Кукаркин Евгений. Я тоже виноват

   - Дело ваше. Так и так, придется с вами расставаться. Я желал вам добра, по собственному желанию уйти лучше, чем получить в трудовой книжке надпись, что вас выгнали... Это скажется и на вашем дальнейшем трудоустройстве.
   И тут в кабинет без стука врывается Миша.
   - Юрий Андреевич, я сделал. Порошина вышла из пресс-формы...
   - Пойдем посмотрим.
   Порошина лежит на лотке, сверкая глянцевостью стенок. Главный конструктор щупает ее руками.
   - Хорошо получилось, - говорит он. - Как ты это сделал? - спрашивает он Мишу.
   - Я добавил одну вещь, но сейчас не скажу какую. Порошину надо на анализ. Может я что-нибудь нарушил из ее свойств, - отвечает наш технолог. Если все в порядке, сразу сообщу свой секрет.
   - Сейчас все сделаем. Ребята повезут ее куда надо.
   Появились ребята, почему то в военной форме, закутали порошину одеялом и увезли на тачке в коридор.
   Главный шлепает Мишку по плечу.
   - Чего ты сидишь у этого бирюка в подручных? - кивает он на меня. - Иди к нам, будешь главным технологом проекта.
   - Нет уж. Не люблю копаться в бумагах, лучше иметь дело с живыми вещами.
   Когда все уходят, Миша доверчиво мне докладывает.
   - А ведь я, Юрий Андреевич, вместо ПАВа бросил в порошок с компонентами мыло...
   - Какое мыло? - недоумеваю я.
   - Обыкновенное, хозяйственное... Растворил его в воде до гелеобразного состояния и все туда...
   - Мда... Жди теперь результаты анализа.
   Сижу дома и тут звонок в дверь. Я открываю и вижу... Марину Ивановну.
   - Здравствуйте, Юрий Андреевич, - осторожно говорит она.
   - Здравствуй, заходи.
   Она входит в прихожую и мнется.
   - Я ненадолго, Юрий Андреевич.
   - Ненадолго, так ненадолго, иди в гостиную. Сядем, поговорим.
   Она по привычке подогнула колени и село в кресло. Я сел напротив.
   - Когда выпустили? - первый задал вопрос я.
   - Только что. Я из КПЗ прямо к вам.
   - Ну теперь все рассказывай...
   - Да в общем то все это грустная история. Привез родственник из Сибири ворованное с прииска золото. Хотел здесь по своим каналам его загнать, но просчитался. За ним следили до последнего момента...
   - Странно, но дождались бы, когда он это золото будет передавать, а не прятать по разным квартирам.
   - Все испортил нелепый случай, родственник гульнул и по пьянке, кого то там порезал и оказался в тюрьме. Вся операция милицейских сразу застопорилась, вот они и решились все прервать и вернуть золото. Юрий Андреевич, я виновата во всем этом деле, втянула вас, теперь может испортила не только себе, но и вам жизнь. Простите меня, Юрий Андреевич.
   - Мне в милиции сказали, что ты согласилась прятать чемоданы за деньги.
   - Было такое.
   - И что ты первоначально, пыталась все свалить на меня.
   - Этого не было, клянусь, я ни ничем не пыталась вас подвести. В милиции сначала стали давить на меня, требовать, чтобы подтвердила, что вы участвуете в сделке с моим родственником, но я сразу сказала, что все сделала сама.
   - А причем здесь ключ?
   - Какой ключ?
   - От моей квартиры, который нашли у тебя.
   - Ах, вон оно что? - Марина задумалась. - То-то в милиции все время пытались узнать, когда я получила этот ключ. Что то у них по срокам не сошлось. Как я думаю, если бы я получила этот ключ на две недели раньше, то может быть у вас были неприятности..
   - Как же ты доказала, что ключ тебе попался после свадьбы?
   - Это не надо было доказывать. Нас прослушивали. В милиции была запись всех моих телефонных разговоров с родственником. Я там проговорилась еще до его приезда, когда от вас получила ключ.
   - Понятно. Что теперь будем делать дальше?
   - Я не знаю. Мне прокурор показал ходатайство завода, где меня берут на поруки. Значит, придется быть с вами. Я же еще под следствием, отпущена до суда.
   - Тогда выходи завтра на работу.
   - Я выйду. А там все уже все знают?
   - Знают.
   - Ну что же, придется потерпеть. Я пойду, Юрий Андреевич. Еще раз прошу, простите меня.
   - Хорошо, иди.
   Меня вызывает директор. Я сижу против него и он с доброжелательной улыбкой начинает разговор.
   - Как в цеху дела, Юрий Андреевич?
   - Пока все в порядке, Алексей Иванович. План выполняем, эксперимент с порошиной вроде бы прошел удачно.
   Директор кивает головой.
   - А что там произошло с Марией Паршиной?
   - Запуталась девочка, но думаю, все с ней будет в порядке. Она уже выпущена на свободу и работает в цеху.
   - А у вас? Вы тоже оказались впутаны в эту историю.
   - Это ведь как посмотреть, Алексей Иванович. С одной стороны, вроде бы и прикоснулся, с другой - все обвинения с меня сняты.
   - Понятно. Сейчас стоит вопрос о назначении начальника цеха и дирекция в затруднении поставить вас или другого человека. Кроме нас, есть и другие силы, которые не хотят, что бы вы получили назначение на эту должность. Например, из министерства пришла рекомендация на одного неплохого специалиста. Против вас они имеют только один факт, это то, что вы, как сами говорите, прикоснулись к уголовному делу.
   - И кто же этот неплохой специалист?
   - Ваш профорг, Анатолий Григорьевич.
   - Да это уж классный специалист. Вуз он окончил двадцать лет назад и по специальности не работал совсем. Но раз уж все решено, куда же тогда поставят меня?
   - Так и останетесь, заместителем.
   - Честно говоря, у меня аллергия на Анатолия Григорьевича и очень противоположное от министерства мнение. Во первых не считаю его специалистом, а во вторых, у нас с ним полное расхождение по всем производственным и бытовым вопросам.
   - Юрий Андреевич, я бы с радостью вас разделил, но пока других вакантных должностей у меня нет. Поработайте с Анатолием Григорьевичем, а через два месяца уйдет на пенсию Владимир Иванович, начальник технологического отдела, вот и займете его место. Это я вам твердо обещаю.
   - Значит у вас все уже решено?
   - Да.
   - Тогда отпустите меня в отпуск. Я уже второй год не отдыхал.
   - В отпуск?
   - Ну, да, за два года.
   - Многовато конечно, впрочем..., сдавайте цех новому начальнику и отправляйтесь. Может это даже правильно, придете через два месяца и мы вас переведем. Пишите прямо здесь заявление.
   Анатолий Григорьевич уже занял кабинет Василия Герасимовича.
   - Я очень рад вас видеть, Юрий Андреевич, - слащаво улыбается он.
   - Цех принимать, когда будете?
   - Сейчас. Прямо сейчас будем составлять акт. Что творится в цехе я знаю, уточним только в бухгалтерии, какие финансы у нас остались и вперед...
   - Хорошо. Вызовем секретаршу и начнем.
   Когда мы расписались в акте о приемке цеха и отправили документ в дирекцию, я решил выложить свои козыри.
   - Анатолий Григорьевич, я с завтрашнего числа иду в отпуск.
   - Как в отпуск? Я вас не отпускаю.
   - Приказ директором уже подписан, так что извините. Я уже два года не отдыхал и имею права...
   - Что за приказ? Я должен вас отпустить, а не директор.
   - Приказ подписан до вашего назначения. Так что я пойду...
   Вышел из кабинета и пошел в прессовочный участок.
   - Мария Ивановна, - остановился около нее, - с завтрашнего числа я в отпуске.
   - А кто вместо вас?
   - Начальником цеха назначен Анатолий Григорьевич.
   - Вот оно как все повернулось.
   - Все нормально.
   Я пошел дальше.
   Саша отказалась ехать со мной в Болгарию. Сослалась на новую интересную работу и сложившиеся семейные обстоятельства. Пришлось укатить в Варну одному. Пофлиртовал с девушками, попил вино и провалялся на пляже всего 21 день.
   Вторую половину отпуска решил поехал к родственникам в Сибирь, где бездарно потратил время на рыбалках и загулах с родней. Но за три дня до отлета домой, почтальон принес мне телеграмму, где меня просили срочно вернуться на завод.
   В приемной, секретарша, увидев меня, сразу заторопилась.
   - Юрий Андреевич, вас давно ждут.
   Директор встретил нахмуренно и сразу же резко задал вопрос.
   - Почему так поздно прибыл?
   - С трудом поменял билеты на самолет.
   - У нас здесь ЧП.
   - Что произошло?
   - Твой цех взорвался.
   - Как взорвался? Этого быть не может. Там предусмотрена система защиты.
   - Неудачно сработала твоя система защиты. Взорвался 6 бокс и крыша, вместо того чтобы отлететь в сторону, под действием ураганного ветра рухнула на правое крыло здания, где находились ваши склады. Пожар и мелкие взрывы разрушили здание. Есть погибшие и очень много раненых. Вчера прибыла государственная комиссия, я включил тебя в нее от завода.
   - Господи, что же произошло?
   - Вот и разберись. Ты же в конце концов специалист.
   - А как же Анатолий Григорьевич?
   - Никак. Сам определишься кто и как. Сейчас иди разбирайся.
   Председатель комиссии, седой мужик, торопливо пожал руку.
   - Мне уже говорили о вас. Так сказать, бывший обиженный начальник...
   - Я не бывший. Как был на должности зама, так и остался...
   - Знаю, всю документацию уже переворошил. В отпуск то укатил, чтобы не портить отношения с... Впрочем, сейчас это не будем разбирать. У нас в комиссии каждый занимается своим делом. Я бы попросил вас заняться технической стороной дела. Профессор Маликов тоже занимается этим вопросом, но я по опыту знаю, технарь от научных работников всегда отличается своим мнением. Поэтому подготовьте свое заключение о взрыве и ни в коем случае не согласовывайте его с мнением профессора.
   - Понятно.
   - Тогда приступайте.
   Вот и цех, вернее то, что от него осталось, нелепые бетонные коробки боксов, засыпаны битым кирпичом, рядом хаос перекрытий и строительного мусора бывшего одноэтажного здания. Недалеко от меня кран, двое работяг курят папиросы, сидя в его кабине. Я подхожу к ним.
   - Вы чего здесь делаете, ребята?
   - Да вот, прислали нас растаскивать плиты из завала..., а тут пришел какой-то тип и говорит, что комиссия еще не закончила работу и остановил нас. Бригадир пошел уточнять...
   - А не могли бы вы меня на тросе закинуть внутрь вон той коробки, - я пальцем показываю на 6 бокс.
   Все входы в боксы завалены кирпичом и есть только один способ очутиться внутри, перелететь через бетонные стенки, они одни и остались, ведь вырванную крышу унесло от взрыва.
   - А вы кто?
   - Я член комиссии...
   - Да в общем то можно, но трос грязный, все в масле будете.
   - Перчатки есть?
   - Есть. Я вам даже могу курточку подкинуть.
   - Тогда давайте их сюда и подкатывайте к стене.
   Трос медленно опускается и я пытаюсь разглядеть, что творится внутри бокса. Верхней плиты пресса нет, ее унесло вместе с крышей, кривые, толстые штанги от нижней плиты, нелепо уставились в стенки бокса. По размерам искореженной матрицы, я понял, что это взорвалась экспериментальная пресс-форма. Соскакиваю с крюка на пол. Солнечные лучи не могут проникнуть в этот куб, но еще светло и можно рассмотреть всю обстановку. Бетонную дверь в цех совсем не тронуло. Зато рядом, небольшое бронированное стекло в стене, все равно не выдержало давления и растрескавшись, вышло из пазов держателей и вползло наполовину в пультовую. Я подошел к этому окошку и заглянул внутрь. В крошечном помещении никого. Подтягиваюсь за держатели окна и стараюсь влезть в узкую щель между отошедшим стеклом и рамой. Прямо грудью свалился на маленький столик, здесь два рабочих журнала. Читать невозможно, так как почти совсем темно, да это и не надо. На стенах самописцы, я ощупью вскрываю крышки, снимаю круглые диаграммы , а также диаграммные ленты, сложенные гармошкой. Нащупал брезентовый мешок, в котором обычно операторы носят приборы и все бумаги и журналы запихиваю в них. Кажется все. Выползаю через окошко в бокс и подхожу к остаткам пресс-формы. Даже при слабом свете меня поразила краснота налета, пятнами покрывшую матрицу, особенно там, где прижимался пуансон. Лезу в сумку, достаю одну из диаграмм и ключами от квартиры пытаюсь соскрести налет на бумаги. Это с трудом удается. Закручиваю диаграмму в пакетик и кладу в сумку.
   - Эй, вы там, слышите меня, - ору вверх.
   - Слышим, - раздается глухой голос.
   - Поднимай.
   Хватаюсь за трос и встаю на крюк.
   Прежде всего в лабораторию. Анна Павловна заведующая отделом анализа встретила меня неприветливо.
   - Вот не ожидала увидеть вас, Юрий Андреевич.
   - Я был в отпуске.
   - А мне показалась, что вы нарочно бросили на произвол судьбы Анатолия Григорьевича. Он здесь, бедный, так крутился...
   - Ну что вы, Анна Павловна. Я без задней мысли поехал отдыхать, ведь два года не был в отпуске.
   - Слышала, что вас включили в комиссию по этому взрыву.
   - Да, директор вызвал меня с отпуска , чтобы я помог разобраться.
   - И есть уже какие то выводы?
   - Помилуйте, Анна Павловна, только сегодня приступил к работе. Какие выводы?
   - А зачем ко мне пришли?
   - Нужно провести анализ. На пресс-форме после взрыва остались налеты. Хорошо бы провести исследование, узнать, что это такое.
   - Где эти налеты?
   Я достаю сложенную диаграмму и осторожно раскручиваю ее. На белой поверхности бумаги немного красноватого порошка.
   - Не густо. Но попытаемся, что-нибудь сделать.
   Анна Павловна на селекторе нажимает кнопку.
   - Любочка, подойди ко мне, - просит она в микрофон и тут же захрипел динамик.
   - Иду.
   - Я только что приехал, много чего не знаю, не подскажите, Анна Павловна, кто пострадал в цеху.
   - Трое погибло, шесть человек ранено.
   - Кто погиб. Там на воротах, я не видел фотографий...
   - И уже не увидите. Вы слишком долго до нас добирались, их похоронили позавчера. Это были: прессовщица Клавдия Яковлевна, оператор Галя Сидорова и шофер Гриша.
   - Клавдия Яковлевна, Галя, боже мой, какой ужас. А кто ранен?
   - Прессовщицы Вера Кулибина, Марина Паршина...
   - Постойте, постойте, прессовщица Марина Паршина?
   - Ну да. Я забыла, вы же ничего не знаете. Анатолий Григорьевич перевел ее из мастеров в прессовщицы.
   В двери вошла худенькая девушка в белом халате.
   - Здрасте, - робко сказала она мне. - Что нужно, Анна Павловна?
   - Возьми на анализ этот порошок, - просит ее начальница, указывая на диаграмму. - Сделать нужно срочно.
   - Только верните мне диаграмку, - прошу я.
   - Я сейчас пересыплю и принесу вам.
   Девушка осторожно заворачивает остатки порошка и уходит из кабинета.
   - Так кто еще ранен?
   - Кладовщица Маша Пронина, грузчик Иван, вот его фамилии не помню и Сергей Трофимович.
   - А это кто? Я не знаю такого.
   - Это новый технолог. Анатолий Григорьевич взял его на работу сразу же, как стал начальником.
   - А как же Миша?
   - Это такой курчавый мальчик?
   - Да.
   - Кажется он после вашего отъезда в отпуск, перевелся в отдел главного технолога.
   - В какой больнице раненые, не подскажете?
   - Да в нашей, на Конногвардейской.
   - Мне когда придти за анализом?
   - У вас домашний телефон не изменился?
   - Нет.
   - Я его по старой памяти помню, позвоню вам или постараюсь поймать здесь...
   - Спасибо, Анна Павловна.
   - Ты, Юра, только без эмоций. Раз у тебя не все сошлось с Анатолием Григорьевичем, это не значит топить его до конца...
   - Я постараюсь, Анна Павловна.
   Марина Ивановна лежала в большой палате на шестерых, три койки справа, три слева. Палата полупуста, заняты только две кровати. Когда я подошел к одной из них и позвал: "Марина...", девушка замотанная в простынь, медленно открыла глаза. Боже мой, она совсем не похожа на того ершистого технолога в цеху, как-то повзрослела и глаза полны муки.
   - Юрий... Юрий Андреевич... Пришли значит.
   - Пришел... Как себя чувствуешь?
   - Ничего, врач сказал, что все в порядке, иду на поправку.
   Я подтаскиваю стул к ее койке и сажусь на него.
   - Ты можешь поговорить со мной?
   - Конечно.
   - Расскажи, что было после того, как я ушел в отпуск.
   - Все плохо. Видно бог карает меня за грешную жизнь. Новый начальник цеха предложил мне уволиться, когда я отказалась, придрался к беспорядку в боксах и за нарушение техники безопасности, сразу же перевел меня из мастеров в прессовщицы. Как я мучалась с этими пресс-формами, теоретически все знала, а на практике, все познала синяками и слабыми руками. Клавочка мне помогала, учила меня...
   - Кто в тот злополучный день прессовал в боксе номер шесть?
   - Наташа, я числилась на подмене, но в основном находилась во втором боксе.
   - Как же так получилось, что тебя задело...?
   - Сама не понимаю. Когда раздался взрыв в шестом боксе, я была в пультовой. Сразу же завыла сирена, по инструкции выскочила из пультовой в коридор, а где то сбоку, как ахнет. Тут меня и ударило в бок, сразу потеряла сознание. Девчата говорят, что было бы еще больше жертв, если бы, ребята всех раненых сразу не вытащили на улицу, наш цех медленно разрушался и это позволило спастись многим.
   - С какого бока тебя ударило?
   - Кажется с левого крыла цеха. Наташу жалко, говорят ее вытащили из бокса, уже мертвой, стекло не выдержало взрыва и давление сразу погубило девочку.
   - А кто ее вытаскивал?
   - Наш новый технолог, вроде ничего мужик, только забитый какой то. Каждый раз как увидит Анатолия Григорьевича, сразу трястись начинает. Кстати он тоже здесь, лечится, приходил ко мне. Сергей Трофимович повредил ногу, совсем нелепо, уже цех рухнул, ничего не угрожало, а он зачем то полез на кучу битого кирпича, оступился и упал на арматуру.
   - Клава где погибла?
   - В коридоре, ее бокс был рядом со складом. Она тоже выскочила из пультовой, а тут и взрыв...
   - Почему же взорвался склад?
   - Я... мне передали, что крыша шестого бокса, вместе с верхней частью пресса рухнули на него, а мы только что получили полторы тонны перхлората и всякой другой дряни.
   - Понятно. А теперь, можешь мне сказать, как твои дела с милицией?
   - Никак. После моего освобождения, следователи вызывали только один раз. Дело закрыто.
   - Не понял.
   - Я же не сказала самого главного. Моего родственника убили в тюрьме и сразу же все обвинение пропало...
   - Кто убил?
   - Думаю те, кто его сюда посылал.
   - Живем как на вулкане...
   - А вы хорошо выглядите, Юрий Андреевич...
   - Конечно, я же отдыхал.
   - Можно вам личный вопрос?
   - Давай?
   - Почему вы меня не трахнули, тогда... в своей квартире, ведь была же такая возможность и не раз...
   - Была. Я относился к тебе, как к противной, пьяной девчонке, все время нарывающейся на неприятности и не хотел связываться.
   - А сейчас?
   - Что сейчас?
   - Полюбили бы вы меня?
   - Слушай, давай не будем развивать эту тему, тем более ты больна... Выпишешься, поговорим...
   - Значит не хотите говорить.
   - Не хочу. Я принес тебе несколько мандарин, - вытаскиваю из карманов четыре оранжевых плода и кладу ей на одеяло. - Поправляйся быстрее...
   - Юрий Андреевич, приходите ко мне почаще...
   - Хорошо.
   Сергей Трофимович болтался в коридоре. Лысый пожилой человек, ловко скакал на одной ноге, помогая себе костылем.
   - Так вот вы какой, Юрий Андреевич...
   - Не ожидали увидеть такого?
   - Мне Анатолий Григорьевич все говорил о вас не очень ласковые слова, поэтому я представлял вас таким крепышом, почти квадратным мужчиной.
   - Забавно. Я сейчас в комиссии по взрыву, поэтому попросил бы вас выделить мне несколько минут.
   - Пожалуйста. Здесь уже были следователи, какие-то профессора, я уже все им рассказал, что знал. Странно, что вы пришли ко мне.
   - Почему?
   - Мне кажется, вы один знаете почему произошел взрыв.
   - А вы разве не догадались?
   - Нет. Наталья мне доложила, что поползла вверх температура пресс-формы. Я понял, что случилось что то непоправимое, но процесс остановить уже было невозможно.
   - Это был какой опыт?
   - Да уже больше сорока сделали...
   - Вы отрабатывали ПАВ?
   - Да.
   - А Мишин опыт учли?
   - В принципе, я не знаю, что там придумал Миша, но когда начальником цеха стал Анатолий Григорьевич, а вы ушли в отпуск, ваш молодой технолог сразу подал заявление с просьбой об переводе в другой отдел. Его отпустили.
   - Какой ПАВ был последним?
   - Что то на основании фторсодержащих. Я точно не помню формулу, но он был анионным. Вы его название можете увидеть в технологической карте.
   - Понятно.
   - Я так ничего не понял. Вы считаете, что в этом подъеме температуры был виноват ПАВ?
   - Пока еще затрудняюсь точно сказать.
   По коридору передвигалась толстая сестра, она всем встречным говорила только одну фразу.
   - Всем в столовую, обед накрыт.
   - Я пойду..., - вопросительно смотрит на меня Сергей Трофимович.
   - Да... да... Пожалуйста.
   Комнатку мне выделили в спортивном комитете. Я разложил диаграммы, вытащенные из пультовой шестого цеха и пытался их расшифровать. В дверь постучали.
   - Войдите.
   В помещение вошел Анатолий Григорьевич.
   - Здравствуй, Юрий Андреевич. С трудом нашел тебя. Мне уже в дирекции объяснили, где ты прячешься.
   - У меня не было места для работы, вот администрация и предложили это помещение.
   - Можно, присесть?
   - Да, садитесь.
   Он присаживается на стул, напротив меня.
   - Чего-нибудь нашли по взрыву, Юрий Андреевич?
   - Пока еще, нет.
   - Можно я скажу свое мнение? Никто из членов комиссии со мной не пожелал говорить по этому поводу. Может вы соизволите выслушать?
   - Это их право, но если вы хотите, поделитесь со мной, Анатолий Григорьевич.
   - Во всем виновата прессовщица и отдел главного технолога. Во первых, технологический отдел подсунул нам неверную технологию, изменив режим прессования. Во вторых, нужно было при повышении температуры прессования, отключить обогрев пресс-формы и охладить ее обдувом воздуха. А эта работница заметалась и ничего не сделала.
   - Сделала. Она отключила пресс-форму.
   - С чего вы взяли?
   - Вот здесь по диаграммам видно, - я выкладываю перед ним ленту с записью. - Выключила она ее минут за пять до взрыва. График температуры еще по инерции поднимается вверх и вот начался выход на плато.
   - Откуда вы достали эти документы?
   - Из бокса номер шесть.
   - Так, так, так и от чего же тогда произошел взрыв?
   - Я разбираюсь, пока ничего не могу сказать.
   - Понятно. Ну ладно, не буду вам мешать. Разбирайтесь дальше Юрий Андреевич.
   Он кряхтя поднимается со стула и идет к двери. И..., прежде чем исчезнуть, как всегда по привычке, выкидывает гадость.
   - Если бы вы в бытность, когда исполняли обязанности начальника цеха, не дали согласия на проведение экспериментов, то в цехе не было бы взрыва.
   Вечером до меня дозвонилась Саша.
   - Как дела, бирюк? - услышал я ее милый голос.
   - Привет, вот не ожидал, что ты обо мне вспомнишь.
   - Еще бы, тебя забыть не возможно. Колоритная ты фигура, Юрочка.
   - Короче, Сашенька. Я ведь догадываюсь, что у тебя что то произошло. Так просто ты бы не позвонила.
   - Юрочка, ты провидец. Я выхожу за муж...
   - За меня?
   - Нет. За хорошего человека.
   - Так... Я значит плохой.
   - Нет. Ты замечательный, но я все же выбрала другого. Хочу пригласить тебя на свадьбу.
   Это был удар в под дых. То-то Сашка перед отпуском шарахалась от меня...
   - Я не пойду. Извини, но у меня много дел.
   Бросил трубку на рычаг и выдернул телефон из вилки. И тут я почувствовал тошноту одиночества. Пусть ты один, но когда есть надежда, она согревает. Сейчас меня не согревает ничего...
   Мишу нашел в курилке.
   - Юрий Андреевич..., - обрадовано кинулся он ко мне.
   - Привет, Михаил.
   - Здравствуйте, Юрий Андреевич.
   Мы долго трясем друг другу руки.
   - А ведь я к тебе по делу.
   - Я так и понял. Столько событий произошло за ваше отсутствие. Думал, обязательно придете ко мне.
   - Почему так думал?
   - Так говорят, вы в комиссии. Значит, наверняка появитесь здесь.
   - Правильно думал. Давай отойдем в сторону, поговорим.
   Вы выбираемся на лестничную площадку и останавливаемся у окна.
   - А теперь расскажи, что же все таки произошло с аварией в цеху, начал я.
   - Это все упрямство Анатолия Григорьевича. Вы знаете почему завалили мой вариант с мылом?
   - Нет, не знаю.
   - Потому что это все слишком просто и дешево. В тот раз при лабораторном анализе выяснилось, что мыло в таком ничтожном количестве практически не влияет на свойство пороха, значит по идее надо было кончить испытания и начать подготовку к производству новых порошин. Но не тут то было. Анатолию Григорьевичу было не выгодно бросать такой заказ. Помните, за него же давали бешеные деньги. Вы же сами все наши огрехи и лишние финансовые затраты сбрасывали на него. Новый начальник цеха сразу же понял, что финансовые потоки можно пустить и по другим каналам...
   - Не понял, что это значит?
   - Все просто, например повысить оклады и премии работникам.
   - Но что же здесь плохого?
   - Вроде бы и ничего, но... он сам себе платил такие суммы, что ойе-ей... А тут же стали прикармливаться такие лишние по отношению цеха люди, что мне даже стыдно назвать их фамилии.
   - И это все за два месяца моего отсутствия?
   - Разве этого мало?
   - Нет. Так что же дальше?
   - А дальше, Анатолий Григорьевич добился продолжения испытания, сославшись на то, что промышленность гонит не качественные соли жирных кислот, то есть мыла и естественно, в такое производство их пускать нельзя. Испытания продолжили, искали ПАВ дальше. Химическая лаборатория предложила фторпроизводный ПАВ, но с условием, что мы уменьшим температурный режим, но удлиним процесс прессования. Вот тут то Григорьевич взбрызнулся, как это так- удлинить процесс, два дня прессовать порошину, да за это время можно сделать две. Не важно, что брак, важно, что за каждую порошину, даже за бракованную, шли деньги. Надавил на своего технолога, уломал начальника нашего отдела и... А дальше произошло то, о чем и можно было предположить. Игнорировав низкотемпературный режим, они стазу стали прессовать при предельной температур. И тут у них реакция пошла самопроизвольно. Высокая температура, разрушила связи фторпроизводного ПАВ и образовалось подлое соединение аш-фтор. Эта гадость сразу вступила в реакцию с металлом пресс-формы, температура бешено поползла вверх, компоненты смеси стали разлагаться и... все. Это все таки порох.