноси. Но миссис Саммерхейз – женщина милая, тетушка ее любила.
Портрет миссис Макгинти выплывал из тумана, становился все отчетливее. Она вязала, скребла полы, драила до блеска вазочки и дверные ручки, любила котов и не любила собак. Детей любила, но в меру.
По воскресеньям ходила в церковь, но во всяких церковных начинаниях не участвовала. Иногда, довольно редко, ходила в кино. Нравов была пуританских – как-то отказалась работать у одного художника и его жены, когда узнала, что брак их не зарегистрирован. Книг не читала, но с удовольствием просматривала воскресную газету, любила полистать старые журналы, которыми ее снабжали ее дамы. Хотя в кино она почти не ходила, разговоры про кинозвезд и их жизнь слушала с интересом. Политики сторонилась, но голосовала за консерваторов, как это всегда делал ее муж. На одежду почти не тратилась, носила в основном то, что ей отдавали ее дамы, была слегка прижимиста.
По сути дела, именно такой Пуаро и представлял себе миссис Макгинти. А ее племянница, Бесси Берч, вполне соответствовала описанию старшего инспектора Спенса.
Когда Пуаро уже собрался уходить, с работы на обед пришел Джо Берч. Невысокий, глаза умные, отнюдь не так прост, как его жена. Во всем облике сквозила легкая нервозность. Но в отличие от жены он почти не высказывал подозрительности или враждебности. Скорее наоборот, всячески старался помочь. Но именно это Эркюля Пуаро насторожило. С чего вдруг Джо Берч так и жаждет задобрить докучливого иностранца, которого видит впервые в жизни? Причина одна – этот незнакомый иностранец привез с собой письмо от старшего инспектора Спенса, из полиции графства.
Выходит, Джо Берч хочет хорошо выглядеть в глазах полиции? А почему? Потому что у него рыльце в пушку и лучше с полицией не ссориться? Жена его – та ничего такого не боится.
Итак, у него нечистая совесть? Возможно. По какой причине? Причин может быть сколько угодно – и все не имеют никакого отношения к смерти миссис Макгинти. Или все-таки алиби с кино ловко подстроено и именно Джо Берч постучал в дверь коттеджа, был впущен тетушкой и хватил ничего не подозревавшую старушку по голове? Потом вытащил из столов и шкафов ящики, перевернул все в комнатах – создать видимость ограбления, – спрятал деньги за домом, чтобы подозрение пало на Джеймса Бентли – тонкий ход, – а потом преспокойно получил деньги, лежавшие на банковском счету тетушки, ибо в действительности его интересовали именно они. Вдруг по какой-то неизвестной причине ему позарез требовались эти двести фунтов? Вот они и достались его жене. Пуаро вспомнил, что орудие убийства так и не нашли. Почему на месте преступления не оставили и его? Сейчас любой лопух знает – либо идешь на дело в перчатках, либо потом стираешь отпечатки пальцев. Зачем тогда уносить с места преступления орудие убийства – тяжелое, с острой кромкой? Потому что его легко бы опознали как один из предметов утвари Берчей? Может, это самое орудие, вымытое и выдраенное, находится сейчас здесь, в этом доме? Полицейский врач сказал, что убийство совершено чем-то вроде секача, каким рубят мясо, но не секачом, а именно чем-то вроде него. Что же это за диковинка такая? Полиция вела поиски, но ничего не нашла. Они прочесали близлежащий лес, обшарили дно в прудах. Из кухни миссис Макгинти ничего не пропало, а у Джеймса Бентли ничего похожего тоже никто не видел. Никто не мог засвидетельствовать, что Бентли покупал секач или что-то подобное. Это маленькое обстоятельство явно в его пользу. Но его не приняли во внимание – слишком велик груз прочих улик. Велик-то велик, но такое обстоятельство нельзя сбрасывать со счетов…
Быстрым взглядом Пуаро окинул заставленную и оттого тесноватую гостиную.
А вдруг орудие убийства где-то здесь, в этом доме? И поэтому Джо Берч так неспокоен, так хочет угодить?
Этого Пуаро не знал. Скорее всего, никакого орудия здесь нет. Но наверняка разве скажешь?..
Глава 6
Мистер Скаттл оказался энергичным суетливым человеком, натурой широкой и добродушной.
– Доброе утро. Доброе утро. – Он потер руки. – Чем могу быть полезен?
Он смерил Пуаро оценивающим взглядом профессионала, будто делал заметки на полях – что это, мол, за птица?
Иностранец. Одет от хорошего портного. Наверное, богат. Владелец ресторана? Управляющий отелем? Кинопродюсер?
– Надеюсь, не отниму у вас много времени. Я хочу поговорить с вами о вашем бывшем сотруднике, Джеймсе Бентли.
Выразительные брови мистера Скаттла прыгнули на дюйм вверх и вернулись в исходное положение.
– Джеймс Бентли, Джеймс Бентли? – стрельнул он вопросом. – Вы из газеты?
– Нет.
– Но и не из полиции?
– Нет. По крайней мере… не из английской.
– Не из английской. – Мистер Скаттл сделал воображаемую пометку – вдруг пригодится. – И в чем же дело?
Свою педантичную любовь к истине Пуаро никогда не доводил до абсурда и потому заявил следующее:
– Я открываю новое расследование по делу Джеймса Бентли – по просьбе некоторых его родственников.
– Не слышал, что они у него есть. Впрочем, какая разница, его признали виновным и приговорили к смерти – вы об этом знаете?
– Да. Приговор еще не приведен в исполнение.
– Пока живу, надеюсь, да? – Мистер Скаттл покачал головой. – Боюсь, вам ничего не светит. Уж слишком явные против него улики. А кто они, эти его родственники?
– Могу лишь сказать, что они богаты и могущественны. Невероятно богаты.
– Это любопытно. – Мистер Скаттл против своей воли немного оттаял. В словах «невероятно богаты» было что-то притягательное и гипнотическое. – Вы меня прямо-таки удивили.
– Мать Бентли, покойная миссис Бентли, – пояснил Пуаро, – полностью порвала со своей семьей.
– Понятно, семейные распри. Так, так. В результате молодой Бентли оказался без единого фартинга за душой. Жаль, что эти родственники не бросили ему спасательный круг раньше.
– Факты стали им известны только теперь, – объяснил Пуаро. – Они наняли меня, поручив приехать в Англию как можно быстрее и сделать все, чтобы вызволить его.
Мистер Скаттл откинулся в кресле, расслабился, сбросил с себя личину делового человека.
– Не представляю, что можно сделать. Доказать, что он безумен? Но с этим вы несколько запоздали… хотя, если подрядить толковых врачей крупного калибра… Впрочем, я в этом ни черта не смыслю.
Пуаро подался вперед.
– Месье, Джеймс Бентли у вас работал. Расскажите мне о нем.
– Да говорить-то нечего. Так, одни слезы. Он был младшим служащим. Я против него ничего не имел. Вроде бы вполне порядочный парень, совестливый и все такое. Но в торговле – как свинья в апельсинах. Если надо протолкнуть товар – тут он просто пасовал. А в нашей работе без этого никак. К нам приходит клиент и просит продать его дом – и мы обязаны его продать! А если клиент хочет купить дом, мы обязаны и в этом помочь. И если дом в уединенном месте, без удобств – мы налегаем на то, что он старинный, и на этом ставим точку, и никаких разговоров про водопровод! А если дом смотрит прямо на химический завод, мы рекламируем удобства, а о пейзаже – ни слова! Наша задача – сбыть клиенту товар. Любыми путями и средствами. «Мадам, мы вам рекомендуем заключить сделку немедленно. Этим домом заинтересовался один член парламента – очень заинтересовался. Сегодня после обеда он приедет смотреть его еще раз». На члена парламента покупаются почти все – это очень изящный штрих. Срабатывает, сам не знаю почему! Ведь члены парламента всегда живут в своих избирательных округах. Видимо, эти слова просто ласкают слух. – Он внезапно засмеялся, показав сверкающую вставную челюсть. – Психология – вот что это такое. Чистая психология.
Пуаро ухватился за это слово:
– Психология. Как вы правы. Вижу, вы хорошо разбираетесь в людях.
– Пожалуй, неплохо. Пожалуй, неплохо, – скромно подтвердил мистер Скаттл.
– Поэтому хочу спросить вас еще раз: что вы думаете о Джеймсе Бентли? Между нами – строго между нами, – вы считаете, что он убил эту старушку?
Скаттл пристально посмотрел на Пуаро:
– Конечно.
– И вы считаете, что для него это было делом естественным – с точки зрения психологии?
– Ну… если ставить вопрос так… не совсем. Я бы сказал, что он не из тех, кто на такое способен. Мое мнение – он просто свихнулся. Если с этой стороны поглядеть, все и сходится. С головой у него всегда было слабовато, а тут еще остался без работы, переживания и все такое – вот и переступил черту.
– А вы его уволили… Никакой особой причины не было?
Скаттл покачал головой:
– Неудачное время года. Сотрудники были недогружены. Мы решили уволить самого некомпетентного. Им оказался Бентли. Полагаю, в нашем деле он был бы таким всегда. Я дал ему нормальные рекомендации. Но другую работу он так и не нашел. Тухлый он какой-то, неживой. Людям это не нравится.
Все поют одну песню, думал Пуаро, выходя из кабинета. Джеймс Бентли производил на людей плохое впечатление. Но ведь не все же убийцы – буки. Пуаро порылся в памяти – а часто ли ему попадались убийцы-симпатяги? Да, более чем часто.
Пуаро, уютно устроившись за маленьким столиком в «Синей кошке», вздрогнув, поднял голову от меню. В «Синей кошке», где стены из дуба по старой европейской традиции чередовались с освинцованными оконными стеклами, было довольно темно, но севшая напротив молодая женщина ярко выделялась на темном фоне.
У нее были вызывающе золотистые волосы, костюм-комбинезон цвета электрик. И кажется, совсем недавно он эту женщину где-то видел.
Она продолжала:
– Видите ли, я случайно услышала, о чем вы говорили с мистером Скаттлом.
Пуаро кивнул. В компании «Бритер и Скаттл» он сразу сообразил, что перегородки скрывают тебя от посторонних глаз, но никак не от ушей. Его это ничуть не беспокоило – он ведь жаждал рекламы.
– Вы стучали на машинке, – вспомнил он, – справа от заднего окна.
Теперь кивнула она. Лицо ее осветилось согласной белозубой улыбкой. Пышущая здоровьем и полногрудая молодая женщина, с удовольствием отметил Пуаро про себя. Года тридцать три или тридцать четыре, от природы брюнетка, но не из тех, кто идет у природы на поводу.
– Насчет мистера Бентли, – уточнила она.
– Что именно?
– Он собирается подать апелляцию? Значит, в деле появились новые факты? Я так рада. Я просто не могла… не могла поверить, что он совершил такое.
Пуаро повел бровями.
– То есть вы с самого начала считали, что он невиновен, – медленно сказал он.
– Именно что с начала. Думала, это какая-то ошибка. Но улики… – Она остановилась.
– Что же улики? – спросил Пуаро.
– Получалось, кроме него, это никто не мог сделать. Я решила, может, у него просто ум за разум зашел.
– А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?
– Как будто нет. Чудной – это что-то другое. Застенчивый, неловкий – вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.
Пуаро взглянул на нее. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. На двоих хватит наверняка.
– Он вам нравился? – спросил он.
Она вспыхнула.
– Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним посмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле начитанный.
– Понятно, начитанный.
– По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.
Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.
– Она, конечно, тоже о нем заботилась. Беспокоилась о его здоровье, чтобы он зимой не простудился, чтобы хорошо ел и все такое.
Сыщик снова кивнул. Потом спросил:
– Вы с ним были друзьями?
– Трудно сказать… едва ли. Иногда разговаривали. Но когда он отсюда ушел, я… мы… почти не встречались. Однажды написала ему по-дружески, но он не ответил.
Пуаро негромко спросил:
– Но он вам нравится?
Она с вызовом ответила:
– Да, нравится…
– Это замечательно, – искренне обрадовался Пуаро.
Мысленно он вернулся к тому дню, когда разговаривал в тюрьме с осужденным… Перед глазами его, как живой, возник Джеймс Бентли. Мышиного цвета волосы, худой и нескладный, выступающие костяшки на пальцах рук, большие кисти, на цыплячьей шее торчит кадык. Взгляд смущенный, исподлобья, даже какой-то коварный. Не из тех прямых и открытых людей, кому готов верить на слово, – коварный и лживый тип себе на уме, как-то неприятно бормочет под нос… Именно такое впечатление Джеймс Бентли производил на поверхностных наблюдателей. Так восприняли его и присяжные. Этот и наврет с три короба, и ограбит, и старушку огреет по голове…
Но на старшего инспектора Спенса, который хорошо разбирался в людях, Джеймс Бентли произвел совсем другое впечатление. И на Эркюля Пуаро тоже… А теперь, как выясняется, и на эту девушку.
– Как вас зовут, мадемуазель? – спросил он.
– Мод Уильямс. Могу я как-то… ему помочь?
– Думаю, что да. Есть люди, мисс Уильямс, которые считают, что Джеймс Бентли невиновен. Они собирают факты, чтобы доказать это. Расследование возглавляю я и могу сказать, что кое-чего уже добился… да, определенно добился.
Он произнес эту ложь не моргнув глазом. Ибо считал ее крайне необходимой. Кто-то где-то должен забеспокоиться. Мод Уильямс не из тех, кто будет молчать, об их встрече она кому-то расскажет, и это будет брошенным в пруд камнем – по воде пойдут круги…
Он сказал:
– Вы с Джеймсом Бентли много разговаривали. Он рассказывал вам о своей матери, о своей семье. Может быть, он упоминал кого-то, с кем он или его мать были в плохих отношениях?
Мод Уильямс задумалась.
– Нет… о плохих отношениях, пожалуй, речи не было. По-моему, его мать недолюбливала молодых женщин.
– Матери преданных сыновей никогда не любят молодых женщин. Я имею в виду нечто другое. Какая-нибудь семейная распря, вражда. Может, у кого-то был на них зуб?
Она покачала головой:
– Ни о чем таком я никогда от него не слышала.
– А о своей домовладелице миссис Макгинти он когда-нибудь говорил?
Она чуть поежилась.
– Не называя по имени. Однажды сказал, что она слишком часто потчует его копченой селедкой… а в другой раз – что домовладелица переживает из-за пропавшего кота.
– А он не говорил вам – прошу вас, будьте со мной откровенны, – что знает, где она держит деньги?
Девушка чуть побледнела, но тут же с вызовом вскинула подбородок.
– Представьте, да. У нас зашел разговор о том, что люди перестали доверять банкам, и он сказал, что его домовладелица хранит свободные деньги под половицей. И добавил: «Я спокойно могу их взять, когда ее нет дома». Не то что в шутку, он был не мастер шутить, а так, будто тревожился за нее – что же она такая легкомысленная?
– Ага, – сказал Пуаро. – Это хорошо. С моей точки зрения, разумеется. То есть кража для Джеймса Бентли – это действие за чьей-то спиной. Ведь он мог бы сказать и по-другому: «Однажды кто-нибудь из-за этих денег даст ей по голове».
– В любом случае он не мог говорить об этом всерьез.
– Конечно. Но в разговоре, пусть легком и бездумном, наружу обязательно выходит ваша суть – что вы за человек. Умный преступник держит рот на замке, но умный среди преступников – большая редкость, обычно они тщеславны и болтливы, в итоге большинство из них удается поймать.
Мод Уильямс резко бросила:
– Поделом.
– Но ведь кто-то эту старушку убил.
– Кто же? Вам это известно? Вы до чего-то додумались?
– Да, – снова солгал Эркюль Пуаро. – Кое до чего я уже додумался. Но нам предстоит пройти длинный путь.
Девушка посмотрела на часы:
– Мне пора. У нас перерыв – всего полчаса. Этот Килчестер такая дыра, ужасное захолустье… раньше я работала только в Лондоне. Позвоните, если понадобится какая-то помощь… настоящая помощь, понимаете?
Пуаро достал одну из своих визитных карточек. Написал на ней: «Лонг-Медоуз» и номер телефона.
– Сейчас меня можно найти здесь.
Он не без огорчения заметил, что его имя не произвело на нее никакого впечатления. Что поделаешь, молодежь теперь пошла темная, бок о бок с ними ходят выдающиеся современники, а им и дела нет.
Пуаро мысленно вернулся к своей встрече с Бентли в тюрьме. Она оставила тяжелый осадок. У заключенного даже не заискрилась надежда в глазах, приход Пуаро почти не вызвал у него интереса.
– Спасибо, – вяло сказал Бентли, – только вряд ли мне что-нибудь поможет.
Нет, врагов у него нет, это точно.
– Откуда взяться врагам, если тебя вообще едва замечают?
– А ваша мама? Может быть, враги были у нее?
– Не было. Все ее любили и уважали. – Тут в его голосе даже послышалось легкое негодование.
– Как насчет ваших друзей?
И Джеймс Бентли ответил, вернее, буркнул:
– Друзей у меня нет.
Но тут он был не совсем прав. Мод Уильямс была ему другом.
Чудесно все-таки заведено в природе, подумал Эркюль Пуаро, любой мужчина, с виду совсем непривлекательный, обязательно становится избранником какой-то женщины.
Ибо проницательный Эркюль Пуаро заподозрил, что при всей ее сексуальной внешности у мисс Уильямс было сильно развито материнское начало.
Она обладала качествами, которых Джеймс Бентли был напрочь лишен, – энергичная, волевая, не желающая пасовать перед обстоятельствами, полная решимости добиться своего.
Он вздохнул.
Он в тот день наврал с три короба. Просто какой-то кошмар. Что поделаешь – это было необходимо.
«Ибо где-то в стоге сена, – сказал Пуаро себе, погружаясь в водоворот смешанных метафор, – наверняка есть иголка, среди спящих псов наверняка есть один, которому я должен наступить на лапу, и если вытащить шило из мешка и выстрелить им в белый свет, оно обязательно воткнется в паршивую овцу!»
Глава 7
Пуаро внес в шум и свою лепту, решительно постучав в дверь.
Из-за угла дома выглянула женщина. На ней был цветастый халат, волосы нечесаны.
– Прекрати, Эрни, – сказала она.
– Не хочу, – ответил Эрни и продолжал стучать дальше.
Пуаро сошел со ступенек и направился к углу дома.
– Никакой управы нет на этих детей, верно? – сказала женщина.
Пуаро считал, что управу найти можно, но высказывать свое мнение остерегся.
Они прошли к задней двери.
– Переднюю дверь я держу запертой, сэр. Проходите, пожалуйста.
Через очень грязную судомойню Пуаро проследовал в еще более грязную кухню.
– Ее убили не здесь, – сообщила женщина. – В гостиной.
Пуаро от неожиданности моргнул.
– Вы ведь насчет этого, верно? Вы иностранец, что остановился у Саммерхейзов?
– Так вам обо мне все известно? – спросил Пуаро с сияющей улыбкой. – Да, вы правы, миссис…
– Киддл. Муж у меня штукатур. Четыре месяца назад мы сюда въехали. Раньше-то жили с матерью Берта… Некоторые так говорили: «Неужто ты поселишься в доме, где человека убили?» А я им на это: «Какой-никакой, а дом, все лучше, чем ютиться в задней комнатенке и спать на двух креслах». Жилья не хватает, прямо беда, верно? А живем мы тут безо всяких хлопот. Есть такое поверье: если в доме кого убили, привидения так и шастают по дому. А у нас все тихо! Показать, где это случилось?
Пуаро согласно кивнул, чувствуя себя как турист на экскурсии.
Миссис Киддл ввела его в небольшую комнату, заставленную тяжелой дубовой мебелью. Вид у комнаты, в отличие от остальной части дома, был нежилой.
– Тут она лежала, на полу, с разбитым затылком. Миссис Эллиот сама едва не окочурилась. Это ведь она нашла ее – она и Ларкин, из кооператива, хлеб привозит. А деньги забрали сверху. Идемте, покажу.
Вслед за миссис Киддл Пуаро поднялся по лестнице и вошел в спальню, где находились громоздкий комод, никелированная кровать, несколько стульев и великое множество детской одежды, влажной и сухой.
– Она держала их здесь, – с гордостью сообщила миссис Киддл.
Пуаро огляделся. Трудно представить, что здесь, где бездумно била ключом жизнь, когда-то коротала дни аккуратная старушка, содержавшая свое жилище в чистоте и порядке. Здесь жила и почивала миссис Макгинти.
– Это не ее мебель, надо полагать?
– Нет, что вы. Весь ее скарб увезла ее племянница из Каллавона.
От миссис Макгинти здесь не осталось и следа. На ее территории победно обосновалось семейство Киддл. Жизнь вытеснила смерть.
Снизу донесся пронзительный детский вопль.
– Малышка проснулась, – пояснила миссис Киддл, хотя это и так было ясно.
Она кинулась вниз по лестнице, и Пуаро последовал за ней.
Здесь ему делать было нечего.
Он решил зайти к соседям.
Миссис Эллиот словно вещала с подмостков. Дом ее поражал чистотой, строгостью и порядком. Мысль о подмостках навевала лишь сама миссис Эллиот, сухопарая темноволосая особа, ибо рассказывала она о событии, прославившем ее на всю округу.
– Ларкин, булочник, пришел и постучал в мою дверь. «Миссис Макгинти, – говорит он, – не подает никаких признаков жизни. Уж не заболела ли?» Я и сама подумала – а что, вполне возможно. Возраст есть возраст, молодой ее не назовешь. У нее бывает сильное сердцебиение, сама мне говорила. Вдруг, думаю, удар человека хватил? Ну, я сразу к ней – их там двое мужчин, ясно, что в спальню к женщине им заходить неудобно.
Пуаро понимающе хмыкнул – приличия есть приличия.
– Ну, я сразу поспешила наверх. Тут же, на площадке, и он стоит – бледный, что твоя смерть. В тот момент я и думать ничего не думала – я же не знала, что там приключилось. Громко стучу в дверь, ответа нет, тогда я поворачиваю ручку и вхожу. Все в комнате вверх дном – и половица торчит. «Э-э, – говорю я, – тут не иначе как ограбление. Только где же сама старушка?» И мы решили – заглянем в гостиную. Там ее и нашли… Лежит, несчастная, на полу с пробитой головой. Убийство! Я с первого взгляда поняла – убийство! Что же еще? Ограбление и убийство! Здесь, у нас, в Бродхинни! Ну, я как заголосила! Задала им всем работы. Бухнулась в обморок. Они бегом в «Три утки», притащили мне бренди. Меня потом еще полдня трясло. «Не надо так переживать, матушка, – сказал мне сержант, когда приехал. – Не надо так переживать. Идите домой, приготовьте себе хорошую чашку чая и успокойтесь». Я так и сделала. А Эллиот, едва порог переступил, сразу спрашивает: «Что такое, что случилось?» – и смотрит на меня. А я все дрожь унять не могу. С детства была чувствительной.
– Чушь, – отрезала миссис Берч. – Еще как виновен. Пристукнул старушку за милую душу, и не сомневаюсь. Он мне никогда не нравился. Все ходит, бродит да чего-то про себя бормочет. Я тетушке так и сказала: «Нечего такого человека в доме держать. В любую минуту может отколоть невесть что». А она: ничего, мол, он человек тихий, смирный, никаких от него хлопот. Не пьет, даже не курит. Теперь она, бедняжка, такого бы не сказала, да что толку.
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Эдакая пышка со здоровым цветом лица, рот то и дело расплывается в улыбке. В небольшом домике прибрано и чисто, пахнет лаком для мебели. Какие-то будоражащие аппетит запахи доносятся из кухни.
Что ж, примерная жена, содержит дом в чистоте, кухарит для мужа. Молодец, да и только. Да, не без предрассудков и упряма, но что с того? Во всяком случае, она не из тех, кто может рубануть секачом родную тетку или подговорить на такое дело мужа. Так считал Спенс, и Эркюль Пуаро, пусть с неохотой, был вынужден с ним согласиться. Спенс проверял, как у Берчей обстоит с деньгами, и мотивов для убийства не нашел, а человек он дотошный.
Великий сыщик вздохнул – как все-таки рассеять у миссис Берч недоверие к иностранцам? С убийства он перевел разговор на жертву. Стал спрашивать о «бедной тетушке», ее здоровье, привычках, любимых кушаньях и напитках, политических взглядах, покойном муже, отношении к жизни, сексу, грехам, религии, детям, животным. Он понятия не имел, пригодятся ему эти побочные сведения или нет. Просто искал иголку в стоге сена. Но между делом узнавал кое-что и о самой Бесси Берч.
Оказалось, Бесси знала родную тетку не так уж хорошо. Их связывали семейные узы как таковые, но особой близости не было. Изредка, примерно раз в месяц, она и Джо по воскресеньям приезжали к тетушке отобедать, еще реже тетушка навещала их. Под Рождество обменивались подарками. Они знали, что у тетушки кое-что отложено и, когда она умрет, наследство достанется им.
– Но в ее деньгах мы вовсе не нуждались, – объяснила миссис Берч, слегка покраснев. – У нас и самих кое-что отложено. А похоронили мы ее как полагается. Красивые вышли похороны. С цветами и все прочее.
Тетушка любила вязать. Собаки ей были не по душе, от них в доме столько грязи, а вот кота она одно время держала, рыжей масти. Он заблудился и пропал, другого она не взяла, хотя женщина с почты предлагала ей взять котеночка. В доме у нее всегда было чисто – ни соринки, ни пылинки. Медные вазочки да дверные рукоятки всегда надраены, пол в кухне мыла каждый день. Зарабатывала она более чем сносно. За час брала шиллинг и десять пенсов, а мистер Карпентер из Холмли платил ей даже два шиллинга. У этих Карпентеров денег куры не клюют. Они хотели, чтобы тетушка убиралась у них почаще, но она не могла отказать другим своим дамам, к ним она ходила еще до мистера Карпентера, за что же их обижать?
Пуаро напомнил о миссис Саммерхейз в Лонг-Медоуз.
– Да, верно, тетушка к ней ходила – два раза в неделю. Эти Саммерхейзы вернулись из Индии, у них там было полно местной прислуги, и миссис Саммерхейз в домашнем хозяйстве ни уха ни рыла. Взялись было выращивать овощи и фрукты на продажу, но и в этом ничего не смыслят. Когда на каникулы приезжают дети, в доме стоит тарарам, хоть святых выноси. Но миссис Саммерхейз – женщина милая, тетушка ее любила.
Портрет миссис Макгинти выплывал из тумана, становился все отчетливее. Она вязала, скребла полы, драила до блеска вазочки и дверные ручки, любила котов и не любила собак. Детей любила, но в меру.
По воскресеньям ходила в церковь, но во всяких церковных начинаниях не участвовала. Иногда, довольно редко, ходила в кино. Нравов была пуританских – как-то отказалась работать у одного художника и его жены, когда узнала, что брак их не зарегистрирован. Книг не читала, но с удовольствием просматривала воскресную газету, любила полистать старые журналы, которыми ее снабжали ее дамы. Хотя в кино она почти не ходила, разговоры про кинозвезд и их жизнь слушала с интересом. Политики сторонилась, но голосовала за консерваторов, как это всегда делал ее муж. На одежду почти не тратилась, носила в основном то, что ей отдавали ее дамы, была слегка прижимиста.
По сути дела, именно такой Пуаро и представлял себе миссис Макгинти. А ее племянница, Бесси Берч, вполне соответствовала описанию старшего инспектора Спенса.
Когда Пуаро уже собрался уходить, с работы на обед пришел Джо Берч. Невысокий, глаза умные, отнюдь не так прост, как его жена. Во всем облике сквозила легкая нервозность. Но в отличие от жены он почти не высказывал подозрительности или враждебности. Скорее наоборот, всячески старался помочь. Но именно это Эркюля Пуаро насторожило. С чего вдруг Джо Берч так и жаждет задобрить докучливого иностранца, которого видит впервые в жизни? Причина одна – этот незнакомый иностранец привез с собой письмо от старшего инспектора Спенса, из полиции графства.
Выходит, Джо Берч хочет хорошо выглядеть в глазах полиции? А почему? Потому что у него рыльце в пушку и лучше с полицией не ссориться? Жена его – та ничего такого не боится.
Итак, у него нечистая совесть? Возможно. По какой причине? Причин может быть сколько угодно – и все не имеют никакого отношения к смерти миссис Макгинти. Или все-таки алиби с кино ловко подстроено и именно Джо Берч постучал в дверь коттеджа, был впущен тетушкой и хватил ничего не подозревавшую старушку по голове? Потом вытащил из столов и шкафов ящики, перевернул все в комнатах – создать видимость ограбления, – спрятал деньги за домом, чтобы подозрение пало на Джеймса Бентли – тонкий ход, – а потом преспокойно получил деньги, лежавшие на банковском счету тетушки, ибо в действительности его интересовали именно они. Вдруг по какой-то неизвестной причине ему позарез требовались эти двести фунтов? Вот они и достались его жене. Пуаро вспомнил, что орудие убийства так и не нашли. Почему на месте преступления не оставили и его? Сейчас любой лопух знает – либо идешь на дело в перчатках, либо потом стираешь отпечатки пальцев. Зачем тогда уносить с места преступления орудие убийства – тяжелое, с острой кромкой? Потому что его легко бы опознали как один из предметов утвари Берчей? Может, это самое орудие, вымытое и выдраенное, находится сейчас здесь, в этом доме? Полицейский врач сказал, что убийство совершено чем-то вроде секача, каким рубят мясо, но не секачом, а именно чем-то вроде него. Что же это за диковинка такая? Полиция вела поиски, но ничего не нашла. Они прочесали близлежащий лес, обшарили дно в прудах. Из кухни миссис Макгинти ничего не пропало, а у Джеймса Бентли ничего похожего тоже никто не видел. Никто не мог засвидетельствовать, что Бентли покупал секач или что-то подобное. Это маленькое обстоятельство явно в его пользу. Но его не приняли во внимание – слишком велик груз прочих улик. Велик-то велик, но такое обстоятельство нельзя сбрасывать со счетов…
Быстрым взглядом Пуаро окинул заставленную и оттого тесноватую гостиную.
А вдруг орудие убийства где-то здесь, в этом доме? И поэтому Джо Берч так неспокоен, так хочет угодить?
Этого Пуаро не знал. Скорее всего, никакого орудия здесь нет. Но наверняка разве скажешь?..
Глава 6
1
В компании «Бритер и Скаттл» Пуаро после небольшого замешательства провели прямо в кабинет мистера Скаттла.Мистер Скаттл оказался энергичным суетливым человеком, натурой широкой и добродушной.
– Доброе утро. Доброе утро. – Он потер руки. – Чем могу быть полезен?
Он смерил Пуаро оценивающим взглядом профессионала, будто делал заметки на полях – что это, мол, за птица?
Иностранец. Одет от хорошего портного. Наверное, богат. Владелец ресторана? Управляющий отелем? Кинопродюсер?
– Надеюсь, не отниму у вас много времени. Я хочу поговорить с вами о вашем бывшем сотруднике, Джеймсе Бентли.
Выразительные брови мистера Скаттла прыгнули на дюйм вверх и вернулись в исходное положение.
– Джеймс Бентли, Джеймс Бентли? – стрельнул он вопросом. – Вы из газеты?
– Нет.
– Но и не из полиции?
– Нет. По крайней мере… не из английской.
– Не из английской. – Мистер Скаттл сделал воображаемую пометку – вдруг пригодится. – И в чем же дело?
Свою педантичную любовь к истине Пуаро никогда не доводил до абсурда и потому заявил следующее:
– Я открываю новое расследование по делу Джеймса Бентли – по просьбе некоторых его родственников.
– Не слышал, что они у него есть. Впрочем, какая разница, его признали виновным и приговорили к смерти – вы об этом знаете?
– Да. Приговор еще не приведен в исполнение.
– Пока живу, надеюсь, да? – Мистер Скаттл покачал головой. – Боюсь, вам ничего не светит. Уж слишком явные против него улики. А кто они, эти его родственники?
– Могу лишь сказать, что они богаты и могущественны. Невероятно богаты.
– Это любопытно. – Мистер Скаттл против своей воли немного оттаял. В словах «невероятно богаты» было что-то притягательное и гипнотическое. – Вы меня прямо-таки удивили.
– Мать Бентли, покойная миссис Бентли, – пояснил Пуаро, – полностью порвала со своей семьей.
– Понятно, семейные распри. Так, так. В результате молодой Бентли оказался без единого фартинга за душой. Жаль, что эти родственники не бросили ему спасательный круг раньше.
– Факты стали им известны только теперь, – объяснил Пуаро. – Они наняли меня, поручив приехать в Англию как можно быстрее и сделать все, чтобы вызволить его.
Мистер Скаттл откинулся в кресле, расслабился, сбросил с себя личину делового человека.
– Не представляю, что можно сделать. Доказать, что он безумен? Но с этим вы несколько запоздали… хотя, если подрядить толковых врачей крупного калибра… Впрочем, я в этом ни черта не смыслю.
Пуаро подался вперед.
– Месье, Джеймс Бентли у вас работал. Расскажите мне о нем.
– Да говорить-то нечего. Так, одни слезы. Он был младшим служащим. Я против него ничего не имел. Вроде бы вполне порядочный парень, совестливый и все такое. Но в торговле – как свинья в апельсинах. Если надо протолкнуть товар – тут он просто пасовал. А в нашей работе без этого никак. К нам приходит клиент и просит продать его дом – и мы обязаны его продать! А если клиент хочет купить дом, мы обязаны и в этом помочь. И если дом в уединенном месте, без удобств – мы налегаем на то, что он старинный, и на этом ставим точку, и никаких разговоров про водопровод! А если дом смотрит прямо на химический завод, мы рекламируем удобства, а о пейзаже – ни слова! Наша задача – сбыть клиенту товар. Любыми путями и средствами. «Мадам, мы вам рекомендуем заключить сделку немедленно. Этим домом заинтересовался один член парламента – очень заинтересовался. Сегодня после обеда он приедет смотреть его еще раз». На члена парламента покупаются почти все – это очень изящный штрих. Срабатывает, сам не знаю почему! Ведь члены парламента всегда живут в своих избирательных округах. Видимо, эти слова просто ласкают слух. – Он внезапно засмеялся, показав сверкающую вставную челюсть. – Психология – вот что это такое. Чистая психология.
Пуаро ухватился за это слово:
– Психология. Как вы правы. Вижу, вы хорошо разбираетесь в людях.
– Пожалуй, неплохо. Пожалуй, неплохо, – скромно подтвердил мистер Скаттл.
– Поэтому хочу спросить вас еще раз: что вы думаете о Джеймсе Бентли? Между нами – строго между нами, – вы считаете, что он убил эту старушку?
Скаттл пристально посмотрел на Пуаро:
– Конечно.
– И вы считаете, что для него это было делом естественным – с точки зрения психологии?
– Ну… если ставить вопрос так… не совсем. Я бы сказал, что он не из тех, кто на такое способен. Мое мнение – он просто свихнулся. Если с этой стороны поглядеть, все и сходится. С головой у него всегда было слабовато, а тут еще остался без работы, переживания и все такое – вот и переступил черту.
– А вы его уволили… Никакой особой причины не было?
Скаттл покачал головой:
– Неудачное время года. Сотрудники были недогружены. Мы решили уволить самого некомпетентного. Им оказался Бентли. Полагаю, в нашем деле он был бы таким всегда. Я дал ему нормальные рекомендации. Но другую работу он так и не нашел. Тухлый он какой-то, неживой. Людям это не нравится.
Все поют одну песню, думал Пуаро, выходя из кабинета. Джеймс Бентли производил на людей плохое впечатление. Но ведь не все же убийцы – буки. Пуаро порылся в памяти – а часто ли ему попадались убийцы-симпатяги? Да, более чем часто.
2
– Ничего, если я подсяду к вам на минутку?Пуаро, уютно устроившись за маленьким столиком в «Синей кошке», вздрогнув, поднял голову от меню. В «Синей кошке», где стены из дуба по старой европейской традиции чередовались с освинцованными оконными стеклами, было довольно темно, но севшая напротив молодая женщина ярко выделялась на темном фоне.
У нее были вызывающе золотистые волосы, костюм-комбинезон цвета электрик. И кажется, совсем недавно он эту женщину где-то видел.
Она продолжала:
– Видите ли, я случайно услышала, о чем вы говорили с мистером Скаттлом.
Пуаро кивнул. В компании «Бритер и Скаттл» он сразу сообразил, что перегородки скрывают тебя от посторонних глаз, но никак не от ушей. Его это ничуть не беспокоило – он ведь жаждал рекламы.
– Вы стучали на машинке, – вспомнил он, – справа от заднего окна.
Теперь кивнула она. Лицо ее осветилось согласной белозубой улыбкой. Пышущая здоровьем и полногрудая молодая женщина, с удовольствием отметил Пуаро про себя. Года тридцать три или тридцать четыре, от природы брюнетка, но не из тех, кто идет у природы на поводу.
– Насчет мистера Бентли, – уточнила она.
– Что именно?
– Он собирается подать апелляцию? Значит, в деле появились новые факты? Я так рада. Я просто не могла… не могла поверить, что он совершил такое.
Пуаро повел бровями.
– То есть вы с самого начала считали, что он невиновен, – медленно сказал он.
– Именно что с начала. Думала, это какая-то ошибка. Но улики… – Она остановилась.
– Что же улики? – спросил Пуаро.
– Получалось, кроме него, это никто не мог сделать. Я решила, может, у него просто ум за разум зашел.
– А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?
– Как будто нет. Чудной – это что-то другое. Застенчивый, неловкий – вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.
Пуаро взглянул на нее. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. На двоих хватит наверняка.
– Он вам нравился? – спросил он.
Она вспыхнула.
– Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним посмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле начитанный.
– Понятно, начитанный.
– По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.
Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.
– Она, конечно, тоже о нем заботилась. Беспокоилась о его здоровье, чтобы он зимой не простудился, чтобы хорошо ел и все такое.
Сыщик снова кивнул. Потом спросил:
– Вы с ним были друзьями?
– Трудно сказать… едва ли. Иногда разговаривали. Но когда он отсюда ушел, я… мы… почти не встречались. Однажды написала ему по-дружески, но он не ответил.
Пуаро негромко спросил:
– Но он вам нравится?
Она с вызовом ответила:
– Да, нравится…
– Это замечательно, – искренне обрадовался Пуаро.
Мысленно он вернулся к тому дню, когда разговаривал в тюрьме с осужденным… Перед глазами его, как живой, возник Джеймс Бентли. Мышиного цвета волосы, худой и нескладный, выступающие костяшки на пальцах рук, большие кисти, на цыплячьей шее торчит кадык. Взгляд смущенный, исподлобья, даже какой-то коварный. Не из тех прямых и открытых людей, кому готов верить на слово, – коварный и лживый тип себе на уме, как-то неприятно бормочет под нос… Именно такое впечатление Джеймс Бентли производил на поверхностных наблюдателей. Так восприняли его и присяжные. Этот и наврет с три короба, и ограбит, и старушку огреет по голове…
Но на старшего инспектора Спенса, который хорошо разбирался в людях, Джеймс Бентли произвел совсем другое впечатление. И на Эркюля Пуаро тоже… А теперь, как выясняется, и на эту девушку.
– Как вас зовут, мадемуазель? – спросил он.
– Мод Уильямс. Могу я как-то… ему помочь?
– Думаю, что да. Есть люди, мисс Уильямс, которые считают, что Джеймс Бентли невиновен. Они собирают факты, чтобы доказать это. Расследование возглавляю я и могу сказать, что кое-чего уже добился… да, определенно добился.
Он произнес эту ложь не моргнув глазом. Ибо считал ее крайне необходимой. Кто-то где-то должен забеспокоиться. Мод Уильямс не из тех, кто будет молчать, об их встрече она кому-то расскажет, и это будет брошенным в пруд камнем – по воде пойдут круги…
Он сказал:
– Вы с Джеймсом Бентли много разговаривали. Он рассказывал вам о своей матери, о своей семье. Может быть, он упоминал кого-то, с кем он или его мать были в плохих отношениях?
Мод Уильямс задумалась.
– Нет… о плохих отношениях, пожалуй, речи не было. По-моему, его мать недолюбливала молодых женщин.
– Матери преданных сыновей никогда не любят молодых женщин. Я имею в виду нечто другое. Какая-нибудь семейная распря, вражда. Может, у кого-то был на них зуб?
Она покачала головой:
– Ни о чем таком я никогда от него не слышала.
– А о своей домовладелице миссис Макгинти он когда-нибудь говорил?
Она чуть поежилась.
– Не называя по имени. Однажды сказал, что она слишком часто потчует его копченой селедкой… а в другой раз – что домовладелица переживает из-за пропавшего кота.
– А он не говорил вам – прошу вас, будьте со мной откровенны, – что знает, где она держит деньги?
Девушка чуть побледнела, но тут же с вызовом вскинула подбородок.
– Представьте, да. У нас зашел разговор о том, что люди перестали доверять банкам, и он сказал, что его домовладелица хранит свободные деньги под половицей. И добавил: «Я спокойно могу их взять, когда ее нет дома». Не то что в шутку, он был не мастер шутить, а так, будто тревожился за нее – что же она такая легкомысленная?
– Ага, – сказал Пуаро. – Это хорошо. С моей точки зрения, разумеется. То есть кража для Джеймса Бентли – это действие за чьей-то спиной. Ведь он мог бы сказать и по-другому: «Однажды кто-нибудь из-за этих денег даст ей по голове».
– В любом случае он не мог говорить об этом всерьез.
– Конечно. Но в разговоре, пусть легком и бездумном, наружу обязательно выходит ваша суть – что вы за человек. Умный преступник держит рот на замке, но умный среди преступников – большая редкость, обычно они тщеславны и болтливы, в итоге большинство из них удается поймать.
Мод Уильямс резко бросила:
– Поделом.
– Но ведь кто-то эту старушку убил.
– Кто же? Вам это известно? Вы до чего-то додумались?
– Да, – снова солгал Эркюль Пуаро. – Кое до чего я уже додумался. Но нам предстоит пройти длинный путь.
Девушка посмотрела на часы:
– Мне пора. У нас перерыв – всего полчаса. Этот Килчестер такая дыра, ужасное захолустье… раньше я работала только в Лондоне. Позвоните, если понадобится какая-то помощь… настоящая помощь, понимаете?
Пуаро достал одну из своих визитных карточек. Написал на ней: «Лонг-Медоуз» и номер телефона.
– Сейчас меня можно найти здесь.
Он не без огорчения заметил, что его имя не произвело на нее никакого впечатления. Что поделаешь, молодежь теперь пошла темная, бок о бок с ними ходят выдающиеся современники, а им и дела нет.
3
Возвращаясь автобусом в Бродхинни, Пуаро пребывал в более радужном настроении. По крайней мере хоть кто-то верит в невиновность Джеймса Бентли. И не так уж он одинок на этом свете, как сам себе это представляет.Пуаро мысленно вернулся к своей встрече с Бентли в тюрьме. Она оставила тяжелый осадок. У заключенного даже не заискрилась надежда в глазах, приход Пуаро почти не вызвал у него интереса.
– Спасибо, – вяло сказал Бентли, – только вряд ли мне что-нибудь поможет.
Нет, врагов у него нет, это точно.
– Откуда взяться врагам, если тебя вообще едва замечают?
– А ваша мама? Может быть, враги были у нее?
– Не было. Все ее любили и уважали. – Тут в его голосе даже послышалось легкое негодование.
– Как насчет ваших друзей?
И Джеймс Бентли ответил, вернее, буркнул:
– Друзей у меня нет.
Но тут он был не совсем прав. Мод Уильямс была ему другом.
Чудесно все-таки заведено в природе, подумал Эркюль Пуаро, любой мужчина, с виду совсем непривлекательный, обязательно становится избранником какой-то женщины.
Ибо проницательный Эркюль Пуаро заподозрил, что при всей ее сексуальной внешности у мисс Уильямс было сильно развито материнское начало.
Она обладала качествами, которых Джеймс Бентли был напрочь лишен, – энергичная, волевая, не желающая пасовать перед обстоятельствами, полная решимости добиться своего.
Он вздохнул.
Он в тот день наврал с три короба. Просто какой-то кошмар. Что поделаешь – это было необходимо.
«Ибо где-то в стоге сена, – сказал Пуаро себе, погружаясь в водоворот смешанных метафор, – наверняка есть иголка, среди спящих псов наверняка есть один, которому я должен наступить на лапу, и если вытащить шило из мешка и выстрелить им в белый свет, оно обязательно воткнется в паршивую овцу!»
Глава 7
1
Коттедж, где жила миссис Макгинти, находился в нескольких шагах от автобусной остановки. На крылечке играли двое детей. Один грыз червивое с виду яблоко, другой кричал и колотил в дверь оловянным подносом. Оба были предельно счастливы.Пуаро внес в шум и свою лепту, решительно постучав в дверь.
Из-за угла дома выглянула женщина. На ней был цветастый халат, волосы нечесаны.
– Прекрати, Эрни, – сказала она.
– Не хочу, – ответил Эрни и продолжал стучать дальше.
Пуаро сошел со ступенек и направился к углу дома.
– Никакой управы нет на этих детей, верно? – сказала женщина.
Пуаро считал, что управу найти можно, но высказывать свое мнение остерегся.
Они прошли к задней двери.
– Переднюю дверь я держу запертой, сэр. Проходите, пожалуйста.
Через очень грязную судомойню Пуаро проследовал в еще более грязную кухню.
– Ее убили не здесь, – сообщила женщина. – В гостиной.
Пуаро от неожиданности моргнул.
– Вы ведь насчет этого, верно? Вы иностранец, что остановился у Саммерхейзов?
– Так вам обо мне все известно? – спросил Пуаро с сияющей улыбкой. – Да, вы правы, миссис…
– Киддл. Муж у меня штукатур. Четыре месяца назад мы сюда въехали. Раньше-то жили с матерью Берта… Некоторые так говорили: «Неужто ты поселишься в доме, где человека убили?» А я им на это: «Какой-никакой, а дом, все лучше, чем ютиться в задней комнатенке и спать на двух креслах». Жилья не хватает, прямо беда, верно? А живем мы тут безо всяких хлопот. Есть такое поверье: если в доме кого убили, привидения так и шастают по дому. А у нас все тихо! Показать, где это случилось?
Пуаро согласно кивнул, чувствуя себя как турист на экскурсии.
Миссис Киддл ввела его в небольшую комнату, заставленную тяжелой дубовой мебелью. Вид у комнаты, в отличие от остальной части дома, был нежилой.
– Тут она лежала, на полу, с разбитым затылком. Миссис Эллиот сама едва не окочурилась. Это ведь она нашла ее – она и Ларкин, из кооператива, хлеб привозит. А деньги забрали сверху. Идемте, покажу.
Вслед за миссис Киддл Пуаро поднялся по лестнице и вошел в спальню, где находились громоздкий комод, никелированная кровать, несколько стульев и великое множество детской одежды, влажной и сухой.
– Она держала их здесь, – с гордостью сообщила миссис Киддл.
Пуаро огляделся. Трудно представить, что здесь, где бездумно била ключом жизнь, когда-то коротала дни аккуратная старушка, содержавшая свое жилище в чистоте и порядке. Здесь жила и почивала миссис Макгинти.
– Это не ее мебель, надо полагать?
– Нет, что вы. Весь ее скарб увезла ее племянница из Каллавона.
От миссис Макгинти здесь не осталось и следа. На ее территории победно обосновалось семейство Киддл. Жизнь вытеснила смерть.
Снизу донесся пронзительный детский вопль.
– Малышка проснулась, – пояснила миссис Киддл, хотя это и так было ясно.
Она кинулась вниз по лестнице, и Пуаро последовал за ней.
Здесь ему делать было нечего.
Он решил зайти к соседям.
2
– Да, сэр, ее нашла я.Миссис Эллиот словно вещала с подмостков. Дом ее поражал чистотой, строгостью и порядком. Мысль о подмостках навевала лишь сама миссис Эллиот, сухопарая темноволосая особа, ибо рассказывала она о событии, прославившем ее на всю округу.
– Ларкин, булочник, пришел и постучал в мою дверь. «Миссис Макгинти, – говорит он, – не подает никаких признаков жизни. Уж не заболела ли?» Я и сама подумала – а что, вполне возможно. Возраст есть возраст, молодой ее не назовешь. У нее бывает сильное сердцебиение, сама мне говорила. Вдруг, думаю, удар человека хватил? Ну, я сразу к ней – их там двое мужчин, ясно, что в спальню к женщине им заходить неудобно.
Пуаро понимающе хмыкнул – приличия есть приличия.
– Ну, я сразу поспешила наверх. Тут же, на площадке, и он стоит – бледный, что твоя смерть. В тот момент я и думать ничего не думала – я же не знала, что там приключилось. Громко стучу в дверь, ответа нет, тогда я поворачиваю ручку и вхожу. Все в комнате вверх дном – и половица торчит. «Э-э, – говорю я, – тут не иначе как ограбление. Только где же сама старушка?» И мы решили – заглянем в гостиную. Там ее и нашли… Лежит, несчастная, на полу с пробитой головой. Убийство! Я с первого взгляда поняла – убийство! Что же еще? Ограбление и убийство! Здесь, у нас, в Бродхинни! Ну, я как заголосила! Задала им всем работы. Бухнулась в обморок. Они бегом в «Три утки», притащили мне бренди. Меня потом еще полдня трясло. «Не надо так переживать, матушка, – сказал мне сержант, когда приехал. – Не надо так переживать. Идите домой, приготовьте себе хорошую чашку чая и успокойтесь». Я так и сделала. А Эллиот, едва порог переступил, сразу спрашивает: «Что такое, что случилось?» – и смотрит на меня. А я все дрожь унять не могу. С детства была чувствительной.