– Правда, это довольно обширная программа, ваша светлость, – ответил, улыбаясь, доктор. – Но постараюсь сначала осветить вам общую картину, а потом подробнее остановлюсь на наиболее интересующих вас деталях.
   Вообще, должен сказать, что гигиена страшно продвинулась вперед. Чистота сделалась обязательным законом, а электричество своими могучими токами уничтожило очаги болезнетворных начал; таким образом совершенно исчезли эпидемии вроде чумы, холеры, чахотки и т.д., столь гибельные в прежние времена. А между тем – увы – человечество не стало ни сильнее, ни мужественнее, и современная раса, населяющая землю, – нервна, анормальна и слаба.
   Все народности так перемешались, что почти невозможно найти человека чистой расы, чтобы можно было по типу определить, что это – немец, итальянец, араб или русский; сохранились только названия национальностей, но нет более характерных расовых отличий.
   Мое убеждение, что подобная смесь столь разнородных элементов гибельна для человечества; потому что не только всякая раса, но каждый отдельный народ имеет свои отличительные от прочих психические и другие особенности, которые вследствие слишком частых смешений утрачиваются и порождают иногда чрезвычайно странные существа, а в конце концов ведут род людской к полному вырождению.
   Таково настоящее положение общества, состоящего сплошь из анормальных людей, а зло, при расцвете которого мы ныне присутствуем, ведет свое начало издавна. Я имел терпение, видите ли, изучить древние языки, замененные теперь нашим международным жаргоном, и прочел современные этому далекому прошлому сочинения. Исследование это доказало мне, как глубоки корни главной болезни, снедающей нас и называемой… безумием. Вообразите, что еще в XX веке начинает проявляться тенденция объяснять многие явления болезнью мозга. Один итальянский ученый, по имени Ламброзо, живший в то время, считал, что все гениальные люди психически ненормальны и что все преступления – продукт сумасшествия. Но что в том веке было или казалось только парадоксом, ныне сделалось печальной действительностью. И все народонаселение, от одного конца мира до другого, состоит из сумасшедших, более или менее опасных.
   Вы, кажется, удивляетесь, принц? Но я придерживаюсь этого взгляда. И я также – сумасшедший, подобно остальным; по многим пунктам мой мозг ненормален.
   Крайне любопытно изучать начало социального безумия, не считавшегося отнюдь опасной и страшной психической эпидемией и проявлявшегося в различных видах. Сначала появилась необузданная спекуляция, погоня за золотом и игра на бирже, которая обогащала или разоряла в несколько дней, а порой и часов, потрясая до основания нервную систему людей. Азартные игры приводили к тому же. Потом та же жажда новых ощущений породила безумие и всякого рода спорт: велосипеды, автомобили, авиация, состязания на скорость и т.д.
   По мере усиления зла, появилась эпидемия убийств, самоубийств, противоестественные пороки, оргии и эротические безумства. Революции с их жестокими и кровавыми взрывами, бесцельные убийства, человеческие гекатомбы возбуждали страсти, и людей обуял дух разрушения. Вражда против Бога стала лозунгом, Творцу объявили войну, оскверняли Его храмы, убивали служителей Его, и все это проделывалось под лукавым знаменем мнимой «свободы». Совершали это, несомненно, орды безумцев, только их так не называли, а многих из них даже считали умными людьми.
   К несчастью, среди оставшихся здоровыми не нашлось достаточно твердой и энергичной руки, достаточно могучего ума, чтобы остановить гангрену. Увы, ей дали развиться, и она охватила мир. С совершенно непонятными мне равнодушием и апатией современники допускали эти события, видели все неестественные поступки и не только не карали их, но даже не запирали тех сумасшедших в больницы; словом, не реагировали всеми возможными средствами на больных, чтобы вызвать в них спасительную реакцию. Таким-то образом возник, вырос и разлился по лицу земли этот великий невроз, губительный подобно тончайшему яду, и никто энергично не восставал против неистовства свободы, разгула и отрицания.
   Великое нашествие желтых хотя и вызвало реакцию, но не надолго; зло слишком глубоко укоренилось и возродилось затем еще сильнее прежнего. И снова остались безучастными все те, кто бы мог и должен был воздействовать. Пожаром охватил мир этот психоз и зажег все сверху донизу общественной лестницы. Никто не боролся с ним, а все ограничивались тем, что смотрели и любовались грандиозным зрелищем разнузданной стихии, не желая даже вдуматься в эту опасность и давая ей громкие и пустые названия.
   Следствием всего этого явилось наше современное общество… – профессор умолк, задумчиво поникнув головой, и глубоко вздохнул.
   – Простите, принц, что я так увлекся своими мыслями, – сказал он после минутного молчания, проводя рукою по лбу.
   – О! Совершенно естественно, что вы задумались; все вами сказанное слишком грустно, чтобы не думать о нем, – ответил также со вздохом Супрамати.
   – Да, чтобы понять настоящее, я тщательно изучал прошлое народов и подошел к вопросу: не стоим ли мы у предела существования земли или, по крайней мере, накануне какой-нибудь страшной катастрофы, которая изменит вид нашего мира. Настоящее человечество, несомненно, осуждено на смерть. Это – люди неестественные, точно растения без корня, или вот кустарники, которые выращивают искусственно, чтоб они покрылись цветами; а затем, из-за отсутствия жизненных соков, те засыхают, едва цветение заканчивается.
   Все вокруг нас указывает на одряхление. Земля, столь плодородная прежде, становится все бесплоднее, беднее, и нас захватывает пустыня; климат стал так неправилен, что иногда кажется, будто перепутались все времена года; смертность растет в страшных размерах, деторождение все сокращается, и уж, конечно, не люди, фабрикуемые доктором Шамановым, дадут нам могучую физически и нравственно расу.
   Исключая крайне ограниченное число ученых, которые еще трудятся и любят науку, все остальные бегут от умственной работы, не желая ничего в жизни, кроме наслаждений, удовлетворения своих животных инстинктов и похоти.
   Порой я горько сожалею о прошлом, с его верой в Бога-Творца, с его кастами, любовью к родине, честолюбием и даже, если хотите, войнами – кровавыми, конечно, зато полными упоения славой и геройством. В той обстановке, должно быть, лучше жилось, чем теперь, без войны… А почему? Потому что изобрели такие ужасные орудия истребления, что во время последних войн уничтожались с неслыханной притом холодной жестокостью целые города со всем их содержимым и даже целые армии.
   – Я замечаю, доктор, что в вас оживает прочная закваска атавизма, – улыбнулся Супрамати. – Впрочем, я совершенно согласен с вами, прежде жили лучше. А теперь, будьте добры сказать, какого рода болезни породило нынешнее состояние общества; нет ни холеры, ни чумы, ни дифтерита – говорите вы? Что же их заменило?
   – Да ведь болезни являются всегда последствиями вызвавших их причин. Прежде холера и чума являлись от отсутствия гигиены, с одной стороны, и неизлечимости их – с другой; а теперь постоянное возбуждение нервной системы, излишек электричества вызывают болезни нервных центров, летаргию и общую разбитость организма.
   Мы боремся с этими болезнями, искусственно усыпляя больного на несколько недель или даже месяцев; он просыпается только для принятия пищи. Таким образом, предписывая безусловный покой, мы даем отдых всем функциям тела и восстанавливаем силы больного. Больных также отправляют в горы, в область снегов, где резкий и свежий воздух оживляет их; а страдающих избытком электричества закапывают по шею в свежую землю, или делают специальные ванны.
   На что еще нужна эта праздная, израсходовавшая свою нервную энергию и переутомленная жизнью «интеллигентная» толпа с надорванными мозгами и обреченная, по-видимому, на уничтожение, – покажет будущее. Мое же убеждение, повторяю, таково, что мы приближаемся к какой-нибудь катастрофе.
   Супрамати с любопытством вглядывался в умное лицо молодого ученого, одного из последних представителей науки на этой умирающей Земле.
   Обсудив еще несколько интересовавших его вопросов, Супрамати простился. Городской воздух точно давил на него и казался ему зараженным; чувствовал он себя хорошо только дома.
   За ужином он передал Ниваре свой разговор с молодым врачом и высказал мнение, что надо непременно постараться спасти этого труженика, который будет полезен в новом мире, потому что в душе его, кажется, еще тлеют искры добра.
   – О! Не один еще обратится и покается, когда настанут дни ужаса, божественное светило перестанет освещать землю и людям негде и нечем будет отогреться; это будет слишком поздно, разумеется, но ты прав, учитель, доктор Резанов достоин того, чтобы его вовремя обратить.

Часть вторая
 
Глава десятая

   Через несколько дней, проведенных также в объезде города и окрестностей или посвященных разным визитам, Супрамати решил побывать в сохранившихся еще святых местах, и прежде всего в Иерусалиме. Рассказ Нивары о произошедшей там странной и чудесной катастрофе возбудил в нем живейший интерес.
   Грустным задумчивым взором смотрел Супрамати на залитый электричеством город, когда уносивший их воздушный корабль поднялся над столицей.
   – Когда я вернусь сюда вновь, и над моим дворцом заблестит лучезарный крест, который отметит приют магов-миссионеров, тогда наступит решительная тяжелая борьба света с тьмой. Сколькие восторжествуют и сколькие падут, Один Бог ведает, – подумал он со вздохом.
   Иерусалим очень изменился. Гора, где некогда Давид соорудил свой укрепленный город, раскололась вследствие землетрясения, и та часть, где стоял храм Гроба Господня, осела, образовав огромную котловину, в глубине которой и стояла теперь древняя святыня.
   Различные разрушения почвы нагромоздили вокруг скалы, образовавшие словно ограду глубокой лощины, и там, вокруг почерневшего от времени храма, расстилался христианский городок. Он был невелик и состоял из тонувших в густой чаще кипарисов бедных домиков верных слуг Христовых.
   За пределами скалистой ограды земля казалась необработанной, и только кое-где вдали заметны были поля или огороды с чахлой растительностью.
   Невыразимо грустное впечатление производили эти места. Сатанисты избегали их ввиду вредных для себя последствий, и если случайно попадали туда, долго чувствовали потом недомогание; кроме того, непонятный внутренний страх гнал их прочь.
   Скалы, окружавшие долину, были населены не менее города; в каждой большой расщелине, каждой маленькой пещере жил отшельник, проводивший жизнь в посте и молитве.
   В каждом из таких убежищ было Распятие или образ Спасителя и теплилась лампада, а лица обитателей дышали той горячей и безграничной верой, которая двигает горы.
   У естественных ворот, образованных рухнувшими скалами, которые преградили всякий другой вход в долину, сторожил старик. Он служил также и проводником иноземным странникам, приходившим на богомолье или скрывавшимся от преследований.
   Супрамати и Нивара поблагодарили его, но отказались от предложенных услуг и направились к храму. Увы, ничего не осталось от прежнего величия и богатства; смутный полусвет царил под древними сводами, облачение священников было так же просто и бедно, как и церковные украшения. Служил старый епископ в белом полотняном облачении; с давних уже пор богослужение совершалось без перерыва, день и ночь, и верные собирались там по очереди вследствие того, что некоторые части храма, поврежденные обвалом скалы, потом обрушились окончательно, и нетронутой оставалась лишь часть со Святым Гробом, но она была очень невелика.
   Во время перерыва, вслед за окончанием обедни, Супрамати подошел к епископу и спросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз, после чего оба удалились в келью святителя и там долго беседовали. Вечером того же дня необычная толпа наполнила храм. Все население, жившее в городе в скалах, собралось здесь по призыву епископа.
   Когда открылись двери святилища, вышел Супрамати в сопровождении епископа. Впервые перед простыми смертными он был в серебристом одеянии рыцаря Грааля, и голову его окружало широкое сияние.
   Народ, плотной массой наполнявший все уголки храма, пал ниц, думая, что перед ним сошедший с неба Святой.
   Когда по приказанию епископа все поднялись, Супрамати подошел к ступеням амвона и начал говорить. В красноречивых словах описал он состояние мира, нарисовав отчаянную картину бедствий и озверения человечества, которое, позабыв свое божественное происхождение, допустило овладеть собой духам зла.
   – А теперь, братья, – продолжал он, – наступают предсказанные пророками времена: близка кончина мира. В эти страшные минуты, согласно пророчеству, невидимое станет видимым, свершится суд, и отделятся овцы чистые от овец нечистых, как сказано в Писании. Те, кто никогда не отступал от веры и почитал Бога, кто был всегда соединен светлой, хотя и невидимой связью со своим Создателем, – получат в ту минуту награду за верность свою. Они узрят Христа и духов планеты, которые озарят их светом небесным, и услышат суровый приговор дьявольскому полчищу кощунников и обольстителей, ослепивших и совративших столько душ, разбивших столько уз между сынами Божиими и Божественным Отцом их.
   Конечно, для всемогущества Предвечного не трудно опрокинуть и повергнуть в ничто почитающего себя столь сильным духа мятежного, со всем полчищем сторонников его; но Господь предоставил ему свободу действовать, ибо зло есть пробный камень добра, искушение злом, – наивысшее испытание для души. Вы, братья, считаетесь верными Господу, вы сохранили веру в Него, были неусыпными стражами алтаря и Его тайн божественных. В душах ваших вы поддерживаете священный огонь, озаряющий тернистый путь человека к его Создателю, и поете таинственный гимн Воскресения. До сего дня вы остались тверды, терпя бедность и преследования в это тяжелое время, когда сатана водрузил знамя свое на поруганных алтарях и нагло поносит Создателя и законы Его. Теперь, братья, вам остается исполнить последний долг на этой приговоренной к смерти Земле.
   Вам надлежит покинуть это убежище, где вы совершали молитву и таинства, чтобы снова появиться между людьми и вступить в великую борьбу со злом. Вы должны будете проповедовать слово Божие и призывать людей к покаянию и молитве, возвещая им, что близок час, когда спасаться уже будет поздно. Вам следует быть смелыми и не бояться ничего, даже смерти; ибо бороться вы будете за спасение душ человеческих, и каждая спасенная душа явится неоценимым сокровищем, которое вы принесете к стопам Отца Предвечного. Высока, но тяжела возлагаемая на вас обязанность; господство греха подходит к концу; достаточно уже орды сатанинские соблазняли и губили души; капища их будут ниспровергнуты и очищены кровью, которую мученики добровольно прольют. Ответьте мне, братья и сестры мои, считаете ли вы себя достаточно сильными, чтобы выступить на великий бой и не отступать ни перед какой жертвой, а содействовать победе Божественного света над мраком зла?
   Пока говорил Супрамати, толпа постепенно опускалась на колени, не отводя взора от прекрасного, вдохновенного лица оратора, который в своей белоснежной одежде, с серебристым ореолом над головой, казался им духом сфер. Когда он умолк, единодушный возглас раздался в ответ, и к нему протянулись руки всех.
   – Да, мы хотим бороться и положить свои силы и жизнь на спасение наших братьев! Помоги нам, Господь Бог наш, сражаться во славу Имени Твоего, – слышались сотни голосов. Лица всех дышали мужеством и энергией; горячая вера пылала во взоре и неожиданная внутренняя красота словно преобразила черты всех.
   По окончанию Божественной службы все присутствовавшие причастились и принесли клятву бороться с сатаной, не отступая перед опасностью, какова бы она ни была. После этого Супрамати снова заговорил.
   – Братья и сестры! Мне остается сказать вам, что когда появится на небе лучезарный крест, пещера Святого Гроба запылает, как костер, и колокола сами собой зазвонят, – то будет означать, что настала минута, когда вам надлежит выступить на священный бой вооруженными крестом и непоколебимой верой вашей. А до тех пор молитесь, готовьтесь и собирайте всю нравственную силу, какой располагаете.
   Окончив последнюю молитву, молящиеся разошлись, а Супрамати с Ниварой и священниками собрались у епископа для обсуждения дел Иерусалимской и других христианских Палестинских общин. За этим разговором Супрамати узнал, что в горах и особенно в окрестностях Синая народился целый подземный город.
   Один пустынник случайно открыл обширные пещеры, образовавшие целый лабиринт, которыми затем и завладели христиане, спасавшиеся от гонений. Они устроили там церкви, жилища, кладбища и открыли новые выходы, тщательно скрываемые и известные одним верным. В этих недоступных убежищах сберегались особо чтимые мощи, чудотворные иконы и все святыни, которые спасли от кощунственной ярости сатанистов. Там жило особое подвижническое население, исполненное пламенной веры и проводившее время в посте и непрестанной молитве. Земля разделилась словно на два слоя: на поверхности справлялись сатанинские неистовства, а в подземельях звучало священнопение, совершались богослужение и религиозные торжества. По странной прихоти судьбы, в катакомбах именно выросла и обрела свою непоколебимую силу вера христианская; а теперь снова готовилась она явиться из глубины пещер чистой и сильной, как при своем зарождении, чтобы получить вновь, но уже последнее крещение, и тоже кровью мученичества.
   Это рассказали Супрамати священники, и один из них упомянул, что несколько лет назад в пещерах образовалась небольшая женская община, во главе которой с недавних пор настоятельницей состояла молодая девушка столь высокой добродетели и пламенной веры, что ее избрали единогласно.
   – Странное это существо, – продолжал старец. – Умна и сильна характером она не по летам. Родители ее были верующие и принадлежали к старинной христианской семье; но, – увы, – поддались искушению и впали в сатанизм. А Таиса, будучи девятилетним ребенком, устояла в вере и скрылась. Бегство ее было положительно чудесно. Можно подумать, что ангел управлял легоньким воздушным челноком, в котором она добралась сюда. По ее желанию ее определили в общину, над которой она теперь начальствует. Горячая вера и примерная жизнь ее всегда восхищали и изумляли подруг; а кроме того, Таиса обладает даром прозорливости, у нее бывают видения; она убеждена, например, что жизнь ее является великим испытанием или миссией, и она как будто постоянно ищет, ждет кого-то.
   При этом рассказе Супрамати слегка улыбнулся; он-то знал, кто эта девушка, которая сквозь испытания, поддерживаемая безотчетной любовью и вполне сознательной верой, прокладывала себе путь к нему.
   Затем разговор изменил направление и сосредоточился на личности человека, чрезвычайно занимавшего верующих, видевших в нем истинное воплощение зла и самое опасное из бывших когда-либо на земле созданий. Супрамати уже слышал о нем в Царьграде и убедился, что чрезвычайное влияние его на умы с каждым днем усиливалось. Видеть его, однако, ему не пришлось, потому что Шелом Иезодот – как его звали – проживал в то время в другом городе, возвращаясь из кругосветного обозрения, ввиду того, что считал себя владыкой планеты, а его всесторонняя и безграничная власть над людьми давала ему почти право на такое звание. Любопытствуя услышать мнение об этом человеке простых смертных, Супрамати просил рассказать ему все, что известно о нем.
   Происхождение Шелома Иезодота было таинственно и уже окружено легендами, а из них самой достоверной считалась та, которая являла его незаконным сыном миллиардера-еврея, усыновившего его, а затем и сделавшего своим наследником.
   Сам он с гордостью именовал себя единственным сыном сатаны, с насмешкой прибавляя при том, что подобен Христу, называемому Сыном Божиим; в остальном он предоставлял людям говорить и думать, что им угодно. Явился он из Азии еще молодым человеком, полным сил, демонически прекрасным, и начал свое триумфальное шествие. Он творил «чудеса», обращал камни в золото, совершал чудесные исцеления, производил или укрощал бури и вызывал демонов; словом, он точно повелевал природой и обладал, по-видимому, неистощимыми сокровищами, судя по тому, что горстями швырял золото без счета, раздавая его каждому подходившему к нему. Один из священников, видевший Шелома, заявил, что в его личности было действительно что-то чарующее, а его взгляд положительно покорял и подчинял ему.
   – Так как ты говоришь, брат Супрамати, что наступили последние времена, то, может быть, этот человек – предсказанный пророками Антихрист, – с грустью добавил старец.
   Супрамати ничего не ответил и немного спустя простился; на заре он предполагал уехать в Синай и посетить подземный мир, служивший убежищем Христову воинству.
   С глубоким волнением вступил Супрамати в подземные галереи, где гонимые христиане собрали и скрыли от глаз кощунников свои драгоценнейшие сокровища. Убежище женщин, живших одиноко, было совершенно отделено от холостых мужчин и имело отдельные входы.
   Семейные занимали особые помещения в этом огромном подземном городе, Супрамати и Нивара поселились в одной семье, упросившей принять ее гостеприимство, а хозяин – молодой, восторженно благочестивый человек – показал им пещеры.
   Не без удивления осмотрели они высеченные самой природой просторные, высокие, как собор, церкви, а в них спасенные от погрома духовные сокровища.
   Одна женщина, имевшая родственницу в общине, где главенствовала Таиса, предложила проводить туда Супрамати, так как он был пророк, предсказывавший конец света; Нивара же не был
   допущен. Ввиду клеветнических распускаемых сатанистами слухов насчет христианских женщин ни один мужчина не допускается к ним, и только в большие праздники, знаменовавшие жизнь и смерть Христа, старый восьмидесятилетний священник приходил для божественной службы.
   Длинными, извилистыми галереями, с кельями по сторонам и пещерами различной величины проник Супрамати со своей спутницей в церковь маленькой общины, где собрались монахини, если можно было еще называть их этим именем. Это была большая пещера со стенами, покрытыми сталактитами и чрезвычайно высоким, исчезавшим во мраке сводом. В глубине, на возвышении в несколько ступеней, воздвигнут был алтарь и над ним статуя Пресвятой Девы выше человеческого роста; на вытянутых руках Она держала Младенца Иисуса, точно показывая Его верующим; а вокруг Нее группировались фигуры глубоко чтимых в прежнее время святых. На престоле, покрытом серебряной парчовой скатертью, стояла старинная золотая чаша. По обе стороны ступеней стояли двадцать женщин в белом, с длинными вуалями на голове и пели гимн во славу Пресвятой Девы и Спасителя.
   Все они были молоды и красивы, а стройное пение молодых и свежих голосов разливалось по храму, точно звуки органа. Но внимание Супрамати привлекла одна из них, также в белом, с прозрачной вуалью на голове; лишь висевший на груди золотой крест отличал ее от прочих. Она стояла, коленопреклоненная, на последней ступени алтаря, со сложенными руками и прикованным к образу взором; голос ее – чудный, звучный, сильный и бархатный – покрывал все другие.
   Это была молодая девушка лет восемнадцати или девятнадцати, такая хрупкая, белая и прозрачная, что казалась безжизненной; длинные белокурые и слегка вьющиеся волосы спускались до земли, а большие голубые глаза были ясны и чисты, как у ребенка.
   После молитвы спутница Супрамати подошла к сестрам и сообщила о прибытии необыкновенного посетителя. Все поспешили к нему, и Таиса также; но, не дойдя двух шагов до Супрамати, она вдруг остановилась, вздрогнула и широко открыла глаза, глядя на мага. Затем она порывисто опустилась на колени, схватилась руками за голову и прошептала отрывисто:
   – Я знаю тебя. Ты посол высших сил и являлся мне в видениях, но… имя твое я не могу вспомнить…
   Супрамати положил руку ей на голову, а потом поднял ее и ласково сказал:
   – Сердце твое узнало меня, и я пришел сказать, что окончательное испытание твое близко. Когда ты достойно выдержишь его и преодолеешь последнее препятствие, тогда вспомнишь мое имя и прошлое. А теперь мне надо сказать несколько слов тебе и твоим подругам.
   Он описал положение мира, указал на близкую кончину планеты и объявил, что верующим предстоит величайшая решительная борьба, назначение коей состоит в том, чтобы вырвать у сил зла те души, которые еще можно спасти.
   – До сих пор, сестры мои, душу свою вы сберегли от окружавшей вас грязи, – прибавил он. – Но много легче сохранять чистоту и веру в уединении, вдали от всяких соблазнов, чем среди развращенных людей, под угрозой позора, гонения или, может быть, даже самой смерти. В этом-то муравейнике, сестры, я и надеюсь видеть ваше чистое, сильное, непобедимое белое воинство отбивающим души от козней дьявольских.