Страница:
Кристи Агата
Укрощение цербера
Агата КРИСТИ
УКРОЩЕНИЕ ЦЕРБЕРА
1
Покачиваясь из стороны в сторону в вагоне метро и валясь то на одного, то на другого пассажира, Эркюль Пуаро с горечью думал о том, как перенаселен мир, во всяком случае, в этот час (половина седьмого вечера) и в этом месте. Жара, шум, давка, постоянное прикосновение потных рук, плеч, тел! Пуаро был буквально стиснут попутчиками, общения с которыми он отнюдь не жаждал. Человечество, взятое вот так, en masse <В целом (фр.).>, представлялось ему малоприятным. Как редко встречалось здесь искрящееся умом лицо или une femme bien mise <Со вкусом одетая женщина (фр.).>! Ну откуда у женщин эта страсть к вязанию в самых неподходящих обстоятельствах?
Вяжущая женщина выглядит далеко не лучшим образом - полная сосредоточенность, остекленевшие глаза, ни на секунду не замирающие пальцы... Чтобы вязать в переполненном вагоне метро, нужна ловкость дикой кошки и сила воли Наполеона, и тем не менее им это удается! Стоит им присесть, как тут же откуда-то извлекается нечто бесформенное отвратительного бледно-розового оттенка и раздается щелканье спиц!
Ни изящной непринужденности, горько думал Пуаро, ни женской грации. Сплошная суета и спешка - таков современный мир. До чего же похожи друг на друга были теперешние девицы, до чего не хватало им шарма, по-настоящему обольстительной женственности! Он искал в женщине индивидуальность. Всякому мужчине приятно видеть une femme du monde <Светскую даму (фр.).>, шикарную, привлекательную, spirituelle <Одухотворенную (фр.).>, с пышными формами, вычурно и экстравагантно одетую! Да, в его время такие женщины встречались, но теперь...
Станция. Поезд остановился. Пассажиры ринулись к дверям, едва не насадив Пуаро на кончики спиц; встречная волна еще сильнее вдавила его, как сардину в банке, в толпу пассажиров. Поезд рывком двинулся с места. Пуаро, отброшенный на коренастую женщину с кучей свертков, пробормотал "Простите" и отлетел к высокому угловатому мужчине, чей атташе-кейс больно ударил его по пояснице. Чувствуя, как мокнут и обвисают его усы, Пуаро вновь пролепетал извинения. Quel enfer <Сущий ад! (фр.)>! По счастью, на следующей остановке ему надо было выходить.
Увы, того же хотели еще примерно сто пятьдесят пассажиров, поскольку этой станцией была "Пикадилли-Серкус"6. Все они выплеснулись на перрон как приливная волна, и вскоре Пуаро вновь оказало" зажат, но уже на эскалаторе, несущем его на поверхность земли.
Наверх из преисподней, подумал Пуаро, Его в этот момент мучила поистине адская боль - стоявший сзади человек притиснул к его ногам свой огромный, с острыми углами, чемодан!
И тут он услышал свое имя и, вздрогнув, поднял глаза. На противоположном, опускающемся эскалаторе он увидел роскошную женщину с пышными, обольстительными формами и густыми, крашенными хной, рыжими волосами, к которым была пришпилена маленькая соломенная шляпка, украшенная ворохом перьев самой разнообразной раскраски. С плеч ее струились экзотического вида меха. Не может быть! Это была она!
Алый рот широко улыбался, глубокий грудной голос был слышен всей подземке. На объем легких дама явно не жаловалась.
- Это он! - кричала дама. - Ну конечно, он! Mon cher Hercule Poirot <Мой дорогой Эркюль Пуаро (фр.).>! Мы непременно должны встретиться! Вы слышите!
Но даже сама судьба менее неотвратима, чем два эскалатора, движущиеся в противоположном направлении.
Они беспощадно несли Пуаро вверх, а графиню Веру Росакову вниз.
Перегнувшись через поручень, Пуаро в отчаянии воскликнул:
- Сhere Madame <Милостивая государыня (фр.).>, где я могу вас найти?
Откуда-то из глубины до него слабо долетел ответ. Несмотря на всю его неожиданность, в тот момент он показался до странности уместным;
- В преисподней...
Пуаро растерянно заморгал и, пошатнувшись, едва удержался на ногах. Увлекшись, он не заметил, как доехал до конца и забыл вовремя шагнуть с движущейся ленты. Толпа вокруг него рассеялась. Сбоку не менее густая толпа атаковала идущий вниз эскалатор. Поехать с ними?
Может быть, графиня имела в виду именно это? Да уж, недра земли в час пик иначе как адом не назовешь. Если графиня и в самом деле подразумевала эту преисподнюю, он не мог с нею не согласиться...
Пуаро втиснулся в толпу и отправился обратно вниз. У подножия эскалатора графини не было. Оставалось только искать на платформах.
Какую же линию осчастливила своим присутствием графиня, Бейкерлоо или Пикадилли? Пуаро заглянул на обе платформы, где его поочередно захлестывали толпы сходящих с поезда и садящихся на него, но нигде не заметил роскошной фигуры русской графини Веры Росаковой.
Усталый, помятый и донельзя огорченный, Пуаро вновь поднялся наверх и влился в водоворот Пикадилли-Серкус.
Впрочем, оказавшись дома, он испытывал лишь приятное волнение.
К несчастью, маленьким мужчинам нравятся яркие крупные женщины. Пуаро так и не смог избавиться от роковых чар графини, хотя в последний раз они виделись лет двадцать назад. Пусть ее макияж теперь очень напоминал закат на картине пейзажиста и надежно скрывал ее собственные черты, для Пуаро, при всем его строгом педантизме, она по-прежнему оставалась ослепительной красавицей. Мелкий буржуа был по-прежнему без ума от аристократки. Воспоминания о том, как ловко она похитила драгоценности, всколыхнули былой восторг. Пуаро вспомнилась великолепная самоуверенность, с которой она в ответ на прямое обвинение созналась в краже. Что за женщина! Одна на тысячу, нет, на миллион! А он встретил ее - и потерял!
"В преисподней..." Нет, слух его не подвел. Именно это она и сказала.
Но что же она имела в виду? Лондонскую подземку? Или в самом деле преисподнюю? Но даже если место в аду для не слишком добродетельной графини было скорее всего обеспечено, ее деликатность не позволила бы ей намекнуть, что и Эркюлю Пуаро уготована та же участь.
Нет, она явно подразумевала что-то другое... Пуаро был на грани полного замешательства. Неподражаемая женщина! Другая бы вспомнила "Ритц" или "Клариджез", а блистательная, остроумная Вера Росакова выкрикнула "В преисподней"!
Пуаро вздохнул. Сдаваться он, однако же, не собирался. На следующее утро он решил выйти из затруднения простейшим способом: призвать на помощь свою секретаршу.
Мисс Лемон была очень некрасива, но необыкновенно хорошо делала свое дело. Для нее Пуаро был прежде всего работодателем, и свои обязанности она выполняла безупречно. Все ее сокровенные мысли и мечты были посвящены новой системе хранения документов, которую она неустанно совершенствовала.
- Мисс Лемон, могу я вас кое о чем спросить?
- Конечно, мосье Пуаро. - Мисс Лемон убрала пальцы с клавиатуры пишущей машинки и вся превратилась в слух.
- Если бы кто-то из ваших знакомых предложил вам встретиться с нею то есть с ним - в преисподней, что бы вы сделали?
Ответ мисс Лемон, как всегда, не заставил себя ждать.
- Заранее заказала бы по телефону столик.
Пуаро ошеломленно уставился на нее.
- Позвонили бы и заказали столик? - с трудом выдавил он из себя.
Кивнув, мисс Лемон придвинула к себе телефон.
- На сегодня? - уточнила она и, расценив его молчание как знак согласия, набрала номер.
- Темпл Бар четырнадцать пятьсот семьдесят восемь?
"Преисподняя"? Я бы хотела заказать столик на двоих.
Мосье Эркюль Пуаро. Сегодня в одиннадцать.
Положив трубку, она вновь приготовилась печатать.
Лицо ее выражало едва заметное нетерпение. Поручение она выполнила, так нельзя ли дать ей наконец возможность вернуться к прерванной работе, казалось, говорил ее взгляд.
Но Пуаро требовались разъяснения.
- Что же это, в конце концов, за "Преисподняя"? - спросил он.
Мисс Лемон слегка удивилась.
- Вы разве не знаете, мосье Пуаро? Это ночной клуб, совсем новый и очень модный. Там заправляет, кажется, какая-то русская. Я могу оформить вам членство хоть сегодня.
Заявив это, она с демонстративным видом начала с пулеметной скоростью строчить на своей машинке.
Ровно в одиннадцать часов вечера Эркюль Пуаро вошел в дверь, над которой горели поочередно неоновые буквы названия - видимо, чтобы никого не шокировать. У дверей джентльмен в красном фраке принял у него пальто и указал на ведущие вниз широкие пологие ступени.
На каждой из ступеней была написана приличествующая случаю фраза.
На первой:
"Я хотел как лучше..."
На второй:
"Покончи с прошлым и начни новую жизнь..."
На третьей:
"Я могу это бросить в любой момент..."
- Благие намерения, мостящие дорогу в ад, - одобрительно пробурчал Пуаро. - C'est bien imagine, ca <Неплохо придумано (фр.).>!
Он спустился вниз. Там был водоем с красными лилиями. Через него был перекинут мост в виде судна, по которому он перешел на другую сторону.
Слева от него в чем-то вроде мраморного грота сидел самый огромный, самый безобразный и самый черный пес из всех, каких Пуаро когда-либо видел. Пуаро понадеялся, что это всего лишь чучело. Но пес тут же повернул свирепую уродливую голову и из утробы его черного поджарого тела раздался рокочущий рык, от которого кровь стыла в жилах.
Только тут Пуаро заметил декоративную корзинку с круглыми собачьими галетами и надписью "Подачка Церберу".
На нее-то и был устремлен взгляд пса.
Снова послышался рокочущий рык. Пуаро достал из корзинки галету и бросил псу.
Разверзлась огромная красная пасть, щелкнули челюсти - Цербер принял подачку! Пуаро проследовал к распахнутой двери.
Зал оказался не таким уж большим. В глубине стояли столики, в центре оставалось пространство для танцев. Горели красные лампы, стены украшали фрески, а в дальнем конце размещалась большая жаровня, у которой священнодействовали рогатые и хвостатые черти - так были наряжены повара.
Едва Пуаро успел все это рассмотреть, как графиня Вера Росакова, ослепительная в алом вечернем платье, с чисто русской непосредственностью кинулась ему навстречу с распростертыми объятиями.
- Вы пришли! Дорогой мой, милый мой друг! Как я рада снова видеть вас! После стольких лет.., кстати, скольких именно? Хотя нет, об этом лучше говорить не будем...
Мне кажется, все это было только вчера. Вы не изменились - нисколечко не изменились!
- Вы тоже, chore ami <Дорогой друг (фр.).>, - воскликнул Пуаро, склоняясь над ее рукой.
Тем не менее он сознавал, двадцать лет есть двадцать лет... Сейчас когда-то роскошную графиню Росакову можно было без большой натяжки назвать развалиной, но развалиной весьма эффектной. Кипучая энергия и умение наслаждаться жизнью все так же бурлили в ней, а уж в том, как польстить мужчине, ей поистине не было равных.
Графиня увлекла Пуаро к столику, за которым сидели двое.
- Мой друг, мой знаменитый друг Эркюль Пуаро, - отрекомендовала она гостя. - Тот самый, гроза злоумышленников! Было время, я и сама его побаивалась, но теперь.., теперь я веду самую что ни на есть добродетельную, скучнейшую жизнь. Ведь так?
- Не отчаивайтесь, графиня, - отозвался высокий и худой пожилой мужчина.
- .Это сам профессор Лискерд, - представила его графиня. - Он все знает о прошлом и подсказал мне многое из того, что здесь изображено.
Великий археолог едва приметно содрогнулся.
- Знал бы я, что вы собираетесь сотворить, - пробормотал он. - Это же что-то несусветное!
Пуаро повнимательнее вгляделся в настенные росписи. Прямо перед ним Орфей дирижировал джаз-бандом, а Эвридика с надеждой смотрела в сторону жаровни. На противоположной стене Исида и Осирис, видимо, вывозили египетский подземный бомонд на увеселительную прогулку по реке. На третьей стене жизнерадостные девицы и юноши наслаждались совместным купанием - в чем мать родила.
4. - Страна юности, - объяснила графиня и добавила, завершая представление:
- А это моя маленькая Элис.
Пуаро поклонился сидевшей за тем же столиком сурового вида девушке, в клетчатом жакете с юбкой и очках в роговой оправе.
- Умна необычайно, - сказала графиня. - Дипломированный психолог и знает, отчего душевнобольные становятся душевнобольными. Думаете, оттого, что психи?
Ничего подобного. Там куча разных других причин. Мне это, по правде говоря, странно.
Девушка по имени Элис любезно, но несколько высокомерно улыбнулась, и тоном, не допускающим возражений, спросила профессора, не хочет ли он потанцевать.
Тот был польщен, но растерян.
- Милая леди, боюсь, что, кроме вальса, я ни на что не способен.
- Это и есть вальс, - терпеливо сказала Элис.
Они пошли танцевать, однако получалось у них не слишком изящно.
Графиня вздохнула и пробормотала как бы в ответ на собственные мысли:
- И ведь нельзя сказать, что она так уж некрасива...
- Она не умеет использовать собственные возможности, - рассудил Пуаро.
- Откровенно говоря, - воскликнула графиня, - я нынешнюю молодежь не понимаю. Они даже не стараются понравиться, а нужно-то всего-навсего, как я делала в молодости, подобрать цвета, которые тебе идут, подложить плечики, потуже затянуть корсет, чуть подкрасить волосы, придав более выигрышный оттенок...
С этими словами она отбросила со лба пышные тициановские пряди. Уж она-то, бесспорно, старалась нравиться, до сих пор старалась, и еще как старалась!
- Довольствоваться тем, что дала тебе природа, это... это просто глупо! Да и в обществе этого не поймут! Вот Элис исписывает целые страницы умными словами о сексе, но скажите мне, часто ли мужчины предлагают ей отправиться на выходные в Брайтон? Одни умные слова, работа, социальное обеспечение трудящихся, забота о будущем. Все это замечательно и достойно похвал, но, скажите мне, разве это весело? И взгляните, каким унылым эти молодые люди сделали мир! Сплошные правила и запреты! В мое время было по-другому.
- Кстати, мадам, как поживает ваш сын? - Пуаро едва не сказал "Малыш", но во время вспомнил, что прошло двадцать лет.
Лицо графини осветила нежная материнская улыбка.
- Мой ангелочек! Огромный, плечистый, красивый!
Он сейчас в Америке. Строит там мосты, банки, гостиницы, магазины, железные дороги - все, что их американской душе угодно!
- Так он что, инженер? - с некоторым недоумением спросил Пуаро. - Или архитектор?
- Какая разница? - отмахнулась графиня. - Главное, он душка! Думает только о стальных балках, механизмах и каком-то напряжении, словом, о вещах, в которых я никогда ничего не понимала. Но мы, как и прежде, обожаем друг друга. И ради него я обожаю малютку Элис. Я не сказала? Они обручены. Встретились не то на самолете, не то на пароходе, а может в поезде и, пока говорили о социальной защите трудящихся, по уши влюбились друг в друга. Так что, когда она приезжает в Лондон, тут же идет ко мне, а я прижимаю ее к сердцу, - графиня сложила руки на внушительной груди, - и говорю: "Вы с Ники любите друг друга, значит, и я тебя люблю, но зачем же ты все время сюда приезжаешь?" Она начинает лепетать что-то про книгу, которую пишет, и про свою карьеру. Признаться, я этого не понимаю, но я всегда говорила, что нужно быть терпимой. А как вам нравится, друг мой, - добавила она на одном дыхании, - то, что я тут накрутила?
- Просто замечательно, - одобрительно огляделся Пуаро. - Все очень chic <Шикарно (фр.).>.
Клуб был полон, и чувствовалось, что людям здесь приятно находиться. Среди посетителей были и томные пары в вечерних туалетах, и богемные юноши в вельветовых брюках, и солидные джентльмены при галстуках; одетые в костюмы чертей оркестранты наяривали что-то сладострастное. Сомнений не было: в "Преисподней" понимали толк в удовольствиях.
- Мы тут каждому рады, - сказала графиня. - Так ведь оно и должно быть, правда? Двери ада открыты для всех...
- Кроме бедняков, пожалуй? - предположил Пуаро.
- Нас же учат, что богатому трудно попасть в Царствие Небесное, засмеялась графиня, - так пусть у них хоть в аду будет преимущество.
К столику возвратились профессор и Элис. Графиня поднялась.
- Мне надо поговорить с Аристидом.
Она обменялась парой фраз с метрдотелем, этаким сухопарым Мефистофелем, и пошла от стола к столу, беседуя с посетителями.
- Она личность, не правда ли? Это сразу чувствуется, - заметил профессор, утирая лоб и потягивая вино из бокала.
Вскоре он извинился и отправился поговорить с кем-то за соседним столиком. Оставшись наедине с суровой Элис, Пуаро почувствовал некоторую неловкость. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась весьма миловидной, но Пуаро в ее присутствии все равно было решительно не по себе; уж очень холоден был взгляд ее голубых глаз.
- Я даже не знаю вашей фамилии, - промямлил он.
- Каннингэм. Доктор Элис Каннингэм. Насколько я понимаю, вы с Верой были когда-то знакомы?
- Да, лет двадцать назад.
- Я нахожу ее весьма любопытным объектом для изучения, - сказала доктор Элис Каннингэм. - Естественно, она меня занимает прежде всего как мать человека, за которого я собираюсь замуж, но у меня к ней есть и чисто профессиональный интерес.
- Вот как?
- Да. Я пишу книгу о психологии преступников и нахожу ночную жизнь этого заведения весьма поучительной.
Сюда регулярно заходят всякие криминальные личности, и с некоторыми из них мне удалось побеседовать об их детстве. Вы, конечно, знаете, что у Веры тоже имеются преступные наклонности - я имею в виду ее склонность к воровству?
- Ну да.., мне об этом известно, - согласился слегка ошарашенный Пуаро.
- Я лично называю это сорочьим комплексом. Понимаете, она всегда крадет блестящие предметы. Только драгоценности, никаких денег. Я думаю, что в детстве с ней слишком нянчились и во всем потакали, но - чересчур оберегали.
Жизнь у нее была невыразимо скучной - скучной и слишком благополучной. А ее натура требовала драматических ситуаций, ей хотелось познать страдание, справедливую расплату.
В этом корень ее пороков. Ей хочется быть значительной, заставить говорить о себе, пусть через наказание.
- Вряд ли жизнь представительницы ancien re gime <Старого режима (фр.).> в России во время революции была такой уж благополучной и скучной, - возразил Пуаро.
В голубых глазах мисс Каннингэм мелькнула легкая усмешка.
- Ах, представительницы дворянства... - протянула она. - Это она вам сказала?
- Она аристократка до мозга костей, - непререкаемым тоном заявил Пуаро, гоня от себя беспокойные воспоминания о том, как в рассказах графини о ее детстве и юности концы никогда не сходились с концами.
- Человек верит тому, чему хочет верить, - заметила мисс Каннингэм, смерив его профессиональным взглядом.
Пуаро запаниковал, почувствовав, что еще немного - и ему тоже поставят диагноз и определят его комплекс. Он решил предпринять ответную атаку. Общение с графиней нравилось ему, в том числе и из-за ее аристократического происхождения, и не мог он позволить этой очкастой девчонке с глазами цвета крыжовенного киселя и ученой степенью испортить ему все удовольствие!
- Знаете, что мне кажется удивительным? - спросил он.
Признать вслух, что чего-то не знает, Элис Каннингэм не могла. Вместо этого она приняла вид скучающий, но снисходительный.
- Меня изумляет, - продолжал Пуаро, - что вы - молодая девушка, которая могла бы быть объектом поклонения - если бы постаралась, - ничуть не стараетесь хорошо выглядеть! Посмотрите на ваш жакет и юбку с огромными карманами, в таком наряде только в гольф играть. Но здесь-то не поле для гольфа, здесь - погребок, в котором доводы"! но жарко, у вас даже нос вспотел и блестит, но вам не приходит в голову его припудрить! И губы вы красите без всякого интереса, не пытаясь подчеркнуть их изгиб! Вы женщина, но предпочитаете не привлекать к этому обстоятельству внимания. А почему, я вас спрашиваю? Это же так обидно!
Он с удовлетворением отметил, что ничто человеческое Элис Каннингэм не чуждо. В ее глазах даже сверкнул гнев, но в следующее мгновение она вновь стала улыбчиво-снисходительной.
- Дорогой мой мосье Пуаро, - сказала она, - боюсь, вы отстали от современных взглядов. Важны ведь не внешние атрибуты, а сущность.
Закончив эту отповедь, Элис подняла глаза на подходившего к ним смуглого красавца.
- Интереснейший тип, - пробормотала она с жаром. - Пол Вареско! Сутенер с очень нетривиальными порочными склонностями. Я хочу вытянуть из него побольше о гувернантке, которая его воспитывала в трехлетнем возрасте.
И она тут же пошла танцевать с упомянутым молодым человеком, который двигался просто божественно. Когда они проплывали мимо Пуаро, до него донесся ее голос:
- Так после того лета в Богноре она вам подарила игрушечный подъемный кран? Это наводит на размышления.
У Пуаро мелькнула мысль, что за этот обостренный интерес к преступникам мисс Каннингэм когда-нибудь поплатится: ее изуродованное тело однажды найдут в глухом лесу. Она ему категорически не нравилась, но в глубине души он понимал: ему просто досадно, что он, Эркюль Пуаро, не произвел на нее никакого впечатления. Страдало его тщеславие!
Тут он, впрочем, заметил нечто такое, что сразу отвлекло его от Элис Каннингэм. За столиком в противоположном углу расположился светловолосый молодой человек во фраке. По манере поведения чувствовалось, что он привык к безбедному и беззаботному существованию. Он фатовато пялился на сидевшую напротив девицу того же пошиба, являя собой классический образец богатого бездельника. Пуаро, однако же, твердо знал, что молодой человек не был ни богачом, ни бездельником. Это был инспектор Скотленд-Ярда Чарлз Стивенс, и Пуаро ни на секунду не усомнился, что инспектор Стивенс был при исполнении...
2
На следующее утро Пуаро нанес визит своему старому другу, старшему инспектору Джеппу.
Реакция Джеппа на наводящие вопросы Пуаро была неожиданной.
- Ax вы, старый лис! - восхищенно воскликнул он. - Как это вы до всего доискиваетесь, понять не могу!
- Уверяю вас, мне ничего не известно - ровным счетом ничего! Просто праздное любопытство.
Джепп посоветовал Пуаро рассказать это своей бабушке.
- Так вы, значит, хотите поподробнее разузнать о "Преисподней". Что ж, с виду это просто заведение, которое попало в струю. Они, должно быть, загребают кучу денег, хотя и расходы у них немаленькие. Официально там заправляет русская, которая называет себя графиней.., мм.., как ее там...
- Я знаком с графиней Росаковой, - ледяным голосом прервал его Пуаро. - Мы старые друзья.
- На самом деле она просто пешка, - нимало не смущаясь, продолжал Джепп. - Она туда ни пенни не вложила. За всем этим мог бы стоять метрдотель, Аристид Папопулос - у него есть доля в заведении, - но не похоже, чтобы он там заказывал музыку. А вот кто ее заказывает, мы пока не выяснили.
- И отправили выяснять инспектора Стивенса?
- А, так вы его видели? Повезло щенку - непыльная работенка за казенный счет! И хоть бы что раскопал!
- А что он, по-вашему, должен был раскопать?
- Травку. Сбыт наркотиков в крупных масштабах. А платят за них не деньгами, а камешками.
- Да?
- Все отработано. Положим, у какой-нибудь леди Инкогнито или герцогини Имярек плохо с наличными или ей просто не хочется светиться в банке с крупными суммами. Зато у нее есть бриллианты, иногда даже фамильные.
Их отдают "почистить" или "оправить", камни вынимают из оправы и вместо них вставляют стразы, а неоправленные камни продают либо здесь, либо на континенте. Все идет как по маслу - камни никто не крал, хозяйка шума не поднимала. Когда рано или поздно обнаруживается, что какая-нибудь тиара или ожерелье - подделка, леди Инкогнито прикидывается оскорбленной невинностью и представить себе не может, как и когда была совершена подмена - ожерелье все время было на месте! Ну, а несчастная полиция в поте лица отрабатывает ложные версии вроде уволенных горничных, сомнительных дворецких или подозрительных мойщиков окон.
Но мы-то тоже не вчера родились, хоть эти светские пташки и считают нас недоумками. В нескольких подобных случаях мы обнаружили нечто общее: все замешанные в них женщины явно балуются наркотиками. Признаки известные - нервозность, раздражительность, нервный тик, расширенные зрачки и тому подобное. Возникает вопрос: где они берут зелье и кто за этим стоит?
- И вы полагаете, что ответ следует искать в "Преисподней"?
- Мы считаем, что там у них штаб-квартира. Уже установлено, где они химичат с драгоценностями. Фирма под названием "Голконда лимитед", якобы респектабельная, делает первоклассные искусственные бриллианты. Там крутится один гнусный тип. Пол Вареско, - слышали о таком?
- Я его видел в "Преисподней".
- Вот куда бы я его с удовольствием отправил, только без кавычек. Гнуснее мерзавца не придумаешь, но женщины - даже приличные - ему в рот смотрят! Он как-то связан с "Голкондой лимитед", и я уверен, что именно он и стоит за "Преисподней". Там бывают и светские дамы, и профессиональные преступники. Лучшего места для встреч не придумаешь!
- Думаете, именно там происходит обмен бриллиантов на наркотики?
- Да. Насчет "Голконды" мы уже в курсе, теперь хотим вычислить, кто поставляет зелье и откуда оно идет.
- Но пока вам это не удалось?
- Я думаю, что это русская, однако улик у нас нет.
Несколько недель назад дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. Вареско зашел в "Голконду", взял кое-какие камни и прямо оттуда направился в "Преисподнюю". Стивенс с него глаз не спускал, но момента передачи не видел. Мы взяли Вареско на выходе - камней при нем не было. Устроили облаву в клубе, всех обыскали - ни камней, ни травки!
- Одним словом, фиаско?
- И не говорите. Могли бы здорово влипнуть, но, по счастью, во время облавы взяли Певерела - ну, помните, убийство в Баттерси. Чистая случайность, мы-то считали, что он в Шотландии скрывается. Один сметливый сержант его по фотографии опознал. Короче говоря, все хорошо, что хорошо кончается. И нам почет и уважение, и клубу - там с тех пор яблоку упасть негде!
УКРОЩЕНИЕ ЦЕРБЕРА
1
Покачиваясь из стороны в сторону в вагоне метро и валясь то на одного, то на другого пассажира, Эркюль Пуаро с горечью думал о том, как перенаселен мир, во всяком случае, в этот час (половина седьмого вечера) и в этом месте. Жара, шум, давка, постоянное прикосновение потных рук, плеч, тел! Пуаро был буквально стиснут попутчиками, общения с которыми он отнюдь не жаждал. Человечество, взятое вот так, en masse <В целом (фр.).>, представлялось ему малоприятным. Как редко встречалось здесь искрящееся умом лицо или une femme bien mise <Со вкусом одетая женщина (фр.).>! Ну откуда у женщин эта страсть к вязанию в самых неподходящих обстоятельствах?
Вяжущая женщина выглядит далеко не лучшим образом - полная сосредоточенность, остекленевшие глаза, ни на секунду не замирающие пальцы... Чтобы вязать в переполненном вагоне метро, нужна ловкость дикой кошки и сила воли Наполеона, и тем не менее им это удается! Стоит им присесть, как тут же откуда-то извлекается нечто бесформенное отвратительного бледно-розового оттенка и раздается щелканье спиц!
Ни изящной непринужденности, горько думал Пуаро, ни женской грации. Сплошная суета и спешка - таков современный мир. До чего же похожи друг на друга были теперешние девицы, до чего не хватало им шарма, по-настоящему обольстительной женственности! Он искал в женщине индивидуальность. Всякому мужчине приятно видеть une femme du monde <Светскую даму (фр.).>, шикарную, привлекательную, spirituelle <Одухотворенную (фр.).>, с пышными формами, вычурно и экстравагантно одетую! Да, в его время такие женщины встречались, но теперь...
Станция. Поезд остановился. Пассажиры ринулись к дверям, едва не насадив Пуаро на кончики спиц; встречная волна еще сильнее вдавила его, как сардину в банке, в толпу пассажиров. Поезд рывком двинулся с места. Пуаро, отброшенный на коренастую женщину с кучей свертков, пробормотал "Простите" и отлетел к высокому угловатому мужчине, чей атташе-кейс больно ударил его по пояснице. Чувствуя, как мокнут и обвисают его усы, Пуаро вновь пролепетал извинения. Quel enfer <Сущий ад! (фр.)>! По счастью, на следующей остановке ему надо было выходить.
Увы, того же хотели еще примерно сто пятьдесят пассажиров, поскольку этой станцией была "Пикадилли-Серкус"6. Все они выплеснулись на перрон как приливная волна, и вскоре Пуаро вновь оказало" зажат, но уже на эскалаторе, несущем его на поверхность земли.
Наверх из преисподней, подумал Пуаро, Его в этот момент мучила поистине адская боль - стоявший сзади человек притиснул к его ногам свой огромный, с острыми углами, чемодан!
И тут он услышал свое имя и, вздрогнув, поднял глаза. На противоположном, опускающемся эскалаторе он увидел роскошную женщину с пышными, обольстительными формами и густыми, крашенными хной, рыжими волосами, к которым была пришпилена маленькая соломенная шляпка, украшенная ворохом перьев самой разнообразной раскраски. С плеч ее струились экзотического вида меха. Не может быть! Это была она!
Алый рот широко улыбался, глубокий грудной голос был слышен всей подземке. На объем легких дама явно не жаловалась.
- Это он! - кричала дама. - Ну конечно, он! Mon cher Hercule Poirot <Мой дорогой Эркюль Пуаро (фр.).>! Мы непременно должны встретиться! Вы слышите!
Но даже сама судьба менее неотвратима, чем два эскалатора, движущиеся в противоположном направлении.
Они беспощадно несли Пуаро вверх, а графиню Веру Росакову вниз.
Перегнувшись через поручень, Пуаро в отчаянии воскликнул:
- Сhere Madame <Милостивая государыня (фр.).>, где я могу вас найти?
Откуда-то из глубины до него слабо долетел ответ. Несмотря на всю его неожиданность, в тот момент он показался до странности уместным;
- В преисподней...
Пуаро растерянно заморгал и, пошатнувшись, едва удержался на ногах. Увлекшись, он не заметил, как доехал до конца и забыл вовремя шагнуть с движущейся ленты. Толпа вокруг него рассеялась. Сбоку не менее густая толпа атаковала идущий вниз эскалатор. Поехать с ними?
Может быть, графиня имела в виду именно это? Да уж, недра земли в час пик иначе как адом не назовешь. Если графиня и в самом деле подразумевала эту преисподнюю, он не мог с нею не согласиться...
Пуаро втиснулся в толпу и отправился обратно вниз. У подножия эскалатора графини не было. Оставалось только искать на платформах.
Какую же линию осчастливила своим присутствием графиня, Бейкерлоо или Пикадилли? Пуаро заглянул на обе платформы, где его поочередно захлестывали толпы сходящих с поезда и садящихся на него, но нигде не заметил роскошной фигуры русской графини Веры Росаковой.
Усталый, помятый и донельзя огорченный, Пуаро вновь поднялся наверх и влился в водоворот Пикадилли-Серкус.
Впрочем, оказавшись дома, он испытывал лишь приятное волнение.
К несчастью, маленьким мужчинам нравятся яркие крупные женщины. Пуаро так и не смог избавиться от роковых чар графини, хотя в последний раз они виделись лет двадцать назад. Пусть ее макияж теперь очень напоминал закат на картине пейзажиста и надежно скрывал ее собственные черты, для Пуаро, при всем его строгом педантизме, она по-прежнему оставалась ослепительной красавицей. Мелкий буржуа был по-прежнему без ума от аристократки. Воспоминания о том, как ловко она похитила драгоценности, всколыхнули былой восторг. Пуаро вспомнилась великолепная самоуверенность, с которой она в ответ на прямое обвинение созналась в краже. Что за женщина! Одна на тысячу, нет, на миллион! А он встретил ее - и потерял!
"В преисподней..." Нет, слух его не подвел. Именно это она и сказала.
Но что же она имела в виду? Лондонскую подземку? Или в самом деле преисподнюю? Но даже если место в аду для не слишком добродетельной графини было скорее всего обеспечено, ее деликатность не позволила бы ей намекнуть, что и Эркюлю Пуаро уготована та же участь.
Нет, она явно подразумевала что-то другое... Пуаро был на грани полного замешательства. Неподражаемая женщина! Другая бы вспомнила "Ритц" или "Клариджез", а блистательная, остроумная Вера Росакова выкрикнула "В преисподней"!
Пуаро вздохнул. Сдаваться он, однако же, не собирался. На следующее утро он решил выйти из затруднения простейшим способом: призвать на помощь свою секретаршу.
Мисс Лемон была очень некрасива, но необыкновенно хорошо делала свое дело. Для нее Пуаро был прежде всего работодателем, и свои обязанности она выполняла безупречно. Все ее сокровенные мысли и мечты были посвящены новой системе хранения документов, которую она неустанно совершенствовала.
- Мисс Лемон, могу я вас кое о чем спросить?
- Конечно, мосье Пуаро. - Мисс Лемон убрала пальцы с клавиатуры пишущей машинки и вся превратилась в слух.
- Если бы кто-то из ваших знакомых предложил вам встретиться с нею то есть с ним - в преисподней, что бы вы сделали?
Ответ мисс Лемон, как всегда, не заставил себя ждать.
- Заранее заказала бы по телефону столик.
Пуаро ошеломленно уставился на нее.
- Позвонили бы и заказали столик? - с трудом выдавил он из себя.
Кивнув, мисс Лемон придвинула к себе телефон.
- На сегодня? - уточнила она и, расценив его молчание как знак согласия, набрала номер.
- Темпл Бар четырнадцать пятьсот семьдесят восемь?
"Преисподняя"? Я бы хотела заказать столик на двоих.
Мосье Эркюль Пуаро. Сегодня в одиннадцать.
Положив трубку, она вновь приготовилась печатать.
Лицо ее выражало едва заметное нетерпение. Поручение она выполнила, так нельзя ли дать ей наконец возможность вернуться к прерванной работе, казалось, говорил ее взгляд.
Но Пуаро требовались разъяснения.
- Что же это, в конце концов, за "Преисподняя"? - спросил он.
Мисс Лемон слегка удивилась.
- Вы разве не знаете, мосье Пуаро? Это ночной клуб, совсем новый и очень модный. Там заправляет, кажется, какая-то русская. Я могу оформить вам членство хоть сегодня.
Заявив это, она с демонстративным видом начала с пулеметной скоростью строчить на своей машинке.
Ровно в одиннадцать часов вечера Эркюль Пуаро вошел в дверь, над которой горели поочередно неоновые буквы названия - видимо, чтобы никого не шокировать. У дверей джентльмен в красном фраке принял у него пальто и указал на ведущие вниз широкие пологие ступени.
На каждой из ступеней была написана приличествующая случаю фраза.
На первой:
"Я хотел как лучше..."
На второй:
"Покончи с прошлым и начни новую жизнь..."
На третьей:
"Я могу это бросить в любой момент..."
- Благие намерения, мостящие дорогу в ад, - одобрительно пробурчал Пуаро. - C'est bien imagine, ca <Неплохо придумано (фр.).>!
Он спустился вниз. Там был водоем с красными лилиями. Через него был перекинут мост в виде судна, по которому он перешел на другую сторону.
Слева от него в чем-то вроде мраморного грота сидел самый огромный, самый безобразный и самый черный пес из всех, каких Пуаро когда-либо видел. Пуаро понадеялся, что это всего лишь чучело. Но пес тут же повернул свирепую уродливую голову и из утробы его черного поджарого тела раздался рокочущий рык, от которого кровь стыла в жилах.
Только тут Пуаро заметил декоративную корзинку с круглыми собачьими галетами и надписью "Подачка Церберу".
На нее-то и был устремлен взгляд пса.
Снова послышался рокочущий рык. Пуаро достал из корзинки галету и бросил псу.
Разверзлась огромная красная пасть, щелкнули челюсти - Цербер принял подачку! Пуаро проследовал к распахнутой двери.
Зал оказался не таким уж большим. В глубине стояли столики, в центре оставалось пространство для танцев. Горели красные лампы, стены украшали фрески, а в дальнем конце размещалась большая жаровня, у которой священнодействовали рогатые и хвостатые черти - так были наряжены повара.
Едва Пуаро успел все это рассмотреть, как графиня Вера Росакова, ослепительная в алом вечернем платье, с чисто русской непосредственностью кинулась ему навстречу с распростертыми объятиями.
- Вы пришли! Дорогой мой, милый мой друг! Как я рада снова видеть вас! После стольких лет.., кстати, скольких именно? Хотя нет, об этом лучше говорить не будем...
Мне кажется, все это было только вчера. Вы не изменились - нисколечко не изменились!
- Вы тоже, chore ami <Дорогой друг (фр.).>, - воскликнул Пуаро, склоняясь над ее рукой.
Тем не менее он сознавал, двадцать лет есть двадцать лет... Сейчас когда-то роскошную графиню Росакову можно было без большой натяжки назвать развалиной, но развалиной весьма эффектной. Кипучая энергия и умение наслаждаться жизнью все так же бурлили в ней, а уж в том, как польстить мужчине, ей поистине не было равных.
Графиня увлекла Пуаро к столику, за которым сидели двое.
- Мой друг, мой знаменитый друг Эркюль Пуаро, - отрекомендовала она гостя. - Тот самый, гроза злоумышленников! Было время, я и сама его побаивалась, но теперь.., теперь я веду самую что ни на есть добродетельную, скучнейшую жизнь. Ведь так?
- Не отчаивайтесь, графиня, - отозвался высокий и худой пожилой мужчина.
- .Это сам профессор Лискерд, - представила его графиня. - Он все знает о прошлом и подсказал мне многое из того, что здесь изображено.
Великий археолог едва приметно содрогнулся.
- Знал бы я, что вы собираетесь сотворить, - пробормотал он. - Это же что-то несусветное!
Пуаро повнимательнее вгляделся в настенные росписи. Прямо перед ним Орфей дирижировал джаз-бандом, а Эвридика с надеждой смотрела в сторону жаровни. На противоположной стене Исида и Осирис, видимо, вывозили египетский подземный бомонд на увеселительную прогулку по реке. На третьей стене жизнерадостные девицы и юноши наслаждались совместным купанием - в чем мать родила.
4. - Страна юности, - объяснила графиня и добавила, завершая представление:
- А это моя маленькая Элис.
Пуаро поклонился сидевшей за тем же столиком сурового вида девушке, в клетчатом жакете с юбкой и очках в роговой оправе.
- Умна необычайно, - сказала графиня. - Дипломированный психолог и знает, отчего душевнобольные становятся душевнобольными. Думаете, оттого, что психи?
Ничего подобного. Там куча разных других причин. Мне это, по правде говоря, странно.
Девушка по имени Элис любезно, но несколько высокомерно улыбнулась, и тоном, не допускающим возражений, спросила профессора, не хочет ли он потанцевать.
Тот был польщен, но растерян.
- Милая леди, боюсь, что, кроме вальса, я ни на что не способен.
- Это и есть вальс, - терпеливо сказала Элис.
Они пошли танцевать, однако получалось у них не слишком изящно.
Графиня вздохнула и пробормотала как бы в ответ на собственные мысли:
- И ведь нельзя сказать, что она так уж некрасива...
- Она не умеет использовать собственные возможности, - рассудил Пуаро.
- Откровенно говоря, - воскликнула графиня, - я нынешнюю молодежь не понимаю. Они даже не стараются понравиться, а нужно-то всего-навсего, как я делала в молодости, подобрать цвета, которые тебе идут, подложить плечики, потуже затянуть корсет, чуть подкрасить волосы, придав более выигрышный оттенок...
С этими словами она отбросила со лба пышные тициановские пряди. Уж она-то, бесспорно, старалась нравиться, до сих пор старалась, и еще как старалась!
- Довольствоваться тем, что дала тебе природа, это... это просто глупо! Да и в обществе этого не поймут! Вот Элис исписывает целые страницы умными словами о сексе, но скажите мне, часто ли мужчины предлагают ей отправиться на выходные в Брайтон? Одни умные слова, работа, социальное обеспечение трудящихся, забота о будущем. Все это замечательно и достойно похвал, но, скажите мне, разве это весело? И взгляните, каким унылым эти молодые люди сделали мир! Сплошные правила и запреты! В мое время было по-другому.
- Кстати, мадам, как поживает ваш сын? - Пуаро едва не сказал "Малыш", но во время вспомнил, что прошло двадцать лет.
Лицо графини осветила нежная материнская улыбка.
- Мой ангелочек! Огромный, плечистый, красивый!
Он сейчас в Америке. Строит там мосты, банки, гостиницы, магазины, железные дороги - все, что их американской душе угодно!
- Так он что, инженер? - с некоторым недоумением спросил Пуаро. - Или архитектор?
- Какая разница? - отмахнулась графиня. - Главное, он душка! Думает только о стальных балках, механизмах и каком-то напряжении, словом, о вещах, в которых я никогда ничего не понимала. Но мы, как и прежде, обожаем друг друга. И ради него я обожаю малютку Элис. Я не сказала? Они обручены. Встретились не то на самолете, не то на пароходе, а может в поезде и, пока говорили о социальной защите трудящихся, по уши влюбились друг в друга. Так что, когда она приезжает в Лондон, тут же идет ко мне, а я прижимаю ее к сердцу, - графиня сложила руки на внушительной груди, - и говорю: "Вы с Ники любите друг друга, значит, и я тебя люблю, но зачем же ты все время сюда приезжаешь?" Она начинает лепетать что-то про книгу, которую пишет, и про свою карьеру. Признаться, я этого не понимаю, но я всегда говорила, что нужно быть терпимой. А как вам нравится, друг мой, - добавила она на одном дыхании, - то, что я тут накрутила?
- Просто замечательно, - одобрительно огляделся Пуаро. - Все очень chic <Шикарно (фр.).>.
Клуб был полон, и чувствовалось, что людям здесь приятно находиться. Среди посетителей были и томные пары в вечерних туалетах, и богемные юноши в вельветовых брюках, и солидные джентльмены при галстуках; одетые в костюмы чертей оркестранты наяривали что-то сладострастное. Сомнений не было: в "Преисподней" понимали толк в удовольствиях.
- Мы тут каждому рады, - сказала графиня. - Так ведь оно и должно быть, правда? Двери ада открыты для всех...
- Кроме бедняков, пожалуй? - предположил Пуаро.
- Нас же учат, что богатому трудно попасть в Царствие Небесное, засмеялась графиня, - так пусть у них хоть в аду будет преимущество.
К столику возвратились профессор и Элис. Графиня поднялась.
- Мне надо поговорить с Аристидом.
Она обменялась парой фраз с метрдотелем, этаким сухопарым Мефистофелем, и пошла от стола к столу, беседуя с посетителями.
- Она личность, не правда ли? Это сразу чувствуется, - заметил профессор, утирая лоб и потягивая вино из бокала.
Вскоре он извинился и отправился поговорить с кем-то за соседним столиком. Оставшись наедине с суровой Элис, Пуаро почувствовал некоторую неловкость. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась весьма миловидной, но Пуаро в ее присутствии все равно было решительно не по себе; уж очень холоден был взгляд ее голубых глаз.
- Я даже не знаю вашей фамилии, - промямлил он.
- Каннингэм. Доктор Элис Каннингэм. Насколько я понимаю, вы с Верой были когда-то знакомы?
- Да, лет двадцать назад.
- Я нахожу ее весьма любопытным объектом для изучения, - сказала доктор Элис Каннингэм. - Естественно, она меня занимает прежде всего как мать человека, за которого я собираюсь замуж, но у меня к ней есть и чисто профессиональный интерес.
- Вот как?
- Да. Я пишу книгу о психологии преступников и нахожу ночную жизнь этого заведения весьма поучительной.
Сюда регулярно заходят всякие криминальные личности, и с некоторыми из них мне удалось побеседовать об их детстве. Вы, конечно, знаете, что у Веры тоже имеются преступные наклонности - я имею в виду ее склонность к воровству?
- Ну да.., мне об этом известно, - согласился слегка ошарашенный Пуаро.
- Я лично называю это сорочьим комплексом. Понимаете, она всегда крадет блестящие предметы. Только драгоценности, никаких денег. Я думаю, что в детстве с ней слишком нянчились и во всем потакали, но - чересчур оберегали.
Жизнь у нее была невыразимо скучной - скучной и слишком благополучной. А ее натура требовала драматических ситуаций, ей хотелось познать страдание, справедливую расплату.
В этом корень ее пороков. Ей хочется быть значительной, заставить говорить о себе, пусть через наказание.
- Вряд ли жизнь представительницы ancien re gime <Старого режима (фр.).> в России во время революции была такой уж благополучной и скучной, - возразил Пуаро.
В голубых глазах мисс Каннингэм мелькнула легкая усмешка.
- Ах, представительницы дворянства... - протянула она. - Это она вам сказала?
- Она аристократка до мозга костей, - непререкаемым тоном заявил Пуаро, гоня от себя беспокойные воспоминания о том, как в рассказах графини о ее детстве и юности концы никогда не сходились с концами.
- Человек верит тому, чему хочет верить, - заметила мисс Каннингэм, смерив его профессиональным взглядом.
Пуаро запаниковал, почувствовав, что еще немного - и ему тоже поставят диагноз и определят его комплекс. Он решил предпринять ответную атаку. Общение с графиней нравилось ему, в том числе и из-за ее аристократического происхождения, и не мог он позволить этой очкастой девчонке с глазами цвета крыжовенного киселя и ученой степенью испортить ему все удовольствие!
- Знаете, что мне кажется удивительным? - спросил он.
Признать вслух, что чего-то не знает, Элис Каннингэм не могла. Вместо этого она приняла вид скучающий, но снисходительный.
- Меня изумляет, - продолжал Пуаро, - что вы - молодая девушка, которая могла бы быть объектом поклонения - если бы постаралась, - ничуть не стараетесь хорошо выглядеть! Посмотрите на ваш жакет и юбку с огромными карманами, в таком наряде только в гольф играть. Но здесь-то не поле для гольфа, здесь - погребок, в котором доводы"! но жарко, у вас даже нос вспотел и блестит, но вам не приходит в голову его припудрить! И губы вы красите без всякого интереса, не пытаясь подчеркнуть их изгиб! Вы женщина, но предпочитаете не привлекать к этому обстоятельству внимания. А почему, я вас спрашиваю? Это же так обидно!
Он с удовлетворением отметил, что ничто человеческое Элис Каннингэм не чуждо. В ее глазах даже сверкнул гнев, но в следующее мгновение она вновь стала улыбчиво-снисходительной.
- Дорогой мой мосье Пуаро, - сказала она, - боюсь, вы отстали от современных взглядов. Важны ведь не внешние атрибуты, а сущность.
Закончив эту отповедь, Элис подняла глаза на подходившего к ним смуглого красавца.
- Интереснейший тип, - пробормотала она с жаром. - Пол Вареско! Сутенер с очень нетривиальными порочными склонностями. Я хочу вытянуть из него побольше о гувернантке, которая его воспитывала в трехлетнем возрасте.
И она тут же пошла танцевать с упомянутым молодым человеком, который двигался просто божественно. Когда они проплывали мимо Пуаро, до него донесся ее голос:
- Так после того лета в Богноре она вам подарила игрушечный подъемный кран? Это наводит на размышления.
У Пуаро мелькнула мысль, что за этот обостренный интерес к преступникам мисс Каннингэм когда-нибудь поплатится: ее изуродованное тело однажды найдут в глухом лесу. Она ему категорически не нравилась, но в глубине души он понимал: ему просто досадно, что он, Эркюль Пуаро, не произвел на нее никакого впечатления. Страдало его тщеславие!
Тут он, впрочем, заметил нечто такое, что сразу отвлекло его от Элис Каннингэм. За столиком в противоположном углу расположился светловолосый молодой человек во фраке. По манере поведения чувствовалось, что он привык к безбедному и беззаботному существованию. Он фатовато пялился на сидевшую напротив девицу того же пошиба, являя собой классический образец богатого бездельника. Пуаро, однако же, твердо знал, что молодой человек не был ни богачом, ни бездельником. Это был инспектор Скотленд-Ярда Чарлз Стивенс, и Пуаро ни на секунду не усомнился, что инспектор Стивенс был при исполнении...
2
На следующее утро Пуаро нанес визит своему старому другу, старшему инспектору Джеппу.
Реакция Джеппа на наводящие вопросы Пуаро была неожиданной.
- Ax вы, старый лис! - восхищенно воскликнул он. - Как это вы до всего доискиваетесь, понять не могу!
- Уверяю вас, мне ничего не известно - ровным счетом ничего! Просто праздное любопытство.
Джепп посоветовал Пуаро рассказать это своей бабушке.
- Так вы, значит, хотите поподробнее разузнать о "Преисподней". Что ж, с виду это просто заведение, которое попало в струю. Они, должно быть, загребают кучу денег, хотя и расходы у них немаленькие. Официально там заправляет русская, которая называет себя графиней.., мм.., как ее там...
- Я знаком с графиней Росаковой, - ледяным голосом прервал его Пуаро. - Мы старые друзья.
- На самом деле она просто пешка, - нимало не смущаясь, продолжал Джепп. - Она туда ни пенни не вложила. За всем этим мог бы стоять метрдотель, Аристид Папопулос - у него есть доля в заведении, - но не похоже, чтобы он там заказывал музыку. А вот кто ее заказывает, мы пока не выяснили.
- И отправили выяснять инспектора Стивенса?
- А, так вы его видели? Повезло щенку - непыльная работенка за казенный счет! И хоть бы что раскопал!
- А что он, по-вашему, должен был раскопать?
- Травку. Сбыт наркотиков в крупных масштабах. А платят за них не деньгами, а камешками.
- Да?
- Все отработано. Положим, у какой-нибудь леди Инкогнито или герцогини Имярек плохо с наличными или ей просто не хочется светиться в банке с крупными суммами. Зато у нее есть бриллианты, иногда даже фамильные.
Их отдают "почистить" или "оправить", камни вынимают из оправы и вместо них вставляют стразы, а неоправленные камни продают либо здесь, либо на континенте. Все идет как по маслу - камни никто не крал, хозяйка шума не поднимала. Когда рано или поздно обнаруживается, что какая-нибудь тиара или ожерелье - подделка, леди Инкогнито прикидывается оскорбленной невинностью и представить себе не может, как и когда была совершена подмена - ожерелье все время было на месте! Ну, а несчастная полиция в поте лица отрабатывает ложные версии вроде уволенных горничных, сомнительных дворецких или подозрительных мойщиков окон.
Но мы-то тоже не вчера родились, хоть эти светские пташки и считают нас недоумками. В нескольких подобных случаях мы обнаружили нечто общее: все замешанные в них женщины явно балуются наркотиками. Признаки известные - нервозность, раздражительность, нервный тик, расширенные зрачки и тому подобное. Возникает вопрос: где они берут зелье и кто за этим стоит?
- И вы полагаете, что ответ следует искать в "Преисподней"?
- Мы считаем, что там у них штаб-квартира. Уже установлено, где они химичат с драгоценностями. Фирма под названием "Голконда лимитед", якобы респектабельная, делает первоклассные искусственные бриллианты. Там крутится один гнусный тип. Пол Вареско, - слышали о таком?
- Я его видел в "Преисподней".
- Вот куда бы я его с удовольствием отправил, только без кавычек. Гнуснее мерзавца не придумаешь, но женщины - даже приличные - ему в рот смотрят! Он как-то связан с "Голкондой лимитед", и я уверен, что именно он и стоит за "Преисподней". Там бывают и светские дамы, и профессиональные преступники. Лучшего места для встреч не придумаешь!
- Думаете, именно там происходит обмен бриллиантов на наркотики?
- Да. Насчет "Голконды" мы уже в курсе, теперь хотим вычислить, кто поставляет зелье и откуда оно идет.
- Но пока вам это не удалось?
- Я думаю, что это русская, однако улик у нас нет.
Несколько недель назад дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. Вареско зашел в "Голконду", взял кое-какие камни и прямо оттуда направился в "Преисподнюю". Стивенс с него глаз не спускал, но момента передачи не видел. Мы взяли Вареско на выходе - камней при нем не было. Устроили облаву в клубе, всех обыскали - ни камней, ни травки!
- Одним словом, фиаско?
- И не говорите. Могли бы здорово влипнуть, но, по счастью, во время облавы взяли Певерела - ну, помните, убийство в Баттерси. Чистая случайность, мы-то считали, что он в Шотландии скрывается. Один сметливый сержант его по фотографии опознал. Короче говоря, все хорошо, что хорошо кончается. И нам почет и уважение, и клубу - там с тех пор яблоку упасть негде!