Страница:
Эти ассамблеи нельзя было назвать утонченными. Версаль определенно не признал бы в них собрания придворных. Петр часто сам приносил оркестру кружки пива; мужчины курили свои вонючие трубки в присутствии женщин, тихо сидевших в своих непривычных нарядах и среди непривычной публики, подобно стаду испуганных овец. Царь любил наказывать провинившегося штрафом – «расправившим крылья орлом» – гигантским кубком, до краев наполненным спиртным напитком; дворян после этого часто без сознания уносили столь же пьяные лакеи.
Несмотря на оппозицию и сопротивление, сила характера Петра была столь велика, что всего за несколько лет он полностью изменил лицо всего русского двора – если его в это время можно так называть. Иностранные путешественники, в начале правления Петра писавшие о Московии как о чем-то далеком, азиатском, имеющем мало отношения к Европе, в конце его правления уже сравнивали, даже если и неблагоприятно, его двор с дворами Запада.
Но «образование своего народа» Петром было куда глубже, чем организация балов и банкетов. Помимо прочих, он произвел две реформы, каждую из которых через два столетия повторило Советское правительство в числе первоочередных. Первая реформа коснулась календаря. Теперь в России стали считать года, как и в Западной Европе, от Рождества Христова, а не с Сотворения мира. Вторая реформа упростила алфавит. Из старой кириллицы было убрано восемь самых нескладных букв, а остальные по написанию были максимально приближены к латинским. Новый «гражданский шрифт», отлитый по порядку голландским словолитчиком, использовался вплоть до 1918 года. Петр сделал многое, чтобы способствовать развитию образования; он основал школу навигации и математики. Немецкий пастор Глюк создал школу, в которой изучались география, политика, философия, танцы и основы французского и немецкого. Господин Фергюсон с двумя молодыми помощниками из больницы Христа прибыл учить астрономии; ему было приказано вычислить все видимые в России затмения, чтобы русские были готовы их наблюдать. К сожалению, одного из ассистентов из больницы Христа убила банда грабителей, так что с этой затеей было покончено. Голландцы и поляки установили в России свои прессы для печати. Проводилось много работы по переводу литературы на русский. Петр принимал самое активное участие в этом мероприятии, давая множество советов бригаде переводчиков. «Вы не должны, – говорил он, – переводить дословно, не зная точный смысл текста. Следует читать внимательно, стремясь проникнуть в смысл сказанного автором. Нужно выразить его мысль по-русски, и только после этого следует пытаться переводить». Из-под прессов начали выходить первые русские газеты; чтобы ввести в свой двор дух учтивости и официальности, Петр распорядился выпустить «Руководство для написания письма» – наставление по составлению поздравлений, приветствий, свадебных обязательств, приглашений и так далее. Боярским семьям было велено использовать это руководство как учебник.
Петр использовал как средство образования и театральную сцену. В 1702 году из Данцига в Москву прибыла труппа из семи немецких актеров. Импресарио Иоганн Христиан Кюнст многих русских обучил театральному искусству. В его труппе были исполнители с английскими именами – Мортон, Бидлар, Джек Старки и музыкант Томас Шелли. За Кюнстом в Россию прибыл еще один импресарио, Отто Фюрст, который через некоторое время начал привлекать в свою труппу актеров из местного населения. Импресарио работал с 1704-го по 1707 год. В центре Красной площади был выстроен деревянный театр, и здесь по общегосударственным праздникам устраивались продолжительные представления из жизни таких лиц, как Александр Великий, Тамерлан, султан Баязет, Дон Хуан и Сципион Африканский. Также здесь ставились современные комедии, как, к примеру, «Мнимый больной». Сестра Петра Наталья присоединилась к этому хорошему делу, принявшись писать русские пьесы с названиями типа «Комедия о святой Екатерине», «Комедия о пророке Данииле».
Помимо промышленности и торговли, получили развитие и ремесла по производству предметов роскоши, призванные придать новой России отсутствующее пока великолепие. Развивались промыслы по производству одежды и шерстяных тканей; с этого времени одежда солдат и ливреи лакеев изготавливались в России. Под французским руководством была создана фабрика по производству гобеленов. Француз по имени Манвриу открыл в Москве мастерские по производству чулок. Благодаря англичанам была улучшена отделка кожи. В Москве в 1714 году Хампри создал школу по изготовлению обуви; в 1714 году такая школа открылась и в Петербурге, в «огромном каменном здании». Началось изготовление шелковой парчи. Чтобы способствовать развитию производства кружев, импорт кружев из Европы в Россию был запрещен. Было налажено производство бумаги для письма. Какой-то русский простолюдин неожиданно открыл состав лака, превосходящего все лаки Европы, за исключением венецианского. Петр приказал на юго-востоке страны выращивать табак и культивировать виноград.
Чтобы объяснить благо своих нововведений и осмеять старое, Петр время от времени устраивал поучительные зрелища, чаще всего в виде такого представления, как карнавал. Осталось много воспоминаний об организованных им необычных и пышных зрелищах, каждое из которых было посвящено какой-нибудь теме, которую Петр считал имеющей образовательную ценность. Любимым средством подобного просвещения через развлечение была для Петра свадьба – как мы увидим, его преемники впоследствии стали следовать его примеру.
У Петра была особенность – его привлекали всякого рода уродства и физические отклонения. Вероятно, это было вызвано какой-то психической ненормальностью – возможно, явилось результатом того, что Петр чувствовал себя ущербным из-за высокого роста и размеров своего тела. Он не выносил, когда его начинали разглядывать, и во время путешествий за границей ходил быстро, чтобы избавиться от любопытствующих взглядов. В помещении он всегда наклонялся – без сомнения, эту привычку ему привили очень низкие потолки старых московских домов, которые можно видеть, к примеру, в доме боярина Романова на улице Разина. Даже когда Петр размещался в каком-нибудь просторном доме, для него делали низкие полотняные потолки, которые снова вынуждали его сутулиться. Петр всегда окружал себя карликами и разного рода уродцами всех рас. Он посылал в тундру за самоедами, в Астрахань за уродливыми калмыками, в каждый уголок своего царства за горбунами, сумасшедшими и помешанными, за всеми, у кого были смешные лица, тела, голоса или мысли.
Свое пристрастие к человеческим уродствам, увечьям и отклонениям Петр пытался использовать для своих «поучающих» представлений. Следует заметить, что в некоторых из них тему поучения было понять довольно трудно. К примеру, на одной шутовской свадьбе распутный старый «патриарх» женился на молодой девушке, при этом приглашения на свадьбу разносили четыре заики; свидетелями были несколько дряхлых стариков; гонцами четыре подагрических молодца, самые дородные, которых только Петр смог сыскать. Брачное благословение давал слепой и глухой священник с очками на носу. Всех до свадьбы основательно напоили. Если это чему-то и поучало, то только неизбежности старости; вряд ли этот урок был поучителен.
Но в других случаях воспоминания оставили нам описания великолепных, выраженных в гротескной форме уроков, призванных подчеркнуть достижения и избавиться от старых традиций. Таким уроком являлась комическая свадьба в Москве одного из шутов Петра, на которую пригласили дворянство и самых выдающихся иностранцев. Все присутствующие были обряжены в самые экстравагантные из старых боярских нарядов и носили шапки примерно в два фута высотой. Рукава дам были сшиты примерно из двенадцати ярдов материи, собранной в огромные рюши, а каблуки достигали пяти дюймов. Карета, на которой ехала брачная чета, представляла собой простую телегу с колесами на деревянной оси, без пружин или кожи, что сделало бы езду более удобной. Невеста сидела на краю телеги, свесив ноги. Она была одета в красное платье – намек на былые женские пристрастия в одежде. Перед тем как сесть за свадебный стол, брачная пара медленно подошла к помосту, на котором сидел шутовской царь, и прошла через весь замысловатый восточный обряд, который Петр желал высмеять, – поклоны до земли, отход назад с поклонами, целование рук и одежды. Подобное представление было призвано высмеять нелепые старые традиции. На грубо сколоченные столы неуклюже подавали отвратительную пищу. Вина и хорошего пива не было – только старая смесь спирта и меда, которую всех принуждали выпивать в больших количествах. Наконец, брачную пару заставили провести брачную ночь в необогреваемой избушке в саду, хотя на дворе была глубокая зима. Существовал старый русский предрассудок, по которому брачная пара не должна проводить первую брачную ночь в доме, поскольку в русских домах для сохранения тепла над потолком был слой земли, а лежать с землей над головой подобало скорее покойнику в могиле. Таким образом, шут Петра и его супруга должны были стать примером борьбы рационализма с предрассудками, которую вел Петр. Осмеивая традиции, Петр с ними боролся.
Из Европы царь вернулся в 1698 году. Менее чем через два года век завершился и начался век Людовика XV. Новый, 7208 год, который русским пришлось теперь называть 1700 годом, был отмечен в Москве фейерверками и праздниками. Всех домовладельцев в Москве в течение недели обязали украшать свои дома вечнозелеными растениями; во дворах следовало разводить костры и зажигать бочки со смолой. Офицеры, купцы и служащие обязаны были стрелять из окон домов из небольших орудий в то время, когда на Красной площади горели фейерверки; обычные же жители должны были запускать ракеты, чтобы тоже принять участие в официальном представлении. Без сомнения, когда поднимался праздничный шум, он сопровождался проклятиями и причитаниями. «Изрыгающий изо рта дым антихрист, – шептали в избах, – сел на троне святой Руси». По России прошел изумляющий и поднимающий русских на бунт документ, в котором объявлялось, что царские офицеры поклоняются «Куммерианскому идолу». Когда по нему было проведено специальное дознание, выяснилось, что за идола принимали ящики, на которые офицеры вешали свои парики. Такой была атмосфера тех бурных лет. Именно так Петр мостил дорогу в XVIII столетие.
Представить то, что происходило в России, много легче, если найти параллель, близкую нашему времени. Часто сравнивают нов—ю Россию Петра и новую Турцию Кемаля Ататюрка как в деталях, так и в общей направленности. В первую очередь бросается в глаза сходство характеров обоих диктаторов. Оба имели природный избыток сил, оба были очень чувственными натурами, оба имели твердые убеждения, оба страдали одинаковыми человеческими слабостями. И Петр, и Ататюрк держали себя на удивление просто, имея в натуре мужскую суровость простого солдата. Оба они в первую очередь были людьми действия. Ни одного из них нельзя назвать интеллектуалом; каждый демонстрировал тот же солдафонский подход к невоенным вопросам. Оба страстно желали образовать свой народ самыми разнообразными доступными средствами. Ататюрк ездил по своей стране с доской и куском мела, обучая новому алфавиту, который он ввел; Петр же учил, как переводить на русский с иностранных языков, он также ввел новый алфавит. Оба считали традиционные одежды препятствием на пути к прогрессу. Петр стащил со своих подданных старый наряд московитов и заставил их надеть немецкое платье и чулки. Ататюрк запретил ношение фесок и надел на голову каждого турка мягкую фетровую шляпу. И Петр и Ататюрк выступали против религии, оба эмансипировали женщин в своих странах. При обоих женщины перестали скрывать лица. Оба ввели западные танцы, оба отменили восточные приветствия. Народы, которыми правили эти двое, были похожи. Турки в 1900 году, так же как и русские в 1700-м, находились на восточной окраине Европы, отрезанные от европейского прогресса и развития мысли.
Оба диктатора смотрели на Запад, оба вынесли из Европы опыт, который позволил им вызволить свои изолированные народы из мрака невежества, освободив от застоя и от влияния обветшавшей религии. Реформы обоих правителей сопровождались кровопролитием и оба правителя любили отталкивающие зрелища. Осенью 1698 года царь и его фавориты пировали и пили из чаш, наблюдая мучения и казни, которых в Московии никогда не видывали – даже во времена Ивана Грозного. И в конце лета 1926 года, когда зажегшиеся вечером фонари одной из площадей Анкары осветили скорчившиеся тела одиннадцати противников Ататюрка, он на своей вилле в Чанкайе в нескольких милях от этой площади вместе с гостями весело танцевал фокстрот, пил раку, пиво и сладкое шампанское.
В одном, впрочем, эти выдающиеся люди сильно отличались. Ататюрк перенес свою столицу из великого города-порта Константинополя на окраине страны на сухую и пустынную равнину в центре страны, где немецкие и австрийские архитекторы построили ему новый и современный город. Петр Великий тоже построил новую столицу – но он двигался на границу своих владений, оставив старый город в центре Московии, к группе обдуваемых ветрами островов в северном море.
II
Из Ладожского озера, самого большого озера Европы, река Нева быстро несет свои воды к морю. Когда эти воды доходят до Финского залива, река разделяется на четыре рукава: Большую и Малую Неву и Большую и Малую Невку. Множество мелких протоков, таких, как Охта и Черная речка, создают замысловатую обширную дельту. Между протоками лежат девятнадцать островов.
На протяжении столетий болотистое место между Ладогой и Финским заливом населяли финны, жившие главным образом рыбным промыслом. Но владевшие Финляндией шведы с XII века постоянно спорили с русскими за эти территории, и в начале XVII столетия Москва была вынуждена уступить этот район шведам, построившим на месте соединения Невы и Охты крепость, призванную утвердить здесь владычество шведов на грядущие столетия. Хотя в этой, имеющей важное значение части Балтики проходили важные торговые пути – на север, в Скандинавию, и на юг, в Византию (когда та еще существовала), – здесь были только дремучие леса, безграничные болота и мрачные ровные пустыни по берегам Невы (слово, по-фински означающее «грязь») и вокруг ее устья.
Это был изолированный и пустынный район, где, как говорил поэт, «финский рыболов, печальный пасынок природы, один у невских берегов бросал в неведомые воды свой ветхий невод». Но с развитием шведской крепости Ниеншанц в устье Охты (позднее напротив будет построен Смольный) на Неве стало разгружаться около сотни кораблей в год, а в окрестностях начали свою деятельность торговцы; появились отдельные хутора и маленькие деревеньки, жители которых использовали хорошие пастбища и обильную дичь. Ныне эти мызы и хутора поглощены городом.
После путешествия на Запад Петр Великий начал всерьез бороться за возвращение Невы из-под контроля шведов, чтобы сделать Россию балтийской, морской страной. Он потерпел сокрушительное поражение под Нарвой в 1700-м, но в 1702 году русская армия под командованием Шереметева взяла шведскую крепость Нотебург на Ладоге в устье Невы (эту крепость Петр переименовал в Шлиссельбург – «ключ-город») и весной следующего года взяла и сам Ниеншанц.
Петр получил возможность в первый раз самостоятельно вывести русский корабль в Балтику. Двумя месяцами позже он заложил первый камень города, который будет носить его имя. Поначалу не было и речи о перенесении сюда столицы – мощные шведские орудия следили за русской деятельностью на Неве на протяжении последующих шести лет. «Пусть царь изматывает себя строительством нового города, – сказал Карл XII, – мы позднее покроем себя славой, взяв этот город».
Финны дали названия островам, лежавшим в дельте посреди дюжины, если не больше, водных протоков. Здесь был и остров Кустарников, и остров Берез, и остров Козлов, и остров Буйволов, и Заячий остров, и Дикий остров. На самом маленьком из них – Янисаари, или Заячьем острове, на милю ближе, чем Ниеншанц, к морю, на северном берегу Невы, Петр 16 мая 1703 года заложил первый камень в основание Петропавловской крепости. Петр вырезал два первых куска дерна штыком, взятым у одного солдата, и уложил эти куски крест-накрест, произнеся: «Здесь будет город!» Потом вырыли канаву, в которую Петр опустил ларец с мощами святого апостола Андрея и несколько золотых монет. Затем, когда из свежевырытой земли насыпали холм высотой в два ярда, Петр поставил на него сверху камень; этот камень получил благословение и был окроплен святой водой. Существует легенда, что во время проведения этой церемонии в небе над головой царя видели орла, после чего солнечный луч осветил две березы с переплетенными ветвями; их сочли похожими на триумфальную арку, а сам свет – указанием свыше, где следует сделать ворота в крепость.
Крепостные укрепления поначалу были из дерева и глины, а позднее из кирпича (гранитная облицовка появилась уже во времена Екатерины II); они были созданы по планам инженера Жозефа Гаспара Ламбера, ученика Вобана, великого инженера и стратега Людовика XIV. Крепость шестиугольной формы имела шесть бастионов. Петр назвал свой город «Санкт-Питербурх», и, хотя позднее распространение получила немецкая форма написания, это голландское произношение сохранилось вплоть до наших дней в фамильярном сокращенном наименовании города «Питер». Инженер Ламбер повел себя довольно необычно. В 1706 году он дезертировал. Сославшись на то, что ему надо нанять офицеров на русскую службу, он уехал в Берлин. Его арестовали, но он бежал в Легхорн. Из Легхорна он в 1715 году написал письмо Петру, умоляя взять его назад, но письмо осталось без ответа.
Позади маленького острова, на котором была выстроена крепость, находился узкий пролив, который стал естественным рвом с водой, отделяющим крепость от города большего по размерам острова, который финские рыбаки называли Коиву-саари, или остров Берез. Именно здесь, в районе, позднее известном как Петроградская сторона, были воздвигнуты самые первые за пределами крепости сооружения. Поначалу город представлял собой всего лишь скопище маленьких деревянных избушек для солдат. Эти избушки были построены русскими плотниками, мастерски владеющими топором, за несколько дней, чтобы было где разместиться войскам, офицерам и многочисленным гражданским лицам.
Строили город несчастные крестьяне, солдаты и преступники – финны, шведы, эстонцы, карелы, казаки, татары и калмыки, – тысячами согнанные к Неве, где приходилось буквально все воздвигать на сваях, а спать можно было только на открытом воздухе посреди болот. Труд строителей был просто сверхчеловеческим. На протяжении долгого времени у них не было орудий труда, и потому им приходилось рыть землю палками или собственными пальцами, а вырытое переносить в своих кафтанах или в полах рубах. Постоянно не хватало пищи, а вода была плохой. Вследствие этого строители мерли как мухи.
У Петра был одноэтажный домик в голландском стиле, построенный из бревен, но разрисованный под кирпич. Крыша этого дома была покрыта щепой. Дом имел длину примерно в шестьдесят футов, ширину в двадцать футов и состоял только из двух комнат и кухни. Это был первый дом, построенный на Петроградской стороне, – и именно здесь царь проживал во время строительства «Санкт-Питербурха» (в 1784 году Екатерина Великая заключила это маленькое здание в каменный пантеон, чтобы защитить его от непогоды, и таким образом оно сохранилось до наших дней – самое старое здание в городе). Поблизости стоял больший по размерам дом Меншикова, ставшего генерал-губернатором. Здесь принимали иностранных послов и здесь же устраивали все развлечения.
В том же самом году в нескольких милях к югу на противоположном берегу Невы Петр построил дом для своей супруги и в ее честь назвал его Екатерингоф. Этот дом стал первым из непревзойденной серии императорских летних резиденций, окружавших город, – хотя сейчас странно представить это здание предшественником Царского Села. Тогда в любой западной стране Екатерингоф сочли бы нелепым из-за сочетания деревянной архитектуры и современной роскоши. Но у этого здания были изящество и шарм, и, даже несмотря на то что пришлось использовать дерево, в нем успешно воплотились западные архитектурные стили. Фасад венчала изящная балюстрада; окна разделяли коринфские пилястры, а террасы сбегали к самому краю воды. Женственный и грациозный даже в своем непрочном деревянном виде, стоявший в небольшом саду тихий маленький голландский дом приятно радовал отсутствием претенциозности, столь характерной для зданий последующего времени. К середине XIX века этот дом совершенно обветшал.
Только в начале следующего, 1704 года появляется первый человек из длинного ряда иностранных архитекторов, рукам которых будет вверено дальнейшее развитие города. Для русских царей наем иностранцев для строительства был традиционным. Стены, башни и соборы Московского Кремля строились итальянцами в XV, XVI и XVII веках, и, хотя первые двадцать лет строительства Санкт-Петербурга сказывались голландские и немецкие пристрастия Петра, первые важные учреждения создали именно итальянцы.
Доменико Трезини – старейший из трех архитекторов, носивших эту фамилию и нанятых для строительства города в первые пятьдесят лет. Его часто называют именем, которое ему дали русские, – Андрей Петрович Трезини. Он родился в 1670 году в пригороде Лугано и в год основания Санкт-Петербурга приехал в Россию из Копенгагена, где состоял на службе при голландском дворе. Скандинавские страны в то время, как и Северная Германия, подражали голландской моде; голландский стиль, который, с одобрения и поощрения Петра, отразился в облике всех первых зданий Петербурга, по всей видимости, является следствием пребывания Трезини в Голландии и его знакомства с «голландским», протестантским северным барокко. На первой встрече с посланником царя, 1 апреля 1703 года, ему был обещан пост руководителя строительства, сооружения и фортификации. Трезини недолго проработал в Москве, но в феврале 1704 года ему и его товарищам было приказано перебраться на Неву.
Трезини сразу принял на себя руководство возведением Петропавловской крепости, а в следующие девять лет выполнял обязанности «обербаудиректора» всего Санкт-Петербурга. Работы над крепостью были продолжительными и тяжелыми – они завершились лишь незадолго до смерти Трезини в 1732 году, – но за тридцать лет своей службы архитектор создал значительную часть самых величественных зданий, из которых город состоял на ранних порах. Мы позже коротко упомянем эти здания в хронологическом порядке их появления; некоторые из них существуют и по сей день.
Но влияние Трезини на внешний вид города много глубже: он определил вид первых простых жилых домов (в наши дни давно исчезнувших). По сохранившимся источникам можно видеть, что дома делились на три категории: у простых горожан они были одноэтажными, с четырьмя окнами и мансардным окном; более зажиточным людям полагалось иметь значительно более просторные дома с четырнадцатью окнами на первом этаже, а также с мезонином с фронтоном; для богачей и дворянства строились знания в два этажа, с двумя рядами окон, при этом наверху был ряд спальных помещений, а над входом находился балкон.
Первый дом царя ничем не выделялся на фоне зданий первого типа; его второй дом во многом походил на здания третьего типа. По большей части здания строили из дерева, бревно укладывали на бревно, после чего изнутри и снаружи их стесывали топором. Крыши делали из тонких еловых досок длиной десять – двенадцать футов; к крыше их прибивали гвоздями. Некоторые строители клали под доски толстые куски бересты (которая, как утверждают, не гниет), чтобы защититься от дождя, но у бересты был существенный недостаток – она легко горела. Другие клали на крышу большие квадраты торфа; торф впитывал дождевую влагу, что на некоторое время защищало от воды.
Несмотря на оппозицию и сопротивление, сила характера Петра была столь велика, что всего за несколько лет он полностью изменил лицо всего русского двора – если его в это время можно так называть. Иностранные путешественники, в начале правления Петра писавшие о Московии как о чем-то далеком, азиатском, имеющем мало отношения к Европе, в конце его правления уже сравнивали, даже если и неблагоприятно, его двор с дворами Запада.
Но «образование своего народа» Петром было куда глубже, чем организация балов и банкетов. Помимо прочих, он произвел две реформы, каждую из которых через два столетия повторило Советское правительство в числе первоочередных. Первая реформа коснулась календаря. Теперь в России стали считать года, как и в Западной Европе, от Рождества Христова, а не с Сотворения мира. Вторая реформа упростила алфавит. Из старой кириллицы было убрано восемь самых нескладных букв, а остальные по написанию были максимально приближены к латинским. Новый «гражданский шрифт», отлитый по порядку голландским словолитчиком, использовался вплоть до 1918 года. Петр сделал многое, чтобы способствовать развитию образования; он основал школу навигации и математики. Немецкий пастор Глюк создал школу, в которой изучались география, политика, философия, танцы и основы французского и немецкого. Господин Фергюсон с двумя молодыми помощниками из больницы Христа прибыл учить астрономии; ему было приказано вычислить все видимые в России затмения, чтобы русские были готовы их наблюдать. К сожалению, одного из ассистентов из больницы Христа убила банда грабителей, так что с этой затеей было покончено. Голландцы и поляки установили в России свои прессы для печати. Проводилось много работы по переводу литературы на русский. Петр принимал самое активное участие в этом мероприятии, давая множество советов бригаде переводчиков. «Вы не должны, – говорил он, – переводить дословно, не зная точный смысл текста. Следует читать внимательно, стремясь проникнуть в смысл сказанного автором. Нужно выразить его мысль по-русски, и только после этого следует пытаться переводить». Из-под прессов начали выходить первые русские газеты; чтобы ввести в свой двор дух учтивости и официальности, Петр распорядился выпустить «Руководство для написания письма» – наставление по составлению поздравлений, приветствий, свадебных обязательств, приглашений и так далее. Боярским семьям было велено использовать это руководство как учебник.
Петр использовал как средство образования и театральную сцену. В 1702 году из Данцига в Москву прибыла труппа из семи немецких актеров. Импресарио Иоганн Христиан Кюнст многих русских обучил театральному искусству. В его труппе были исполнители с английскими именами – Мортон, Бидлар, Джек Старки и музыкант Томас Шелли. За Кюнстом в Россию прибыл еще один импресарио, Отто Фюрст, который через некоторое время начал привлекать в свою труппу актеров из местного населения. Импресарио работал с 1704-го по 1707 год. В центре Красной площади был выстроен деревянный театр, и здесь по общегосударственным праздникам устраивались продолжительные представления из жизни таких лиц, как Александр Великий, Тамерлан, султан Баязет, Дон Хуан и Сципион Африканский. Также здесь ставились современные комедии, как, к примеру, «Мнимый больной». Сестра Петра Наталья присоединилась к этому хорошему делу, принявшись писать русские пьесы с названиями типа «Комедия о святой Екатерине», «Комедия о пророке Данииле».
Помимо промышленности и торговли, получили развитие и ремесла по производству предметов роскоши, призванные придать новой России отсутствующее пока великолепие. Развивались промыслы по производству одежды и шерстяных тканей; с этого времени одежда солдат и ливреи лакеев изготавливались в России. Под французским руководством была создана фабрика по производству гобеленов. Француз по имени Манвриу открыл в Москве мастерские по производству чулок. Благодаря англичанам была улучшена отделка кожи. В Москве в 1714 году Хампри создал школу по изготовлению обуви; в 1714 году такая школа открылась и в Петербурге, в «огромном каменном здании». Началось изготовление шелковой парчи. Чтобы способствовать развитию производства кружев, импорт кружев из Европы в Россию был запрещен. Было налажено производство бумаги для письма. Какой-то русский простолюдин неожиданно открыл состав лака, превосходящего все лаки Европы, за исключением венецианского. Петр приказал на юго-востоке страны выращивать табак и культивировать виноград.
Чтобы объяснить благо своих нововведений и осмеять старое, Петр время от времени устраивал поучительные зрелища, чаще всего в виде такого представления, как карнавал. Осталось много воспоминаний об организованных им необычных и пышных зрелищах, каждое из которых было посвящено какой-нибудь теме, которую Петр считал имеющей образовательную ценность. Любимым средством подобного просвещения через развлечение была для Петра свадьба – как мы увидим, его преемники впоследствии стали следовать его примеру.
У Петра была особенность – его привлекали всякого рода уродства и физические отклонения. Вероятно, это было вызвано какой-то психической ненормальностью – возможно, явилось результатом того, что Петр чувствовал себя ущербным из-за высокого роста и размеров своего тела. Он не выносил, когда его начинали разглядывать, и во время путешествий за границей ходил быстро, чтобы избавиться от любопытствующих взглядов. В помещении он всегда наклонялся – без сомнения, эту привычку ему привили очень низкие потолки старых московских домов, которые можно видеть, к примеру, в доме боярина Романова на улице Разина. Даже когда Петр размещался в каком-нибудь просторном доме, для него делали низкие полотняные потолки, которые снова вынуждали его сутулиться. Петр всегда окружал себя карликами и разного рода уродцами всех рас. Он посылал в тундру за самоедами, в Астрахань за уродливыми калмыками, в каждый уголок своего царства за горбунами, сумасшедшими и помешанными, за всеми, у кого были смешные лица, тела, голоса или мысли.
Свое пристрастие к человеческим уродствам, увечьям и отклонениям Петр пытался использовать для своих «поучающих» представлений. Следует заметить, что в некоторых из них тему поучения было понять довольно трудно. К примеру, на одной шутовской свадьбе распутный старый «патриарх» женился на молодой девушке, при этом приглашения на свадьбу разносили четыре заики; свидетелями были несколько дряхлых стариков; гонцами четыре подагрических молодца, самые дородные, которых только Петр смог сыскать. Брачное благословение давал слепой и глухой священник с очками на носу. Всех до свадьбы основательно напоили. Если это чему-то и поучало, то только неизбежности старости; вряд ли этот урок был поучителен.
Но в других случаях воспоминания оставили нам описания великолепных, выраженных в гротескной форме уроков, призванных подчеркнуть достижения и избавиться от старых традиций. Таким уроком являлась комическая свадьба в Москве одного из шутов Петра, на которую пригласили дворянство и самых выдающихся иностранцев. Все присутствующие были обряжены в самые экстравагантные из старых боярских нарядов и носили шапки примерно в два фута высотой. Рукава дам были сшиты примерно из двенадцати ярдов материи, собранной в огромные рюши, а каблуки достигали пяти дюймов. Карета, на которой ехала брачная чета, представляла собой простую телегу с колесами на деревянной оси, без пружин или кожи, что сделало бы езду более удобной. Невеста сидела на краю телеги, свесив ноги. Она была одета в красное платье – намек на былые женские пристрастия в одежде. Перед тем как сесть за свадебный стол, брачная пара медленно подошла к помосту, на котором сидел шутовской царь, и прошла через весь замысловатый восточный обряд, который Петр желал высмеять, – поклоны до земли, отход назад с поклонами, целование рук и одежды. Подобное представление было призвано высмеять нелепые старые традиции. На грубо сколоченные столы неуклюже подавали отвратительную пищу. Вина и хорошего пива не было – только старая смесь спирта и меда, которую всех принуждали выпивать в больших количествах. Наконец, брачную пару заставили провести брачную ночь в необогреваемой избушке в саду, хотя на дворе была глубокая зима. Существовал старый русский предрассудок, по которому брачная пара не должна проводить первую брачную ночь в доме, поскольку в русских домах для сохранения тепла над потолком был слой земли, а лежать с землей над головой подобало скорее покойнику в могиле. Таким образом, шут Петра и его супруга должны были стать примером борьбы рационализма с предрассудками, которую вел Петр. Осмеивая традиции, Петр с ними боролся.
Из Европы царь вернулся в 1698 году. Менее чем через два года век завершился и начался век Людовика XV. Новый, 7208 год, который русским пришлось теперь называть 1700 годом, был отмечен в Москве фейерверками и праздниками. Всех домовладельцев в Москве в течение недели обязали украшать свои дома вечнозелеными растениями; во дворах следовало разводить костры и зажигать бочки со смолой. Офицеры, купцы и служащие обязаны были стрелять из окон домов из небольших орудий в то время, когда на Красной площади горели фейерверки; обычные же жители должны были запускать ракеты, чтобы тоже принять участие в официальном представлении. Без сомнения, когда поднимался праздничный шум, он сопровождался проклятиями и причитаниями. «Изрыгающий изо рта дым антихрист, – шептали в избах, – сел на троне святой Руси». По России прошел изумляющий и поднимающий русских на бунт документ, в котором объявлялось, что царские офицеры поклоняются «Куммерианскому идолу». Когда по нему было проведено специальное дознание, выяснилось, что за идола принимали ящики, на которые офицеры вешали свои парики. Такой была атмосфера тех бурных лет. Именно так Петр мостил дорогу в XVIII столетие.
Представить то, что происходило в России, много легче, если найти параллель, близкую нашему времени. Часто сравнивают нов—ю Россию Петра и новую Турцию Кемаля Ататюрка как в деталях, так и в общей направленности. В первую очередь бросается в глаза сходство характеров обоих диктаторов. Оба имели природный избыток сил, оба были очень чувственными натурами, оба имели твердые убеждения, оба страдали одинаковыми человеческими слабостями. И Петр, и Ататюрк держали себя на удивление просто, имея в натуре мужскую суровость простого солдата. Оба они в первую очередь были людьми действия. Ни одного из них нельзя назвать интеллектуалом; каждый демонстрировал тот же солдафонский подход к невоенным вопросам. Оба страстно желали образовать свой народ самыми разнообразными доступными средствами. Ататюрк ездил по своей стране с доской и куском мела, обучая новому алфавиту, который он ввел; Петр же учил, как переводить на русский с иностранных языков, он также ввел новый алфавит. Оба считали традиционные одежды препятствием на пути к прогрессу. Петр стащил со своих подданных старый наряд московитов и заставил их надеть немецкое платье и чулки. Ататюрк запретил ношение фесок и надел на голову каждого турка мягкую фетровую шляпу. И Петр и Ататюрк выступали против религии, оба эмансипировали женщин в своих странах. При обоих женщины перестали скрывать лица. Оба ввели западные танцы, оба отменили восточные приветствия. Народы, которыми правили эти двое, были похожи. Турки в 1900 году, так же как и русские в 1700-м, находились на восточной окраине Европы, отрезанные от европейского прогресса и развития мысли.
Оба диктатора смотрели на Запад, оба вынесли из Европы опыт, который позволил им вызволить свои изолированные народы из мрака невежества, освободив от застоя и от влияния обветшавшей религии. Реформы обоих правителей сопровождались кровопролитием и оба правителя любили отталкивающие зрелища. Осенью 1698 года царь и его фавориты пировали и пили из чаш, наблюдая мучения и казни, которых в Московии никогда не видывали – даже во времена Ивана Грозного. И в конце лета 1926 года, когда зажегшиеся вечером фонари одной из площадей Анкары осветили скорчившиеся тела одиннадцати противников Ататюрка, он на своей вилле в Чанкайе в нескольких милях от этой площади вместе с гостями весело танцевал фокстрот, пил раку, пиво и сладкое шампанское.
В одном, впрочем, эти выдающиеся люди сильно отличались. Ататюрк перенес свою столицу из великого города-порта Константинополя на окраине страны на сухую и пустынную равнину в центре страны, где немецкие и австрийские архитекторы построили ему новый и современный город. Петр Великий тоже построил новую столицу – но он двигался на границу своих владений, оставив старый город в центре Московии, к группе обдуваемых ветрами островов в северном море.
II
РАЙ ПЕТРА: «САНКТ-ПИТЕРБУРХ»
1703–1725 годы
В этой столице господствует смешанная архитектура, в которой присутствуют итальянские, французские и голландские черты; последние преобладают. Поначалу царь учился в Голландии; это в Саардаме новый Прометей взял огонь, которым оживил нацию.
Алгаротти, около 1740 года
Из Ладожского озера, самого большого озера Европы, река Нева быстро несет свои воды к морю. Когда эти воды доходят до Финского залива, река разделяется на четыре рукава: Большую и Малую Неву и Большую и Малую Невку. Множество мелких протоков, таких, как Охта и Черная речка, создают замысловатую обширную дельту. Между протоками лежат девятнадцать островов.
На протяжении столетий болотистое место между Ладогой и Финским заливом населяли финны, жившие главным образом рыбным промыслом. Но владевшие Финляндией шведы с XII века постоянно спорили с русскими за эти территории, и в начале XVII столетия Москва была вынуждена уступить этот район шведам, построившим на месте соединения Невы и Охты крепость, призванную утвердить здесь владычество шведов на грядущие столетия. Хотя в этой, имеющей важное значение части Балтики проходили важные торговые пути – на север, в Скандинавию, и на юг, в Византию (когда та еще существовала), – здесь были только дремучие леса, безграничные болота и мрачные ровные пустыни по берегам Невы (слово, по-фински означающее «грязь») и вокруг ее устья.
Это был изолированный и пустынный район, где, как говорил поэт, «финский рыболов, печальный пасынок природы, один у невских берегов бросал в неведомые воды свой ветхий невод». Но с развитием шведской крепости Ниеншанц в устье Охты (позднее напротив будет построен Смольный) на Неве стало разгружаться около сотни кораблей в год, а в окрестностях начали свою деятельность торговцы; появились отдельные хутора и маленькие деревеньки, жители которых использовали хорошие пастбища и обильную дичь. Ныне эти мызы и хутора поглощены городом.
После путешествия на Запад Петр Великий начал всерьез бороться за возвращение Невы из-под контроля шведов, чтобы сделать Россию балтийской, морской страной. Он потерпел сокрушительное поражение под Нарвой в 1700-м, но в 1702 году русская армия под командованием Шереметева взяла шведскую крепость Нотебург на Ладоге в устье Невы (эту крепость Петр переименовал в Шлиссельбург – «ключ-город») и весной следующего года взяла и сам Ниеншанц.
Петр получил возможность в первый раз самостоятельно вывести русский корабль в Балтику. Двумя месяцами позже он заложил первый камень города, который будет носить его имя. Поначалу не было и речи о перенесении сюда столицы – мощные шведские орудия следили за русской деятельностью на Неве на протяжении последующих шести лет. «Пусть царь изматывает себя строительством нового города, – сказал Карл XII, – мы позднее покроем себя славой, взяв этот город».
Финны дали названия островам, лежавшим в дельте посреди дюжины, если не больше, водных протоков. Здесь был и остров Кустарников, и остров Берез, и остров Козлов, и остров Буйволов, и Заячий остров, и Дикий остров. На самом маленьком из них – Янисаари, или Заячьем острове, на милю ближе, чем Ниеншанц, к морю, на северном берегу Невы, Петр 16 мая 1703 года заложил первый камень в основание Петропавловской крепости. Петр вырезал два первых куска дерна штыком, взятым у одного солдата, и уложил эти куски крест-накрест, произнеся: «Здесь будет город!» Потом вырыли канаву, в которую Петр опустил ларец с мощами святого апостола Андрея и несколько золотых монет. Затем, когда из свежевырытой земли насыпали холм высотой в два ярда, Петр поставил на него сверху камень; этот камень получил благословение и был окроплен святой водой. Существует легенда, что во время проведения этой церемонии в небе над головой царя видели орла, после чего солнечный луч осветил две березы с переплетенными ветвями; их сочли похожими на триумфальную арку, а сам свет – указанием свыше, где следует сделать ворота в крепость.
Крепостные укрепления поначалу были из дерева и глины, а позднее из кирпича (гранитная облицовка появилась уже во времена Екатерины II); они были созданы по планам инженера Жозефа Гаспара Ламбера, ученика Вобана, великого инженера и стратега Людовика XIV. Крепость шестиугольной формы имела шесть бастионов. Петр назвал свой город «Санкт-Питербурх», и, хотя позднее распространение получила немецкая форма написания, это голландское произношение сохранилось вплоть до наших дней в фамильярном сокращенном наименовании города «Питер». Инженер Ламбер повел себя довольно необычно. В 1706 году он дезертировал. Сославшись на то, что ему надо нанять офицеров на русскую службу, он уехал в Берлин. Его арестовали, но он бежал в Легхорн. Из Легхорна он в 1715 году написал письмо Петру, умоляя взять его назад, но письмо осталось без ответа.
Позади маленького острова, на котором была выстроена крепость, находился узкий пролив, который стал естественным рвом с водой, отделяющим крепость от города большего по размерам острова, который финские рыбаки называли Коиву-саари, или остров Берез. Именно здесь, в районе, позднее известном как Петроградская сторона, были воздвигнуты самые первые за пределами крепости сооружения. Поначалу город представлял собой всего лишь скопище маленьких деревянных избушек для солдат. Эти избушки были построены русскими плотниками, мастерски владеющими топором, за несколько дней, чтобы было где разместиться войскам, офицерам и многочисленным гражданским лицам.
Строили город несчастные крестьяне, солдаты и преступники – финны, шведы, эстонцы, карелы, казаки, татары и калмыки, – тысячами согнанные к Неве, где приходилось буквально все воздвигать на сваях, а спать можно было только на открытом воздухе посреди болот. Труд строителей был просто сверхчеловеческим. На протяжении долгого времени у них не было орудий труда, и потому им приходилось рыть землю палками или собственными пальцами, а вырытое переносить в своих кафтанах или в полах рубах. Постоянно не хватало пищи, а вода была плохой. Вследствие этого строители мерли как мухи.
У Петра был одноэтажный домик в голландском стиле, построенный из бревен, но разрисованный под кирпич. Крыша этого дома была покрыта щепой. Дом имел длину примерно в шестьдесят футов, ширину в двадцать футов и состоял только из двух комнат и кухни. Это был первый дом, построенный на Петроградской стороне, – и именно здесь царь проживал во время строительства «Санкт-Питербурха» (в 1784 году Екатерина Великая заключила это маленькое здание в каменный пантеон, чтобы защитить его от непогоды, и таким образом оно сохранилось до наших дней – самое старое здание в городе). Поблизости стоял больший по размерам дом Меншикова, ставшего генерал-губернатором. Здесь принимали иностранных послов и здесь же устраивали все развлечения.
В том же самом году в нескольких милях к югу на противоположном берегу Невы Петр построил дом для своей супруги и в ее честь назвал его Екатерингоф. Этот дом стал первым из непревзойденной серии императорских летних резиденций, окружавших город, – хотя сейчас странно представить это здание предшественником Царского Села. Тогда в любой западной стране Екатерингоф сочли бы нелепым из-за сочетания деревянной архитектуры и современной роскоши. Но у этого здания были изящество и шарм, и, даже несмотря на то что пришлось использовать дерево, в нем успешно воплотились западные архитектурные стили. Фасад венчала изящная балюстрада; окна разделяли коринфские пилястры, а террасы сбегали к самому краю воды. Женственный и грациозный даже в своем непрочном деревянном виде, стоявший в небольшом саду тихий маленький голландский дом приятно радовал отсутствием претенциозности, столь характерной для зданий последующего времени. К середине XIX века этот дом совершенно обветшал.
Только в начале следующего, 1704 года появляется первый человек из длинного ряда иностранных архитекторов, рукам которых будет вверено дальнейшее развитие города. Для русских царей наем иностранцев для строительства был традиционным. Стены, башни и соборы Московского Кремля строились итальянцами в XV, XVI и XVII веках, и, хотя первые двадцать лет строительства Санкт-Петербурга сказывались голландские и немецкие пристрастия Петра, первые важные учреждения создали именно итальянцы.
Доменико Трезини – старейший из трех архитекторов, носивших эту фамилию и нанятых для строительства города в первые пятьдесят лет. Его часто называют именем, которое ему дали русские, – Андрей Петрович Трезини. Он родился в 1670 году в пригороде Лугано и в год основания Санкт-Петербурга приехал в Россию из Копенгагена, где состоял на службе при голландском дворе. Скандинавские страны в то время, как и Северная Германия, подражали голландской моде; голландский стиль, который, с одобрения и поощрения Петра, отразился в облике всех первых зданий Петербурга, по всей видимости, является следствием пребывания Трезини в Голландии и его знакомства с «голландским», протестантским северным барокко. На первой встрече с посланником царя, 1 апреля 1703 года, ему был обещан пост руководителя строительства, сооружения и фортификации. Трезини недолго проработал в Москве, но в феврале 1704 года ему и его товарищам было приказано перебраться на Неву.
Трезини сразу принял на себя руководство возведением Петропавловской крепости, а в следующие девять лет выполнял обязанности «обербаудиректора» всего Санкт-Петербурга. Работы над крепостью были продолжительными и тяжелыми – они завершились лишь незадолго до смерти Трезини в 1732 году, – но за тридцать лет своей службы архитектор создал значительную часть самых величественных зданий, из которых город состоял на ранних порах. Мы позже коротко упомянем эти здания в хронологическом порядке их появления; некоторые из них существуют и по сей день.
Но влияние Трезини на внешний вид города много глубже: он определил вид первых простых жилых домов (в наши дни давно исчезнувших). По сохранившимся источникам можно видеть, что дома делились на три категории: у простых горожан они были одноэтажными, с четырьмя окнами и мансардным окном; более зажиточным людям полагалось иметь значительно более просторные дома с четырнадцатью окнами на первом этаже, а также с мезонином с фронтоном; для богачей и дворянства строились знания в два этажа, с двумя рядами окон, при этом наверху был ряд спальных помещений, а над входом находился балкон.
Первый дом царя ничем не выделялся на фоне зданий первого типа; его второй дом во многом походил на здания третьего типа. По большей части здания строили из дерева, бревно укладывали на бревно, после чего изнутри и снаружи их стесывали топором. Крыши делали из тонких еловых досок длиной десять – двенадцать футов; к крыше их прибивали гвоздями. Некоторые строители клали под доски толстые куски бересты (которая, как утверждают, не гниет), чтобы защититься от дождя, но у бересты был существенный недостаток – она легко горела. Другие клали на крышу большие квадраты торфа; торф впитывал дождевую влагу, что на некоторое время защищало от воды.