Кривич Михаил & Ольгин Ольгерд
Рыжий и полосатый

   Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин
   Рыжий и полосатый
   Пятак упал, звеня и подпрыгивая. Юрий Васильевич помянул некстати черта, встал на четвереньки и принялся шарить по полу возле кресла. "Всякое выпущенное из рук тело,-- подумал он,-- норовит закатиться под тахту".
   Звеня и подпрыгивая... Из каких глубин памяти выплыл школьный пример на деепричастный оборот? Об этом и размышлял Юрий Васильевич, пытаясь пронзить взором пыльный мрак. Придется лечь на живот и прощупать пространство вслепую. Надо же такому произойти! Еще минуту назад он наслаждался воскресным покоем и продумывал тонкую меновую комбинацию, блистательную пирамиду, в основании которой лежал этот злосчастный пятак, а на сияющей вершине мерцал белым светом редчайший пятиалтынный, которого так не хватало в коллекции Юрия Васильевича.
   Да, наш герой был нумизматом. Далекие от этого почтенного занятия люди полагают, будто все нумизматы заняты поисками грошей времен Галицкого княжества или дидрахм из собственного кошеля Фемистокла. Есть и такие собиратели, не станем спорить. Но для Юрия Васильевича Каченовского гораздо увлекательнее было отыскивать в океане медной мелочи запрошлого года пятак, на реверсе которого, а в просторечии -- на решке, чуть-чуть разошлись отштампованные буквы. А если судьба широко тебе улыбнулась и ты стал обладателем сразу двух таких редкостей, то как не выменять одну из них на пятнадцатикопеечную монету конца сороковых, в гербе которой колоски слегка сбились на сторону?
   Однако прямые обмены, надо вам сказать, большая редкость. Невелик шанс, что владельцу сбитых колосков надобен именно пятак с раскосыми буквами. Но что-то ему, в конце концов, нужно, а это что-то есть у того, кому нужно еще что-то... Разумеется, для обдумывания комбинации совсем не надо было Юрию Васильевичу вертеть между большим в указательным пальцами редкостный пятак. Однако приятно! Вот в гроссмейстер -- он может сыграть партию вслепую от начала до конца, однако сколько ж удовольствия в том, чтобы передвигать по доске фигуры!
   За удовольствия, впрочем, надо расплачиваться. Человек давным-давно перешел на прямохождение, и поза, которую мы принимаем, заглядывая под тахту, уже не доставляет нам радости. Неловко, даже если никто не наблюдает со стороны. Юрий Васильевич шарил наугад под тахтой, чувствуя, что краснеет от досады; и тут за его спиною раздался вкрадчивый голос, несколько высоковатый для мужчины:
   -- Юрий Васильевич Каченовский? Простите великодушно за вторжение...
   Каченовский от неожиданности стукнулся о деревянный край тахты, сел, почесывая ушибленное место.
   У ног Юрия Васильевича сидел кот. Небольшой, рыжий, с округлой мордой и легкими пушистыми бакенбардами, он глядел прямо на Каченовского зелеными, очень смышлеными глазами. Он был так умен с виду, что с ним хотелось поздороваться.
   Юрий Васильевич здороваться с котом не стал. Он поднялся с пола, глянул на пришельца сверху вниз и отряхнул пыль с домашних брюк. Кроме кота, в комнате никого не было.
   "Померещилось, должно быть,-- решил Юрий Васильевич.-- Кровь к голове и все такое". Он вознамерился сказать несвойственное ему, но вполне приличествующее случаю слово "брысь!", но в это мгновенье Рыжий открыл маленькую розовую пасть, смачно облизнулся и быстро заговорил не по-русски.
   "Азиатский язык,-- отметил про себя Юрий Васильевич.-- Ватакуси ва, аната о... Японский, что ли?" Кот и впрямь хитро прищурил глаза, всем видом изображая из себя японца, от чего Каченовскому сделалось неловко, и он, осознавая бредовость происходящего, замахал рукой неуверенно -- мол, не понимаю... вака-ранай...
   Рыжий выждал паузу, понимающе кивнул головой, округлил глаза и заговорил по-немецки. И немецкого Юрий Васильевич не знал, но знал, что не знает, и потому узнал сразу, а кот, увидев в его глазах это осознание незнания, понял, что опять ошибся, смущенно заморгал и предложил неуверенно:
   -- Суахили? Эсперанто? Инглиш?
   -- Инглиш,-- ответил Юрий Васильевич помимо своей воли. Ему по-прежнему хотелось сказать "брысь".
   -- 0'кей,-- откликнулся кот.-- Ай'м сорри, ай симд ту микс лэнгвиджиз... Консернинг зе ситуэйшн.ай хэв ту эдмит...
   -- Плиз,-- взмолился Юрий Васильевич, окончательно теряя нить беседы -С кем? С котом! -- Плиз, слишком быстро, ай спик, бат вери литтл, нельзя ли помедленнее...-- и замолчал, осознав ужасающий факт, что вступил в беседу по-английски не с англичанином или австралийцем, а с рыжим котом, который к тому же говорил на иностранном языке гораздо бодрее Юрия Васильевича.
   -- Вот именно что помедленнее! -- раздался от балконной двери другой голос, погрубее и пониже.-- И по-русски, по-русски. Устраиваешь тут фокусы, нет, чтобы по-простому, по-нашенски себя назвать, у человека имя выспросить...
   Юрий Васильевич обернулся к балкону, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, но не увидел никого на уровне своих глаз. Тогда, предчувствуя уже нехорошее, он опустил глаза и обнаружил на балконном порожке еще одного кота. Тот стоял, прижавшись к двери, в позе вежливого ожидания, будто не решался ступить в комнату без приглашения. Был он крупнее Рыжего, с тощей и узкой мордой, серый в полоску и вообще вида крайне простецкого, под стать своей речи.
   "Бред какой-то,-- подумал Юрий Васильевич, окончательно теряясь.-- Надо почаще бывать на свежем воздухе. Вот опять бегать начну, все и пройдет".
   Коты выжидательно молчали, глядя на него немигающими зрачками. "Померещилось,-- обрадовался Каченовский.-- Гнать их надо. Вот возьму веник и выгоню".
   -- Брысь, подлые! -- заорал он и замахнулся домашней туфлей, наспех сорванной с ноги.-- Брысь, кому говорят!
   Рыжий и Полосатый устремились к балконной двери. Разве что, показалось Юрию Васильевичу, бежали они без особой спешки и не прыжками, что свойственно котам, на которых замахиваются туфлей, а неторопливой рысью. Кроме того, Полосатый вроде бы пожал на ходу плечами, но поручиться в том Юрий Васильевич не мог. Он стряхнул с себя наваждение, для чего энергично потряс головой и сделал глубокий вдох, а затем приступил и прерванному занятию: полез под тахту.
   -- А я говорю тебе -- мало ли что прогнал! Человек, вишь, в затруднении.
   -- Нет, нет и еще раз нет. Он вел себя не по-джентльменски.
   -- Вот те нате! Брось дуться.
   Юрий Васильевич разогнулся и застонал. Кошмар продолжался: на балконе Полосатый уговаривал Рыжего вернуться в квартиру и помочь в чем-то хозяину, а Рыжий наотрез отказывался. Каченовский обреченно уставился в дверной проем, откуда не замедлили показаться две усатые морды -- вытянутая и пошире. Рыжий широкомордый боком приблизился к Юрию Васильевичу и, не глядя на него, спросил:
   -- Что вы там обронили? Я поищу, извольте.
   -- Знай наших! -- радостно завопил Полосатый, тоже заходя в квартиру.
   Каченовский не успел глазом моргнуть, как Рыжий исчез под тахтой. Секунду спустя он появился, весь серый от пыли. Перед собой он толкал лапой, словно хоккейную шайбу, медный кружок. Изысканное воспитание не помешало Рыжему погнать пятак по комнате, задирая хвост и издавая торжествующие вопли.
   -- Кончай баловать,-- строго сказал Полосатый.-- Отдай человеку вещь. Ишь разыгрался.
   Рыжий подогнал пятак к Юрию Васильевичу, все еще сидевшему на полу, и сказал без особой приязни:
   -- Извольте получить.-- И подумав, добавил:--Пожалуйста.
   -- Спасибо,-- машинально ответил Каченовский, взял пятак и поднялся с пола. Благодарность повисла в воздухе; тогда, понимая странность своего предложения, Юрий Васильевич через силу сказал:-- Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
   Коты уселись рядышком на ковре. -- Мы рискуем показаться назойливыми,-вкрадчиво начал Рыжий,-- однако обстоятельства таковы, что... Словом, нет ли у вас немного молочного концентрата?
   -- Простите, чего?
   -- Сливок, вот чего,-- пояснил Полосатый.-- Сметана тоже сойдет.
   -- Да, да,-- поддержал Рыжий.-- Сквашивание молочнокислыми бактериями создает благоприятные условия для деятельности пищеварительных ферментов...
   Юрий Васильевич молча вышел на кухню. Он нарочно долго шарил в холодильнике, будто разыскивал сметану, которая стояла у него под носом, потому что боялся нечаянным звуком прервать монолог Полосатого.
   -- Я буду вынужден,-- говорил Полосатый -- доложить о твоем поведении. В конце концов, я глава экспедиции. Как можно сбивать с толку человека? А вдруг он не знает биохимию? Ведешь себя как сноб! Не понимаешь, что такое сноб? А еще прошел усиленный пятидневный курс языковой подготовки! Сноб, к твоему сведению, это человек, который мнит себя лучше и умнее других, не имея к тому никаких оснований. Но, даже будь у тебя основания, ты не должен забывать, что сейчас ты тот, кто ты есть на самом деле. Юрий Васильевич уронил банку со сметаной. Обычные коты, наверное, слизали бы сметану с пола, но котам, которые рассуждают о снобизме, Каченовский не посмел этого предложить. Он собрал осколки, затер сметану тряпкой и миролюбиво сказал котам, что сбегает в магазин за чем-нибудь молочным. Рыжий вежливо улыбнулся, а Полосатый ответил:
   -- Сразу видать хорошего человека.
   Натягивая пиджак, Юрий Васильевич косился на котов, все так же сидящих на ковре, и, наконец, предложил им перебраться в кресла и вообще чувствовать себя как дома. Коты возражать не стали и улеглись рядышком, но от сигарет, предложенных Каченовский, отказались наотрез, сославшись на вред табака для здоровья.
   -- Я мигом,-- сказал хозяин и захлопнул за собой дверь. Когда он вернулся, коты дремали в кресле.
   -- Однако вы быстро,-- заметил Рыжий, широко зевая.
   -- Магазин совсем рядом,-- ответил Юрий Васильевич, будто оправдываясь.-- И сметана есть, сказали -- свежая. Да, вот я еще рыбки купил, не знаю, впрочем, по вкусу ли будет.
   Он говорил так, словно совсем освоился с гостями. На самом деле нелепость положения по-прежнему мучила его, но хлопоты по хозяйству отвлекали от несуразных мыслей.
   -- Стерлядки взяли? -- поинтересовался Полосатый. -- Или, может, сига? Тоже, как я понимаю, порядочная рыба.
   -- Не знаю,-- ответил Юрий Васильевич.-- Не помню. Я хека купил.
   -- Кого, простите? -- переспросил Рыжий.--По буквам, если можно.
   -- Хе-ка. Ха-е-ка.
   -- В моем словаре такого слова не было. А в твоем?
   -- Тоже не было. Чуяло мое сердце, что с этими ускоренными курсами не все ладно. Вот и рыбку забыли. А на вид ничего себе. Дорогая небось? -- И Полосатый оценивающе посмотрел на пакет с хеком.
   Юрий Васильевич хотел прихвастнуть, но спохватился и сказал правду.
   -- Мы не гордые,-- успокоил его Полосатый.--Суньте их только в кипяток, чтоб оттаяли, а варить не надо.
   -- В процессе варки,-- пояснил Рыжий,-- разрушается часть водорастворимых витаминов...
   -- Сноб...-- зашипел Полосатый, и Рыжий смолк.
   -- Да что вы, право,-- ответил Юрий Васильевич,-- знаю я, что такое витамины, за кого вы меня принимаете? -- И, не дожидаясь ответа, быстро вышел на кухню.
   В комнату он вернулся с большим расписным подносом, уставленным тарелками и блюдцами. Поначалу он хотел положить хека в какие-нибудь плошки, но в холостяцком хозяйстве плошек не оказалось, а попытки пристроить рыбок на перевернутые кастрюльные крышки ни к чему не привели: крышки все время качались, и хек сползал с них на расписные цветы. В конце концов Юрий Васильевич переложил рыбу на тарелки, из которых ел сам, сметану разлил по блюдцам и вдобавок поставил на поднос еду для себя -- чашку кофе и два бутерброда с сыром.
   Оставался главный вопрос: где сервировать котам стол. Поколебавшись, Юрий Васильевич сделал самое простое -- поставил тарелки и блюдца на пол перед креслом. Коты мигом спрыгнули и принялись за еду. Ели они столь обыкновенно, что Каченовскому опять почудилось, будто наваждению пришел конец. "Коты как коты,-- думал он, отхлебывая кофе.-- Вон как на хека навалились. А у этого вся морда в сметане".
   Размышления его были прерваны высоким и приятным голосом Рыжего:
   -- Весьма признательны вам за угощение, Юрий Васильевич. Я впервые пробую эту разновидность хордовых... Рыбу то есть,-- испуганно поправился он, бросая взгляд на Полосатого.-- Так вот, обязан отметить ее вкусовые достоинства и своеобразный аромат, о чем я непременно оповещу своих соотечественников.
   -- Духовитая рыбка,-- вставил Полосатый.-- Теперь бы... вы уж не обессудьте, хорошо бы кофейку хлебнуть. Бодрит с дороги.
   -- И впрямь,-- добавил Рыжий,-- благодаря наличию алкалоидов...
   Полосатый стиснул зубы и сдержался.
   Юрий Васильевич вышел на кухню за кофейными чашками, а когда вернулся, оба гостя сидели за журнальным столиком в креслах.
   -- Позвольте уж и нам к столу, - загудел Полосатый. -- На полу есть-пить несподручно.
   -- Я думал, так вам привычнее...
   -- Отнюдь нет,-- запротестовал Рыжий.-- Вы находитесь в плену антропоцентрических представлений...
   -- Я знаю, что такое "антропоцентрический",-- на всякий случай сказал Каченовский, чтобы избежать очередных пререканий.-- Это когда человек считает себя самым главным.
   -- Вот-вот,-- поддержал его Полосатый.-- Пуп земли. Такое бывает не только у человека. У нас тоже случается.
   -- Как вы, вероятно, догадываетесь,-- ввернул Рыжий,-- мы не вполне заурядные коты, более того...
   -- Помолчи минуту! -- осадил его Полосатый.-- Что ты лезешь в пекло поперек батьки! Я бы, Юрий Васильевич, сказал вам как на духу, что мы и не коты вовсе. А кто же? -- спросите вы. А мы, то есть я и мой приятель, прибыли к вам, значит...
   Не успел Полосатый договорить, как Рыжий выпалил серию цифр, перемежая их латинскими и греческими буквами.
   -- Как раз оттуда,-- подтвердил Полосатый.-- Это наш точный адрес, так сказать, с почтовым индексом. Ежели у вас найдется звездный атлас, я вам покажу, где это -- метагалактика, галактика, звездная система и тэ дэ.
   Атласа у Юрия Васильевича не нашлось.
   -- И не надо,-- успокоил его Рыжий.-- Это, знаете, за пределами радиовидимости. Очень далеко, и для вас, смею полагать, лет двести еще недоступно.
   -- Но планетка у нас что надо,-- доверительно сообщил Полосатый.-Воздух -- не надышишься: пропан-бутановая смесь с ацетиленом. Вдохнешь этак полной грудью...
   -- Жаль, что не можем вас пригласить, Юрий Васильевич,-- сокрушался Рыжий.-- Рады бы, но, увы, не имеем полномочий. Так сказать, не входит в наше полетное задание. Извините великодушно.
   Юрий Васильевич слушал всю эту белиберду, и скованность его постепенно исчезала. Он уже примирился с котами, пьющими кофе за непринужденной беседой, и склонен был приписать все происходящее гипнозу пли галлюцинации, временному помешательству рассудка. А с продуктом воображения незачем особо любезничать. Однако к грубости Юрий Васильевич не был приучен, и поэтому перешел на насмешливый тон, впрочем тоже ему не свойственный.
   -- Выходит,-- сказал он,-- что вы пожаловали ко мне прямо с пропан-бутановой планетки. Не захватили ли вы с собой образцы атмосферы, а то у меня в зажигалке газ кончается? Как добирались? В дороге не скучали?
   -- Так мы вдвоем, вдвоем не скучно,-- ответил, словно не замечая насмешки. Полосатый.-- За разговорчиком время и скоротали.
   -- За разговорчиком да за чайком,-- подлаживаясь, подхватил Каченовский.-- Вы, конечно, ехали поездом?
   -- Поездом? -- спросил Полосатый, обращаясь к Рыжему.
   -- Пожалуй, поездом. Именно. Очень напоминает.
   -- В сидячем вагоне? Или плацкарту брали?
   -- Да как же без плацкарты? -- изумился Полосатый. -- Без плацкарты разве к вам доедешь? Предъяви гражданину плацкарту.
   Рыжий спрыгнул с кресла, прошел к балконной двери и сделал неуловимое движение мохнатой лапой. Вслед за тем в комнату вплыли и зависли в углу над телевизором два серебристых прямоугольника размером с раскрытую школьную тетрадь; они подрагивали, будто от легкого ветерка, хотя тюлевая занавеска рядом с ними даже не шевелилась. Полосатый, не слезая с кресла, сосредоточенно смотрел на прямоугольники, потом он как-то весь напрягся, подобрался, его правый ус описал плавную дугу, и серебристые листы, слегка накренившись вправо, спланировали к столу. Они бесшумно приземлились на расписной поднос, улеглись рядышком, вздрогнули и затихли.
   Юрий Васильевич протянул к ним руку и, еще не прикоснувшись, ощутил упругую силу, исходящую от неведомого серебристого материала, пронизанного в глубине пульсирующими жилками.
   -- Хороши плацкартушки? -- ласково спросил Полосатый. Он шевельнул левым усом, отчего оба листа оторвались от стола и, сделав левый вираж, ушли под потолок. Рыжий повторил неуловимое движение лапой, и пластинки будто растворились в штукатурке.
   -- Так сказать, проездные документы,-- сказал Рыжий, прыгнул на кресло и впал в задумчивость.
   Только теперь Юрий Васильевич осознал всю значимость момента.
   -- Вы,-- произнес Юрий Васильевич, и голос его дрожал,-- вы хотите сказать, что являетесь представителями внеземной цивилизации и намерены через меня установить первый контакт с людьми?
   Рыжий взглянул на него с укором.
   -- Помилуйте,-- протянул он.-- С чего вы взяли? В нашу компетенцию такое не входит.-- Не имеем полномочий.
   -- Как старший...-- сказав это, Полосатый выразительно посмотрел на Рыжего.-- То есть как старшой,-- поправился он, глядя в глаза Юрию Васильевичу,-- я вам чистосердечно говорю, что ничего подобного у нас и в мыслях не было. Делишки тут у нас всякие. Туда-сюда сбегать, кое-чего достать и все такое.
   -- Но почему вы обратились именно ко мне? -- взмолился Каченовский.
   -- А потому, что вы на первом этаже, и балкон у вас есть, и дверь нараспашку. То, что надо.
   -- А также по той причине,-- вставил Рыжий,-- что наши коллеги рекомендовали вас наилучшим образом с точки зрения выполнения нашей ответственной миссии.
   -- И жены у вас нет,-- добавил Полосатый.-- С этими женщинами каши не сваришь.
   Юрий Васильевич переводил взгляд с одного кота на другого и не мог придумать ничего путного, о чем следовало бы спросить странных пришельцев.
   Когда читаешь очередную книжку о контактах о иными цивилизациями, просто поражаешься нерасторопности героев. Кажется, на их месте ты сразу сформулировал бы необходимые вопросы в сжато, но емко рассказал бы, о жителях Земли и их обычаях. Что за наивное представление! С инопланетянами гораздо труднее, чем может показаться, потому что не мы к ним, а они в нам в гости, и элементарная вежливость диктует нам, землянам, скромное поведение. Разве можно задавать гостю слишком много вопросов?
   Вот так примерно размышлял Каченовский и все отыскивал в голове какую-нибудь подходящую фразу, которая позволила бы продолжить разговор. Но фразы все не находилось, а коты, наевшись, начинали уже мирно задремывать в креслах. Полосатый положил морду на вытянутые лапы и откровенно замурлыкал, а Рыжий свернулся калачиком и предпринимал титанические усилия, чтобы окончательно не впасть в сон; время от времени он вскидывал свою широкую морду и тряс ею, стараясь сбросить с себя оцепенение.
   Дремотное состояние, как зевота, легко передается от человека к человеку. Наверное, от кота к человеку тоже, хотя и в меньшей степени; но, согласитесь, это были коты не вполне коты, хотя и не совсем чтобы люди, несмотря на правильную человеческую речь, не всегда, впрочем... Нет, тут недолго и запутаться, поэтому поставим лучше точку и вернемся к задремывающему Юрию Васильевичу.
   А Юрий Васильевич действительно засыпал вслед за котами. Уже темнело, и день был нелегким. Пополнение коллекции требует усилий, а потом еще это странное приключение... Каченовский почувствовал внезапную тяжелую усталость. Он поднялся со стула, сдернул покрывало с тахты, разделся в лег. Перед тем как потушить свет, он взглянул на Рыжего в Полосатого и, боясь потревожить их сон, сказал шепотом:
   -- Спокойной ночи!
   -- Приятных сновидений,-- шепотом откликнулся Рыжий. А Полосатый буркнул, не раскрывая глаз;
   --Угу. Юрий Васильевич уснул мгновенно.
   Когда он проснулся, котов в квартире не было. Об их вчерашнем визите напоминала только немытая посуда в кухонной раковине. Как они перенесли ее туда, осталось для Юрия Васильевича загадкой. На ее разгадывание времени уже не оставалось, потому что часы показывали четверть девятого и нужно было спешить на работу.
   В привычной суете проектного института, в котором Каченовский возглавлял важный, но не самый важный отдел, говорящие коты с их таинственными плацкартами отступили сначала на второй, а потом и на третий план и к концу рабочего дня почти забылись. Юрий Васильевич изучал чертежи, согласовывал документы, ходил с докладом к начальству, давал указания своим немногочисленным подчиненным -- словом, делал то, что всегда. У него нашлась даже минута, чтобы вынуть из особого отделения портмоне заветный пятак, разглядеть его у окна со всех сторон и еще раз прикинуть в голове многоходовую меновую комбинацию.
   Возвращаясь домой, Юрий Васильевич сошел с автобуса на одну остановку раньше, чтобы зайти в большой гастроном на углу и купить чего-нибудь на ужин. Так он делал едва ли не каждый вечер; прогулка от магазина до дома нисколько не обременяла его, тем более что покупал он немного: хлеб, молоко, разную мелочь к чаю. На сей раз, едва войдя в магазин, Юрий Васильевич вспомнил свой вчерашний поход за хеком, стал соображать, много ли хека осталось и не надо ли купить еще, и вечерняя беседа с котами, о которой он никому не посмел рассказать, вновь стала его тревожить.
   Юрий Васильевич давно уже замечал, что с нервами у него не все в порядке. Так, разглядывая свою коллекцию, он время от времени разговаривал сам с собой, а ночью ему снились иногда странные сны, в которых его отдел превращался в пиратскую шайку, плывущую в южные моря на поиски цехинов и дукатов, необходимых для пополнения коллекции воинственного капитана.
   Раньше все это не особенно тревожило Каченовского, но теперь он решил посоветоваться о странных видениях минувшего вечера с врачом. Все же, прежде чем покинуть магазин, Юрий Васильевич купил вдвое больше обычного молочных продуктов, а также небольшой кусок филе какой-то рыбы с экзотическим названием -- должно быть, из тех самых южных морей. С этим необременительным грузом в пластиковой сумке Каченовский направился в районную поликлинику, где служил невропатологом его старинный приятель и одноклассник.
   Зима давно кончилась, а вместе с нею кончилась эпидемия гриппа, однако весна как-то запаздывала, и все ждали прихода еще какого-то, совсем нового и еще более злобного, вируса. В регистратуре была толчея, в коридорах сидели и стояли граждане с носовыми платками в руках, а одноклассник встретил Юрия Васильевича в марлевой повязке, потому что невропатологов тоже бросили на грипп.
   Одноклассник поначалу обрадовался Юрию Васильевичу, попросил сестру извиниться перед пациентами и стянул повязку с лица. Но после приветствий, когда Каченовский стал жаловаться на странные симптомы, приятель заметно поскучнел. Юрий Васильевич заметил это и стал прощаться, испытывая острую неловкость от того, что оторвал от важного дела занятого человека, а приятель просил его не торопиться, но в то же время как-то незаметно подталкивал к двери. Каченовский так и не успел сказать ему толком о беседе с котами.
   -- Не пей лишнего,-- сказал ему приятель у самых дверей.-- Зарядка по утрам -- обязательно, минимум два часа в день на свежем воздухе, и все будет в порядке. Хочешь, я таблетки выпишу?
   От таблеток Юрий Васильевич отказался и вышел в коридор.
   -- Так гуляй побольше! -- крикнул вдогонку приятель.-- А лучше всего возьми отпуск и махни на юг. Следующий!
   Когда Юрий Васильевич вернулся домой, Рыжий и Полосатый были в квартире. Они сидели за его письменным столом и внимательно изучали какие-то бумаги. Там, где вчера был сервирован скромный ужин, стоял расписной поднос, но без чашек и тарелок. На нем аккуратно были выложены какие-то темно-серые овальные предметы с мягкой замшевой поверхностью. Юрий Васильевич не сразу понял, что это, а как только понял, то выпустил из рук сумку с продуктами.
   На любимом жостовском подносе, разрисованном красными и голубыми цветами, аккуратными рядками, как конфеты в коробке, лежали обычные серые мыши.
   Из груди Юрия Васильевича вырвался крик. Он с детства не боялся мышеи. Он и сейчас их не боялся. Это был крик возмущения.
   Оба кота подошли к нему.
   -- Кажется, мы злоупотребляем вашим гостеприимством,-- начал Рыжий.
   -- Прощения просим,-- подхватил Полосатый.-- Вы не волнуйтесь, наши клиенты все живые, мы их только слегка приструнили, чтоб они в панику не вдарились.
   -- Они иммобилизованные,-- пояснил Рыжий.
   -- Ага, не двигаются,-- подтвердил Полосатый.-- Если они бегать будут, то как же мы их в подпространство зафутболим?
   -- Тонко подмечено!--восхитился Рыжий.--В условиях дискретного массопереноса...
   Контакты с собратьями по разуму -- дело непростое, особенно с непривычки. Но нахальство надо пресекать, от кого бы оно ни исходило. Поэтому Юрий Васильевич позволил себе перебить собеседника.
   -- Мне нет дела до массопереноса,-- зашипел он, невольно впадая в кошачью тональность.-- Мне нет дела до ваших занятий. Но я не допущу, чтобы из моей квартиры устраивали живой уголок!
   -- Прекрасное выражение! -- вскричал Рыжий. -- Надо запомнить; живой уголок. Не угол, а именно утолок. Как это тонко!
   -- Что-то я не пойму,-- засомневался Полосатый,-- о чем вы тут шумите. Если бы мы этих мышей в угол таскали, тогда одно дело, а мы их туточки, посередке...
   -- Не морочьте мне голову! -- взвизгнул Каченовский.-- Чтоб мигом этой дряни здесь не было!
   -- И не будет,-- успокоил его Рыжий,-- сейчас мы этих млекопитающих из отряда грызунов отправим далеко-далеко со всей доступной нам скоростью. Командир, транспорт уже готов,-- обратился он к Полосатому.