Кук Глен Чарльз. Ловцы звезд (Ловцы звезд - 2)

   Боль в голове стучала медным барабаном, заглушая любую другую боль. Он заглянул в светло-голубые глаза девушки. Они очень подходили к бледному лицу и бесцветным волосам. Он попытался благодарно улыбнуться.
   - Сейчас вернусь, - сказала она ему. - Потерпите.
   И пошла прочь, и бедра ее двигались плавно, хоть она и шла торопливым шагом. Но головная боль бен-Раби не оставляла ему времени оценить эту красоту.
   А напряженные нервы его расходились. У них тут под рукой таблетки от мигрени? Странно. И ее любопытство - тоже странно. Что ей за дело до его здоровья? Как только он сказал слово "мигрень", тут она и заинтересовалась.
   На этот раз он чуть уклонился от правды, но мигрени преследовали его всю жизнь. В свое время он глотал болеутоляющие килограммами. И все равно, последнее время головные боли его не беспокоили. А подверженность мигреням была включена в его медицинскую карточку как прикрытие для боли, которую может вызвать это следящее устройство...
   Какого черта они включили его сейчас?
   Психологи говорили, что эти боли имеют психогенную природу. Они вызваны неразрешенным конфликтом между его происхождением со Старой Земли и требованиями его новой культурной среды, куда он поднялся.
   Он этому не верил. Вообще он ни разу не встречал психолога, которому можно было бы доверять. Как бы там ни было, а головные боли у него бывали еще до того, как он собрался идти добровольцем.
   Уже в сотый раз он спрашивал себя, зачем Бюро вставило ему недоработанное устройство. И сам себе в сотый раз отвечал, что трассер единственное доступное средство отследить путь сейнерского корабля к стаду звездных рыб.
   Трассер, полностью лишенный металла, был единственным устройством, которое можно протащить на борт звездолета мимо контроля. Но от знания ответов легче не становилось. Потому что очень уж они были неприятные. Больше всего на свете Мойше мечтал об отпуске. Настоящем отпуске, когда можно было бы забыть, кто он и что он. Ему нужно было время, чтобы съездить домой и влезть во что-нибудь, где все задачи известны, понятны и не противны. Он мечтал погрузиться в личную вселенную своей коллекции марок.
   Девушка вернулась с одной из этих больших и теплых улыбок на лице. В одной руке у нее была бутылка с водой, а в другой - бумажная коробка с таблетками.
   - Вот это должно помочь, - сказала она. Эта чертова улыбка готова была его проглотить. - Я вам принесла дюжину. Болеть будет всю дорогу до корабля.
   Бен-Раби скривился. Сколько же они будут ковылять на этом летающем корыте?
   - Я спросила, можно ли мне остаться с вами до выхода на орбиту, но Ярл отказал. У меня слишком много другой работы.
   Она улыбнулась еще раз и тронула его лоб. У него появилось такое чувство, что она кому-то о нем доложит. Так ему показалось по ее реакции, когда он сказал, что у него мигрень.
   Что такого примечательного в головной боли? Даже если это мигрень. Что-то болталось на оси, и он не мог понять что. Боль не давала думать.
   Черт. Может быть, это первые толчки надвигающегося землетрясения культурного шока. "Терпи, Мойше, - сказал он сам себе. - Ты же гонялся на солнечных яхтах в звездных ветрах Крабовидной Туманности. Что может сделать эта леди менее предсказуемого или более пугающего?"
   Она уходила, и он этого не хотел.
   - Погодите! - Она повернулась. Сердце у него прыгнуло, как у подростка. - Я хотел сказать.., спасибо. Меня зовут бен-Раби. Мойше бен-Раби.
   Ну не жалкое ли начало? Но она ответила быстрой легкой улыбкой.
   - Я знаю, Мойше. Помню по твоим документам. А я - Кольридж. Амарантина Амариллис Изольда Галадриэль де Кольридж-и-Гутьерец. - Она чуть прыснула, когда у него брови полезли на лоб. - Матушка любила читать. А вообще-то меня зовут Эми.
   Наступила долгая и неуверенная пауза. Тот самый период неуверенной прелюдии к возможным отношениям, когда не знаешь, можно ли рискнуть еще чуть-чуть.
   - Я тоже работаю в системе жидкостных трубопроводов.
   Он кивнул. Она оставила дверь чуть приоткрытой. И ясно было, что ему решать - входить или нет.
   Какие-то слова появились, но было поздно. Она уходила. Ладно, может быть, позже.
   На ум вернулось "Я хочу", подстегнутое приглашением этой девушки. Не эта ли женщина - та, кто ему нужна? Нет. Ничего похожего, хотя, если она будет рядом, это может оказаться маслом на волны его мозга.
   Уже давно искал он свой Грааль. Хотя он и считал, что в отношениях с ними он урод, все же иногда женщины на его пути попадались. Ни одна из них не была панацеей. Всегда на его пути становился призрак Элис.
   В общепринятом смысле мало кто из агентов Бюро был полностью психически нормален. Туда намеренно брали одержимых. Бен-Раби считал, что из нормального человека хорошего оперативника не выйдет.
   Вообще, чтобы пойти в разведку, надо быть сумасшедшим.
   И он усмехнулся сам над собой.
   Лихтер вздрогнул, качнулся, толкнул в спину. Он направился к траулеру на орбите. Мойше смотрел на Мауса, который находился на три ряда впереди. Маленький монголоид дрожал, как паралитик. Кажется, единственное, чего он во всей вселенной боялся, - это взлета и выхода на орбиту. На все остальное его реакции были не более бурными, чем у камня.
   - А Крыса-то перетрусила.
   Сангарийка улыбалась ему через проход. Как она там оказалась, он не видел. Неужели с него мало было головной боли, так теперь еще и это?
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ:
   3047 Н.Э.
   БЫЛЫЕ ДНИ, СЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ
   Маус был прав. Несколько дней от местной банды не было ни слуху ни духу. Напряжение оставило Нивена. Он начал вживаться в свою легенду.
   Для начала он стал просматривать психиатрическую статистику Города Ангелов. Бюро запланировало его легенду так, чтобы собрать потенциально интересную информацию и ввести противника в сомнение.
   С виду не существовало разумной причины тратить все время первостепенного агента на сбор информации по профилю психических заболеваний в захолустном окраинном городе. Еще меньше смысла было бы в этом для Стардастера. А данные оказались интересными. Ему стала нравиться эта работа.
   А потом он встретил эту женщину. Она на миг материализовалась на краю его поля зрения. Длинная, гибкая, темноволосая. А высокая, большая, твердая грудь навсегда застыла в его памяти ошеломляющей голограммой.
   Она исчезла прежде, чем он успел разглядеть ее получше.
   Документы у него упали на пол. Он подхватил их, гадая, не принял ли только что желаемое за действительное. Такие буфера...
   Это была страсть с первого взгляда. А она выходила из-за угла большого металлического ящика, открыв рот от любопытства. Нивен заглянул в ее черные глаза и снова рассыпал бумаги. На ее лице было написано недоумение.
   - Что-нибудь случилось?
   - Просто я неуклюжий. Вы так неожиданно появились...
   Ему всегда было с женщинами неловко. Особенно с теми, которые так сильно и так сразу его к себе притягивали.
   Уже годы такого не бывало, чтобы женщина вот так сразу его возбудила. Он сам себе поражался.
   Заложенная в него жесткая программа не предотвратила ни спирания в груди, ни дрожания вспотевших рук. Как у подростка. Полный идиотизм. И он ничего не мог с собой поделать.
   Он знал, что после будет есть себя поедом за слабость. Так всегда бывало.
   Он снова зашелестел бумагами.
   Она улыбнулась:
   - Позвольте мне.
   И присела, складывая его заметки.
   "Монна Лиза, - подумал он, глядя вниз в глубокий вырез ее блузки. Точно такой же рот. И то же лицо. Только с веснушками".
   Косметики на ней не было. И волосы она не обрабатывала ничем, кроме шампуня. Они были расчесаны прямо и висели дико и свободно, с намеком на натуральный завив.
   "Она меня превратила в желе", - подумал он. И попытался что-то сказать. Хоть что-нибудь. Но ничего не мог придумать, что не было бы идиотским или пресным. Но он хотел ее узнать. Хотел ее.
   - Вы здесь работаете? - выдавил он из пересохшего горла. Прохрипел. И ждал, что она засмеется.
   Он знал, что она не здешняя служащая. Уже два дня он провел в зале протоколов. И никого, кроме нее, здесь не встретил, если не считать старую грымзу, которая объяснила ему систему хранения и время от времени следила, чтобы он не нацарапал где-нибудь похабную надпись или не бросил гранату в туалет.
   Пока он работал по своей легенде, Маус шатался по городу в поисках ключа, которым можно было бы провернуть всю операцию. А заранее заготовленные звукозаписи создавали впечатление, что он с головой ушел в работу в номере гостиницы.
   - Нет, я сюда пришла за материалом для своей работы. А вы?
   - Исследования. Проект для корпорации "Убичи". Ох! Гундакар Нивен. Доктор. Не медицины, социальной психологии.
   - В самом деле? - Она улыбнулась, отчего стала еще желаннее. - Я думаю, вам уже это говорили. Вы не похожи на доктора.
   - Слышал. - Ему не пришлось особенно стараться, чтобы вложить горечь в этот ответ. Он был уроженцем родного мира. И эту часть легенды поддерживать было легко. - Когда ты со Старой Земли, каждый считает...
   Социальные неудобства, связанные с рождением на Старой Земле, если их правильно подать, можно превратить в серьезное преимущество. Уроженцы внешних миров без всякой разумной причины испытывали чувство вины за то, во что превратился родной мир. Но это жители Земли превратили ее в тот ад, которым она стала.
   Покинуть родной мир желающие могли свободно. Только желающих было раз, два и обчелся. Люди с жилкой авантюризма покинули Землю еще в первое столетие космических полетов, в годы Первой Экспансии и других ранних миграций. Остальные уезжали по колониальному набору, поскольку планетарное правительство Земли за прощение долгов продавало приличный объем мобилизованной рабочей силы. Те туземцы, что хотели вырваться с планеты насовсем, обычно выбирали военную службу.
   Нивен не подозревал, что она может быть сангарийкой. И думал, что на теме Старой Земли набрал очки.
   - Вы, наверное, исключение... Прошу прощения. Это была грубость.
   - Это было предубеждение.
   Она подала ему его заметки и надулась:
   - Я же попросила прощения.
   - Вы его получили. Я не ожидаю, что человек со стороны поймет, что такое Старая Земля. Я сам ее не понимаю. Вы не представитесь?
   - Ох, простите. Мария Штрехльшвайтер. Я - хемопсихиатр. Здесь у меня интернатура. А вообще-то я с Большой Сахарной Горы. - На секунду показалось, что она отвлеклась на какую-то свою мысль. - Мне еще один год остался.
   - Я там бывал, - ответил Нивен. - Там великолепно.
   "Док, - сказал он сам себе. - Срываешься". Доктор Гундакар Нивен на Большой Сахарной Горе не бывал ни разу.
   - Я скучаю по дому. Я думала, что Сломанные Крылья - это будет экзотично и романтично. Из-за названия, понимаете? И я думала, что у меня будет случай разобраться в себе. Дома на это никогда нет времени.
   Нивен ответил только взглядом. Он хотел, чтобы она продолжала говорить, чтобы оставалась здесь, но не знал, что сказать.
   - Старая история. Я забеременела по молодости лет, вышла замуж, бросила учиться. Когда он пропал, пришлось найти работу... Потом все же вернулась к учебе... - Она улыбнулась ему, как сообщнику. - И никакого толку не было сюда лететь. От собственной боли никуда не денешься.
   - Один мой друг мне говорил, что убежать невозможно. То, от чего ты бежишь, на самом деле внутри тебя.
   - Такое говорил землянин?
   - Мы не совсем неандертальцы.
   - Извините.
   - Не за что. Вы правы. Мы летим в пропасть. Если бы не Луна-Командная и не Корпоративный Центр, мы бы уже скатились обратно в темные века. Ладно, хватит об этом. А не пойти ли нам перекусить? Время ленча.
   Он сам себе удивился. Редко он бывал так смел.
   - Конечно, почему бы и нет? Отличный случай поговорить с кем-то, кто не провел всю свою жизнь на этой канализационной станции. Вы понимаете, о чем я?
   - Могу догадаться.
   - Вам оплачивают расходы? Только не поймите меня не правильно. Я не пытаюсь сэкономить, только уже целую вечность не ела в приличном месте.
   - Мы найдем такое.
   "Все, что хотите, леди, только не исчезайте, пока я не соберусь с духом и не заговорю о том, о чем хочу говорить".
   ***
   - Где тебя черти носили? - подступил к нему Маус. Нивен ввалился в номер за полночь. - Я уже боялся, что тебя прихватили.
   - Извини, мамуля. Больше не буду.
   - Твою мать! Док нашел себе подружку.
   - А ты думал, у тебя эксклюзивное право на...
   - Ладно, понял. Остынь. Но в следующий раз свистни мне. Чтобы я не нажил себе геморрой от волнения. Слушай, я поймал это дело.
   - Что именно? Триппер?
   - Нет, я понял, зачем мы здесь. Звездная пыль.
   - Так мы это знали. Зачем иначе такая хитрозадая двойная легенда?
   - Не мелкая партия. И не случайная поставка. Столько звездной пыли, что резидентом на захолустную планету послали проктора Семьи.
   - Это ту толстую шлюху?
   - Ага. Потому что Город Ангелов - это перевалочный пункт для всего этого края Рукава. Разговор о миллиарде стелларов в месяц.
   - Разговор о том, что у тебя крыша съехала. Тут кораблей не хватит на такой объем контрабанды.
   - Хватит. Если на самом деле возить не надо. Если отправлять ее отсюда из легального источника и под маркировкой чего-нибудь легального. Если у тебя вся таможня в кармане, и корабли, и команды, и шкипера...
   - Начни сначала. Ты главу первую пропустил.
   - Чем известен Город Вони? Кроме вони?
   - Фармацевтика.
   - Пятерка за сообразительность. И всю хорошую органику для нее черпают из окрестной грязи. Почему и построили здесь Город Ангелов. Сангарийцы взяли под контроль всю эту промышленность. И большинство местных чиновников.
   Сырую звездную пыль они на парашютах кила-ют в болото. Драги ее достают и доставляют. Контролеры полевых перевозок получают приличные бабки, чтобы не замечать странных отметок у себя на экранах. Здесь ее чистят в лучших лабораториях и отправляют по адресам под видом тонкой органики. На том конце ее принимают и пускают в обычные каналы распространения звездной пыли.
   - Как ты это раскопал?
   - Нашел человека, который был в курсе дела. И убедил его, что следует мне все это рассказать. Теперь вот что: зная стиль работы Старика, заключаем, что он наверняка почти все это предполагал, когда посылал нас сюда. Значит, что он хочет? Источник. Чтобы мы нашли, откуда приходит сырье, которое попадает сюда.
   Нивен скривился, посасывая коктейль, который уже успел себе смешать.
   - Ничего себе работка. Такой масштаб.., наверняка это целый картель Семей. А ты мне, помню, говорил, что здешняя банда сангарийцев...
   - ..самая большая из всех, док. Мы, кажется, напали на след самих Первых Семей. А что я говорил, я помню. Я ошибался.
   - Знаешь, я подумываю о выходе в отставку. Мы влипли, и это единственный выход.
   Сангарийцы были немногочисленной расой. У них не было правительства в том смысле, в каком это понимали люди. Главной формой организации у них была Семья, которую можно описать как корпорацию не имеющей границ нации, возглавляемую лицами, состоящими в родстве. Так называемые "неимущие" сангарийцы составляли рабочий класс.
   Такая Семья была весьма аристократическим образованием и капиталистом дикого рынка. Сангарийцы резали глотки друг другу почти столь же охотно, как истребляли "скотские" расы.
   Глава Семьи был абсолютным диктатором. Богатство его приверженцев зависело от его умения. Наследование шло по мужской линии. Существование прокторов лишь чуть смягчало средневековую структуру власти.
   Первые Семьи - это были пять или шесть наиболее сильных Семей. Сколько их - разведка никогда точно не знала. Их функцией в качестве объединения было определение расовой политики и гарантия собственного превосходства среди своего вида.
   Очень мало было известно о сангарийцах такого, что они не хотели, чтобы было известно.
   - Эй! - с напором сказал Маус. - Даже не шути так. Выходить из дела, когда представляется подобная возможность? Это же может быть наш самый сильный удар за всю историю! Такое стоит любого риска.
   - Это как посмотреть.
   - Это стоит чего угодно, док.
   - Для тебя - может быть. - Нивен держал бокал перед глазами и пытался вернуть то состояние, в котором он пришел. Но от Мауса не отвяжешься.
   - Так расскажи мне о своей подруге. Кто она? Где ты ее встретил? Она как с виду, хороша? Что-нибудь тебе обломилось? Чем она занимается?
   - Хрен я тебе что скажу. Найди себе сам.
   - Эй, док, ты что! -Ты давно меня знаешь?
   - С Академии.
   - Я у тебя когда-нибудь отбивал девчонок?
   - Я тебя ни разу на этом не поймал. - Нивен смещал себе второй коктейль.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Что Юпп тебя поймал.
   - Кто? - Маус бросил на него мрачный взгляд И показал пальцем себе на ухо. Комната могла прослушиваться. - Ты о Карлотте? Так она же сама за мной охотилась, помнишь? А ему было наплевать.
   Юппу фон Драхову было отнюдь не наплевать.
   Их общий приятель и однокашник по Академии был просто раздавлен, хотя скрывал это от жены и от Мауса. Той отдушиной, куда он изливал всю свою боль, оказался Нивен.
   Нивен не сказал Маусу, что это из-за него фон Драхов оставил жену и сына и так ушел с головой в работу, что обогнал в карьере людей куда более старших. Флот был единственным институтом, которому фон Драхов доверял безоговорочно.
   И был в этом не одинок.
   Службы стали иностранным легионом века. Людей соединяло суровое товарищество, и в основе его лежало убеждение, что они вместе должны стоять против всего остального мира. Служба становилась родиной. Для таких, как фон Драхов, она становилась культом.
   Нивен никогда не говорил об этом с Маусом. Зло уже случилось, пусть боль рассеется постепенно.
   И дело было не в поступке Карлотты. Верный брак доколе-смерть-не-разлучит-нас вообще был фантазией архаистов. Дело было в том, как это было сделано. Карлотта сделала из этого публичную казнь, терзая Юппа тупым мясницким ножом эмоций, с явной целью ранить и унизить.
   Она заплатила за это ценой отвержения. До сих пор она была изгоем на Луне-Командной. Ее ненавидел даже собственный сын.
   Нивен так и не понял, что двигало этой женщиной. Казалось, она вдруг сошла с ума, свалившись под грузом собственного презрения к мужу-выскочке.
   Фон Драхов был со Старой Земли, как и Нивен. Еще до крушения своего брака карьера его взлетела ракетой, и он обогнал родственников своей жены, служивших во Флоте уже четвертое поколение. Может быть, это и надломило ее окончательно.
   - Только не слишком увлекайся, док, - предупредил Маус, прервав мысли Нивена. - Может быть, нам не придется здесь долго быть.
   Позже, уже проваливаясь в сон и пытаясь забыть эпизоды жизни на Луне-Командной, Нивен подумал, почему бы это Маус так открыто обсуждал их задание, но немедленно пресек упоминание о фон Драхове.
   Защищал их легенду второго уровня? Сообщники Стардастера никак не могли иметь своим другом действующего капитана Флота.
   А может быть, Маус знал что-то такое, что адмирал Бэкхарт не счел нужным сообщить его партнеру. Старик любил работать в подобном стиле.
   Сукин сын.
   - И то, и другое, наверное, - пробурчал он.
   - Чего?
   - Сам с собой. Спи.
   Бэкхарт всегда использовал его как ширму. Или как движущуюся мишень. Он шатался вокруг, вспугивая дичь для Мауса.
   Или наоборот, как утверждал Маус.
   "Интересно, - подумал он, - слушал ли их кто-нибудь. Одного жучка они при осмотре нашли, невключенного. Из тех приборов, которые менеджеры отеля ставят, чтобы не воровали полотенца. Но профессиональная осторожность требовала считать, что они пропустили что-нибудь работающее".
   Нивен не был влюблен в свою профессию. Она не оставляла ему ни минуты, когда можно расслабиться. Он не считал, что умеет быстро реагировать, и потому свои реакции на ситуацию старался предусмотреть заранее, даже, пожалуй, слишком тщательно. Он не умел, как Маус, летать свободно и воспринимать удары судьбы с фатализмом самурая.
   Для него каждый выход с Луны-Командной был выходом на вражескую территорию. И он хотел всегда быть заранее информированным и вооруженным.
   Жизнь была проще, когда он служил резидентом в консульстве. Тогда и друг, и враг знали, кто он, и был сложный комплекс ритуалов, по которым велась игра. Редко кто тогда делал больше, чем следить за тем, с кем он встречается или кто еще за ним следит. На Сент-Августине он носил мундир.
   Для охотников за скальпами правила были другие. И друзья, и враги Бэкхарта играли по правилам войны. Кровавым правилам.
   И по причинам, которых Нивен не понимал, команда Бэкхарта вела войну против сангарийцев не на жизнь, а на смерть.
   Нивен прошел все посвящения. Он выдержал бессчетные часы тренировок и гипноподготовки. У него даже было преимущество бурных детства и юности на Старой Земле. Но как-то вышло, что годы в Академии заразили его гуманизмом, от которого иногда работа причиняла боль.
   "И склонность к долгой рефлексии здесь не поможет", - подумал он про себя с мрачной иронией.
   Кампанию против сангарийцев можно оправдать. Звездная пыль разрушала бессчетно мозгов и - жизней. Пиратские рейды сангарийцев обходились в миллиарды стелларов и сотни погибших. Через подставных лиц сангарийские семьи захватывали контроль над легальными предприятиями и обращали их к преступной деятельности.
   Гуманоидные пришельцы стали смертоносным вирусом в теле человеческой цивилизации.
   Но сама аморальность контрмер Флота внушала Нивену мрачные сомнения. "Где же справедливость, - хотел он знать, - если мы более варвары, чем наши враги?"
   Маус любил ему повторять, что он слишком верит мыслям вместо того, чтобы верить чувствам. А вопрос здесь чисто эмоциональный.
   Утро принесло безразличие. Депрессию. Он просто предоставил всю ответственность Маусу.
   - Какая на сегодня программа? - Нивен знал, что сегодня его партнер решил изменить привычный порядок. Маус заказал, в номер настоящий кофе, и сейчас Нивен держал в руках чашку. - Как ты этот расход пропустишь мимо контролеров?
   - Мои счета идут прямо к Старику, а он шлепает на них штамп "ОПЛАТИТЬ".
   - Классно небось быть у Старика любимчиком.
   - Бывают положительные моменты. Но куда чаще - отрицательные. Я хочу, чтобы ты сегодня снова пошел в Медицинский Центр. По своим обычным делам. Только попробуй, если сможешь, отследить их межпланетную торговлю лекарствами. Должны быть какие-то записи по движению товаров, пусть даже они нам дадут лишь часть картины. Я считаю, что большинство их исходит из лабораторий Центра, так что какой-то след в бумагах должен остаться. Если найдем источник, может быть, обнаружим и концы трубы.
   - А ты?
   - А я хочу потратить немножко денег Старика. На укрытия. На обратные билеты. Сам знаешь - страховка. Новый резидент должен очень скоро появиться. И когда он включит продувку, мы должны быть готовы.
   - Ты к ним подбираешься?
   В душе Нивена боролись два чувства. Он хотел выбраться из Города Ангелов и отделаться от задания, но не сейчас. Нужно узнать Марию.
   - Нет. Я же сказал, просто страхуюсь. Есть у меня такое чувство, что, как только появится кто-то, кто скажет им, что делать, тут же все затянется очень туго.
   - Что ты имеешь в виду - туго затянется? А сейчас разве не туго? На мне все время висят репейники. Некоторые так близко, что чуть ко мне в ботинки не влезали.
   - Для этого они используют местных. Только я думаю, что это часть их камуфляжа. Чтобы мы решили, что за таким, важным местом надзирает всего лишь батальон быков. Если бы никто не наткнулся на с'Плез, так бы могло продолжаться вечно.
   - Я тоже здесь что-то чую, Маус. И чувство это нехорошее. Что, если мы окажемся в тисках между ними и Стардастером?
   Маус приложил к губам палец:
   - Давай не будем переходить к легенде третьего уровня, - шепнул он одними губами. И усмехнулся:
   - Идешь на самоубийство? Послушай, если влипаешь в неприятности, подготовь позиции для отхода. Если я сам с ними Не справлюсь, закину тебе записку. Иначе поймаю тебя здесь сегодня вечером. В любом случае это должен быть наш последний вечер здесь.
   Нивен спустился в вестибюль, полностью убежденный, что Маус говорит далеко не все, что знает. Но это дело обычное. Маус - любимчик Бэкхарта. Обычный любимчик, которым Бэкхарт пожертвует, не задумываясь.
   Он оглянулся на голограмму. На сей раз она изображала одну из знаменитых электрических бурь разлома Гининга на Камелоте. Сквозь дождь и молнии на Нивена летела стая воздушных китов.
   Для Бэкхарта работа Бюро была игрой. Сильно усложненным видом шахмат, которые Маус любил до самозабвения, и доской была вся вселенная. За минимальное преимущество он был готов пожертвовать самыми любимыми фигурами. В течение жизни целого поколения он преследовал расу сангарийцев. И медленно и неумолимо, как ледник, выигрывал.
   Но цены его маленьких побед ужасали.
   Чтобы добиться доступа к коммерческим архивам Медицинского Центра, пришлось подольститься к старой грымзе. Нивен так и не понял, что заставило ее сдаться, но где-то среди разговора он сказал то, что было нужно. Маска смерти убралась и сменилась имитацией улыбающегося лица, а потом она из кожи вон лезла, объясняя ему систему хранения.
   Информация здесь нашлась. Эльдорадо, прикрытое лишь тонким слоем почвы. Больше, чем Маус мог даже мечтать. Здесь был центр обработки данных, откуда управляли всеми операциями. И охранялся он только блокировкой данных.
   Администраторами сангарийцы были из рук вон плохими. В межзвездное сообщество они ворвались хищниками и никогда так и не приспособились к требованиям современной коммерции. Ориентированные на действие, они не обращали внимания на скучные детали, особенно на тех планетах, которые считали надежно лежащими у себя в кармане.