Ксения Беленкова
Вьюга юности

   Посвящается любимой бабушке
   Трегубенковой Тамаре Федоровне
   «Я и правда живой, – думал Дуглас. – Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню».
Рей Бредбери.
«Вино из одуванчиков

Глава первая
Тайна

   В тот день валил снег. Он укрывал московские дворы, точно свежая простыня старый матрац. Зима робко пробралась в город еще в ноябре – инеем побелила травы, стянула лужи корочкой льда; а сейчас настало ее законное время. В декабре город не подчинялся ни мэру, ни президенту – им правила куда более властная и сильная хозяйка. Она регулировала дорожное движение, сковывала морозом трубы, она и только она решала – идти нынче ученикам в школы или поберечь свои носы дома. Ложась чистым листом снега на годовую грязь, зима готовила природу к году новому.
   Пятнадцатилетняя Александра Шарабанова, а проще – Саша, скользила по скверу, и ее ноги жили своей собственной жизнью, отбивая чечетку на каждом шагу. Мысли Саши были настолько далеки от ног, что она совершенно не заметила того, как неожиданно научилась новому танцу. Снег сыпал новогодней мишурой, лип на ресницы, лез в рот. И Саша, как этот снег, с каждым шагом будто бы падала и падала вниз. В какой-то момент ей даже начало казаться, что она давно уже не здесь – под небом Москвы, а там – подо льдом дороги, где в отражении прятался замерзший город. Седая зима сковала не только землю, но прокралась и в душу, отчего Саша слышала, как ее сердце не стучит, а звенит внутри.
   На первый взгляд, это была самая обычная девчонка, окутанная декабрьской пургой. Конечно, если предположить, что на свете существуют «обычные» девчонки. Возьми любую да приглядись к ней сквозь лупу, которая каждую пылинку превращает в загадочный кристалл. Так вот, направь воображаемую лупу на любую девчонку, и окажется, что в ней странностей больше, чем в пирамиде Хеопса. Обязательно подумаешь – откуда только такие берутся?
   Выходит, Саша была совсем обычной необычной девчонкой. Она жила в обычной семье, в обычном городе, ходила в обычную школу и сегодня узнала одну обычную тайну. Правда, пока не поняла этого и чувствовала себя нагруженной непосильной ношей, с которой совершенно невозможно было справиться…
 
   Еще утром Саша и подумать не могла о том, что сегодняшний день таит в себе загадки, способные перевернуть всю ее жизнь с ног на голову. Впереди забрезжили зимние каникулы, и в эту субботу их класс отпустили из школы на два урока раньше. Радостная Саша шла домой по просыпающемуся городу. А зима хватала ее за нос, ветром холодила щеки, застревала снежинками в ресницах. Оказавшись после уличного мороза в домашнем тепле, Саша собиралась тихонько раздеться, чтобы своим появлением не помешать еще спящим родителям. В выходные они имели привычку просыпаться чуть ли не к обеду. К тому времени Саша иногда успевала сделать столько, что в пору было самой ложиться пластом. Только сегодня все произошло иначе. Услышав голоса в спальне, Саша сначала подумала тихонько прошмыгнуть к себе в комнату, не обнаруживая своего присутствия. Но что-то остановило ее. Будто клещами потянуло за уши. Проходя мимо спальни, она отчетливо услышала беседу родителей. Мама говорила так громко, что даже не приходилось сильно напрягать слух. Папа, как всегда, был скуп на проявление эмоций, но речь его была вполне разборчива. Какое-то время Саша никак не могла взять в толк, о чем они спорят. А потом поняла…
   И то, что она узнала, разломило ее мир надвое! Трещина оказалась такой широкой, что перемахнуть в прошлую жизнь уже никак не получалось. Там оставались лишь ложь и обман. А впереди – неизвестность. Саша стояла ошеломленная, оглушенная услышанным. Оказывается, родители всю жизнь хранили от нее секреты: врали и обманывали на каждом шагу, вовсе не собираясь менять подобный уклад. И это были те люди, которым она доверяла больше всего на свете! Еще не до конца понимая, что же произошло, но боясь оказаться замеченной, Саша схватила сумку и выскользнула из квартиры.
   В полумраке лестничной клетки, откуда лестницы разбегались вверх и вниз, Саша прилипла спиной к двери, чувствуя себя чужой этому дому. И будто бы из квартиры шел запах лжи – он щекотал нос, отчего тот краснел и распухал. Тогда-то ноги и понесли ее прочь – ступенька за ступенькой, улица за улицей, и вот она уже в старом сквере. Скользит по обледенелой дороге, мечтая только об одном – чтобы все это оказалось лишь странным сном! Саша даже ущипнула себя за руку, в надежде, что сейчас же проснется и все будет как раньше. Рука заныла, предательски доказывая – все это происходит наяву…
 
   Присев на лавку, ставшую от снега ватной, Саша смотрела в зиму и пыталась собраться с мыслями. Они кружили в голове, будто снежинки, никак не укладываясь в симметричный и ясный узор. Все слова, что нежданно обрушились на нее сегодня, звучали на каком-то чужом, непонятном языке. Саша пыталась сложить из них ту суть, которую смогла бы понять и принять. Но у нее совершенно ничего не получалось. Серьезные размышления всегда казались Саше похожими на рыбалку. Закидываешь удочку и сидишь перед гладью пруда: все ждешь и ждешь, что сейчас клюнет рыба. Знаешь: она затаилась и высматривает наживку, вот-вот мелькнет ее тень под водой, вот-вот дернется леска, и тогда не тяни – тяни! Аккуратно, чтобы не сорвалась. Если все сделать правильно, не спешить, уметь дождаться верного момента, рыба-мысль выскочит наружу, и сразу станет радостно от ощущения, что мир теперь на одну рыбу понятнее.
   Только сейчас все шло иначе, Саша не могла сосредоточиться, она закидывала удочку и, не дожидаясь, когда рыба заглотнет наживку поглубже, выдергивала леску. Каждый раз с голым крючком. И в голове становилось пусто, и вымышленный пруд затихал, замирал, затягивался льдом. Понятно было лишь одно – всю жизнь ее обманывали, и собственная мать плела интриги, создавая вокруг себя иллюзорный мир. Мир, который стал для Саши родным, любимым, единственным. Теперь он был раздавлен, разрушен, как замок Снежной Королевы. И все то, что раньше казалось прекрасным, сейчас вонзалось осколками в сердце, замораживая его. От досады на глазах Саши выступили слезы, и снегопад потек. Снежинки проплывали одна за другой: крупные и крохотные, круглые – ощетинившиеся, как ежики, и мохнатые, как шмели, и все как одна – белые, белые, белые…
 
   – Шарабанова, с тобой все в порядке? – одноклассница Людка Полетаева невесть откуда возникла возле заснеженной лавки и теперь стояла над Сашей, потирая красный от холода нос варежкой.
   – Путем. – Саша стряхнула замерзающую слезу со щеки. – Ты откуда здесь?
   Людка махнула рукой в глубь сквера, и Саша увидела Макса Лаврова, который пытался удержать в вертикальном положении разлапистую елку. Сейчас напоминание о празднике отозвалось новой болью, будто эта елка колола своими иголками, впивалась в кожу. Кто-то совсем рядом был счастлив, но у Саши не хватало сил порадоваться за друзей.
   – Максим помогает мне елку с базара домой дотащить, – гордо сообщила Людка и тут же вскрикнула: – Ой-ой-ой! Они падают!
   Макс начал перебирать ногами, словно девочка на шаре, раскинул в стороны руки, выронил елку, свалился и полетел по дороге к ногам своей возлюбленной. Елка неслась за ним, накалывая на иголки снег и превращаясь в гигантский моток сахарной ваты на палочке. Людка невольно рассмеялась. А вскоре и Саша уже не могла сдержать улыбку. Да и сам Максим грохотал хохотом так, что распугал украшавших березу толстых ворон. Они закаркали, захлопали крыльями, а потом растаяли в снежной белизне.
   – Живой? – Люда наклонилась к Максу, помогая ему встать.
   Вместо этого Максим увлек ее за собой, и они начали кататься по снегу, как ненормальные, хихикать и обниматься. И тут же Саше опять стало так грустно, что захотелось немедленно исчезнуть с этого места: оказаться как можно дальше от всех влюбленных парочек – за тысячи километров нехоженых дорог, нетронутых снегов и непаханых полей…
   – Пойдем с нами елку наряжать, – предложила сердобольная Люда.
   Она вылезла из сугроба и теперь подставила радостному Максу свою спину для очистки от снега.
   – Нет, не могу, – соврала Саша, – у меня тут… это… встреча, жду, вот…
   Ей хотелось как можно быстрее отвязаться от друзей. Поделись она сейчас своей тайной с Людкой, и вполне вероятно, что на следующий день ее позовет на беседу школьный психолог, а хуже того – горячие новости появятся в классной газете. И конечно, подруга будет всего лишь желать ей добра, от чистого сердца стараясь помочь.
   – Ну да, ну да, – недоверчиво покачала головой Людка, всматриваясь в Сашино лицо, но поняв, что подруга непреклонна, согласилась. – Как знаешь…
   Уцепившись в четыре руки за непослушную елку, веселая парочка заскользила по скверу, и уже через минуту они забыли про одинокую Шарабанову. У ребят была своя жизнь, которая явно доставляла им удовольствие. А метель увивалась за влюбленными хвостом, рассыпая снежный шлейф снежинок, смешинок. Или это была уже белая Сашина зависть?..
 
   Почти все Сашины подруги давно встречались с парнями. Вот и Людка с сентября не расставалась с Максимом – точно волшебник со своей палочкой, вертела им, как захочет. А тот готов был ради своей девушки на любое чудо: контрольную по алгебре на «отлично» за двоих решить или урок сорвать, если Людка к нему подготовиться не успела. Лишь бы не меркли в ее глазах озорные искорки, лишь бы звенел смех, воспоминание о котором каждое утро выпихивало Макса из постели лучше любого будильника. Так их роман с ежедневным постоянством заводил часы беспечной, влюбленной в жизнь юности.
   Саше всегда казалось, что у остальных все получается на удивление просто, будто само собой. Однажды посмотрят друг на друга, словно в первый раз, заулыбаются: она волосы начнет поправлять, он – почесывать верхнюю губу, будто проверяя себя на усатость. А через несколько месяцев глядишь – они уже елки наряжают, как супружеские пары. Недавно Саша узнала, что даже «круглая» отличница Полина, любимица учителей и поваров, нашла себе какого-то ботаника из одиннадцатого класса, который теперь важно носил ее школьную сумку и мешок с обувью сорокового размера. Да еще декламировал при этом Блока или Пастернака. В общем, блистал силой, эрудицией и хорошей памятью. А Полина плыла рядом с ним, расправив плечи и гордо вышагивая своими длинными ступнями. Она кидала на одноклассниц победоносные взоры, будто доказывая, что не хуже остальных.
   Только у одной Саши ничего путного с личной жизнью никак не выходило. Рассудительная Людка обычно укоризненно замечала:
   – Шарабанова, ты слишком гордая и несговорчивая! Ясное дело – парни тебя боятся.
   – Глупости! – отмахивалась Саша.
   А потом получала от подруги часовой урок обольщения мальчишек. Ей предлагалось стать более открытой, да что там – простой. К чему парням сложные девушки? И эти занятия были похлеще военной подготовки, одна стрельба глазами чего стоила! Нет, Саша была уверена – бойца любовного фронта из нее не выйдет…
   – Мальчишки просто-напросто боятся умных и самоуверенных девчонок, – резюмировала Людка, закинув ногу на ногу и покачивая узкую лодочку на пальцах. – Так что тебе, Шарабанова, нужно чуть-чуть им помочь, расслабить, а уже потом – захватить…
   По правде говоря, никто и не догадывался, что Саша сама – изрядная трусиха. Заметив робкое внимание к себе, она не умела ответить задорным взором, а лишь краснела, как свекла, и, стараясь скрыть этот позорный факт, смывалась куда подальше. А потом еще долгое время избегала объект собственного стыда, страха и тревог.
   К пятнадцати годам она начала ощущать себя старой девой, стерегущей свое одиночество, как верный пес хозяйский дом. Сколько раз Саша пыталась прогнать этого пса, но в ответ он забивался в укромный уголок ее души и рычал оттуда, а того хуже – скулил, что было совершенно невыносимо. Иногда Саша думала, что у каждого человека есть такой зверь где-нибудь под кроватью души. Порой, придя к знакомым в гости, ей невольно хотелось заглянуть под их постели, чтобы встретить душевных зверей. Она представляла, что кто-то прячет там котенка, а кто-то – настоящего тигра. И по внешнему виду человека не сразу можно отгадать, что за зверь сидит под кроватью его души. Лишь иногда, теряя контроль над собой, забываясь – чему-то искренне радуясь или отчаянно злясь, люди выпускают этих зверей из убежищ. На минуту, на секунду – мелькнет влажный носик или длинный коготь, и все – как не бывало.
   Саша была уверена, что под постелью Людки жила лиса. Иногда она показывала оттуда острую мордочку, но тут же заметала следы пушистым хвостом.
   Сейчас, когда вокруг стелилась белая пустота и можно было выпустить своего зверя наружу, Сашин пес тихонечко выглянул и лизнул ее в нос. Отчего тот стал мокрым, покраснел, и Саша чихнула. Снежинки разлетелись от ее лица в разные стороны, а потом снова продолжили зимний танец. В этот день Саша была особенно зла на своего пса: жизнь ее разваливалась на части, рассыпалась паззлом, да так, что уже и не вспомнить былую картинку. В такие моменты хотелось иметь рядом какого-нибудь Макса или хотя бы зубрилу из одиннадцатого, любителя поэзии и крупных форм. Все равно кого, лишь бы не ощущать себя такой несчастной, одинокой и обманутой. Хотя, это была неправда – Саша знала – ей нужен только один человек. Тот, что в ароматный летний день прикоснулся губами к ее губам, оставив печать первого серьезного чувства. Воспоминания нахлынули неожиданно. Казалось, что они занесены зимними снегами, и чувства давно охладели. Но сейчас Саша видела все таким настоящим и живым, будто окунулась в прошлое…
 
   Это случилось ушедшим летом, в самом его начале, когда сочные травы еще тянули к небу свои языки и жадно лакали его теплые дожди. Солнце растопило лед Сашиного сердца, сморило полуденным сном ее пушистого сторожа – пса. Лето огненным маревом катило по земле, гремело грозами и шумело дождями. Дышало после ливней свежестью, запахами трав и цветов, заставляло скидывать сандалии и нестись песчаным берегом речушки, впитывая голыми ступнями его неутомимое тепло.
   – Сашка, слышишь стук? – Глаза Никиты закружили синеву неба и зелень листвы.
   – Это дятел? – прислушалась она.
   – Это мое сердце! – Он приложил Сашину руку к своей груди.
   А потом они бежали, сплетя пальцы. И листья шептали им о юности, о радости, о любви…
   Да где-то в вышине начал свой перестук красноголовый дятел, который услышал дробь пернатого друга и вовсе не догадывался о том, что это всего лишь стучит сердце одного влюбленного мальчишки. А после мир закружился, завертелся: небо встало с головы на ноги – они упали в траву, и все лето оказалось вдруг таким маленьким, что уместилось на Сашиных губах, обдавая их теплом. Этот миг, когда она нечаянно стала хозяйкой мира, и свой первый поцелуй Саша запомнит навсегда…
   Потом было расставанье: разные школы, разные города, разные жизни. И Сашин страх – что будет, когда они встретятся вновь? А подумать-то, их разделяли какие-нибудь пара часов езды на машине. Но это расстояние будто бы развеяло их чувство по ветру. Поначалу ребят связывали звонки, потом сообщения, но тепло уходило из них с каждым месяцем осени. Теперь и оставалось у Саши с Никитой всего ничего – одно лето, умещающееся на губах.
   Саша вспоминала лето, и глаза ее слепило от солнца. Она моргнула: в тот же миг яркий июньский день превратился в искрящийся свет снежного покрывала зимы. Сашу обдало холодом, а в висках вновь застучала украденная раньше времени тайна, от которой не спасала даже память о счастье. Все вокруг стало невыносимо белым. Саша закрыла глаза и будто исчезла с лица земли.
   А на Москву падал, падал, падал снег…

Глава вторая
Зеркало тролля

   Саша открыла глаза. Казалось, она просидела на скамейке, зажмурившись, всего-то несколько мгновений. Но тьма каким-то образом просочилась в этот ослепительно-зимний короткий день. Сквер посерел, казалось, что на снег легла пыль. И тут в конце аллеи Саша увидела того зубрилу-одиннадцатиклассника, что встречался с «круглой» Полиной. Вот уж точно – бойся своих желаний! Только что Саша ненароком захотела оказаться рядом с этим ботаником, и на тебе, пожалуйста. Зубрила понуро плелся по дороге, и, надо сказать, вид у него был далеко не радужный. Завидев примерзшую к лавке Сашу, ботаник явно чем-то озадачился. Остановился, начал перетаптываться на месте, а потом уверенно двинулся к ней.
   – Ты же Шарабанова? Одноклассница Полины? – спросил он, выбрасывая слова, точно ядра из пушки.
   Саша настороженно кивнула, не понимая, чего ему могло от нее понадобиться? Ботаник какое-то время молчал, переступая с ноги на ногу. Судя по молниям взглядов, он вынашивал какой-то план. А потом собрался с духом и выпалил:
   – У меня к тебе дело. Ты должна сказать Полине, что видела меня сегодня в сквере с обалденной девчонкой. Ну очень нужно! Понимаешь?
   Саша уставилась на Зубрилу, пытаясь взять в толк, что же здесь происходит. И тут ботаник заговорил снова, буквально захлебываясь словами:
   – И еще скажи, что мы целовались. – Затем он еще раз взвесил все сказанное и уверенно повторил: – Обязательно добавь про поцелуи!
   Саша в недоумении продолжала взирать на Зубрилу. Она-то думала, что у него одни блоки да пастернаки в голове. А оказывается, там было место для подобной чепухи. И с чего это он так завелся? Какие-то странные выдумки…
   – Но зачем мне обманывать Полину? – пожала плечами Саша.
   Ботаник сел было на лавку рядом с ней, но тут же снова вскочил и заходил туда-обратно, точно маятник: длинный, худой, головастый.
   – Полина предательница! – Зубрила даже раскраснелся от гнева, ему явно надо было выговориться. – Я видел ее сегодня утром с одним напыщенным типом. Этот гад тащил Полинину сумку и что-то шептал на ухо. И, честное слово, он чуть не провалился в это ухо, прилип намертво. А Полина шла и смеялась как сумасшедшая, честное слово…
   Ботаник перевел дух, скомкал снежок, затем откусил от него знатную часть и начал с хрустом пережевывать, остаток же безжалостно размазал о ствол дерева. Саша всерьез заинтересовалась этой историей любовного отмщения. Неужели вокруг действительно столько много лжи? И даже примерные отличники вовсю врут друг другу! Саша будто провалилась этим утром в другой мир. Или осколок зеркала злого тролля попал ей в глаз – отчего все вокруг разом переменилось. Из простого стало сложным. Из правдивого – обманным.
   – А что за парень? Из нашей школы? – Саша никак не могла представить Полину в роли обольстительницы и кокетки.
   – Угу, – прохрумкал Зубрила. – Причем младше Полины на год, да и ростом не вышел. Мелкий, да, видать, прыткий. Коренастый такой! Помню, он медаль взял на прошлых спортивных соревнованиях. Я-то думал, Полине умные нравятся, а оказывается, ей дутые мышцы подавай!..
   Саша бросила взгляд на тощий торс ревнивца и тут же вспомнила того спортсмена.
   – Слушай, так это же Полинин брат медаль брал! Ты разве не знал? – рассмеялась она.
   Ботаник вылупил на Сашу свои умные бычьи глаза, в которых еще не угас ревностный блеск.
   – Брат? – Никогда он не выглядел так глупо. – Да мы как-то о семье с ней и не разговаривали…
   – Ну да, куда уж там, – вздохнула Саша, одновременно жалея Зубрилу и завидуя ему.
   А ботаник уже стучал себя тощей ладонью по лбу и все долдонил: «Брат! Брат!..» А потом, забыв обо всем, пустился чуть ли не вприпрыжку по дороге. Но тут же вернулся, подскочил к Саше и шепнул:
   – Ты только ничего не говори Полине, хорошо? Ну, про обалденную девчонку… и главное – про поцелуи. – Ботаник состроил кислую мину.
   Саша закивала, а Зубрила уже несся вперед счастливый, как младенец…
 
   Пляшущая фигурка удачливого ревнивца потерялась вдали среди стволов. Предательство и обман обошли его стороной. Только что коварная ложь занимала все мысли и чувства, но ей пришлось отступить. И Саша видела, насколько легче и радостнее стало на душе у Зубрилы, когда он услышал про брата Полины. Вот только ее собственная ноша теперь казалась еще тяжелее. Саша огляделась вокруг. Сквер заметно опустел. И лишь вороны снова заняли свои насиженные места. Мерзнуть здесь одной стало совсем неуютно: когда друзья и знакомые разбегаются от нее в разные стороны, унося свои истории подальше от этого мрачного места. Мигом вскочив с лавки, Саша застучала, затопала ногами, согревая их, избавляясь от ледяной хватки зимы. Школьная сумка выпрыгнула из замерзших рук и упала, рассыпав содержимое по снегу. Ручки, тетради, зеркальце, тушь, помада калейдоскопом разлеглись по свежему насту. Непослушными пальцами Саша собирала свои вещи, и они тоже казались ей предателями. Эти безделушки не отпускали из сквера, крали лишние минуты, удерживая здесь – в сетях ползущего между деревьев холода. В Сашиных руках захрустела бумага, и она достала из снега толстую тетрадь в кожаной обложке. Странички пестрели вклеенными вырезками из журналов, рисунками, фотографиями и неровными строчками: узкими, как ниточки, или широкими, точно узловатая вязка шарфа. Это был Сашин дневник – муравейник букв, мыслей, истин. Но вчерашняя правда обернулась сегодняшним обманом. Вот она с папой и мамой в Турции: все улыбаются, а на Сашиной голове десятки косичек. Будто и есть во всем мире лишь они трое и больше никого. А вот, в рамочке из сердец и кошачьих мордочек, тщательно выведенные ею слова, всего-то несколько строк. Саша аккуратно переписала их в свой дневник из телефона, хотя это сообщение от Никиты она давно помнила наизусть: «Сегодня возле школы я встретил уличного кота и почему-то подумал – этот бедняга никогда не видел Сашу! Пришлось подобрать его. Теперь мы вместе с нетерпением ждем встречи с тобой…»
   Страницы продолжали мелькать: вот смеется Дэниел Редклифф, а вот – Роберт Паттинсон, но их улыбки поймала в паутину зима. Здесь все было ложью! И каждый белозубый оскал откусывал былое счастье, как кусок от праздничного пирога. Захлопнув тяжелую обложку, Саша со всего маху запустила дневник в сугроб. Тетрадь врезалась в снег углом и начала потихоньку проваливаться: сначала утонула наполовину, а потом над глыбой снега остался лишь маленький парус – треугольник обманутой радости. Затем и он полностью погрузился во мрак колючей белизны. Но вместо облегчения Саша почему-то ощутила, как из сквера ушло последнее тепло…
   И тут в ее кармане запрыгал мобильный. Словно вырывая из мрачных мыслей, он напоминал о настоящем. Телефон вибрировал и напевал веселую песенку, Саша вынула его из кармана. С экрана ей улыбалась Людка Полетаева. «Только ее сейчас не хватало, – подумала Саша. – Опять начнет к себе зазывать, чтобы я любовалась, как они с Лавровым милуются – фи!» Телефон все пел, а Саша всерьез намеревалась сбросить вызов, но в последний момент со вздохом ответила:
   – Да?
   – Ша-ра, – голосила Людка, – ба-но-ваааа! Уууу…
   Полетаева завывала, как сирена. Слов было почти не разобрать.
   – Что там у тебя? – испугалась Саша.
   – Приходи-и-и, – пищала Людка. – Расскажу-у-у…
   – Сейчас буду.
   Саша уже спешила к дому подруги. Людка всегда была сдержанной и спокойной, даже расчетливой. Казалось, будто она любую ситуацию видит насквозь, и многое может предугадать. Неужели Макс чем-то расстроил или обидел ее? Да еще так сильно, что Полетаева скатилась до настоящей истерики. Все, что еще недавно казалось Саше неизменным, вдруг искажалось. Занудный Зубрила оказался настоящим Отелло, а умеющая держать себя в руках Людка сейчас плакала дома, как ребенок. И теперь Саша начала думать, будто она заразилась дома какой-то невиданной болезнью, меняющей все вокруг. И теперь эпидемия неизбежна. Все, кто оказывается с ней рядом, молниеносно становятся другими, практически неузнаваемыми. Даже родной город теперь выглядел чужим. И Саша уже не была уверена, что в знакомом дворе найдет Людкин дом, а в нем – нужные этаж и квартиру. Но, к великому облегчению, все осталось на своих местах. Обитую рыжей кожей дверь Полетаевых Саша узнала сразу. И тут же, по звонку, на лестничную площадку высунулась Людкина мама.
   – А, Саша, – устало кивнула она. – Заходи. Может, хоть ты втолкуешь Людке, что нужно доверять собственной матери…
   Саша даже опешила. Меньше всего она сейчас ощущала в себе силу доказывать кому-то, что надо слушаться родителей. И уж тем более – маму. Уже в коридоре были слышны приглушенные стенания Полетаевой.
   – Людка, выходи! – крикнула ее мать. – Саша пришла.
   Из-за двери дальней комнаты послышалось неясное злобное бормотание. Никто не вышел встречать Сашу. Но замок щелкнул – Полетаева давала понять, что впустит подругу к себе.
   – Заперлась! – отмахнулась мать. – То бежать за этим хулиганом Лавровым хотела. А как я не пустила, так заперлась, чертовка! Ну что ты с ней будешь делать?
   – Может, поговорить? – Саша встала босыми ногами на плиточный пол.
   – Поговори, поговори, – закивала Людкина мама, подсовывая Саше тапочки. – Ты девочка серьезная. На собраниях в школе о тебе всегда хорошо отзываются. Поговори…
   Саша послушно проскочила в узкую щель, которую предоставила ей щедрая Людка. По полу в комнате валялись елочные игрушки, книги, журналы.
   – Что здесь произошло? – удивленно оглядывалась Саша.
   Она привыкла видеть вещи подруги в полном порядке. Людка была отчасти педанткой и вечно раскладывала все по местам. Сейчас же казалось, будто по комнате прошелся настоящий вихрь. Да и Полетаева не была похожа на себя. Лицо ее сморщилось, волосы растрепались. Из глаз текли слезы, и Людка нещадно размазывала по щекам свою дорогую водостойкую тушь.