Кристи Агата. Таинственное происшествие в Стайлз

   Пуаро добродушно улыбнулся.
   – Друг мой, вы очень взволнованы. Успокойтесь и давайте вместе проанализируем имеющиеся факты. Попробуем выстроить их в определенном порядке. Те, что важны для нас, следует запомнить, а те, что нет, – он надул щеки и комично фыркнул, – п-у-у-ф… Мы сразу отбросим.
   – Все это звучит прекрасно, но как мы узнаем, какие факты отбрасывать? По-моему, в этом и заключается главная трудность.
   Но у Пуаро было другое мнение. Задумчиво поглаживая усы, он произнес:
   – Отнюдь нет, друг мой. Судите сами: один факт ведет к другому, получается цепочка, в которой каждое-звено связано с предыдущим. Если какой-то факт не связывается с предыдущим, это означает, что надо искать потерянное звено. Может быть, оно окажется какой-то незначительной деталью, но мы обязательно находим ее, восстанавливаем обрыв в цепочке и идем дальше. – Он многозначительно поднял палец. – Вот в этом, друг мой, и заключается главная трудность.
   – Д-да, вы правы…
   Пуаро, погрозив пальцем, добавил: «И горе тому детективу, который отбрасывает факты, пусть самые ничтожные, если они не связываются с другими. Подобный путь ведет в тупик. Помните, любая мелочь имеет значение!»
   – Да-да, вы всегда говорили мне об этом. Вот почему я и старался припомнить все до малейшей детали, хотя некоторые из них не имеют, по-моему, отношения к делу.
   – И я доволен вами! У вас хорошая память, и вы действительно рассказали все, что помните. Не будем говорить о достойном сожаления беспорядке, в котором были изложены события. Я это прощаю: вы слишком возбуждены. Прощаю я и то, что не была упомянута одна, чрезвычайно важная деталь.
   – Какая?
   – Вы не сказали, много ли съела миссис Инглторп вчера за ужином.
   Я посмотрел с сожалением на своего друга. Война для него не прошла даром: бедняга явно немного тронулся. Пуаро тем временем с величайшей тщательностью чистил пальто и, казалось, был всецело поглощен этим занятием.
   – Не помню, – пробормотал я, – и вообще, я не понимаю…
   – Вы не понимаете? Это же очень важно.
   – Не вижу здесь ничего важного – сказал я с раздражением. – Мне кажется, она ела совсем немного, ведь миссис Инглторп была сильно расстроена и ей было, видимо, не до еды.
   – Да, – задумчиво произнес Пуаро, – ей было не до еды.
   Он вынул из бюро небольшой чемоданчик и сказал: «Теперь все готово, и я хотел бы немедленно отправиться в усадьбу, чтобы увидеть все своими глазами… Простите, друг мой, вы одевались в спешке и небрежно завязали галстук. Вот так! Теперь можно идти».
   Пройдя через деревню, мы свернули в парк, Пуаро остановился и печально взглянул на тихо покачивающиеся деревья, на траву, в которой еще блестели последние капли росы, и со вздохом сказал. «Здесь все так тихо, так обворожительно, а где-то совсем рядом…»
   Пуаро внимательно посмотрел на меня, и я покраснел под его долгим взглядом. Так ли уж близкие миссис Инглторп оплакивают ее кончину? Так ли уж они убиты горем? Нельзя сказать, что окружающие обожали миссис Инглторп. Ее смерть была скорее, происшествием, которое всех потрясло, выбило из колеи, но не причинило подлинного страдания. Пуаро как будто прочел мои мысли: он мрачно кивнул и сказал: «Да, вы правы, и чувствуется, что между ними не было кровного родства. Она была очень добра к братьям Кавендишам, но все же она не была для них родной матерью, а главное – это кровь, запомните, друг мой, главное – это кровь».
   – Пуаро, мне хотелось бы все-таки узнать, почему вы так заинтересовались аппетитом миссис Инглторп? Я все время думаю об этом и не могу донять, почему это вас так волнует?
   Несколько минут Пуаро шел молча. Наконец он сказал:
   – Вы знаете, что не в моих правилах что-либо объяснять, пока дело не закончилось, но на этот раз я сделаю исключение. Итак, на данный момент предполагается, что миссис Инглторп была отравлена стрихнином, который подмешали ей в кофе.
   – Да.
   – Хорошо, в какое время подали кофе?
   – Около восьми.
   – Следовательно, она выпила кофе между восемью и половиной девятого, не позже. Но стрихнин ведь действует очень быстро, примерно через час. А у миссис Инглторп симптомы отравления появились в пять утра, то есть через девять-часов! Однако, если в момент отравления человек плотно поел, то это может отсрочить действие яда, хотя вряд ли так надолго. Вы утверждаете, что она съела за ужином очень мало, а симптомы тем не менее проявляются лишь утром. Все, это, друг мой, довольно странно. Возможно, вскрытие что-нибудь и прояснит, а пока запомним этот факт.
   Когда мы подошли к усадьбе, Джон вышел нам навстречу. Он выглядел очень утомленным.
   – Это ужасно неприятная история, мсье Пуаро. Надеюсь, Хастингс сказал вам, что мы хотели бы избежать скандала?
   – Я вас прекрасно понимаю.
   – Видите ли, пока у нас нет никаких фактов, одни только подозрения.
   – Вот именно. Но на всякий случай будем осторожны.
   Джон достал из портсигара сигарету и посмотрел на меня.
   – Ты знаешь, что этот тип вернулся?
   – Да, я встретил его по дороге.
   Он бросил спичку в ближайшую клумбу, но Пуаро, который не мог вынести подобного зрелища, нагнулся и тщательно закопал ее.
   – Никто не знает, как себя с ним вести.
   – Скоро узнаете, – тихо пробормотал Пуаро. Джон удивленно взглянул на него, не совсем понимая смысл этой загадочной фразы.
   Он протянул мне два ключа, которые получил от доктора Бауэрстайна.
   – Покажи мсье Пуаро все, что его интересует.
   – Разве комнаты заперты?
   – Да, доктор Бауэрстайн считал, что это необходимо.
   Пуаро задумчиво кивнул.
   – Он весьма предусмотрителен. Что ж, это сильно облегчает нашу задачу.
   Мы пошли в комнату миссис Инглторп. Для удобства я прилагаю ее план, на котором также помечены основные предметы обстановки.

   – А – дверь в коридор.
   – В – дверь в комнату Альфреда Инглторпа.
   – С – дверь в комнату Цинции.

   Пуаро открыл дверь и приступил к тщательному осмотру комнаты. Словно кузнечик, он перепрыгивал от предмета к предмету, а я топтался у двери, боясь случайно уничтожить какие-нибудь улики. Пуаро, однако, совершенно не оценил мою предусмотрительность.
   – Друг мой, что вы там застыли как изваяние?
   Я объяснил ему, что боюсь уничтожить улики, например, следы на полу.
   – Следы?! Вот так улика! Здесь же побывала целая толпа народа, а вы говорите про следы. Лучше идите сюда и помогите мне. Так, чемоданчик пока не нужен, отложим его на время.
   Он положил чемоданчик на круглый стол возле окна, но тот оказался плохо закрепленным на ножке и наклонился под тяжестью сокровищ Пуаро. Чемоданчик заскользил и свалился на пол.
   – Ну и столик! – воскликнул Пуаро. – Вот так, Хастингс, оказывается, можно не иметь комфорта, живя даже в очень большом доме.
   Отпустив это глубокомысленное замечание, мой друг продолжал осмотр комнаты. Его внимание привлекла лежащая на письменном столе небольшая розовая папка. Из ее замочка торчал ключ. Пуаро вынул его и многозначительно передал мне. Я не нашел в нем ничего достойного внимания: это был вполне обыкновенный ключ, надетый на небольшое проволочное кольцо.
   Затем мой друг осмотрел раму выломанной двери, дабы убедиться, что она была действительно заперта на засов. Затем он подошел к двери, ведущей в комнату Цинции. Как я уже говорил, она была тоже заперта. Пуаро отодвинул засов и несколько раз осторожно открыл и закрыл дверь, стараясь не произвести при этом ни малейшего шума. Неожиданно что-то привлекло его внимание на самом засове. Мой друг тщательно осмотрел его, затем быстро вынул из своего чемоданчика маленький пинцет и, ловко подцепив какой-то волосок, аккуратно положил его в небольшой конверт.
   На комоде стоял поднос со спиртовкой и ковшиком, в котором виднелись остатки коричневой жидкости.
   Поразительно, как я не заметил их раньше! Это ведь настоящая улика!
   Пуаро обмакнул кончик пальца в коричневую жидкость и осторожно лизнул его. Поморщившись, он сказал:
   – Какао… смешанное с ромом.
   Теперь Пуаро принялся осматривать осколки, валявшиеся возле перевернутого столика. Рядом с разбитой вдребезги кофейной чашкой валялись спички, книги, связка ключей и настольная лампа.
   – Однако это довольно странно, – сказал Пуаро.
   – Должен признаться, что не вижу здесь ничего странного.
   – Неужели? Посмотрите-ка на лампу… – она раскололась на две части, и обе лежат рядом. С другой стороны, чашка раздроблена на сотни маленьких осколков.
   – Ну и что? Наверное, кто-то наступил на нее.
   – Вот именно, – как-то странно протянул Пуаро. – Кто-то наступил на нее.
   Он встал с колен, подошел к камину и стал что-то обдумывать, машинально поправляя безделушки и выстраивая их в прямую линию – верный признак того, что он очень взволнован.
   – Друг мой, – произнес он наконец, – кто-то намеренно наступил на эту чашку, потому что в ней был стрихнин или, и это еще важнее, потому что в ней не было стрихнина!
   Я был заинтригован, но хорошо зная своего друга, решил пока ничего не спрашивать. Пуаро потребовалась еще пара минут, чтобы успокоиться и снова приступить к делу. Подняв с пола связку ключей, он тщательно осмотрел их, затем выбрал один, выглядевший новее других, и вставил его в замок розовой папки. Ключ подошел, но, едва приоткрыв папку, Пуаро тотчас же захлопнул ее и снова запер на ключ. Положив связку и ключ в карман, он сказал:
   – Пока я не имею права читать эти бумаги, но это должно быть сделано как можно скорее.