Страница:
Артиллерийский парк расположился в самом дальнем от входа краю городка, огороженный, с охраной на воротах. Отсюда были видны выстроенные в ряд орудия и бомбометы, стоящие под навесами и закрытые серой парусиной. Вдоль их ряда прохаживался часовой с винтовкой с примкнутым штыком.
Солдаты в разных частях городка тоже отличались, и в то же время были неуловимо схожи между собой. Полки Дикого Барона носили одинаковые серые мундиры с черными сапогами у кавалеристов или черными ботинками с серыми гетрами у пехотинцев, и черными же были как ремни с портупеями, так и каски из толстой кожи с лакированными козырьками и матерчатыми назатыльниками у кавалеристов, пехотинцы носили кепи. Вместо кокард у них были изображения сидящего на обелиске ворона или оскаленной волчьей головы в профиль, в зависимости от полка.
Новые люди, заполнившие вторую половину лагеря, были одеты кто во что. Кто в мундирах самых разных полков, кто просто в гражданском платье, а кто в дикой смести того и другого. Но и тех и других роднило одно – общий для всех тип бывалых людей, бойцов, повидавших и жизнь, и ее обратную сторону, то есть смерть. А у ландскнехтов к тому возможностей больше, чем у кого иного.
Дальше пошла суета приема пополнения, размещения его в «карантинной» казарме, из которой уже пойдет распределение дальше, по ротам, по умениям и званиям каждого. Кавалеристы устраивали коней у коновязи, согласно указаниям дневального, расседлывали, накрывая попонами, затем, подхватив мешки с вещами и оружие, шли в казарму обживаться.
Мне достались кое-как сколоченные, но крепкие нары с ящиком для вещей под ними, и ружейная пирамида напротив – вот и все полагающееся пока жизненное пространство. Было шумно, топотно, лязгало железо, кто-то болтал, кто-то смеялся, в общем, заселялись.
Я выдвинул ящик из-под койки, быстро уложил в нем свое скудное имущество, затем пристроил карабин в пирамиду, а патронташ к нему повесил над ней на крючок, вбитый в стену.
– Эй, пополнение! – зычно гаркнул рослый усатый взводный в сером мундире, зашедший в казарму. – Вас на довольствие сегодня не ставили, так что пожрать можете сами, в кантине в полку или даже в городе. Но для тех, кто в город соберется, предупреждение – вести себя тихо, горожан не задевать, драться только между собой, без смертоубийства и увечий. Или пусть готовится к «свадьбе с горбатой». Завтра начнем распределять по ротам. А пока назначаю дежурного и дневальных, и если кто слово вякнет – получит в зубы. Служба уже началась!
Ну, это тоже трюк известный, с довольствием. Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает, так же и интендант. На роту еду зажал сегодня, тут наэкономил, там еще чуть-чуть, и глядишь, встретит старость в хорошем домике с садом на берегу моря, в саду будут гулять павлины, а юные рабыни наливать вино в хрустальный бокал. Никто не возмутился, потому что другого и не ожидал. Интендантом быть и ничего не украсть – это как в бордель сходить и там молитвенник почитать.
Насчет «зубов» взводный тоже погорячился. Точнее, выпендрился. В ландскнехтских полках дать в зубы командир может разве что за совсем большое нарушение, на которое и товарищи косо смотрят. Мальчиков для битья в вольных ротах нет, можно и самому в обратную получить. Не зря же, как я сказал, тут всего две кары, после первой в обратку не дашь, а после второй и вообще все ставки со стола убраны.
А вообще кантина так кантина, деньги есть пока, а можно и в город сходить будет. Разве что сперва коня надо обиходить да себя помыть, а то по запаху так и не отличишь уже, где Кузнец, а где его всадник.
Вышел к коновязи, где уже собралось немало кавалеристов, занимавшихся своими лошадьми, обиходил Кузнеца по всему списку того, что может сделать благодарный всадник для верного коня. Возился с ним неторопливо, разговаривая и напевая, и не обратил внимания, как ко мне подошел и остановился за спиной среднего роса мужик с загорелым лицом, бритой головой и лихими кавалерийскими усами. Одет он был не в форму, а так, как любят одеваться всякие лихие люди непонятной профессии – в жилет с карманами-подсумками, дорогую рубаху с закатанными рукавами под ним, в бриджи с кожей на коленях и дорогие рыжие кавалерийские сапоги без шпор. На бедре и на груди наискосок в кобурах покоились два револьвера с рукоятками из дорогой кости.
Руки он сложил на животе, зацепив большими пальцами за широкий ремень, и я обратил внимание на причудливую татуировку на тыльной стороне правой – изогнутый кинжал, который несет в когтях раскинувшая крылья сова. Не видал таких покуда.
– Мир тебе, – вежливо поздоровался он и затем спросил: – Не ты ли взводным Арвином будешь?
– И тебе мир, – кивнул я. – Я и буду Арвин.
– Круглый Арио с тобой в кантине поговорить хочет. Как с конем закончишь, так и подходи.
Просьбой это не было, разумеется, так что мне осталось лишь пообещать прибыть, как только переоденусь, с конем я уже закончил на самом деле. Усатый кивнул, затем сказал:
– Меня здесь как Ави Злого знают. Или просто Злого. В кантине спросишь, тебя проведут.
Развернулся и пошел, твердо ступая чуть кривоватыми ногами. Серьезный мужик, таких сразу чуешь. Впрочем, если он у Арио на подхвате, то с ним все понятно, тот других и не должен возле себя держать. Интересно только, что ему от меня понадобилось.
Длинный умывальник с рычажками-клапанами стоял за казармой, и многие там не только умывались, но и, раздевшись догола, поливали себя из ведер. Место тут сугубо мужское, стесняться некого, женщин в воинские городки не пускают. В общем, тут я помылся нагревшейся под дневным солнцем водой, которая стала такой теплой, что даже освежиться толком не удалось.
Гарнизонная кантина занимала отдельное здание неподалеку от главного входа в городок, здание, больше похожее на гигантский сарай с каменными стенами. Камышовая крыша лежала на мощных деревянных стропилах и сейчас терялась в темноте – не слишком многочисленные лампы свисали низко, освещая только столы. Дальний конец большого помещения был отгорожен, и оттуда несло запахами кухни.
Зал же был уставлен длинными столами, возле которых стояли такие же длинные лавки. Так всегда делают в тех местах, где драки часты и не хочется, чтобы при этом мебель ломали. Что стол такой, что лавку – с места не сдвинешь, не говоря уже про то, чтобы сломать.
Но вообще в таких местах буйства особого не бывает, разве что обычные драки от избытка удали и лихости, какие командирами даже поощряются, на лучших бойцов ставки делают. Кантины обычно принадлежат тем, кто нанял всю эту свирепую армию, таким образом наниматели понемногу возвращают себе заработки своих наемников, да еще подчас затаскивают тех в зависимость, наливая в долг и устраивая игры в карты и кости. Ну а раз хозяин этой кантины сам Дикий Барон, пробовать на зуб прочность правил, установленных им лично, охотников быть не должно.
Было людно, шумно. Несколько компаний сгрудились в дальнем от входа конце зала, слышался гомон, звон кружек, время от времени перемежаемые хохотом. Были среди них и те, с кем я шел из Рюгеля, были и новые лица, те, наверное, что дожидались обоз в Римме.
Подавальщиками в кантине были шустрые подростки, носившиеся с целыми гроздьями кружек между столами, собирая медяки и серебряки и шустро отсчитывая сдачу из висевших на поясах кожаных кошелей или записывая имена тех, кто пьет в долг. Неграмотных на такую работу не брали.
Женщин не было, таков устав и таковы правила. Хочешь женского общества – иди в город, ворота открыты, а тут – никак. Оно и правильно, а то как потащат дев распутных прямо по казармам, так и всей службе конец.
Меня увидели, кто-то из ландскнехтов замахал рукой, только я так и не разглядел в полумраке, кто именно. Но я остановил пробегавшего мимо подавальщика и спросил:
– Мне бы Ави Злого найти. Проведешь?
– Не могу провести, хозяин по шее даст, – замотал тот головой, – но Злой вон там сидит, за левой дверкой.
Действительно, в дальнем углу зала несколько маленьких загончиков было огорожено от остального зала низкими деревянными стенами. Я сразу их и не разглядел. Не кабинеты, а так, отдельные круглые столы, стоящие наособицу, и за одним из них тесно сидела компания мужчин. Среди них я разглядел Арио, Злого и еще трех человек, одного из которых я сразу опознал как вольного.
Когда я подошел, Злой указал мне рукой на свободный стул, сказав:
– Садись, разговор есть.
Я поздоровался со всеми разом, уселся, с грохотом придвинув тяжелый стул по глинобитному полу.
– Отдохнул немного с дороги? – спросил меня Арио, наливая в пустую кружку красного легкого вина. – Готов о делах поговорить?
– Почему не поговорить? – пожал я плечами. – Давай поговорим.
– Знакомься, – сказал он, указывая на вольного, высокого, плечистого, седого, хоть и не слишком старого.
Случалось мне его раньше видеть, хоть и не общались. На сборах видел и на торгах. Только седым он таким тогда не был, и в глазах не было такой мрачной злобы и задавленной тоски. Такая бывает разве что у медведя на цепи, который знает, что сейчас сила не на его стороне, но рано или поздно нужный момент наступит, цепь оборвется, и он тогда свое возьмет. Да и у меня, небось, вид такой же.
– Взводный Арвин я, – представился я, протягивая руку. – Из городка Первого полка, первого эскадрона.
– Во Втором полку десятником был, Ниганом меня зовут, – ответил и он, пожимая мою руку. – Как жив остался?
– Попустительством богов, – ответил я. – Забирать меня отказались, оставили здесь за семью и родню плату взять. А ты как?
– С донесением нас троих отправили, тем и спаслись, – ответил он, а затем добавил: – Семьи вот не спасли, так что дела у нас те же, что и у тебя, взводный Арвин. Со мной молодых двое, но они в казарме сейчас.
Ну, молодым тут и не место, как я понимаю, Арио только старших позвал, к серьезному разговору, видать. Он дал нам перекинуться еще парой слов, затем заговорил сам:
– Ваших больше будет, как мне уже сказали. Кто-то в бою жив остался, как Арвин, кто-то в другом месте был во время того разгрома. Кто-то даже семьи вывезти сумел. Поэтому решил я из вас отдельный отряд собрать. И барон Верген к тому возражений не имеет. Пусть там чуть больше взвода поначалу будет, но все же отдельный.
Ниган и я слушали молча, глядя на него, а вот сидевшие с ним люди смотрели на нас. Выглядели они почти близнецами, хотя даже родственниками не были наверняка. Высокие, плечистые, сильные, удобно и практично одетые, к тому же и недешево, с хорошим оружием. У одного поперек лица шрам ножевой, у другого на левой руке след сильного ожога.
– Сам отряд пока к «Волчьей Голове» принадлежать будет, рейтарскому полку, но подчиняться будете мне, – сказал он и добавил усмехнувшись: – Приказчику.
– Если приказы будут умные, то почему и нет? – сказал я.
– Приказы будут… нужные, – ответил он после паузы. – Для дела нужные. Но некоторые будет такими, что… забыть, например, о них сразу надо будет, после того, как дело сделано. Или попрошу сделать такое, что честному воину и не к лицу вроде как.
– Это что же за приказы такие? – спросил Ниган. – Баб да детишек рубить?
– Баб да детишек рубить – войне не поможет, – ответил Арио. – Да и что такое бабы да детишки? Когда рейтарский полк в город вламывается, многих они щадят? Часто про солдатскую честь вспоминают? Это вы, вольные, все больше со степняками резались, вот и вышло так, что воевали с воинами, а до баб и детишек не добирались. Разве что кочевники изредка. А когда воюют в княжествах, где что ни шаг, там деревня или городок… Ту же Северную войну вспомнить, виселиц больше, чем тополей вдоль дорог было. Да не о том речь, – махнул он рукой.
– А о чем?
– Ты, десятник Ниган, войны с Валашским княжеством хочешь? – спросил Арио.
– Не хотел бы – здесь бы меня не было, – сдержанно ответил тот.
– Вот и будешь ты делать то, чтобы эту войну начать. И начать так, чтобы союзников у Орбеля Второго было меньше, а врагов – больше. И если надо будет для этого в мундиры валашских лейб-драгун одеться и устроить резню в тихом месте – ты это сделаешь. Или нет?
Ниган вздохнул тяжко, затем, подумав, кивнул:
– На мне долг кровавый, по нему платить надо, с процентами.
– Будем считать, что это «да», – усмехнулся Арио. – А вообще мне одного слова мало. Даже от вольного, хоть в хитрованах вы не числитесь. Мне страховка нужна, в торговом деле без нее никуда, а я ведь приказчик.
– И? – спросил я.
– Это Злой, – сказал Арио, указав на того, кто пригласил меня сюда. – А вот это Тесак и Голодный.
Так он представил сидящих рядом с ним вооруженных мужчин. Те поочередно кивали головами, когда он называл прозвище каждого. Тесаком звали того, кто со шрамом на лице.
– Злой с его ребятами работают на наш торговый дом, – неуловимо улыбнулся Круглый, подчеркнув иронию, – охранниками. И у них есть работа, в которой вы двое могли бы им помочь. Сделаете как надо – будем считать, что страховка появилась, дальше проще будет.
– Убить кого? – спросил я.
– Убить, верно, – кивнул Круглый. – Для пользы дела. Кого – вам пока знать рано, страховой договор мы пока не заключили. Так что если надо оружие взять, или что другое – прямо сейчас идите, времени терять не будем. А если не хотите, то допивайте вино и идите в казарму. Вас завтра по эскадронам распределят, и общаться только с командирами будете. Выбор ваш.
Это понятно, что наш. Что бы человек ни думал, но выбор всегда есть, и он всегда за ним. Бывает такой, что ни единого просвета, и куда ни кинь, там везде исход плохой, но все же есть. И свой я уже сделал заранее, еще тогда, когда заметил особое внимание Круглого к себе. Я ведь не совсем дурак, чтобы не понимать, куда приведет дорога с таким попутчиком. Приведет она в дебри такие, откуда и обратного ходу не будет. Пришел и пропал. Но я же понимал и другое, что путь к цели с ним куда короче. К настоящей цели, к Орбелю Второму и тем, кто там рядом с ним. Потому что Круглый Арио тоже понимает, зачем мы к нему в союзники идем. Даже не в союзники, это я себе польстил – в подручные. Подручные и у палачей есть, тем без них никак.
– В городе? – уточнил я.
– Карабины не понадобятся, – правильно понял мой вопрос Злой. – С револьверами пойдем. И кони не нужны, подвезут.
– Тогда у меня все с собой.
– И мне брать нечего, – добавил Ниган.
– Тогда пошли, чего ждать, – вздохнул Злой, поднимаясь на свои кривоватые ноги. – За мной давай.
К удивлению моему, пошли мы не к выходу, а на кухню и оттуда через подсобную дверь в темный задний двор. Затем тропинка между двумя складами, ворота, старательно отвернувшийся часовой. Тропа через кусты, опускающиеся сумерки, колея в кустах, там же фургон, запряженный парой. Мрачный возница с бородой, перебирающий вожжи в руках, рядом с ним еще один человек, лица из-за шемаха не видно. У них за спиной лежат карабины, только руку протянуть.
– Давай внутрь и не высовываться, – негромко сказал Злой, показывая на повозку.
Откинули сзади полог, полезли по одному. Едва последний, которым был Голодный, перевалился через борт, фургон тронулся с места. Смазанные колеса не скрипели, лишь глухо постукивали в высушенную зноем землю копыта лошадей.
– Так, значит, – послышался голос невидимого в темноте Злого. – Скоро подъедем к усадьбе, перелезем с фургона через стену. Войти в дом и всех убить, кого встретим. Главное – быстро шевелиться. Идете по двое, Арвин с Тесаком и Ниган с Голодным, я за главного и вроде как резерв. Не убивать только одного – мальчишку лет четырнадцати, если попадется – можно ранить, не насмерть, чтобы жил. Он один уцелеть должен, понятно? И сразу меня звать.
– А кто в доме будет? – глухим голосом спросил Ниган.
– А кто бы ни был, – холодно ответил Злой. – Или передумал?
– Мне передумывать поздно.
Голос Злого чуть смягчился.
– Прислуги человек шесть, охранников двое, отец семейства, жена, про мальчишку упомянул. Собак не будет, хозяйка лая не переносит. Все.
Он сделал паузу, явно ожидая, что кто-то из нас начнет интересоваться тем, кого убивать едем. Но я спрашивать не стал – если секрет, то все равно не скажут, если кто важный – так и так потом узнаем, а если не секрет, то скажут и без вопросов, это может быть важным.
– Как закончим – выходим через главный вход, фургон там будет. На нем и уйдем. Если получится с ножей начать – совсем хорошо будет, чем меньше шума, тем лучше. А вот под конец пошумим, нам внимание привлечь надо. Вопросы у кого?
Все промолчали.
– Морды шемахами замотать не забудьте, – закончил свою речь Злой.
9
10
Солдаты в разных частях городка тоже отличались, и в то же время были неуловимо схожи между собой. Полки Дикого Барона носили одинаковые серые мундиры с черными сапогами у кавалеристов или черными ботинками с серыми гетрами у пехотинцев, и черными же были как ремни с портупеями, так и каски из толстой кожи с лакированными козырьками и матерчатыми назатыльниками у кавалеристов, пехотинцы носили кепи. Вместо кокард у них были изображения сидящего на обелиске ворона или оскаленной волчьей головы в профиль, в зависимости от полка.
Новые люди, заполнившие вторую половину лагеря, были одеты кто во что. Кто в мундирах самых разных полков, кто просто в гражданском платье, а кто в дикой смести того и другого. Но и тех и других роднило одно – общий для всех тип бывалых людей, бойцов, повидавших и жизнь, и ее обратную сторону, то есть смерть. А у ландскнехтов к тому возможностей больше, чем у кого иного.
Дальше пошла суета приема пополнения, размещения его в «карантинной» казарме, из которой уже пойдет распределение дальше, по ротам, по умениям и званиям каждого. Кавалеристы устраивали коней у коновязи, согласно указаниям дневального, расседлывали, накрывая попонами, затем, подхватив мешки с вещами и оружие, шли в казарму обживаться.
Мне достались кое-как сколоченные, но крепкие нары с ящиком для вещей под ними, и ружейная пирамида напротив – вот и все полагающееся пока жизненное пространство. Было шумно, топотно, лязгало железо, кто-то болтал, кто-то смеялся, в общем, заселялись.
Я выдвинул ящик из-под койки, быстро уложил в нем свое скудное имущество, затем пристроил карабин в пирамиду, а патронташ к нему повесил над ней на крючок, вбитый в стену.
– Эй, пополнение! – зычно гаркнул рослый усатый взводный в сером мундире, зашедший в казарму. – Вас на довольствие сегодня не ставили, так что пожрать можете сами, в кантине в полку или даже в городе. Но для тех, кто в город соберется, предупреждение – вести себя тихо, горожан не задевать, драться только между собой, без смертоубийства и увечий. Или пусть готовится к «свадьбе с горбатой». Завтра начнем распределять по ротам. А пока назначаю дежурного и дневальных, и если кто слово вякнет – получит в зубы. Служба уже началась!
Ну, это тоже трюк известный, с довольствием. Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает, так же и интендант. На роту еду зажал сегодня, тут наэкономил, там еще чуть-чуть, и глядишь, встретит старость в хорошем домике с садом на берегу моря, в саду будут гулять павлины, а юные рабыни наливать вино в хрустальный бокал. Никто не возмутился, потому что другого и не ожидал. Интендантом быть и ничего не украсть – это как в бордель сходить и там молитвенник почитать.
Насчет «зубов» взводный тоже погорячился. Точнее, выпендрился. В ландскнехтских полках дать в зубы командир может разве что за совсем большое нарушение, на которое и товарищи косо смотрят. Мальчиков для битья в вольных ротах нет, можно и самому в обратную получить. Не зря же, как я сказал, тут всего две кары, после первой в обратку не дашь, а после второй и вообще все ставки со стола убраны.
А вообще кантина так кантина, деньги есть пока, а можно и в город сходить будет. Разве что сперва коня надо обиходить да себя помыть, а то по запаху так и не отличишь уже, где Кузнец, а где его всадник.
Вышел к коновязи, где уже собралось немало кавалеристов, занимавшихся своими лошадьми, обиходил Кузнеца по всему списку того, что может сделать благодарный всадник для верного коня. Возился с ним неторопливо, разговаривая и напевая, и не обратил внимания, как ко мне подошел и остановился за спиной среднего роса мужик с загорелым лицом, бритой головой и лихими кавалерийскими усами. Одет он был не в форму, а так, как любят одеваться всякие лихие люди непонятной профессии – в жилет с карманами-подсумками, дорогую рубаху с закатанными рукавами под ним, в бриджи с кожей на коленях и дорогие рыжие кавалерийские сапоги без шпор. На бедре и на груди наискосок в кобурах покоились два револьвера с рукоятками из дорогой кости.
Руки он сложил на животе, зацепив большими пальцами за широкий ремень, и я обратил внимание на причудливую татуировку на тыльной стороне правой – изогнутый кинжал, который несет в когтях раскинувшая крылья сова. Не видал таких покуда.
– Мир тебе, – вежливо поздоровался он и затем спросил: – Не ты ли взводным Арвином будешь?
– И тебе мир, – кивнул я. – Я и буду Арвин.
– Круглый Арио с тобой в кантине поговорить хочет. Как с конем закончишь, так и подходи.
Просьбой это не было, разумеется, так что мне осталось лишь пообещать прибыть, как только переоденусь, с конем я уже закончил на самом деле. Усатый кивнул, затем сказал:
– Меня здесь как Ави Злого знают. Или просто Злого. В кантине спросишь, тебя проведут.
Развернулся и пошел, твердо ступая чуть кривоватыми ногами. Серьезный мужик, таких сразу чуешь. Впрочем, если он у Арио на подхвате, то с ним все понятно, тот других и не должен возле себя держать. Интересно только, что ему от меня понадобилось.
Длинный умывальник с рычажками-клапанами стоял за казармой, и многие там не только умывались, но и, раздевшись догола, поливали себя из ведер. Место тут сугубо мужское, стесняться некого, женщин в воинские городки не пускают. В общем, тут я помылся нагревшейся под дневным солнцем водой, которая стала такой теплой, что даже освежиться толком не удалось.
Гарнизонная кантина занимала отдельное здание неподалеку от главного входа в городок, здание, больше похожее на гигантский сарай с каменными стенами. Камышовая крыша лежала на мощных деревянных стропилах и сейчас терялась в темноте – не слишком многочисленные лампы свисали низко, освещая только столы. Дальний конец большого помещения был отгорожен, и оттуда несло запахами кухни.
Зал же был уставлен длинными столами, возле которых стояли такие же длинные лавки. Так всегда делают в тех местах, где драки часты и не хочется, чтобы при этом мебель ломали. Что стол такой, что лавку – с места не сдвинешь, не говоря уже про то, чтобы сломать.
Но вообще в таких местах буйства особого не бывает, разве что обычные драки от избытка удали и лихости, какие командирами даже поощряются, на лучших бойцов ставки делают. Кантины обычно принадлежат тем, кто нанял всю эту свирепую армию, таким образом наниматели понемногу возвращают себе заработки своих наемников, да еще подчас затаскивают тех в зависимость, наливая в долг и устраивая игры в карты и кости. Ну а раз хозяин этой кантины сам Дикий Барон, пробовать на зуб прочность правил, установленных им лично, охотников быть не должно.
Было людно, шумно. Несколько компаний сгрудились в дальнем от входа конце зала, слышался гомон, звон кружек, время от времени перемежаемые хохотом. Были среди них и те, с кем я шел из Рюгеля, были и новые лица, те, наверное, что дожидались обоз в Римме.
Подавальщиками в кантине были шустрые подростки, носившиеся с целыми гроздьями кружек между столами, собирая медяки и серебряки и шустро отсчитывая сдачу из висевших на поясах кожаных кошелей или записывая имена тех, кто пьет в долг. Неграмотных на такую работу не брали.
Женщин не было, таков устав и таковы правила. Хочешь женского общества – иди в город, ворота открыты, а тут – никак. Оно и правильно, а то как потащат дев распутных прямо по казармам, так и всей службе конец.
Меня увидели, кто-то из ландскнехтов замахал рукой, только я так и не разглядел в полумраке, кто именно. Но я остановил пробегавшего мимо подавальщика и спросил:
– Мне бы Ави Злого найти. Проведешь?
– Не могу провести, хозяин по шее даст, – замотал тот головой, – но Злой вон там сидит, за левой дверкой.
Действительно, в дальнем углу зала несколько маленьких загончиков было огорожено от остального зала низкими деревянными стенами. Я сразу их и не разглядел. Не кабинеты, а так, отдельные круглые столы, стоящие наособицу, и за одним из них тесно сидела компания мужчин. Среди них я разглядел Арио, Злого и еще трех человек, одного из которых я сразу опознал как вольного.
Когда я подошел, Злой указал мне рукой на свободный стул, сказав:
– Садись, разговор есть.
Я поздоровался со всеми разом, уселся, с грохотом придвинув тяжелый стул по глинобитному полу.
– Отдохнул немного с дороги? – спросил меня Арио, наливая в пустую кружку красного легкого вина. – Готов о делах поговорить?
– Почему не поговорить? – пожал я плечами. – Давай поговорим.
– Знакомься, – сказал он, указывая на вольного, высокого, плечистого, седого, хоть и не слишком старого.
Случалось мне его раньше видеть, хоть и не общались. На сборах видел и на торгах. Только седым он таким тогда не был, и в глазах не было такой мрачной злобы и задавленной тоски. Такая бывает разве что у медведя на цепи, который знает, что сейчас сила не на его стороне, но рано или поздно нужный момент наступит, цепь оборвется, и он тогда свое возьмет. Да и у меня, небось, вид такой же.
– Взводный Арвин я, – представился я, протягивая руку. – Из городка Первого полка, первого эскадрона.
– Во Втором полку десятником был, Ниганом меня зовут, – ответил и он, пожимая мою руку. – Как жив остался?
– Попустительством богов, – ответил я. – Забирать меня отказались, оставили здесь за семью и родню плату взять. А ты как?
– С донесением нас троих отправили, тем и спаслись, – ответил он, а затем добавил: – Семьи вот не спасли, так что дела у нас те же, что и у тебя, взводный Арвин. Со мной молодых двое, но они в казарме сейчас.
Ну, молодым тут и не место, как я понимаю, Арио только старших позвал, к серьезному разговору, видать. Он дал нам перекинуться еще парой слов, затем заговорил сам:
– Ваших больше будет, как мне уже сказали. Кто-то в бою жив остался, как Арвин, кто-то в другом месте был во время того разгрома. Кто-то даже семьи вывезти сумел. Поэтому решил я из вас отдельный отряд собрать. И барон Верген к тому возражений не имеет. Пусть там чуть больше взвода поначалу будет, но все же отдельный.
Ниган и я слушали молча, глядя на него, а вот сидевшие с ним люди смотрели на нас. Выглядели они почти близнецами, хотя даже родственниками не были наверняка. Высокие, плечистые, сильные, удобно и практично одетые, к тому же и недешево, с хорошим оружием. У одного поперек лица шрам ножевой, у другого на левой руке след сильного ожога.
– Сам отряд пока к «Волчьей Голове» принадлежать будет, рейтарскому полку, но подчиняться будете мне, – сказал он и добавил усмехнувшись: – Приказчику.
– Если приказы будут умные, то почему и нет? – сказал я.
– Приказы будут… нужные, – ответил он после паузы. – Для дела нужные. Но некоторые будет такими, что… забыть, например, о них сразу надо будет, после того, как дело сделано. Или попрошу сделать такое, что честному воину и не к лицу вроде как.
– Это что же за приказы такие? – спросил Ниган. – Баб да детишек рубить?
– Баб да детишек рубить – войне не поможет, – ответил Арио. – Да и что такое бабы да детишки? Когда рейтарский полк в город вламывается, многих они щадят? Часто про солдатскую честь вспоминают? Это вы, вольные, все больше со степняками резались, вот и вышло так, что воевали с воинами, а до баб и детишек не добирались. Разве что кочевники изредка. А когда воюют в княжествах, где что ни шаг, там деревня или городок… Ту же Северную войну вспомнить, виселиц больше, чем тополей вдоль дорог было. Да не о том речь, – махнул он рукой.
– А о чем?
– Ты, десятник Ниган, войны с Валашским княжеством хочешь? – спросил Арио.
– Не хотел бы – здесь бы меня не было, – сдержанно ответил тот.
– Вот и будешь ты делать то, чтобы эту войну начать. И начать так, чтобы союзников у Орбеля Второго было меньше, а врагов – больше. И если надо будет для этого в мундиры валашских лейб-драгун одеться и устроить резню в тихом месте – ты это сделаешь. Или нет?
Ниган вздохнул тяжко, затем, подумав, кивнул:
– На мне долг кровавый, по нему платить надо, с процентами.
– Будем считать, что это «да», – усмехнулся Арио. – А вообще мне одного слова мало. Даже от вольного, хоть в хитрованах вы не числитесь. Мне страховка нужна, в торговом деле без нее никуда, а я ведь приказчик.
– И? – спросил я.
– Это Злой, – сказал Арио, указав на того, кто пригласил меня сюда. – А вот это Тесак и Голодный.
Так он представил сидящих рядом с ним вооруженных мужчин. Те поочередно кивали головами, когда он называл прозвище каждого. Тесаком звали того, кто со шрамом на лице.
– Злой с его ребятами работают на наш торговый дом, – неуловимо улыбнулся Круглый, подчеркнув иронию, – охранниками. И у них есть работа, в которой вы двое могли бы им помочь. Сделаете как надо – будем считать, что страховка появилась, дальше проще будет.
– Убить кого? – спросил я.
– Убить, верно, – кивнул Круглый. – Для пользы дела. Кого – вам пока знать рано, страховой договор мы пока не заключили. Так что если надо оружие взять, или что другое – прямо сейчас идите, времени терять не будем. А если не хотите, то допивайте вино и идите в казарму. Вас завтра по эскадронам распределят, и общаться только с командирами будете. Выбор ваш.
Это понятно, что наш. Что бы человек ни думал, но выбор всегда есть, и он всегда за ним. Бывает такой, что ни единого просвета, и куда ни кинь, там везде исход плохой, но все же есть. И свой я уже сделал заранее, еще тогда, когда заметил особое внимание Круглого к себе. Я ведь не совсем дурак, чтобы не понимать, куда приведет дорога с таким попутчиком. Приведет она в дебри такие, откуда и обратного ходу не будет. Пришел и пропал. Но я же понимал и другое, что путь к цели с ним куда короче. К настоящей цели, к Орбелю Второму и тем, кто там рядом с ним. Потому что Круглый Арио тоже понимает, зачем мы к нему в союзники идем. Даже не в союзники, это я себе польстил – в подручные. Подручные и у палачей есть, тем без них никак.
– В городе? – уточнил я.
– Карабины не понадобятся, – правильно понял мой вопрос Злой. – С револьверами пойдем. И кони не нужны, подвезут.
– Тогда у меня все с собой.
– И мне брать нечего, – добавил Ниган.
– Тогда пошли, чего ждать, – вздохнул Злой, поднимаясь на свои кривоватые ноги. – За мной давай.
К удивлению моему, пошли мы не к выходу, а на кухню и оттуда через подсобную дверь в темный задний двор. Затем тропинка между двумя складами, ворота, старательно отвернувшийся часовой. Тропа через кусты, опускающиеся сумерки, колея в кустах, там же фургон, запряженный парой. Мрачный возница с бородой, перебирающий вожжи в руках, рядом с ним еще один человек, лица из-за шемаха не видно. У них за спиной лежат карабины, только руку протянуть.
– Давай внутрь и не высовываться, – негромко сказал Злой, показывая на повозку.
Откинули сзади полог, полезли по одному. Едва последний, которым был Голодный, перевалился через борт, фургон тронулся с места. Смазанные колеса не скрипели, лишь глухо постукивали в высушенную зноем землю копыта лошадей.
– Так, значит, – послышался голос невидимого в темноте Злого. – Скоро подъедем к усадьбе, перелезем с фургона через стену. Войти в дом и всех убить, кого встретим. Главное – быстро шевелиться. Идете по двое, Арвин с Тесаком и Ниган с Голодным, я за главного и вроде как резерв. Не убивать только одного – мальчишку лет четырнадцати, если попадется – можно ранить, не насмерть, чтобы жил. Он один уцелеть должен, понятно? И сразу меня звать.
– А кто в доме будет? – глухим голосом спросил Ниган.
– А кто бы ни был, – холодно ответил Злой. – Или передумал?
– Мне передумывать поздно.
Голос Злого чуть смягчился.
– Прислуги человек шесть, охранников двое, отец семейства, жена, про мальчишку упомянул. Собак не будет, хозяйка лая не переносит. Все.
Он сделал паузу, явно ожидая, что кто-то из нас начнет интересоваться тем, кого убивать едем. Но я спрашивать не стал – если секрет, то все равно не скажут, если кто важный – так и так потом узнаем, а если не секрет, то скажут и без вопросов, это может быть важным.
– Как закончим – выходим через главный вход, фургон там будет. На нем и уйдем. Если получится с ножей начать – совсем хорошо будет, чем меньше шума, тем лучше. А вот под конец пошумим, нам внимание привлечь надо. Вопросы у кого?
Все промолчали.
– Морды шемахами замотать не забудьте, – закончил свою речь Злой.
9
В саду, в который мы попали через стену, перебравшись с фургона, нашелся сторож. Похоже, что он задремал и проснулся лишь тогда, когда несколько человек с укрытыми лицами спрыгнули со стены на мягкую траву. Охранник опешил, потянул с плеча карабин, но сделать уже ничего не успел. Убил его я, метнув кинжал и угодив в глаз. Он даже не дернулся, свалившись мешком в кусты роз, лишь ветви затрещали.
– Хорошо, – одобрил Злой. – Второй охранник в доме быть должен, где-то на первом этаже.
Я выдернул нож, который пошел с сопротивлением, голова убитого даже поднялась с земли, затем вытер лезвие, воткнув пару раз в землю.
Огляделись – больше никого не было.
Особняк стоял в дальнем от нас краю сада – широкий, темный, богатый. В двух окнах второго этажа горел тускловатый свет, еще пара окон светилась и на первом.
– Там справа, где огонек, на кухню задняя дверь, – прошептал Злой. – Туда пошли. Как войдем, так Арвин, Тесак – сразу налево, там лестница. Бегом на второй и всех подряд, кроме мальчишки. Можно уже шуметь. Ниган, Голодный – всех, кто на первом.
Прижимаясь к стене и стараясь оставаться в ее тени, гуськом подобрались к дому. Никто нас не видел, никто не поднимал тревоги. Похоже, что жили здесь беспечно, беды не ожидая. Марка Ирбе вообще спокойным местом слыла, а уж ее столица так и подавно. Был в саду сторож – за глаза хватит. Но не хватило вот.
Голодный позвенел чем-то негромко под дверью, затем щелкнул отомкнутый замок, дверь отворилась, даже не скрипнув хорошо смазанными петлями. За ней был тесный тамбур и снова дверь, уже вторая. Тускло сверкнуло в свете луны лезвие ножа, который вытащил Голодный.
Вторая дверь открылась тоже бесшумно, за ней оказался темноватый коридор, в котором заметно пахло кухней. Справа, в конце коридора, была открыта дверь, из которой на каменный пол падал прямоугольник света. Из-за двери доносились негромкие голоса, вроде бы и мужские, и женские. Похоже, что прислуга собралась на вечерние посиделки. Туда тихо, стараясь не шуметь, пошли двое.
Слева же была дверь, граница владений слуг. Злой толкнул ее, жестом пропуская нас.
Второго охранника искать долго не пришлось – он сидел на скамейке в просторном холле, возле столика со свечой, и что-то читал. Выстрелил в него Тесак. Быстро выстрелил, мгновенно прицелившись. Грохнуло глухо, сверкнула вспышка, в свете свечи капли крови, брызнувшие из пробитой головы, показались яркими и сверкающими, как рубины.
– Бегом! – крикнул Злой, махнув рукой в сторону лестницы, а из коридора, со стороны кухни, вперегонки загрохотали выстрелы.
Лестница была неярко освещена лампами, приткнувшимися на повороте перил на медных столбах, звук шагов гасила ковровая дорожка. Мы бросились наверх бок о бок, разбежались на площадке в разные стороны, снова рывок, уже порознь – перед нами многостворчатая дверь со стеклянным витражом. Протянул руку к рукоятке – тут она сама открылась, и за ней оказался высокий седой мужчина в красном халате, держащий в одной руке масляную лампу в стеклянном колпаке, а во второй, той, что тянула дверь, – небольшой револьвер.
Мы выстрелили одновременно, он свалился назад, выронив светильник. Струйка масла выплеснулась на ковер, по ней побежали маленькие язычки пламени. Я успел увидеть, перепрыгнув через труп и пробегая дальше, как Злой начал затаптывать их сапогом – пожар в его планы не входил.
Тесак побежал по длинному коридору направо, поочередно открывая все двери и заглядывая в комнаты, а я пошел налево. Потянул первую дверь, заглянул – кабинет и библиотека. Большой стол, за ним кресло, полки вдоль всех стен, сверкающие корешками книг. Отсюда, похоже, и был виден свет.
Послышался женский крик, оборвавшийся парой выстрелов, прозвучавших так часто, что почти слились в один. Мне как по сердцу резануло, зубы сжал так, что крошиться начали, сам себе сказал: «Орбель». Он цель, к нему иду, к крови через кровь, хоть и невинную.
Снизу хлопнули еще два выстрела, затем стрельба стихла. Слышно было, как Тесак распахивает двери и обыскивает комнаты, негромко ругаясь. Я тоже переходил из одной в другую, выискивая мальчишку, заглядывая за столы, диваны, открывая шкафы. За библиотекой был игровой салон с зелеными ломберными столами, гостиная с роялем и клавесином, столовая…
Мальчишка прятался за шкафом с серебряной посудой, стоя, прижавшись спиной к стене. Когда я приблизился к нему, еще не заметив, нервы у него не выдержали. Закричав что-то нечленораздельное пронзительным фальцетом, он сначала бросился на меня, зажав в тощей руке какой-то нож, а потом, усомнившись в своих силах, вдруг резко свернул, бросился к двери – и наткнулся на Злого, как раз забегавшего в дверь.
Послышался звук удара по лицу, крик, короткая возня, затем я увидел, как Злой волочет мальчишку к окну, схватив за грудки и сжав его одежду в кулаке. Татуировка с кинжалом в когтях совы была у жертвы прямо перед глазами.
Сбив мальчишку с ног, Злой прижал его коленом к полу, почти усевшись, что-то сказал негромко, затем выдернул из ножен длинный узкий кинжал и дважды ударил свою жертву в грудь. Так ударил, что я сразу понял – не убил. И сразу тот не умрет. Крови потеряет, рана тяжелая, но умереть сразу не сможет.
Подхватив стул, Злой с размаху швырнул его в высокое арочное окно. Со страшным звоном стекло посыпалось на улицу.
– Давай, – прошептал почти что одними губами Злой, обращаясь ко мне. – Не насмерть, одну пулю. Пусть думают, что боги спасли.
Я выстрелил в мальчишку бездумно, как в чучело, как в мишень – в сознании словно замерзло все. Просто прицелился так, чтобы тяжелая револьверная пуля вскользь по ребрам прошла, – и выстрелил. В свете вспышки увидел кровь, уже пропитавшую белую рубаху из тонкого шелка, такое же белое лицо, черные спутанные волосы. А потом мы ушли. С топотом выбежали из дома на парадное крыльцо, выбив еще одно стекло, выстрелили пару раз в небо для того, чтобы точно поднять переполох в этом тихом месте, где вразброс, среди парков и рощ, были тихие богатые особняки с садами, а затем заскочили в фургон, укрывший нас во тьме. Из тьмы пришли и во тьму вернулись.
Молчаливый возница хлестнул коней, и мы понеслись прочь от разоренного нами дома, от убитых людей, слыша, как заливается где-то вдалеке свисток городской стражи. Уже привычный звук, еще с вольного города Рюгеля.
– Хорошо, – одобрил Злой. – Второй охранник в доме быть должен, где-то на первом этаже.
Я выдернул нож, который пошел с сопротивлением, голова убитого даже поднялась с земли, затем вытер лезвие, воткнув пару раз в землю.
Огляделись – больше никого не было.
Особняк стоял в дальнем от нас краю сада – широкий, темный, богатый. В двух окнах второго этажа горел тускловатый свет, еще пара окон светилась и на первом.
– Там справа, где огонек, на кухню задняя дверь, – прошептал Злой. – Туда пошли. Как войдем, так Арвин, Тесак – сразу налево, там лестница. Бегом на второй и всех подряд, кроме мальчишки. Можно уже шуметь. Ниган, Голодный – всех, кто на первом.
Прижимаясь к стене и стараясь оставаться в ее тени, гуськом подобрались к дому. Никто нас не видел, никто не поднимал тревоги. Похоже, что жили здесь беспечно, беды не ожидая. Марка Ирбе вообще спокойным местом слыла, а уж ее столица так и подавно. Был в саду сторож – за глаза хватит. Но не хватило вот.
Голодный позвенел чем-то негромко под дверью, затем щелкнул отомкнутый замок, дверь отворилась, даже не скрипнув хорошо смазанными петлями. За ней был тесный тамбур и снова дверь, уже вторая. Тускло сверкнуло в свете луны лезвие ножа, который вытащил Голодный.
Вторая дверь открылась тоже бесшумно, за ней оказался темноватый коридор, в котором заметно пахло кухней. Справа, в конце коридора, была открыта дверь, из которой на каменный пол падал прямоугольник света. Из-за двери доносились негромкие голоса, вроде бы и мужские, и женские. Похоже, что прислуга собралась на вечерние посиделки. Туда тихо, стараясь не шуметь, пошли двое.
Слева же была дверь, граница владений слуг. Злой толкнул ее, жестом пропуская нас.
Второго охранника искать долго не пришлось – он сидел на скамейке в просторном холле, возле столика со свечой, и что-то читал. Выстрелил в него Тесак. Быстро выстрелил, мгновенно прицелившись. Грохнуло глухо, сверкнула вспышка, в свете свечи капли крови, брызнувшие из пробитой головы, показались яркими и сверкающими, как рубины.
– Бегом! – крикнул Злой, махнув рукой в сторону лестницы, а из коридора, со стороны кухни, вперегонки загрохотали выстрелы.
Лестница была неярко освещена лампами, приткнувшимися на повороте перил на медных столбах, звук шагов гасила ковровая дорожка. Мы бросились наверх бок о бок, разбежались на площадке в разные стороны, снова рывок, уже порознь – перед нами многостворчатая дверь со стеклянным витражом. Протянул руку к рукоятке – тут она сама открылась, и за ней оказался высокий седой мужчина в красном халате, держащий в одной руке масляную лампу в стеклянном колпаке, а во второй, той, что тянула дверь, – небольшой револьвер.
Мы выстрелили одновременно, он свалился назад, выронив светильник. Струйка масла выплеснулась на ковер, по ней побежали маленькие язычки пламени. Я успел увидеть, перепрыгнув через труп и пробегая дальше, как Злой начал затаптывать их сапогом – пожар в его планы не входил.
Тесак побежал по длинному коридору направо, поочередно открывая все двери и заглядывая в комнаты, а я пошел налево. Потянул первую дверь, заглянул – кабинет и библиотека. Большой стол, за ним кресло, полки вдоль всех стен, сверкающие корешками книг. Отсюда, похоже, и был виден свет.
Послышался женский крик, оборвавшийся парой выстрелов, прозвучавших так часто, что почти слились в один. Мне как по сердцу резануло, зубы сжал так, что крошиться начали, сам себе сказал: «Орбель». Он цель, к нему иду, к крови через кровь, хоть и невинную.
Снизу хлопнули еще два выстрела, затем стрельба стихла. Слышно было, как Тесак распахивает двери и обыскивает комнаты, негромко ругаясь. Я тоже переходил из одной в другую, выискивая мальчишку, заглядывая за столы, диваны, открывая шкафы. За библиотекой был игровой салон с зелеными ломберными столами, гостиная с роялем и клавесином, столовая…
Мальчишка прятался за шкафом с серебряной посудой, стоя, прижавшись спиной к стене. Когда я приблизился к нему, еще не заметив, нервы у него не выдержали. Закричав что-то нечленораздельное пронзительным фальцетом, он сначала бросился на меня, зажав в тощей руке какой-то нож, а потом, усомнившись в своих силах, вдруг резко свернул, бросился к двери – и наткнулся на Злого, как раз забегавшего в дверь.
Послышался звук удара по лицу, крик, короткая возня, затем я увидел, как Злой волочет мальчишку к окну, схватив за грудки и сжав его одежду в кулаке. Татуировка с кинжалом в когтях совы была у жертвы прямо перед глазами.
Сбив мальчишку с ног, Злой прижал его коленом к полу, почти усевшись, что-то сказал негромко, затем выдернул из ножен длинный узкий кинжал и дважды ударил свою жертву в грудь. Так ударил, что я сразу понял – не убил. И сразу тот не умрет. Крови потеряет, рана тяжелая, но умереть сразу не сможет.
Подхватив стул, Злой с размаху швырнул его в высокое арочное окно. Со страшным звоном стекло посыпалось на улицу.
– Давай, – прошептал почти что одними губами Злой, обращаясь ко мне. – Не насмерть, одну пулю. Пусть думают, что боги спасли.
Я выстрелил в мальчишку бездумно, как в чучело, как в мишень – в сознании словно замерзло все. Просто прицелился так, чтобы тяжелая револьверная пуля вскользь по ребрам прошла, – и выстрелил. В свете вспышки увидел кровь, уже пропитавшую белую рубаху из тонкого шелка, такое же белое лицо, черные спутанные волосы. А потом мы ушли. С топотом выбежали из дома на парадное крыльцо, выбив еще одно стекло, выстрелили пару раз в небо для того, чтобы точно поднять переполох в этом тихом месте, где вразброс, среди парков и рощ, были тихие богатые особняки с садами, а затем заскочили в фургон, укрывший нас во тьме. Из тьмы пришли и во тьму вернулись.
Молчаливый возница хлестнул коней, и мы понеслись прочь от разоренного нами дома, от убитых людей, слыша, как заливается где-то вдалеке свисток городской стражи. Уже привычный звук, еще с вольного города Рюгеля.
10
Злой тер остро пахнущим крепким вином руку, стирая с нее татуировку, оказавшуюся нарисованной. Арио, явно довольный, что-то напевая, отсчитывал монеты из кожаного кисета, раскидывая их на столе на несколько кучек.
– Не надо мне, – сказал Ниган, тяжело вздохнув. – За кровь золото брать не привык.
– А ты привыкай, – усмехнулся кривовато Круглый. – Что думаешь, ты перед богами грехи тем самым замолил? Убитых воскресил? Что доказать хочешь?
Ниган побагровел от злости, но промолчал, бросив на меня растерянный взгляд. Арио тоже уставился на меня, явно ожидая каких-то слов. Злой насторожился, а вместе с ним и его двое подручных. В темной задней комнате трактира, в котором мы встретились с нашим «приказчиком», воцарилось недоброе молчание.
– Бери, Ниган, – сказал я ему. – Можешь потом сиротам раздать, а сейчас возьми, как я возьму.
– Это зачем?
Десятник дышал хрипло и тяжело, я видел испарину на его загорелом лбу, волосы прилипли.
– А чтобы ты точно знал, кто ты теперь есть, – ответил я ему. – Чтобы сам себя не обманывал. Чтобы понимал, какой путь мы выбрали. Чтобы знал, что через кровь пошли.
Нигана словно под дых ударили, настолько болезненно он сморщился. Мне тоже было тошно до того, что хотелось выхватить из кобуры револьвер и стрелять в тех, кто сидел рядом, но я понимал – это уже ничего не исправит. И не изменит. Я выбрал свой путь, я знаю, зачем по нему иду. Остановлюсь – кровь моей семьи впитает земля навсегда, и не будет по этой крови расплаты. Поэтому я пойду дальше, какими бы путями темными мне идти ни пришлось.
– Возьми золото, Ниган, – сказал я ему. – И впредь бери, а дальше с ним как хочешь, твоя воля.
Десятник сидел неподвижно с минуту. Потом протянул руку и сгреб монеты со стола.
– Для войны себе купи что-то, – сказал вдруг Арио. – Тогда стесняться не надо будет. Ладно, отдыхайте. Можете здесь, в трактире заночевать, тут комнаты есть.
Тут он прав был – идти среди ночи в воинский городок по местности, где не бывал ни разу, – мысль неудачная, надо хоть света дождаться. Сам Арио вообще, как выяснилось, при этом трактире проживал, равно как и его подручные. Когда золото было роздано, все встали, вышли в трактирный зал, заполненный наполовину, и все больше смертельно пьяными, – было поздно, и люд рабочий по домам разошелся, остались допивать лишь бездельники и самые последние забулдыги.
– Не надо мне, – сказал Ниган, тяжело вздохнув. – За кровь золото брать не привык.
– А ты привыкай, – усмехнулся кривовато Круглый. – Что думаешь, ты перед богами грехи тем самым замолил? Убитых воскресил? Что доказать хочешь?
Ниган побагровел от злости, но промолчал, бросив на меня растерянный взгляд. Арио тоже уставился на меня, явно ожидая каких-то слов. Злой насторожился, а вместе с ним и его двое подручных. В темной задней комнате трактира, в котором мы встретились с нашим «приказчиком», воцарилось недоброе молчание.
– Бери, Ниган, – сказал я ему. – Можешь потом сиротам раздать, а сейчас возьми, как я возьму.
– Это зачем?
Десятник дышал хрипло и тяжело, я видел испарину на его загорелом лбу, волосы прилипли.
– А чтобы ты точно знал, кто ты теперь есть, – ответил я ему. – Чтобы сам себя не обманывал. Чтобы понимал, какой путь мы выбрали. Чтобы знал, что через кровь пошли.
Нигана словно под дых ударили, настолько болезненно он сморщился. Мне тоже было тошно до того, что хотелось выхватить из кобуры револьвер и стрелять в тех, кто сидел рядом, но я понимал – это уже ничего не исправит. И не изменит. Я выбрал свой путь, я знаю, зачем по нему иду. Остановлюсь – кровь моей семьи впитает земля навсегда, и не будет по этой крови расплаты. Поэтому я пойду дальше, какими бы путями темными мне идти ни пришлось.
– Возьми золото, Ниган, – сказал я ему. – И впредь бери, а дальше с ним как хочешь, твоя воля.
Десятник сидел неподвижно с минуту. Потом протянул руку и сгреб монеты со стола.
– Для войны себе купи что-то, – сказал вдруг Арио. – Тогда стесняться не надо будет. Ладно, отдыхайте. Можете здесь, в трактире заночевать, тут комнаты есть.
Тут он прав был – идти среди ночи в воинский городок по местности, где не бывал ни разу, – мысль неудачная, надо хоть света дождаться. Сам Арио вообще, как выяснилось, при этом трактире проживал, равно как и его подручные. Когда золото было роздано, все встали, вышли в трактирный зал, заполненный наполовину, и все больше смертельно пьяными, – было поздно, и люд рабочий по домам разошелся, остались допивать лишь бездельники и самые последние забулдыги.