Страница:
Ну, это уж перебор.
Я пошел быстрее, свернул за угол и почти сразу же увидел вывеску небольшой, но уютной гостиницы. Называлась она “Проваленная явка”. Хозяин гостиницы, лысый жизнерадостный толстяк, был настолько вежлив и деликатен, что только один раз предложил мне купить у него чертеж “Последней сверхсекретной резиновой бомбы”, а когда я отказался, даже не стал настаивать.
Учитывая это, я решил в гостинице остановиться.
Денег с меня хозяин брать не стал. Вместо платы за проживание мне пришлось подписать обязательство, что я буду работать на какую-то там разведку. Какую, я не уточнял. Подозреваю, это не имело никакого значения.
Уладив дела с жильем, я вышел на улицу осмотреться и прогуляться.
Смеркалось. Из окна соседнего дома слышался звон посуды и хриплые голоса, требовавшие от кого-то, чтобы он “раскололся”. Одна за другой, образуя длинную вереницу, по улице проезжали машины с пеленгаторными антеннами на крышах.
А мне хотелось чашечку кофе. Или кружку пива. Либо того, либо другого.
Я отправился на поиски какого-нибудь кафе и почти сразу же его нашел. Называлось оно коротко и выразительно – “Удачная акция”. Свободных столиков было хоть отбавляй. Редкие посетители пили пиво и вели оживленный разговор о засадах, вариантах “альфа” и “бета”, планах, резидентах и прочей муре.
Ко мне подскочил официант. Я попросил принести что-нибудь типа жаркого. Он записал заказ в свой шифровальный блокнот и убежал.
Я стал без особого интереса рассматривать сидевших за соседними столиками шпионов, потом мое внимание привлекла стоявшая на столе хрустальная пепельница. Изящная штучка. Я крутанул ее пальцами.
На мое плечо опустилась рука.
Я вздрогнул.
Это оказался один из шпионов, почти ничем не отличавшийся от своих товарищей, разве что кривым рваным шрамом через левую щеку. Он по-приятельски подмигнул, непринужденно уселся за мой столик и, вынув из кармана большую черную сигару, положил ее перед собой, словно она была удостоверением, знаком тайного шифра, который я, по его мнению, должен был знать.
Ну-ну. Посмотрим.
Шпион ухмыльнулся так, как будто слегка стеснялся, и вдруг, решившись, выпалил:
– Ну так как, будем вербоваться или нет?
– Будем, – с энтузиазмом воскликнул я.
Он ошарашенно уставился на меня. Похоже, он рассчитывал, что я буду долго отнекиваться, а он, как и положено, будет меня уговаривать, подкупать, льстить, запугивать… А тут…
– Только знаешь что, – по-приятельски в свою очередь подмигнул ему я. – Вы там у себя решите, к кому из вас я завербуюсь. Чтобы раз навсегда покончить с этим делом и к нему не возвращаться. Понятно?
– Понятно, – сказал шпион. Лицо у него стало озабоченным. Выгрузившись из-за моего столика, он вернулся к своим товарищам. Тут мне принесли пиво.
Оно оказалось вполне приемлемым, и, попивая его, я стал не без интереса наблюдать за жаркой дискуссией, разгоревшейся за соседними столиками.
Похоже, задачку я им подкинул действительно непростую.
Кстати, тот, кому этот сон приснился, похоже, неплохо разбирался в пиве. Оно было необыкновенно свежим и очень вкусным.
Я уже доедал принесенное мне жаркое, когда шпион со шрамом на левой щеке снова подсел к моему столику.
– Ну?.. – спросил я.
– Мы договорились! – выпалил он.
– О?
– Мы решили, что ты завербуешься нам всем.
– Это как? – искренне удивился я.
– А вот так… – Шпион вытащил из кармана большой клетчатый носовой платок, вытер им лоб и продолжил: – Очень просто. Ты подпишешь обязательство работать с нами со всеми.
– А-а-а… – сказал я. – Вот так, значит.
– Вот так.
– Ну хорошо, – улыбнулся я. – Тащите ваши бумажки. Я подпишу их. Все.
И тут шпион взревел.
– Оба-на! – крикнул он, сорвал с головы шляпу и швырнул ее на пол. Через секунду вокруг моего столика толпились уже все посетители кафе. Они подсовывали мне одну за одной какие-то бумажки. Я не глядя их подписывал. Официант вспотел, таская к моему столику кружки с пивом, потому что каждый хотел выпить со мной. Меня хлопали по плечу, предлагали “на брудершафт”, мне совали в карманы толстые и не очень толстые пачки каких-то причудливых денег. А я подписывал, пил пиво, выслушивал замечания типа: “Я сразу понял, что он отличный парень!”, “Нет, это я его подкупил, когда так ловко рухнул к его ногам”, “Пива, еще пива”, “Пожалуйте, вот гаванские сигары”, “У меня тут одна резидентка есть… глазки… а ножки-то какие… я тебя с ней обязательно познакомлю…”
Я улыбался, пожимал руки, подписывал бумаги, пока не онемели пальцы. После пятой кружки в голове у меня зашумело, и я вдруг как-то сразу понял, что попал в совершенно великолепный сон, понял, какие отличные парни эти шпионы, и вообще… вдруг понял, что жить на свете стоит.
Ко мне подсел какой-то маленький горбатый шпион и стал объяснять преимущество кайенского шифра над всеми прочими. Куда-то сбегали и привели нескольких шпионок. Они вовсю кокетничали и спорили, чья очередь сидеть у меня на коленях. А вокруг творилось такое…
Больше всего это напоминало большой мексиканский карнавал. И я забылся, мне хотелось пива и общения. Я согласен был даже обзавестись портативной рацией, чтобы передавать по ней через каждые полчаса кодовую фразу “Яд в подкладке пиджака”.
Веселье продолжалось долго, очень долго. И вдруг, выпив очередную кружку пива, я понял, что это – все, мне пора уходить. Подскочил официант и торжественным голосом объявил, что в ознаменование такой большой, можно сказать, небывалой вербовки все угощение за счет заведения. А я целовал руки шпионкам, жал пятерни шпионам, все вытаскивал из кармана деньги и предлагал официанту. И уходил, уходил. Меня останавливали и не пускали, меня соблазняли и подкупали. А я уходил… и наконец-то ушел.
Снаружи была ночь. И еще – шел дождь.
Я отошел от двери кафе всего лишь на пару шагов и остановился. Струи воды текли у меня по лицу. И стоило закрыть глаза, как можно было представить, что это слезы. Они текли по моим щекам, непостижимым образом смывая возникающие в голове мысли и поэтому состоящие теперь из странных, не совсем понятных обрывков.
Вот и все… любимое сло… А завтра… ну, господи, что еще может быть это зав… ждь, самый странный дождь за все… след волка… Проекция… Выход где-то здесь… что, если он не в стенке сна, а спрятан в городе… исключено… нет, здесь слишком много шпионов… Они следят… а змора должна держать его в тайне… чтобы я не нашел… или другой…
Неожиданно у меня возникло ощущение, жутко меня напугавшее, – ощущение, что сон вокруг является реальностью. А как же иначе? Хотя бы потому, что я в нем нахожусь и могу умереть. Теперь я знал это точно. Где-то внутри меня жило еще воспоминание, страх перед происходящим, некое понимание, что если я поверю во все это до конца, то никогда уже не стану инспектором снов, превращусь в обитателя. Да, тогда все будет по-другому. Кто знает, может быть, для меня даже исчезнут границы этого сна, и он станет безбрежным, станет настоящим миром, по которому можно идти до бесконечности. Вот только в другие миры я тогда путешествовать не смогу.
Дождь сек меня по лицу, но я этого не замечал. Я брел куда-то по залитому потоками воды тротуару. Может быть, я шел к переходному туннелю. Может быть, я хотел уйти из этого мира прочь. Пока еще не поздно.
И вдруг остановился, вспомнив о проходе в мир снов, об игре, навязанной мне зморой, о том, что я…
Великий Гипнос.
Наверное, я заплакал. Хотя, кто его знает, может, это мне тогда только показалось спьяну? Как бы то ни было, но даже если я и плакал, то милосердный дождь смыл все слезы. И этим меня спас. Вернее, этим спас остатки моего самоуважения.
Кончено.
Я не поддамся.
Вместе со слезами дождь слегка смыл хмель, и, слегка протрезвев, я почувствовал гнев. И как водится, еще раз сказал себе, что не сдамся. И должен же я… Неужели я… И вообще…
Я все еще пытался спорить сам с собой, сам себе что-то доказывал, а ноги уже несли меня неизвестно куда. Мимо проплывали дома, двери, окна, окна, окна… И за каждым был по крайней мере один шпион. Они составляли идиотские, никому не нужные шифровки, чистили оружие, из которого не могли никого застрелить, обменивались кодами, воровали никому не нужные секретные документы. А я был здесь, снаружи, как и положено. Я мог сто раз завербоваться к ним и все равно остался бы по-прежнему снаружи. Потому что был инспектором снов. Вот так-то. Вот таким образом.
Мелькнула дверь, над которой висела знакомая вывеска.
Чисто машинально я остановился и долго смотрел на нее, пока до меня не дошло, что это вывеска той гостиницы, в которой я остановился.
Я вошел в вестибюль. Текло с меня немилосердно. Хозяин был за стойкой и что-то сосредоточенно выстукивал на портативной рации. Увидев меня, он моментально спрятал рацию и удивленно вздернул брови. Я прошлепал прямо к барьеру, за которым он сидел. И тут хозяин гостиницы проявил просто чудовищную ловкость. Он куда-то исчез, а через мгновение вернулся вместе с полотенцем и большим махровым халатом. Не знаю, как это получилось, но он провел меня в небольшую подсобную комнатушку, находившуюся рядом с вестибюлем, заставил раздеться и вытереться полотенцем. Через некоторое время на мне уже оказался махровый халат. Я сидел на кушетке с игривой голубой обивкой и большими глотками пил из огромной чашки горячий кофе.
Хозяин куда-то унес мою одежду, вернулся и сообщил, что к утру она высохнет. Потом я допил кофе и почувствовал, что почти протрезвел. Мне даже стало стыдно за то, что со мной так возятся. Я начал было извиняться, но хозяин гостиницы сказал, что все это “совершеннейшие пустяки, ну просто совершеннейшие пустяки”. Он даже проводил меня до лифта. Я поднялся на восьмой этаж и, слегка покачиваясь, пошел к своему номеру.
Войдя в него, я увидел зомби.
Он лежал, вольготно развалившись у меня на кровати, совершенно неподвижно и в этот момент удивительно напоминал страшную восковую куклу из музея мадам Тюссо.
Я плюхнулся в стоявшее у двери кресло и спросил:
– Ну?
Зомби молчал. Он даже не шевельнулся, словно и вправду был всего лишь восковой куклой.
Я закинул ногу на ногу и стал его рассматривать.
Вид у него, конечно, был не из приятных.
Этакий вполне готовый к погребению мертвец. Мне показалось, что трупное пятно на его левой щеке слегка увеличилось. Хотя откуда? Должно быть, зомби был мертв по крайней мере уже лет пятьдесят—шестьдесят. Если бы что-то в нем действительно гнило, столько он бы не протянул. Весь этот гной, все эти сыплющиеся с него червячки на самом деле свидетельствовали не о гниении, а о том, что они вырабатываются его организмом. Он так функционировал. Вообще какой-нибудь медик из статичного мира отдал бы за возможность сделать вскрытие этого зомби правую руку. Никак не меньше.
Итак, что же ему от меня надо?
Зомби шевельнулся, повернул ко мне голову.
– Ну? – снова сказал я.
– Баранки гну, – пробормотал зомби.
Глаза у него сегодня были совсем белые, без зрачков, как у мраморной статуи.
– Значит, добрался? – спросил он.
– Да, добрался, – с вызовом сказал я. – А что, кому-то это не нравится?
Зомби молчал.
Великий Гипнос, этому-то что от меня надо?
– Теперь выход будешь искать?
– Нет, утром станцую ламбаду и отправлюсь обратно.
– Понятно.
Зомби рывком, словно марионетка, которую дернули за привязанные к конечностям веревочки, сел на кровати.
– Значит, все-таки рассчитываешь эту игру выиграть?
– Может, и рассчитываю, – сказал я.
– Это хорошо, – хихикнул зомби. – А вот скажи-ка мне, что ты будешь делать, когда найдешь выход?
– А ты как думаешь? – Я усмехнулся.
– Правильно. Я думаю, ты в мир снов уйдешь и вернешься из него как можно скорее, с подмогой. Своих товарищей, инспекторов снов приведешь. Тогда вы зморе и покажете.
– Может быть. – Я насторожился.
Удовлетворенно кивнув, зомби снова растянулся на моей кровати. Минуту спустя он пошарил по карманам, вытащил какую-то довольно толстую серую палочку и сунул ее в рот.
Я заинтересованно наблюдал.
Зомби взял со стола коробок спичек, как ни в чем не бывало поджег эту палочку и выпустил клуб зеленого дыма.
Ого, а я-то думал, что зомби не курят! Но зачем ему это, ведь зомби дышать ни к чему?
– Веточка дерева флю, – заметив мой недоуменный взгляд, объяснил зомби. – Когда-то давно я жил на великой цепи миров. Славное было времечко. Был там один мир, куда попадают те, кто умер насильственным образом в статичном мире… В общем, там я к этим палочкам и пристрастился. Иногда, когда змора в хорошем настроении, она меня ими снабжает. Иногда.
По мере того как он вдыхал дым палочки флю, движения его становились более плавными. Мне показалось даже, что на щеках у него выступило что-то похожее на легкий румянец.
Выдохнув в очередной раз зеленый дым, зомби спросил:
– Значит, ты решил не сдаваться?
Я промолчал.
– Правильно делаешь. Потому что уже поздно. Змора могла еще передумать, пока ты не ушел из-под ее наблюдения, попутно уничтожив один из снов лабиринта. Когда это случилось, она сообразила, что тебя недооценила, и слегка испугалась. А змора никогда не прощает того, кого она испугалась хоть на секунду.
Он выпустил новый клуб дыма и продолжил:
– Так что теперь ты даже не можешь сдаться. Она тебя просто уничтожит, на всякий случай.
– Ну что ж, моя игра еще не проиграна.
Я слегка разозлился. Какой-то ходячий труп лежит на моей кровати и меня же учит жизни.
– Какая игра? – крикнул зомби. – Кретин! О какой игре может идти речь? Не было никакой игры, не было! Были слова, а игры не было. Понял?
– Понял, – сказал я. – Ты только успокойся, не надо нервничать. Ну, проиграю я… Тебе-то какое дело?
– Дело… – хмыкнул он и положил палочку флю в девственно чистую пепельницу. – Дело… Есть у меня дело. Я ведь тоже здесь не по своей воле. Змора меня из мира-цепи выкрала – точно так же, как и стащила все эти сны. У меня тоже, может, своя гордость есть. Мне-то что? Ну, прикончите вы змору, я себе другого хозяина найду. Это просто. Вот только никогда тебе ее не победить. Послушай совета, плюнь на все и беги отсюда, потому что тебе ее не обыграть. Уходи. Спрячься в снах. Потом она о тебе забудет, и ты выберешься в свой мир. Но только уходи сейчас, пока она еще не отрезала этот сон от других. Если она заподозрит, что ты собрался сделать, то отрежет как пить дать. Уходи.
– Значит, – я взял со стола оставленную несколько часов назад пачку сигарет, вынул одну штуку и тоже закурил, – значит, ты советуешь мне уйти. А если я твоему совету не последую?
– Тогда ты умрешь.
– Ну да, глядя на тебя, начинаешь понимать, что это действительно не очень хороший вариант.
– Вариант? – горько усмехнулся он и вдруг, вскочив с кровати, прошел мимо меня к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся и презрительно сказал: – Я тебя предупредил. Время у тебя, чтобы убраться, – до рассвета. Потом будет поздно. Все, шутки кончились. Подумай, хорошо подумай.
– А чего думать-то? – буркнул я ему в спину. – Завтра я этот выход найду, расшибусь, но найду.
Зомби открыл дверь, шагнул прочь из номера, но на пороге все же обернулся и, смерив меня с головы до ног тяжелым взглядом, медленно, чеканя каждое слово, сказал:
– Когда попадешь в мир-цепь, передай там от меня другим зомби привет.
Дверь он закрыл со страшным грохотом.
Вот так. Стало быть, не у одного меня есть нервы. Оказывается, они есть еще и у зомби. Очень забавно.
Я медленно, неторопливо докурил сигарету, потом встал, прошел к окну и отдернул штору.
Снаружи все еще был дождь. Время от времени по мостовой с ревом проносились большие черные машины; неторопливо, съежившись под своими серыми плащами, брели по тротуару шпионы. Откуда-то с окраин, постепенно нарастая, доносились звуки перестрелки.
Интересно, а как это – чувствовать себя мертвым, быть зомби?
Я повернулся к окну спиной и потушил окурок.
Где-то под кроватью едва слышно потрескивал плохо настроенный микрофон. Я представил, какой фурор в стане шпионов вызвала эта моя беседа с зомби, и усмехнулся. Еще бы, судя по всему, этот разговор записывало не менее двух десятков замаскированных микрофонов и снимало по крайней мере, если глаза меня не обманывали, штук пять портативных кинокамер.
А все-таки зачем он приходил?
И вообще, судя по всему, он легко проходил через стенки снов, неплохо ориентировался в этом лабиринте – и все это без помощи птицы-лоцмана. Колдовство зморы? Может быть, оно сродни тому, которое позволило тому волку уйти в проекцию? Вот только ничего больше узнать сейчас не удастся. А разобраться в этом надо. Но только потом. Если выберусь.
Я подошел к кровати, внимательно ее осмотрел и огорченно вздохнул.
Мои предположения подтвердились.
Бедный хозяин гостиницы.
Теперь ему придется еще и менять постельное белье.
Конечно, оставшиеся от зомби червячки были не совсем настоящими, то есть не такими, что появляются на полуразложившемся мясе, но все же спать на усеянной ими кровати я заставить себя не мог.
Ничего не оставалось, как отправиться к хозяину гостиницы и попросить заменить постельное белье.
Что я и сделал.
Уже спускаясь в лифте, я подумал, что неплохо было бы еще попросить хозяина отрегулировать микрофон под моей кроватью. Сплю я чутко, а день мне завтра предстоял очень трудный.
9
Я пошел быстрее, свернул за угол и почти сразу же увидел вывеску небольшой, но уютной гостиницы. Называлась она “Проваленная явка”. Хозяин гостиницы, лысый жизнерадостный толстяк, был настолько вежлив и деликатен, что только один раз предложил мне купить у него чертеж “Последней сверхсекретной резиновой бомбы”, а когда я отказался, даже не стал настаивать.
Учитывая это, я решил в гостинице остановиться.
Денег с меня хозяин брать не стал. Вместо платы за проживание мне пришлось подписать обязательство, что я буду работать на какую-то там разведку. Какую, я не уточнял. Подозреваю, это не имело никакого значения.
Уладив дела с жильем, я вышел на улицу осмотреться и прогуляться.
Смеркалось. Из окна соседнего дома слышался звон посуды и хриплые голоса, требовавшие от кого-то, чтобы он “раскололся”. Одна за другой, образуя длинную вереницу, по улице проезжали машины с пеленгаторными антеннами на крышах.
А мне хотелось чашечку кофе. Или кружку пива. Либо того, либо другого.
Я отправился на поиски какого-нибудь кафе и почти сразу же его нашел. Называлось оно коротко и выразительно – “Удачная акция”. Свободных столиков было хоть отбавляй. Редкие посетители пили пиво и вели оживленный разговор о засадах, вариантах “альфа” и “бета”, планах, резидентах и прочей муре.
Ко мне подскочил официант. Я попросил принести что-нибудь типа жаркого. Он записал заказ в свой шифровальный блокнот и убежал.
Я стал без особого интереса рассматривать сидевших за соседними столиками шпионов, потом мое внимание привлекла стоявшая на столе хрустальная пепельница. Изящная штучка. Я крутанул ее пальцами.
На мое плечо опустилась рука.
Я вздрогнул.
Это оказался один из шпионов, почти ничем не отличавшийся от своих товарищей, разве что кривым рваным шрамом через левую щеку. Он по-приятельски подмигнул, непринужденно уселся за мой столик и, вынув из кармана большую черную сигару, положил ее перед собой, словно она была удостоверением, знаком тайного шифра, который я, по его мнению, должен был знать.
Ну-ну. Посмотрим.
Шпион ухмыльнулся так, как будто слегка стеснялся, и вдруг, решившись, выпалил:
– Ну так как, будем вербоваться или нет?
– Будем, – с энтузиазмом воскликнул я.
Он ошарашенно уставился на меня. Похоже, он рассчитывал, что я буду долго отнекиваться, а он, как и положено, будет меня уговаривать, подкупать, льстить, запугивать… А тут…
– Только знаешь что, – по-приятельски в свою очередь подмигнул ему я. – Вы там у себя решите, к кому из вас я завербуюсь. Чтобы раз навсегда покончить с этим делом и к нему не возвращаться. Понятно?
– Понятно, – сказал шпион. Лицо у него стало озабоченным. Выгрузившись из-за моего столика, он вернулся к своим товарищам. Тут мне принесли пиво.
Оно оказалось вполне приемлемым, и, попивая его, я стал не без интереса наблюдать за жаркой дискуссией, разгоревшейся за соседними столиками.
Похоже, задачку я им подкинул действительно непростую.
Кстати, тот, кому этот сон приснился, похоже, неплохо разбирался в пиве. Оно было необыкновенно свежим и очень вкусным.
Я уже доедал принесенное мне жаркое, когда шпион со шрамом на левой щеке снова подсел к моему столику.
– Ну?.. – спросил я.
– Мы договорились! – выпалил он.
– О?
– Мы решили, что ты завербуешься нам всем.
– Это как? – искренне удивился я.
– А вот так… – Шпион вытащил из кармана большой клетчатый носовой платок, вытер им лоб и продолжил: – Очень просто. Ты подпишешь обязательство работать с нами со всеми.
– А-а-а… – сказал я. – Вот так, значит.
– Вот так.
– Ну хорошо, – улыбнулся я. – Тащите ваши бумажки. Я подпишу их. Все.
И тут шпион взревел.
– Оба-на! – крикнул он, сорвал с головы шляпу и швырнул ее на пол. Через секунду вокруг моего столика толпились уже все посетители кафе. Они подсовывали мне одну за одной какие-то бумажки. Я не глядя их подписывал. Официант вспотел, таская к моему столику кружки с пивом, потому что каждый хотел выпить со мной. Меня хлопали по плечу, предлагали “на брудершафт”, мне совали в карманы толстые и не очень толстые пачки каких-то причудливых денег. А я подписывал, пил пиво, выслушивал замечания типа: “Я сразу понял, что он отличный парень!”, “Нет, это я его подкупил, когда так ловко рухнул к его ногам”, “Пива, еще пива”, “Пожалуйте, вот гаванские сигары”, “У меня тут одна резидентка есть… глазки… а ножки-то какие… я тебя с ней обязательно познакомлю…”
Я улыбался, пожимал руки, подписывал бумаги, пока не онемели пальцы. После пятой кружки в голове у меня зашумело, и я вдруг как-то сразу понял, что попал в совершенно великолепный сон, понял, какие отличные парни эти шпионы, и вообще… вдруг понял, что жить на свете стоит.
Ко мне подсел какой-то маленький горбатый шпион и стал объяснять преимущество кайенского шифра над всеми прочими. Куда-то сбегали и привели нескольких шпионок. Они вовсю кокетничали и спорили, чья очередь сидеть у меня на коленях. А вокруг творилось такое…
Больше всего это напоминало большой мексиканский карнавал. И я забылся, мне хотелось пива и общения. Я согласен был даже обзавестись портативной рацией, чтобы передавать по ней через каждые полчаса кодовую фразу “Яд в подкладке пиджака”.
Веселье продолжалось долго, очень долго. И вдруг, выпив очередную кружку пива, я понял, что это – все, мне пора уходить. Подскочил официант и торжественным голосом объявил, что в ознаменование такой большой, можно сказать, небывалой вербовки все угощение за счет заведения. А я целовал руки шпионкам, жал пятерни шпионам, все вытаскивал из кармана деньги и предлагал официанту. И уходил, уходил. Меня останавливали и не пускали, меня соблазняли и подкупали. А я уходил… и наконец-то ушел.
Снаружи была ночь. И еще – шел дождь.
Я отошел от двери кафе всего лишь на пару шагов и остановился. Струи воды текли у меня по лицу. И стоило закрыть глаза, как можно было представить, что это слезы. Они текли по моим щекам, непостижимым образом смывая возникающие в голове мысли и поэтому состоящие теперь из странных, не совсем понятных обрывков.
Вот и все… любимое сло… А завтра… ну, господи, что еще может быть это зав… ждь, самый странный дождь за все… след волка… Проекция… Выход где-то здесь… что, если он не в стенке сна, а спрятан в городе… исключено… нет, здесь слишком много шпионов… Они следят… а змора должна держать его в тайне… чтобы я не нашел… или другой…
Неожиданно у меня возникло ощущение, жутко меня напугавшее, – ощущение, что сон вокруг является реальностью. А как же иначе? Хотя бы потому, что я в нем нахожусь и могу умереть. Теперь я знал это точно. Где-то внутри меня жило еще воспоминание, страх перед происходящим, некое понимание, что если я поверю во все это до конца, то никогда уже не стану инспектором снов, превращусь в обитателя. Да, тогда все будет по-другому. Кто знает, может быть, для меня даже исчезнут границы этого сна, и он станет безбрежным, станет настоящим миром, по которому можно идти до бесконечности. Вот только в другие миры я тогда путешествовать не смогу.
Дождь сек меня по лицу, но я этого не замечал. Я брел куда-то по залитому потоками воды тротуару. Может быть, я шел к переходному туннелю. Может быть, я хотел уйти из этого мира прочь. Пока еще не поздно.
И вдруг остановился, вспомнив о проходе в мир снов, об игре, навязанной мне зморой, о том, что я…
Великий Гипнос.
Наверное, я заплакал. Хотя, кто его знает, может, это мне тогда только показалось спьяну? Как бы то ни было, но даже если я и плакал, то милосердный дождь смыл все слезы. И этим меня спас. Вернее, этим спас остатки моего самоуважения.
Кончено.
Я не поддамся.
Вместе со слезами дождь слегка смыл хмель, и, слегка протрезвев, я почувствовал гнев. И как водится, еще раз сказал себе, что не сдамся. И должен же я… Неужели я… И вообще…
Я все еще пытался спорить сам с собой, сам себе что-то доказывал, а ноги уже несли меня неизвестно куда. Мимо проплывали дома, двери, окна, окна, окна… И за каждым был по крайней мере один шпион. Они составляли идиотские, никому не нужные шифровки, чистили оружие, из которого не могли никого застрелить, обменивались кодами, воровали никому не нужные секретные документы. А я был здесь, снаружи, как и положено. Я мог сто раз завербоваться к ним и все равно остался бы по-прежнему снаружи. Потому что был инспектором снов. Вот так-то. Вот таким образом.
Мелькнула дверь, над которой висела знакомая вывеска.
Чисто машинально я остановился и долго смотрел на нее, пока до меня не дошло, что это вывеска той гостиницы, в которой я остановился.
Я вошел в вестибюль. Текло с меня немилосердно. Хозяин был за стойкой и что-то сосредоточенно выстукивал на портативной рации. Увидев меня, он моментально спрятал рацию и удивленно вздернул брови. Я прошлепал прямо к барьеру, за которым он сидел. И тут хозяин гостиницы проявил просто чудовищную ловкость. Он куда-то исчез, а через мгновение вернулся вместе с полотенцем и большим махровым халатом. Не знаю, как это получилось, но он провел меня в небольшую подсобную комнатушку, находившуюся рядом с вестибюлем, заставил раздеться и вытереться полотенцем. Через некоторое время на мне уже оказался махровый халат. Я сидел на кушетке с игривой голубой обивкой и большими глотками пил из огромной чашки горячий кофе.
Хозяин куда-то унес мою одежду, вернулся и сообщил, что к утру она высохнет. Потом я допил кофе и почувствовал, что почти протрезвел. Мне даже стало стыдно за то, что со мной так возятся. Я начал было извиняться, но хозяин гостиницы сказал, что все это “совершеннейшие пустяки, ну просто совершеннейшие пустяки”. Он даже проводил меня до лифта. Я поднялся на восьмой этаж и, слегка покачиваясь, пошел к своему номеру.
Войдя в него, я увидел зомби.
Он лежал, вольготно развалившись у меня на кровати, совершенно неподвижно и в этот момент удивительно напоминал страшную восковую куклу из музея мадам Тюссо.
Я плюхнулся в стоявшее у двери кресло и спросил:
– Ну?
Зомби молчал. Он даже не шевельнулся, словно и вправду был всего лишь восковой куклой.
Я закинул ногу на ногу и стал его рассматривать.
Вид у него, конечно, был не из приятных.
Этакий вполне готовый к погребению мертвец. Мне показалось, что трупное пятно на его левой щеке слегка увеличилось. Хотя откуда? Должно быть, зомби был мертв по крайней мере уже лет пятьдесят—шестьдесят. Если бы что-то в нем действительно гнило, столько он бы не протянул. Весь этот гной, все эти сыплющиеся с него червячки на самом деле свидетельствовали не о гниении, а о том, что они вырабатываются его организмом. Он так функционировал. Вообще какой-нибудь медик из статичного мира отдал бы за возможность сделать вскрытие этого зомби правую руку. Никак не меньше.
Итак, что же ему от меня надо?
Зомби шевельнулся, повернул ко мне голову.
– Ну? – снова сказал я.
– Баранки гну, – пробормотал зомби.
Глаза у него сегодня были совсем белые, без зрачков, как у мраморной статуи.
– Значит, добрался? – спросил он.
– Да, добрался, – с вызовом сказал я. – А что, кому-то это не нравится?
Зомби молчал.
Великий Гипнос, этому-то что от меня надо?
– Теперь выход будешь искать?
– Нет, утром станцую ламбаду и отправлюсь обратно.
– Понятно.
Зомби рывком, словно марионетка, которую дернули за привязанные к конечностям веревочки, сел на кровати.
– Значит, все-таки рассчитываешь эту игру выиграть?
– Может, и рассчитываю, – сказал я.
– Это хорошо, – хихикнул зомби. – А вот скажи-ка мне, что ты будешь делать, когда найдешь выход?
– А ты как думаешь? – Я усмехнулся.
– Правильно. Я думаю, ты в мир снов уйдешь и вернешься из него как можно скорее, с подмогой. Своих товарищей, инспекторов снов приведешь. Тогда вы зморе и покажете.
– Может быть. – Я насторожился.
Удовлетворенно кивнув, зомби снова растянулся на моей кровати. Минуту спустя он пошарил по карманам, вытащил какую-то довольно толстую серую палочку и сунул ее в рот.
Я заинтересованно наблюдал.
Зомби взял со стола коробок спичек, как ни в чем не бывало поджег эту палочку и выпустил клуб зеленого дыма.
Ого, а я-то думал, что зомби не курят! Но зачем ему это, ведь зомби дышать ни к чему?
– Веточка дерева флю, – заметив мой недоуменный взгляд, объяснил зомби. – Когда-то давно я жил на великой цепи миров. Славное было времечко. Был там один мир, куда попадают те, кто умер насильственным образом в статичном мире… В общем, там я к этим палочкам и пристрастился. Иногда, когда змора в хорошем настроении, она меня ими снабжает. Иногда.
По мере того как он вдыхал дым палочки флю, движения его становились более плавными. Мне показалось даже, что на щеках у него выступило что-то похожее на легкий румянец.
Выдохнув в очередной раз зеленый дым, зомби спросил:
– Значит, ты решил не сдаваться?
Я промолчал.
– Правильно делаешь. Потому что уже поздно. Змора могла еще передумать, пока ты не ушел из-под ее наблюдения, попутно уничтожив один из снов лабиринта. Когда это случилось, она сообразила, что тебя недооценила, и слегка испугалась. А змора никогда не прощает того, кого она испугалась хоть на секунду.
Он выпустил новый клуб дыма и продолжил:
– Так что теперь ты даже не можешь сдаться. Она тебя просто уничтожит, на всякий случай.
– Ну что ж, моя игра еще не проиграна.
Я слегка разозлился. Какой-то ходячий труп лежит на моей кровати и меня же учит жизни.
– Какая игра? – крикнул зомби. – Кретин! О какой игре может идти речь? Не было никакой игры, не было! Были слова, а игры не было. Понял?
– Понял, – сказал я. – Ты только успокойся, не надо нервничать. Ну, проиграю я… Тебе-то какое дело?
– Дело… – хмыкнул он и положил палочку флю в девственно чистую пепельницу. – Дело… Есть у меня дело. Я ведь тоже здесь не по своей воле. Змора меня из мира-цепи выкрала – точно так же, как и стащила все эти сны. У меня тоже, может, своя гордость есть. Мне-то что? Ну, прикончите вы змору, я себе другого хозяина найду. Это просто. Вот только никогда тебе ее не победить. Послушай совета, плюнь на все и беги отсюда, потому что тебе ее не обыграть. Уходи. Спрячься в снах. Потом она о тебе забудет, и ты выберешься в свой мир. Но только уходи сейчас, пока она еще не отрезала этот сон от других. Если она заподозрит, что ты собрался сделать, то отрежет как пить дать. Уходи.
– Значит, – я взял со стола оставленную несколько часов назад пачку сигарет, вынул одну штуку и тоже закурил, – значит, ты советуешь мне уйти. А если я твоему совету не последую?
– Тогда ты умрешь.
– Ну да, глядя на тебя, начинаешь понимать, что это действительно не очень хороший вариант.
– Вариант? – горько усмехнулся он и вдруг, вскочив с кровати, прошел мимо меня к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся и презрительно сказал: – Я тебя предупредил. Время у тебя, чтобы убраться, – до рассвета. Потом будет поздно. Все, шутки кончились. Подумай, хорошо подумай.
– А чего думать-то? – буркнул я ему в спину. – Завтра я этот выход найду, расшибусь, но найду.
Зомби открыл дверь, шагнул прочь из номера, но на пороге все же обернулся и, смерив меня с головы до ног тяжелым взглядом, медленно, чеканя каждое слово, сказал:
– Когда попадешь в мир-цепь, передай там от меня другим зомби привет.
Дверь он закрыл со страшным грохотом.
Вот так. Стало быть, не у одного меня есть нервы. Оказывается, они есть еще и у зомби. Очень забавно.
Я медленно, неторопливо докурил сигарету, потом встал, прошел к окну и отдернул штору.
Снаружи все еще был дождь. Время от времени по мостовой с ревом проносились большие черные машины; неторопливо, съежившись под своими серыми плащами, брели по тротуару шпионы. Откуда-то с окраин, постепенно нарастая, доносились звуки перестрелки.
Интересно, а как это – чувствовать себя мертвым, быть зомби?
Я повернулся к окну спиной и потушил окурок.
Где-то под кроватью едва слышно потрескивал плохо настроенный микрофон. Я представил, какой фурор в стане шпионов вызвала эта моя беседа с зомби, и усмехнулся. Еще бы, судя по всему, этот разговор записывало не менее двух десятков замаскированных микрофонов и снимало по крайней мере, если глаза меня не обманывали, штук пять портативных кинокамер.
А все-таки зачем он приходил?
И вообще, судя по всему, он легко проходил через стенки снов, неплохо ориентировался в этом лабиринте – и все это без помощи птицы-лоцмана. Колдовство зморы? Может быть, оно сродни тому, которое позволило тому волку уйти в проекцию? Вот только ничего больше узнать сейчас не удастся. А разобраться в этом надо. Но только потом. Если выберусь.
Я подошел к кровати, внимательно ее осмотрел и огорченно вздохнул.
Мои предположения подтвердились.
Бедный хозяин гостиницы.
Теперь ему придется еще и менять постельное белье.
Конечно, оставшиеся от зомби червячки были не совсем настоящими, то есть не такими, что появляются на полуразложившемся мясе, но все же спать на усеянной ими кровати я заставить себя не мог.
Ничего не оставалось, как отправиться к хозяину гостиницы и попросить заменить постельное белье.
Что я и сделал.
Уже спускаясь в лифте, я подумал, что неплохо было бы еще попросить хозяина отрегулировать микрофон под моей кроватью. Сплю я чутко, а день мне завтра предстоял очень трудный.
9
Утром, проснувшись, я обнаружил возле кровати, на стуле, свою вычищенную и даже отглаженную одежду.
Неплохо.
Голова довольно ощутимо болела, во рту как будто справили малую нужду кошки. Ничего себе пивка попил!
Надо было встать, одеться, в конце концов, пойти опохмелиться…
Вот только я не мог себя заставить это сделать, не мог даже слезть с кровати, даже спустить ноги. Мне казалось, я буду лежать на ней вечно, пожизненно.
Великий Гипнос, а чего это я вчера?..
А еще этот дурной разговор с зомби. Тоже нашел, с кем вести душевные разговоры.
Словно солдат перед атакой, я собрал всю силу воли, рванулся и все-таки встал. Меня качнуло.
Ничего, это бывает.
Не иначе, вчера в это пиво чего-то подмешали те же шпионы. Не бывает с пива такого похмелья.
Под моей кроватью противно попискивал один из подслушивающих микрофончиков. Мне захотелось достать его и расколотить. Но для этого нужно было сначала залезть под кровать.
Нет, пусть уж лучше пищит.
Я оделся.
Казалось, моя голова стала хрустальной. Чуть сильнее наклонишь – и она разлетится на осколки.
Ну вот, а теперь надо выпить пива.
Дверь номера запирать я не стал. Во-первых, вполне могло быть, что я сегодня все же найду выход и поэтому сюда уже не вернусь, а во-вторых, тех, кто хотел осмотреть номер во время моего отсутствия, примитивный дверной замок задержать не сможет.
Лифт ехал вниз, казалось, как никогда медленно.
Но вот я все же оказался в холле. Проходя мимо хозяина гостиницы, я поблагодарил его за оказанную мне вчера помощь.
– Какая помощь! – воскликнул он и умильно прижал руки к груди. – Вы единственный постоялец за черт знает сколько времени. Если в следующий раз надумаете заглянуть в наш сон – милости просим.
Конечно, приличия требовали, чтобы я остановился и с ним немного поболтал, но голова болела просто невыносимо. Кроме того, мерзкий вкус во рту усилился.
Я поблагодарил хозяина и вышел на улицу.
Дождь кончился совсем недавно. На асфальте и мостовой блестели большие лужи, в которых плавал какой-то мусор и обрывки шифровок.
Воздух был влажным и слегка пах корицей.
Прохаживавшиеся по улицам шпионы выглядели гораздо веселее. Плащи на них были слегка мокрые. Шпионок почти не было. Видимо, они опасались за свои роскошные наряды.
Некоторые из шпионов, когда я проходил мимо, подавали мне какие-то тайные знаки. Наверняка это были именно те, с кем я вчера подписал обязательство сотрудничать.
Один из них даже подскочил ко мне и, со значением заглянув в глаза, сообщил:
– Яд в подкладке пиджака.
– Понял, – сказал я и двинулся дальше, а шпион, совершенно удовлетворенный, снова занялся разглядыванием витрины магазина, на которой были образцы новых стреляющих ядом авторучек.
Кафе приняло меня в свою прохладную, уютную утробу. Официант принес кружку пива. Я выпил ее и почувствовал, как мое нутро благодарно содрогнулось.
Через некоторое время, допивая вторую кружку, я почувствовал себя совсем уже хорошо. Голова уже не болела, во рту все было в порядке, и вообще хотелось немедленно заняться поисками выхода в мир снов.
Так в чем же дело?
Я вышел на улицу и двинулся к окраине городка. Впрочем, был он небольшой, так что минут через пять я уже вступил на пустырь.
Похоже, дождя тут не было, поскольку трава была сухой. То и дело на моем пути попадались кустики полыни, и когда я их задевал, в воздух взлетали облачка пыли.
Возле стенки сна я остановился, пощупал ее мягкую, даже слегка теплую поверхность и закурил.
Вот и все.
Я пришел.
В эту минуту я увидел себя как бы со стороны и испытал мгновенный, как удар хлыста, стыд. Наверняка у меня помятое лицо, и вообще я выгляжу неважно. Сейчас, конечно, следовало бы вернуться в гостиницу и, завалившись в постель, провести этот день в полудреме, отдыхать, готовиться и только завтра, почувствовав, как вернулись силы, взяться за поиски выхода. Только я знал, что, если уйду сейчас, в следующий раз приступить к поискам уже не смогу.
Нет, либо сейчас, либо никогда.
Я отшвырнул прочь окурок и снова положил на стену руку. Сейчас я начну этот поиск, сейчас. Именно сейчас, нужно только сосредоточиться.
Вокруг стояла неестественная тишина.
Я не сомневался, что в этот момент за мной наблюдают, обязательно наблюдают шпионы, но это не имело для меня никакого значения.
Я закрыл глаза, моя рука словно приросла к стенке сна, стала его частью, слилась с ним. Я почувствовал едва заметные подрагивания и мысленно, словно с высоты птичьего полета, увидел город, окружавший его пустырь, каждого шпиона и сон, его границы, боковые стенки сна, верхнюю и нижнюю. Шпионский сон словно лежал у меня на ладони, и я напряженно вглядывался в него, пытаясь определить, где же именно, где находится то, что я искал. Я вдруг понял, что выхода в этом сне нет. Ко мне пришло отчаяние, потому что я где-то ошибся, потому что проиграл, и там, на другом конце лабиринта, в своем логове, конечно же, сидела, наблюдая за мной в какой-нибудь магический кристалл, змора. Безусловно, в этот момент она усмехнулась. Что же еще она могла сделать?
И я хотел уже было убрать руку, чтобы успеть вернуться в гостиницу, попрощаться со шпионами и отправиться дальше по лабиринту в поисках того сна, где находится выход. Снова на меня будут охотиться чудовища или же попадется еще одна росянка. Под моими ногами будет скрипеть земля, и где-то там станет усмехаться змора. Не будет только одного – надежды. Я знал, что минуту назад она умерла и уже не возродится. Нет, я буду еще что-то делать, я буду бороться и никогда, до самого конца, не признаю себя побежденным, но все же где-то в глубине души я буду знать, что уже проиграл, именно сейчас, в это мгновение, здесь, на пустыре шпионского сна. Проиграл.
А потом до меня дошел едва заметный импульс, и я облегченно и вместе с тем обреченно вздохнул. Облегченно, потому что я ошибся и выход все-таки был, обреченно, потому что он был скрыт в толщах сна. Не просто замаскирован, а именно скрыт.
Это означало, что змора играла действительно нечестно и зомби прав. Игра кончилась, еще не начавшись. А если она посмела скрыть вход, то, значит, даже если я его найду и смогу открыть, она своих обязательств не выполнит.
Ну и пусть.
Главное было то, что выход существовал. Он был здесь, и теперь я знал, что до него доберусь.
Вот именно.
Какой ценой?
Я попробовал прикинуть, и тут меня охватил самый настоящий, липкий и противный, до дрожи в коленях, ужас.
Потому что змора, конечно, не могла уничтожить выход. Он ей мог понадобиться еще не раз. А создать новый стоило бы слишком многих усилий. Даже у змор бывает предел. Может быть, новый выход создать она не могла совсем. Поэтому старый она не уничтожила, а скрыла в толщах сна, и мне, для того чтобы до него добраться, теперь нужно было нырнуть в сон, попасть в его структуру.
Без птицы-лоцмана.
Я вспомнил, как Гунлауг-учитель говорил, что тот, кто попытается нырнуть в структуру сна без птицы-лоцмана, может вернуться обратно круглым идиотом или параноиком. Шансы выйти из этой переделки умственно нормальным не больше пятидесяти процентов.
Вот так.
Я глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнул.
Курить хотелось неимоверно. Вот только сейчас было не до этого. Сейчас нужно было решить… Что?.. Я еще медлил, хотя где-то в глубине души уже знал, что рискну.
Так зачем тянуть кота за хвост?
Я снова сосредоточился на стенке. Теперь я чувствовал не только ее мягкость, я ощущал всем телом каждую ее малейшую шероховатость. Потому что она и была моим телом, потому что ее поверхность была моей кожей, а мои внутренности были ее сердцевиной.
Где-то внутри меня ударил колокол. Он что-то во мне изменил. Его низкий, утробный звон прокатился по всему моему телу. Хотя глаза у меня были и закрыты, я увидел, как стенка сна выросла, превратилась в настоящую, поднимающуюся до самых небес стену. Вот она рванулась вверх, унося меня с собой, поскольку моя рука была с ней единым целым, вверх, вверх… а может, наоборот, это я уменьшался, истаивал, как реденький утренний туман?
Неплохо.
Голова довольно ощутимо болела, во рту как будто справили малую нужду кошки. Ничего себе пивка попил!
Надо было встать, одеться, в конце концов, пойти опохмелиться…
Вот только я не мог себя заставить это сделать, не мог даже слезть с кровати, даже спустить ноги. Мне казалось, я буду лежать на ней вечно, пожизненно.
Великий Гипнос, а чего это я вчера?..
А еще этот дурной разговор с зомби. Тоже нашел, с кем вести душевные разговоры.
Словно солдат перед атакой, я собрал всю силу воли, рванулся и все-таки встал. Меня качнуло.
Ничего, это бывает.
Не иначе, вчера в это пиво чего-то подмешали те же шпионы. Не бывает с пива такого похмелья.
Под моей кроватью противно попискивал один из подслушивающих микрофончиков. Мне захотелось достать его и расколотить. Но для этого нужно было сначала залезть под кровать.
Нет, пусть уж лучше пищит.
Я оделся.
Казалось, моя голова стала хрустальной. Чуть сильнее наклонишь – и она разлетится на осколки.
Ну вот, а теперь надо выпить пива.
Дверь номера запирать я не стал. Во-первых, вполне могло быть, что я сегодня все же найду выход и поэтому сюда уже не вернусь, а во-вторых, тех, кто хотел осмотреть номер во время моего отсутствия, примитивный дверной замок задержать не сможет.
Лифт ехал вниз, казалось, как никогда медленно.
Но вот я все же оказался в холле. Проходя мимо хозяина гостиницы, я поблагодарил его за оказанную мне вчера помощь.
– Какая помощь! – воскликнул он и умильно прижал руки к груди. – Вы единственный постоялец за черт знает сколько времени. Если в следующий раз надумаете заглянуть в наш сон – милости просим.
Конечно, приличия требовали, чтобы я остановился и с ним немного поболтал, но голова болела просто невыносимо. Кроме того, мерзкий вкус во рту усилился.
Я поблагодарил хозяина и вышел на улицу.
Дождь кончился совсем недавно. На асфальте и мостовой блестели большие лужи, в которых плавал какой-то мусор и обрывки шифровок.
Воздух был влажным и слегка пах корицей.
Прохаживавшиеся по улицам шпионы выглядели гораздо веселее. Плащи на них были слегка мокрые. Шпионок почти не было. Видимо, они опасались за свои роскошные наряды.
Некоторые из шпионов, когда я проходил мимо, подавали мне какие-то тайные знаки. Наверняка это были именно те, с кем я вчера подписал обязательство сотрудничать.
Один из них даже подскочил ко мне и, со значением заглянув в глаза, сообщил:
– Яд в подкладке пиджака.
– Понял, – сказал я и двинулся дальше, а шпион, совершенно удовлетворенный, снова занялся разглядыванием витрины магазина, на которой были образцы новых стреляющих ядом авторучек.
Кафе приняло меня в свою прохладную, уютную утробу. Официант принес кружку пива. Я выпил ее и почувствовал, как мое нутро благодарно содрогнулось.
Через некоторое время, допивая вторую кружку, я почувствовал себя совсем уже хорошо. Голова уже не болела, во рту все было в порядке, и вообще хотелось немедленно заняться поисками выхода в мир снов.
Так в чем же дело?
Я вышел на улицу и двинулся к окраине городка. Впрочем, был он небольшой, так что минут через пять я уже вступил на пустырь.
Похоже, дождя тут не было, поскольку трава была сухой. То и дело на моем пути попадались кустики полыни, и когда я их задевал, в воздух взлетали облачка пыли.
Возле стенки сна я остановился, пощупал ее мягкую, даже слегка теплую поверхность и закурил.
Вот и все.
Я пришел.
В эту минуту я увидел себя как бы со стороны и испытал мгновенный, как удар хлыста, стыд. Наверняка у меня помятое лицо, и вообще я выгляжу неважно. Сейчас, конечно, следовало бы вернуться в гостиницу и, завалившись в постель, провести этот день в полудреме, отдыхать, готовиться и только завтра, почувствовав, как вернулись силы, взяться за поиски выхода. Только я знал, что, если уйду сейчас, в следующий раз приступить к поискам уже не смогу.
Нет, либо сейчас, либо никогда.
Я отшвырнул прочь окурок и снова положил на стену руку. Сейчас я начну этот поиск, сейчас. Именно сейчас, нужно только сосредоточиться.
Вокруг стояла неестественная тишина.
Я не сомневался, что в этот момент за мной наблюдают, обязательно наблюдают шпионы, но это не имело для меня никакого значения.
Я закрыл глаза, моя рука словно приросла к стенке сна, стала его частью, слилась с ним. Я почувствовал едва заметные подрагивания и мысленно, словно с высоты птичьего полета, увидел город, окружавший его пустырь, каждого шпиона и сон, его границы, боковые стенки сна, верхнюю и нижнюю. Шпионский сон словно лежал у меня на ладони, и я напряженно вглядывался в него, пытаясь определить, где же именно, где находится то, что я искал. Я вдруг понял, что выхода в этом сне нет. Ко мне пришло отчаяние, потому что я где-то ошибся, потому что проиграл, и там, на другом конце лабиринта, в своем логове, конечно же, сидела, наблюдая за мной в какой-нибудь магический кристалл, змора. Безусловно, в этот момент она усмехнулась. Что же еще она могла сделать?
И я хотел уже было убрать руку, чтобы успеть вернуться в гостиницу, попрощаться со шпионами и отправиться дальше по лабиринту в поисках того сна, где находится выход. Снова на меня будут охотиться чудовища или же попадется еще одна росянка. Под моими ногами будет скрипеть земля, и где-то там станет усмехаться змора. Не будет только одного – надежды. Я знал, что минуту назад она умерла и уже не возродится. Нет, я буду еще что-то делать, я буду бороться и никогда, до самого конца, не признаю себя побежденным, но все же где-то в глубине души я буду знать, что уже проиграл, именно сейчас, в это мгновение, здесь, на пустыре шпионского сна. Проиграл.
А потом до меня дошел едва заметный импульс, и я облегченно и вместе с тем обреченно вздохнул. Облегченно, потому что я ошибся и выход все-таки был, обреченно, потому что он был скрыт в толщах сна. Не просто замаскирован, а именно скрыт.
Это означало, что змора играла действительно нечестно и зомби прав. Игра кончилась, еще не начавшись. А если она посмела скрыть вход, то, значит, даже если я его найду и смогу открыть, она своих обязательств не выполнит.
Ну и пусть.
Главное было то, что выход существовал. Он был здесь, и теперь я знал, что до него доберусь.
Вот именно.
Какой ценой?
Я попробовал прикинуть, и тут меня охватил самый настоящий, липкий и противный, до дрожи в коленях, ужас.
Потому что змора, конечно, не могла уничтожить выход. Он ей мог понадобиться еще не раз. А создать новый стоило бы слишком многих усилий. Даже у змор бывает предел. Может быть, новый выход создать она не могла совсем. Поэтому старый она не уничтожила, а скрыла в толщах сна, и мне, для того чтобы до него добраться, теперь нужно было нырнуть в сон, попасть в его структуру.
Без птицы-лоцмана.
Я вспомнил, как Гунлауг-учитель говорил, что тот, кто попытается нырнуть в структуру сна без птицы-лоцмана, может вернуться обратно круглым идиотом или параноиком. Шансы выйти из этой переделки умственно нормальным не больше пятидесяти процентов.
Вот так.
Я глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнул.
Курить хотелось неимоверно. Вот только сейчас было не до этого. Сейчас нужно было решить… Что?.. Я еще медлил, хотя где-то в глубине души уже знал, что рискну.
Так зачем тянуть кота за хвост?
Я снова сосредоточился на стенке. Теперь я чувствовал не только ее мягкость, я ощущал всем телом каждую ее малейшую шероховатость. Потому что она и была моим телом, потому что ее поверхность была моей кожей, а мои внутренности были ее сердцевиной.
Где-то внутри меня ударил колокол. Он что-то во мне изменил. Его низкий, утробный звон прокатился по всему моему телу. Хотя глаза у меня были и закрыты, я увидел, как стенка сна выросла, превратилась в настоящую, поднимающуюся до самых небес стену. Вот она рванулась вверх, унося меня с собой, поскольку моя рука была с ней единым целым, вверх, вверх… а может, наоборот, это я уменьшался, истаивал, как реденький утренний туман?