Страница:
– И еще, – сказала Настя, – в Сальцево когда сможем съездить? Тоже на рынок.
– Ну… – я задумался, – …после нашей с Федькой халтуры, хорошо? Машину пригоним – вот и повод скататься появится.
– Хорошо, это не к спеху.
В квартире после заклейки окон было тепло, а теперь еще и уютно стало. Обоев бы еще добыть каких-нибудь и стенки оклеить, но их тут нет. Есть только краска мерзких оттенков, но с этим у нас и так все хорошо – как раз одной такой, нелепо-голубенькой, все вокруг и покрашено. А может… просто побелить все, как потолок? А почему нет? Намешать белил, чуток синьки добавить, как делала моя бабушка на Украине перед каждой Троицей, выбеливая потолки… Точно, раз у нас такой график работы расслабленный сейчас, то займусь.
Я выглянул в окно, на разбитую, залитую лужами грязную мостовую, по которой вперевалку ехала старенькая полуторка, а по тротуарам, прижимаясь к стенам, брели замотанные в плащи и накидки люди, старающиеся как можно меньше грязи собрать на обувь, и поежился. Выходить на улицу вовсе не хотелось, так бы и сидел дома до завтра, с книжечкой и чаем. Но не выйдет, хозяйство – превыше всего.
– Чаю там хоть попьем? – поинтересовался я.
– А как же! И домой чего-нибудь купим, мне готовить лень. – Она томно потянулась и зевнула, прикрыв рот маленькой, как у семилетнего ребенка, ладонью.
Чайная на углегорском городском рынке всегда радовала выпечкой, состоящей все больше из разных пирожков. Хороших пирожков – пока они свежие, с пылу с жару, так вообще иначе как в превосходных степенях описать не получится. Поэтому и забегали мы туда при первой же возможности.
– Хорошо, мне еще плащ-палатку купить надо: пропала моя, – вспомнил я еще заодно про неотложное.
Без плащ-палатки поздней осенью никуда: разверзлись здесь хляби небесные – и сверзаться обратно явно не собираются. Тьфу, гадость. Была у меня она, да вся вышла – осталась в брошенной нами «жуже», из которой мы уносили ноги, сил своих не щадя, преследуемые странными и довольно злобными адаптантами – местной версией сил Тьмы. Пропала, в общем, а мне без нее никуда. А зонтиков здесь нет. Да и вообще надо в пару мест заглянуть, не помешает.
Когда вышли из дома, с неба вновь начало брызгать мелким холодным дождем, который несло прямо в лицо таким же мерзким пронзительным ветром. Я лишь голову в плечи втянул и капюшон штормовки накинул, чтобы не задувало. Хоть бы и вправду зима быстрее – снегом под ногами поскрипеть, а не грязью похлюпать.
Тент над «тазиком» поднялся, скрипнув шарнирами, и уронил с себя целый водопад капель, открывая нам доступ в машину. Уже привычно перебрались через высокий борт – дверей в амфибии не предусмотрено, но с таким неудобством мирились. Мотор «на подсосе» звонко затарахтел, выплюнув облако сизого дыма, затем обороты упали, повинуясь движению маленького вытяжного рычага. Первая передача – и «тазик» резво рванул с места, разбрызгав большую лужу, уже полностью перекрывшую доступ к парадному, и покатил по улице в сторону центра по осыпавшейся грязной листве, между серыми деревьями с голыми ветками, мимо обшарпанных домов. Грязь и запустение, и хоть живут здесь люди, сделать место обжитым у них не получается. Тем более что они его еще и с Тьмой делят, пополам.
Руки сразу замерзли на холодном и мокром руле с тонким ободом, поэтому я вытащил из кармана перчатки и начал неуклюже натягивать их на ходу. Маленькие щетки шустро метались по низенькому стеклу, смахивая с него воду.
На главной улице города, Советской, было народу и машин больше, а вот глубоких луж немного меньше: здесь регулярно подсыпали мостовую гравием, привозя его грузовиками с карьера. На другие улицы усилий городской власти не хватало – если только совсем по минимуму и если только на такие ямы, в каких и грузовик мог утонуть. Люди куда-то шли, ехали, по местным меркам жизнь почти что кипела. Настежь были открыты двери рюмочной и рядом пристроившейся пивнушки, и видно было, что внутри от людей уже не протолкнуться, несмотря на ранний час. Очередь у винного, маленькой грязной дыры на первом этаже обшарпанного здания, в которой торговали дешевой водкой и какой-то бормотухой, тоже внушала уважение. И опять же, несмотря на время, многие выглядели уже пьяными.
Много здесь пьют, по-черному, прямо беда с этим, как в каком-нибудь депрессивном рабочем поселке возле закрытого завода. Тяжкое здесь место, нехорошее, давит на людей, да и не всем так повезло в жизни, как мне. Кто-то ведь до «провала» в чистом офисе сидел, может быть, бумажки перекладывал, а потом так вот раз – и сюда. А что ему здесь светит? Банкиры не нужны, а так – только должность помощника кочегара в котельной, например, большая совковая лопата и гора угля. А потом, после работы – чаще всего общага, глухая и мрачная, да и все. Самоубийств здесь, к слову, было удивительно много, да и убийств в пьяном угаре хватало, хотя с убийцами не церемонились – суд был скорый и суровый.
Все же, как оно обычно и бывает, повезло больше тем, кто в своем «слое» чем-то реальным занимался, ну хотя бы даже торговлей, она ведь тоже не для дилетанта: не умеешь – прогоришь в момент. «Промышленные» профессии ценились, толковым работягам и зарплата была другая; служившие в армии и милиции и со службы что-то помнившие могли пристроиться и здесь служить, с чем мне повезло, например. Нашли себя здесь всякие сапожники-портные, повара да механики, столяры да плотники – в общем, все, кто именно руками работать умел. А вот клерки, искусствоведы и юристы не пригодились, за очень редким исключением.
Улица Советская закончилась, свернули на Каляева. В конце уже нее, разбитой и грязной, показалась стоянка машин, а за ней виднелась вывеска «Колхозный рынок» и высокий деревянный забор. Да, крестьяне тут тоже не пропали, и колхозы имелись. Худо-бедно, но город они кормили – пусть и без великого разнообразия, но и не скудно. Жизнь на рынке кипела, особенно в выходные и особенно по утрам, когда все стремились за покупками. Играла музыка из репродукторов на столбах, перекрикивались торговцы, шумели в базарных трактирах, пахло соленьями, землей, свежей выпечкой из пекарни. Было суетно, грязно под ногами, но в общем ощущалась вроде как почти нормальная жизнь.
– Мне туда! – решительно заявила Настя, кивнув в сторону магазина с вывеской «Уцененные товары», оставшейся еще от «бывших владельцев». Сейчас там ничего уцененного не было, и этот длинный одноэтажный флигель, осевший в землю расхлябанным фундаментом, делили между собой несколько разнопрофильных торговцев.
– И мне! – с готовностью согласился я.
Скрипнула туго подавшаяся на пружине дверь, грохнула, не вызвав никакой реакции у продавцов: привыкли. Нет чтобы пружину полегче найти или как по-другому этот пушечный удар приглушить – непривычного человека такой до инфаркта довести может.
Сразу за дверью наши с Настей пути разделились. Она завернула в «платяной отдел», заваленный всякой «мягкой рухлядью», с целью еще чем-то пополнить гардероб к грядущей зиме, а я, естественно, практически на автомате направился к Славе Длинному, главному углегорскому оружейному торговцу. Поздоровались, поручкались, а затем он с загадочным видом нырнул под прилавок, вытащив оттуда сверток из промасленной оберточной бумаги, в котором что-то звякнуло.
– Гляди, Володь! – с гордостью развернул он пакет на обшарпанном деревянном прилавке.
– Ну-ка… – заинтересовался я. – Для тэтэшника?
– Точно! – кивнул он. – Уже местное производство, понял? Андрюху Петракова знаешь, у него еще металлоремонт на Васнецова?
– Нет, не доводилось, – попытался я припомнить и не припомнил.
– Вот он наладил производство, для ТТ и кольта, – пояснил Слава, раскладывая магазины из пакета на три кучки.
Я взял магазин и покрутил в руках. Оно понятно, что тот самый Валерка Петраков именно к этим моделям их делает, – выглядят они почти одинаково. Как этот, плоский, с круглыми дырочками, через которые можно патроны посчитать, только крышка не металлическая, а вполне аккуратно вырезана из черной резинки. Это зачем?
– Ничего не заметил? – как-то загадочно ухмыляясь, спросил Слава.
– Нет… стоп… на патрон больше? – сообразил я пересчитать дырки на коробке.
– Точно!
Ага, вот оно что… а с резинкой его и дослать проще, толчком, не прищемишь ладонь, и то, что он торчит из рукоятки, не так критично получается, вроде как и скрыто. А лишний патрон… он вроде и ерунда, а вот в какой-то момент именно его и не хватить может. То есть он не лишний ни разу, это я так выразился неудачно. Он «дополнительный».
Вытащил из кобуры свой ТТ, извлек магазин, выкинул патрон из патронника, затем вставил в рукоятку новый. Нормально, как влитой сел, не шевельнется. Вновь вытащил, зарядил пару патронов в него, проверил, как подача, встает ли на задержку, – все в порядке, никаких проблем.
– И почем?
– По полтешку ващета, – солидно сказал Слава. – И товар новый, и работа ручная, сам понимаешь.
– А беру, – не стал я торговаться и кочевряжиться, благо сейчас при деньгах. – Дай вот… четыре, нет, лучше пять дай.
Слава выложил стопку из пяти магазинов, затем спросил:
– Деревянные щечки на свой пистолет не хочешь? Кто брал – тем нравится. Ручная работа и все такое, дуб.
– Покажи.
Щечки я тоже купил – удобные оказались – и, наверное, долго бы еще топтался, да вспомнил про утраченную плащ-палатку. Настя напомнила, если уж совсем честно. Поэтому побросал все приобретения в сумку и со Славой распрощался.
Плащ-палаток было много в продаже самых разных, но лучше всего были или советские офицерские, или немецкие, и те и другие из хорошо прорезиненной ткани. Хоть год их поливай, а внутрь ни капли не просочится. Выбрал нашу, собственно говоря, за привычный цвет – больше никакой разницы между ними не было. А когда уже уходить собрался, столкнулся в дверях с Мамедом, местным торговцем, вечно небритым толстяком с золотым зубом, всегда одетым в кожаный плащ немецкого самокатчика.
– А, Володя! – обрадовался тот. – Как жизнь, как дела? Чего нового?
– Да все по-старому, Мамед! У тебя как дела?
– Нормально! – ответил тот и сразу добавил: – Я что сказать хотел, да? Ты за баржа «Карась» здесь спрашивал, помнишь? За Серых спрашивал и экипаж, да?
– Было такое, – чуть насторожился я.
– Там еще у них один живой остался, так? – уточнил он.
– Остался.
– Сегодня видел его здесь, – сказал он и посмотрел на часы: – Часа три назад, понял? В чайной.
Мамед торжествующе посмотрел на меня.
Была в городе такая баржа самоходная, шкипера и экипаж которой подозревали в каких-то темных делишках, и все они бесследно пропали – кроме одного, который в последний рейс с ними не пошел. А один человек из Сальцева в качестве оплаты за услугу попросил нас с Федькой разузнать, если получится, о судьбе этого самого единственного уцелевшего. Только Мамед тогда что-то и вспомнил, но именно «что-то», то есть ничего конкретного. Был такой парень, худой и высокий, где живет и чем занят – без малейшего понятия.
– Мамед, и чего? – немного удивился я такой гордости. – А мне с того какой навар, что он тут чаю попил?
– Э-э! – махнул толстой рукой Мамед. – Он с вашим был, из Горсвета, такой лицо круглый, на кота похож, всегда в куртке танковой ходит… вот в такой! – добавил он торжествующе, ткнув волосатым пальцем с большим желтым перстнем мне в грудь.
Точно, на мне была английская танкистская куртка сейчас. Я ее с Горсветовского склада получил в качестве вещевого довольствия. И еще несколько человек в Горсвете такие же носили, в основном ценные специалисты и младшие командиры. И из младших командиров очень круглое лицо было только у одного – моего командира Власова.
– Такого роста, да? – показал я рукой примерный рост Власова. – Еще говорит быстро?
– Да, быстро, – кивнул Мамед. – С кольтом ходит, вижу здесь часто.
У Власова как раз кольт, М1911, так что очень похоже, что именно его торговец в виду и имеет. А кто там может быть поблизости такой худой и длинный?
Больше от Мамеда ничего конкретного добиться не удалось. Но и этого достаточно для начала, учитывая, что я сам не знаю, надо мне этого «длинного-худого» искать или на фиг не надо. Сергей из Сальцева, тот самый, что просил нас этого человека поискать, тоже ничего полезного в ответ нам не выкатил, если уж до конца откровенным быть. Хотя… самому знать никогда не помешает, глядишь, и просто этого самого Сергея, который, к слову, начальник охраны огромного сальцевского базара, под малый должок подтянуть сумеем.
Федька, как мы договорились с вечера, ждал меня уже на крыльце общежития, спрятавшись от дождя под обшарпанным козырьком подъезда. Он курил, прикрывая папиросу от ветра и влаги рукавом, отчего выглядел жалко, как и любой другой курильщик, пытающийся подымить в подобных условиях.
На палку он уже сегодня не опирался, хоть слегка и прихрамывал. Увидев меня, Федька спустился с крыльца, крикнул:
– Давай к моей машине, а то нога хреново гнется, я в твою и не заберусь!
Полноприводная трехтонка «Опель Блиц» стояла за углом забора, окружающего общагу, в рядок с еще несколькими машинами. Автотранспортом в Углегорске никто не торговал, но бойцы Горсвета, люди все больше лихие и опытные, часто притаскивали трофеи из заброшенных городков области, так что при своих колесах были многие. Гусеницы вот только были под запретом, иначе в городе последним дорогам хана настанет. Да и горючки на гусеничную технику не напасешься.
«Блиц», высококапотный и неуклюжий с виду, но при этом крепкий и добротный полноприводный грузовик, размалеванный бурыми пятнами по серому фону, завелся с пневматического пускача легко. Пристроив свой «тазик» на стоянку, я перебрался в кабину к Федьке, заодно поразившись размерам машины – в моем «швимвагене», что размером с «запорожец», особо-то не разгуляешься, после него все гигантским кажется.
Федька врубил передачу, опель рыкнул и медленно тронулся с места. Разошлась под передними колесами глубокая лужа, громыхнули доски разболтанного кузова. Поехали, короче.
Серые и мрачные городские улицы, привычно малолюдный КПП-3, через который только на Ферму и ездят, больше в том направлении от города никто не живет. Легально, по крайней мере, потому как прошли слухи о том, что где-то в том направлении устроила себе базу какая-то довольно крупная банда. Но на этой дороге они не безобразничали – тут или колонны идут, или просто смысла нет возиться, тут товар не возят, так что мы никого и не опасались. Ну и на самый крайний случай оставался карабин СКС, который я поставил между колен и придерживал за цевье, и Федькин автомат лежал в креплении на потолке.
Пейзаж за воротами сменился сначала полной разрухой, но затем пошел лес, хвойный и поэтому зеленый, даже глаз радующий после обшарпанного Углегорска, который только депрессию вызывать способен. Дорога совсем раскисла под бесконечными дождями, но большой «блиц» этот факт игнорировал и месил колесами мокрый песок вперемешку с грязью. Федька насвистывал, крутил руль и заодно покуривал в приоткрытое окно, заставляя меня время от времени отгонять дым от лица и сожалеть о том, что мы едем не в моем «тазике», в который бы задувало под тент сбоку и где курить бы у Федьки точно не вышло.
Докурив, Федька выбросил длинный папиросный окурок в окно и повернулся ко мне:
– Иван тебе все же рассказал вчера что-то?
– Вот именно что… «что-то», – усмехнулся я. – Вроде бы мы вот что добыли…
В двух словах пересказал Федьке рассказ Ивана, который тоже излишней пространностью не отличался. Мой спутник задумался, потом спросил:
– А нам это что дает?
– Нам? – немного удивился я вопросу. – Пока ничего, кроме факта, что в этом «слое» какие-то дырки образуются. И кто-то пытается научиться ими управлять. Больше ничего пока… Да, кстати, забыл совсем!
Я рассказал Федьке про свою вчерашнюю встречу с Мамедом на рынке, заставив задуматься еще глубже. Обычно вполне решительный, сейчас он озадачился.
– Это что, Пашка получается?
– Почему именно Пашка? – переспросил я.
– Ну а кто? – посмотрел он на меня удивленно. – Если с Власовым, то, скорее всего, из нашей группы. Если худой и длинный, то Пашка. А он сам говорил, помнишь, что на реке работал? Его еще мартыхай укусил, и без него ушли. А потом он… ну, блин, точно же, так и получается!
Федька даже по рулю кулаком стукнул.
Все верно, так и получается. Нельзя сказать, что я до этого не додумался, но больно упоминание о всяких темных делах с Пашей не вязалось. Это скорее про нас с Федькой подумать можно было, мы тут шустрим да халтурим, за длинным рублем гоняемся, все обмануть местную систему норовим, а Паша если и подрабатывает, так на службе сверхурочными и инструкторством. Не похож он на «пособника», ну просто никак. Хотя… про «темные дела» нам Сергей сказал, а он и сам персонаж крученый донельзя, так что никаких гарантий насчет того, что он нам выдал версию правдивую, дать нельзя. Мог и просто дежурную, специально для лохов приготовленную, огласить. И все же…
– Федь, но Пашке пока по-любому ничего говорить не будем, – сказал я.
– А чего это? – немного насторожился он.
– А так… мало ли что там на самом деле, – пожал я плечами. – Посмотрим, что дальше будет. Интуиция, считай. Надо только с Сергея твоего побольше информации получить.
– Ну… как скажешь, – чуток подумав, согласился Федька. – По большому счету, он мне все же не друг, а скорей приятель. Будем посмотреть. И с Серегой поговорим, предъявим типа, во что это он нас втягивает. Может, и проговорится. Хотя вряд ли, – закончил он с большим сомнением в голосе. – Не тот человек.
До Фермы ехали уже молча, оба задумались. Даже Федька призадумался и молчал, хотя молчать он не слишком приспособлен. Вскоре показались обшарпанные кирпичные стены вокруг старого депо, крашенные в бурый суриковый цвет стальные ворота, за ними закрытая со всех сторон вышка с караульным, выглядывающим в узкие окошки-бойницы. Ворота открылись, нас пропустили в так называемый «накопитель», выполнявший роль шлюза, где в очередной раз документы проверили и в глаза посветили, во избежание неприятных сюрпризов. Ну без этого здесь никак – можем ведь и «переродиться» невзначай, как тот мужик в бане. Сидим с Настей в парилке, дверь хлоп – и сразу пальба, насилу отбились. Тоже ведь был человек как человек, а встретился с «призраком», хлебнул Тьмы – и на тебе, получи, фашист, гранату.
Двор депо был просторен. Нашлось место для здоровенного кирпичного сооружения, в котором раньше коротали время паровозы, а теперь обосновался так называемый «виварий». Рельсов не было – их давно на металлургический увезли, в переплавку, но шпалы местами еще лежали. Несколько пакгаузов, гараж и немалого размера административное здание, где мы и квартировали, занимая втроем крошечный кабинетик в самом дальнем углу.
Место для моего «тазика» уже никто не занимал: привыкли, что он в самом конце ряда машин стоит, но «блиц» туда не влез – великоват. Пришлось Федьке приткнуть грузовик впритирку к забору так, что я вынужден был выбираться наружу через водительскую дверцу.
Иван был уже на месте, в нашем общем «кабинете» – как раз прилаживал самодельный кипятильник к стеклянной банке. Рядом на тумбочке стояли три кружки, пакетик чая, и на развернутом кульке возвышалась горка пряников.
– Здоров, Вань, – поприветствовал я приятеля и начальника, попутно вешая на стенку свой карабин, а потом пристраивая туда же штормовку, сегодня на удивление не промокшую: машина у Федьки не протекала.
– Ой, Ваня, вы нам чаю? – с ходу глумливо восхитился Федька.
– Куда вам, дуракам, чай пить? – притворно вздохнул Иван. – Садитесь, что ли.
– Да мы-то сядем, – заявил Федька, плюхнувшись на громко скрипнувший стул. – Ты насчет машины новой не врал?
– Не врал, не врал, – покачал косматой головой Иван, наблюдая за процессом закипания воды. – Машину дали, и Милославский затребовал еще одну «жужу» построить или что-то вроде. Вот так.
– А просто машина нам на фига? – немного удивился я.
– Не хочешь? – в свою очередь удивился Иван. – Тогда на своей катайся. А вообще броня нам пока несильно нужна, к самой Тьме лезть не придется. Ну по ближайшим планам, пока «жужу» не построят.
– И что за машина? – оживился Федька.
– Да что-то ленд-лизовское, пойдем да посмотрим.
– А кто нам мешает? – сказал Федька. – Чай только допьем.
Машина оказалась в общем-то знакомой – канадский полноприводный «шевроле» вроде того, что катался в Горсвете, почти что бескапотный, и стекла у него еще вперед наклонены немного. Чем-то еще на ГАЗ-66 похож, только поменьше заметно, полуторка. И еще тот грузовиком был, а этот вроде микроавтобуса, с одним большим салоном, куда вся наша компания запросто влезет с любым багажом.
– А че, хоть куда, – с явным одобрением огляделся на водительском месте Федька. – Дерева до фига, правда, в конструкции, как в наших, чисто телега, но вообще нормально. А печка че, новая?
– А как же! – гордо выступил наблюдавший за осмотром Степаныч, наш штатный техник. – Сам делал, теперь там кругом Ташкент. Бачок только заливать не забывайте.
Я тоже влез в фургон, огляделся. Простенько все, по-военному, но удобно. Восемь мест, даже ночевать можно, люк в потолке, колеса большие, привод полный, клиренс такой, что под машиной на четвереньках можно пробраться, – хорошо, в общем.
– Милославский распорядился, чтобы вместе и на Ферму ездили, и с Фермы, – испортил Иван первое впечатление.
– С чего это? – удивился я притворно, сразу взявшись за отстаивание наших свобод. – У нас на Ферме постоянной работы нет, что нам там каждый день делать?
– Ага, во-во, – поддакнул Федька. – У нас в Горсвете сутки через трое, забыл?
– Не в Горсвете теперь, – буркнул Иван, похоже, не слишком задумавшись, а просто рефлекторно огрызнувшись на наш очередной демарш.
– В Горсвете, Ваня, – уверенно кивнул ему Федька. – Просто прикомандированы к вам. Не нравится – увольняйте, не пропадем.
– Не пропадем, – поддакнул уже я ему.
– Блин, – разозлился Иван. – Мне как начальник сказал – так я и передаю.
– Вань, – взялся я его урезонивать уже мягче, – а ты скажи, для примера, какая от нас польза на Ферме, если мы ни к каким документам не допущены, ни хрена нам нельзя, техника в порядке… так, что ли, сидеть будем? В потолок плевать?
– Да ладно, ладно, подхватились! – уже всерьез возмутился Иван. – Труженики, блин, хрен чего делать заставишь. По мере надобности будете приезжать. А на «шевролете» я сам поезжу, ну вас в задницу, нежные какие.
– Вань, если чего конструктивное и по делу – это мы запросто, – заявил я. – А вот просто время гробить, вместо того чтобы дела делать и заработки зарабатывать, – не наш стиль. Нет работы – есть халтура, ты же в курсе.
– Ну жлобы… – вздохнул он. – Сами решайте, пусть вас хоть вытурят с работы в шею, мне все равно.
Хоть ему и «все равно» было, но потащил он нас с Федькой обратно в отдел. И не просто так, как выяснилось.
– В общем, Володь… Федя… надо нам в рейд собираться по-быстрому.
– Куда? – лаконично спросил я.
Если честно, то, наверное, и пора уже. Бухтеть мы можем сколько угодно, но по всей логике выходит, что дело делать тоже надо.
– Да считай, что обратно в Красношахтинск, – ответил Иван и, перехватив мой недоумевающий взгляд, добавил: – Не совсем туда, ближе. Примерно туда, где нас прижали, но к самой реке.
– Шахта там, – зябко поежился Федька.
Про шахту отдельно надо. Шахта – это вечная Тьма. Страшнее такого места может быть разве что Тьма натуральная, если можно так выразиться, та, что клубится до самого неба за тем же самым Красношахтинском. А может, и не страшнее даже, а вовсе наоборот. Как-то не доводилось сравнивать на практике, бог миловал.
– А нам к шахте не надо, – сказал Иван. – У нас все проще… – И, перехватив мой сомневающийся взгляд, сказал: – Реально проще, не вру. Мы с воды подойти можем. И даже на берег не выходить.
– Затон, что ли? – вспомнил я карту. – Где уголь на баржи грузили?
– Он самый.
– А на хрена нам он?
– Пароходик один надо поискать, «Карась» называется. – И, глянув на меня, Иван добавил: – С этого момента вам надо вспомнить про подписки, потому что это секретная информация.
Мы с Федькой переглянулись.
– Вань, а чего в этом «Карасе» такого? И с чего он должен там быть?
– Сначала на второй вопрос отвечу: не должен, – сказал Иван, поднимаясь из-за стола и втыкая кипятильник в розетку. – Но может быть. То, что в Красношахтинске ни мародеров, ни разведки до сих пор не было, – ни для кого не секрет, так?
– Мы были, – чуток погордился Федька.
– Мы – да, мы – были, – подтвердил Иван. – Но на нас список посетителей вроде как и исчерпан. А там довольно большая стоянка судов, среди которых вполне может оказаться нужное.
– А что с ним не так? – попробовал я вытащить из Ивана больше.
– Пропал этот «Карась». Вместе со всем экипажем пропал.
– И че? – продолжил тянуть из Ивана слова Федька.
– Это давняя история, – сказал Иван, наблюдая, как пузырьки срываются с нагревающегося кипятильника, опущенного в банку с водой. – Хозяин судна, Серых его фамилия, раньше у нас работал, в научном департаменте. Был у Милославского чуть не правой рукой.
– Ну… – я задумался, – …после нашей с Федькой халтуры, хорошо? Машину пригоним – вот и повод скататься появится.
– Хорошо, это не к спеху.
В квартире после заклейки окон было тепло, а теперь еще и уютно стало. Обоев бы еще добыть каких-нибудь и стенки оклеить, но их тут нет. Есть только краска мерзких оттенков, но с этим у нас и так все хорошо – как раз одной такой, нелепо-голубенькой, все вокруг и покрашено. А может… просто побелить все, как потолок? А почему нет? Намешать белил, чуток синьки добавить, как делала моя бабушка на Украине перед каждой Троицей, выбеливая потолки… Точно, раз у нас такой график работы расслабленный сейчас, то займусь.
Я выглянул в окно, на разбитую, залитую лужами грязную мостовую, по которой вперевалку ехала старенькая полуторка, а по тротуарам, прижимаясь к стенам, брели замотанные в плащи и накидки люди, старающиеся как можно меньше грязи собрать на обувь, и поежился. Выходить на улицу вовсе не хотелось, так бы и сидел дома до завтра, с книжечкой и чаем. Но не выйдет, хозяйство – превыше всего.
– Чаю там хоть попьем? – поинтересовался я.
– А как же! И домой чего-нибудь купим, мне готовить лень. – Она томно потянулась и зевнула, прикрыв рот маленькой, как у семилетнего ребенка, ладонью.
Чайная на углегорском городском рынке всегда радовала выпечкой, состоящей все больше из разных пирожков. Хороших пирожков – пока они свежие, с пылу с жару, так вообще иначе как в превосходных степенях описать не получится. Поэтому и забегали мы туда при первой же возможности.
– Хорошо, мне еще плащ-палатку купить надо: пропала моя, – вспомнил я еще заодно про неотложное.
Без плащ-палатки поздней осенью никуда: разверзлись здесь хляби небесные – и сверзаться обратно явно не собираются. Тьфу, гадость. Была у меня она, да вся вышла – осталась в брошенной нами «жуже», из которой мы уносили ноги, сил своих не щадя, преследуемые странными и довольно злобными адаптантами – местной версией сил Тьмы. Пропала, в общем, а мне без нее никуда. А зонтиков здесь нет. Да и вообще надо в пару мест заглянуть, не помешает.
Когда вышли из дома, с неба вновь начало брызгать мелким холодным дождем, который несло прямо в лицо таким же мерзким пронзительным ветром. Я лишь голову в плечи втянул и капюшон штормовки накинул, чтобы не задувало. Хоть бы и вправду зима быстрее – снегом под ногами поскрипеть, а не грязью похлюпать.
Тент над «тазиком» поднялся, скрипнув шарнирами, и уронил с себя целый водопад капель, открывая нам доступ в машину. Уже привычно перебрались через высокий борт – дверей в амфибии не предусмотрено, но с таким неудобством мирились. Мотор «на подсосе» звонко затарахтел, выплюнув облако сизого дыма, затем обороты упали, повинуясь движению маленького вытяжного рычага. Первая передача – и «тазик» резво рванул с места, разбрызгав большую лужу, уже полностью перекрывшую доступ к парадному, и покатил по улице в сторону центра по осыпавшейся грязной листве, между серыми деревьями с голыми ветками, мимо обшарпанных домов. Грязь и запустение, и хоть живут здесь люди, сделать место обжитым у них не получается. Тем более что они его еще и с Тьмой делят, пополам.
Руки сразу замерзли на холодном и мокром руле с тонким ободом, поэтому я вытащил из кармана перчатки и начал неуклюже натягивать их на ходу. Маленькие щетки шустро метались по низенькому стеклу, смахивая с него воду.
На главной улице города, Советской, было народу и машин больше, а вот глубоких луж немного меньше: здесь регулярно подсыпали мостовую гравием, привозя его грузовиками с карьера. На другие улицы усилий городской власти не хватало – если только совсем по минимуму и если только на такие ямы, в каких и грузовик мог утонуть. Люди куда-то шли, ехали, по местным меркам жизнь почти что кипела. Настежь были открыты двери рюмочной и рядом пристроившейся пивнушки, и видно было, что внутри от людей уже не протолкнуться, несмотря на ранний час. Очередь у винного, маленькой грязной дыры на первом этаже обшарпанного здания, в которой торговали дешевой водкой и какой-то бормотухой, тоже внушала уважение. И опять же, несмотря на время, многие выглядели уже пьяными.
Много здесь пьют, по-черному, прямо беда с этим, как в каком-нибудь депрессивном рабочем поселке возле закрытого завода. Тяжкое здесь место, нехорошее, давит на людей, да и не всем так повезло в жизни, как мне. Кто-то ведь до «провала» в чистом офисе сидел, может быть, бумажки перекладывал, а потом так вот раз – и сюда. А что ему здесь светит? Банкиры не нужны, а так – только должность помощника кочегара в котельной, например, большая совковая лопата и гора угля. А потом, после работы – чаще всего общага, глухая и мрачная, да и все. Самоубийств здесь, к слову, было удивительно много, да и убийств в пьяном угаре хватало, хотя с убийцами не церемонились – суд был скорый и суровый.
Все же, как оно обычно и бывает, повезло больше тем, кто в своем «слое» чем-то реальным занимался, ну хотя бы даже торговлей, она ведь тоже не для дилетанта: не умеешь – прогоришь в момент. «Промышленные» профессии ценились, толковым работягам и зарплата была другая; служившие в армии и милиции и со службы что-то помнившие могли пристроиться и здесь служить, с чем мне повезло, например. Нашли себя здесь всякие сапожники-портные, повара да механики, столяры да плотники – в общем, все, кто именно руками работать умел. А вот клерки, искусствоведы и юристы не пригодились, за очень редким исключением.
Улица Советская закончилась, свернули на Каляева. В конце уже нее, разбитой и грязной, показалась стоянка машин, а за ней виднелась вывеска «Колхозный рынок» и высокий деревянный забор. Да, крестьяне тут тоже не пропали, и колхозы имелись. Худо-бедно, но город они кормили – пусть и без великого разнообразия, но и не скудно. Жизнь на рынке кипела, особенно в выходные и особенно по утрам, когда все стремились за покупками. Играла музыка из репродукторов на столбах, перекрикивались торговцы, шумели в базарных трактирах, пахло соленьями, землей, свежей выпечкой из пекарни. Было суетно, грязно под ногами, но в общем ощущалась вроде как почти нормальная жизнь.
– Мне туда! – решительно заявила Настя, кивнув в сторону магазина с вывеской «Уцененные товары», оставшейся еще от «бывших владельцев». Сейчас там ничего уцененного не было, и этот длинный одноэтажный флигель, осевший в землю расхлябанным фундаментом, делили между собой несколько разнопрофильных торговцев.
– И мне! – с готовностью согласился я.
Скрипнула туго подавшаяся на пружине дверь, грохнула, не вызвав никакой реакции у продавцов: привыкли. Нет чтобы пружину полегче найти или как по-другому этот пушечный удар приглушить – непривычного человека такой до инфаркта довести может.
Сразу за дверью наши с Настей пути разделились. Она завернула в «платяной отдел», заваленный всякой «мягкой рухлядью», с целью еще чем-то пополнить гардероб к грядущей зиме, а я, естественно, практически на автомате направился к Славе Длинному, главному углегорскому оружейному торговцу. Поздоровались, поручкались, а затем он с загадочным видом нырнул под прилавок, вытащив оттуда сверток из промасленной оберточной бумаги, в котором что-то звякнуло.
– Гляди, Володь! – с гордостью развернул он пакет на обшарпанном деревянном прилавке.
– Ну-ка… – заинтересовался я. – Для тэтэшника?
– Точно! – кивнул он. – Уже местное производство, понял? Андрюху Петракова знаешь, у него еще металлоремонт на Васнецова?
– Нет, не доводилось, – попытался я припомнить и не припомнил.
– Вот он наладил производство, для ТТ и кольта, – пояснил Слава, раскладывая магазины из пакета на три кучки.
Я взял магазин и покрутил в руках. Оно понятно, что тот самый Валерка Петраков именно к этим моделям их делает, – выглядят они почти одинаково. Как этот, плоский, с круглыми дырочками, через которые можно патроны посчитать, только крышка не металлическая, а вполне аккуратно вырезана из черной резинки. Это зачем?
– Ничего не заметил? – как-то загадочно ухмыляясь, спросил Слава.
– Нет… стоп… на патрон больше? – сообразил я пересчитать дырки на коробке.
– Точно!
Ага, вот оно что… а с резинкой его и дослать проще, толчком, не прищемишь ладонь, и то, что он торчит из рукоятки, не так критично получается, вроде как и скрыто. А лишний патрон… он вроде и ерунда, а вот в какой-то момент именно его и не хватить может. То есть он не лишний ни разу, это я так выразился неудачно. Он «дополнительный».
Вытащил из кобуры свой ТТ, извлек магазин, выкинул патрон из патронника, затем вставил в рукоятку новый. Нормально, как влитой сел, не шевельнется. Вновь вытащил, зарядил пару патронов в него, проверил, как подача, встает ли на задержку, – все в порядке, никаких проблем.
– И почем?
– По полтешку ващета, – солидно сказал Слава. – И товар новый, и работа ручная, сам понимаешь.
– А беру, – не стал я торговаться и кочевряжиться, благо сейчас при деньгах. – Дай вот… четыре, нет, лучше пять дай.
Слава выложил стопку из пяти магазинов, затем спросил:
– Деревянные щечки на свой пистолет не хочешь? Кто брал – тем нравится. Ручная работа и все такое, дуб.
– Покажи.
Щечки я тоже купил – удобные оказались – и, наверное, долго бы еще топтался, да вспомнил про утраченную плащ-палатку. Настя напомнила, если уж совсем честно. Поэтому побросал все приобретения в сумку и со Славой распрощался.
Плащ-палаток было много в продаже самых разных, но лучше всего были или советские офицерские, или немецкие, и те и другие из хорошо прорезиненной ткани. Хоть год их поливай, а внутрь ни капли не просочится. Выбрал нашу, собственно говоря, за привычный цвет – больше никакой разницы между ними не было. А когда уже уходить собрался, столкнулся в дверях с Мамедом, местным торговцем, вечно небритым толстяком с золотым зубом, всегда одетым в кожаный плащ немецкого самокатчика.
– А, Володя! – обрадовался тот. – Как жизнь, как дела? Чего нового?
– Да все по-старому, Мамед! У тебя как дела?
– Нормально! – ответил тот и сразу добавил: – Я что сказать хотел, да? Ты за баржа «Карась» здесь спрашивал, помнишь? За Серых спрашивал и экипаж, да?
– Было такое, – чуть насторожился я.
– Там еще у них один живой остался, так? – уточнил он.
– Остался.
– Сегодня видел его здесь, – сказал он и посмотрел на часы: – Часа три назад, понял? В чайной.
Мамед торжествующе посмотрел на меня.
Была в городе такая баржа самоходная, шкипера и экипаж которой подозревали в каких-то темных делишках, и все они бесследно пропали – кроме одного, который в последний рейс с ними не пошел. А один человек из Сальцева в качестве оплаты за услугу попросил нас с Федькой разузнать, если получится, о судьбе этого самого единственного уцелевшего. Только Мамед тогда что-то и вспомнил, но именно «что-то», то есть ничего конкретного. Был такой парень, худой и высокий, где живет и чем занят – без малейшего понятия.
– Мамед, и чего? – немного удивился я такой гордости. – А мне с того какой навар, что он тут чаю попил?
– Э-э! – махнул толстой рукой Мамед. – Он с вашим был, из Горсвета, такой лицо круглый, на кота похож, всегда в куртке танковой ходит… вот в такой! – добавил он торжествующе, ткнув волосатым пальцем с большим желтым перстнем мне в грудь.
Точно, на мне была английская танкистская куртка сейчас. Я ее с Горсветовского склада получил в качестве вещевого довольствия. И еще несколько человек в Горсвете такие же носили, в основном ценные специалисты и младшие командиры. И из младших командиров очень круглое лицо было только у одного – моего командира Власова.
– Такого роста, да? – показал я рукой примерный рост Власова. – Еще говорит быстро?
– Да, быстро, – кивнул Мамед. – С кольтом ходит, вижу здесь часто.
У Власова как раз кольт, М1911, так что очень похоже, что именно его торговец в виду и имеет. А кто там может быть поблизости такой худой и длинный?
Больше от Мамеда ничего конкретного добиться не удалось. Но и этого достаточно для начала, учитывая, что я сам не знаю, надо мне этого «длинного-худого» искать или на фиг не надо. Сергей из Сальцева, тот самый, что просил нас этого человека поискать, тоже ничего полезного в ответ нам не выкатил, если уж до конца откровенным быть. Хотя… самому знать никогда не помешает, глядишь, и просто этого самого Сергея, который, к слову, начальник охраны огромного сальцевского базара, под малый должок подтянуть сумеем.
* * *
На аэродром Настя с утра опять не поехала – дождь лил, ветер дул такой, что деревья гнулись, облачность была тяжелая и низкая, так что полетов не ожидалось, хватало одного лишь дежурного у телефона. А мне же пришлось с ленью распрощаться и выбраться на улицу: надо было переться на Ферму.Федька, как мы договорились с вечера, ждал меня уже на крыльце общежития, спрятавшись от дождя под обшарпанным козырьком подъезда. Он курил, прикрывая папиросу от ветра и влаги рукавом, отчего выглядел жалко, как и любой другой курильщик, пытающийся подымить в подобных условиях.
На палку он уже сегодня не опирался, хоть слегка и прихрамывал. Увидев меня, Федька спустился с крыльца, крикнул:
– Давай к моей машине, а то нога хреново гнется, я в твою и не заберусь!
Полноприводная трехтонка «Опель Блиц» стояла за углом забора, окружающего общагу, в рядок с еще несколькими машинами. Автотранспортом в Углегорске никто не торговал, но бойцы Горсвета, люди все больше лихие и опытные, часто притаскивали трофеи из заброшенных городков области, так что при своих колесах были многие. Гусеницы вот только были под запретом, иначе в городе последним дорогам хана настанет. Да и горючки на гусеничную технику не напасешься.
«Блиц», высококапотный и неуклюжий с виду, но при этом крепкий и добротный полноприводный грузовик, размалеванный бурыми пятнами по серому фону, завелся с пневматического пускача легко. Пристроив свой «тазик» на стоянку, я перебрался в кабину к Федьке, заодно поразившись размерам машины – в моем «швимвагене», что размером с «запорожец», особо-то не разгуляешься, после него все гигантским кажется.
Федька врубил передачу, опель рыкнул и медленно тронулся с места. Разошлась под передними колесами глубокая лужа, громыхнули доски разболтанного кузова. Поехали, короче.
Серые и мрачные городские улицы, привычно малолюдный КПП-3, через который только на Ферму и ездят, больше в том направлении от города никто не живет. Легально, по крайней мере, потому как прошли слухи о том, что где-то в том направлении устроила себе базу какая-то довольно крупная банда. Но на этой дороге они не безобразничали – тут или колонны идут, или просто смысла нет возиться, тут товар не возят, так что мы никого и не опасались. Ну и на самый крайний случай оставался карабин СКС, который я поставил между колен и придерживал за цевье, и Федькин автомат лежал в креплении на потолке.
Пейзаж за воротами сменился сначала полной разрухой, но затем пошел лес, хвойный и поэтому зеленый, даже глаз радующий после обшарпанного Углегорска, который только депрессию вызывать способен. Дорога совсем раскисла под бесконечными дождями, но большой «блиц» этот факт игнорировал и месил колесами мокрый песок вперемешку с грязью. Федька насвистывал, крутил руль и заодно покуривал в приоткрытое окно, заставляя меня время от времени отгонять дым от лица и сожалеть о том, что мы едем не в моем «тазике», в который бы задувало под тент сбоку и где курить бы у Федьки точно не вышло.
Докурив, Федька выбросил длинный папиросный окурок в окно и повернулся ко мне:
– Иван тебе все же рассказал вчера что-то?
– Вот именно что… «что-то», – усмехнулся я. – Вроде бы мы вот что добыли…
В двух словах пересказал Федьке рассказ Ивана, который тоже излишней пространностью не отличался. Мой спутник задумался, потом спросил:
– А нам это что дает?
– Нам? – немного удивился я вопросу. – Пока ничего, кроме факта, что в этом «слое» какие-то дырки образуются. И кто-то пытается научиться ими управлять. Больше ничего пока… Да, кстати, забыл совсем!
Я рассказал Федьке про свою вчерашнюю встречу с Мамедом на рынке, заставив задуматься еще глубже. Обычно вполне решительный, сейчас он озадачился.
– Это что, Пашка получается?
– Почему именно Пашка? – переспросил я.
– Ну а кто? – посмотрел он на меня удивленно. – Если с Власовым, то, скорее всего, из нашей группы. Если худой и длинный, то Пашка. А он сам говорил, помнишь, что на реке работал? Его еще мартыхай укусил, и без него ушли. А потом он… ну, блин, точно же, так и получается!
Федька даже по рулю кулаком стукнул.
Все верно, так и получается. Нельзя сказать, что я до этого не додумался, но больно упоминание о всяких темных делах с Пашей не вязалось. Это скорее про нас с Федькой подумать можно было, мы тут шустрим да халтурим, за длинным рублем гоняемся, все обмануть местную систему норовим, а Паша если и подрабатывает, так на службе сверхурочными и инструкторством. Не похож он на «пособника», ну просто никак. Хотя… про «темные дела» нам Сергей сказал, а он и сам персонаж крученый донельзя, так что никаких гарантий насчет того, что он нам выдал версию правдивую, дать нельзя. Мог и просто дежурную, специально для лохов приготовленную, огласить. И все же…
– Федь, но Пашке пока по-любому ничего говорить не будем, – сказал я.
– А чего это? – немного насторожился он.
– А так… мало ли что там на самом деле, – пожал я плечами. – Посмотрим, что дальше будет. Интуиция, считай. Надо только с Сергея твоего побольше информации получить.
– Ну… как скажешь, – чуток подумав, согласился Федька. – По большому счету, он мне все же не друг, а скорей приятель. Будем посмотреть. И с Серегой поговорим, предъявим типа, во что это он нас втягивает. Может, и проговорится. Хотя вряд ли, – закончил он с большим сомнением в голосе. – Не тот человек.
До Фермы ехали уже молча, оба задумались. Даже Федька призадумался и молчал, хотя молчать он не слишком приспособлен. Вскоре показались обшарпанные кирпичные стены вокруг старого депо, крашенные в бурый суриковый цвет стальные ворота, за ними закрытая со всех сторон вышка с караульным, выглядывающим в узкие окошки-бойницы. Ворота открылись, нас пропустили в так называемый «накопитель», выполнявший роль шлюза, где в очередной раз документы проверили и в глаза посветили, во избежание неприятных сюрпризов. Ну без этого здесь никак – можем ведь и «переродиться» невзначай, как тот мужик в бане. Сидим с Настей в парилке, дверь хлоп – и сразу пальба, насилу отбились. Тоже ведь был человек как человек, а встретился с «призраком», хлебнул Тьмы – и на тебе, получи, фашист, гранату.
Двор депо был просторен. Нашлось место для здоровенного кирпичного сооружения, в котором раньше коротали время паровозы, а теперь обосновался так называемый «виварий». Рельсов не было – их давно на металлургический увезли, в переплавку, но шпалы местами еще лежали. Несколько пакгаузов, гараж и немалого размера административное здание, где мы и квартировали, занимая втроем крошечный кабинетик в самом дальнем углу.
Место для моего «тазика» уже никто не занимал: привыкли, что он в самом конце ряда машин стоит, но «блиц» туда не влез – великоват. Пришлось Федьке приткнуть грузовик впритирку к забору так, что я вынужден был выбираться наружу через водительскую дверцу.
Иван был уже на месте, в нашем общем «кабинете» – как раз прилаживал самодельный кипятильник к стеклянной банке. Рядом на тумбочке стояли три кружки, пакетик чая, и на развернутом кульке возвышалась горка пряников.
– Здоров, Вань, – поприветствовал я приятеля и начальника, попутно вешая на стенку свой карабин, а потом пристраивая туда же штормовку, сегодня на удивление не промокшую: машина у Федьки не протекала.
– Ой, Ваня, вы нам чаю? – с ходу глумливо восхитился Федька.
– Куда вам, дуракам, чай пить? – притворно вздохнул Иван. – Садитесь, что ли.
– Да мы-то сядем, – заявил Федька, плюхнувшись на громко скрипнувший стул. – Ты насчет машины новой не врал?
– Не врал, не врал, – покачал косматой головой Иван, наблюдая за процессом закипания воды. – Машину дали, и Милославский затребовал еще одну «жужу» построить или что-то вроде. Вот так.
– А просто машина нам на фига? – немного удивился я.
– Не хочешь? – в свою очередь удивился Иван. – Тогда на своей катайся. А вообще броня нам пока несильно нужна, к самой Тьме лезть не придется. Ну по ближайшим планам, пока «жужу» не построят.
– И что за машина? – оживился Федька.
– Да что-то ленд-лизовское, пойдем да посмотрим.
– А кто нам мешает? – сказал Федька. – Чай только допьем.
Машина оказалась в общем-то знакомой – канадский полноприводный «шевроле» вроде того, что катался в Горсвете, почти что бескапотный, и стекла у него еще вперед наклонены немного. Чем-то еще на ГАЗ-66 похож, только поменьше заметно, полуторка. И еще тот грузовиком был, а этот вроде микроавтобуса, с одним большим салоном, куда вся наша компания запросто влезет с любым багажом.
– А че, хоть куда, – с явным одобрением огляделся на водительском месте Федька. – Дерева до фига, правда, в конструкции, как в наших, чисто телега, но вообще нормально. А печка че, новая?
– А как же! – гордо выступил наблюдавший за осмотром Степаныч, наш штатный техник. – Сам делал, теперь там кругом Ташкент. Бачок только заливать не забывайте.
Я тоже влез в фургон, огляделся. Простенько все, по-военному, но удобно. Восемь мест, даже ночевать можно, люк в потолке, колеса большие, привод полный, клиренс такой, что под машиной на четвереньках можно пробраться, – хорошо, в общем.
– Милославский распорядился, чтобы вместе и на Ферму ездили, и с Фермы, – испортил Иван первое впечатление.
– С чего это? – удивился я притворно, сразу взявшись за отстаивание наших свобод. – У нас на Ферме постоянной работы нет, что нам там каждый день делать?
– Ага, во-во, – поддакнул Федька. – У нас в Горсвете сутки через трое, забыл?
– Не в Горсвете теперь, – буркнул Иван, похоже, не слишком задумавшись, а просто рефлекторно огрызнувшись на наш очередной демарш.
– В Горсвете, Ваня, – уверенно кивнул ему Федька. – Просто прикомандированы к вам. Не нравится – увольняйте, не пропадем.
– Не пропадем, – поддакнул уже я ему.
– Блин, – разозлился Иван. – Мне как начальник сказал – так я и передаю.
– Вань, – взялся я его урезонивать уже мягче, – а ты скажи, для примера, какая от нас польза на Ферме, если мы ни к каким документам не допущены, ни хрена нам нельзя, техника в порядке… так, что ли, сидеть будем? В потолок плевать?
– Да ладно, ладно, подхватились! – уже всерьез возмутился Иван. – Труженики, блин, хрен чего делать заставишь. По мере надобности будете приезжать. А на «шевролете» я сам поезжу, ну вас в задницу, нежные какие.
– Вань, если чего конструктивное и по делу – это мы запросто, – заявил я. – А вот просто время гробить, вместо того чтобы дела делать и заработки зарабатывать, – не наш стиль. Нет работы – есть халтура, ты же в курсе.
– Ну жлобы… – вздохнул он. – Сами решайте, пусть вас хоть вытурят с работы в шею, мне все равно.
Хоть ему и «все равно» было, но потащил он нас с Федькой обратно в отдел. И не просто так, как выяснилось.
– В общем, Володь… Федя… надо нам в рейд собираться по-быстрому.
– Куда? – лаконично спросил я.
Если честно, то, наверное, и пора уже. Бухтеть мы можем сколько угодно, но по всей логике выходит, что дело делать тоже надо.
– Да считай, что обратно в Красношахтинск, – ответил Иван и, перехватив мой недоумевающий взгляд, добавил: – Не совсем туда, ближе. Примерно туда, где нас прижали, но к самой реке.
– Шахта там, – зябко поежился Федька.
Про шахту отдельно надо. Шахта – это вечная Тьма. Страшнее такого места может быть разве что Тьма натуральная, если можно так выразиться, та, что клубится до самого неба за тем же самым Красношахтинском. А может, и не страшнее даже, а вовсе наоборот. Как-то не доводилось сравнивать на практике, бог миловал.
– А нам к шахте не надо, – сказал Иван. – У нас все проще… – И, перехватив мой сомневающийся взгляд, сказал: – Реально проще, не вру. Мы с воды подойти можем. И даже на берег не выходить.
– Затон, что ли? – вспомнил я карту. – Где уголь на баржи грузили?
– Он самый.
– А на хрена нам он?
– Пароходик один надо поискать, «Карась» называется. – И, глянув на меня, Иван добавил: – С этого момента вам надо вспомнить про подписки, потому что это секретная информация.
Мы с Федькой переглянулись.
– Вань, а чего в этом «Карасе» такого? И с чего он должен там быть?
– Сначала на второй вопрос отвечу: не должен, – сказал Иван, поднимаясь из-за стола и втыкая кипятильник в розетку. – Но может быть. То, что в Красношахтинске ни мародеров, ни разведки до сих пор не было, – ни для кого не секрет, так?
– Мы были, – чуток погордился Федька.
– Мы – да, мы – были, – подтвердил Иван. – Но на нас список посетителей вроде как и исчерпан. А там довольно большая стоянка судов, среди которых вполне может оказаться нужное.
– А что с ним не так? – попробовал я вытащить из Ивана больше.
– Пропал этот «Карась». Вместе со всем экипажем пропал.
– И че? – продолжил тянуть из Ивана слова Федька.
– Это давняя история, – сказал Иван, наблюдая, как пузырьки срываются с нагревающегося кипятильника, опущенного в банку с водой. – Хозяин судна, Серых его фамилия, раньше у нас работал, в научном департаменте. Был у Милославского чуть не правой рукой.