Кукаркин Евгений. Кучер

   - Здесь все очевидно. Зря отказываетесь.
   - Здесь все ложь
   Председатель пожал плечами. Потом вызвал охрану.
   - Выведите, обвиняемого.
   Через десять минут меня позвали. Председатель прочитал заключение. Виновен, статья 58... десять лети... Неужели Комаров меня пожалел? Как шпиона могли бы расстрелять.
   1944 год.
   - Эй, Петров, - напротив меня за столом сидит главный конструктор проекта. - Что ты здесь насчитал?
   - Потери тепла, в барботажной колонне.
   - Это чушь, пересчитай опять.
   - Сто раз пересчитывал. Если морозы будут такими как сейчас, или даже на тридцать градусов меньше, то потери все равно будут громадными. Пойми, реакция не пойдет.
   Конструктор задрал очки на лоб.
   - Так что ты предлагаешь?
   - Утепление колонны.
   - У нас нет времени. По плану мы должны пустить ее через два месяца. Она уже изготовлена, прислана и валяется у недостроенного цеха.
   - Если мы этого не сделаем, то нас обвинят во вредительстве и расстреляют точно. Вы даете гарантию, что через два месяца будет лето?
   Главный конструктор как и я заключенный. Здесь все заключенные, архитекторы, проектировщики, работяги. Мы все строим новый завод, под Иркутском. Мне повезло, я сижу в теплом помещении и обслуживаю в расчетах проектную элиту, а за окном минус сорок, там несчастные зеки, возводят бетонные стены цехов.
   - Хорошо, - главный кивает головой, - напиши объяснительную записку с расчетами, сделай в нескольких экземплярах и... мне на подпись.
   - Сделаю.
   Мы молчим пол часа, каждый занимается своим делом. Вдруг в комнату врывается конструктор Белов, тоже зек, весь укутанный тряпьем, со следами инея на лице и драной шапке.
   - Ну и морозище, - пляшет он по комнатке. - Слыхали новость? К нам в лагерь приехал новый заместитель начальника по воспитательной работе.
   - Нам то что до этого? - бурчит главный конструктор.
   - Он везде лазает, знакомится с производством.
   - Ну и пусть ползает везде.
   - После каждого его посещения какой-нибудь объекта, обязательно сыпятся наказания. Вон, с механического цеха уже тринадцать человек выставил на мороз.
   - Как на мороз?
   - Так, на плацу стоят по стойке смирно.
   Главный с ожесточением швыряет карандаш.
   - Проклятая колонна. Что они здесь так срочно строят? Нагнали зеков чуть ли не со всей страны...
   - Какой то секретный завод. Летом здесь было такое... Танками и тракторами валили лес и выдергивали пни. Сам нарком Берия руководит постройкой.
   Белов онемевшими пальцами разматывает шарфы, стягивает какую то простреленную шрапнелью фуфайку и садится за кульман.
   - Эх, на юг бы, а здесь... Я вон конструировал фундамент под неведомый реактор, а они сволочи, цемент сэкономили?
   - Как это? - ошарашен главный.
   - Хоронить не хотели мертвяков, сейчас землю только взрывчаткой рвать, вот и додумались в раствор сбрасывать.
   - Мать твою, - уже ревет главный, - но там же тонны веса, недопустимо иметь ни одной раковины...
   Белов пожимает плечами.
   - Теперь нас точно, как и тех, выставят на мороз, - вздыхает главный.
   Он пришел на следующий день, в подполковничьих погонах на белом полушубке, в серой папахе и больших валенках. Ввалился к нам в бюро и ни на кого не глядя, сразу же уселся на подставленный охранником стул.
   - Ну, что у вас здесь?
   Наконец его провалившиеся глаза оторвались от пола и уставились на главного.
   - Здесь проектное бюро. Наша группа, - главный конструктор обвел рукой присутствующих, - занимается проектированием оборудования и фундаментами под их установку.
   - Ну и как идут работы?
   И тут наш начальник замолчал и беспомощно развел руками.
   - Работаем.
   - Ты мне мозги не пачкай, я тебя спрашиваю, как идут работы.
   Теперь начальник увял и по дрожи в руках, я понял быть беде.
   - Хреново, - сорвалось у меня с языка.
   Голова медленно повернулась ко мне. Глаза расширились, тонкий рот искривился.
   - Петров?
   - Заключенный 14857.
   - Так, так. Так что происходит?
   - Фундамент под реактор придется рвать и заливать по новой. В нем появились недопустимые раковины из-за того, что какой то умник приказал сбрасывать трупы заключенных в бетон. Кроме этого присылаемое оборудование не рассчитано под морозы данного района и если его дополнительно не утеплять, цех химической очистки к январю не запустить.
   - Кто виноват?
   - Это разбирайтесь сами. Сейчас надо бросить все силы на исправление недостатков. И самое важное достать пропитанный войлок или вату, для обкладки колонн.
   - Вы кому-нибудь говорили об этом?
   - Если вы про фундамент, то нет. Мне очень не хочется потом быть в этом фундаменте. А по поводу поставляемого оборудования, мы составляли служебные записки начальнику работ. Копии у нас есть.
   - Дай сюда.
   Я вытаскиваю из стола пачку бумаг и протягиваю ему.
   - А ты не изменился, - вдруг смягчается Кучер. - Я думал, что тебя расстреляли.
   - Мне повезло.
   - Ну, ну.
   Он тяжело поднимается.
   - Мы еще увидимся, - бросил Черненко в дверях.
   - Пронесло, - главный падает на стул.
   - Ну ты, Сережа, даешь, - восхищается Белов. - Это твой знакомый?
   - Да, да еще какой знакомый. Благодаря ему я стал заключенным 14857.
   - Сколько тебе осталось сидеть? - вдруг спросил главный конструктор.
   - Меньше года.
   - Послушай умного совета. Если эта тварь, не сгноит тебя за это время здесь, то как только выйдешь за ворота, сразу женись. Женись на любой женщине, старой, кривой, глупой, все равно на какой и возьми ее фамилию, после этого с новым паспортом удирай подальше от центров и не болтай очень, что ты был в заключении. Только так ты сможешь жить дальше.
   - Может быть вы и правы.
   - А мне еще пять лет сидеть, - вздыхает Белов.
   Кучер начал свою деятельность с десятка загубленных от мороза людей. Потом пошли расправы за фундамент, за мелкие и крупные оплошности, которые обычно совершает русский человек. По его требованию, уже сотни дел были пересмотрены и кому за вредительство пошел расстрел, а кому увеличили сроки.
   Только что залитую бетоном яму начали взрывать. Работы шли круглосуточно, все силы были брошены на восстановление фундамента.
   - Входи.
   - Заключенный 14857 прибыл.
   - Да брось ты. Садись попьем чайку.
   В его маленьком кабинете тепло. На столе бутылка водки, минеральная вода, хлеб, колбаса и две чашки чая. Кучер деловито режет колбасу и хлеб, делает несколько бутербродов. Открывает бутылку и наливает водку мне в чашку, себе выплескивает минералку.
   - А себе, - я киваю на бутылку.
   - С водкой завязал
   - Это с того раза что ли?
   - А ты знаешь с какого?
   - Знаю. Ванька рассказывал.
   - Сволочь был. Сволочью и погиб. В прошлом году встретил Комарова, он уже генерал, военный прокурор. Так вот, рассказал мне наш бывший начальник, что Ванька дезертировал из действующей армии при подходе фашистов к Ростову. Поймали и расстреляли. Ты пей.
   Я выпиваю и приятное тепло разлилось по телу. С жадностью заедаю бутербродом.
   - За что ты попал на срок? - выпил свою минералку Черненко.
   Все у меня внутри напряглось. Как-будьто и не знает.
   - За заставу.
   - Понятно. Это тогда что ли взяли, в Алма Ате?
   - Тогда.
   - То-то, я через четыре дня обратился к администратору, а мне говорят выехал... Ты пей, пей.
   Я выпиваю еще, мне совсем хорошо.
   - Слушай, Кучер, ведь это ты написал тогда в Алма Ате на меня донос. Следователь мне все рассказал.
   Рука у Черненко дрогнула и минералка плесканулась на стол.
   - Враки. Я ничего не писал.
   - Мне показали твою бумагу, - решил блефануть я.
   Кучер молчит, потом медленно доедает бутерброд и говорит.
   - Время было такое. Сейчас война, считай я спас тебе жизнь. На фронте ухлопали бы мгновенно.
   - Свинья ты.
   - Ну вот нажрался и понес. Я хотел к тебе по старой дружбе, а он... Пошел вон, дурак. Теперь то ты точно здесь сгниешь, я об этом позабочусь.
   Я встал и поплелся к выходу. На душе у меня все же было хорошо.
   Черненко не успел меня сгноить. На следующий день в лагере появился Березовский, приближенный Берия. Он был прислан, чтобы расследовать, почему сорван план по заливке фундамента. Начались новые расправы. Начальника работ, коменданта лагеря и замполита срочно убрали с нашей стройки. Так я опять расстался с Кучером.
   1946 год.
   Кончилась война и кончилась моя отсидка. В Ноябре 1945 года меня выпустили из лагеря, прочитав целую лекцию, где я могу жить и куда ехать. Холода Сибири въелись в печенки и поэтому я решил отогреться, удрать на юг. Так судьба меня бросила в разоренный Кишинев, столицу Молдавии.
   Седоватый мужик обратил на меня внимание.
   - Ты кто?
   - Рабочий.
   - Я вижу что ты рабочий. Почему же тогда споришь с прорабом?
   - Не выдержит свод на этом кирпиче. По проекту на свод еще должны поставить станки, а стенки не выдержат такой нагрузки.
   - С чего ты взял?
   - Рассчитал.
   - Ты что такой умный. Этим проектом занимались опытные инженеры в проектном институте.
   - Может они считали и правильно и заложили кирпич по довоенным стандартам, но местный завод не тянет и выпускает свои изделия более низкого качества.
   Мужик даже поперхнулся от такой наглости.
   - Как же ты тогда рассчитал, если никто не знает характеристики этого кирпича.
   - Я его снес в лабораторию...
   - А ну пошли со мной.
   Мы приходим в прорабскую и незнакомец, раскатывает на столе пачку чертежей.
   - Сколько тебе нужно времени, на расчет?
   - У меня почти все готово. Час на переписку с пояснением хватит.
   - Пиши.
   Я вытаскиваю из кармана обрывки бумаги, закиданные цифрами, беру чистые листы и начинаю писать. Незнакомец нервно ходит по маленькой клетушки прорабской, потом с нетерпением хватает первый исписанный лист.
   Когда я закончил последний, мужик смотрел на меня задумчиво.
   - Ты от туда...
   - Из лагеря.
   - А до этого был кем?
   - Аспирантом на кафедре математики.
   - Тема была какая?
   - Расчет и моделирование нагрузок в низкотемпературных полях.
   Мужик барабанит по столу пальцами.
   - Черт знает что, инженеров не хватает, а тут... Ладно, как твоя фамилия?
   - Ларин.
   - Прописан или болтаешься по справке?
   - Я здесь недавно женился и взял фамилию жены, поэтому прописан у нее.
   Он пристально смотрит в мои глаза.
   - И правильно сделал. Диплом при тебе. Паспорт получил.
   - Все дома. Но в дипломе фамилия другая.
   - Это ерунда. Завтра явишься на улицу Котовского, к девяти часам со всеми документами.
   - Куда это?
   - В пединститут, я тебя у входа встречу.
   Теперь очередь удивляться мне.
   - Что же вы тогда здесь на строительной площадке делаете?
   - Я главный инженер проекта и имею к этой стройке прямое отношение, а вот в местном только что сформированном институте не хватает специалистов, математиков, физиков, химиков и ректор слезно просил меня помочь найти таких людей.
   - Но у меня судимость.
   - Так что с твоей судимостью как с писанной торбой носиться. Я постараюсь все уладить.
   - Уладить бы мне с прорабом, о завтрашнем дне...
   - Я сейчас с ним поговорю. До завтра... Ларин.
   Неля смотрит на меня большими глазами.
   - Неужели пригласил в институт?
   - Да.
   Она обнимает меня.
   - Может все и уладиться?
   - Конечно. Неужели когда ты за меня за муж выходила не верила в это?
   - Мечтала, - честно признается она. - Ты так быстро меня обворожил, что я потом только пришла в себя и стала бояться, а вдруг...
   - Все будет хорошо, поверь.
   Нелю я впервые увидел на стройке пять месяцев назад. Тоненькая, хрупкая девушка спустилась с крана и с усмешкой уставилась на меня.
   - Ты случайно не чокнутый?
   - С чего это ты взяла?
   - Зачем Сеньку в раствор толкнул?
   - Случайно.
   - Знаю я это случайно, опять спорили.
   - Ну что ты, мы доказывали друг другу одно и тоже, - улыбаюсь я.
   Она тоже начинает улыбаться.
   - Меня звать Неля.
   - А меня Сергей.
   - А Сенька мой брат.
   Теперь сел я. Хорошо рядом раствора не было. В этот день я уломал ее пойти вечером со мной в кино, а потом массированной атакой поразил сердце восемнадцатилетней крановщице и через месяц свел ее в ЗАГС. После этого фамилия моя стала Ларин.
   В ректорате меня ждали. Главный инженер проекта сидел рядом с седеньким старичком.
   - Вот про него я и говорил, - кивает на меня главный старичку. - Бог математики. Посмотри его расчеты.
   Он протягивает бумаги исписанные мной вчера. Старичок читает и кивает головой.
   - Толково. Мне уже про вас Константин Ильич прожужжал уши. Я знаю, что вы были осуждены и знаю как мне попадет, когда об этом будет известно наверху, но слава богу, в отдел кадров прислали хорошего мужика, фронтовика и думаю мы вас отстоим. Так Дмитрий Константинович?
   - Сейчас к нему и пойдем вместе.
   - Хитер. Ладно, сейчас и пойдем. Давайте ваш диплом и паспорт.
   Он долго рассматривает документы.
   - Здесь Петров, здесь Ларин, здесь свидетельство из ЗАГСА. Посидите в приемной Сергей Михайлович.
   Меня вызвали уже в отдел кадров через два часа. Хмурый парень без левой руки, бросил мне анкету на стол.
   - Заполняйте бумаги. Грех на душу беру, но если бы были заполнены вакансии, ни за чтобы не взял.
   Я заполняю анкету. Он ее просматривает.
   - Завтра на работу к восьми часам.
   - Как к восьми? Я же еще не уволился со старой работы.
   - Константин Ильич оформит переводку. Идите.
   Так я стал преподавателем кафедры математики.
   1950 год.
   Пробиваюсь через толпу студентов и тут среди молодых лиц мелькнула знакомая физиономия, навстречу мне шел Черненко. Так же сухощав, губы сжаты, глаза провалены, на нем уже не френч, а черный костюм. Увидел меня и остановился как вкопанный.
   - Иванов?
   - Привет Черненко. Что ты здесь делаешь?
   - Я? Учиться пришел. Вот... на заочный... А что здесь делаешь ты?
   - Преподаю.
   - Как же ты... Ведь ты был... там.
   - Сейчас я здесь. И как видишь, опять жив. Не везет тебе.
   Кучер глотает слюну и поспешно пытается сказать.
   - Я надеюсь, что время сделало тебя более мудрым. Давай не будем о прошлом. У всех были ошибки, я был виноват..., многие были виноваты, но мы пережили многое и самое важное наша страна выдержала такую жуткую войну и победила. Теперь на... на... пепе...лищах строим города, деревни. Наша первейшая задача...
   - Постой. Кем ты сейчас работаешь?
   - Заведующим отделом пропаганды и агитации в ЦК ВКП(б) Молдавии.
   - Высоко подскочил. Заместитель Брежнева что ли?
   - Зам не зам, однако помогаю ему во всем.
   - И как же ты добрался до такого поста и остался совсем безграмотным? Твоя речь по прежнему набита цитатами..., ни одной своей мысли.
   Тонкие губы недовольно кривятся.
   - Ты не прав. Я все время учился.
   - И хочешь сказать, что окончил десять классов? Кто же тебя учил?
   - Что ты ко мне привязался? Имею аттестат об окончании и кому какое дело, в какой школе его получил.
   - Значит теперь пришел получить высшее образование и даже в педагогический институт. Думаешь здесь будет легче?
   - Ничего не думаю..
   - Ну что же, учись. Трудитесь, студент Черненко, я сам буду принимать у вас экзамены.
   Теперь у него губы сжались. Я нагнулся к его уху.
   - Есть другой вариант, накапать на меня органам, и все, экзамены будет принимать другой. У тебя уже опыт есть. Но в этот раз, я обнародую и расскажу твоим товарищам по партии, как ты расстреливал нищету в Хоросе и теперь прячешь свое прошлое, пытаясь убрать свидетелей.
   Кучер отшатнулся от меня.
   - Ты... ты... псих, Иванов.
   - Постой, это еще не все. Я собирал сведения, люди из Хороского отряда и Джаркентского эскадрона еще живы, их осталось немного человек пять- шесть, ты не всех отправил на тот свет, не всех успел заложить... Я с ними имею связь и если с кем либо из нас ты повторишь, то что сделал в 1935 году, то мы договорились, все бумаги о тебе послать Сталину и Берия. Так что перевари все, зав отделом ЦК по пропаганде.
   Черненко с ужасом смотрел на меня. Я не стал больше с ним больше говорить и пошел дальше по коридору.
   Экзамен по математике у Кучера принимал я. Это был самый чудовищно безграмотный студент. Он застрял на уровне учебы на погранзаставе. Выше дробей так и не поднялся. С удовольствием вывел в его зачетке "неуд."
   Прошел месяц и наш вуз посетил первый секретарь ЦК ВКП(б) Молдавии товарищ Брежнев Леонид Ильич. Он интересовался развитием науки, подготовкой студентов, беседовал с преподавателями и молодежью. После в кабинете ректора, по его просьбе, остался я и сам ректор.
   - Друзья, - начал Брежнев, - я хочу с вами побеседовать о некоторых наших товарищах, очень нужных стране, нашему народу, видных деятелях партии, которые в свое трудное молодое время так и не могли получить высшего образования. Им действительно сейчас тяжело, повседневная текучка работы не дает как следует подготовиться. Они учатся у вас и хорошо бы им помочь. Я говорю о товарище Черненко.
   - Помочь, как? - спросил я.
   Брежнев смущенно потер руку.
   - Ну... вообщем, подготовить их так, чтобы они могли хотя бы сдать экзамены.
   - Но он же все время занят, вы же сами говорите.
   - С этого дня он будет отрывать от работы несколько часов и будет серьезно заниматься с вами.
   - Я думаю, - проскрипел мой ректор, - что товарищ Ларин постарается помочь студенту Черненко.
   - Вот и хорошо.
   На этом визит высокого гостя закончился. Он все похвалил и пообещал выделить деньги на постройку общежития.
   1955 год.
   Два года как умер Сталин, расстрелян Берия, вызван в Москву на повышение Брежнев, только Кусчер по прежнему застрял на своем посту. Перед отъездом в столицу Леонид Ильич неожиданно позвонил мне домой.
   - Сергей Михайлович, - гудел он в трубку, - я по поводу Черненко. Слышал, что у него большие нелады с математикой. Тут меня вызывают в Москву, а там в аппарате ЦК есть вакантные места и я хотел бы чтобы Константин Устиновичу оказался там, но... пришлось его предупредить, что пока не получит диплома о высшем образовании, больше на повышение не пойдет.
   - Это очень хорошее решение, Леонид Ильич.
   - Помогите ему.
   - Хорошо.
   Он сидит передо мной на парте и отчаянно потеет. Простейшие задачи ему не по силам, зато тянет за счет памяти. Выучил все формулы по интегралам и дифференциалам, можно даже не проверять то что подготовил, прямом как с листа книги пишет доказательства и теоремы. С натяжкой ставлю ему "УДОВ" и вижу, что лицо его дергается, пытаясь подавить торжество улыбки.
   Оценки у него в зачетке не ахти..., все удовлетворительно, кое где мелькнет волшебное "хор." Зато по истории партии жирная "отл."
   Я сам вручаю ему диплом на торжественном вечере.
   - Поздравляю Константин...
   - Устинович...
   Да он на радостях обнаглел. Стараюсь поставить его на место.
   - Товарищ Черненко. Вы серьезно потрудились, чтобы получить эти корочки. Надеюсь, что это пойдет вам на пользу и способствует вашему продвижению.
   - Спасибо.
   Лицо напряжено, а глаза полные ненависти сверлят меня. Он не выступил с ответной речью, а тихонечко смылся.
   Дома меня встречает дочка, ей четыре года.
   - А где мама? - спрашиваю ее.
   - Ушла к врачу, - важно отвечает маленькое создание.
   - А зачем?
   - Это тайна, - шепотом отвечает она.
   Неля приходит и долго прячет голову на моей груди.
   - Что-нибудь стряслось?
   - Да. У нас будет еще... маленький.
   Я заглядываю ей в глаза и целую в губы.
   - Ласковая, ты моя...
   После получения диплома, Черненко вызвали в Москву.
   1979 год
   Я давно на пенсии, почти семьдесят лет. У меня дома в туалете на стенке бумага о моей реабилитации. Когда сажусь на стульчак, ехидно смотрю на нее.
   - Зачем ты повесил ее там? - спрашивает Неля.
   - Я просрал десять лучших лет, эта бумажка подтверждает это.
   - Дурень, ты.
   Дети разлетелись, завели свои семьи и иногда подкидывают нам с женой внуков, чтобы не очень скучали.
   В начале августа мне позвонили домой из КГБ и предложили подъехать к ним, поговорить о моей прошлой жизни. Как президенту подали к дому черную "волгу" и отвезли в управление. Моложавый генерал-лейтенант принял весьма хорошо, с бутылкой коньяка и крошечными бутербродами. Мы с ним говорили об урожае в Молдавии, о погоде, о моих книгах, но я чувствовал, что серьезный разговор впереди.
   - Вы ничего не пишите о своей молодости, - вдруг говорит генерал. Хорошо бы вспомнить, как вы отстаивали нашу границу от различных банд в тридцатых годах...
   - Стоит ли ворошить прошлое. Об этом уже написано десятки книг другими авторами.
   - Но вы то непосредственный участник и на все имели свою точку зрения.
   - Это точка зрения привела меня в ГУЛАГ. Ваша предшественница ОГПУ постаралась состряпать на меня дело.
   - Вас уже давно реабилитировали, признали невиновным. Время было дикое. Но давайте вернемся к событиям на Хоросе. Что же там произошло? На какой почве у вас возник конфликт с товарищами? И вроде там с вами был товарищ Черненко...
   - Был. Хотите узнать правду?
   - Хотим.
   - Тогда слушайте. С двадцать четвертого года, после разгрома последних басмаческих банд, границу нарушали только контрабандисты и откочевки...
   Я подробно рассказываю как голощекинский террор заставил голодных людей и кочевые племена удирать за границу и как мы встретили их огнем. Рассказал какую роль сыграл в этом диком убийстве тысяч невинных людей бойцы заставы, Джаркентский эскадрон. Рассказал о Черненко..., о том как учил, как избил его, о наших встречах в Алма Ате, в лагере под Иркутском и в Кишиневе.
   - Значит самую активную роль в этих убийствах сыграл сам Кучер?
   - Как вы сказали - Кучер?
   - Да, Кучер. На верху, то есть там в Кремле, все его так зовут.
   - Я думал мы первые. Да самую активную роль играл он. Метко стрелял, подлец.
   - А вот в автобиографии у него этого нет.
   - Да что вы говорите? Неужто все скрыл?
   - Похоже. У меня есть, выпущенная официально, брошюра о членах ЦК, где расписаны все автобиографии.
   - Что же там про него написано?
   - Вот читаю: "В 1929 году поступил в ряды Красной Армии. После окончания службы в Армии - зав отделом пропаганды и агитации Новоселовского и Уярского райкомов партии..."
   - Быть не может. Он не был в Армии, Черненко служил в ОГПУ. Мало того, он не кончал службы, а был переведен на новую "работу". Потом, как же так... срок службы тогда был не два года, а здесь даже неуказанно сколько...
   - А вот выдержка другая: " В 1941-43 годах секретарь Красноярского крайкома партии. С 1945-48 секретарь Пензенского обкома партии..." Заметили одну деталь?
   - Да. Здесь нет сведений о 1944 и 45 годах.
   - Точно. Наверно ему было неприятно писать, что был в эти годы послан на укрепление воспитательной работы в ГУЛАГах.
   - Вот, мерзавец.
   - Не ругайтесь, мне после разговора с вами стало очень много понятного. Историей с вами очень заинтересовался товарищ Андропов...
   - Это почему?
   - Причина здесь одна. Товарищ Черненко второе лицо в государстве после Леонида Ильича Брежнева и товарищу Черненко сейчас вот так нужна чистая автобиография. Только с чистой биографией можно пройти наверх...
   - Что вы сказали? Не намекаете ли вы на кресло генсека?
   - Намекаю. Все может быть. Но чтобы добраться до вершины нужно убрать тех, кто его пачкает. Не так ли?
   - Это ужасно.
   - Это еще не все. По нашим данным, он запросил генерала К., свояка генсека, чтобы он помог, как вам деликатней сказать..., чтобы вы исчезли.
   - А генерал К. где служит?
   - У нас в КГБ, заместителем Андропова.
   У меня от таких разъяснений голова пошла кругами.
   - Ни черта не понимаю.
   Мой собеседник смеется.
   - У нас своя кухня, свои интриганы и разные исполнители. Товарищ Андропов, как раз не хочет, чтобы исчезли свидетели нехороших дел члена ЦК Черненко. Поэтому я с вами и встретился.
   - Вы что, меня прятать будете?
   - Нет. Мало этого, предлагаем вам командировку, навестите ваше прошлое, поезжайте на современную заставу Хорос. Посмотрите как живет теперь там новое поколение пограничников, вспомните молодость.
   - Конкретно, зачем это нужно?
   - В ЦК возникло предложение наградить заставу Хорос орденом Трудового Красного Знамени. Черненко собирается сделать это лично.
   - Но это же одна тихая застава из тысячи других, ничем не выделялась, только и было дел до 1924 года, а потом один срам.
   - Наверху своих подхалимов полно, вот и решили сделать приятное влиятельному человеку.
   - И я должен там подпортить ему настроение...
   - Хорошо бы.
   - По моему кто то сошел с ума. Либо Черненко, либо все ЦК. Ведь додуматься до такого надо, наградить малоизвестную, обыкновенную заставу.
   Генерал хохочет.
   - Похоже все сошли с ума. Вот цитирую обоснование этого решения. Значит так... это упустим... вот: " Надо уяснить главное: не будь Хоргосской заставы, страна не получила бы крупнейшего партийно-государственного деятеля. Здесь его приняли в партию, здесь избрали секретарем партийной организации..." Здорово написано.
   - Да, ради этого стоит съездить на заставу. В то время партийная ячейка состояла из пяти коммунистов и никакой организации не было.
   - Значит поедете?
   - Поеду.
   - Деньги мы вам дадим...
   - Потом меня ваш К., не того...
   - Потом все может изменится. Не беспокойтесь, поезжайте.
   Я приехал на заставу в разгар марафета. Заново отделывали домики. Красили везде: крыши, стены, асфальт, поребрики, деревья, заборы, все что приезжие могли увидеть. Начальник заставы майор Игнатьев сразу отмахнулся от меня.
   - Вон замполит, идите к нему.
   Молодой капитан смущенно жал мне руку.
   - Это надо же нашли старого бойца заставы. А мы запросы во все организации, во все архивы посылали, нам сообщали, что живых нет, кто вымер, кто погиб. Оказывается все же один боевой товарищ члена ЦК Черненко остался из всего состава тех годов. Как ваша фамилия?