Кристи Агата. Загадка Эндхауза

   — Вы в самом деле думаете?.. У меня просто не укладывается в голове. По-моему, все это не всерьез.
   Пуаро снова вынул из кармана пулю и посмотрел на нее.
   — Вполне серьезная вещь, мадемуазель, — сказал он мягко.
   — Так это был какой-то сумасшедший.
   — Возможно. Очень увлекательная тема для разговора в гостиной после обеда. В самом деле, все ли преступники ненормальны? Я склонен полагать, что да. Но это уж забота врачей. Передо мной стоят другие задачи. Я должен думать не о виновных, а о безвинных, не о преступниках, а о жертвах. Сейчас меня интересуете вы, мадемуазель, а не тот неизвестный, что хотел вас убить. Вы молоды, красивы; солнце светит, мир прекрасен, у вас впереди жизнь, любовь. Вот о чем я думаю, мадемуазель. А скажите, эти ваши друзья, миссис Раис и мистер Лазарус… давно они тут?
   — Фредди в наших краях уже со среды. Дня два она гостила у каких-то знакомых возле Тэвистока. Вчера приехала сюда. А Джим в это время, по-моему, тоже крутился где-то поблизости.
   — А капитан Челленджер?
   — Он в Девонпорте. Когда ему удается вырваться, приезжает сюда на машине — обычно на субботу и воскресенье.
   Пуаро кивнул. Мы уже возвращались к дому. Все замолчали. Потом Пуаро вдруг спросил:
   — У вас есть подруга, на которую вы могли бы положиться?
   — Фредди.
   — Нет, кто-нибудь другой.
   — Не знаю, право. Наверное, есть. А что?
   — Я хочу, чтобы вы пригласили ее к себе… немедленно.
   — О!
   Ник немного растерялась. С минуту она раздумывала, потом сказала нерешительно:
   — Разве что Мегги, она, наверно, согласилась бы…
   — Кто это — Мегги!
   — Одна из моих йоркширских кузин. У них большая семья: ее отец священник. Мегги примерно моих лет, и я ее обычно приглашаю к себе летом погостить. Но в ней нет изюминки слишком уж она безгрешная. С этакой прической, которая сейчас вдруг случайно вошла в моду. Словом, я рассчитывала обойтись в этом году без нее.
   — Ни в коем случае. Ваша кузина именно то, что нужно. Я представлял себе как раз кого-то в этом роде.
   — Ну что ж, — вздохнула Ник. — Пошлю ей телеграмму. Мне просто не приходит в голову, кого еще я могла бы сейчас поймать. Все уже с кем-то сговорились. Но она-то приедет, если только не намечается пикник церковных певчих или празднество матерей. Только я, по правде сказать, не понимаю, что она, по-вашему, должна делать?
   — Вы можете устроить так, чтобы она ночевала в вашей комнате?
   — Думаю, что да.
   — Ваша просьба не покажется ей странной?
   — О, Мегги ведь не рассуждает! Она только исполняет истово, по-христиански, с верой и рвением. Значит, договорились, я ей телеграфирую, чтобы приезжала в понедельник.
   — А почему не завтра?
   — Воскресным поездом? Она подумает, что я при смерти. Нет, лучше в понедельник. И вы расскажете ей, что надо мной нависла ужасная опасность?
   — Посмотрим. А вы все шутите? Ваше мужество меня радует.
   — Это хоть отвлекает, — сказала Ник.
   Что-то в ее тоне поразило меня, и я с любопытством взглянул на девушку. Мне показалось, что она о чем-то умалчивает. К этому времени мы уже вернулись в гостиную. Пуаро барабанил пальцами по газете.
   — Читали, мадемуазель? — спросил он вдруг. — Здешний «Геральд»? Так, мельком. Они тут каждую неделю печатают прогноз приливов, вот я и заглянула.
   — Ясно. Да, между прочим, вы когда-нибудь писали завещание?
   — Полгода назад. Как раз перед операцией.
   — Что вы сказали? Операцией?
   — Да, перед операцией аппендицита. Кто-то сказал, что надо написать завещание. Я написала и чувствовала себя такой важной персоной.
   — И каковы были условия?
   — Эндхауз я завещала Чарлзу. Все остальное — Фредди, но там не так уж много оставалось. Подозреваю, что… — как это говорится? — пассив превысил бы актив.
   Пуаро рассеянно кивнул.
   — Я должен вас покинуть. До свидания, мадемуазель. Остерегайтесь.
   — Чего?
   — У вас есть голова на плечах. Да в атом, собственно, и вся загвоздка, что мы не знаем, чего остерегаться. И все-таки не падайте духом. Через несколько дней я докопаюсь до правды.
   — А пока избегайте яда, бомб, выстрелов из-за угла, автомобильных катастроф и отравленных стрел, какими пользуются южноамериканские индейцы, — одним духом выпалила Ник.
   — Не насмехайтесь над собой, — остановил ее Пуаро.
   Возле дверей он задержался.
   — Кстати, — спросил он, — какую цену предлагал мосье Лазаря за портрет вашего деда?
   — Пятьдесят фунтов.
   — О!
   Он пристально вгляделся в темное, угрюмое лицо над камином.
   — Но я уже говорила вам, что не захотела продать старика.
   — Да, да, — задумчиво проговорил Пуаро. — Я вас понимаю.

Глава четвертая

Здесь что-то есть!

   — Пуаро, — сказал я, как только мы вышли на дорогу, — мне кажется, я должен сообщить вам одну вещь.
   — Какую, мой друг?
   Я передал ему, что говорила миссис Раис по поводу неисправных тормозов.
   — Вот как! Это становится интересным. Встречаются, конечно, тщеславные истерички, которые жаждут привлечь к себе внимание и сочиняют невероятные истории о том, как они были на волосок от смерти. Это известный тип. Они доходят до того, что сами наносят себе тяжелые увечья, лишь бы подтвердить свою правоту.
   — Неужели вы думаете…
   — Что мадемуазель Ник из их числа? Об этом не может быть и речи. Вы обратили внимание, Гастингс, нам стоило немалых трудов даже убедить ее в том, что ей грозит опасность. И она до самого конца делала вид, что подсмеивается и не верит. Она из нынешнего поколения, эта крошка. И все же это очень любопытно — то, что сказала миссис Раис. Почему она об этом заговорила? Допустим даже, что она сказала правду, но с какой целью? Без всякой видимой причины — так не к месту.
   — Вот именно, — подхватил я. — Она ведь просто притянула это за уши.
   — Любопытно. Очень любопытно. А я люблю, когда вдруг появляются такие любопытные подробности. От них многое зависит. Они указывают путь.
   — Куда?
   — Вы попали не в бровь, а в глаз, мой несравненный Гастингс. Куда? Вот именно, куда? Как ни печально, но мы узнаем это только в конце пути.
   — Скажите, Пуаро, для чего вы заставили ее пригласить эту кузину?
   Пуаро остановился и в возбуждении погрозил мне пальцем.
   — Подумайте! — воскликнул он. — Хоть немного пораскиньте мозгами. В каком мы положении? Мы связаны по рукам и ногам. Выследить убийцу, когда преступление уже совершено, это очень просто! Во всяком случае, для человека с моими способностями. Убийца, так сказать, уже оставил свою подпись. Ну, а сейчас преступление еще не совершено, — мало того, мы хотим его предотвратить. Расследовать то, что еще не сделано, — вот уж поистине нелегкая задача. Что нам сейчас важнее всего? Уберечь мадемуазель от опасности. А это не легко. Нет, это просто трудно, Гастингс. Мы не можем ходить за ней по пятам, мы даже не можем приставить к ней полисмена в больших ботинках. Или остаться на ночь в спальне молодой леди. Препятствий в этом деле хоть отбавляй. Но кое-что все-таки в наших силах. Мы можем поставить некоторые препоны на пути убийцы. Предостеречь мадемуазель, это во-первых. Устроить так, чтобы рядом с ней был совершенно беспристрастный свидетель, во-вторых. А обойти две такие преграды сумеет только очень умный человек.
   Он помолчал и продолжал уже совсем другим тоном:
   — Но вот чего я боюсь, Гастингс…
   — Чего же?
   — Что он и в самом деле очень умный человек. Ах, до чего неспокойно у меня на душе!
   — Вы меня пугаете, Пуаро! — воскликнул я.
   — Я и сам напуган. Вы помните эту газету, «Уикли Геральд»? Угадайте, в каком месте она была сложена? Именно там, где находилась маленькая заметка, гласившая: «Среди гостей отеля „Мажестик“ находятся мосье Эркюль Пуаро и капитан Гастингс». Теперь допустим — только допустим, — что кто-нибудь прочел эту заметку. Мое имя известно — его знают все…
   — Мисс Бакли не знала, — заметил я, ухмыльнувшись.
   — Она не в счет, ветрогонка. Человек серьезный преступник — знает его. Он сразу забеспокоится. Насторожится. Начнет задавать себе вопросы. Три неудачных покушения на жизнь мадемуазель, и вдруг в этих краях появляется Эркюль Пуаро. «Случайность?» — спрашивает он себя. И боится, что не случайность. Ну, как, по-вашему, что ему лучше делать?
   — Притаиться и замести следы, — предположил я.
   — Да, возможно… или, наоборот, если он и в самом деле храбрый человек, бить немедленно, не теряя времени. Прежде чем я начну расспросы, паф! — и мадемуазель мертва. Вот что бы сделал храбрый человек.
   — Но почему не допустить, что заметку читала сама мисс Бакли?
   — Потому, что мисс Бакли ее не читала. Она и бровью не повела, когда я назвал свою фамилию. Значит, мое имя было ей совершенно незнакомо. Кроме того, она сама сказала, что брала газету, только чтобы посмотреть прогноз приливов. Ну, а на той странице таблицы не было.
   — Значит, вы думаете, кто-нибудь из живущих в доме…
   — …или имеющих туда доступ. Последнее не трудно, так как дверь открыта настежь, и я не сомневаюсь, что друзья мисс Бакли приходят и уходят, когда им вздумается.
   — У вас есть какие-то догадки? Подозрения?
   Пуаро в отчаянии вскинул руки.
   — Никаких. Как я и предполагал, мотив не очевиден. Вот почему преступник чувствует себя в безопасности и смог отважиться сегодня утром на такую дерзость. На первый взгляд ни у кого как будто нет оснований желать гибели нашей маленькой Ник. Имущество? Эндхауз? Он достается кузену, который вряд ли особенно заинтересован в этом старом, полуразрушенном доме, к тому же обремененном закладными. Для него это даже не родовое поместье. Он ведь не Бакли, вы помните. Мы с ним, конечно, повидаемся, с этим Чарлзом Вайзом, но подозревать его, по-моему, нелепо… Затем мадам, любимая подруга, — мадонна с загадочным и отрешенным взглядом.
   — Вы это тоже почувствовали? — изумился я.
   — Какова ее роль в этом деле? Она сказала вам, что ее подруга лгунья. Мило, не так ли? Зачем ей было это говорить? Из опасения, что Ник может о чем-то рассказать? Например, об этой истории с автомобилем? Или про автомобиль она упомянула для примера, а сама боится чего-то другого? И правда ли, что кто-то повредил тормоза, и если да, то кто?.. Далее, мосье Лазарус, красивый блондин. К чему мы здесь можем придраться? Роскошный автомобиль, куча денег. Может ли он быть замешан в это дело? Капитан Челленджер…
   — О нем не беспокойтесь, — поспешно вставил я. — Я за него ручаюсь. Он настоящий джентльмен.
   — Он, разумеется, хорошей школы, как вы это называете. По счастью, я, как иностранец, не заражен вашими предрассудками, и они не мешают мне вести расследование. Однако я признаю, что не вижу связи между капитаном Челленджером и этим делом. По чести говоря, мне кажется, что такой связи нет.
   — Ну еще бы! — воскликнул я с жаром. Пуаро внимательно посмотрел на меня. — Вы очень странно влияете на меня, Гастингс. У вас такое необыкновенное «чутье», что меня так и подмывает им воспользоваться. Ведь вы один из тех поистине восхитительных людей, чистосердечных, доверчивых, честных, которых вечно водят за нос всякие мерзавцы. Такие, как вы, вкладывают сбережения в сомнительные нефтяные разработки и несуществующие золотые прииски. Сотни подобных вам дают мошеннику его хлеб насущный. Ну ладно, я займусь этим Челленджером. Вы пробудили во мне подозрения.