Страница:
Мэтью Литчфилд. Престарелый тиран. Имел четырех дочерей, которым не разрешал ни с кем встречаться и тратить деньги. Однажды вечером, когда он возвращался домой, на него напали у самого дома и убили ударом по голове. Позднее, во время расследования дела, его старшая дочь Маргарэт пришла в полицейское управление и призналась в убийстве отца, заявив, что сделала это ради блага младших сестёр, чтобы они могли, пока не поздно, устроить личную жизнь. Маргарэт Литчфилд объявили невменяемой и заключили в Бродмуэр, где она вскоре умерла.
Я читал внимательно, со все растущим замешательством. Наконец, я положил листочки на место и вопросительно взглянул на Пуаро.
— Ну что?
— Я помню дело Брэдли, — медленно произнёс я. — Я читал о нём. Миссис Брэдли была очень приятной женщиной.
Пуаро утвердительно кивнул головой.
— Но я всё равно не понимаю. Объясните. Что всё это значит?
— Вначале ответьте мне, что бросается вам в глаза? Я был сильно озадачен.
— Вы мне дали описание пяти различных убийств, которые произошли в различных местах и в различных кругах общества. Более того, они даже поверхностно не похожи друг на друга. В одном случае — ревность, в другом — попытка несчастной жены избавиться от мужа, в третьем — деньги, в четвёртом — бессмысленное преступление, поскольку убийца даже не пытался избежать наказания, в пятом — простая жестокость, возможно совершённая в состоянии опьянения.
Я замолчал и с сомнением добавил:
— Может быть, между ними есть что-то общее, чего я не заметил?
— Нет, нет, вы точно суммировали все факты. Единственное, что вы могли заметить, но не заметили — это то обстоятельство, что ни в одном из этих дел не возникло никакого сомнения.
— Не понимаю.
— Миссис Этерингтон, например, была оправдана, но, тем не менее, все были совершенно уверены, что именно она отравила своего мужа. Фрэду Клей никто открыто не осудил, но никто и не подумал о том, что в преступлении мог быть виновен кто-то другой. Риггс заявил, что не помнит, как убил жену и её любовника. Маргарэт Литчфилд признала свою вину, при этом даже не возник вопрос: а не мог ли сделать это кто-то другой? В каждом случае у нас только один подозреваемый и никого другого.
— Да, это верно, — поморщился я, — но не понимаю, какие выводы вы делаете из всего этого?
— Видите ли, я хочу показать вам, что в каждом упомянутом случае есть какой-то общий для всех них элемент.
— Что вы имеете в виду?
— Я пытаюсь, Гастингс, — медленно произнёс Пуаро, — быть очень внимательным ко всему. Давайте изложим все это следующим образом. Допустим, что есть некоторая определённая личность — некий мистер Икс. Ни в одном из этих случаев у него не было очевидного мотива для того, чтобы разделаться с жертвой. В одном случае, как мне удалось установить, Икс был в двухстах милях от места, где было совершено преступление. Тем не менее, я утверждаю: Икс был в близких отношениях с миссис Этерингтон, в течение некоторого времени жил в той же деревне, что и Риггс, и был знаком с миссис Брэдли. У меня есть фотография Икса и Фрэды Клей, шагающих вместе по улице, и, наконец, когда был убит старый Мэтью Литчфилд, Икс был рядом с домом. Что вы скажете на это?
Я уставился на него и медленно промолвил:
— Это даже чересчур много. Совпадение может быть в двух, даже в трёх случаях, но в пяти — это слишком много. Должна существовать, как бы это не казалось странным и невероятным, какая-то связь между этими отдельными убийствами.
— Значит, вам в голову приходят, те же мысли, что и мне?
— Что Икс — убийца? Да.
— В таком случае, Гастингс, вы вероятно пожелали бы вместе со мной предпринять какие-нибудь шаги, ведь Икс находится в этом доме.
— Здесь? В Стайлзе?
— Да, в Стайлзе. Логически, какой можно сделать из этого вывод?
Я знал, что за этим последует, но сказал:
— Продолжайте. Говорите!
И Эркюль Пуаро мрачно добавил:
— Вскоре здесь произойдёт убийство.
Глава 3
Глава 4
Я читал внимательно, со все растущим замешательством. Наконец, я положил листочки на место и вопросительно взглянул на Пуаро.
— Ну что?
— Я помню дело Брэдли, — медленно произнёс я. — Я читал о нём. Миссис Брэдли была очень приятной женщиной.
Пуаро утвердительно кивнул головой.
— Но я всё равно не понимаю. Объясните. Что всё это значит?
— Вначале ответьте мне, что бросается вам в глаза? Я был сильно озадачен.
— Вы мне дали описание пяти различных убийств, которые произошли в различных местах и в различных кругах общества. Более того, они даже поверхностно не похожи друг на друга. В одном случае — ревность, в другом — попытка несчастной жены избавиться от мужа, в третьем — деньги, в четвёртом — бессмысленное преступление, поскольку убийца даже не пытался избежать наказания, в пятом — простая жестокость, возможно совершённая в состоянии опьянения.
Я замолчал и с сомнением добавил:
— Может быть, между ними есть что-то общее, чего я не заметил?
— Нет, нет, вы точно суммировали все факты. Единственное, что вы могли заметить, но не заметили — это то обстоятельство, что ни в одном из этих дел не возникло никакого сомнения.
— Не понимаю.
— Миссис Этерингтон, например, была оправдана, но, тем не менее, все были совершенно уверены, что именно она отравила своего мужа. Фрэду Клей никто открыто не осудил, но никто и не подумал о том, что в преступлении мог быть виновен кто-то другой. Риггс заявил, что не помнит, как убил жену и её любовника. Маргарэт Литчфилд признала свою вину, при этом даже не возник вопрос: а не мог ли сделать это кто-то другой? В каждом случае у нас только один подозреваемый и никого другого.
— Да, это верно, — поморщился я, — но не понимаю, какие выводы вы делаете из всего этого?
— Видите ли, я хочу показать вам, что в каждом упомянутом случае есть какой-то общий для всех них элемент.
— Что вы имеете в виду?
— Я пытаюсь, Гастингс, — медленно произнёс Пуаро, — быть очень внимательным ко всему. Давайте изложим все это следующим образом. Допустим, что есть некоторая определённая личность — некий мистер Икс. Ни в одном из этих случаев у него не было очевидного мотива для того, чтобы разделаться с жертвой. В одном случае, как мне удалось установить, Икс был в двухстах милях от места, где было совершено преступление. Тем не менее, я утверждаю: Икс был в близких отношениях с миссис Этерингтон, в течение некоторого времени жил в той же деревне, что и Риггс, и был знаком с миссис Брэдли. У меня есть фотография Икса и Фрэды Клей, шагающих вместе по улице, и, наконец, когда был убит старый Мэтью Литчфилд, Икс был рядом с домом. Что вы скажете на это?
Я уставился на него и медленно промолвил:
— Это даже чересчур много. Совпадение может быть в двух, даже в трёх случаях, но в пяти — это слишком много. Должна существовать, как бы это не казалось странным и невероятным, какая-то связь между этими отдельными убийствами.
— Значит, вам в голову приходят, те же мысли, что и мне?
— Что Икс — убийца? Да.
— В таком случае, Гастингс, вы вероятно пожелали бы вместе со мной предпринять какие-нибудь шаги, ведь Икс находится в этом доме.
— Здесь? В Стайлзе?
— Да, в Стайлзе. Логически, какой можно сделать из этого вывод?
Я знал, что за этим последует, но сказал:
— Продолжайте. Говорите!
И Эркюль Пуаро мрачно добавил:
— Вскоре здесь произойдёт убийство.
Глава 3
Я с тревогой посмотрел на Пуаро и затем произнёс:
— Нет, не произойдёт. Вы предотвратите его. Пуаро с нежностью взглянул на меня.
— Мой преданный друг, вы знаете, как я ценю вашу веру в меня, но tout de meme
Я не уверен, что это оправдано в данном случае.
— Чепуха. Вы, конечно, не допустите убийства.
— Подумайте немного, Гастингс, — мрачно заметил Пуаро. — Можно схватить убийцу, но как можно предотвратить убийство?
— Ну, вы… вы… я думаю… если вы заранее…
Я в нерешительности остановился, потому что вдруг понял все трудности.
— Понимаете? — спросил Пуаро. — Это не так-то просто. Есть, в сущности, только три способа. Первый — предупредить жертву, заставить её быть настороже, но это не всегда даёт результат, потому что очень трудно убедить некоторых людей в том, что им грозит смертельная опасность, в особенности, когда это исходит от кого-то из близких. Они возмущаются и отказываются верить. Второй — предупредить убийцу, иначе говоря, слегка намекнуть: «Я знаю о ваших намерениях», «Если вы сделаете так и так, мой друг, вас ждёт виселица». Это намного результативнее, но и здесь можно промахнуться, так как убийца, мой друг, самое самоуверенное создание в мире. Он всегда умнее другого человека, никто даже не подозревает его или её — полиция полностью поставлена в тупик и т, д., поэтому убийца (он или она) обычно решительно идёт к своей цели. И единственное, что можно сделать — отправить его впоследствии на виселицу.
Он замолчал, а затем задумчиво добавил:
— Дважды за свою жизнь я предупреждал убийцу, и в каждом случае преступник всё равно шёл на убийство… Так может произойти и сейчас.
— Вы сказали, что есть третий способ, — напомнил я ему.
— О да, но для этого необходима необычайная изобретательность. Нужно точно знать, как и когда будет нанесён удар и какой необходимо сделать шаг в определённый момент. Следует схватить убийцу, если не на месте преступления, т, е, с поличным, то виновным, вне всякого сомнения, в определённых намерениях. А это, мой друг, — продолжал Пуаро, — дело, уверяю вас, очень трудное и деликатное, и я не могу ни на минуту гарантировать успеха. Я, возможно, высокого мнения о себе, но не до такой степени.
— Каким же методом вы думаете здесь воспользоваться?
— Возможно, всеми тремя. Первый — самый трудный.
— Почему? Мне показалось, наоборот.
— Да, если знаешь предполагаемую жертву. Но неужели вы не понимаете, Гастингс, что мне не известно, кто жертва.
— Что? — воскликнул я, даже не подумав, но затем трудности положения стали сами собой раскрываться передо мной. Должно быть, между серией этих преступлений была какая-то связующая нить, но какая — нам не было известно. Отсутствовал сам мотив преступления, а не зная его, нельзя было сказать, кто находится под угрозой.
Пуаро кивнул головой, так как, вероятно, по моему лицу увидел, что я понял всю сложность ситуации.
— Как видите, это не так-то просто.
— Да, — сказал я, — вижу. Вы так и не смогли найти связи между этими случаями?
— Нет, — Пуаро отрицательно покачал головой.
Я вновь задумался. Обычно, при расследовании преступлений, мы имели дело с более примитивными мотивами, но здесь было нечто более сложное.
— Послушайте, — спросил я, — может быть, причина — деньги, как это было, например, в деле Эвелин Карлисл?
— Нет. Можете быть в этом совершенно уверены, мой дорогой Гастингс. Именно об этом я подумал прежде всего.
Да, действительно, Пуаро всегда был щепетилен относительно денег.
Я вновь погрузился в размышления. Может быть, чья-нибудь месть? Это больше соответствовало фактам, но даже в этом случае, казалось, отсутствовала какая — либо связь. Я вспомнил рассказ, в котором описывалась целая серия якобы бессмысленных убийств, а смысл заключался в том, что жертвами были присяжные заседатели. Убийства же совершались человеком, которого они раньше осудили. Мне пришло в голову, что нечто подобное может быть и в данном случае. Стыдно сейчас признаться, но я утаил эту мысль от Пуаро. Уж очень мне хотелось прийти к своему другу с фактами, подтверждающими её.
Вместо этого я спросил его:
— Ну, а теперь скажите мне, Пуаро, кто он — этот Икс?
Несмотря на мои настойчивые требования, Пуаро решительно отказался назвать его имя.
— Нет, мой друг, этого я не сделаю.
— Ерунда. Почему бы и нет?
Глаза Пуаро заблестели.
— Потому, mon ami, что вы всё тот же прежний Гастингс. У вас, как и раньше, все написано на лице. Видите ли, мне не хочется, чтобы вы с открытым ртом уставились на Икса, а на лице вашем было бы написано: «Вот я смотрю на убийцу».
— Можете быть уверены, в случае необходимости я смогу притвориться.
— Притвориться ещё хуже. Нет, нет, mon ami, и вы и я, мы оба должны быть в тени. Когда же придёт время нанести удар, мы это сделаем.
— Ну и упрямы же вы, — заметил я. — У меня огромное желание…
Я не закончил, так как раздался стук в дверь. Пуаро крикнул «Войдите!». Вошла моя дочь Джудит.
Мне бы очень хотелось в нескольких словах описать Джудит, но я всегда был слаб по части описания внешности.
Джудит — высокая девушка с гордо поднятой головой, прямыми тёмными бровями и прекрасными, несколько строгими чертами лица. Это задумчивая, слегка насмешливая натура, над которой, по-моему, всегда висела некая тень трагедии.
Джудит не подошла ко мне и не поцеловала меня: это не в её духе. Она только улыбнулась и произнесла: «Привет, отец».
Улыбка её была робкой и несколько смущённой, но, несмотря на её сдержанность, я понял, что она рада видеть меня.
— Ну вот, я и приехал, — сказал я, чувствуя себя необычайно глупо (это часто бывало со мной в беседах с представителями младшего поколения).
— И правильно сделал, дорогой, — заметила Джудит.
— Я ему уже рассказал о здешней кухне, — вставил Пуаро.
— А разве она плоха? — спросила Джудит.
— Не спрашивайте, дочка. Или вы ни о чём не думаете, кроме пробирок и микроскопов? У вас на среднем пальце голубое метиловое пятно. Плохо будет вашему мужу, если вы не будете беспокоиться о его желудке.
— У меня пока ещё нет мужа.
— Конечно, но будет, или для чего создал вас bon Dieu[13]?
— Думаю, для многих дел, — ответила Джудит.
— Ну, во-первых, для le manage[14].
— Хорошо, — смеясь, сказала Джудит, — вы найдёте мне хорошего мужа, а я буду очень внимательно следить за его питанием.
— Она ещё смеётся надо мной! — пробурчал Пуаро. — Ну, ничего, когда-нибудь она поймёт, как мудры старики!
Снова раздался стук в дверь. Вошёл доктор Фрэнклин. Это был высокий, несколько угловатый молодой человек лет тридцати пяти с решительными чертами лица, рыжеватыми волосами и ярко — голубыми глазами. Это был самый нескладный мужчина, которого мне когда — либо приходилось видеть. Он всё делал с каким-то отсутствующим выражением лица.
Он задел экран у стула Пуаро и, полуобернувшись в сторону экрана, автоматически прошептал: «Прошу прощения».
Мне очень хотелось рассмеяться, но Джудит была по-прежнему серьёзной. Мне кажется, она привыкла к подобным вещам.
— Мой отец, — сказала она. — Помните, я вам о нём говорила?
Доктор Фрэнклин вздрогнул, сильно смутился, прищурилcя и уставился на меня, затем протянул руку и застенчиво произнёс:
— Конечно, конечно. Как поживаете? Я слышал о вашем приезде.
Фрэнклин повернулся к Джудит.
— Будем делать перерыв? Если нет, можно пойти поработать немного после обеда. Если мы ещё сделаем несколько таких срезов…
— Нет, нет, — ответила Джудит. — Я хочу поговорить с отцом.
— Да, да. Конечно.
Он вдруг неожиданно улыбнулся какой-то извиняющейся мальчишеской улыбкой.
— Жаль. Я так увлёкся этим делом. Это, конечно, непростительно с моей стороны, так как делает меня таким эгоистом. Пожалуйста, простите меня.
Часы пробили час дня. Фрэнклин быстро на них взглянул.
— О, боже! Неужели так поздно! У меня будут неприятности, ведь я обещал Барбаре почитать перед обедом.
Он улыбнулся нам и быстро вышел, хлопнув дверью.
— Как здоровье миссис Фрэнклин? — спросил я.
— Такое же или почти такое же, как всегда, — ответила Джудит.
— Плохо быть такой больной!
— Это бесит врачей, они любят здоровых.
— Как несносна современная молодежь! — воскликнул я.
— Я просто, — холодно ответила Джудит, — констатировала факт.
— И, тем не менее, — добавил Пуаро, — наш милый доктор спешит почитать ей!
— И очень глупо! — сказала Джудит. — Сиделка может великолепно это сделать. Лично я чувствую отвращение, когда мне кто — либо читает.
— Хорошо, хорошо, о вкусах не спорят, — примирительно произнёс я.
— Его жена очень глупая женщина, — добавила Джудит.
— А вот здесь, mon enfant[15], — сказал Пуаро, — я с вами не согласен.
— Она никогда ничего не читает, кроме дешевых романов. Её не интересует работа доктора. Она не может следить за своей мыслью и рассказывает о своём здоровье всем, кто бы её ни слушал.
— И всё-таки я утверждаю, — вставил Пуаро, — что она умело использует своё серое вещество ради дел, о которых вы, моя милая крошка, не имеете ни малейшего представления.
— Она очень женственная, — заметила Джудит. — Она всегда говорит воркующим и мурлыкающим голоском. Я думаю, Эркюль Пуаро, вам нравятся женщины подобного типа.
— Напротив, — сказал я. — Он любит огромных, пышных, громкоголосых женщин.
— Вот вы как, Гастингс! Выдаёте меня другим. Ваш отец, Джудит, всегда был неравнодушен к женщинам с каштановыми волосами. Это неоднократно приводило его к неприятностям.
— Какие вы смешные, — со снисходительной улыбкой заметила Джудит.
Она повернулась и вышла из комнаты. Я встал.
— Я должен разложить все свои вещи и принять до обеда ванну.
Пуаро позвонил в маленький колокольчик, и минуту — две спустя в комнату вошёл слуга. К моему удивлению, это был незнакомый мне человек.
— Как! А где Джордж?
Джордж служил у Пуаро в течение многих лет. — Джордж возвратился к своей семье. У него болен отец. Надеюсь, когда-нибудь он ко мне вернётся. А пока, — он улыбнулся своему слуге, — за мной присматривает Кёртисс.
Кёртисс почтительно улыбнулся. Это был крупный человек с довольно глупым выражением лица.
По дороге к двери я заметил, что Пуаро тщательно закрыл шкатулку с бумагами.
Ум мой был в смятении. Я пересёк коридор и подошел к своей комнате.
— Нет, не произойдёт. Вы предотвратите его. Пуаро с нежностью взглянул на меня.
— Мой преданный друг, вы знаете, как я ценю вашу веру в меня, но tout de meme
Я не уверен, что это оправдано в данном случае.
— Чепуха. Вы, конечно, не допустите убийства.
— Подумайте немного, Гастингс, — мрачно заметил Пуаро. — Можно схватить убийцу, но как можно предотвратить убийство?
— Ну, вы… вы… я думаю… если вы заранее…
Я в нерешительности остановился, потому что вдруг понял все трудности.
— Понимаете? — спросил Пуаро. — Это не так-то просто. Есть, в сущности, только три способа. Первый — предупредить жертву, заставить её быть настороже, но это не всегда даёт результат, потому что очень трудно убедить некоторых людей в том, что им грозит смертельная опасность, в особенности, когда это исходит от кого-то из близких. Они возмущаются и отказываются верить. Второй — предупредить убийцу, иначе говоря, слегка намекнуть: «Я знаю о ваших намерениях», «Если вы сделаете так и так, мой друг, вас ждёт виселица». Это намного результативнее, но и здесь можно промахнуться, так как убийца, мой друг, самое самоуверенное создание в мире. Он всегда умнее другого человека, никто даже не подозревает его или её — полиция полностью поставлена в тупик и т, д., поэтому убийца (он или она) обычно решительно идёт к своей цели. И единственное, что можно сделать — отправить его впоследствии на виселицу.
Он замолчал, а затем задумчиво добавил:
— Дважды за свою жизнь я предупреждал убийцу, и в каждом случае преступник всё равно шёл на убийство… Так может произойти и сейчас.
— Вы сказали, что есть третий способ, — напомнил я ему.
— О да, но для этого необходима необычайная изобретательность. Нужно точно знать, как и когда будет нанесён удар и какой необходимо сделать шаг в определённый момент. Следует схватить убийцу, если не на месте преступления, т, е, с поличным, то виновным, вне всякого сомнения, в определённых намерениях. А это, мой друг, — продолжал Пуаро, — дело, уверяю вас, очень трудное и деликатное, и я не могу ни на минуту гарантировать успеха. Я, возможно, высокого мнения о себе, но не до такой степени.
— Каким же методом вы думаете здесь воспользоваться?
— Возможно, всеми тремя. Первый — самый трудный.
— Почему? Мне показалось, наоборот.
— Да, если знаешь предполагаемую жертву. Но неужели вы не понимаете, Гастингс, что мне не известно, кто жертва.
— Что? — воскликнул я, даже не подумав, но затем трудности положения стали сами собой раскрываться передо мной. Должно быть, между серией этих преступлений была какая-то связующая нить, но какая — нам не было известно. Отсутствовал сам мотив преступления, а не зная его, нельзя было сказать, кто находится под угрозой.
Пуаро кивнул головой, так как, вероятно, по моему лицу увидел, что я понял всю сложность ситуации.
— Как видите, это не так-то просто.
— Да, — сказал я, — вижу. Вы так и не смогли найти связи между этими случаями?
— Нет, — Пуаро отрицательно покачал головой.
Я вновь задумался. Обычно, при расследовании преступлений, мы имели дело с более примитивными мотивами, но здесь было нечто более сложное.
— Послушайте, — спросил я, — может быть, причина — деньги, как это было, например, в деле Эвелин Карлисл?
— Нет. Можете быть в этом совершенно уверены, мой дорогой Гастингс. Именно об этом я подумал прежде всего.
Да, действительно, Пуаро всегда был щепетилен относительно денег.
Я вновь погрузился в размышления. Может быть, чья-нибудь месть? Это больше соответствовало фактам, но даже в этом случае, казалось, отсутствовала какая — либо связь. Я вспомнил рассказ, в котором описывалась целая серия якобы бессмысленных убийств, а смысл заключался в том, что жертвами были присяжные заседатели. Убийства же совершались человеком, которого они раньше осудили. Мне пришло в голову, что нечто подобное может быть и в данном случае. Стыдно сейчас признаться, но я утаил эту мысль от Пуаро. Уж очень мне хотелось прийти к своему другу с фактами, подтверждающими её.
Вместо этого я спросил его:
— Ну, а теперь скажите мне, Пуаро, кто он — этот Икс?
Несмотря на мои настойчивые требования, Пуаро решительно отказался назвать его имя.
— Нет, мой друг, этого я не сделаю.
— Ерунда. Почему бы и нет?
Глаза Пуаро заблестели.
— Потому, mon ami, что вы всё тот же прежний Гастингс. У вас, как и раньше, все написано на лице. Видите ли, мне не хочется, чтобы вы с открытым ртом уставились на Икса, а на лице вашем было бы написано: «Вот я смотрю на убийцу».
— Можете быть уверены, в случае необходимости я смогу притвориться.
— Притвориться ещё хуже. Нет, нет, mon ami, и вы и я, мы оба должны быть в тени. Когда же придёт время нанести удар, мы это сделаем.
— Ну и упрямы же вы, — заметил я. — У меня огромное желание…
Я не закончил, так как раздался стук в дверь. Пуаро крикнул «Войдите!». Вошла моя дочь Джудит.
Мне бы очень хотелось в нескольких словах описать Джудит, но я всегда был слаб по части описания внешности.
Джудит — высокая девушка с гордо поднятой головой, прямыми тёмными бровями и прекрасными, несколько строгими чертами лица. Это задумчивая, слегка насмешливая натура, над которой, по-моему, всегда висела некая тень трагедии.
Джудит не подошла ко мне и не поцеловала меня: это не в её духе. Она только улыбнулась и произнесла: «Привет, отец».
Улыбка её была робкой и несколько смущённой, но, несмотря на её сдержанность, я понял, что она рада видеть меня.
— Ну вот, я и приехал, — сказал я, чувствуя себя необычайно глупо (это часто бывало со мной в беседах с представителями младшего поколения).
— И правильно сделал, дорогой, — заметила Джудит.
— Я ему уже рассказал о здешней кухне, — вставил Пуаро.
— А разве она плоха? — спросила Джудит.
— Не спрашивайте, дочка. Или вы ни о чём не думаете, кроме пробирок и микроскопов? У вас на среднем пальце голубое метиловое пятно. Плохо будет вашему мужу, если вы не будете беспокоиться о его желудке.
— У меня пока ещё нет мужа.
— Конечно, но будет, или для чего создал вас bon Dieu[13]?
— Думаю, для многих дел, — ответила Джудит.
— Ну, во-первых, для le manage[14].
— Хорошо, — смеясь, сказала Джудит, — вы найдёте мне хорошего мужа, а я буду очень внимательно следить за его питанием.
— Она ещё смеётся надо мной! — пробурчал Пуаро. — Ну, ничего, когда-нибудь она поймёт, как мудры старики!
Снова раздался стук в дверь. Вошёл доктор Фрэнклин. Это был высокий, несколько угловатый молодой человек лет тридцати пяти с решительными чертами лица, рыжеватыми волосами и ярко — голубыми глазами. Это был самый нескладный мужчина, которого мне когда — либо приходилось видеть. Он всё делал с каким-то отсутствующим выражением лица.
Он задел экран у стула Пуаро и, полуобернувшись в сторону экрана, автоматически прошептал: «Прошу прощения».
Мне очень хотелось рассмеяться, но Джудит была по-прежнему серьёзной. Мне кажется, она привыкла к подобным вещам.
— Мой отец, — сказала она. — Помните, я вам о нём говорила?
Доктор Фрэнклин вздрогнул, сильно смутился, прищурилcя и уставился на меня, затем протянул руку и застенчиво произнёс:
— Конечно, конечно. Как поживаете? Я слышал о вашем приезде.
Фрэнклин повернулся к Джудит.
— Будем делать перерыв? Если нет, можно пойти поработать немного после обеда. Если мы ещё сделаем несколько таких срезов…
— Нет, нет, — ответила Джудит. — Я хочу поговорить с отцом.
— Да, да. Конечно.
Он вдруг неожиданно улыбнулся какой-то извиняющейся мальчишеской улыбкой.
— Жаль. Я так увлёкся этим делом. Это, конечно, непростительно с моей стороны, так как делает меня таким эгоистом. Пожалуйста, простите меня.
Часы пробили час дня. Фрэнклин быстро на них взглянул.
— О, боже! Неужели так поздно! У меня будут неприятности, ведь я обещал Барбаре почитать перед обедом.
Он улыбнулся нам и быстро вышел, хлопнув дверью.
— Как здоровье миссис Фрэнклин? — спросил я.
— Такое же или почти такое же, как всегда, — ответила Джудит.
— Плохо быть такой больной!
— Это бесит врачей, они любят здоровых.
— Как несносна современная молодежь! — воскликнул я.
— Я просто, — холодно ответила Джудит, — констатировала факт.
— И, тем не менее, — добавил Пуаро, — наш милый доктор спешит почитать ей!
— И очень глупо! — сказала Джудит. — Сиделка может великолепно это сделать. Лично я чувствую отвращение, когда мне кто — либо читает.
— Хорошо, хорошо, о вкусах не спорят, — примирительно произнёс я.
— Его жена очень глупая женщина, — добавила Джудит.
— А вот здесь, mon enfant[15], — сказал Пуаро, — я с вами не согласен.
— Она никогда ничего не читает, кроме дешевых романов. Её не интересует работа доктора. Она не может следить за своей мыслью и рассказывает о своём здоровье всем, кто бы её ни слушал.
— И всё-таки я утверждаю, — вставил Пуаро, — что она умело использует своё серое вещество ради дел, о которых вы, моя милая крошка, не имеете ни малейшего представления.
— Она очень женственная, — заметила Джудит. — Она всегда говорит воркующим и мурлыкающим голоском. Я думаю, Эркюль Пуаро, вам нравятся женщины подобного типа.
— Напротив, — сказал я. — Он любит огромных, пышных, громкоголосых женщин.
— Вот вы как, Гастингс! Выдаёте меня другим. Ваш отец, Джудит, всегда был неравнодушен к женщинам с каштановыми волосами. Это неоднократно приводило его к неприятностям.
— Какие вы смешные, — со снисходительной улыбкой заметила Джудит.
Она повернулась и вышла из комнаты. Я встал.
— Я должен разложить все свои вещи и принять до обеда ванну.
Пуаро позвонил в маленький колокольчик, и минуту — две спустя в комнату вошёл слуга. К моему удивлению, это был незнакомый мне человек.
— Как! А где Джордж?
Джордж служил у Пуаро в течение многих лет. — Джордж возвратился к своей семье. У него болен отец. Надеюсь, когда-нибудь он ко мне вернётся. А пока, — он улыбнулся своему слуге, — за мной присматривает Кёртисс.
Кёртисс почтительно улыбнулся. Это был крупный человек с довольно глупым выражением лица.
По дороге к двери я заметил, что Пуаро тщательно закрыл шкатулку с бумагами.
Ум мой был в смятении. Я пересёк коридор и подошел к своей комнате.
Глава 4
В тот вечер, идя на обед, я неожиданно почувствовал, что вся моя жизнь вдруг стала какой-то нереальной.
Одеваясь, я несколько раз спрашивал себя: не мог же Пуаро придумать всё это? В конце концов, мой друг был уже старым человеком со слабым здоровьем. Только он сам мог заявлять, что голова у него как и прежде в порядке, но было ли так на самом деле? Всю жизнь он занимался расследованием преступлений. Нет ничего странного в том, если, в конце концов, он видит преступление там, где его нет. Вынужденное бездействие, должно быть, сильно мучило его. А что, если он просто сам выдумал нового преступника? Если подумать, у него вполне может быть, умеренный невроз. Он подобрал ряд общеизвестных случаев и увидел в них то, чего на самом деле не было — скрытую таинственную фигуру, безумного убийцу. По всей вероятности, именно миссис Этерингтон убила своего мужа, именно рабочий застрелил свою жену, именно девушка дала своей старой тётке слишком большую дозу морфия, именно ревнивая жена покончила со своим мужем (как и обещала сделать), и именно безумная старая дева совершила преступление, ибо сама же потом пришла с повинной в полицию. Эти преступления произошли именно так, как они всем и представлялись!
Этому голосу здравого рассудка я мог противопоставить только свою безграничную веру в проницательность Пуаро.
Пуаро сказал, что к убийству всё уже подготовлено. Стайлз во второй раз должен стать местом преступления!
Время покажет справедливость этого утверждения, но, если это действительно так, то нам следовало опередить преступника.
Более того, Пуаро знал личность убийцы, я же — нет.
Чем больше я думал обо всём этом, тем больше раздражался. В сущности, это была наглость со стороны Пуаро! Он ждал моей помощи, но в то же время отказывался доверить мне все свои тайны!
Почему? Причины, высказанные им, были просто нелепы. Я уже устал от этих глупых шуток относительно моего лица, на котором всё написано. Я, так же как и любой другой, умею хранить тайны. Пуаро всегда утверждал (и это унижало мое достоинство), что я слишком впечатлительная натура и каждый по моему лицу может узнать, что у меня на уме. Иногда он приписывал это моему честному характеру, которому отвратителен обман в любой форме.
Конечно, я понимал, что если бы всё было игрой воображения Пуаро, то его скрытность была бы легко объяснима.
Пробил обеденный гонг, но я так и не пришёл к какому — либо заключению. Я спустился вниз с ясной головой, с настороженностью во взоре, чтобы немедленно определить таинственного Икса.
На какое-то мгновение я готов был принять на веру всё, что сказал Пуаро. Под крышей этого дома был человек, который уже пять раз совершил убийство и готовил очередное. Кто он — этот человек?
В гостиной меня представили мисс Коул и майору Аллертону. Мисс Коул была высокой, ещё красивой женщиной тридцати трёх — тридцати четырёх лет. Майор Аллертон сразу же мне не понравился. Это был сорокалетний мужчина приятной внешности, широкоплечий, загорелый, общительный. Многое из того, что он говорил, имело двоякий смысл. Под глазами у него были мешки, свидетельствовавшие о распутном образе жизни. Я подозревал его в мошенничестве, в пристрастии к азартным играм, пьянстве, но, главным образом, — в соблазнении женщин.
Старому полковнику Латреллу, заметил я, он тоже не нравился. Бойд Каррингтон относился к нему довольно холодно. Зато среди женщин нашего общества Аллертон пользовался успехом. Миссис Латрелл весело с ним щебетала, в то время как он лениво льстил ей, с едва прикрытой дерзостью. Мне было также неприятно видеть, что Джудит, кажется, тоже нравилось его общество, и она изо всех сил пыталась привлечь его внимание. Мне всегда было непонятно, почему худшие из мужчин вызывают интерес у лучших из женщин. Я инстинктивно чувствовал, что Аллертон — дрянь, и девять десятых мужчин наверняка согласились бы со мной, в то время как девять и, возможно, все десять женщин сразу же встали бы за него горой.
Сидя за столом, я внимательно рассмотрел всех присутствующих и мысленно подвёл итоги.
Если Пуаро прав и действительно сохранил ясность ума, тогда один из них — опасный убийца и, возможно, безумец.
Хотя Пуаро не говорил об этом, но я был уверен, что Икс — мужчина. Кто из присутствующих — мужчин мог им быть?
По всей вероятности, не старый полковник Латрелл, нерешительный и слабый. Нортон, с которым я столкнулся, когда тот выбегал из дома с биноклем? Вряд ли. Он казался приятным малым, но довольно вялым и неуклюжим. Конечно, многие убийцы были непримечательными личностями и отстаивали свои права именно путем преступления. Их возмущало то, что их не замечают и игнорируют. Нортон мог быть убийцей данного типа, но ведь была ещё его любовь к птицам, а я всегда полагал, что любовь к природе — нравственно здоровая черта в человеке!
Бойд Каррингтон? Исключено! Человек с известным на весь мир именем! Прекрасный спортсмен, государственный служащий, всеобщий любимец! Фрэнклина я тоже опустил, потому что знал, как Джудит уважала его и восхищалась им.
Майор Аллертон? Я окинул его оценивающим взглядом. Самый неприятный человек, которого я когда — либо видел! Он относится к тому типу мужчин, которые готовы содрать кожу с родной матери! И всё это прикрыто внешним лоском изысканных манер. Сейчас он рассказывал о крушении своих планов. Всех развлекали его унылые благодарности за шутки в свой адрес.
Если Аллертон — Икс, решил я, тогда его преступления совершались ради получения доходов любым способом.
Правда, Пуаро не сказал, что Икс — мужчина. Поэтому как вариант я подумал и о мисс Коул. Её движения были неспокойными и резкими — характерные признаки нервозности. В целом же, она выглядела нормально. Мисс Коул, мисс Латрелл и Джудит были единственными женщинами за обеденным столом. Миссис Фрэнклин обедала в своей комнате наверху, а её сиделка обедала позже.
После обеда, стоя у окна гостиной и глядя в сад, я мысленно вернулся к тому времени, когда увидел Кинсию Мёрдок, молодую девушку с каштановыми волосами, бегущую по лужайке. Как очаровательна была она в своём белом халате…
Погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку, отвела от окна и попросила проводить её на террасу.
— В чём дело? — резко спросила она. Я вздрогнул.
— Дело? Что ты имеешь в виду?
— Ты весь вечер какой-то странный. Что ты сидел, уставившись то на одного, то на другого?
Это меня взбесило. Я даже не подумал о том, что мысли мои так отражались на лице!
— Я? Просто вспоминал прошлое. Видел призраки, возможно.
— О да. Ты, кажется, был здесь в молодости? Тогда ещё убили одну старуху?
— Её отравили стрихнином.
— Как она выглядела? В её обществе было приятно или нет?
Я задумался над этим вопросом.
— Она была очень доброй женщиной, — произнёс я медленно. — Щедрой. Много денег тратила на благотворительность.
— О! Этот тип щедрости!
Голос Джудит звучал презрительно.
— Люди здесь были счастливы? — задала она затем странный вопрос.
Нет они не были счастливы. Это я, по крайней мере, знал, поэтому и ответил:
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что они чувствовали себя узниками. Понимаешь ли, у миссис Инглторп были все деньги, и она только выдавала их. У её пасынков не было личной жизни.
Джудит глубоко вздохнула. Я почувствовал, как сжалась её рука.
— Это нехорошо, безнравственно. Злоупотребление властью. Это следует запретить. Старики и больные не должны иметь власти, чтобы держать в руках жизни молодых и сильных. Их нужно связать и отстранить от власти! Это просто необходимо, хотя бы из чувства эгоизма.
— Старики, — сухо заметил я, — не обладают монополиями такого качества.
— Я знаю, отец, ты думаешь, что молодежь — эгоисты. Возможно, это так, но это честный эгоизм. По крайней мере, мы хотим делать только то, что хотим, мы не хотим, чтобы кто-то ещё делал то же самое, что и мы, мы не хотим быть рабами других.
— Нет, вы просто растаптываете этих людей, если они случайно оказываются у вас на пути!
Джудит сжала мою руку.
— Не будь так зол! В общем-то я тебя не обвиняю — ты никогда не диктовал нам свои условия, и мы благодарны тебе за это.
— Боюсь, — честно признался я, — я бы поступал иначе, если бы не ваша мать. Это она требовала предоставить вам полную свободу действий, свободу совершать свои собственные ошибки.
Джудит ещё раз сжала мою руку.
— Знаю, а тебе бы хотелось суетиться и кудахтать как наседке. Я этого не терплю. Ненавижу суету. Но ты наверняка согласишься со мной в том, что полезные жизни зачастую приносятся в жертву бесполезным.
— Да, иногда так бывает, — признался я, — но нет нужды в таких крутых мерах… Просто кому-то нужно уйти, вот и всё.
— Да, так ли это? Так ли?
Она произнесла эти слова с такой силой, что я взглянул на неё с некоторым удивлением. Было слишком темно, и лица её не было видно. Джудит продолжала тихим, встревоженным голосом:
— Здесь так много различных соображений — чувство ответственности, нежелание причинить боль другому человеку, а некоторые люди так беспринципны, они думают только о том, как бы сыграть на этих чувствах. Некоторые люди просто кровопийцы.
— Милая Джудит! — воскликнул я, ошарашенный яростью в её голосе.
Она, видимо, поняла, что была чересчур взволнована, так как рассмеялась и выдернула свою руку из моей.
— Я, наверное, слишком погорячилась, но я не могу иначе, когда думаю об этом. Видишь ли, мне как-то рассказали об одном деле.., старый тиран! И вот, когда находится человек, достаточно сильный и смелый, чтобы разорвать этот узел и освободить любимых людей, её называют сумасшедшей. Она — сумасшедшая? Почему? Ведь она сделала самое умное, что только можно было сделать — и самое смелое!
Ледяные мурашки пробежали у меня по спине. Где? Когда? Не так давно я слышал нечто подобное.
— Джудит, — резко спросил я, — о каком деле ты говоришь?
— О, ты о нём не знаешь! Это друзья Фрэнклинов. Фамилия старика была Литчфилд. Он был довольно богат, но жаден и морил голодом своих бедных дочерей, не разрешал им никого видеть и никуда ходить. Вот он-то и был сумасшедшим, хотя и не в медицинском смысле этого слова.
— И старшая дочь убила его? — спросил я.
— Так ты слышал об этом? Возможно, ты назовёшь это убийством, но оно было совершено не по личным мотивам. Маргарэт Литчфилд сама пришла в полицию с повинной. Я думаю, она была очень храброй девушкой. У меня бы не хватило смелости.
— Смелости прийти с повинной или смелости совершить убийство?
— И то и другое.
— Рад это слышать, — сурово заметил я, — но мне не нравится, что в ряде случаев ты оправдываешь убийство, — после некоторого молчания я добавил:
— А что думает доктор Фрэнклин?
— Он считает, что тот получил по заслугам, — сказала Джудит. — Знаешь, папа, некоторые люди так и напрашиваются на то, чтобы их убили.
Одеваясь, я несколько раз спрашивал себя: не мог же Пуаро придумать всё это? В конце концов, мой друг был уже старым человеком со слабым здоровьем. Только он сам мог заявлять, что голова у него как и прежде в порядке, но было ли так на самом деле? Всю жизнь он занимался расследованием преступлений. Нет ничего странного в том, если, в конце концов, он видит преступление там, где его нет. Вынужденное бездействие, должно быть, сильно мучило его. А что, если он просто сам выдумал нового преступника? Если подумать, у него вполне может быть, умеренный невроз. Он подобрал ряд общеизвестных случаев и увидел в них то, чего на самом деле не было — скрытую таинственную фигуру, безумного убийцу. По всей вероятности, именно миссис Этерингтон убила своего мужа, именно рабочий застрелил свою жену, именно девушка дала своей старой тётке слишком большую дозу морфия, именно ревнивая жена покончила со своим мужем (как и обещала сделать), и именно безумная старая дева совершила преступление, ибо сама же потом пришла с повинной в полицию. Эти преступления произошли именно так, как они всем и представлялись!
Этому голосу здравого рассудка я мог противопоставить только свою безграничную веру в проницательность Пуаро.
Пуаро сказал, что к убийству всё уже подготовлено. Стайлз во второй раз должен стать местом преступления!
Время покажет справедливость этого утверждения, но, если это действительно так, то нам следовало опередить преступника.
Более того, Пуаро знал личность убийцы, я же — нет.
Чем больше я думал обо всём этом, тем больше раздражался. В сущности, это была наглость со стороны Пуаро! Он ждал моей помощи, но в то же время отказывался доверить мне все свои тайны!
Почему? Причины, высказанные им, были просто нелепы. Я уже устал от этих глупых шуток относительно моего лица, на котором всё написано. Я, так же как и любой другой, умею хранить тайны. Пуаро всегда утверждал (и это унижало мое достоинство), что я слишком впечатлительная натура и каждый по моему лицу может узнать, что у меня на уме. Иногда он приписывал это моему честному характеру, которому отвратителен обман в любой форме.
Конечно, я понимал, что если бы всё было игрой воображения Пуаро, то его скрытность была бы легко объяснима.
Пробил обеденный гонг, но я так и не пришёл к какому — либо заключению. Я спустился вниз с ясной головой, с настороженностью во взоре, чтобы немедленно определить таинственного Икса.
На какое-то мгновение я готов был принять на веру всё, что сказал Пуаро. Под крышей этого дома был человек, который уже пять раз совершил убийство и готовил очередное. Кто он — этот человек?
В гостиной меня представили мисс Коул и майору Аллертону. Мисс Коул была высокой, ещё красивой женщиной тридцати трёх — тридцати четырёх лет. Майор Аллертон сразу же мне не понравился. Это был сорокалетний мужчина приятной внешности, широкоплечий, загорелый, общительный. Многое из того, что он говорил, имело двоякий смысл. Под глазами у него были мешки, свидетельствовавшие о распутном образе жизни. Я подозревал его в мошенничестве, в пристрастии к азартным играм, пьянстве, но, главным образом, — в соблазнении женщин.
Старому полковнику Латреллу, заметил я, он тоже не нравился. Бойд Каррингтон относился к нему довольно холодно. Зато среди женщин нашего общества Аллертон пользовался успехом. Миссис Латрелл весело с ним щебетала, в то время как он лениво льстил ей, с едва прикрытой дерзостью. Мне было также неприятно видеть, что Джудит, кажется, тоже нравилось его общество, и она изо всех сил пыталась привлечь его внимание. Мне всегда было непонятно, почему худшие из мужчин вызывают интерес у лучших из женщин. Я инстинктивно чувствовал, что Аллертон — дрянь, и девять десятых мужчин наверняка согласились бы со мной, в то время как девять и, возможно, все десять женщин сразу же встали бы за него горой.
Сидя за столом, я внимательно рассмотрел всех присутствующих и мысленно подвёл итоги.
Если Пуаро прав и действительно сохранил ясность ума, тогда один из них — опасный убийца и, возможно, безумец.
Хотя Пуаро не говорил об этом, но я был уверен, что Икс — мужчина. Кто из присутствующих — мужчин мог им быть?
По всей вероятности, не старый полковник Латрелл, нерешительный и слабый. Нортон, с которым я столкнулся, когда тот выбегал из дома с биноклем? Вряд ли. Он казался приятным малым, но довольно вялым и неуклюжим. Конечно, многие убийцы были непримечательными личностями и отстаивали свои права именно путем преступления. Их возмущало то, что их не замечают и игнорируют. Нортон мог быть убийцей данного типа, но ведь была ещё его любовь к птицам, а я всегда полагал, что любовь к природе — нравственно здоровая черта в человеке!
Бойд Каррингтон? Исключено! Человек с известным на весь мир именем! Прекрасный спортсмен, государственный служащий, всеобщий любимец! Фрэнклина я тоже опустил, потому что знал, как Джудит уважала его и восхищалась им.
Майор Аллертон? Я окинул его оценивающим взглядом. Самый неприятный человек, которого я когда — либо видел! Он относится к тому типу мужчин, которые готовы содрать кожу с родной матери! И всё это прикрыто внешним лоском изысканных манер. Сейчас он рассказывал о крушении своих планов. Всех развлекали его унылые благодарности за шутки в свой адрес.
Если Аллертон — Икс, решил я, тогда его преступления совершались ради получения доходов любым способом.
Правда, Пуаро не сказал, что Икс — мужчина. Поэтому как вариант я подумал и о мисс Коул. Её движения были неспокойными и резкими — характерные признаки нервозности. В целом же, она выглядела нормально. Мисс Коул, мисс Латрелл и Джудит были единственными женщинами за обеденным столом. Миссис Фрэнклин обедала в своей комнате наверху, а её сиделка обедала позже.
После обеда, стоя у окна гостиной и глядя в сад, я мысленно вернулся к тому времени, когда увидел Кинсию Мёрдок, молодую девушку с каштановыми волосами, бегущую по лужайке. Как очаровательна была она в своём белом халате…
Погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку, отвела от окна и попросила проводить её на террасу.
— В чём дело? — резко спросила она. Я вздрогнул.
— Дело? Что ты имеешь в виду?
— Ты весь вечер какой-то странный. Что ты сидел, уставившись то на одного, то на другого?
Это меня взбесило. Я даже не подумал о том, что мысли мои так отражались на лице!
— Я? Просто вспоминал прошлое. Видел призраки, возможно.
— О да. Ты, кажется, был здесь в молодости? Тогда ещё убили одну старуху?
— Её отравили стрихнином.
— Как она выглядела? В её обществе было приятно или нет?
Я задумался над этим вопросом.
— Она была очень доброй женщиной, — произнёс я медленно. — Щедрой. Много денег тратила на благотворительность.
— О! Этот тип щедрости!
Голос Джудит звучал презрительно.
— Люди здесь были счастливы? — задала она затем странный вопрос.
Нет они не были счастливы. Это я, по крайней мере, знал, поэтому и ответил:
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что они чувствовали себя узниками. Понимаешь ли, у миссис Инглторп были все деньги, и она только выдавала их. У её пасынков не было личной жизни.
Джудит глубоко вздохнула. Я почувствовал, как сжалась её рука.
— Это нехорошо, безнравственно. Злоупотребление властью. Это следует запретить. Старики и больные не должны иметь власти, чтобы держать в руках жизни молодых и сильных. Их нужно связать и отстранить от власти! Это просто необходимо, хотя бы из чувства эгоизма.
— Старики, — сухо заметил я, — не обладают монополиями такого качества.
— Я знаю, отец, ты думаешь, что молодежь — эгоисты. Возможно, это так, но это честный эгоизм. По крайней мере, мы хотим делать только то, что хотим, мы не хотим, чтобы кто-то ещё делал то же самое, что и мы, мы не хотим быть рабами других.
— Нет, вы просто растаптываете этих людей, если они случайно оказываются у вас на пути!
Джудит сжала мою руку.
— Не будь так зол! В общем-то я тебя не обвиняю — ты никогда не диктовал нам свои условия, и мы благодарны тебе за это.
— Боюсь, — честно признался я, — я бы поступал иначе, если бы не ваша мать. Это она требовала предоставить вам полную свободу действий, свободу совершать свои собственные ошибки.
Джудит ещё раз сжала мою руку.
— Знаю, а тебе бы хотелось суетиться и кудахтать как наседке. Я этого не терплю. Ненавижу суету. Но ты наверняка согласишься со мной в том, что полезные жизни зачастую приносятся в жертву бесполезным.
— Да, иногда так бывает, — признался я, — но нет нужды в таких крутых мерах… Просто кому-то нужно уйти, вот и всё.
— Да, так ли это? Так ли?
Она произнесла эти слова с такой силой, что я взглянул на неё с некоторым удивлением. Было слишком темно, и лица её не было видно. Джудит продолжала тихим, встревоженным голосом:
— Здесь так много различных соображений — чувство ответственности, нежелание причинить боль другому человеку, а некоторые люди так беспринципны, они думают только о том, как бы сыграть на этих чувствах. Некоторые люди просто кровопийцы.
— Милая Джудит! — воскликнул я, ошарашенный яростью в её голосе.
Она, видимо, поняла, что была чересчур взволнована, так как рассмеялась и выдернула свою руку из моей.
— Я, наверное, слишком погорячилась, но я не могу иначе, когда думаю об этом. Видишь ли, мне как-то рассказали об одном деле.., старый тиран! И вот, когда находится человек, достаточно сильный и смелый, чтобы разорвать этот узел и освободить любимых людей, её называют сумасшедшей. Она — сумасшедшая? Почему? Ведь она сделала самое умное, что только можно было сделать — и самое смелое!
Ледяные мурашки пробежали у меня по спине. Где? Когда? Не так давно я слышал нечто подобное.
— Джудит, — резко спросил я, — о каком деле ты говоришь?
— О, ты о нём не знаешь! Это друзья Фрэнклинов. Фамилия старика была Литчфилд. Он был довольно богат, но жаден и морил голодом своих бедных дочерей, не разрешал им никого видеть и никуда ходить. Вот он-то и был сумасшедшим, хотя и не в медицинском смысле этого слова.
— И старшая дочь убила его? — спросил я.
— Так ты слышал об этом? Возможно, ты назовёшь это убийством, но оно было совершено не по личным мотивам. Маргарэт Литчфилд сама пришла в полицию с повинной. Я думаю, она была очень храброй девушкой. У меня бы не хватило смелости.
— Смелости прийти с повинной или смелости совершить убийство?
— И то и другое.
— Рад это слышать, — сурово заметил я, — но мне не нравится, что в ряде случаев ты оправдываешь убийство, — после некоторого молчания я добавил:
— А что думает доктор Фрэнклин?
— Он считает, что тот получил по заслугам, — сказала Джудит. — Знаешь, папа, некоторые люди так и напрашиваются на то, чтобы их убили.