– Да, это так, – усаживаясь, согласился барон. – К моему сожалению, – добавил он вежливо.
   – И к моему также, – в тон ему ответил Энтони.
   – К делу давайте перейдем, – сказал барон. – Представляю я в Лондоне монархическую партию Герцословакии.
   – И, уверяю вас, делаете это прекрасно, – пробормотал Энтони.
   Принимая комплимент, барон кивнул.
   – Вы слишком добры ко мне, – сказал он сухо. – Мистер Макграт, от вас не буду скрывать ничего. Время пришло восстановить монархию, которая пала с убийством светлой памяти Его Величества короля Николая IV.
   – Аминь, – пробормотал Энтони. – Я слышал об этом.
   – Занять должен трон Его Высочество князь Михаил, который поддержку британского правительства имеет.
   – Великолепно! – воскликнул Энтони. – Очень любезно с вашей стороны рассказать мне об этом.
   – Все уже готово, но тут являетесь вы и препятствуете! – Барон твердо смотрел в лицо Энтони.
   – Дорогой барон! – запротестовал он.
   – Да, да! Я знаю, что говорю. У вас находятся мемуары графа Стылптича! – Он осуждающе глядел на Энтони.
   – А если и так? Чем могут помешать мемуары графа Стылптича князю Михаилу?
   – Они вызовут скандал!
   – Это свойство всех мемуаров, – философски заметил Энтони.
   – Секретов много знал он. Если откроется четверть из них хотя бы, в войну будет ввергнута Европа.
   – Продолжайте, продолжайте, – сказал Энтони. – Неужели все так ужасно?!
   – Об Оболовиче дурная слава пойдет. Англичане настроены демократично так.
   – Допускаю, – сказал Энтони, – что Оболович мог пошутить, может быть, слишком жестоко и кроваво. Но здесь, в Англии, люди вполне способны ожидать от балканцев чего-нибудь подобного. Не знаю почему, но это так.
   – Вы не понимаете, – сказал барон. – Вы не понимаете ничего. И на замке мои уста, – вздохнул он.
   – Чего вы, собственно, боитесь? – спросил Энтони.
   – Пока мемуары не прочту, не знаю, – объяснил барон. – Но там что-то есть, наверняка. Так нескромны великие дипломаты. Говорит поговорка: тележка с яблоками перевернется.
   – Ну что вы! – сказал Энтони. – Я уверен, вам все видится в чересчур черном свете. Знаю я издателей – они садятся на рукописи и высиживают их, как яйца. Пройдет не меньше года, прежде чем рукопись будет опубликована.
   – Молодой человек либо обманщик, либо простак. Все готово к тому, чтобы мемуары в воскресных газетах появились немедленно.
   – Да ну! – Энтони начал сдавать позиции. – Но вы ведь можете все отрицать, – сказал он обнадеживающе.
   Барон печально покачал головой:
   – Нет-нет, глупости вы говорите. К делу перейдем. Тысячу фунтов вы должны получить, не так ли? Видите, у меня хорошая информация…
   – Искренне поздравляю разведку монархистов!
   – Предлагаю вам пятнадцать сотен.
   Энтони с изумлением взглянул на него и сочувственно помотал головой.
   – Боюсь, что это невозможно, – сказал он с сожалением.
   – Хорошо. Предлагаю вам две тысячи.
   – Барон, вы меня искушаете! Но я еще раз говорю вам, что это невозможно.
   – Тогда вашу цену назовите.
   – Боюсь, вы не вполне меня поняли. Я искренне верю, что ваши намерения ангельски чисты и что мемуары могут помешать вам. Тем не менее, я взялся передать их в издательство и должен сделать это. Я не могу себе позволить продаться противной стороне. Это совершенно невозможно.
   Барон слушал очень внимательно. И когда Энтони закончил, он несколько раз кивнул:
   – Понимаю. Ваша честь английского джентльмена.
   – Ну, сами мы называем это несколько иначе, – сказал Энтони, – но думаю, несмотря на разницу в словах, мы говорили об одном и том же. Барон встал.
   – Так как честь англичанина весьма уважаю я, – произнес он, – мы должны по-другому попробовать. Желаю вам доброго утра.
   Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел, держась Необычайно прямо. «Интересно, что он имел в виду, – раздумывал Энтони. – Угроза? Но старик Лоллипоп не вызывает у меня никаких опасений. Кстати, вот имечко Барон Лоллипоп!»
   Он зашагал по комнате, размышляя о своих дальнейших действиях. До истечения срока, назначенного для передачи рукописи в издательство, осталось чуть больше недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался передать ее в самый последний момент. По правде говоря, теперь ему очень захотелось прочитать эти мемуары. Он собирался сделать это еще на пароходе, но его свалила лихорадка, и не было никакого желания разбирать корявый почерк, ибо рукопись не была перепечатана на машинке. Теперь ему больше, чем когда-либо, хотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелись такие страсти.
   Но у него было и второе поручение. Вспомнив о нем, он взял телефонную книгу и нашел фамилию Ривел. В книге их было шесть: Эдвард Генри Ривел, хирург, Харли-стрит; Джеймс Ривел и К°, шорник; Леннокс Ривел, Эбботбери-Мэнжэнз, Хэмпстед; мисс Мери Ривел из Илинга; миссис Тимоти Ривел, Понт-стрит, 487; миссис Уиллис Ривел, Кэйдоген-сквер, 42. Исключая шорников и мисс Мэри Ривел, остаются четверо, при всем при том, что нет никакой уверенности, что искомая леди вообще проживает в Лондоне. Энтони захлопнул книгу и слегка покачал головой. «Положимся на случай, – заключил он. – Как-нибудь образуется».
   Счастье таких людей, как Энтони Кейд, в этом мире объясняется тем, что они сами ни минуты в нем не сомневаются. Спустя каких-нибудь полчаса, листая иллюстрированный журнал, Энтони нашел то, что искал. Он наткнулся на сообщение о маскараде у герцогини Перт. Центральная фигура на фотографии – женщина в восточных одеждах – была, как гласила подпись: «Миссис Тимоти Ривел – Клеопатра. В девичестве – Вирджиния Коутрон, дочь лорда Эджбастона».
   Энтони некоторое время рассматривал фотографию, шевеля губами. Затем он вырвал страницу, сложил ее и спрятал в карман. Потом поднялся наверх, открыл чемодан и достал оттуда связку писем. Вытащил из кармана сложенную страницу и подсунул ее под бечевку, которой были связаны письма.
   Вдруг за спиной у него раздался какой-то шорох, и Энтони резко повернулся. В дверях стоял человек – до сих пор Энтони полагал, что подобных субъектов можно встретить разве что в хоре комической оперы. Приземистый, с толстым, грубым лицом, перекошенным злобной ухмылкой.
   – Какого черта! – крикнул Энтони. – Кто позволил вам войти?
   – Я хожу где хочу, – ответил незнакомец. Говорил он гортанно, с акцентом, хотя английский его был вполне сносен.
   «Еще один иностранец», – подумал Энтони.
   – Подите вон, слышите?! – сказал он.
   Глаза незнакомца впились в связку писем, которую Энтони вынул из чемодана:
   – Я уйду, когда получу то, за чем пришел.
   – И что же вам нужно, позвольте спросить?
   Незнакомец сделал шаг вперед.
   – Мемуары графа Стылптича! – прошипел он.
   – Слушайте, вас просто нельзя воспринимать серьезно, – сказал Энтони. – Ведь вы явно оперный крестьянин. Кто вас прислал? Барон Лоллипоп?
   – Барон?.. – незнакомец произнес ряд трудновоспроизводимых согласных.
   – Вот, оказывается, как вы это произносите? Нечто среднее между полосканием горла и собачьим лаем. Думаю, мне самому этого не произнести – моя гортань к этому не приспособлена. Я решил назвать его Лоллипоп. Так это он вас прислал?
   Ответ был резко отрицательный, причем для убедительности посетитель даже несколько раз яростно плюнул. Потом он вынул из кармана клочок бумаги и бросил его на стол.
   – Смотри! – сказал он. – Смотри и содрогайся, проклятый англичанин!
   Энтони взглянул на клочок с некоторым интересом, отнюдь не смутившись второй частью приказания незнакомца. Там была грубо нарисована красная рука.
   – Похоже на руку, – заключил он. – Но, если вам угодно, я готов считать это изображением заката на Северном полюсе.
   – Это знак Братства Багровой Руки. Я – член Братства.
   – Никогда бы не подумал, – сказал Энтони, глядя на него с нескрываемым интересом. – Остальные Братья такие же? Не представляю себе, что сказали бы о них евгенисты.
   Незнакомец гневно закричал:
   – Собака! Хуже собаки! Наемный слуга прогнившей монархии! Давай сюда мемуары и останешься жив! И помни милосердие Братства!
   – Очень мило с вашей стороны, – сказал Энтони, – но боюсь, что все вы стали жертвой недоразумения. Мне поручено передать рукопись отнюдь не вашему почтенному сообществу, а издательству.
   – Ха! – засмеялся незнакомец. – Неужели ты думаешь, что тебе позволят дойти туда живым? Хватит болтать! Выкладывай рукопись, иначе я стреляю!
   Он выхватил из кармана револьвер и помахал им перед носом Энтони.
   Но он недооценил Энтони Кейда. Он не привык иметь дело с людьми, которые действуют столь же стремительно – если не быстрее, – как и думают. Энтони не стал дожидаться, пока его продырявят пулей. Едва посетитель выхватил револьвер, Энтони прыгнул и выбил оружие у него из рук. Сила удара была такова, что незнакомец развернулся спиной к нападавшему.
   Жалко было бы упустить такой случай. Сильным пинком Энтони послал незнакомца в направлении дверей, и тот вылетел в коридор, где и обмяк у стенки.
   Энтони вышел за ним, но доблестный член Братства Багровой Руки уже получил свое. Он проворно вскочил на ноги и ринулся прочь по коридору. Энтони не стал его преследовать и вернулся в номер. «Поделом этому Братству! – заключил он. – Внешность, конечно, живописная, но, если действуешь правильно, справиться с ними ничего не стоит. Интересно, какой дьявол принес его? Одно совершенно ясно: дело будет совсем не таким простым, как мне казалось я уже насолил обеим партиям – и монархистам, и радикалам. Вероятно, вскоре последуют визиты делегаций националистов и независимых либералов. Во всяком случае, нынче же ночью рукопись нужно прочесть».
   Взглянув на часы, Энтони обнаружил, что уже почти девять, и решил поесть в номере. Он не ожидал больше никаких непредвиденных визитов, но чувствовал, что все время нужно быть начеку. У него не было ни малейшего желания предоставить кому-нибудь возможность порыться в его чемодане в то время, пока он будет в ресторане. Он позвонил, попросил меню и заказал пару блюд и бутылку бордо. Стюард принял заказ и удалился.
   Ожидая, пока принесут обед, он распаковал рукопись и положил ее на стол рядом с письмами.
   В дверь постучали, и стюард вкатил сервировочный столик. Энтони находился в этот момент у камина. Стоя спиной к двери, он оказался прямо напротив зеркала и, мельком взглянув в него, заметил нечто любопытное. Стюард прямо-таки пожирал глазами пакет с рукописью. Глядя на неподвижную спину Энтони, он медленно двинулся вокруг стола. Руки его дрожали, язык облизывал пересохшие губы. Энтони присмотрелся к нему. Это был высокий мужчина, гибкий, как и все стюарды, с чисто выбритым подвижным лицом. «Скорее итальянец, чем француз», – подумал Энтони.
   В критический момент Энтони резко повернулся. Стюард застыл на месте и сделал вид, что занят солонкой.
   – Как вас зовут? – неожиданно спросил Энтони.
   – Джузеппе, мсье.
   – Итальянец?
   – Да, мсье.
   Энтони заговорил с ним по-итальянски, и тот отвечал довольно бегло. Наконец Энтони кивком головы отпустил его. Но, поглощая принесенный Джузеппе отличный обед, Энтони усиленно размышлял. Не ошибся ли он? Быть может, интерес Джузеппе к пакету с рукописью был вызван простым любопытством? Может, и так… Но, вспомнив лихорадочное волнение итальянца, он переменил свое заключение. Как бы там ни было, он был весьма озадачен. «А ну их всех к черту! – подумал Энтони. – Не могут же все охотиться за этой проклятой рукописью. Может, мне все-таки почудилось?..»
   Поев, он принялся за мемуары. Так как почерк графа Стылптича был весьма неразборчив, дело продвигалось очень медленно. Энтони начал позевывать, и промежутки между зевками подозрительно сокращались. В конце четвертой главы он сделал передышку. Пока что мемуары Казались ему невыносимо скучными и он не обнаружил даже намека на скандал. Энтони взял письма, стопкой лежавшие на столе, завернул их в обертку рукописей и запер в чемодан. Затем запер дверь и для предосторожности подставил к ней стул. А на стул поставил графин с водой.
   Не без гордости завершив все эти приготовления, Энтони разделся и лег. Он попробовал было читать дальше, но веки его сомкнулись и, засунув рукопись под подушку, он выключил свет и сразу же уснул.
   Прошло, должно быть, часа четыре. Проснулся он внезапно. Он не понял, что его разбудило, – возможно, какой-нибудь звук, а возможно, и ощущение опасности, которое очень развито у людей, не раз бывавших в переделках.
   Секунду он лежал совершенно неподвижно, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Он различил какой-то осторожный шорох, а вскоре и увидел что-то в темноте на полу между кроватью и окном, рядом с чемоданом! Одним прыжком Энтони соскочил с кровати и включил свет. Человек, стоявший на коленях возле чемодана, метнулся в сторону. Это был Джузеппе. В правой его руке блеснул нож. Он бросился с ним прямо на Энтони, который уже вполне осознал серьезность своего положения. Он был безоружен, а его противник заблаговременно позаботился об оружии.
   Энтони отпрыгнул, и Джузеппе, ударив ножом, промахнулся. Мгновение спустя двое мужчин уже катались по полу, сцепившись друг с другом. Все свои усилия Энтони направил на то, чтобы мертвой хваткой держать правую руку противника, не позволяя ему воспользоваться ножом. Он понемногу заворачивал руку ему за спину. Но в это время свободной рукой итальянец вцепился ему в горло. Тогда Энтони, собрав последние силы, дернул вывернутую руку.
   Нож со звоном упал на пол. В тот же момент итальянец рванулся и выскользнул из объятий. Энтони отпрыгнул от него, но совершил ошибку, отскочив к дверям и думая лишить Джузеппе возможности бегства. Слишком поздно он заметил, что стул и графин стоят на месте.
   Джузеппе забрался через окно и воспользовался им снова. В тот момент, когда Энтони отпрыгнул к двери, он выскочил на балкон, перебрался с него на соседний и исчез в соседнем окне. Энтони сразу понял, что преследовать его нет никакого смысла. Без сомнения, путь отступления был подготовлен заранее. Энтони не стоило и беспокоиться.
   Он подошел к кровати и с волнением сунул руку под подушку – рукопись была на месте. Счастье, что она была здесь, а не в чемодане. Энтони нагнулся к чемодану и заглянул в него, собираясь достать оттуда письма. У него перехватило дыхание. Писем не было!

6. Тонкое искусство шантажа

   Ровно без пяти четыре Вирджиния Ривел, сгорая от любопытства, вернулась в дом на Понт-стрит. Она открыла дверь своим ключом, вошла в холл и столкнулась лицом к лицу с невозмутимым Чилверсом.
   – Прошу прощения, мэм, но вас хочет видеть один… э-э субъект.
   Сперва Вирджиния не обратила внимания на то существительное, которое употребил Чилверс.
   – Мистер Ломакс? Где он? В гостиной?
   – Нет, мэм, не мистер Ломакс, – сказал Чилверс почти с упреком. – Какой-то субъект. Я не хотел пускать его, но он сказал, что дело у него очень важное, связанное с капитаном, если я правильно понял. Подумайте хорошенько, стоит ли вам встречаться с ним. Пока я усадил его в кабинете.
   Вирджиния на минуту задумалась. Она была вдовой уже несколько лет, и тот факт, что она редко говорила о своем муже, некоторые трактовали как знак того, что за своей беззаботностью она скрывает незаживающую душевную рану. Другие же, наоборот, полагали, что Вирджиния никогда не любила Тима Ривела, а ее сдержанность считали напускной и неискренней.
   – Должен заметить, мэм, – продолжал Чилверс, – что этот человек похож на иностранца.
   Вирджиния заинтересовалась еще больше. Муж ее был на дипломатической службе, и они вместе находились в Герцословакии как раз перед нашумевшим убийством короля и королевы. Быть может, этот человек герцословак, кто-нибудь из прежних слуг, попавший теперь в беду?
   – Вы правильно сделали, Чилверс, – коротко сказала она, одобрительно кивнув ему. – Так где он? В кабине те? – Она проследовала через холл своей легкой, бодрой, походкой и открыла дверь в небольшую комнату, примыкавшую к столовой.
   Посетитель сидел на стуле у камина. При ее появлении он встал и посмотрел на нее. У Вирджинии была отлична» Память на лица, и она была совершенно уверена, что никогда раньше не видела этого человека. Он был высок, смугл и строен, и, без сомнения, иностранец, но вряд ли славянин. Вирджиния подумала, что он итальянец или, на худой конец, испанец.
   – Это вы хотели видеть меня? – спросила она. – Я миссис Ривел.
   Некоторое время незнакомец молчал. Он не спеша оглядывал ее, словно приценивался. В его поведении была скрыта какая-то развязность, которую Вирджиния незамедлительно почувствовала.
   – Не перейдете ли вы к делу? – нетерпеливо спросила она.
   – Вы миссис Ривел? Миссис Тимоти Ривел?
   – Да. Я же сказала вам.
   – Как же, как же! Это очень хорошо, миссис Ривел, что вы согласились принять меня. В противном случае, как я и сказал вашему дворецкому, я был бы вынужден обратиться к вашему мужу.
   Вирджиния поглядела на него с изумлением, но что-то заставило ее удержаться от резкого ответа, уже готового сорваться с ее уст.
   – С этим у вас возникли бы некоторые проблемы, – сухо заметила она.
   – Навряд ли. Я очень настойчив. Но ближе к делу.
   Вы, вероятно, узнаете это?
   Он помахал перед ней каким-то листом бумаги. Вирджиния посмотрела безо всякого интереса.
   – Что это, по-вашему, мадам?
   – Как будто, письмо, – ответила Вирджиния, постепенно склоняясь к мысли, что имеет дело с душевнобольным.
   – И вы, быть может, припоминаете, кому оно адресовано? – значительно сказал незнакомец, держа письмо подальше от Вирджинии.
   – Если я верно прочла, – вежливо ответила Вирджиния, – оно адресовано капитану О’Нилу, Париж, Рю-де-Кенель, 15.
   Незнакомец, казалось, жадно вглядывается в ее лицо, тщетно ища чего-то.
   – Не хотите ли прочесть его?
   Вирджиния взяла конверт, достала письмо и стала читать, но почти сразу же оторвалась и протянула письмо обратно:
   – Это частное письмо – и оно явно не предназначено для моих глаз.
   Незнакомец сардонически улыбнулся:
   – Поздравляю вас, миссис Ривел, ваши действия восхитительны! Вы отлично играете свою роль. Тем не менее, я полагаю, что вы вряд ли станете отрицать, что подпись-то ваша.
   – Подпись?
   Вирджиния снова взяла письмо – и застыла в немом изумлении. Аккуратная подпись гласила: «Вирджиния Ривел». Сдержав возглас удивления, она вернулась к началу письма и прочла его до конца. На минуту она задумалась. Содержание письма недвусмысленно свидетельствовало о том, что может последовать дальше.
   – Итак, мадам, – сказал незнакомец, – это ваше имя, не так ли?
   – Да, – ответила Вирджиния, – мое. – Она могла бы добавить, что почерк все-таки чужой. Вместо этого она с ослепительной улыбкой посмотрела на незнакомца. – Ну что же, – сказала она, – может быть, сядем и побеседуем?
   Незнакомец был озадачен. Он не ждал подобной реакции. Его внутренний голос говорил ему, что она его не боится.
   – Для начала мне хотелось бы знать, каковы разыскали меня?
   – Это было нетрудно. – Он достал из кармана страницу, вырванную из иллюстрированного журнала, и протянул ее Вирджинии. Энтони Кейд легко бы узнал ее.
   Вирджиния вернула страницу и слегка нахмурилась.
   – Да, – сказала она, – это было нетрудно.
   – Вы, конечно, понимаете, миссис Ривел, что письмо это не единственное. Есть и другие.
   – Господи! – воскликнула Вирджиния. – Кажется, я была очень неосторожна. – И вновь она заметила, как его озадачил ее легкомысленный тон. Все это начинало ей нравиться. – Как бы там ни было, – сказала она улыбаясь, – это очень любезно с вашей стороны зайти и вернуть мне эти письма.
   Некоторое время незнакомец откашливался.
   – Я небогатый человек, миссис Ривел, – сказал он наконец с деланной значительностью в голосе.
   – В таком случае, как я слышала, вам будет гораздо легче попасть в царство небесное.
   – Я не могу позволить себе вернуть вам эти письма просто так.
   – Здесь какое-то недоразумение. Ведь эти письма принадлежат тому, кто писал их.
   – Может, оно и так, мадам, но вряд ли вы захотите прибегнуть к помощи закона.
   – Но есть закон и о шантаже, – напомнила Вирджиния.
   – Оставьте, миссис Ривел! Я ведь не идиот. Я читал эти письма – письма женщины к своему любовнику. И все до одного они пронизаны страхом перед мужем. Не хотите же вы, чтобы я передал их ему?
   – Вы упускаете из виду одно обстоятельство. Письма писались несколько лет назад. Представьте себе, что я уже овдовела.
   Он понимающе покачал головой:
   – В таком случае, если бы вам нечего было бояться, вы не сидели бы и не беседовали со мной.
   Вирджиния улыбнулась.
   – Сколько же вы хотите? – спросила она деловым тоном.
   – За тысячу фунтов я готов передать вам весь пакет. Я прошу совсем немного. Вы же видите, мне не очень по нраву это дело.
   – И не подумаю платить вам тысячу фунтов! – решительно сказала Вирджиния.
   – Мадам, я не торгуюсь. Тысяча фунтов – и письма у вас в руках.
   Вирджиния задумалась:
   – Дайте мне время. Не так просто выложить сразу такую сумму.
   – Несколько фунтов задатка, скажем, пятьдесят, – произнес незнакомец, – и я зайду к вам еще раз.
   Вирджиния посмотрела на часы. Было пять минут пятого, и ей показалось, что она слышит колокольчик.
   – Договорились, – поспешно сказала она. – Приходите завтра, но попозже. Около шести.
   Она подошла к столу, стоявшему у стены, открыла один из ящиков и достала пачку банкнот.
   – Здесь около сорока фунтов. Думаю, вам пока хватит.
   Он жадно схватил деньги.
   – А сейчас немедленно уходите, – приказала Вирджиния.
   Безо всяких возражений незнакомец вышел из комнаты. В открытую дверь Вирджиния увидела в холле Джорджа Ломакса, которого Чилверс провожал наверх. Когда хлопнула дверь, Вирджиния окликнула Джорджа:
   – Идите сюда, Джордж! Чилверс, будьте так добры, принесите нам чай.
   Она распахнула оба окна, и Джордж Ломакс, войдя в комнату, увидел ее стоящей со сверкающими глазами и развевающимися на ветру волосами.
   – Сейчас я закрою. Но нужно немного проветрить. Вы не встретили в холле шантажиста?
   – Кого?
   – Шантажиста, Джордж. Шан-та-жи-ста! Шантажиста! Человека, занимающегося шантажом.
   – Вирджиния, дорогая, вы шутите!
   – Я вполне серьезно.
   – Кого же он пришел шантажировать?
   – Меня, Джордж!
   – Что вы натворили, Вирджиния?
   – Ну, в этом случае как раз ничего. Этот джентльмен принял меня за кого-то другого.
   – Надеюсь, вы позвонили в полицию?
   – Нет. Разве это необходимо?
   – Ну… – Джордж помолчал. – Пожалуй, нет, возможно, вы действовали разумно. В связи с этим делом вокруг вашего имени мог бы подняться неприятный шум.
   Может быть, вам пришлось бы давать показания…
   – Ну, это было бы даже интересно, – сказала Вирджиния. – Я бы хотела побывать на допросе и посмотреть, так ли все у судейских, как о том пишут. Недавно я заходила на Вайн-стрит справиться о брильянтовой брошке, которую потеряла. Так вот, там был очень симпатичный инспектор – самый симпатичный из всех, кого я знаю.
   Джордж, по обыкновению, пропустил все не относящеся к делу мимо ушей:
   – И как же вы поступили с этим негодяем?
   – Боюсь, Джордж, что я позволила ему делать это.
   – Что – это?
   – Шантажировать меня.
   Лицо Джорджа прямо-таки перекосилось от ужаса, Вирджиния прикусила губу.
   – Насколько я понял, вы говорите, что не рассеяли его иллюзий на ваш счет?
   Вирджиния кивнула и искоса посмотрела на него.
   – Господи! Вирджиния, да вы с ума сошли!
   – Полагаю, что на моем месте вы поступили бы так же.
   – Но зачем? Боже, зачем?!
   – Причин несколько. Для начала, он делал все так замечательно – ну, шантажировал… Я вообще не люблю прерывать мастера, когда он делает свое дело, – и отлично делает! И потом, сами посудите – ведь меня никогда не шантажировали…
   – Надеюсь.
   – Мне хотелось испытать, каково это.
   – Я отказываюсь вас понимать! – Я знала, вы не поймете…
   – Но вы, по крайней мере, не дали ему денег?
   – Самую малость, – извиняющимся тоном сказала Вирджиния.
   – Сколько?
   – Сорок фунтов.
   – Вирджиния!
   – Джордж, дорогой мой! Это не больше того, что я плачу за вечернее платье. Купить новые ощущения ничуть не хуже, чем купить новое платье.
   Джордж Ломакс гневно покачал головой, и лишь появившийся в этот момент Чилверс помешал ему выразить свое возмущение. Чилверс принес чайный прибор, и Вирджиния, довольно ловко управившись с тяжелым серебряным чайником, продолжила:
   – Джордж, были и еще причины, и куда более серьезные. Нас, женщин, обычно считают кошками, но сегодня я, в сущности, выручила одну женщину. Этот шантажист, вероятно, не собирается разыскивать другую Вирджинию Ривел. Он думает, что птичка в клетке. Бедняжка! Она, видно, страшно боялась, когда писала эти письма. Господину шантажисту не пришлось бы много трудиться. Здесь же, хоть он и не догадывается, перед ним совсем не так беззащитны. Благодаря моему безвинному прошлому я могу вести с ним эту игру. Коварство, Джордж, бездна коварства!
   Джордж снова покачал головой:
   – Не нравится мне это! Совсем не нравится.
   – Ладно, Джордж. Вы ведь пришли говорить не о шантажисте. Кстати, а зачем? Правильный ответ – «Повидать вас!». Ударение на «вас», а потом следует многозначительное пожатие руки, если, конечно, вы не ели перед тем густо намазанную маслом булку, – в этом случае все то же самое, но глазами.