Для наших перемещений мы старались выбирать самые широкие и самые прямые улицы. Их сложно перекрыть, заблокировать, завалить. Там у нас всегда будет маршрут для отхода. На том же Кутузовском всегда можно выскочить из-под огня, просто увеличив скорость, если, конечно, тебе не ПТУР залепят сразу же в борт. Если залепят, то уже не выскочим.
Кутузовский тоже давил на нервы запустением и множеством объеденных до самых костей трупов, лежащих тут и там. Впрочем, таких трупов было немало и до этого, я лишь только сейчас задумался над их происхождением. Не может быть того, чтобы так много людей попалось мертвякам в таком месте. На широкой улице уязвимые, но подвижные люди имели преимущество перед тяжко убиваемыми, но медленными зомби. Нападения на улице происходили лишь первые пару дней, пока люди еще не поняли, с кем имеют дело. Лишь инвалид или столетняя бабулька не смогли бы убежать от мертвяка на улице.
А все последующие нападения были лишь там, где мертвякам удавалось людей блокировать. Родственники нападали на родственников в домах, коллеги на коллег. Больницы стали рассадником, куда привозили раненых. Нападали в подъездах на пытающихся убежать. Подъезды стали настоящими ловушками. Возле машин. На тех, у кого машина сломалась на улице. Но почти никогда — в таком месте, как тот же Кутузовский. Чтобы поймать нормального человека здесь, потребовалась бы толпа зомби численностью в первомайскую демонстрацию лучших советских времен, что шли через Красную площадь.
Именно поэтому я, присмотрев в бинокль возле Триумфальной арки нужную комбинацию персонажей — больше трех зомби, располагающихся близко друг от друга, попросил остановить колонну и одного мертвяка убить. Соловьев, кажется, понял зачем это требуется, потому что сразу же согласился. Снайпер пристроился с СВД на башне и с трех выстрелов сумел завалить одного из мертвяков метров с пятисот.
Мы даже частично скрылись в люках, высунув лишь головы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Затихли. И были, так сказать, вознаграждены за терпение, если это можно считать терпением. Двое из стоявших зомби обратили внимание на третьего, убитого нами, примерно минут через двадцать, когда мы уже решили ехать дальше. Почему они не среагировали сразу же — непонятно, но один из уцелевших подошел к трупу, встал возле него на колени, и начал отрывать зубами куски плоти. В бинокль мне это было видно очень хорошо. Равно как и в видоискатель видеокамеры. Затем к нему присоединился второй. Чуть позже на пиршество наткнулись еще двое.
— Вопрос утилизации тел не стоит, как я вижу. — пробормотал Соловьев.
— Мне тоже так кажется. — согласился я. — Интересно только, как на них действует такая пища? Не хотелось бы, чтобы также, как и обычная человечина. Тогда вообще всему кранты.
— Не думаю. — резонно возразил Бугаев. — Тогда мутантов было бы до черта вокруг. Глянь, сколько обожранных лежит. Кстати, а почему они друг на друга так не нападают? Тоже ведь пища?
— Не знаю. — ответил я. — Может быть их плоть после смерти снова как-то изменяется и становится привлекательной.
— В смысле? — уточнил Бугаев.
— Не знаю… В теории если… Например, они вырабатывают какие-то феромоны, которые работают как система «свой-чужой».
— Чего вырабатывают? — переспросил прапорщик.
— Запах, в общем. — уточнил я. — Заметили, как странно мертвяки пахнут?
— Не заметь тут. — ответил прапор. — Дохлятиной и чем-то вроде ацетона.
— Вот этот ацетонный запах, может быть, и есть их система опознания. А как помер, он быстро выветривается и можно жрать. Он уже не «свой».
— Надуманно, как мне кажется. — возразил Соловьев.
— Возможно. Но с ходу другую теорию придумать не могу. По хорошему надо бы мертвяков наловить и поэкспериментировать.
— Ладно, успеем. — подвел итог разговору Соловьев. — Колонне продолжать движение.
Колонна тронулась, а я задумался еще глубже. Еще одно несоответствие того что я вижу тому, что должно быть просто мозолит глаза. Зомби на улицах мало. А людей не видно вообще. Значит, люди должны были уйти из города или погибнуть. Но ушло не так уж и много. Думаю, что подавляющая масса беззащитных и безоружных горожан все же погибла. Погибла в попытках добыть еды или оружие, в попытках завести чужую машину или залить бензин в свою на брошенной бензоколонке. Погибли все слабые, все трусливые, все наивные и все, кто верил, что правительство их спасет. В общем, погибли миллионы. А где они теперь?
Два тоннеля под мостами были забиты мертвяками, пребывающими в коме. Добычи нет и они угомонились. Но не все. Некоторые бродят по улицам. Но всех их чертовски мало для того количества зомби, которое должна была «произвести» Москва.
Где еще могут скрываться? В домах? Проверять? А какие именно проверять? И где гарантия того, что в каком-то доме мы не найдем сразу всех отсутствующих на улице одновременно? И не будем ими съедены? Страховка это не покрывает, короче. Да и нет у меня никакой страховки, это я глупо и нервно шучу.
Колонна проскочила по Кутузовскому до поворота на Минскую улицу, что за Поклонной горой, по ней дошла до Мичуринского проспекта. Свернула направо и мы начали вызывать на частотах радиоопознания автобазу, на которой должна была базироваться группа Доценко. О кодах опознания мы договорились заранее, поэтому. К моему облегчению, там меня узнали. Даже более того, к микрофону подошел сам Доценко. Я рассказал ему в двух словах, с кем я еду, на чем и зачем, и получил от него добро на посещение.
И еще через десять минут вся наша колонна на скорости влетела в распахнувшиеся стальные ворота в бетонном заборе и остановилась. Встречал нас сам Доценко, все в том же черном прыжковом костюме и черной же разгрузке, вместе с Игорем, у которого на плече висел бессменный ПКМ. Интересно, он его постоянно с собой таскает, или сейчас прихватил, в честь нашего визита? Я поспешно стащил с головы шлем с очками и маской, помахал рукой. Доценко тоже изобразил что-то вроде приветствия. Я спрыгнул с брони, подошел, поздоровался с местным командиром и его помощником за руку.
К моему удивлению, к Доценко подошел Соловьев и тоже поздоровался, причем намного теплее, чем я. Перехватив мой удивленный взгляд, сказал, что они в Первую Чеченскую пересекались по службе.
Ну и замечательно, подумалось мне, меньше придется заниматься дипломатией. Доверие то между представителями человечества, особенно вооруженными, проявляется все меньше и меньше. А так я могу предоставить им самим все возможности по налаживанию контакта.
Действительно, начальная настороженность прошла быстро. Все люди из нашей группы покинули машины, разошлись кто куда, оставив лишь одного часового у машин. Я тоже решил прогуляться, тем более, что моя основная задача установить контакт уже выполнена. А о дальнейших планах на совместное мародерство в торговых центрах командиры и без меня договорятся.
В автохозяйстве, которое, к слову, было очень даже немаленьким, работа кипела. Бетонный забор, окружавший его раньше, с колючей проволокой поверху, был достаточно неплох в городе как защита от хулиганов и очень хорош против зомби, но против нормально вооруженных людей он никак не годился. Гранатомет, крупнокалиберный, и даже обычный единый пулемет — и дыра гарантирована. Поэтому изнутри забор обкладывали кирпичом и земляным валом. Местами укрепляли мешками с землей. Откуда у них столько мешков, кстати? По верху же ограды размотали еще два ряда «Егозы», оба с наклоном наружу.
На территории были видны не только мужчины в черной форме и с оружием, но и женщины, подростки и даже дети. Доценко собрал всех своих людей с семьями и, можно сказать, положил начало новому племени. Все атрибуты такового были налицо. И все были при деле, даже дети были чем-то заняты, за исключением самых маленьких. Пересыпали землю в мешки, например. Работа скучная, но несложная и нужная.
Несколько зданий на территории автобазы разбирались за ненадобностью. Полученный материал шел на укрепление периметра. Впрочем, стена была не единственным рубежом защиты территории, а лишь первым. В зданиях, на верхних этажах и крышах, были оборудованы огневые точки. Где-то под пулеметы и оттуда торчали стволы крупнокалиберных «Утесов», а где-то под АГС-17, автоматические гранатометы, способные в бодром темпе забросать 30-мм гранатами любую цель на дальности до километра. Очень эффективное оружие против людей.
Было оборудовано несколько качественных НП, почти неуязвимых для снайперского огня, в которых постоянно дежурили люди. Наблюдать за окрестностями было несложно. Комплекс автобазы стоял на отшибе, к нему примыкало еще небольшое складское хозяйство, но его Доценко тоже приватизировал, снеся забор между территориями. Вообще, всерьез они тут устроились.
Интересно, а где вход в само подземное хранилище? Не то, чтобы мне туда хотелось заглянуть, но все же… простительное любопытство. Столько все слышали про эти гигантские подземные склады, но мало кто видел. Скорее всего, вход в большом складском здании, что в середине автобазы. Во-первых, по размеру подходит, во-вторых — охрана возле него под грибочком караульным и в окружении с мешком с песком. Два человека. Может быть и не нужны в сугубо дружественном окружении, но порядок нужен. Это сейчас они все на стройках работают, а когда закончится процесс строительства? Хотя бы его основная фаза? Вот тогда только службой людей от одурения и спасешь.
Кстати, насчет «слыхал о складах»… Кое-где на стенах и заборе есть следы пуль. Свежие, сколы силикатного серого кирпича почти белые, а он быстро темнеет. Значит, с кем-то повоевать местному «племени» уже пришлось. С кем бы это, а? Кто-то еще «услыхал»? Надо спросить. Но если в городе имеются вооруженные группы людей, или даже в пригороде, то атаковать эту базу будут. Хоть объект и секретный, но скрыть его наличие в огромном городе невозможно. Хотя бы потому, что земля здесь стоит дорого, а разрешений на строительство нет и не будет. А это вызывает вопросы, которые, рано или поздно, получат ответы. А ответы разойдутся среди выживших, и вызовут у них желание взять этот самый вход в хранилище под личный контроль. Для чего следует вытолкать отсюда неплохо окопавшегося Доценко со товарищи, со чады и домочадцы.
Что тут еще интересного у них есть? Я пошел дальше и столкнулся с Игорем, который так и таскал на плече свой пулемет с «сотым» коробом, да еще два у него было разложено в боковых карманах разгрузки. При этом он в тяжелом бронике с наплечниками, кажется это «Вызов» от НИИ Стали, и в шлеме «Сфера» в черном чехле. Человек-дот, блин. Еще гранат шесть штук на нем висит, и «Грач» в кобуре. Вот ведь верблюд здоровый…
— Гуляешь, партизан? — спросил он меня.
Вопрос такой, с намеком, что гулять не зазорно, конечно, но слишком то здесь не разгуливай. Ты тут все же чужой.
— Гуляю. — кивнул я. — Интересно, куда меня звали.
— Да ты вроде не хуже устроился. Даже лучше. — он показал на наши машины.
— Я тоже так думаю, если честно. Но я понял, что вам то особо выбирать не давали?
— Правильно понимаешь. — подтвердил он. — Уже знаешь, что здесь у нас?
— Знаю. Сергеич рассказал. Кстати, а почему вам броню не дали? Не нашлось, что ли, для таких задач? — высказал я давно вертевшийся на языке вопрос.
— Почему не дали? — удивился Игорь. — Дали. В боксах стоит, так просто для разъездов не пользуем.
Мы как раз проходили мимо стены с отметинами от пуль, и я показал ему на них:
— А не пора еще разве?
— Нет, не пора. Это залетные какие-то нарисовались. Шпана обычная, на первый взгляд, где-то оружие добыла и носится по Москве. Постреляли, получили из «Утеса». Одна машина сгорела, если поедете к Матвеевскому, то увидите. А остальные сбежали.
— А если вернутся? Числом поболее? — поинтересовался я.
— Тогда из Спецакадемии бронегруппа придет. Основные силы то там. Там и народу много, и даже школа есть. Через пару недель откроется, точнее. Наших детей туда отвезем.
— Артиллерию там не догадались поставить?
— Плохо о нас думаешь. — усмехнулся собеседник. — И там Д-30 [3]стоят, и у нас три «Подноса» [4]есть. Впрочем, минометы и у них есть, но побольше наших.
— «Сани» [5]что ли?
— Они самые. От нас до академии два километра всего, так что с гаубицами вместе перекрывают большой сектор.
Два километра. Если исходить из того, что второй вход в хранилища точно в Спецакадемии находится, склады то немаленькие получаются. Они же не просто тоннелем сделаны, если два километра (как минимум) в длину, то сколько в ширину? И сколько там вообще уровней?
— Пойдем, чайку попьем. Там еще из Академии народ заехал с вами познакомиться. — сказал Игорь.
— Пойдем. — согласился я. — Мне тоже интересно.
Мне действительно было интересно. По всему выходило, что в Спецакадемии обосновались эфэсбэшники, и, насколько я понимаю, наиболее боевая их часть, все спецподразделения, что были прикреплены к УФСБ по Москве и области, а заодно центрального подчинения. Можно сказать, коллеги наших Пантелеева с Соловьевым, но из несколько конкурирующей организации. Впрочем, без нездоровых проявлений этой конкуренции. Кстати, прошлое самого Игоря меня тоже здорово интересовало, не похож он совсем на кабинетного человека, да и просто на охранявшего объекты — тоже. Не выдержал, спросил. Оказалось, служил в контртеррористическом управлении, но не в Москве, а в Управлении по Питеру. Потом официально вышел в запас, устроился в частное агентство, в какое приказали.
Рассказывал теперь он это легко, потому что мы оба понимали, что всем этим тайнам прошлого в нынешнем мире цена хрен целых хрен десятых. Нет уже ни ФСБ, ни Управления по Санкт-Петербургу, даже террористов не осталось. Вообще ничего не осталось. Не веришь — выгляни за забор.
Возле нашей техники на площадке стоял БРДМ-2, выглядящий совсем как новый, двойник того, что во дворе на Малой Никитской стоял, и УАЗ с удлиненной базой, явно бронированный, из последних, что для Чечни делали. Хорошая машинка. А вот «бардак» удивил. Хотя, чего тут удивительного? Машину удачней для такого времени и придумать трудно. Все, что поновее, лучше держать про запас, для дел серьезных, а «бардак» с его легкой броней, но высокой проходимостью, мощным вооружением и объемистым бензобаком очень даже хорош. Недостатки есть, разумеется. Например такой недостаток, что иначе чем через верхние люки его не покинуть и внутрь не залезть, но для езды на броне это не критично. А то, что он априори сильнее любого небронированного транспорта, это важно. Так что я от такого в нашей колонне при походе в «Шешнашку» нипочем бы не отказался. Если бы кто предложил.
Чаевничать собрались в одном из залов административного корпуса, переделанном под столовую. Чай разливали из самого настоящего самовара, к моему удивлению. Ну, надо же, вот фанаты то чайной церемонии! Народ из академии приехал все больше серьезный, по мордам видно. И явно с нашими «подсолнухами» знакомый, потому что разговор у них шел оживленный, как будто не чай пьют, а водку.
Увидев меня, Соловьев представил меня как «командира партизанского отряда», «примкнувшего и сочувствующего», в общем — издевался, как хотел. Но такое представление было встречено доброжелательно, все по очереди пожали мне руку, представились. Запомнил я всего двоих — подполковника Нестерова, белобрысого красномордого дядьку пугающих габаритов, и молодого старлея с гранатометом ГМ-94, новой мощной штукой для стрельбы 43 мм гранатами, специально для городской войны сделанной. Старлея звали Димой.
Чаевничали час примерно. До чего договорились, так это до того, что завтра в «Пламя» прибудет первая группа «академиков», которые вместе с нашими начнут планировать мародерские операции в брошенных подмосковных торговых центрах. Теперь уже всем все равно, так что совесть спит спокойно. Можно грабить.
Затем Соловьев дал команду к отбытию, и мы засобирались. Через минуту уже сидели на броне, а двое доценковских бойцов, проверив, что делается за воротами, распахнули металлические створки. И колонна выбралась на улицу. Следующей точкой маршрута была улица Автопроездная. Пантелеев настоял, чтобы мы посетили здание института. Зачем — он и сам точно не знал, но сказал, что может быть, мы обнаружим что-то интересное. Компьютеры ли, документы, что угодно. На месте разберемся.
Путь через город начал у меня вызывать тяжелую депрессию. Я был рад, что не смог принять предложение Доценко присоединиться к «племени» на автобазе. Смотреть на такое постоянно через забор — сам в петлю полезешь. Город умер. Город был убит. Жизнь из него ушла, но не это было самым мрачным. В него вошла НеЖизнь. Что-то намного более жуткое, чем сама смерть. И присутствие этой самой НеЖизни ощущалось постоянно. Куда бы ты не глянул, ты везде видел ее. Были ли это бестолково бредущие или смотрящие вслед машинам ожившие трупы, были ли это обгрызенные останки тех же зомби или людей на тротуарах, были ли это выбитые окна домов или не смытые дождем пятна запекшейся крови на тротуарах. Все пугало, все вызывало тоску. И венчали картину пожары в опустевшем городе. Жуть.
Учебный Центр «Пламя», расположенный в лесу, между озером и его старицей, где кипит жизнь, и люди работают, сейчас казался просто раем на земле. А здесь… мне казалось, что тысячи мертвых глаз следят за мной из тысяч мертвых окон, что сам воздух здесь враждебен любой жизни и я даже как будто боялся вдыхать глубоко. Страшно было в Москве, очень страшно. Так страшно, что хотелось бежать отсюда без оглядки и никогда не возвращаться.
Я вновь натянул маску на лицо и закрыл глаза тактическими очками. Как будто это должно было сохранить меня от того мертвого взгляда, которым смотрел на меня мертвый город. Словно я скрыл свое лицо, и он меня никогда не узнает. Это было бы смешно, но я заметил, что все сидящие со мной рядом на броне чувствуют себя неуютно. Тот же Копыто, которого я, наконец, рассмотрел, и выяснил, что это «контрабас» из Костромы, рыжий, конопатый и круглолицый, и тот старался держать машину как можно дальше от всех стен и окон. Странное ощущение, что на тебя могут броситься откуда угодно. Или ты заразишься чем-то плохим, излишне приблизившись.
Едва мы вкатили на улицу Автопроездную, я сразу понял. Что нам ничего в институте не светит. Потому что института не было, а было заваленное мощным взрывом или серией взрывов здание, от которого осталась груда изломанных стройматериалов. Я так и сказал Соловьеву. Он кивнул и дал команду проезжать без остановки, только замедлиться до пешеходной скорости. Мало ли, что разглядим в последний момент.
— Думаешь, твое начальство взорвало? — спросил меня Бугаев.
— А кто же еще? Они, разумеется. — подтвердил я. — Разом все вопросы сняли.
— Значит, точно от них все пошло. — кивнул майор.
БТР сбросил скорость и, слегка порыкивая дизелем, медленно поехал вдоль почти полностью завалившегося бетонного забора, объезжая наиболее крупные обломки бетона, лежащие на дороге. Обломков немного было, кстати. Взрыв был произведен с умом, здание просто сложилось внутрь.
Возле пролома я увидел сидящего на асфальте мертвяка, одетого в удивительно знакомый, хоть и очень грязный наряд. Я присмотрелся внимательно. Олег. Олег Володько, которого по-прежнему можно было узнать, несмотря на обвисшее, бледное, частично разложившееся лицо, измазанное запекшейся кровью.
— Остановите пожалуйста. — сказал я охрипшим голосом.
— Стой, Копыто. — не задавая вопросов скомандовал Соловьев.
БТР, слегка качнувшись, остановился. Володько, сидящий неподвижно на земле, поднял голову и уставился на меня, спрыгнувшего с брони. Глаза были не Олега. Если все остальное, несмотря на посмертные изменения, было узнаваемо, даже две дырки от пуль против сердца, куда выстрелил Оверчук, то глаза были совершенно другими. Странная смесь равнодушия, даже непонимания, одновременно с невозможной, удушающей злобой и голодом, вот что они, как мне казалось, излучали. Это даже не его взгляд был, это как будто нечто смотрело через его глаза на меня, ненавидело меня за то, что я живой, и хотело поглотить.
Я достал из кобуры АПБ. Не знаю, почему не взялся за автомат, а именно за пистолет. Это какой-то знак уважения к покойному? Может быть. Может быть, это еще станет когда-нибудь ритуалом. Последним «прости».
Володько издал тот самый еле слышный скулящий звук, который я уже не раз слышал от мертвяков, начал подниматься с земли. Я навел пистолет ему в лоб, большим пальцем оттянул рубчатую округлую головку курка, взведя его с хрустящим щелчком, и нажал на спуск. Хлопнул выстрел, во лбу у Олега появилось отверстие, а сам он рухнул навзничь. И не больше не шевелился.
Я спустил курок с боевого взвода и убрал пистолет в кобуру. Ну, вот и все. Хоть одному человеку из тех, кто работал со мной, отдал последний долг. Я вернулся к машине и Соловьев, даже не спрашивая, дал команду трогаться с места.
— Копыто, давай теперь на Ленинградку, по утвержденному маршруту. Посмотрим там, как спасать программистов. — сказал он в люк.
— Понял. Сделаем. — откликнулся Копыто, снова скрывшийся за маской, очками и шлемофоном. Впрочем, теперь мы все так выглядели снова.
— Ага. — кивнула сидящая рядом девушка безо всяких эмоций.
До бронетранспортеров было метров шестьсот. Дом, на крыше которого они сейчас сидели, свесив ноги вниз, был крайним в группе двенадцатиэтажек, за которыми раскинулся сквер, отделяющий их двор от улицы Автопроездной. За последние два дня это были первые живые люди, которых им удалось разглядеть с их наблюдательного пункта.
Девушка, сидевшая рядом, появилась здесь случайно. Он встретил ее во время одной из своих вылазок, спокойно идущую по улице, с таким видом, как будто ничего вокруг и не происходит. Она остановилась, глядя на него, укладывающего в кузов развозного фургона «Рено» коробки с консервами.
— Привет. — сказал он, после того, как заметил, что она стоит у него за спиной.
— Привет. — ответила она.
Она не была красавицей. Короткие жесткие волосы соломенного цвета, веснушки, почти сливающиеся между собой, так их было много. Короткий курносый нос, слишком крепкий подбородок. Однако, в ее глазах было что-то, что отличало ее от все вокруг. Только ее взгляд выражал абсолютную безмятежность, столь странную на фоне гибнущего вокруг них мира.
— Хочешь со мной? — спросил он, кивнув на кабину фургончика.
— Не знаю. — пожала она плечами. — А куда ты?
— Домой.
Из-за угла застекленной витрины супермаркета, откуда он как раз и выносил продукты, показался бредущий совей покачивающей походкой мертвяк. Девушка как бы вопросительно подняла брови, посмотрев на него и на приближающуюся опасность.
У него было самозарядное ружье, но патроны он предпочитал не тратить. Он ухватился за длинную деревянную рукоятку, торчащую из-за лежащих в кузове коробок, и в руках у него оказался увесистый молоток на длинной ручке. Держа это оружие наперевес, он шагнул к мертвяку, уже привычным движением замахнулся и ударил. Треснул расколовшийся череп, труп с глухим стуком упал на асфальт. Вокруг на асфальт лежало уже пять мертвых тел — этот не был первым. И девушка посмотрела на него с уважением.
На улице появилось еще двое, метрах в пятидесяти, но он не стал тратить на них времени. Уселся за руль машины, завел двигатель. Села справа от него. Он резко рванул с места. Она услышала, как в кузове застучали о борта штабеля картонных коробок, когда фургон с креном развернулся на широкой улице и набрал скорость.
Ехать пришлось совсем недалеко, минут пять. Машина вплотную подъехала к двери подъезда старой панельной двенадцатиэтажки. Он подал ее задом почти к самым дверям подъезда, вышел из-за руля, распахнул задние дверцы фургона, снова подал назад, вплотную прижав кузов к стальному листу, прикрывающему вход в подъезд.
Он размотал цепь, прижимающую стальной лист к дверям подъезда, сдвинул его по направляющим в сторону, открыв безопасный проход в подъезд. А затем начал перегружать в подъезд коробки с добычей. Она взялась ему помогать, на что он ей не сказал ничего, даже не кивнул. Вообще они до сих пор, после фразы: «Хочешь со мной?», не обменялись ни единым словом.
Кутузовский тоже давил на нервы запустением и множеством объеденных до самых костей трупов, лежащих тут и там. Впрочем, таких трупов было немало и до этого, я лишь только сейчас задумался над их происхождением. Не может быть того, чтобы так много людей попалось мертвякам в таком месте. На широкой улице уязвимые, но подвижные люди имели преимущество перед тяжко убиваемыми, но медленными зомби. Нападения на улице происходили лишь первые пару дней, пока люди еще не поняли, с кем имеют дело. Лишь инвалид или столетняя бабулька не смогли бы убежать от мертвяка на улице.
А все последующие нападения были лишь там, где мертвякам удавалось людей блокировать. Родственники нападали на родственников в домах, коллеги на коллег. Больницы стали рассадником, куда привозили раненых. Нападали в подъездах на пытающихся убежать. Подъезды стали настоящими ловушками. Возле машин. На тех, у кого машина сломалась на улице. Но почти никогда — в таком месте, как тот же Кутузовский. Чтобы поймать нормального человека здесь, потребовалась бы толпа зомби численностью в первомайскую демонстрацию лучших советских времен, что шли через Красную площадь.
Именно поэтому я, присмотрев в бинокль возле Триумфальной арки нужную комбинацию персонажей — больше трех зомби, располагающихся близко друг от друга, попросил остановить колонну и одного мертвяка убить. Соловьев, кажется, понял зачем это требуется, потому что сразу же согласился. Снайпер пристроился с СВД на башне и с трех выстрелов сумел завалить одного из мертвяков метров с пятисот.
Мы даже частично скрылись в люках, высунув лишь головы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Затихли. И были, так сказать, вознаграждены за терпение, если это можно считать терпением. Двое из стоявших зомби обратили внимание на третьего, убитого нами, примерно минут через двадцать, когда мы уже решили ехать дальше. Почему они не среагировали сразу же — непонятно, но один из уцелевших подошел к трупу, встал возле него на колени, и начал отрывать зубами куски плоти. В бинокль мне это было видно очень хорошо. Равно как и в видоискатель видеокамеры. Затем к нему присоединился второй. Чуть позже на пиршество наткнулись еще двое.
— Вопрос утилизации тел не стоит, как я вижу. — пробормотал Соловьев.
— Мне тоже так кажется. — согласился я. — Интересно только, как на них действует такая пища? Не хотелось бы, чтобы также, как и обычная человечина. Тогда вообще всему кранты.
— Не думаю. — резонно возразил Бугаев. — Тогда мутантов было бы до черта вокруг. Глянь, сколько обожранных лежит. Кстати, а почему они друг на друга так не нападают? Тоже ведь пища?
— Не знаю. — ответил я. — Может быть их плоть после смерти снова как-то изменяется и становится привлекательной.
— В смысле? — уточнил Бугаев.
— Не знаю… В теории если… Например, они вырабатывают какие-то феромоны, которые работают как система «свой-чужой».
— Чего вырабатывают? — переспросил прапорщик.
— Запах, в общем. — уточнил я. — Заметили, как странно мертвяки пахнут?
— Не заметь тут. — ответил прапор. — Дохлятиной и чем-то вроде ацетона.
— Вот этот ацетонный запах, может быть, и есть их система опознания. А как помер, он быстро выветривается и можно жрать. Он уже не «свой».
— Надуманно, как мне кажется. — возразил Соловьев.
— Возможно. Но с ходу другую теорию придумать не могу. По хорошему надо бы мертвяков наловить и поэкспериментировать.
— Ладно, успеем. — подвел итог разговору Соловьев. — Колонне продолжать движение.
Колонна тронулась, а я задумался еще глубже. Еще одно несоответствие того что я вижу тому, что должно быть просто мозолит глаза. Зомби на улицах мало. А людей не видно вообще. Значит, люди должны были уйти из города или погибнуть. Но ушло не так уж и много. Думаю, что подавляющая масса беззащитных и безоружных горожан все же погибла. Погибла в попытках добыть еды или оружие, в попытках завести чужую машину или залить бензин в свою на брошенной бензоколонке. Погибли все слабые, все трусливые, все наивные и все, кто верил, что правительство их спасет. В общем, погибли миллионы. А где они теперь?
Два тоннеля под мостами были забиты мертвяками, пребывающими в коме. Добычи нет и они угомонились. Но не все. Некоторые бродят по улицам. Но всех их чертовски мало для того количества зомби, которое должна была «произвести» Москва.
Где еще могут скрываться? В домах? Проверять? А какие именно проверять? И где гарантия того, что в каком-то доме мы не найдем сразу всех отсутствующих на улице одновременно? И не будем ими съедены? Страховка это не покрывает, короче. Да и нет у меня никакой страховки, это я глупо и нервно шучу.
Колонна проскочила по Кутузовскому до поворота на Минскую улицу, что за Поклонной горой, по ней дошла до Мичуринского проспекта. Свернула направо и мы начали вызывать на частотах радиоопознания автобазу, на которой должна была базироваться группа Доценко. О кодах опознания мы договорились заранее, поэтому. К моему облегчению, там меня узнали. Даже более того, к микрофону подошел сам Доценко. Я рассказал ему в двух словах, с кем я еду, на чем и зачем, и получил от него добро на посещение.
И еще через десять минут вся наша колонна на скорости влетела в распахнувшиеся стальные ворота в бетонном заборе и остановилась. Встречал нас сам Доценко, все в том же черном прыжковом костюме и черной же разгрузке, вместе с Игорем, у которого на плече висел бессменный ПКМ. Интересно, он его постоянно с собой таскает, или сейчас прихватил, в честь нашего визита? Я поспешно стащил с головы шлем с очками и маской, помахал рукой. Доценко тоже изобразил что-то вроде приветствия. Я спрыгнул с брони, подошел, поздоровался с местным командиром и его помощником за руку.
К моему удивлению, к Доценко подошел Соловьев и тоже поздоровался, причем намного теплее, чем я. Перехватив мой удивленный взгляд, сказал, что они в Первую Чеченскую пересекались по службе.
Ну и замечательно, подумалось мне, меньше придется заниматься дипломатией. Доверие то между представителями человечества, особенно вооруженными, проявляется все меньше и меньше. А так я могу предоставить им самим все возможности по налаживанию контакта.
Действительно, начальная настороженность прошла быстро. Все люди из нашей группы покинули машины, разошлись кто куда, оставив лишь одного часового у машин. Я тоже решил прогуляться, тем более, что моя основная задача установить контакт уже выполнена. А о дальнейших планах на совместное мародерство в торговых центрах командиры и без меня договорятся.
В автохозяйстве, которое, к слову, было очень даже немаленьким, работа кипела. Бетонный забор, окружавший его раньше, с колючей проволокой поверху, был достаточно неплох в городе как защита от хулиганов и очень хорош против зомби, но против нормально вооруженных людей он никак не годился. Гранатомет, крупнокалиберный, и даже обычный единый пулемет — и дыра гарантирована. Поэтому изнутри забор обкладывали кирпичом и земляным валом. Местами укрепляли мешками с землей. Откуда у них столько мешков, кстати? По верху же ограды размотали еще два ряда «Егозы», оба с наклоном наружу.
На территории были видны не только мужчины в черной форме и с оружием, но и женщины, подростки и даже дети. Доценко собрал всех своих людей с семьями и, можно сказать, положил начало новому племени. Все атрибуты такового были налицо. И все были при деле, даже дети были чем-то заняты, за исключением самых маленьких. Пересыпали землю в мешки, например. Работа скучная, но несложная и нужная.
Несколько зданий на территории автобазы разбирались за ненадобностью. Полученный материал шел на укрепление периметра. Впрочем, стена была не единственным рубежом защиты территории, а лишь первым. В зданиях, на верхних этажах и крышах, были оборудованы огневые точки. Где-то под пулеметы и оттуда торчали стволы крупнокалиберных «Утесов», а где-то под АГС-17, автоматические гранатометы, способные в бодром темпе забросать 30-мм гранатами любую цель на дальности до километра. Очень эффективное оружие против людей.
Было оборудовано несколько качественных НП, почти неуязвимых для снайперского огня, в которых постоянно дежурили люди. Наблюдать за окрестностями было несложно. Комплекс автобазы стоял на отшибе, к нему примыкало еще небольшое складское хозяйство, но его Доценко тоже приватизировал, снеся забор между территориями. Вообще, всерьез они тут устроились.
Интересно, а где вход в само подземное хранилище? Не то, чтобы мне туда хотелось заглянуть, но все же… простительное любопытство. Столько все слышали про эти гигантские подземные склады, но мало кто видел. Скорее всего, вход в большом складском здании, что в середине автобазы. Во-первых, по размеру подходит, во-вторых — охрана возле него под грибочком караульным и в окружении с мешком с песком. Два человека. Может быть и не нужны в сугубо дружественном окружении, но порядок нужен. Это сейчас они все на стройках работают, а когда закончится процесс строительства? Хотя бы его основная фаза? Вот тогда только службой людей от одурения и спасешь.
Кстати, насчет «слыхал о складах»… Кое-где на стенах и заборе есть следы пуль. Свежие, сколы силикатного серого кирпича почти белые, а он быстро темнеет. Значит, с кем-то повоевать местному «племени» уже пришлось. С кем бы это, а? Кто-то еще «услыхал»? Надо спросить. Но если в городе имеются вооруженные группы людей, или даже в пригороде, то атаковать эту базу будут. Хоть объект и секретный, но скрыть его наличие в огромном городе невозможно. Хотя бы потому, что земля здесь стоит дорого, а разрешений на строительство нет и не будет. А это вызывает вопросы, которые, рано или поздно, получат ответы. А ответы разойдутся среди выживших, и вызовут у них желание взять этот самый вход в хранилище под личный контроль. Для чего следует вытолкать отсюда неплохо окопавшегося Доценко со товарищи, со чады и домочадцы.
Что тут еще интересного у них есть? Я пошел дальше и столкнулся с Игорем, который так и таскал на плече свой пулемет с «сотым» коробом, да еще два у него было разложено в боковых карманах разгрузки. При этом он в тяжелом бронике с наплечниками, кажется это «Вызов» от НИИ Стали, и в шлеме «Сфера» в черном чехле. Человек-дот, блин. Еще гранат шесть штук на нем висит, и «Грач» в кобуре. Вот ведь верблюд здоровый…
— Гуляешь, партизан? — спросил он меня.
Вопрос такой, с намеком, что гулять не зазорно, конечно, но слишком то здесь не разгуливай. Ты тут все же чужой.
— Гуляю. — кивнул я. — Интересно, куда меня звали.
— Да ты вроде не хуже устроился. Даже лучше. — он показал на наши машины.
— Я тоже так думаю, если честно. Но я понял, что вам то особо выбирать не давали?
— Правильно понимаешь. — подтвердил он. — Уже знаешь, что здесь у нас?
— Знаю. Сергеич рассказал. Кстати, а почему вам броню не дали? Не нашлось, что ли, для таких задач? — высказал я давно вертевшийся на языке вопрос.
— Почему не дали? — удивился Игорь. — Дали. В боксах стоит, так просто для разъездов не пользуем.
Мы как раз проходили мимо стены с отметинами от пуль, и я показал ему на них:
— А не пора еще разве?
— Нет, не пора. Это залетные какие-то нарисовались. Шпана обычная, на первый взгляд, где-то оружие добыла и носится по Москве. Постреляли, получили из «Утеса». Одна машина сгорела, если поедете к Матвеевскому, то увидите. А остальные сбежали.
— А если вернутся? Числом поболее? — поинтересовался я.
— Тогда из Спецакадемии бронегруппа придет. Основные силы то там. Там и народу много, и даже школа есть. Через пару недель откроется, точнее. Наших детей туда отвезем.
— Артиллерию там не догадались поставить?
— Плохо о нас думаешь. — усмехнулся собеседник. — И там Д-30 [3]стоят, и у нас три «Подноса» [4]есть. Впрочем, минометы и у них есть, но побольше наших.
— «Сани» [5]что ли?
— Они самые. От нас до академии два километра всего, так что с гаубицами вместе перекрывают большой сектор.
Два километра. Если исходить из того, что второй вход в хранилища точно в Спецакадемии находится, склады то немаленькие получаются. Они же не просто тоннелем сделаны, если два километра (как минимум) в длину, то сколько в ширину? И сколько там вообще уровней?
— Пойдем, чайку попьем. Там еще из Академии народ заехал с вами познакомиться. — сказал Игорь.
— Пойдем. — согласился я. — Мне тоже интересно.
Мне действительно было интересно. По всему выходило, что в Спецакадемии обосновались эфэсбэшники, и, насколько я понимаю, наиболее боевая их часть, все спецподразделения, что были прикреплены к УФСБ по Москве и области, а заодно центрального подчинения. Можно сказать, коллеги наших Пантелеева с Соловьевым, но из несколько конкурирующей организации. Впрочем, без нездоровых проявлений этой конкуренции. Кстати, прошлое самого Игоря меня тоже здорово интересовало, не похож он совсем на кабинетного человека, да и просто на охранявшего объекты — тоже. Не выдержал, спросил. Оказалось, служил в контртеррористическом управлении, но не в Москве, а в Управлении по Питеру. Потом официально вышел в запас, устроился в частное агентство, в какое приказали.
Рассказывал теперь он это легко, потому что мы оба понимали, что всем этим тайнам прошлого в нынешнем мире цена хрен целых хрен десятых. Нет уже ни ФСБ, ни Управления по Санкт-Петербургу, даже террористов не осталось. Вообще ничего не осталось. Не веришь — выгляни за забор.
Возле нашей техники на площадке стоял БРДМ-2, выглядящий совсем как новый, двойник того, что во дворе на Малой Никитской стоял, и УАЗ с удлиненной базой, явно бронированный, из последних, что для Чечни делали. Хорошая машинка. А вот «бардак» удивил. Хотя, чего тут удивительного? Машину удачней для такого времени и придумать трудно. Все, что поновее, лучше держать про запас, для дел серьезных, а «бардак» с его легкой броней, но высокой проходимостью, мощным вооружением и объемистым бензобаком очень даже хорош. Недостатки есть, разумеется. Например такой недостаток, что иначе чем через верхние люки его не покинуть и внутрь не залезть, но для езды на броне это не критично. А то, что он априори сильнее любого небронированного транспорта, это важно. Так что я от такого в нашей колонне при походе в «Шешнашку» нипочем бы не отказался. Если бы кто предложил.
Чаевничать собрались в одном из залов административного корпуса, переделанном под столовую. Чай разливали из самого настоящего самовара, к моему удивлению. Ну, надо же, вот фанаты то чайной церемонии! Народ из академии приехал все больше серьезный, по мордам видно. И явно с нашими «подсолнухами» знакомый, потому что разговор у них шел оживленный, как будто не чай пьют, а водку.
Увидев меня, Соловьев представил меня как «командира партизанского отряда», «примкнувшего и сочувствующего», в общем — издевался, как хотел. Но такое представление было встречено доброжелательно, все по очереди пожали мне руку, представились. Запомнил я всего двоих — подполковника Нестерова, белобрысого красномордого дядьку пугающих габаритов, и молодого старлея с гранатометом ГМ-94, новой мощной штукой для стрельбы 43 мм гранатами, специально для городской войны сделанной. Старлея звали Димой.
Чаевничали час примерно. До чего договорились, так это до того, что завтра в «Пламя» прибудет первая группа «академиков», которые вместе с нашими начнут планировать мародерские операции в брошенных подмосковных торговых центрах. Теперь уже всем все равно, так что совесть спит спокойно. Можно грабить.
Затем Соловьев дал команду к отбытию, и мы засобирались. Через минуту уже сидели на броне, а двое доценковских бойцов, проверив, что делается за воротами, распахнули металлические створки. И колонна выбралась на улицу. Следующей точкой маршрута была улица Автопроездная. Пантелеев настоял, чтобы мы посетили здание института. Зачем — он и сам точно не знал, но сказал, что может быть, мы обнаружим что-то интересное. Компьютеры ли, документы, что угодно. На месте разберемся.
Путь через город начал у меня вызывать тяжелую депрессию. Я был рад, что не смог принять предложение Доценко присоединиться к «племени» на автобазе. Смотреть на такое постоянно через забор — сам в петлю полезешь. Город умер. Город был убит. Жизнь из него ушла, но не это было самым мрачным. В него вошла НеЖизнь. Что-то намного более жуткое, чем сама смерть. И присутствие этой самой НеЖизни ощущалось постоянно. Куда бы ты не глянул, ты везде видел ее. Были ли это бестолково бредущие или смотрящие вслед машинам ожившие трупы, были ли это обгрызенные останки тех же зомби или людей на тротуарах, были ли это выбитые окна домов или не смытые дождем пятна запекшейся крови на тротуарах. Все пугало, все вызывало тоску. И венчали картину пожары в опустевшем городе. Жуть.
Учебный Центр «Пламя», расположенный в лесу, между озером и его старицей, где кипит жизнь, и люди работают, сейчас казался просто раем на земле. А здесь… мне казалось, что тысячи мертвых глаз следят за мной из тысяч мертвых окон, что сам воздух здесь враждебен любой жизни и я даже как будто боялся вдыхать глубоко. Страшно было в Москве, очень страшно. Так страшно, что хотелось бежать отсюда без оглядки и никогда не возвращаться.
Я вновь натянул маску на лицо и закрыл глаза тактическими очками. Как будто это должно было сохранить меня от того мертвого взгляда, которым смотрел на меня мертвый город. Словно я скрыл свое лицо, и он меня никогда не узнает. Это было бы смешно, но я заметил, что все сидящие со мной рядом на броне чувствуют себя неуютно. Тот же Копыто, которого я, наконец, рассмотрел, и выяснил, что это «контрабас» из Костромы, рыжий, конопатый и круглолицый, и тот старался держать машину как можно дальше от всех стен и окон. Странное ощущение, что на тебя могут броситься откуда угодно. Или ты заразишься чем-то плохим, излишне приблизившись.
Едва мы вкатили на улицу Автопроездную, я сразу понял. Что нам ничего в институте не светит. Потому что института не было, а было заваленное мощным взрывом или серией взрывов здание, от которого осталась груда изломанных стройматериалов. Я так и сказал Соловьеву. Он кивнул и дал команду проезжать без остановки, только замедлиться до пешеходной скорости. Мало ли, что разглядим в последний момент.
— Думаешь, твое начальство взорвало? — спросил меня Бугаев.
— А кто же еще? Они, разумеется. — подтвердил я. — Разом все вопросы сняли.
— Значит, точно от них все пошло. — кивнул майор.
БТР сбросил скорость и, слегка порыкивая дизелем, медленно поехал вдоль почти полностью завалившегося бетонного забора, объезжая наиболее крупные обломки бетона, лежащие на дороге. Обломков немного было, кстати. Взрыв был произведен с умом, здание просто сложилось внутрь.
Возле пролома я увидел сидящего на асфальте мертвяка, одетого в удивительно знакомый, хоть и очень грязный наряд. Я присмотрелся внимательно. Олег. Олег Володько, которого по-прежнему можно было узнать, несмотря на обвисшее, бледное, частично разложившееся лицо, измазанное запекшейся кровью.
— Остановите пожалуйста. — сказал я охрипшим голосом.
— Стой, Копыто. — не задавая вопросов скомандовал Соловьев.
БТР, слегка качнувшись, остановился. Володько, сидящий неподвижно на земле, поднял голову и уставился на меня, спрыгнувшего с брони. Глаза были не Олега. Если все остальное, несмотря на посмертные изменения, было узнаваемо, даже две дырки от пуль против сердца, куда выстрелил Оверчук, то глаза были совершенно другими. Странная смесь равнодушия, даже непонимания, одновременно с невозможной, удушающей злобой и голодом, вот что они, как мне казалось, излучали. Это даже не его взгляд был, это как будто нечто смотрело через его глаза на меня, ненавидело меня за то, что я живой, и хотело поглотить.
Я достал из кобуры АПБ. Не знаю, почему не взялся за автомат, а именно за пистолет. Это какой-то знак уважения к покойному? Может быть. Может быть, это еще станет когда-нибудь ритуалом. Последним «прости».
Володько издал тот самый еле слышный скулящий звук, который я уже не раз слышал от мертвяков, начал подниматься с земли. Я навел пистолет ему в лоб, большим пальцем оттянул рубчатую округлую головку курка, взведя его с хрустящим щелчком, и нажал на спуск. Хлопнул выстрел, во лбу у Олега появилось отверстие, а сам он рухнул навзничь. И не больше не шевелился.
Я спустил курок с боевого взвода и убрал пистолет в кобуру. Ну, вот и все. Хоть одному человеку из тех, кто работал со мной, отдал последний долг. Я вернулся к машине и Соловьев, даже не спрашивая, дал команду трогаться с места.
— Копыто, давай теперь на Ленинградку, по утвержденному маршруту. Посмотрим там, как спасать программистов. — сказал он в люк.
— Понял. Сделаем. — откликнулся Копыто, снова скрывшийся за маской, очками и шлемофоном. Впрочем, теперь мы все так выглядели снова.
Двое на крыше.
30 марта, пятница, день
— Смотри, вояки. — сказал он, ткнув пальцем в стороны появившихся на параллельной улице бронетранспортеров с пехотой на броне.— Ага. — кивнула сидящая рядом девушка безо всяких эмоций.
До бронетранспортеров было метров шестьсот. Дом, на крыше которого они сейчас сидели, свесив ноги вниз, был крайним в группе двенадцатиэтажек, за которыми раскинулся сквер, отделяющий их двор от улицы Автопроездной. За последние два дня это были первые живые люди, которых им удалось разглядеть с их наблюдательного пункта.
Девушка, сидевшая рядом, появилась здесь случайно. Он встретил ее во время одной из своих вылазок, спокойно идущую по улице, с таким видом, как будто ничего вокруг и не происходит. Она остановилась, глядя на него, укладывающего в кузов развозного фургона «Рено» коробки с консервами.
— Привет. — сказал он, после того, как заметил, что она стоит у него за спиной.
— Привет. — ответила она.
Она не была красавицей. Короткие жесткие волосы соломенного цвета, веснушки, почти сливающиеся между собой, так их было много. Короткий курносый нос, слишком крепкий подбородок. Однако, в ее глазах было что-то, что отличало ее от все вокруг. Только ее взгляд выражал абсолютную безмятежность, столь странную на фоне гибнущего вокруг них мира.
— Хочешь со мной? — спросил он, кивнув на кабину фургончика.
— Не знаю. — пожала она плечами. — А куда ты?
— Домой.
Из-за угла застекленной витрины супермаркета, откуда он как раз и выносил продукты, показался бредущий совей покачивающей походкой мертвяк. Девушка как бы вопросительно подняла брови, посмотрев на него и на приближающуюся опасность.
У него было самозарядное ружье, но патроны он предпочитал не тратить. Он ухватился за длинную деревянную рукоятку, торчащую из-за лежащих в кузове коробок, и в руках у него оказался увесистый молоток на длинной ручке. Держа это оружие наперевес, он шагнул к мертвяку, уже привычным движением замахнулся и ударил. Треснул расколовшийся череп, труп с глухим стуком упал на асфальт. Вокруг на асфальт лежало уже пять мертвых тел — этот не был первым. И девушка посмотрела на него с уважением.
На улице появилось еще двое, метрах в пятидесяти, но он не стал тратить на них времени. Уселся за руль машины, завел двигатель. Села справа от него. Он резко рванул с места. Она услышала, как в кузове застучали о борта штабеля картонных коробок, когда фургон с креном развернулся на широкой улице и набрал скорость.
Ехать пришлось совсем недалеко, минут пять. Машина вплотную подъехала к двери подъезда старой панельной двенадцатиэтажки. Он подал ее задом почти к самым дверям подъезда, вышел из-за руля, распахнул задние дверцы фургона, снова подал назад, вплотную прижав кузов к стальному листу, прикрывающему вход в подъезд.
Он размотал цепь, прижимающую стальной лист к дверям подъезда, сдвинул его по направляющим в сторону, открыв безопасный проход в подъезд. А затем начал перегружать в подъезд коробки с добычей. Она взялась ему помогать, на что он ей не сказал ничего, даже не кивнул. Вообще они до сих пор, после фразы: «Хочешь со мной?», не обменялись ни единым словом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента