Кристи Агата. Ночная тьма

   – Вполне возможно. То есть если его приобретет кто-либо из местных. Но не думаю, что оно достанется местным. Скорей всего его купят под застройку. Я смотрю, вы вся дрожите, – заметил я. – Так что пойдемте быстрее. – И предложил:
   – Может, будет лучше, если мы распрощаемся здесь?
   – Нет. Ни в коем случае. А почему это будет лучше? Я решился на отчаянный шаг.
   – Знаете, завтра я собираюсь в Маркет-Чэдуэлл, – вдохновенно соврал я. – Может… Не знаю, будете ли вы еще там… Я хочу спросить, нельзя ли мне… увидеться с вами? – Я переступил с ноги на ногу и отвернулся, почувствовав, что щеки мои прямо-таки заливает румянцем. Но если бы я ничего такого не сказал, как бы мы потом могли встретиться?
   – Можно, – ответила она. – Я уеду в Лондон только вечером.
   – Тогда, быть может… Не согласитесь ли вы… Наверное, я веду себя чересчур вольно?
   – Почему же? Вовсе нет.
   – Тогда, быть может, мы с вами посидим в кафе? Оно называется, по-моему, «Голубая собака». Вполне сносное кафе, – добавил я. – То есть я хочу сказать, что… – Я никак не мог подобрать подходящего слова и потому воспользовался тем, которое не раз слышал от матери. – Оно вполне пристойное, – волнуясь, закончил я.
   И тут Элли рассмеялась. Наверное, это словечко и вправду звучит в наши дни несколько странно.
   – Я уверена, что там очень мило, – сказала она. – Хорошо, я приду. Примерно в половине пятого, устраивает?
   – Я буду ждать вас там, – отозвался я. – Я… Я очень рад. – Это единственное, что я сумел вымолвить.
   Мы уже подошли к повороту, за которым начинались дома.
   – До свиданья, – сказал я, – до завтра. И забудьте все, что наплела вам старая карга. Ей, похоже, нравится пугать людей. Не стоит обращать на нее внимания.
   – А вам это место не кажется страшным? – спросила Элли.
   – Цыганское подворье? Нет, – ответил я, пожалуй, чуть более решительно, чем следовало, но мне оно и вправду не казалось страшным. Я, как и прежде, считал, что место очень красивое – прекрасная оправа для прекрасного дома…
   Вот как прошла моя первая встреча с Элли. На следующий день я в урочный час сидел в «Голубой собаке» и ждал Элли. Она пришла. Мы пили чай и беседовали. Мы и в этот раз не очень-то откровенничали о своей жизни, больше болтали о разных пустяках. Потом Элли, взглянув на часы, сказала, что ей пора, потому что ее поезд на Лондон отходит в семнадцать тридцать.
   – А я думал, что у вас здесь машина, – сказал я. Она, чуть смутившись, призналась, что вчера говорила не про собственную машину. Но так и не объяснила, чья это была машина. Нами снова овладело чувство неловкости. Я подозвал официантку, расплатился за чай, а потом решился спросить напрямик:
   – Я смогу еще… смогу когда-нибудь снова вас увидеть?
   Она в этот момент внимательно рассматривала скатерть.
   – Я пробуду в Лондоне еще две недели, – сказала она, не поднимая глаз.
   – Где и когда? – спросил я.
   Мы договорились встретиться в «Риджентс-парк-отеле» через три дня. Стояла чудесная погода. Мы пообедали в ресторане на открытом воздухе, а затем прошли в сад королевы Марии, уселись там в шезлонги и принялись болтать. С этого дня наши разговоры стали более откровенными. Я рассказал ей, что получил неплохое образование, но карьеры не сделал. Рассказал, как бегал с одной работы на другую, рассказал, где и кем работал, не про все, конечно, и еще, что никак не мог на чем-либо остановиться, как мне все надоело и я искал, искал… Как ни странно, она слушала меня затаив дыхание.
   – Совсем другая жизнь, – заметила она. – Как удивительно непохоже.
   – Непохоже? На что?
   – На мою жизнь.
   – О, вы богаты! – решил пошутить я. – Бедная маленькая богачка.
   – Да, – совершенно серьезно ответила она. – Я бедная маленькая богачка.
   И нехотя, отрывистыми фразами стала рассказывать мне о своей богатой семье, об удушливой, тоскливой атмосфере в их доме, таком комфортном и таком унылом. О том, что ей запрещено выбирать себе друзей и делать то, что хочется, – а она видит, как люди вокруг наслаждаются жизнью, а ей в этом отказано. Ее мать умерла, когда она была совсем маленькой, и отец женился снова. А потом, спустя несколько лет, умер и он. Я понял, что она не очень дружна с мачехой и большей частью живет в Америке, но много путешествует по разным странам.
   Я слушал ее и не понимал, как в наше время молоденькая девушка может вести такое существование – практически сидеть взаперти в четырех стенах. Конечно, – она бывала на вечерах и приемах, но мне казалось, будто это происходило пятьдесят лет назад – так она об этом рассказывала. В ее мире, по-видимому, не было места ни теплым отношениям, ни веселью, и ее образ жизни отличался от моего, как ночь ото дня… Все это было по-своему любопытно, но, если честно, рассказ ее навевал уныние.
   – Значит, у вас совершенно нет близких друзей? – не мог поверить я. – А как насчет молодых людей?
   – Их для меня выбирают, – понуро ответила она. – Они все жуткие зануды.
   – Вы живете просто как в тюрьме, – заметил я.
   – В общем-то да.
   – И ни одной близкой подруги?
   – Теперь появилась. Ее зовут Грета.
   – А кто такая эта Грета? – спросил я.
   – Ее наняли мне в компаньонки – нет, пожалуй, не совсем так. Сначала у нас в течение года жила девушка-француженка, помогала мне учить французский язык, а потом из Германии приехала Грета – помогать в немецком. Но Грета оказалась не такой, как все. И с ее приездом все переменилось.
   – Она вам очень нравится?
   – Она мне очень помогает, – ответила Элли. – Она на моей стороне. Это только благодаря ей я хоть изредка могу делать то, что хочется мне самой. Она не боится солгать ради меня. Я ни за что не смогла бы побывать на Цыганском подворье, если бы не Грета. Она живет со мной в Лондоне, опекает меня, пока моя мачеха находится в Париже. Если я куда-нибудь уезжаю, я сочиняю два-три письма и оставляю их Грете, а она отправляет их каждые три-четыре дня, и на них стоит лондонский почтовый штемпель.
   – А почему вы вдруг решили поехать на Цыганское подворье? – спросил я. – И для чего? Она ответила не сразу.
   – Мы с Гретой так решили, – сказала она. – Она удивительный человек, постоянно придумывает что-то интересное, у нее столько всяких идей.
   – А как она выглядит, эта Грета? – спросил я.
   – О, Грета очень красивая, – ответила Элли. – Высокая, со светлыми волосами. И все умеет делать.
   – Мне она, наверное, не понравится, – сказал я.
   Элли засмеялась:
   – Понравится, вот увидите. Не сомневаюсь. Она к тому же очень умная.
   – Не люблю умных девиц, – сказал я. – Равно как и высоких блондинок. Мне нравятся маленькие девушки с волосами цвета осенних листьев.
   – Вы, наверное, ревнуете к Грете, – заметила Элли.
   – Возможно. Вы ведь ее очень любите, не так ли?
   – Да, очень. С ее появлением моя жизнь стала совсем другой.
   – Это она посоветовала вам приехать сюда? Интересно, зачем? В этих краях нет ничего необычного. Прямо какая-то загадка.
   – Это наш секрет, – смутившись, призналась Элли.
   – Ваш и Греты? Какой же?
   Она покачала головой.
   – Пусть это останется моей тайной.
   – Ваша Грета знает, что вы встречаетесь со мной?
   – Она знает, что я с кем-то встречаюсь. И все. Она не задает вопросов. Она знает, что я счастлива.
   После этой встречи я целую неделю не видел Элли. Вернулась из Парижа ее мачеха, приехал и еще кто-то, кого она называла дядей Фрэнком, мимоходом Элли упомянула, что у нее скоро день рождения и по этому поводу будет большой прием.
   – Всю эту неделю я не смогу выбраться из дома. Но после этого… После этого все станет по-другому.
   – Почему после этого все станет по-другому?
   – Я смогу делать, что захочу.
   – С помощью Греты, как обычно? Как только я упоминал имя Греты, Элли начинала смеяться.
   – Напрасно вы меня ревнуете, – говорила она. – В один прекрасный день вы познакомитесь, и, я уверена, она вам понравится.
   – Мне не по душе девушки, которые любят командовать, – упрямился я.
   – А почему вы решили, что она любит командовать?
   – С ваших же слов. Она вечно что-то устраивает.
   – Грета очень энергичная, – сказала Элли, – и все у нее так ловко получается. Моя мачеха целиком на нее полагается.
   Я спросил, что собой представляет дядя Фрэнк.
   – По правде говоря, – ответила она, – я не очень хорошо его знаю. Он муж сестры моего отца. По-моему, он всегда был чем-то вроде перекати-поля и не раз попадал в переделки. О таких всегда говорят намеками.
   – Не принят в обществе? – спросил я. – Из непутевых?
   – О нет, ничего страшного, но у него действительно были неприятности. Что-то связанное с деньгами, по-моему. И тогда нашим адвокатам, попечителям и некоторым знакомым пришлось постараться, чтобы все уладить. Это обошлось недешево.
   – Ага! – воскликнул я. – Значит, в вашей семье он представляет порок. Тогда мне лучше подружиться с ним, чем с вашей добродетельной Гретой.
   – Когда ему хочется, он может быть очаровательным, – сказала Элли. – Он интересный собеседник.
   – Но вы его не очень жалуете? – резко спросил я.
   – Почему же? Вовсе нет… Просто порой мне кажется – не знаю, как бы это получше сказать, – что я не понимаю, о чем он думает или что замышляет.
   – Он что, из любителей замышлять?
   – Не могу понять, что он в действительности собой представляет, – сказала Элли.
   Она ни разу не предложила, чтобы я познакомился с кем-нибудь из ее семьи. Может, мне самому намекнуть, порой думал я. Но боялся, что она как-нибудь не так отреагирует на мое предложение. Наконец я решился.
   – Послушайте, Элли, – сказал я, – как по-вашему, не пора ли мне познакомиться с вашей семьей?
   – Мне бы не хотелось, чтобы вы с ними знакомились, – не задумываясь, ответила она.
   – Я, конечно, ничего особенного собой не… – начал я.
   – Я вовсе не это имела в виду. Боже упаси! Просто они поднимут шум, а я этого не хочу.
   – Иногда мне кажется, – сказал я, – что мы занимаемся каким-то темным делом, где я играю весьма неблаговидную роль.
   – Я уже достаточно взрослая, чтобы иметь собственных друзей, – сказала Элли. – Скоро мне исполнится двадцать один год. И тогда я буду иметь законное право заводить себе друзей по своему усмотрению. Но сейчас, видите ли… Как я уже сказала, они поднимут страшный шум и увезут меня куда-нибудь, где я не смогу с вами встречаться. И тогда… В общем, пусть пока все остается как есть.
   – Ну раз вас это устраивает, то ради Бога, – ответил я. – Просто не понимаю, почему мы должны встречаться, так сказать, тайком.
   – Никто не встречается тайком. Разве плохо иметь друга, с которым можно пооткровенничать? Или, – она вдруг улыбнулась, – помечтать. Вы даже не представляете себе, как это приятно.
   Да, именно этим мы занимались – мечтали! Наши встречи все больше и больше были посвящены этому. Иногда мечтал я, но гораздо чаще Элли.
   – Предположим, что мы купили Цыганское подворье и строим там дом.
   Я много рассказывал ей о Сэнтониксе, о домах, которые он построил. Я пытался описать ей эти дома и объяснить, как он мыслит, задумывая их. Не уверен, что у меня это хорошо получалось, потому что я вообще плохо что-либо описываю. Элли представляла дом по-своему – наш дом. Мы не произносили слов «наш дом», но это явно подразумевалось…
   Итак, в течение недели мне предстояло обходиться без ее общества. Я взял из банка деньги, которые мне удалось скопить (очень немного), купил колечко с зеленым камнем в виде ирландского трилистника и подарил ей на день рождения. Оно ей очень понравилось, она явно была обрадована.
   – Чудесное кольцо, – сказала она.
   Она редко носила драгоценности, но если уж что-либо надевала, то это были настоящие брильянты и изумруды. И тем не менее мое зеленое ирландское колечко пришлось ей по вкусу.
   – Этот подарок мне понравился больше всех, – заверила она меня.
   Потом я подучил от нее записку. Сразу же после дня рождения она уезжала вместе с семьей на юг Франции.
   «Но вы не беспокойтесь, – писала она, – я буду в Лондоне через две-три недели – по пути в Америку. Мы обязательно встретимся. Я должна сказать вам что-то очень важное».
   Мне было тревожно и немного не по себе из-за того, что я не виделся с Элли, из-за того, что она не здесь, а где-то во Франции. Кое-что стало известно и про Цыганское подворье. Его, по-видимому, купило какое-то частное лицо, но, кто именно, выяснить не удалось. Покупателя, как мне сказали, представляла одна из лондонских юридических контор. Я попытался выведать подробности, но из этого ничего не вышло. Контора вела себя крайне осторожно. К ее руководству я, естественно, не посмел обратиться, а подружился с одним из клерков, от которого и получил кое-какую информацию. Поместье было продано очень богатому клиенту, который вложил капитал в землю, надеясь на большие доходы, когда начнется активная застройка местности.
   Очень трудно узнать что-либо, когда имеешь дело с престижной фирмой. Все сведения держатся под таким секретом, будто они принадлежат военной разведке. И адвокаты никогда не назовут человека, в интересах которого они действуют. О том, чтобы их подкупить, не может быть и речи!
   Меня не покидало состояние крайней тревоги. Я постарался выбросить все из головы и отправился навестить мать.
   Мы с ней так давно не виделись.

Глава 6

   Последние двадцать лет моя мать прожила на улице, состоявшей из похожих друг на друга домов, весьма респектабельных, но совершенно лишенных какой-либо оригинальности и привлекательности.
   Парадный вход нашего дома был на славу побелен и выглядел так же, как всегда. Номер 46. Я нажал кнопку звонка, и в дверях появилась моя мать. Она тоже выглядела как всегда: высокая, костлявая, седые волосы разделены пробором посредине, рот, напоминающий капкан, во взгляде подозрительность. Она была твердой как гранит, однако там, где дело касалось меня, давала порой слабинку. Она, конечно, старалась этого не показывать, но я уже давно ее раскусил. Ее ни на минуту не покидало желание видеть меня другим, но ее мечтам так и не суждено было сбыться. Отношения у нас постоянно были натянутыми.
   – Оказывается, это ты! – удивилась она.
   – Да, – отозвался я, – это я.
   Она чуть отступила назад, чтобы дать мне пройти, я вошел в дом и, миновав гостиную, очутился в кухне. Она тоже прошла в кухню и остановилась, глядя на меня.
   – Давненько мы не виделись. Чем ты был занят?
   – Ничем особенно, – пожал я плечами.
   – Значит, все как обычно?
   – Как обычно, – подтвердил я.
   – Сколько же мест ты переменил с тех пор, как мы виделись в последний раз?
   – Пять, – немного подумав, ответил я.
   – Пора бы тебе повзрослеть.
   – Я давно уже повзрослел, – сказал я, – и давно выбрал себе образ жизни. А ты как поживаешь?
   – Тоже как обычно, – ответила мать.
   – Ну а как со здоровьем?
   – У меня нет времени болеть, – сказала мать и вдруг спросила:
   – Зачем ты пришел?
   – Разве я обязательно должен прийти за чем-то?
   – Так бывало всегда.
   – Не понимаю, почему ты так отрицательно относишься к моему желанию повидать мир?
   – Водить лимузины по Европе, по-твоему, «видеть мир»?
   – Конечно.
   – Вряд ли ты увидишь много интересного, коли будешь бросать работу, предупредив хозяев всего за день, и, сославшись на болезнь, оставлять клиентов в каком-то забытом Богом городе.
   – Откуда тебе это известно?
   – Звонили из твоей фирмы. Спрашивали, не знаю ли я, где ты живешь?
   – А зачем я им понадобился?
   – Наверное, решили снова взять тебя на работу, – ответила мать. – Только не понимаю почему.
   – Потому что я неплохой шофер и умею ладить с клиентами. Во всяком случае, не моя вина, что я заболел.
   – Не знаю, не знаю, – сказала мать.
   По ее виду было ясно, что она так не думает.
   – А почему ты не позвонил им, когда вернулся в Англию?
   – Потому, что у меня были более важные дела, – ответил я.
   – Опять что-то задумал? – Она удивленно подняла брови. – Снова какие-то дурацкие затеи? Что ты делал все это время – с тех пор, как вернулся?
   – Работал заправщиком на бензоколонке, механиком в гараже, клерком, мыл посуду в третьеразрядном ночном клубе.
   – То есть катился по наклонной плоскости, – подытожила мать с каким-то мрачным удовлетворением:
   – Ни в коем случае, – возразил я. – Это все входит в мои планы знакомства с жизнью. Она лишь вздохнула и спросила:
   – Чего хочешь, чаю или кофе? Я предпочел кофе. Я уже отучился пить чай. Мы сели за стол, и она отрезала нам по куску домашнего пирога.
   – А ты изменился, – вдруг заметила она.
   – Я? В чем?
   – Не знаю в чем, но изменился. Что случилось?
   – Ничего не случилось. А что должно было случиться?
   – Ты как-то взбудоражен, – сказала она.
   – Собираюсь ограбить банк, – пошутил я. Но она явно не желала переходить на шутливый тон и вполне серьезно сказала:
   – Нет, этого я не боюсь.
   – Напрасно. По-моему, в наши дни это самый легкий способ разбогатеть.
   – Чтобы как следует к этому подготовиться, нужно немало потрудиться, – сказала она. – Поработать головой, что ты не слишком любишь делать. Кроме того, дело это рискованное.
   – Ты считаешь, что видишь меня насквозь?
   – Нет, не считаю. По правде говоря, я далеко не все про тебя знаю, потому что мы с тобой разные люди. Но я чувствую, когда ты замышляешь что-то новое. Как сейчас, например. В чем дело, Мики? Нашел девушку?
   – Почему ты так решила?
   – Я всегда знала, что рано или поздно это случится.
   – Что значит «рано или поздно»? У меня было много девушек.
   – Я имею в виду не это. Ты занимался девушками от нечего делать, из спортивного интереса, но никогда всерьез не влюблялся.
   – А сейчас, ты полагаешь, я увлечен всерьез?
   – Значит, дело действительно в девушке, Мики?
   – Отчасти. – Я опустил глаза.
   – И что она собой представляет?
   – То, что мне нужно, – ответил я.
   – Ты нас познакомишь?
   – Нет, – сказал я.
   – Вот даже как…
   – Нет, ты не поняла. Я не хотел тебя обидеть, просто…
   – При чем тут обида? Скажи прямо: ты не хочешь мне ее показать, потому что боишься, что я скажу «нет». Так?
   – Если бы ты и сказала «нет», я все равно тебя не послушатся бы.