Ксения Баженова. Ускользающая темнота

   Катя была худенькая, прямая и серьезная. Иногда она общалась с Варей. Неугомонной Варе удавалось ее развеселить, но чем, Зоя не знала, потому что смеялись девочки вдвоем, над чем-то только им доступным, никого не приглашая в свою компанию. Зоя наблюдала за ними, стоя в сторонке. Хохочущая Катя напоминала ей солнечного зайчика – редкого, светлого, легко скользящего. Иногда, слушая Варю, Катя просто улыбалась, внимательно глядя на подругу, а в глазах, в зависимости от темы повествования, или скакали лукавые чертики, или плавали голубые облачка.
   Варя не говорила Зое об их с Катей отношениях, немного важничая, что имеет такую подругу – недоступную и загадочную для всего класса. Девочки считали Катю заносчивой, а ей, похоже, было все равно. За это Зоя тоже ею восхищалась. Так вот, Варя ничем не делилась, а Зоя спросить стеснялась, хоть и сгорала от любопытства.
   «Вот она – кукла-мечта!» – подумала как-то Зоя. Ей очень хотелось подружиться с Катей. В один из редких вечеров общения с отцом, который теперь целыми днями, а иногда и ночами пропадал на работе, она рассказала о Кате, о том, что очень хочет с ней подружиться, и спросила совета.
   Владимир Михайлович внимательно ее выслушал:
   – Знаешь, Зоюшка, чтобы дружить, у людей должны быть общие интересы. А какие они могут быть у вас?
   – Ну не знаю. Учеба. Но она и так хорошо учится, это Варе надо помогать.
   – А куклы? Возьми с собой куклу, ну, скажем, Надю. Все девочки любят кукол, а уж таких, как у тебя, нет ни у кого. Вот тебе, ребенок, и общий интерес.
   С этого все и началось.

* * *

   Несколько дней Зоя носила Надю в портфеле (а вдруг ничего не получится, боялась она), но однажды на большой перемене все-таки собралась с духом и достала куклу, показала Варе. Та только рот открыла. Подруга рассматривала Надю со всех сторон, удивлялась платьицу, лицу, волосам и туфелькам. Восхищенно смотрела на Зою, узнав, что ее папа мастерит кукол, а она ему помогает. «Погоди, я на секунду». Зоя видела, как она подошла к Кате, что-то ей шептала, и они смотрели на обладательницу необыкновенной игрушки, а потом случилось небывалое. Они вместе к ней подошли, и Катя, улыбаясь и запустив ласковые облачка в глаза, сказала:
   – Здравствуй. Красивая у тебя кукла. А можно посмотреть?
   – Конечно, можно. – Зоя с готовностью протянула Надю и очень волновалась – вдруг не понравится?
   – Как ее зовут?
   – Надя. У нее тут немножко платье порвалось, но это потому что старое.
   – Так поменяй.
   – Я не могу. Эту куклу папа сделал, когда мама умерла. Ее в таком же платье похоронили. И вообще – она похожа на мою маму и зовут ее так же.
   Девочки слушали, притихнув. Катя аккуратно поставила Надю на парту. Зоя подумала, что, наверное, сболтнула лишнего. Кому захочется играть в куклу, олицетворяющую покойницу.
   – А потом папа сделал Кая с Гердой и Снежную королеву, – принялась тараторить Зоя. Девочки немного повеселели.
   – И что, у тебя дома они все есть?
   – Да.
   – Зой, а можно посмотреть? А то мы и в гостях у тебя ни разу не были. И ты к нам не ходила. Девочки, а давайте ходить друг к другу в гости. Зоя, к тебе первой. Можно? – напросилась Варя.
   – Конечно, девочки, можно.
   – Что, прям после уроков и пойдем?!
   – Я не предупредила маму, я не пойду, – сказала Катя.
   – Катенька, ну, пожалуйста. Мы ненадолго. Только посмотрим, и все, – уговаривала Варя подругу.
   – Ну хорошо, на пять минут. Мне надо заниматься.
   – Ура! Ура! Зой, а чего ты раньше не говорила, какие у тебя игрушки?
   – Девочки, девочки! Звонок уже был. Давайте по местам, – неожиданно услышали они голос учительницы и стали рассаживаться.

Первая любовь Кати

   Москва. 200... год
   Катина подруга Лена влюбилась. По ее же собственному выражению «окончательно и бесповоротно». Сначала, когда та в один прекрасный день влетела к ней в квартиру и с порога заявила об этом, Катя только скептически ухмыльнулась.
   Елена выросла крайне любвеобильной особой. Ее сердце подвергалось нагрузке с периодичностью раз в два месяца. Сначала все было «окончательно и бесповоротно», но однажды она появлялась, со скучающим видом садилась в кресло, невероятным образом сплетая свои длиннющие ноги, и обреченно заявляла:
   – Мы расстались. Он оказался слишком... (далее следовал какой-нибудь нелицеприятный эпитет).
   Катя обычно говорила:
   – Ну как же?! Он ведь был... (следовал очень лицеприятный эпитет).
   Лена вздыхала и произносила знакомую фразу:
   – Бес попутал. Я готова влюбиться в морскую свинку.
   Но в этот раз прошел положенный срок, а Лена так и не сменила предмет своего пристрастия. Вероятно, причиной ее удивительного постоянства стало то, что сам предмет, казалось, вовсе и не интересовался влюбленной. Он общался с ней, они даже куда-то ходили пару раз, но ни на какую любовь с его стороны не было и намека. Сбитая с толку и погрустневшая Лена донимала подругу одними и теми же разговорами, состоящими из вопросов «почему?» и различных домыслов о причинах его равнодушия, а также выискиванием новых прекрасных черт ее принца. В минуты особого отчаяния, когда объект за весь день не проявил ни одного знака внимания, безутешная приятельница, с горя накатив пару бокальчиков мартини, после горестных причитаний философски заявляла, что это ей «наказание за прошлые грехи» и «нечего было над мужиками издеваться». Катя не понимала, почему такие катаклизмы происходят в душе ее подруги. Ей хотелось любви, семьи и чтобы один раз и навсегда.
   На этот раз властителем Лениных дум стал молодой человек по имени Сергей, который никому не известным способом сумел перевестись с третьего курса сочинского педагогического института ни много ни мало на третий курс иняза. Он снимал комнату, ездил на старенькой иномарке, кажется, где-то работал, учился вполне прилично, к тому же, по словам Лены, обладал всеми мыслимыми и немыслимыми мужскими достоинствами. Катя пока ни разу его не видела, но по описаниям поняла, что это был некий симбиоз грез девушек их возраста, состоящий из Тома Круза и Джонни Деппа. «Немудрено было не влюбиться в такого красавчика, да еще с ангельским характером и всеми чертами, присущими «настоящему мужчине», – посмеиваясь про себя, думала она, но подругу своей иронией обижать не хотела. Идеальный так идеальный, кто ж спорит. Единственное, что удивляло: как этот провинциал до сих пор не пал к Лениным ногам. Таких везунчиков, как она, было мало. Красавица, умница, «комсомолка, спортсменка...» и т.д. К незаурядным внешним данным Лены прилагался вполне сносный характер. Плюс к этому родители девушки не вылезали из-за границы, и она жила одна, не считая их редких наездов, после которых количество модных вещей в ее гардеробе значительно увеличивалось.
   Празднование дня рождения Лены приближалось. Подготовку к знаменательной дате она начала уже за неделю. А когда все было готово, накануне торжества, Катя вдруг неожиданно заболела. В середине рабочего дня почувствовала сильный озноб, померила температуру – 38. Хотела пересидеть – вечером в институте была важная лекция, но потом поняла, что сил нет, и отпросилась домой, где и забралась сразу же под кучу одеял, не найдя в аптечке подходящего лекарства.
   Через пять минут раздался звонок:
   – Ты что, с дуба рухнула, какие болезни? Я звоню на работу, а мне там отвечают, что у тебя температура и ты уехала домой. Завтра же день икс! Имей совесть.
   – Я боюсь, что мне не удастся прийти, я совсем никакая. К тому же нет лекарств.
   – Жди, ща приеду. Пройдем интенсивную терапию, завтра будешь огурцом.
   Если бы Катя знала, чем это все закончится, ни за что бы не согласилась на предложение подруги. А ведь судьба в виде непонятно откуда взявшейся простуды посылала ей возможность направить свою жизнь по другому пути. Может, и не увидела бы она никогда этого Сергея. А если и увидела, то в другой раз отнеслась бы к нему иначе. Но ворвалась Лена с коньяком, медом, малиной, молоком и аспирином. Побежала на кухню, скипятила молока, подогрела коньяка, все это намешала с медом и давала ей пить через раз с чаем и малиной, предлагая закусывать все это дело аспирином и приговаривая, что организм надо брать ударной дозой. К вечеру она уехала, запаковав исходящую потом в полусознательном состоянии подопечную в два одеяла, под которыми та благополучно заснула, а с рассветом проснулась мокрая, бледная и слабая, но вроде без жара. Приняла душ, попила чаю и поняла, что «пациент скорее жив, чем мертв». Ну, Ленка! Надо позвонить поздравить.
   В шесть часов Катя, как приличная, без опозданий, сидела за скатертью-самобранкой в Лениной квартире. Осмотревшись, она в очередной раз поняла, что ее джинсики и беленькая приталенная рубашечка (хоть за нее и пришлось выложить немалые для Кати деньги) не идут ни в какое сравнение с шикарными нарядами пафосных Лениных подружек. Зато не без гордости подумала, что внешне не уступает никому, и еще даже лучше многих. Катя действительно была хороша. Многие знакомые девицы звали ее за глаза куклой Барби, но это скорее от зависти, потому что Барби Барбой, но таких прекрасных льняных локонов и больших голубых глаз с длиннющими ресницами не было ни у кого. Да и отличную фигуру не портил здоровый аппетит, который отмечали люди противоположного пола с особой симпатией, так как почти все присутствующие дамы не могли себе позволить наворачивать разные вкусности и самозабвенно уплетать пирожные без риска потолстеть, а потому ломались и жеманничали сверх меры, что было очень противно.
   В начале восьмого угощения стали потихоньку заветриваться, девицы елозить, а молодые люди требовать еды, те, кто был не из института, хотели быстрее увидеть, ради кого устроен такой ажиотаж (среди них, кстати, была и пара бывших), и Лена собиралась уже дать отмашку на веселье, сказав, что семеро одного не ждут, с горя накатив мартини, порассуждать о «наказании за прошлые грехи», как вдруг раздался долгожданный звонок.
   Сергей оказался совершенно без комплексов. Спешно вручив имениннице цветы и небольшую коробочку в яркой бумаге, он оглядел стол, потер руки, весело сказал:
   – Ну, дайте чего-нибудь выпить, а то так есть хочется, что переночевать негде.
   Несколько девушек надменно переглянулись, ухмыльнулись мужчины, и только Катя засмеялась, потому что шутка хоть и была старой, но всегда ей нравилась, а если учесть реакцию окружающих, которая после нее последовала, то прямо цирк получился. Все ждали манерного эстета, а пришел такой незатейливый, в общем, поняла Катя, его явно не оценили. Хотя внешне парень был очень даже ничего. Ей всегда нравился такой типаж. Он правда был похож на красавчика Джонни, только тот в кино, а этот настоящий, рядом. Окинул быстрым взглядом компанию, зацепился на парочке девиц с ярко выраженным декольте и обратился к Кате:
   – А можно я к вам подсяду?
   Катя от неожиданности подвинулась, он плюхнулся рядом на диван и почти весь вечер болтал только с ней. Когда же она собралась домой, Сергей, невзирая на ее и Ленины возражения, пошел провожать.
   Катя вздохнула и призналась себе, что ей и не хотелось ему противоречить, только, похоже, дружбе с Леной это может повредить. Стоя рядом с ним в маленьком лифте, она боялась, что будет слышно, как громко стучит ее сердце, как со скоростью горной реки шумно несется по венам кровь, как постепенно набирает обороты еще не осознаваемое умом чувство. Села в машину, уставилась в окно.
   – Куда едем? – спросил он.
   – В Выхино.
   – Не ближний свет.
   – Там можно нормальную квартиру дешево снять. Я же говорю, давай доеду сама.
   – Прекрати занудствовать. Я просто отметил факт. А чего снимаешь, не из Москвы?
   – Да вообще-то из Москвы. В центре комната в коммуналке, но мама выпить любит. С ней тогда невозможно. Вот и разъехались. Неделю не пьет, потом столько же не просыхает.
   – У меня отец тоже выпивает. Я вообще из Сочи, ты знаешь?
   – Знаю. А я отца никогда не видела. А мама из детдома.
   Так и ехали. Болтали о том о сем. А над Катиной головой уже маячил амурчик, прицеливаясь половчее. Подъехали к дому.
   – Кать, дай мне, пожалуйста, свой телефон.
   – А как же Лена?
   – А что Лена?
   – Ну... – она замялась.
   – Катюш, ну это же я ей нравлюсь, а не она мне. Мне нравишься ты, – сказал он и, заглянув ошарашенной девушке в глаза, ласково улыбнулся.
   «Как будто перед зеркалом репетировал», – промелькнула в голове мысль, и в этот момент ответственный за любовь карапуз выпустил стрелу ровно в середину Катиного сердца. Она быстро продиктовала телефон, забыв попрощаться, выскочила из машины и побежала домой.
   – Я завтра позвоню! – услышала вслед.
   Как ни в чем не бывало утром позвонила довольная Ленка.
   – Катька, привет! Ты не представляешь. Вчера Тема пришел с та-а-аким приятелем, с ума сойти. Под два метра, глаза голубые, фигура – закачаешься, сзади хвостик, прикид – круче только звезды, заканчивает МГИМО, факультет МЭО, родители живут в Бельгии, квартира своя на Смоленской, тачка, и такой веселый, что оборжаться с ним. Ну, в общем, Катюха, у нас любовь. Звоню тебе, пока он в ванной. Сейчас легкий завтрак, а потом к нему на дачу до понедельника.
   – А как же Сергей?
   – Ой, Кать, бес меня попутал. Хочешь, подарю! А у вас, кстати, было?
   – Что?!
   – Хорош прикидываться, сказала ж – дарю, значит, не обижаюсь. Говори как на духу, не держи в себе. Я думала, он к тебе зашел, как это говорится, на чашечку кофе.
   «Нет, довез меня до дома и уехал». – Катя хотела продолжить разговор, поговорить о Сергее, но услышала: «Ой, Катюха, я побежала. Целую. Пока, пока».

У Зои в гостях

   Москва. 1945 год
   Морозный воздух приятно пощипывал за лицо, окрашивая щеки в розовый цвет. Белый снег искрился на солнце, поскрипывал под ботиночками. Варя оживленно болтала о чем-то. Катя слушала, изредка улыбаясь – чертики, облачка. Зоя молча шла впереди, показывая дорогу. Пришли. Катя оглядела желтое здание:
   – Хороший у вас дом!
   – Красивый! – подхватила Варя.
   – Проходите, девочки! – Зоя придержала массивную парадную дверь. – На второй этаж.
   Открыла Полина:
   – Ой, Зоинька, ты с гостьями. Что ж не сказала? Я бы приготовила чего-нибудь сладенького. Проходите, милые, проходите. Не стесняйтесь, разувайтесь тут. Здесь пальтишки вешайте. Мойте руки. Сейчас обедать будем.
   Прошли за Зоей в большую ванную.
   – И что, вся квартира ваша? – интересовалась Катя.
   – Да. Берите полотенце.
   – Такая большая! – Варя вертела головой во все стороны.
   – У меня ведь папа профессор. Мы в этой квартире еще до войны жили, а потом нам ее оставили, потому что папа теперь в важной больнице работает.
   – А мы в коммуналке живем. Катя тоже. А мама у нее тоже в больнице работает. Правда медсестрой.
   – Варя! – укоризненно шикнула Катя.
   – А что такого?
   – Ничего. Зачем всем рассказывать подробности, где я живу и кто моя мама. Хочешь, про себя рассказывай. А что это за тетка?
   – Это моя няня.
   Зое стало обидно. Что значит «всем»? Но тут Полина позвала к столу и разбираться в этом вопросе стало некогда. На столе дымилась картошка в старинной фарфоровой супнице (отец всегда поражался, как Полине удалось все это сохранить за столько лет войны и запустения ). На блюде лежала селедка. Высились горкой оладушки. Стоял чайник со свежей заваркой. И даже сахар, который няня берегла, выглядывал из-под крышки сахарницы.
   Девочки перекусили и пошли к Зое в комнату. На маленьком диванчике сидели в ряд все ее сокровища. Даже Катя не смогла сдержать восторженного вздоха.
   – Вот это да! – Варя кинулась к диванчику, схватила Герду. Стала разглядывать полосатые гетры, деревянные башмачки, платьице с пышной синей юбкой, светлые кудри. Восхищалась и ахала. А Катя видела только королеву. Она бережно взяла ее на руки, отошла с ней к окну и пальчиком гладила ей лицо, зеленые глаза. Ладошкой гладила платье. Зоя была счастлива. Такой реакции на свои игрушки она не ожидала.
   – А бедная Надя до сих пор лежит в портфеле. Девочки, вы тут посидите, я за ней схожу.
   Варя кивнула. Зоя выскочила в коридор и вприпрыжку побежала за Надей.
   А когда вернулась обратно, то обнаружила в беспорядке лежавших кукол и отсутствие девочек. Может, они в ванной? Пошла искать. И, обнаружив уже одетых подружек в коридоре, чуть не расплакалась.
   – А как же чай с оладушками? Я Полину попросила... – сказала она, еле сдерживая слезы.
   – Зой, ну ты не расстраивайся. Я бы осталась, да Кате надо домой. Мы к тебе еще придем. Очень красивые у тебя куклы. Поиграем потом. Хорошо?
   – Хорошо.
   – Тогда до завтра. В школе увидимся. А то ведь еще уроки.
   Зоя открыла дверь. Девочки вышли, Варя повернулась на лестнице, улыбнувшись помахала. Катя не обернулась. Закрыв за ними, Зоя села тут же на стульчик, и слезы сами полились тоненькими струйками. За этим печальным занятием ее и застала няня:
   – Ну вот, здрасьте вам. То смех, то слезы. Зоюшка, что ж ты плачешь?
   – Девочки ушли.
   – Так быстро. И не попрощались.
   – Кате домой надо было.
   – Так не плачь. Еще придут.
   – А вдруг не придут.
   – Куда ж они денутся?
   – Им не понравилось со мной играть. Особенно Кате. Даже, несмотря на кукол, ушла.
   – Эх, милая моя, если бы всех можно было игрушками приманить. Надо самой уметь людям нравиться.
   – А как же мне ей понравиться? – хлюпала носом Зоя.
   – Как-как? Кабы все знали, как понравиться, и горя б не было. Не знаю, чем люди друг дружке нравятся. У каждого свое. А ты не плачь. Пойдем чайку попьем, может, и папка придет. Пойдем, моя хорошая. Не стоит из-за этого...
   Полина обняла свою воспитанницу, они сели на кухне, и время незаметно пролетело за разговорами. Владимир Михайлович так и не пришел. Пора было спать. И только тут Зоя с няней вспомнили, что уроки на завтра так и не сделаны, но было уже поздно, темно и хотелось спать. А задания выучить можно и утром, надо только пораньше проснуться.
   Зоя умылась, легла, обняла подушку, зарылась под одеяло.
   – Может, почитать тебе? Давно я тебе на сон сказки не читала.
   – Почитай, пожалуйста.
   Няня села рядышком, раскрыла книгу и тихим, ровным голосом стала читать. И читала, читала, а Зоя слушала, слушала. И было так спокойно и хорошо. Перед глазами проносились леса, реки, холмы, замки, волшебные сады, королевны и королевичи, и наступил сон.

* * *

   Сон № 3
   Мама вошла по-будничному, так, как всегда заходила в ее комнату перед сном сказать спокойной ночи, поговорить или почитать. В простом домашнем платье, в тапочках. Присела у кровати. Таким реальным все это казалось, будто и не было прошедших лет, войны, мама не умирала и Зоя не видела страшных снов. И дочка, маленькая девочка, взяв маму за руку, тихо разговаривает с ней. Спокойно так, легко. А на улице поздний вечер, и фонари светят размытым желтым в окно. Падает снег.
   – Как ты, доченька?
   – Хорошо, мама.
   – Как учеба?
   – Хорошо, почти все пятерки.
   – А какие девочки? Есть у тебя подруги?
   – Девочки у нас все хорошие. Подруга у меня Лена, и Варя немного со мной дружит, мы сидим вместе. А больше всего я хочу дружить с Катей, она такая замечательная. Но у меня никак не получается. Она не хочет, кажется. Вот, думала, ей куклы мои понравятся.
   – И пусть, пусть. И не надо, Зоя. Катя нехорошая девочка. Не надо с ней дружить. – Вдруг мать поднялась и стала ходить по комнате, вытянув вперед руки и шаря ими в пространстве будто слепая, и повторяла, что Катя нехорошая, потом остановилась у кровати дочери и, вперив в нее невидящие глаза, понесла какую-то бессмыслицу.
   – Две женщины будут... Горе будет... Из-за сердца большая беда... Горе будет... Две женщины придут... Скоро уже, скоро... Зоя, берегись, дочка. – И уже тянула руки, трясла девочку за плечи, горели безумные глаза. – Зоя, слушай меня. – Девочка пыталась вырваться, отодрать от себя цепкие пальцы. Ком в горле не давал крикнуть, позвать на помощь. Нужно открыть глаза, это сон, всего лишь сон. Только открыть глаза. Она сделала над собой усилие. Няня тихонько трепала ее за плечо:
   – Зоя, послушай, ну вставай же, проспишь школу.
   Зоя умывала лицо ледяной водой. Холодная струя прозрачным столбиком лилась из крана, разбиваясь о стенки раковины. Прохлада воды приводила в чувство, неприятный осадок сна стекал вместе с ней в слив и уплывал по трубам в неизвестном направлении. Начинался новый день.

* * *

   Никто не знает, почему один ребенок хочет дружить с другим. Наверное, так же, как и взрослые, дети ищут в общении со сверстниками или общие интересы, или то, чего нет в них самих. Зоя была мягким, податливым и открытым человечком. Она не считала себя какой-то особенной, чем-то выдающейся. На самом деле это было не так, но, как известно, если ты сам в себе никаких достоинств не видишь, то и другим это заметить сложно.
   Зоя любила папу, Полину и своих кукол. Любила маму и хранила о ней память. Видела странные сны. Овладевала кукольным ремеслом. Но все это казалось ей обычным. Что такого, что в дневнике у нее одни хорошие оценки, и куклы такие, каких больше ни у кого нет, и сны. Очки с толстыми стеклами, под которыми блеклого цвета глаза смотрятся особенно по-рыбьи, рыхлая фигура, короткие круглые ногти, редкие бесцветные волосы – это было для нее важным, и она оценивала себя, рассматривая иногда в зеркале – так, ничего особенного. Вот Катя – это другое дело. Вот у Кати глаза, и волосы, и фигура! И пальцы длинные, ногти красивые. Не то что у нее – обгрызенные кругляши. Раньше она не задумывалась о своей внешности. Жила себе и жила. Не до внешности было. Да и возраст другой. А сейчас... Да сравнить хоть с той же Варей. Ей, конечно, до Кати далеко. Но все равно, у нее нет прыщиков на лбу, как у Зои. Вот такие мысли стали появляться у девочки, которая незаметно для себя выросла за эти годы. А пятерки, ну что пятерки. Ей приходится сидеть, корпеть над книжками, а Катя все на лету схватывает, ей зубрежка не нужна. Да та же Варя – спишет на перемене, а на уроке уже отвечает так бойко, будто весь вечер, как Зоя, сидела, уткнувшись в книжку.

* * *

   В Кате чувствовалась воля, стержень. Было в ней много высокомерия – общаться с одноклассницами и обсуждать с ними их дурацкие девчачьи проблемы – это не для нее. Она уже со всей серьезностью думала о взрослой жизни. Что будет делать после школы, за кого нужно выходить замуж, и вообще, как жить, чтобы выбраться из этого убогого барака, где они с матерью ютились в комнатке с полом, доски которого лежали на земле, и клопы с блохами кусали прям через чулки. Где вечно пьяные мужики-соседи орали песни, матерились и распускали свои грязные вонючие лапы. А побиваемые ими жены вкалывали на заводах и фабриках, прятали синяки и помалкивали. Нет, конечно, не все так жили. Попадались среди соседей и тихие, спокойные, интеллигентные люди. Но основная масса была серая, быдловская. Такая жизнь не для Кати. Ее ждут богатство, счастье и любовь.
   А материн ухажер тоже хорош. Хоть деньги у него водятся, но вор – он везде вор. Катя мечтала о принце. С чего нужно начинать? Найти более-менее приличную компанию. И уж если так получилось, что Варе хочется ее развлекать, раз уж у этой шутихи есть такой симпатичный старший брат, то почему бы с ней не пообщаться. Может, какой толк и будет из этой так называемой дружбы. К тому же комната в коммуналке – это не барак. У них, кстати, до войны тоже была хорошенькая комнатка, но что ж поделать, если именно их симпатичный старинный двухэтажный домик был разрушенным.
   А какая оказалась квартира у этой никудышной Зои! И папочка профессор. Кто бы мог подумать. Ну зачем такой страшиле своя комната с диванчиком, на котором сидят в рядок куклы, а их сам папочка ей же и делает. Одним все, другим ничего. Конечно, самая красивая из кукол Снежная королева. Такая должна быть у нее, у Кати. И папа такой, и квартира, и даже нянька эта дурацкая, которая болтает без остановки! «Зоинька, девочки». Тьфу, противно слушать. Ну у них она еще и за прислугу. У нее, этой прыщавой толстухи, еще и прислуга есть. А Варька тоже хороша, накинулась на картошку, будто никогда не видела. Да еще давай трепать, кто где живет. Хорошо, не успела сказать про барак. А эта страшила носится, «девочки то, девочки это». Дура, дура, дура! Ненавижу! Катя сидела на продавленном, скрипучем диване и пыталась читать книгу, но мысли после посещения одноклассницы пришли в полный разброд. Зависть терзала ее. Она с силой швырнула учебник в стену.
   – Ну ничего, я вам еще всем покажу. И этой Зое тоже.

Встреча в «Парусе»

   Москва. Наше время
   Уже пятнадцать минут Катя сидела в «Парусе» за столиком у окна и поглядывала на улицу. К тротуару подрулила новенькая серебристая «Ауди». Из машины вышел Сергей с букетом белых цветов. Хрюкнула сигнализация, непослушные руки вцепились в стакан с водой.
   Он кинул куртку на стул, отработанным небрежным жестом позвал официанта.
   – Здравствуй, радость! – Поставил цветы в принесенную вазу, подвинул ее к Кате. – Это тебе. Ты еще любишь белые цветы?
   – Люблю, только что я Стасу скажу?
   – А ты их выкини потом, а пока пусть здесь стоят.
   – Жалко.
   – Жалко у пчелки. Как дела?
   – Все нормально, а у тебя?
   – Дела идут, контора пишет. Вот квартиру снял, сделаю ремонт – приглашу в гости. Вообще мы в Германии уже давно живем. Сюда я магазин приехал открывать. Пашем с Ладкой как звери. Зато результат налицо.