Страница:
Григорий Кроних
Неуловимые Мстители. Наследство Эйдорфа
©Кроних Г.А., 2011
©ООО «Издательский дом «Вече», 2011
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
©ООО «Издательский дом «Вече», 2011
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Наследство Эйдорфа
1
Грязь находилась повсюду, все пейзажи были грязными независимо от того – сельские или городские. Может, это объяснялось тем, что Донбасс – шахтерская область, и угольная пыль въелась решительно во все, но, по мере движения в глубь СССР, Корф все больше склонялся к гипотезе, что это характерная черта страны. Скорее бы уж снег заморозил и прикрыл эту вязкую черноту. Только по дороге из Днепропетровска машина лейтенанта пять раз намертво садилась в грязь. Спасали ее танки, которые сейчас в изобилии двигались по дорогам Украины. Но что же делали местные жители в мирное довоенное время? Первое, что следует сделать, завоевав эту страну, – проложить нормальные дороги, тем более что рабов для труда над этими авгиевыми конюшнями будет предостаточно…
Машина Корфа находилась у въезда в город, но вот уже минуту не могла сдвинуться с места. Водитель старательно газовал, но все усилия мотора «опеля» выливались в фонтанчики грязи позади.
– Ганс, прекратите терзать двигатель, не хватало, чтобы он сломался, когда мы почти при ехали.
– Виноват, герр лейтенант, но эти дороги меня доконают… Чертова грязь! – бормоча проклятья, шофер вылез из машины и отправился на поиски тягача или танка.
Фридрих опустил боковое стекло и выглянул наружу. Ноги затекли, и хотелось размяться, но судя по тому, как брел по луже водитель, сделать это можно только вплавь.
– Щоб ты пропала, бисова железяка! – услышал лейтенант вместе с тяжелым ударом. На обочине того, что тут называлось дорогой, человек в немецкой полевой форме с ефрейторскими нашивками бил кувалдой по дорожному указателю и ругался по-русски. Металлическая пластина с надписью «Сталино» была на совесть прибита к столбу, обозначающему начало городской черты. Она погнулась, краска потрескалась и облетела.
– Против лома нет приема! – воскликнул ефрейтор, когда работа сдвинулась. С удвоенной энергией он доломал указатель и стал прибивать на освободившееся место другой: «Uzovka».
– Я нашел, герр лейтенант, – вновь возник за окном шофер. – Цепляю!
Наконец «опель» дернулся и выполз из лужи вслед за армейским грузовиком. Ганс, хоть и по колено в грязи, вернулся в кабину довольным: он знал, что за город они больше не поедут. А в городе такой грязи все-таки быть не должно.
– Куда прикажете ехать, господин лейтенант? – спросил Ганс, когда они миновали новый указатель городской границы.
– Сначала в комендатуру, – распорядился Корф.
– А потом? – невольно поинтересовался шофер, взглядом провожая через зеркало заднего вида необъятную лужу.
– А потом – в гестапо.
Ганс поежился. При таком выборе он, вполне вероятно, предпочел бы лужу…
Наташа кивнула и, прицелившись, запустила нож в занозистую доску, которая служила мишенью.
– Не заноси руку за голову… Нет, нет, ты неправильно держишь лезвие, – Юра подошел и поправил Наткины пальцы.
– Мне так удобнее, – состроила гримасу девчонка.
– Ты его не слушай, – посоветовал брат Петр. – Делай, как нравится.
– Петька, не вмешивайся в процесс обучения!
– А ты перестань воображать, профессорский сынок.
– Да мой отец нож умеет метать лучше твоего!
– Не ври!
Споря, мальчишки сошлись на такую короткую дистанцию, что в ход могли пойти более весомые аргументы.
– А ну, отставить! – раздался от дверей командирский голос. – На фашистов силы поберегите.
Подростки разошлись, все еще кося друг на друга распаленным глазом. Даниил приобнял обоих за плечи и развернул лицом к себе.
– О чем спор?
– Он врет, что дядя Валера лучше тебя нож мечет, – сказал Петя.
– Я правду говорю, – вскинул голову Юра.
– Сложный вопрос, – усмехнулся Ларионов. – Вот кончится война, устроим все вместе соревнование. Но победить, я думаю, должен дядька Яков… Дай-ка! – Даня забрал у дочери нож и коротким взмахом послал в цель. Лезвие впилось в мягкую древесину.
– Точно в голову! – Петька победно глянул на Юру.
– Если бы здесь был мой отец…
– Все, все, заканчивайте тренировку, – приказал Даниил, – нам треба совещание провести, так что марш в свою землянку.
– Мы же тоже партизаны, – заявила Ната, – значит, можем остаться.
– Не можете, рано вам еще.
– А вы в Гражданскую во сколько лет Мстителями стали? – спросил Юра. – Мне папа сколько раз рассказывал!
– Обстановка другая была.
– Точно такая же, – поддержал приятеля Петька. – И когда ты, батя, наш отряд организовывал, мы тебе все трое помогали. Тогда мы были нужны, а сейчас?
– А сейчас мне спорить с вами некогда, – строго сказал Ларионов, – но в своих воспоминаниях мы с Валеркой и остальными часто опускали вводную часть, чтоб слушать было интересней!
– Это какую же вводную часть? – спросил его сын.
– А ту, в которой мы партизанскую науку, как вы теперь, с тренировок начинали. По французской борьбе, по стрельбе и джигитовке. И мой батя, ваш дед, в бой нас не пускал, покуда жив был. Так что гуляйте отсюда хлопцы, пока я вам наряд вне очереди не вкатил.
– Мы уже долго тренируемся, – сказал Юра.
– А кроме того, мы придумали план разведки, а какой – тебе не скажем, – Ната обиженно отвернулась.
– Каждый план будет награждаться дополнительным дежурством по кухне, – уже всерьез пообещал Даниил. – Командир в отряде один и только он, то есть – я, имеет право планы придумывать. Теперь кругом и шагом марш.
Друзьям ничего не оставалось, как направиться к выходу.
– Он даже слушать не захотел! – возмутилась в дверях Ната. – А мы столько думали…
– Ничего, – сказал Петька, – мы еще себя покажем.
– Только бы война скоро не кончилась, – высказал свое единственное опасение Юра. В остальном: своих друзьях, своих родителях и их друзьях, в командире отряда дядьке Дане и Красной армии он совершенно не сомневался…
А Даниил Ларионов, командир партизанского отряда, тоже не сомневался в окружающих людях независимо от возраста или звания, но опасался прямо противоположного: что война будет еще долгой и тяжелой. Кто знает, может так случиться, что ему еще понадобится помощь детей, как это вышло в самом начале. Скорое наступление фашистов сломало кучу замечательно придуманных планов, и в итоге их партизанский отряд и местное подполье складывалось скорее стихийно, чем по какому-либо плану. И вынужден был тогда Данька посылать подростков с поручениями. Сейчас партизанская жизнь как-то наладилась, появилась связь с Москвой и даже получены задания командования, которые и предстояло сегодня обсудить.
В самую просторную землянку, где дети Мстителей проводили тренировки, уже стали собираться партизаны. Ларионов забыл о подростках и задумался над предстоящей операцией.
Машина Корфа находилась у въезда в город, но вот уже минуту не могла сдвинуться с места. Водитель старательно газовал, но все усилия мотора «опеля» выливались в фонтанчики грязи позади.
– Ганс, прекратите терзать двигатель, не хватало, чтобы он сломался, когда мы почти при ехали.
– Виноват, герр лейтенант, но эти дороги меня доконают… Чертова грязь! – бормоча проклятья, шофер вылез из машины и отправился на поиски тягача или танка.
Фридрих опустил боковое стекло и выглянул наружу. Ноги затекли, и хотелось размяться, но судя по тому, как брел по луже водитель, сделать это можно только вплавь.
– Щоб ты пропала, бисова железяка! – услышал лейтенант вместе с тяжелым ударом. На обочине того, что тут называлось дорогой, человек в немецкой полевой форме с ефрейторскими нашивками бил кувалдой по дорожному указателю и ругался по-русски. Металлическая пластина с надписью «Сталино» была на совесть прибита к столбу, обозначающему начало городской черты. Она погнулась, краска потрескалась и облетела.
– Против лома нет приема! – воскликнул ефрейтор, когда работа сдвинулась. С удвоенной энергией он доломал указатель и стал прибивать на освободившееся место другой: «Uzovka».
– Я нашел, герр лейтенант, – вновь возник за окном шофер. – Цепляю!
Наконец «опель» дернулся и выполз из лужи вслед за армейским грузовиком. Ганс, хоть и по колено в грязи, вернулся в кабину довольным: он знал, что за город они больше не поедут. А в городе такой грязи все-таки быть не должно.
– Куда прикажете ехать, господин лейтенант? – спросил Ганс, когда они миновали новый указатель городской границы.
– Сначала в комендатуру, – распорядился Корф.
– А потом? – невольно поинтересовался шофер, взглядом провожая через зеркало заднего вида необъятную лужу.
– А потом – в гестапо.
Ганс поежился. При таком выборе он, вполне вероятно, предпочел бы лужу…
* * *
– Очень важно представлять, как нож вращается, и рука должна двигаться по плавной дуге всегда одинаково, – объяснял Юрка. – Но, главное – это выработать мышечную память, тогда рука будет бросать как бы сама, и каждый раз – в мишень.Наташа кивнула и, прицелившись, запустила нож в занозистую доску, которая служила мишенью.
– Не заноси руку за голову… Нет, нет, ты неправильно держишь лезвие, – Юра подошел и поправил Наткины пальцы.
– Мне так удобнее, – состроила гримасу девчонка.
– Ты его не слушай, – посоветовал брат Петр. – Делай, как нравится.
– Петька, не вмешивайся в процесс обучения!
– А ты перестань воображать, профессорский сынок.
– Да мой отец нож умеет метать лучше твоего!
– Не ври!
Споря, мальчишки сошлись на такую короткую дистанцию, что в ход могли пойти более весомые аргументы.
– А ну, отставить! – раздался от дверей командирский голос. – На фашистов силы поберегите.
Подростки разошлись, все еще кося друг на друга распаленным глазом. Даниил приобнял обоих за плечи и развернул лицом к себе.
– О чем спор?
– Он врет, что дядя Валера лучше тебя нож мечет, – сказал Петя.
– Я правду говорю, – вскинул голову Юра.
– Сложный вопрос, – усмехнулся Ларионов. – Вот кончится война, устроим все вместе соревнование. Но победить, я думаю, должен дядька Яков… Дай-ка! – Даня забрал у дочери нож и коротким взмахом послал в цель. Лезвие впилось в мягкую древесину.
– Точно в голову! – Петька победно глянул на Юру.
– Если бы здесь был мой отец…
– Все, все, заканчивайте тренировку, – приказал Даниил, – нам треба совещание провести, так что марш в свою землянку.
– Мы же тоже партизаны, – заявила Ната, – значит, можем остаться.
– Не можете, рано вам еще.
– А вы в Гражданскую во сколько лет Мстителями стали? – спросил Юра. – Мне папа сколько раз рассказывал!
– Обстановка другая была.
– Точно такая же, – поддержал приятеля Петька. – И когда ты, батя, наш отряд организовывал, мы тебе все трое помогали. Тогда мы были нужны, а сейчас?
– А сейчас мне спорить с вами некогда, – строго сказал Ларионов, – но в своих воспоминаниях мы с Валеркой и остальными часто опускали вводную часть, чтоб слушать было интересней!
– Это какую же вводную часть? – спросил его сын.
– А ту, в которой мы партизанскую науку, как вы теперь, с тренировок начинали. По французской борьбе, по стрельбе и джигитовке. И мой батя, ваш дед, в бой нас не пускал, покуда жив был. Так что гуляйте отсюда хлопцы, пока я вам наряд вне очереди не вкатил.
– Мы уже долго тренируемся, – сказал Юра.
– А кроме того, мы придумали план разведки, а какой – тебе не скажем, – Ната обиженно отвернулась.
– Каждый план будет награждаться дополнительным дежурством по кухне, – уже всерьез пообещал Даниил. – Командир в отряде один и только он, то есть – я, имеет право планы придумывать. Теперь кругом и шагом марш.
Друзьям ничего не оставалось, как направиться к выходу.
– Он даже слушать не захотел! – возмутилась в дверях Ната. – А мы столько думали…
– Ничего, – сказал Петька, – мы еще себя покажем.
– Только бы война скоро не кончилась, – высказал свое единственное опасение Юра. В остальном: своих друзьях, своих родителях и их друзьях, в командире отряда дядьке Дане и Красной армии он совершенно не сомневался…
А Даниил Ларионов, командир партизанского отряда, тоже не сомневался в окружающих людях независимо от возраста или звания, но опасался прямо противоположного: что война будет еще долгой и тяжелой. Кто знает, может так случиться, что ему еще понадобится помощь детей, как это вышло в самом начале. Скорое наступление фашистов сломало кучу замечательно придуманных планов, и в итоге их партизанский отряд и местное подполье складывалось скорее стихийно, чем по какому-либо плану. И вынужден был тогда Данька посылать подростков с поручениями. Сейчас партизанская жизнь как-то наладилась, появилась связь с Москвой и даже получены задания командования, которые и предстояло сегодня обсудить.
В самую просторную землянку, где дети Мстителей проводили тренировки, уже стали собираться партизаны. Ларионов забыл о подростках и задумался над предстоящей операцией.
2
Немецкая военная комендатура располагалась в здании обкома партии. Когда Данька перешел на партийную работу и стал для остальных уж совсем солидным Даниилом Ивановичем, Валера частенько бывал у него в этом доме. Военный комендант полковник Шварц занял соседний с даниным кабинет. Валера вошел в приемную, набитую разнообразным народом, и отрекомендовался сержанту, исполняющему роль секретаря-машинистки.
– Вы говорите по-немецки, это хорошо, – встрепенулся сержант. – Верите ли, народу полно, а я весь день, как глухонемой, знаками объясняюсь. Обязательно постараюсь пропустить вас пораньше, господин инженер.
– Благодарю, герр офицер, – Валера решил, что повышение в звании поможет продвинуть очередь еще на пару человек.
Сегодня был приемный день для местного населения. Мещеряков оглядел публику, и только одно лицо показалось ему знакомым – маленького человечка, работавшего раньше в жилкомхозе. Одеты просители были во что попало, и вид, по большей части, имели затрапезный. Если с новой властью добровольно сотрудничать идут такие людишки, то с ними герр комендант каши не сварит. Можно быть уверенным, что если бы он не явился сам, то очень скоро за ним пришли. Профессионалы нужны любой власти, особенно если она мечтает задержаться надолго.
Сержант-секретарь выполнил обещание и вызвал Валеру через двадцать минут.
– Добрый день, господин Мещеряков.
Комендант оказался лысым полнеющем дядькой, мундир на нем сидел мешком. Этакий представитель немецкого жилкомхоза, попавший на войну. Неплохо, потому что вместо этого увальня и эсэсовца могли назначить.
– Здравствуйте, герр комендант.
Переводчик с красными воспаленными глазами от стола коменданта пересел в угол и благодарно прикрыл веки.
– Я вас слушаю, – комендант жестом указал на стул.
Валера присел.
– Я – горный инженер, работал до войны в областном управлении шахт и рудников. Хотел бы и дальше работать по специальности.
– Ваши коллеги, господин Мещеряков, не спешат предложить свои услуги новой власти, поэтому нам хотелось бы знать, насколько ваше желание работать у нас искренне.
– Мнение коллег меня не интересует, – высокомерно сказал Валерий, – возможно, они боятся возвращения большевиков.
– А вы не боитесь?
– Нет. К тому же сидеть дома и голодать мне кажется просто глупым.
Комендант взял со стола папку и неторопливо пролистал.
– Откуда вы знаете немецкий язык?
– В институте учил, потом был на стажировке в Германии.
– Где именно?
– В Руре, местечко Штольберг.
– Почему вы не в Красной армии?
– Я не подлежал мобилизации, я – хороший специалист.
– Почему вы не эвакуировались?
– Вы слишком быстро наступали, – сказал Валерий. – К тому же перед приходом немецких войск из транспорта в городе нельзя было найти даже велосипеда. А бежать от танков пешком – бессмысленно.
– Мы располагаем сведениями, что вы поддерживали дружеские отношения с начальником НКВД Яковом Цыганковым.
Мещеряков пожал плечами.
– С опасными людьми лучше дружить, чем враждовать, как, например, с гестапо.
– Вы смелый человек, господин Мещеряков.
– Просто более откровенный, чем другие. Но ведь мне нужно убедить вас в своей искренности и лояльности. Если я начну врать, то вы, герр комендант, это заметите и не возьмете меня на службу.
– Нам нужны специалисты, хорошо знающие местные дела, – сказал комендант почти торжественно. – Но учтите, что вот это личное дело будет постоянно пополняться.
Валера покосился на указанную папку.
Комендант снял трубку и набрал номер.
– Господин Корф? Добрый день. Зайдите, пожалуйста, на минутку… Господин Мещеряков, вы приняты на службу с завтрашнего утра. Прошу вас прийти сюда в 8.00, я дам распоряжения.
– Благодарю вас, господин комендант, я вас не разочарую… Разрешите идти?
– Подождите.
Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий блондин в форме лейтенанта.
– Познакомьтесь: господин Мещеряков, горный инженер, лейтенант Корф.
Валера встал и пожал протянутую руку.
– Очень приятно.
– Господин лейтенант, кроме того, большой коммерсант, хорошо знающий угольную промышленность Германии. Полагаю, вам найдется, о чем поговорить.
– Спасибо, Гюнтер, я еще загляну, – запросто сказал лейтенант коменданту.
Такая фамильярность должна стоить больших денег, Корф, похоже, очень влиятельный человек.
– Пойдемте, господин Мещеряков.
– До свидания.
Новые знакомые вместе вышли из кабинета. Корф улыбнулся.
– У меня здесь есть кабинет, но он такой маленький, что мне и одному там тесно. Знакомство лучше продолжить в кафе.
– Благодарю за приглашение, герр лейтенант, – сказал Валерий.
Первое заведение, которое открылось в городе после оккупации, было офицерское кафе, расположившееся в доме напротив комендатуры. Туда они и зашли. Лейтенант по-хозяйски сделал заказ и предложил Валере сигарету.
– Спасибо, – Мещеряков закурил и с любопытством оглядел зал бывшей столовой наркомпроса. Скромное учреждение общепита превратилось в аккуратное европейское заведение, можно только позавидовать умению этих парней чувствовать себя везде, как дома.
– Я равнодушен к воинским званиям, поэтому прошу вас называть меня просто «господин Корф». Погоны – только видимость, на самом деле я человек сугубо штатский, хоть мундир сидит на мне лучше, чем на коменданте.
Валерий вежливо улыбнулся.
– Наверное, потому, что вы шили его у хорошего портного?
– У вас острый глаз, господин Мещеряков. Мне кажется, мы найдем с вами общий язык.
Официант подал салаты и наполнил рюмки из маленького графина с коньяком.
– За знакомство, – предложил тост лейтенант.
Валера выпил.
– У вас открытое лицо, вы мне нравитесь, – сказал Корф, – поэтому, думаю, мы можем обойтись без излишних отступлений. Как вы уже поняли, военный мундир я ношу временно, и то потому, что в нем проще, чем в смокинге, решаются деловые вопросы. Здесь богатые недра, Европа рядом. Короче, меня интересуют местные шахты.
– Они не работают, – заметил Валерий.
– Вот именно, господин Мещеряков. А великой Германии нужно топливо.
– Готов сделать все от меня зависящее, чтобы…
– Не перебивайте. Мы на Западе давно поняли, что быстрого результата может добиться только частный капитал, все другие формы управления менее эффективны. Это понятно?
– Вполне.
– Благодаря моим связям в Берлине мне удалось добиться, чтобы часть местных шахт была продана рейхом в частные руки.
– В ваши, господин Корф?
– Разумеется. Принципиально этот вопрос решен, остаются кое-какие детали. Скоро сюда в город приедет специальная комиссия по оценке шахт. Естественно, я заинтересован, чтобы стоимость оборудования и зданий была как можно меньше. Если бы вы, господин Мещеряков, помогли мне с этим вопросом, то я хорошо бы вам заплатил.
– Это похоже на провокацию, – сказал Валера.
– Бросьте, господин Мещеряков! Кому вы нужны? Если бы мне понадобилось вас уничтожить, то это легко сделать с помощью одного телефонного звонка коменданту. В военное время человеческая жизнь стоит мало, а еще меньше стоит жизнь коммуниста с пятнадцатилетним стажем, а? – лейтенант весело подмигнул и налил коньяку.
– Спасибо за откровенность. Значит, вы предлагаете мне доломать все, что осталось?
– Ни в коем случае, я же собираюсь все это купить! Ваша задача сделать так, чтобы цена снизилась, но при этом я бы мог в самом ближайшем будущем наладить добычу угля. Что-то можно размонтировать… Вы же инженер, проявите смекалку.
– Я так понимаю, что особенного выбора у меня нет?
– Тем легче сделать выбор: пополнить списки неблагонадежных или получить хорошие деньги.
– Я согласен, – сказал Валерий, – но один я ничего не смогу сделать.
– Этот вопрос мы с комендантом решим, господин Мещеряков. Прозит!
Валерий тоже поднял рюмку, чтобы скрепить договор.
– Вы говорите по-немецки, это хорошо, – встрепенулся сержант. – Верите ли, народу полно, а я весь день, как глухонемой, знаками объясняюсь. Обязательно постараюсь пропустить вас пораньше, господин инженер.
– Благодарю, герр офицер, – Валера решил, что повышение в звании поможет продвинуть очередь еще на пару человек.
Сегодня был приемный день для местного населения. Мещеряков оглядел публику, и только одно лицо показалось ему знакомым – маленького человечка, работавшего раньше в жилкомхозе. Одеты просители были во что попало, и вид, по большей части, имели затрапезный. Если с новой властью добровольно сотрудничать идут такие людишки, то с ними герр комендант каши не сварит. Можно быть уверенным, что если бы он не явился сам, то очень скоро за ним пришли. Профессионалы нужны любой власти, особенно если она мечтает задержаться надолго.
Сержант-секретарь выполнил обещание и вызвал Валеру через двадцать минут.
– Добрый день, господин Мещеряков.
Комендант оказался лысым полнеющем дядькой, мундир на нем сидел мешком. Этакий представитель немецкого жилкомхоза, попавший на войну. Неплохо, потому что вместо этого увальня и эсэсовца могли назначить.
– Здравствуйте, герр комендант.
Переводчик с красными воспаленными глазами от стола коменданта пересел в угол и благодарно прикрыл веки.
– Я вас слушаю, – комендант жестом указал на стул.
Валера присел.
– Я – горный инженер, работал до войны в областном управлении шахт и рудников. Хотел бы и дальше работать по специальности.
– Ваши коллеги, господин Мещеряков, не спешат предложить свои услуги новой власти, поэтому нам хотелось бы знать, насколько ваше желание работать у нас искренне.
– Мнение коллег меня не интересует, – высокомерно сказал Валерий, – возможно, они боятся возвращения большевиков.
– А вы не боитесь?
– Нет. К тому же сидеть дома и голодать мне кажется просто глупым.
Комендант взял со стола папку и неторопливо пролистал.
– Откуда вы знаете немецкий язык?
– В институте учил, потом был на стажировке в Германии.
– Где именно?
– В Руре, местечко Штольберг.
– Почему вы не в Красной армии?
– Я не подлежал мобилизации, я – хороший специалист.
– Почему вы не эвакуировались?
– Вы слишком быстро наступали, – сказал Валерий. – К тому же перед приходом немецких войск из транспорта в городе нельзя было найти даже велосипеда. А бежать от танков пешком – бессмысленно.
– Мы располагаем сведениями, что вы поддерживали дружеские отношения с начальником НКВД Яковом Цыганковым.
Мещеряков пожал плечами.
– С опасными людьми лучше дружить, чем враждовать, как, например, с гестапо.
– Вы смелый человек, господин Мещеряков.
– Просто более откровенный, чем другие. Но ведь мне нужно убедить вас в своей искренности и лояльности. Если я начну врать, то вы, герр комендант, это заметите и не возьмете меня на службу.
– Нам нужны специалисты, хорошо знающие местные дела, – сказал комендант почти торжественно. – Но учтите, что вот это личное дело будет постоянно пополняться.
Валера покосился на указанную папку.
Комендант снял трубку и набрал номер.
– Господин Корф? Добрый день. Зайдите, пожалуйста, на минутку… Господин Мещеряков, вы приняты на службу с завтрашнего утра. Прошу вас прийти сюда в 8.00, я дам распоряжения.
– Благодарю вас, господин комендант, я вас не разочарую… Разрешите идти?
– Подождите.
Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий блондин в форме лейтенанта.
– Познакомьтесь: господин Мещеряков, горный инженер, лейтенант Корф.
Валера встал и пожал протянутую руку.
– Очень приятно.
– Господин лейтенант, кроме того, большой коммерсант, хорошо знающий угольную промышленность Германии. Полагаю, вам найдется, о чем поговорить.
– Спасибо, Гюнтер, я еще загляну, – запросто сказал лейтенант коменданту.
Такая фамильярность должна стоить больших денег, Корф, похоже, очень влиятельный человек.
– Пойдемте, господин Мещеряков.
– До свидания.
Новые знакомые вместе вышли из кабинета. Корф улыбнулся.
– У меня здесь есть кабинет, но он такой маленький, что мне и одному там тесно. Знакомство лучше продолжить в кафе.
– Благодарю за приглашение, герр лейтенант, – сказал Валерий.
Первое заведение, которое открылось в городе после оккупации, было офицерское кафе, расположившееся в доме напротив комендатуры. Туда они и зашли. Лейтенант по-хозяйски сделал заказ и предложил Валере сигарету.
– Спасибо, – Мещеряков закурил и с любопытством оглядел зал бывшей столовой наркомпроса. Скромное учреждение общепита превратилось в аккуратное европейское заведение, можно только позавидовать умению этих парней чувствовать себя везде, как дома.
– Я равнодушен к воинским званиям, поэтому прошу вас называть меня просто «господин Корф». Погоны – только видимость, на самом деле я человек сугубо штатский, хоть мундир сидит на мне лучше, чем на коменданте.
Валерий вежливо улыбнулся.
– Наверное, потому, что вы шили его у хорошего портного?
– У вас острый глаз, господин Мещеряков. Мне кажется, мы найдем с вами общий язык.
Официант подал салаты и наполнил рюмки из маленького графина с коньяком.
– За знакомство, – предложил тост лейтенант.
Валера выпил.
– У вас открытое лицо, вы мне нравитесь, – сказал Корф, – поэтому, думаю, мы можем обойтись без излишних отступлений. Как вы уже поняли, военный мундир я ношу временно, и то потому, что в нем проще, чем в смокинге, решаются деловые вопросы. Здесь богатые недра, Европа рядом. Короче, меня интересуют местные шахты.
– Они не работают, – заметил Валерий.
– Вот именно, господин Мещеряков. А великой Германии нужно топливо.
– Готов сделать все от меня зависящее, чтобы…
– Не перебивайте. Мы на Западе давно поняли, что быстрого результата может добиться только частный капитал, все другие формы управления менее эффективны. Это понятно?
– Вполне.
– Благодаря моим связям в Берлине мне удалось добиться, чтобы часть местных шахт была продана рейхом в частные руки.
– В ваши, господин Корф?
– Разумеется. Принципиально этот вопрос решен, остаются кое-какие детали. Скоро сюда в город приедет специальная комиссия по оценке шахт. Естественно, я заинтересован, чтобы стоимость оборудования и зданий была как можно меньше. Если бы вы, господин Мещеряков, помогли мне с этим вопросом, то я хорошо бы вам заплатил.
– Это похоже на провокацию, – сказал Валера.
– Бросьте, господин Мещеряков! Кому вы нужны? Если бы мне понадобилось вас уничтожить, то это легко сделать с помощью одного телефонного звонка коменданту. В военное время человеческая жизнь стоит мало, а еще меньше стоит жизнь коммуниста с пятнадцатилетним стажем, а? – лейтенант весело подмигнул и налил коньяку.
– Спасибо за откровенность. Значит, вы предлагаете мне доломать все, что осталось?
– Ни в коем случае, я же собираюсь все это купить! Ваша задача сделать так, чтобы цена снизилась, но при этом я бы мог в самом ближайшем будущем наладить добычу угля. Что-то можно размонтировать… Вы же инженер, проявите смекалку.
– Я так понимаю, что особенного выбора у меня нет?
– Тем легче сделать выбор: пополнить списки неблагонадежных или получить хорошие деньги.
– Я согласен, – сказал Валерий, – но один я ничего не смогу сделать.
– Этот вопрос мы с комендантом решим, господин Мещеряков. Прозит!
Валерий тоже поднял рюмку, чтобы скрепить договор.
3
– К машине! – раздалась команда, перекрывающая гул моторов армейских грузовиков. Бас их ротного фельдфебеля в былые времена мог бы претендовать на место лучшего певчего Киево-Печерской лавры.
Солдаты попрыгали на дорогу, расплескивая жидкую грязь. Славкин тоже прыгнул и занял свое место в строю.
– Повзводно! Цепью! Марш!
Солдаты растянулись вдоль обочины в цепь, сняли предохранители с автоматов и двинулись в лес. Сначала подобные операции бывший хорунжий воспринимал как боевые, но, прошагав по полям и лесам Украины не одну сотню километров, он понял, что это рутинное занятие не имеет никакого смысла. Сперва Славкину казалось, что немецкая разведка плохо работает и их посылают на прочесывание, основываясь на неточной информации. Потом Георгий Александрович понял, что никакой разведки вообще не существует, а гоняют их, чтоб не скучали, да местным жителям на нервы действовали: авось поостерегутся идти в партизаны. Вера Славкина в безупречный немецкий порядок слегка пошатнулась. С другой стороны, в его зондеркоманде служили по большей части не немцы, а сброд самых разных национальностей. И не стоит забывать, что большая война – это и большой хаос, он помнил это еще по Первой мировой и Гражданской. Своими наблюдениями, а тем более выводами Георгий Александрович ни с кем не делился, и потому считался у начальства вполне благонадежным и уже носил нашивки ефрейтора.
Вместе с другими хорунжий снял предохранитель, передернул затвор и углубился в подлесок, стараясь не выпускать из виду соседей. Идущий слева румын с уважением глядел на невозмутимого русского, который шел через страшный лес, посвистывая. Румын был новенький и не знал, что поймать они могут разве что крестьянскую семью, заготавливающую дрова, или пару дезертиров. Только дважды взвод Славкина под Юзовкой натыкался на сопротивление. Первый раз это был летчик с подбитого красного самолета, он выпалил по кустам, за которыми залегли солдаты, весь магазин, а последний патрон пустил себе в голову. За храбрость Георгий Александрович его собственноручно похоронил, пока остальные перекуривали, но только крест ставить над безбожником не стал. Во второй раз они наткнулись на пятерых красноармейцев и младшего лейтенанта, которые прятались в овраге. Перестрелка шла долго, видно, большевики тащили с собой коробку с патронами и имели хороший боезапас. Славкин и еще один русский «из бывших» подползли к красным поближе и одновременно бросили по гранате. Те успели ответить очередью, и напарника хорунжего убило, а сам он получил звание ефрейтора.
В окрестностях Юзовки все происходило точно так же, как и в других местах, но Георгий Александрович чувствовал не усталость, а прилив сил: он попал туда, куда стремился пятнадцать лет. Все эти годы он мечтал отомстить, и вот враги его рядом, их нужно найти и наказать за все. Славкин вспомнил, как он ломал указатель «Сталино» и прибивал на законное место историческое название родного города. Все возвращается на круги своя и всем, всем воздастся по заслугам.
После провала операции в Штольберге полковник Кудасов, едва придя в сознание, приказал хорунжему отправиться в Бендеры – местечко, где должен был перейти границу атаман Бурнаш. Сидя в будке у румынских пограничников, Славкин в бинокль наблюдал за советской стороной. Георгий Александрович видел, как появился у пограничного коридора батька Бурнаш в клетчатом костюме немца, как уже подал он на проверку паспорт. Но вдруг откуда-то сбоку на него бросился этот чертов чекист Мещеряков, словно он караулил атамана. Хорунжий разглядел во всех деталях и бесславный поединок, и арест Бурнаша, вот только помочь батьке он ничем не мог.
Славкин вернулся в Кельн, где в военный госпиталь поместили Кудасова и Овечкина. Как соотечественников, их было положили на соседние койки, но постоянная горячка Леопольда Алексеевича и угрюмый вид Петра Сергеевича врачей испугал так, что дальнейшее лечение проводилось в разных корпусах. Хорунжий доложил господину полковнику об аресте его лучшего агента, и это не прибавило Кудасову, больше других пострадавшему при взрыве, сил. Кроме того, давали о себе знать и старые раны. Леопольд Алексеевич удалился от дел и умер спустя два года.
Штабс-капитан долго считал Славкина предателем и не разговаривал с ним вплоть до 1939 года. Георгий Александрович слышал, что Овечкин после лечения пытался снова собрать разведотдел, но средств для этого не было, люди разбежались, и затея кончилась ничем. После десятилетнего забвения фамилия капитана вдруг появилась на страницах журнала «Православная проповедь». Овечкин призывал братьев во Христе к покаянию и миролюбию, и хорунжий понял, что капитан свихнулся окончательно. Георгию Александровичу пришлось укрепиться в этом мнении, поскольку после оккупации Польши осенью 1939-го Петр Сергеевич призвал его к себе и требовал клятвы в том, что бывший хорунжий ни за что не встанет под знамена антихриста Гитлера. В сумасшествии капитана бывали светлые промежутки, так как он точно предсказал войну фюрера с СССР. Свое требование Овечкин объяснил Славкину тем, что, раз Гитлер – настоящий антихрист, то Сталин на эту должность уже претендовать не может, а, следовательно, является наименьшим из двух зол. Помня бешеный нрав капитана, Георгий Александрович перечить не стал и молча откланялся. Не ему и не Петру Сергеевичу, думал Славкин, положено судить сильных мира сего, вполне достаточно того, если он сумеет отомстить своим личным врагам. Неуловимые Мстители, без сомнения, занявшие в Совдепии хорошие должности и обросшие жирком, теперь не такие ловкие и обязательно получат по заслугам. Если улыбнется удача, то от его скромной руки немецкого ефрейтора.
Свои поиски хорунжий собирался начать едва попадет в первую увольнительную. Если только хоть кто-нибудь из Мстителей не удрал в эвакуацию, Георгий Александрович его найдет и казнит лично. Немецкое командование на подобное рвение обижаться не должно, чем меньше большевиков на оккупированной территории, тем спокойней им будет жить. Несмотря на сокрушительное поражение Красной армии, когда даже германские моторизованные части не успевают наступать, уже появились, как слышал Славкин, какие-то партизанские отряды. Это любимая тактика Мстителей со времен Гражданской, они вполне могут объявиться и в таком качестве. Остается надеяться, что абвер и гестапо займутся этой проблемой, тогда его зондеркоманда будет прочесывать лес не ради того, чтобы спугнуть пару жирных зайцев.
Деревья вновь уступили место кустарнику, и цепь солдат вышла на откос другой дороги. Офицеры приказали строиться и сделали перекличку. Затем их погрузили в машины и повезли. Георгий Александрович глянул на клочок неба, не загороженный брезентом. Пока солнце высоко, и еще не менее двух раз им придется брать наперевес автоматы и брести через неубранное поле или лес, прежде чем попадут они на улицу Одесскую, где ждет ужин и казарма, размещенная в правом крыле бывшего детского дома…
Солдаты попрыгали на дорогу, расплескивая жидкую грязь. Славкин тоже прыгнул и занял свое место в строю.
– Повзводно! Цепью! Марш!
Солдаты растянулись вдоль обочины в цепь, сняли предохранители с автоматов и двинулись в лес. Сначала подобные операции бывший хорунжий воспринимал как боевые, но, прошагав по полям и лесам Украины не одну сотню километров, он понял, что это рутинное занятие не имеет никакого смысла. Сперва Славкину казалось, что немецкая разведка плохо работает и их посылают на прочесывание, основываясь на неточной информации. Потом Георгий Александрович понял, что никакой разведки вообще не существует, а гоняют их, чтоб не скучали, да местным жителям на нервы действовали: авось поостерегутся идти в партизаны. Вера Славкина в безупречный немецкий порядок слегка пошатнулась. С другой стороны, в его зондеркоманде служили по большей части не немцы, а сброд самых разных национальностей. И не стоит забывать, что большая война – это и большой хаос, он помнил это еще по Первой мировой и Гражданской. Своими наблюдениями, а тем более выводами Георгий Александрович ни с кем не делился, и потому считался у начальства вполне благонадежным и уже носил нашивки ефрейтора.
Вместе с другими хорунжий снял предохранитель, передернул затвор и углубился в подлесок, стараясь не выпускать из виду соседей. Идущий слева румын с уважением глядел на невозмутимого русского, который шел через страшный лес, посвистывая. Румын был новенький и не знал, что поймать они могут разве что крестьянскую семью, заготавливающую дрова, или пару дезертиров. Только дважды взвод Славкина под Юзовкой натыкался на сопротивление. Первый раз это был летчик с подбитого красного самолета, он выпалил по кустам, за которыми залегли солдаты, весь магазин, а последний патрон пустил себе в голову. За храбрость Георгий Александрович его собственноручно похоронил, пока остальные перекуривали, но только крест ставить над безбожником не стал. Во второй раз они наткнулись на пятерых красноармейцев и младшего лейтенанта, которые прятались в овраге. Перестрелка шла долго, видно, большевики тащили с собой коробку с патронами и имели хороший боезапас. Славкин и еще один русский «из бывших» подползли к красным поближе и одновременно бросили по гранате. Те успели ответить очередью, и напарника хорунжего убило, а сам он получил звание ефрейтора.
В окрестностях Юзовки все происходило точно так же, как и в других местах, но Георгий Александрович чувствовал не усталость, а прилив сил: он попал туда, куда стремился пятнадцать лет. Все эти годы он мечтал отомстить, и вот враги его рядом, их нужно найти и наказать за все. Славкин вспомнил, как он ломал указатель «Сталино» и прибивал на законное место историческое название родного города. Все возвращается на круги своя и всем, всем воздастся по заслугам.
После провала операции в Штольберге полковник Кудасов, едва придя в сознание, приказал хорунжему отправиться в Бендеры – местечко, где должен был перейти границу атаман Бурнаш. Сидя в будке у румынских пограничников, Славкин в бинокль наблюдал за советской стороной. Георгий Александрович видел, как появился у пограничного коридора батька Бурнаш в клетчатом костюме немца, как уже подал он на проверку паспорт. Но вдруг откуда-то сбоку на него бросился этот чертов чекист Мещеряков, словно он караулил атамана. Хорунжий разглядел во всех деталях и бесславный поединок, и арест Бурнаша, вот только помочь батьке он ничем не мог.
Славкин вернулся в Кельн, где в военный госпиталь поместили Кудасова и Овечкина. Как соотечественников, их было положили на соседние койки, но постоянная горячка Леопольда Алексеевича и угрюмый вид Петра Сергеевича врачей испугал так, что дальнейшее лечение проводилось в разных корпусах. Хорунжий доложил господину полковнику об аресте его лучшего агента, и это не прибавило Кудасову, больше других пострадавшему при взрыве, сил. Кроме того, давали о себе знать и старые раны. Леопольд Алексеевич удалился от дел и умер спустя два года.
Штабс-капитан долго считал Славкина предателем и не разговаривал с ним вплоть до 1939 года. Георгий Александрович слышал, что Овечкин после лечения пытался снова собрать разведотдел, но средств для этого не было, люди разбежались, и затея кончилась ничем. После десятилетнего забвения фамилия капитана вдруг появилась на страницах журнала «Православная проповедь». Овечкин призывал братьев во Христе к покаянию и миролюбию, и хорунжий понял, что капитан свихнулся окончательно. Георгию Александровичу пришлось укрепиться в этом мнении, поскольку после оккупации Польши осенью 1939-го Петр Сергеевич призвал его к себе и требовал клятвы в том, что бывший хорунжий ни за что не встанет под знамена антихриста Гитлера. В сумасшествии капитана бывали светлые промежутки, так как он точно предсказал войну фюрера с СССР. Свое требование Овечкин объяснил Славкину тем, что, раз Гитлер – настоящий антихрист, то Сталин на эту должность уже претендовать не может, а, следовательно, является наименьшим из двух зол. Помня бешеный нрав капитана, Георгий Александрович перечить не стал и молча откланялся. Не ему и не Петру Сергеевичу, думал Славкин, положено судить сильных мира сего, вполне достаточно того, если он сумеет отомстить своим личным врагам. Неуловимые Мстители, без сомнения, занявшие в Совдепии хорошие должности и обросшие жирком, теперь не такие ловкие и обязательно получат по заслугам. Если улыбнется удача, то от его скромной руки немецкого ефрейтора.
Свои поиски хорунжий собирался начать едва попадет в первую увольнительную. Если только хоть кто-нибудь из Мстителей не удрал в эвакуацию, Георгий Александрович его найдет и казнит лично. Немецкое командование на подобное рвение обижаться не должно, чем меньше большевиков на оккупированной территории, тем спокойней им будет жить. Несмотря на сокрушительное поражение Красной армии, когда даже германские моторизованные части не успевают наступать, уже появились, как слышал Славкин, какие-то партизанские отряды. Это любимая тактика Мстителей со времен Гражданской, они вполне могут объявиться и в таком качестве. Остается надеяться, что абвер и гестапо займутся этой проблемой, тогда его зондеркоманда будет прочесывать лес не ради того, чтобы спугнуть пару жирных зайцев.
Деревья вновь уступили место кустарнику, и цепь солдат вышла на откос другой дороги. Офицеры приказали строиться и сделали перекличку. Затем их погрузили в машины и повезли. Георгий Александрович глянул на клочок неба, не загороженный брезентом. Пока солнце высоко, и еще не менее двух раз им придется брать наперевес автоматы и брести через неубранное поле или лес, прежде чем попадут они на улицу Одесскую, где ждет ужин и казарма, размещенная в правом крыле бывшего детского дома…
4
Покрутив пимпочку старого звонка, Валера понял, что напрасно теряет время. Но несколько ударов кулаком поправили положение.
– Кто там шляется в такую рань? – проворчал недовольный голос за дверью.
– Матвеич, соня, тебе вроде на пенсию рано!
– Кто это? – из голоса пропал весь сон. Дверь распахнулась, и на пороге оказался вполне собранный, не старый мужчина. – Валерий Михайлович? – хозяин посторонился, пропуская гостя. – Проходите, проходите… Никто вас не видал?
– Ты чего такой пуганый? – спросил Мещеряков, следя за тем, как тщательно запиралась за ним дверь.
– Поди есть с дороги хотите? Я сейчас на стол соберу.
– Вообще-то я завтракал в кафе, – сказал Валера.
– Так вы, значит, в городе, товарищ главный инженер?
Мещеряков прошел с хозяином на кухню, где тот все-таки поставил греться чайник.
– Конечно, в городе, – Валера присел к столу и, достав пачку «Мемфисок», закурил. – А ты думал где?
– Там, – неопределенно мотнул головой Матвеич.
– Только тут, никаких «там», понял?
– Не очень, – хозяин покосился на незнакомые сигареты.
– Я – горный инженер, живу в своей квартире. Жена и сын перед войной уехали в отпуск и сюда не вернулись, хотя я их ждал. Теперь, когда фронт сдвинулся на Восток, я решил, что нужно налаживать новую жизнь и обратился в комендатуру. Комендант Юзовки принял меня на работу. А курево, на которое ты так подозрительно косишься, выдано мне в числе прочего пайка. Хочешь курить?
– Теперь понятно, – сказал Матвеич. – А ну, двигай отсюда, горный инженер, к чертовой матери!
– Вижу, ты совсем проснулся? – улыбнулся Мещеряков.
– Да я и не спал, хоть заводы и не гудят, а я все как на смену встаю.
– А чего же не открывал?
– Добрые люди больше в гости не ходят, а вот только такие…
– Договаривай, Матвеич, раз начал.
– Прихвостни! Иди отсюда пока по добру, по здорову!
– А мне сначала показалось, что ты запуганный какой-то, а?
Матвеич схватил топор, лежащий у печки, и замахнулся.
– С тобой ужо управлюсь!
– Рад, что ошибся. В доме кто есть?
– Чего? – топор дрогнул.
– Чужие в доме есть?
– Нет, – занесенная рука опустилась. – А что?
– Тогда присядь… Дело в том, Матвеич, что, отступая, наши не успели взорвать шахты.
Хозяин тяжело опустился на табурет.
– Но ведь должны были!
– Потому я и остался, – сказал Валерка, – нужно все довести до конца.
– Ох, опасное это дело, Валерий Михайлович… Неужели немцы тебе поверили?
– Выбора у них особого нет, – объяснил Мещеряков. – Шахты уголь должны Германии давать, а кто добычу наладит? Своих лишних рук нету, а из советских шахтеров добровольцев, думаю, у гитлеровцев мало. Будут они, конечно, за мной следить, поэтому любая наша ошибка может оказаться последней. Правда, есть одно обстоятельство, которое может нам помочь, – и Валерий рассказал старому рабочему о предложении немецкого коммерсанта Корфа.
– Кто там шляется в такую рань? – проворчал недовольный голос за дверью.
– Матвеич, соня, тебе вроде на пенсию рано!
– Кто это? – из голоса пропал весь сон. Дверь распахнулась, и на пороге оказался вполне собранный, не старый мужчина. – Валерий Михайлович? – хозяин посторонился, пропуская гостя. – Проходите, проходите… Никто вас не видал?
– Ты чего такой пуганый? – спросил Мещеряков, следя за тем, как тщательно запиралась за ним дверь.
– Поди есть с дороги хотите? Я сейчас на стол соберу.
– Вообще-то я завтракал в кафе, – сказал Валера.
– Так вы, значит, в городе, товарищ главный инженер?
Мещеряков прошел с хозяином на кухню, где тот все-таки поставил греться чайник.
– Конечно, в городе, – Валера присел к столу и, достав пачку «Мемфисок», закурил. – А ты думал где?
– Там, – неопределенно мотнул головой Матвеич.
– Только тут, никаких «там», понял?
– Не очень, – хозяин покосился на незнакомые сигареты.
– Я – горный инженер, живу в своей квартире. Жена и сын перед войной уехали в отпуск и сюда не вернулись, хотя я их ждал. Теперь, когда фронт сдвинулся на Восток, я решил, что нужно налаживать новую жизнь и обратился в комендатуру. Комендант Юзовки принял меня на работу. А курево, на которое ты так подозрительно косишься, выдано мне в числе прочего пайка. Хочешь курить?
– Теперь понятно, – сказал Матвеич. – А ну, двигай отсюда, горный инженер, к чертовой матери!
– Вижу, ты совсем проснулся? – улыбнулся Мещеряков.
– Да я и не спал, хоть заводы и не гудят, а я все как на смену встаю.
– А чего же не открывал?
– Добрые люди больше в гости не ходят, а вот только такие…
– Договаривай, Матвеич, раз начал.
– Прихвостни! Иди отсюда пока по добру, по здорову!
– А мне сначала показалось, что ты запуганный какой-то, а?
Матвеич схватил топор, лежащий у печки, и замахнулся.
– С тобой ужо управлюсь!
– Рад, что ошибся. В доме кто есть?
– Чего? – топор дрогнул.
– Чужие в доме есть?
– Нет, – занесенная рука опустилась. – А что?
– Тогда присядь… Дело в том, Матвеич, что, отступая, наши не успели взорвать шахты.
Хозяин тяжело опустился на табурет.
– Но ведь должны были!
– Потому я и остался, – сказал Валерка, – нужно все довести до конца.
– Ох, опасное это дело, Валерий Михайлович… Неужели немцы тебе поверили?
– Выбора у них особого нет, – объяснил Мещеряков. – Шахты уголь должны Германии давать, а кто добычу наладит? Своих лишних рук нету, а из советских шахтеров добровольцев, думаю, у гитлеровцев мало. Будут они, конечно, за мной следить, поэтому любая наша ошибка может оказаться последней. Правда, есть одно обстоятельство, которое может нам помочь, – и Валерий рассказал старому рабочему о предложении немецкого коммерсанта Корфа.