Страница:
– Входи, Нельсон.
Старик прошаркал к кровати со словами:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, Нельсон. Просто небольшая простуда. Я промокла прошлым вечером.
– А что я говорил, когда вы выбежали на улицу без пальто. Вообще-то я что пришёл. Ничего не понимаю, – старик покачал головой. – Я так понял, мистер Пол отправился обедать с ней, но она внизу на улице.
Теперь Нельсон перешёл на шёпот:
– Пришла и спрашивает его. Я сказал, что он ушёл, а она говорит, что будет ждать. Но я не пустил её наверх, сказал, что у вас грипп, и вы плохо себя чувствуете. Она так посмотрела на меня, как будто была готова прикончить, – он закивал. – А сейчас она внизу на улице притворяется, что рассматривает витрины.
– Ты сказал ей, когда он возвращается?
– Да, сказал, – Нельсон мотнул головой в отвращении. – Выскользнуло. Я сказал, что он вернётся в два. Тогда она и сказала, что будет ждать. Я совсем ослаб умом, потерял бдительность, мисс, потому что был уверен, что он с ней. Забавные дела творятся.
– Да, Нельсон, да. Послушай, – Элисон села, – возвращайся в магазин, не известно, кто может ещё прийти.
– Да, конечно. Но вы оставайтесь здесь.
Он кивнул девушке, и она ответила ему тем же. Но как только дверь закрылась, Элисон откинула одеяло и вылезла из кровати. Она не сомневалась, что Пол вернётся с Фридой Гордон-Платт, и не могла оставаться у себя, просто не могла. Ей надо было одеться; халат подойдёт. Она могла бы устроиться на диване, как будто уже давно там сидит.
К своему удивлению Элисон обнаружила, что ноги её не слушаются, а когда посмотрелась в зеркало, сморщила нос. Надо бы помыться и хоть немного подкраситься, чтобы скрыть мёртвенную бледность.
Добравшись до конца лестницы, Элисон буквально повисла на перилах. Должно быть это из-за таблеток, сказала она себе, входя в ванную. Она хотела принять душ, чтобы проснуться, но не хотела терять время. Было почти два часа, и Пол мог вернуться с минуты на минуту.
Элисон включила воду и уже намочила лицо, когда услышала, как открылась и снова закрылась дверь на лестницу. Схватив полотенце, девушка рьяно вытерлась, но потом поняла, что уже поздно идти в гостиную. Успеть раньше них можно было только бегом. Но бежать у неё не было сил, а надо было ещё накраситься, прежде чем лицом к лицу встретиться с мадам.
Элисон села на табурет, вслушиваясь в шаги, пересекавшие холл в направлении гостиной, но хуже всего, что она не слышала голосов, ни Пола, ни Фриды Гордон-Платт.
Наконец донёсся голос Пола, и сказанные им слова заинтриговали её. При обычных обстоятельствах, она бы не разобрала их, но он говорил на повышенном тоне, и хотя голос звучал приглушённо, всё-таки чётко услышала:
– Я тебе не верю.
Элисон медленно поднялась. Тон Пола был совсем не как у влюблённого. Это заставило её осторожно приоткрыть дверь и без всяких угрызений совести слушать, что происходит.
– Зачем ему лгать? – теперь заговорила миссис Фрида Гордон-Платт.
– Есть множество причин, почему Тэпли будет лгать. И самая главная, он меня ненавидит.
– Но это касается не тебя, а её. Он сказал, что перебил у неё лот, а потом ей же его и продал. И могу тебе сказать, он зол так же как и я, если не больше. Он ужасно ругался на неё, когда узнал правду.
– Откуда мне знать, что это правда?
– Потому что я знаю свою свекровь. Она бы не потеряла голову из-за обычной чайницы. И она ничего не говорила о камнях, сказала Бек. Она сказала, что твоя драгоценная подопечная пообещала вернуть их и искала по всем аукционам. Думаешь, она бы заплатила пятьдесят пять фунтов за пару тарелок и маленький чайник, если бы не знала о его содержимом? Да я подам на неё в суд.
– И ничего этим не добьёшься, – произнёс Пол глухим голосом. – Если эти вещи у неё… а я в это не верю, но если у неё, она получила их на законных основаниях. И не забывай, ты сказала, что не она забрала лот, а Билл Тэпли, который потом продал его ей. Здесь всё безупречно, насколько я могу судить. Но она никогда бы так не поступила, не сказав мне, я уверен.
Элисон зажала рот рукой и склонила голову.
– Нет, конечно не поступила бы, – донёсся через холл насмешливый голос миссис Фриды Гордон-Платт. – Ты считаешь, что солнце светит только для неё, да ты совсем потерял голову. Меня тошнит от тебя… Ты же в отцы ей годишься.
Дом погрузился в тишину. Элисон с поднятой головой и колотящимся в груди сердце ждала ответа Пола, но услышала не то, что хотела.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой Элисон.
– Нет… потому что боишься; боишься признать, что соперничаешь с молодостью. Ты соперничаешь с моим сыном… Знаешь, Пол, мне тебя жаль, потому что они любят друг друга. Так уж получилось.
Раздался хлопок и голос:
– Я поняла это с самого начала и могу сказать, что помогала ему во всём. Я оставила здесь свою пудренницу не для того, чтобы самой вернуться, а чтобы дать Рою шанс снова встретиться с ней…
И расчистить себе дорогу к Полу, подумала Элисон.
– Очень умно с твоей стороны, Фрида, – холодным тоном произнёс Пол. – Ты никогда не полагалась на случай. Когда ты снова здесь появилась, у тебя уже всё было спланированно, не так ли? Бикон Райд был бременем. Как и ты сама, оно никого не привлекало. Не бесись, Фрида; я знаю больше, чем ты думаешь. Весь прошлый год ты пыталась найти подходящий денежный мешок. Когда не сработало, я стал последней возможностью. У меня хорошее дело; по крайней мере ты так считала. Я стал последним пристанищем в твоей жизни, как когда-то был первым. Думала, что можешь начать с начала, как будто ничего не произошло. Ты поставила на деньги и проиграла. Что ж, сейчас ты опять сделала проигрышную ставку, Фрида. Вернувшись, ты сослужила мне хорошую службу. Я страдал все эти годы, отказавшись от жизни, от женщин, никому не доверяя. Ты как будто сняла камень с моей души. Я понял, что теперь свободен от тебя и того, что ты сделала… Меня больше не душат ненависть и обида. Ты и твой драгоценный Чарльз искалечили мне жизнь. Я мог попасть в тюрьму; и чуть ни попал. Это мучило меня постоянно. А когда все твои планы рухнули, у тебя хватило наглости вернуться, думая, что я настолько глуп, чтобы снова связаться с тобой. На самом деле ты совсем не умна, Фрида…
В этот момент до Элисон донёсся голос Нельсона, зовущего снизу:
– Мистер Пол! Мистер Пол!
Ответа не последовало, но через некоторое время Элисон услышала быстрые шаги Пола в холле, откуда он крикнул:
– Что такое?
– Можете спуститься на минуту, мистер Пол? Здесь джентльмен интересуется напольными часами. Я бы хотел, чтобы вы поговорили с ним.
Элисон почувствовала нерешительность Пола, но потом услышала, как он спускается вниз.
Услышав звук закрывшейся двери, она колебалась лишь мгновение. Больше нельзя было оставаться в ванной; надо попытаться проскользнуть назад в спальню. И она бы с радостью это сделала, потому что чувствовала, как ноги перестают слушаться её, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Пол не был влюблён в Фриду Гордон-Платт, не был, не был. Он любил её! Какой же глупой она была. После появления миссис Фриды Гордон-Платт у него было такое приподнятое настроение, а она расценила это, как удовольствие снова видеть женщину, которую он когда-то любил, тогда как на самом деле он всего лишь освободился от обиды, снедавшей его все эти годы. И обида была не только из-за потерянной любви и предательства друга, но и из-за финансовой кабалы, в которую эти двое его ввергли, и с которой он только сейчас смог разделаться. О, Пол… Пол. Бедный Пол. Если бы только она могла побежать к нему и сказать… сказать, что только что нечаянно услышала. Больше не будет никаких тайн. И тут Элисон подумала о чайнице. Чайница! Что ж, она объяснит, и он отдаст её мисс Бек или Маргарет, кому пожелает, но уж точно не Фриде Гордон-Платт.
Элисон выбралась из ванной и на цыпочках направилась к лестнице, когда дверь гостиной распахнулась, и ей пришлось виновато остановиться под жёстким взглядом высокой женщины.
– Я… я так понимаю вы больны и лежите в постели, – высоким холодным голосом произнесла она.
– Я не больна; у меня простуда. Я… я была в ванной.
Хотя объяснения были ни к чему, Элисон чувствовала себя ужасно смущённой.
Фрида Гордон-Платт метнула взгляд на дверь в ванную, а потом снова на девушку и спросила вкрадчивым тоном:
– Могу я предположить, что вы находились там достаточно долго?
Неприятие к этой женщине перевесило смущение Элисон, и она с вызовом ответила:
– Достаточно долго.
– О, – миссис Гордон-Платт вскинула брови и наклонила голову на бок; затем повернувшись, она снова вошла в гостиную, бросив через плечо. – Мне бы хотелось поговорить с вами.
Элисон бросила взгляд на лестницу. Пол будет не доволен, если застанет её наверху с этой женщиной, и не имеет значения, что он сам о ней думает. Тем не менее она проследовала в гостиную, где подошла к огню.
Фрида Гордон-Платт остановилась в нескольких футах от Элисон и быстро заговорила глухим голосом:
– Пол может вернуться в любой момент. Я только хочу спросить у вас кое-что.
– Да? – повернула голову Элисон.
– Вам нравится мой сын?
Не смотря на то, что Элисон было известно о мотивах, двигавших этой женщиной, такого вопроса она не ожидала, а потому помедлив ответила:
– Да. Да, мне нравится ваш сын.
Это было правдой; Рой ей нравился.
– Хорошо. Потому что, как я уже говорила вам, он очень вас любит.
Элисон помолчала несколько секунд, прежде чем ответить:
– Не понимаю, как это возможно, если мы встречались только пару раз.
– Молодым людям не требуется много времени, чтобы влюбиться. Вам следовало бы это знать.
– Рой всего лишь мальчик.
– Мальчик! – миссис Гордон-Платт повысила голос. – Ему столько же, сколько и вам.
– Не правда. Как я понимаю, ему нет ещё и двадцати, а мне почти двадцать один.
– Это не так уж важно. Он очень чувствительный мальчик и знает, чего хочет, и… и он хочет жениться на вас.
– В самом деле! – произнесла Элисон с каменным выражением лица.
Если на свете и были интриганы, то одна находилась сейчас в этой комнате. Если она не могла заполучить Пола, то была готова на всё, чтобы он не достался никому другому, даже забрав единственного человека, который что-то для него значил.
Элисон не чувствовала ни малейших угрызений совести, принимая игру этой женщины.
– И вы не возражаете, чтобы я стала вашей невесткой?
Фрида Гордон-Платт пожала плечами:
– Нам совсем не обязательно встречаться. Как только дом и земли будут проданы…
Она не сказала, когда миссис Гордон-Платт умрёт.
– Как только дом и земли будут проданы, я не буду стоять на пути Роя… и его жены. Не хочу висеть на его шее, как не хочу, чтобы он висел на моей. У меня впереди вся жизнь.
Она говорила так, как будто была молодой девушкой. Элисон отвернулась от неё и, достав из кармана расчёску, посмотрелась в зеркало над камином.
Она не видела отражения миссис Фриды Гордон-Платт, когда сказала:
– Боюсь, я не могу стать женой Роя, миссис Гордон-Платт, потому что, видите ли, выйду замуж за Пола при ближайшей возможности.
Элисон так и не поняла, схватила ли её миссис Гордон-Платт в ту же секунду или через некоторое время, как она упала в огонь. В то ужасное мгновение всё перемешалось. В последующие годы она вспоминала только собственные крики.
Пол всегда говорил, что опасно вешать зеркало над камином. Он страшно возражал против этого и всегда следил, когда она стояла на поднятой каминной решётке. Воспоминания об этом промелькнули в её голове прежде, чем она почувствовала боль от обжигающего кожу пламени и услышала крики.
Когда её толкнули, или ударили, влажные ноги соскользнули с полированной плиты, и Элисон упала вперёд. Камин был полон пылающих углей, и огонь плясал на них как пара рыжих собак вокруг кочерги и щипцов. Благодаря им Элисон не сразу упала лицом в железную корзину с огнём. В естественном движении она вытянула перед собой руки, ударившиеся о раскалённую решётку, левая скользнула в бок, а вот правая попала прямо по середине. Потом языки пламени перекинулись на халат и поглотили её.
– О, Боже! О, боже!
Теперь её били. Она издала ещё один пронзительный крик, когда почувствовала, что задыхаясь катается по чему-то. Кто-то колотил по ней, что причиняло невыразимую боль. Она снова перекатилась и теперь смогла вдохнуть воздуха для крика. Ей казалось, что она умирает. Это невозможно было вынести, не возможно вынести. О, Боже! О, Боже, позволь умереть. Вскоре всё тело Элисон онемело. Она больше ничего не чувствовала, а потом осознала, что сидит на полу, уткнувшись в плечо Пола, который обнимает её. Вокруг множество ног. В пелене она узнала ноги Нельсона и юбку Нелли, и ноги Фриды Гордон-Платт, направлявшиеся к двери. Пол заговорил с ними, и Элисон ощутила резонанс от его голоса, прогремевшего как гром, вырвавшись изнутри его тела:
– Убирайся! – кричал он. – Убирайся, пока я не убил тебя!
А потом:
– Уведи её отсюда, Нельсон. Выкинь прочь…!
В это мгновение оцепенение прошло, и Элисон снова застонала, сжав зубы, чтобы не закричать, и заглянула в полные жалости глаза Пола, когда он склонился над ней, бормоча:
– Ну, ну, любовь моя. Потерпи ещё немного. Скорая скоро приедет. Ещё немного. Ну же, любовь моя.
– По-ол, – застонала Элисон, и его руки ещё крепче сжали её.
– Мои ру… ки, Пол. Пол, мои руки… и… и лицо.
– Всё хорошо. Всё хорошо, любовь моя, – казалось, что он больше ничего не способен сказать. – Всё хорошо, любовь моя.
Но хорошо не было. Всё было плохо. Её лицо… её лицо горело. Она станет безобразным чудовищем, как Маргарет, бедная Маргарет.
– По… ол.
Элисон скрючилась от невыносимой боли, такой ужасной, что она потеряла сознание… После этого у неё остались смутные воспоминания о том, как её снесли вниз, как нахлынула новая волна боли, застилавшей сознание…
Придя в себя, Элисон подумала, что плывёт в дымке голубого света. Она позвала Пола, и одна из фигур наклонилась к ней, разорвав туман, но это был не Пол. У этого человека был тонкий нос и густые брови, и он сказал:
– Всё в порядке. Лежите спокойно. С вами всё будет в порядке. Боль утихнет. Просто помните об этом, боль утихнет.
Эти слова запечатлелись в мозгу Элисон: «Боль утихнет, боль утихнет.» Но, боже, сейчас было так больно. Ужасно, невыносимо. Если бы тот человек чувствовал её боль, то знал бы как это. Она никогда не утихнет. Она больше не могла этого терпеть, не могла. Элисон молчала, пока ни услышала женский голос, говоривший:
– Скажите ей про лицо.
О, боже, её лицо. Да, её лицо обгорело. Она станет безобразной как Маргарет, как Маргарет. Бедная Маргарет. Мысли Элисон заметались в безумии; она почувствовала, как крик поднимается из глубины… из самой глубины души. Рот её открылся, глаза расширились, и снова появился тонкий нос и густые брови.
– Послушайте, с вами всё будет в порядке… С вашим лицом ничего страшного не произошло… просто копоть и небольшой ожог… Вы понимаете, что я говорю? Ваше лицо в порядке.
Тонкие ноздри расширились, и Элисон увидела, как губы растянулись в улыбке, а брови взлетели вверх.
– Вам не о чем беспокоиться, – добавил человек.
Она не беспокоилась. Не беспокоилась. Но боль. Ей было всё равно, что с ней будет, только бы эта боль прекратилась… Боль!
Женский голос снова прошептал:
– Они боятся не за её лицо, а за руки. Господи боже, в основном пострадали руки, особенно правая. Нужна будет не одна операция… и шея… Она спит? Укол уже должен подействовать; сейчас ей станет легче.
Элисон постаралась зацепиться за этот голос, звучавший как голос бога, потому что он сказал, что сейчас ей станет легче. Теперь она могла вытерпеть это ужасное ощущение. Они сказали, что её руки очень пострадали. И шея? Она так устала, чтобы думать. В последнее мгновение она могла думать только об одном: ей всё равно, как она будет выглядеть, только бы боль не вернулась.
Глава пятая
Старик прошаркал к кровати со словами:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, Нельсон. Просто небольшая простуда. Я промокла прошлым вечером.
– А что я говорил, когда вы выбежали на улицу без пальто. Вообще-то я что пришёл. Ничего не понимаю, – старик покачал головой. – Я так понял, мистер Пол отправился обедать с ней, но она внизу на улице.
Теперь Нельсон перешёл на шёпот:
– Пришла и спрашивает его. Я сказал, что он ушёл, а она говорит, что будет ждать. Но я не пустил её наверх, сказал, что у вас грипп, и вы плохо себя чувствуете. Она так посмотрела на меня, как будто была готова прикончить, – он закивал. – А сейчас она внизу на улице притворяется, что рассматривает витрины.
– Ты сказал ей, когда он возвращается?
– Да, сказал, – Нельсон мотнул головой в отвращении. – Выскользнуло. Я сказал, что он вернётся в два. Тогда она и сказала, что будет ждать. Я совсем ослаб умом, потерял бдительность, мисс, потому что был уверен, что он с ней. Забавные дела творятся.
– Да, Нельсон, да. Послушай, – Элисон села, – возвращайся в магазин, не известно, кто может ещё прийти.
– Да, конечно. Но вы оставайтесь здесь.
Он кивнул девушке, и она ответила ему тем же. Но как только дверь закрылась, Элисон откинула одеяло и вылезла из кровати. Она не сомневалась, что Пол вернётся с Фридой Гордон-Платт, и не могла оставаться у себя, просто не могла. Ей надо было одеться; халат подойдёт. Она могла бы устроиться на диване, как будто уже давно там сидит.
К своему удивлению Элисон обнаружила, что ноги её не слушаются, а когда посмотрелась в зеркало, сморщила нос. Надо бы помыться и хоть немного подкраситься, чтобы скрыть мёртвенную бледность.
Добравшись до конца лестницы, Элисон буквально повисла на перилах. Должно быть это из-за таблеток, сказала она себе, входя в ванную. Она хотела принять душ, чтобы проснуться, но не хотела терять время. Было почти два часа, и Пол мог вернуться с минуты на минуту.
Элисон включила воду и уже намочила лицо, когда услышала, как открылась и снова закрылась дверь на лестницу. Схватив полотенце, девушка рьяно вытерлась, но потом поняла, что уже поздно идти в гостиную. Успеть раньше них можно было только бегом. Но бежать у неё не было сил, а надо было ещё накраситься, прежде чем лицом к лицу встретиться с мадам.
Элисон села на табурет, вслушиваясь в шаги, пересекавшие холл в направлении гостиной, но хуже всего, что она не слышала голосов, ни Пола, ни Фриды Гордон-Платт.
Наконец донёсся голос Пола, и сказанные им слова заинтриговали её. При обычных обстоятельствах, она бы не разобрала их, но он говорил на повышенном тоне, и хотя голос звучал приглушённо, всё-таки чётко услышала:
– Я тебе не верю.
Элисон медленно поднялась. Тон Пола был совсем не как у влюблённого. Это заставило её осторожно приоткрыть дверь и без всяких угрызений совести слушать, что происходит.
– Зачем ему лгать? – теперь заговорила миссис Фрида Гордон-Платт.
– Есть множество причин, почему Тэпли будет лгать. И самая главная, он меня ненавидит.
– Но это касается не тебя, а её. Он сказал, что перебил у неё лот, а потом ей же его и продал. И могу тебе сказать, он зол так же как и я, если не больше. Он ужасно ругался на неё, когда узнал правду.
– Откуда мне знать, что это правда?
– Потому что я знаю свою свекровь. Она бы не потеряла голову из-за обычной чайницы. И она ничего не говорила о камнях, сказала Бек. Она сказала, что твоя драгоценная подопечная пообещала вернуть их и искала по всем аукционам. Думаешь, она бы заплатила пятьдесят пять фунтов за пару тарелок и маленький чайник, если бы не знала о его содержимом? Да я подам на неё в суд.
– И ничего этим не добьёшься, – произнёс Пол глухим голосом. – Если эти вещи у неё… а я в это не верю, но если у неё, она получила их на законных основаниях. И не забывай, ты сказала, что не она забрала лот, а Билл Тэпли, который потом продал его ей. Здесь всё безупречно, насколько я могу судить. Но она никогда бы так не поступила, не сказав мне, я уверен.
Элисон зажала рот рукой и склонила голову.
– Нет, конечно не поступила бы, – донёсся через холл насмешливый голос миссис Фриды Гордон-Платт. – Ты считаешь, что солнце светит только для неё, да ты совсем потерял голову. Меня тошнит от тебя… Ты же в отцы ей годишься.
Дом погрузился в тишину. Элисон с поднятой головой и колотящимся в груди сердце ждала ответа Пола, но услышала не то, что хотела.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой Элисон.
– Нет… потому что боишься; боишься признать, что соперничаешь с молодостью. Ты соперничаешь с моим сыном… Знаешь, Пол, мне тебя жаль, потому что они любят друг друга. Так уж получилось.
Раздался хлопок и голос:
– Я поняла это с самого начала и могу сказать, что помогала ему во всём. Я оставила здесь свою пудренницу не для того, чтобы самой вернуться, а чтобы дать Рою шанс снова встретиться с ней…
И расчистить себе дорогу к Полу, подумала Элисон.
– Очень умно с твоей стороны, Фрида, – холодным тоном произнёс Пол. – Ты никогда не полагалась на случай. Когда ты снова здесь появилась, у тебя уже всё было спланированно, не так ли? Бикон Райд был бременем. Как и ты сама, оно никого не привлекало. Не бесись, Фрида; я знаю больше, чем ты думаешь. Весь прошлый год ты пыталась найти подходящий денежный мешок. Когда не сработало, я стал последней возможностью. У меня хорошее дело; по крайней мере ты так считала. Я стал последним пристанищем в твоей жизни, как когда-то был первым. Думала, что можешь начать с начала, как будто ничего не произошло. Ты поставила на деньги и проиграла. Что ж, сейчас ты опять сделала проигрышную ставку, Фрида. Вернувшись, ты сослужила мне хорошую службу. Я страдал все эти годы, отказавшись от жизни, от женщин, никому не доверяя. Ты как будто сняла камень с моей души. Я понял, что теперь свободен от тебя и того, что ты сделала… Меня больше не душат ненависть и обида. Ты и твой драгоценный Чарльз искалечили мне жизнь. Я мог попасть в тюрьму; и чуть ни попал. Это мучило меня постоянно. А когда все твои планы рухнули, у тебя хватило наглости вернуться, думая, что я настолько глуп, чтобы снова связаться с тобой. На самом деле ты совсем не умна, Фрида…
В этот момент до Элисон донёсся голос Нельсона, зовущего снизу:
– Мистер Пол! Мистер Пол!
Ответа не последовало, но через некоторое время Элисон услышала быстрые шаги Пола в холле, откуда он крикнул:
– Что такое?
– Можете спуститься на минуту, мистер Пол? Здесь джентльмен интересуется напольными часами. Я бы хотел, чтобы вы поговорили с ним.
Элисон почувствовала нерешительность Пола, но потом услышала, как он спускается вниз.
Услышав звук закрывшейся двери, она колебалась лишь мгновение. Больше нельзя было оставаться в ванной; надо попытаться проскользнуть назад в спальню. И она бы с радостью это сделала, потому что чувствовала, как ноги перестают слушаться её, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Пол не был влюблён в Фриду Гордон-Платт, не был, не был. Он любил её! Какой же глупой она была. После появления миссис Фриды Гордон-Платт у него было такое приподнятое настроение, а она расценила это, как удовольствие снова видеть женщину, которую он когда-то любил, тогда как на самом деле он всего лишь освободился от обиды, снедавшей его все эти годы. И обида была не только из-за потерянной любви и предательства друга, но и из-за финансовой кабалы, в которую эти двое его ввергли, и с которой он только сейчас смог разделаться. О, Пол… Пол. Бедный Пол. Если бы только она могла побежать к нему и сказать… сказать, что только что нечаянно услышала. Больше не будет никаких тайн. И тут Элисон подумала о чайнице. Чайница! Что ж, она объяснит, и он отдаст её мисс Бек или Маргарет, кому пожелает, но уж точно не Фриде Гордон-Платт.
Элисон выбралась из ванной и на цыпочках направилась к лестнице, когда дверь гостиной распахнулась, и ей пришлось виновато остановиться под жёстким взглядом высокой женщины.
– Я… я так понимаю вы больны и лежите в постели, – высоким холодным голосом произнесла она.
– Я не больна; у меня простуда. Я… я была в ванной.
Хотя объяснения были ни к чему, Элисон чувствовала себя ужасно смущённой.
Фрида Гордон-Платт метнула взгляд на дверь в ванную, а потом снова на девушку и спросила вкрадчивым тоном:
– Могу я предположить, что вы находились там достаточно долго?
Неприятие к этой женщине перевесило смущение Элисон, и она с вызовом ответила:
– Достаточно долго.
– О, – миссис Гордон-Платт вскинула брови и наклонила голову на бок; затем повернувшись, она снова вошла в гостиную, бросив через плечо. – Мне бы хотелось поговорить с вами.
Элисон бросила взгляд на лестницу. Пол будет не доволен, если застанет её наверху с этой женщиной, и не имеет значения, что он сам о ней думает. Тем не менее она проследовала в гостиную, где подошла к огню.
Фрида Гордон-Платт остановилась в нескольких футах от Элисон и быстро заговорила глухим голосом:
– Пол может вернуться в любой момент. Я только хочу спросить у вас кое-что.
– Да? – повернула голову Элисон.
– Вам нравится мой сын?
Не смотря на то, что Элисон было известно о мотивах, двигавших этой женщиной, такого вопроса она не ожидала, а потому помедлив ответила:
– Да. Да, мне нравится ваш сын.
Это было правдой; Рой ей нравился.
– Хорошо. Потому что, как я уже говорила вам, он очень вас любит.
Элисон помолчала несколько секунд, прежде чем ответить:
– Не понимаю, как это возможно, если мы встречались только пару раз.
– Молодым людям не требуется много времени, чтобы влюбиться. Вам следовало бы это знать.
– Рой всего лишь мальчик.
– Мальчик! – миссис Гордон-Платт повысила голос. – Ему столько же, сколько и вам.
– Не правда. Как я понимаю, ему нет ещё и двадцати, а мне почти двадцать один.
– Это не так уж важно. Он очень чувствительный мальчик и знает, чего хочет, и… и он хочет жениться на вас.
– В самом деле! – произнесла Элисон с каменным выражением лица.
Если на свете и были интриганы, то одна находилась сейчас в этой комнате. Если она не могла заполучить Пола, то была готова на всё, чтобы он не достался никому другому, даже забрав единственного человека, который что-то для него значил.
Элисон не чувствовала ни малейших угрызений совести, принимая игру этой женщины.
– И вы не возражаете, чтобы я стала вашей невесткой?
Фрида Гордон-Платт пожала плечами:
– Нам совсем не обязательно встречаться. Как только дом и земли будут проданы…
Она не сказала, когда миссис Гордон-Платт умрёт.
– Как только дом и земли будут проданы, я не буду стоять на пути Роя… и его жены. Не хочу висеть на его шее, как не хочу, чтобы он висел на моей. У меня впереди вся жизнь.
Она говорила так, как будто была молодой девушкой. Элисон отвернулась от неё и, достав из кармана расчёску, посмотрелась в зеркало над камином.
Она не видела отражения миссис Фриды Гордон-Платт, когда сказала:
– Боюсь, я не могу стать женой Роя, миссис Гордон-Платт, потому что, видите ли, выйду замуж за Пола при ближайшей возможности.
Элисон так и не поняла, схватила ли её миссис Гордон-Платт в ту же секунду или через некоторое время, как она упала в огонь. В то ужасное мгновение всё перемешалось. В последующие годы она вспоминала только собственные крики.
Пол всегда говорил, что опасно вешать зеркало над камином. Он страшно возражал против этого и всегда следил, когда она стояла на поднятой каминной решётке. Воспоминания об этом промелькнули в её голове прежде, чем она почувствовала боль от обжигающего кожу пламени и услышала крики.
Когда её толкнули, или ударили, влажные ноги соскользнули с полированной плиты, и Элисон упала вперёд. Камин был полон пылающих углей, и огонь плясал на них как пара рыжих собак вокруг кочерги и щипцов. Благодаря им Элисон не сразу упала лицом в железную корзину с огнём. В естественном движении она вытянула перед собой руки, ударившиеся о раскалённую решётку, левая скользнула в бок, а вот правая попала прямо по середине. Потом языки пламени перекинулись на халат и поглотили её.
– О, Боже! О, боже!
Теперь её били. Она издала ещё один пронзительный крик, когда почувствовала, что задыхаясь катается по чему-то. Кто-то колотил по ней, что причиняло невыразимую боль. Она снова перекатилась и теперь смогла вдохнуть воздуха для крика. Ей казалось, что она умирает. Это невозможно было вынести, не возможно вынести. О, Боже! О, Боже, позволь умереть. Вскоре всё тело Элисон онемело. Она больше ничего не чувствовала, а потом осознала, что сидит на полу, уткнувшись в плечо Пола, который обнимает её. Вокруг множество ног. В пелене она узнала ноги Нельсона и юбку Нелли, и ноги Фриды Гордон-Платт, направлявшиеся к двери. Пол заговорил с ними, и Элисон ощутила резонанс от его голоса, прогремевшего как гром, вырвавшись изнутри его тела:
– Убирайся! – кричал он. – Убирайся, пока я не убил тебя!
А потом:
– Уведи её отсюда, Нельсон. Выкинь прочь…!
В это мгновение оцепенение прошло, и Элисон снова застонала, сжав зубы, чтобы не закричать, и заглянула в полные жалости глаза Пола, когда он склонился над ней, бормоча:
– Ну, ну, любовь моя. Потерпи ещё немного. Скорая скоро приедет. Ещё немного. Ну же, любовь моя.
– По-ол, – застонала Элисон, и его руки ещё крепче сжали её.
– Мои ру… ки, Пол. Пол, мои руки… и… и лицо.
– Всё хорошо. Всё хорошо, любовь моя, – казалось, что он больше ничего не способен сказать. – Всё хорошо, любовь моя.
Но хорошо не было. Всё было плохо. Её лицо… её лицо горело. Она станет безобразным чудовищем, как Маргарет, бедная Маргарет.
– По… ол.
Элисон скрючилась от невыносимой боли, такой ужасной, что она потеряла сознание… После этого у неё остались смутные воспоминания о том, как её снесли вниз, как нахлынула новая волна боли, застилавшей сознание…
Придя в себя, Элисон подумала, что плывёт в дымке голубого света. Она позвала Пола, и одна из фигур наклонилась к ней, разорвав туман, но это был не Пол. У этого человека был тонкий нос и густые брови, и он сказал:
– Всё в порядке. Лежите спокойно. С вами всё будет в порядке. Боль утихнет. Просто помните об этом, боль утихнет.
Эти слова запечатлелись в мозгу Элисон: «Боль утихнет, боль утихнет.» Но, боже, сейчас было так больно. Ужасно, невыносимо. Если бы тот человек чувствовал её боль, то знал бы как это. Она никогда не утихнет. Она больше не могла этого терпеть, не могла. Элисон молчала, пока ни услышала женский голос, говоривший:
– Скажите ей про лицо.
О, боже, её лицо. Да, её лицо обгорело. Она станет безобразной как Маргарет, как Маргарет. Бедная Маргарет. Мысли Элисон заметались в безумии; она почувствовала, как крик поднимается из глубины… из самой глубины души. Рот её открылся, глаза расширились, и снова появился тонкий нос и густые брови.
– Послушайте, с вами всё будет в порядке… С вашим лицом ничего страшного не произошло… просто копоть и небольшой ожог… Вы понимаете, что я говорю? Ваше лицо в порядке.
Тонкие ноздри расширились, и Элисон увидела, как губы растянулись в улыбке, а брови взлетели вверх.
– Вам не о чем беспокоиться, – добавил человек.
Она не беспокоилась. Не беспокоилась. Но боль. Ей было всё равно, что с ней будет, только бы эта боль прекратилась… Боль!
Женский голос снова прошептал:
– Они боятся не за её лицо, а за руки. Господи боже, в основном пострадали руки, особенно правая. Нужна будет не одна операция… и шея… Она спит? Укол уже должен подействовать; сейчас ей станет легче.
Элисон постаралась зацепиться за этот голос, звучавший как голос бога, потому что он сказал, что сейчас ей станет легче. Теперь она могла вытерпеть это ужасное ощущение. Они сказали, что её руки очень пострадали. И шея? Она так устала, чтобы думать. В последнее мгновение она могла думать только об одном: ей всё равно, как она будет выглядеть, только бы боль не вернулась.
Глава пятая
Прошло три недели. Однажды утром Элисон разбудил знакомый звук катящейся тележки. Она увидела белую шапочку, склонившуюся над ней, и услышала весёлый голос:
– Привет, малышка. Хорошо спала?
Здесь её все звали малышкой. Первым начал тот врач с тонким носом и густыми бровями. Только гораздо позже окружающие фигуры превратились для Элисон в отдельных людей, отличавшихся одеждой и именами. Странно, ей казалось, что она давно с ними знакома, что они всегда были с ней, что она не знает другой жизни, кроме этой палаты, что всегда лежала под этой плёнкой, и кто-нибудь из них кормил её, расчёсывал ей волосы, заставлял жить. Только увидев Пола, Элисон вспомнила, что была и другая жизнь. Время посещений ещё не началось, и няня Райли поддразнила её своим крепким ирландским акцентом:
– Скоро придёт твой прекрасный великан. Боже! Везёт же кому-то.
За последние дни Элисон поняла, что няне Райли, как впрочем и всем остальным няням и сёстрам, известно, что связывает её и Пола, который всё это время просто сидел рядом и смотрел на неё, не говоря практически ни слова. Иногда он касался её волос, а уходя целовал, хотя и не в губы. Было время, когда она чувствовала себя ужасно и думала, что умирает. Ей так хотелось, чтобы он сказал, сказал, что любит её… Но он не сказал. Она знала, что он сидел с ней всю ночь и следующую тоже, что была в очень плохом состоянии и могла умереть. Ещё оставалась огромная усталость, но боль уже не была такой острой, скорее ощущение растянутой кожи, которая вот-вот готова лопнуть.
– Я выспалась и чувствую себя лучше, – сказала Элисон няне.
– И выглядишь лучше. Его носачество будут довольны тобой сегодня.
Его носачеством был врач с тонким носом и густыми бровями по имени Говард, который мог заставить… дрожать даже эту крепкую сестру с крутым нравом.
Шум за дверью комнаты стих, как будто не осталось ни одной живой души, и Элисон поняла, что Его носачество делает обход.
Доктор Говард был невысоким человеком, который двигался быстро, говорил быстро и работал так же быстро. У него совершенно отсутствовал врачебный такт.
– Ну, здравствуй, малышка, – произнёс он, вобрав воздуха. – Как себя чувствуем?
– Лучше, доктор.
– Это хорошо. Пора бы уж.
Он подтолкнул стул к кровати и, нагнувшись к девушке, продолжил:
– Скоро мы сядем, а потом вообще отправимся гулять, не так ли? Будем принимать посетителей и вернёмся к жизни, да?
Элисон попыталась кивнуть, а потом задала вопрос, уже давно мучивший её:
– Доктор, моя шея будет очень обезображена?
– Нет, когда они с ней закончат. Будет как новенькая, даже лучше, – мужчина коснулся её щеки и продолжил упавшим голосом. – Ты же знаешь, что я говорю правду, а не просто, чтобы успокоить. Твоя шея будет в полном порядке после курса лечения.
– Лечения? – Элисон сглотнула. – Сколько ещё я здесь пробуду, доктор?
– Ну, – он сжал губы, – ещё недели две, а потом, думаю, сможешь отправиться домой.
Глаза девушки расширились:
– Всего две недели?
– Да, а потом через некоторое время придётся поехать в Ист Гринстэд. Не о чем беспокоиться; мы ничего не сделаем, пока ты не будешь готова, а потом только маленькими порциями. К несчастью всё произошло как раз, когда у тебя был грипп, поэтому ты так сильно болела… Но ты болела тогда, а не сейчас, – врач снова коснулся её щеки. – Грипп усложнил выздоровление, но теперь всё будет в порядке.
– А мои руки, доктор. Когда я смогу ими пользоваться?
– Э… – мужчина замолчал, подбирая слова. – С левой ничего страшного, но вот правая очень сильно пострадала.
– Я… я смогу ею работать? – в голосе Элисон прозвучал страх.
– Да. Да, – кивнул врач. – Ты сможешь пользоваться всеми пальцами, кроме мизинца. Боюсь, он пострадал больше всего. Но что такое мизинец? – мужчина выпрямился, выпятив подбородок. – Люди лишаются рук… не забывай… и ног. Когда потеря мизинца станет тебя донимать, просто вспомни, что лицо в порядке, а я смотрю на это, как на настоящее чудо. Мистер Элмер во время подоспел. Если бы он замешкался, возможно, что по крайней мере нижняя половина лица была бы обожжена. Поэтому мы не будем беспокоиться о мизинце, ведь так?
Элисон улыбнулась с благодарностью:
– Не буду, доктор. И я могу вернуться домой через две недели?
– Верно. Всё зависит только от тебя, – он оттолкнул стул и повернулся к медсёстре. – Делаешь для них всё, что можешь, и что получаешь в ответ? Так и норовят обидеть, говоря прямо в лицо, что хотят избавиться от тебя как можно скорее.
Мужчина снова повернулся к Элисон и, указав на неё вытянутой рукой, воскликнул голосом, который совсем не подходил к больничной палате:
– Вы неблагодарная девчонка. Я закончил с вами… Умываю руки.
Он промаршировал прочь из комнаты, медсестра и нянечка последовали за ним с перекошенными от смеха лицами.
Он был мил, очень добр. Но её палец. Элисон задрожала; врач сказал, что это могли быть обе руки или ноги, или… или лицо. Она должна быть благодарна. И она была благодарна; а через две недели её отпустят домой. О, Пол. Впервые за долгое время Элисон опёрлась о локоть, чтобы поменять положение.
Днём пришёл Пол. На мгновение он остановился в дверях, глядя на неё, потом медленно подошёл к кровати и улыбнулся:
– Тебе уже лучше?
– Я в порядке, – Элисон улыбнулась ему в ответ.
Он так долго стоял и смотрел на неё сверху вниз, что она сказала:
– Садись. У меня хорошие новости.
Когда он сел, Элисон сообщила с воодушевлением, какого не испытывала уже давно:
– Я скоро вернусь домой.
– Домой? Когда? – Пол подался вперёд; его тёмные глаза вспыхнули.
– Через две недели. Так сказал доктор Говард.
Теперь мужчина обеими руками коснулся щёк девушки и отбил на них лёгкую барабанную дробь. Казалось, Элисон передались те эмоции, что переполняли его.
– Это чудесно. Чудесно, чудесно… Я и не надеялся, что так скоро.
– Я не смогу пользоваться мизинцем, Пол, – тихо произнесла она, прикрыв глаза.
Он положил руки себе на колени и, глядя на них, сказал:
– Да, я знаю, – потом быстро взглянул на неё и добавил. – Но и только. Во всём остальном ты будешь как новенькая. В Ист Гринстэд творят чудеса.
Пол снова опустил глаза:
– Я должен кое-что спросить у тебя… О ней.
«О ней»… могло подразумевать только одного человека, Фриду Гордон-Платт. Элисон старалась не думать об этой женщине и, даже когда невозможно было избавиться от этих мыслей, она не могла ясно вспомнить, толкнула ли та её на самом деле в огонь. Но сейчас Пол всё прояснил, не смея посмотреть ей в глаза:
– Время идёт. Я собираюсь открыть уголовное дело и хотел знать, что ты об этом думаешь.
– Дело! – Элисон попыталась повернуть голову. – Пол… против Фриды Гордон-Платт?
– Она толкнула тебя в камин, Элисон, толкнула намеренно.
– Но, Пол, я не помню… всё как в тумане. Иногда мне кажется… а потом снова пелена.
– Я видел, как она сделала это, – Пол смотрел на противоположную стену, а Элисон на него. – Когда Нельсон позвал меня к покупателю, который, как он думал, заинтересовался напольными часами Вильгельма и Марии, я сразу понял, что тот вообще не собирался ничего покупать. Нельсон не мог ошибиться; человек просто хотел узнать цену и детали. Он сказал, что у него такие же дома, но его описание определённо соответствовало гергианскому периоду. Я знал, что трачу время, когда надо было закончить дела наверху; но открыв дверь на лестницу, удивился, услышав твой голос и её. Я тихонько поднялся наверх и, я совершенно себя не оправдываю, начал слушать.
Пол снова коснулся щеки Элисон, и она закрыла глаза. Он продолжил:
– Я уже открыл дверь, когда ты сказала то, что сказала, – его пальцы соскользнули с её щеки, но Элисон слегка двинула головой и прижалась к ним. – Потом я увидел, как она толкнула тебя. Всё произошло так быстро, я был бессилен предотвратить это.
Пол снова замолчал, а Элисон продолжала прижиматься щекой к его ладони.
– На следующий день я попросил своих адвокатов открыть против неё дело.
Эти слова заставили девушку открыть глаза:
– Пол, нет. Нет.
– Ты могла сгореть, могла умереть. Просто чудо, что я оказался поблизости. Ты понимаешь, что она едва ни убила тебя? – его лицо было сейчас так близко от её. – И я чувствую себя ответственным за это.
– Нет, Пол, нет. Не говори так. Всё закончилось хорошо. Я спровоцировала её, она была вне себя. Я знаю. Она мне не нравится, никогда не нравилась… Понимаешь… э… я ревновала тебя к ней.
– Элисон.
Она услышала своё имя, хотя он произнёс его сдавленным от сдерживаемых эмоций голосом. Его лицо склонилось над ней, а губы были так близко, но в этот момент открылась дверь и появилась сестра Райли.
– Я не знала, что у вас кто-то есть, – беззаботно воскликнула она. – К вам ещё один посетитель.
Пол был готов поцеловать её, поцеловать по-настоящему в первый раз. И это мгновение испортили… Но когда Элисон увидела колеблющуюся в дверях Маргарет, она немедленно забыла о своём разочаровании и приветствовала женщину искренней улыбкой.
Что бы ни чувствовал Пол, ему так же удалось это подавить. Он повернулся к Маргарет, заметив с удивлением:
– Мне показалось, ты сказала, что не сможешь прийти.
– Не могла, когда ты звонил, но… – взгляд женщины блуждал между Элисон и Полом. – Пришёл Рой и предложил присмотреть за детьми.
– Привет, малышка. Хорошо спала?
Здесь её все звали малышкой. Первым начал тот врач с тонким носом и густыми бровями. Только гораздо позже окружающие фигуры превратились для Элисон в отдельных людей, отличавшихся одеждой и именами. Странно, ей казалось, что она давно с ними знакома, что они всегда были с ней, что она не знает другой жизни, кроме этой палаты, что всегда лежала под этой плёнкой, и кто-нибудь из них кормил её, расчёсывал ей волосы, заставлял жить. Только увидев Пола, Элисон вспомнила, что была и другая жизнь. Время посещений ещё не началось, и няня Райли поддразнила её своим крепким ирландским акцентом:
– Скоро придёт твой прекрасный великан. Боже! Везёт же кому-то.
За последние дни Элисон поняла, что няне Райли, как впрочем и всем остальным няням и сёстрам, известно, что связывает её и Пола, который всё это время просто сидел рядом и смотрел на неё, не говоря практически ни слова. Иногда он касался её волос, а уходя целовал, хотя и не в губы. Было время, когда она чувствовала себя ужасно и думала, что умирает. Ей так хотелось, чтобы он сказал, сказал, что любит её… Но он не сказал. Она знала, что он сидел с ней всю ночь и следующую тоже, что была в очень плохом состоянии и могла умереть. Ещё оставалась огромная усталость, но боль уже не была такой острой, скорее ощущение растянутой кожи, которая вот-вот готова лопнуть.
– Я выспалась и чувствую себя лучше, – сказала Элисон няне.
– И выглядишь лучше. Его носачество будут довольны тобой сегодня.
Его носачеством был врач с тонким носом и густыми бровями по имени Говард, который мог заставить… дрожать даже эту крепкую сестру с крутым нравом.
Шум за дверью комнаты стих, как будто не осталось ни одной живой души, и Элисон поняла, что Его носачество делает обход.
Доктор Говард был невысоким человеком, который двигался быстро, говорил быстро и работал так же быстро. У него совершенно отсутствовал врачебный такт.
– Ну, здравствуй, малышка, – произнёс он, вобрав воздуха. – Как себя чувствуем?
– Лучше, доктор.
– Это хорошо. Пора бы уж.
Он подтолкнул стул к кровати и, нагнувшись к девушке, продолжил:
– Скоро мы сядем, а потом вообще отправимся гулять, не так ли? Будем принимать посетителей и вернёмся к жизни, да?
Элисон попыталась кивнуть, а потом задала вопрос, уже давно мучивший её:
– Доктор, моя шея будет очень обезображена?
– Нет, когда они с ней закончат. Будет как новенькая, даже лучше, – мужчина коснулся её щеки и продолжил упавшим голосом. – Ты же знаешь, что я говорю правду, а не просто, чтобы успокоить. Твоя шея будет в полном порядке после курса лечения.
– Лечения? – Элисон сглотнула. – Сколько ещё я здесь пробуду, доктор?
– Ну, – он сжал губы, – ещё недели две, а потом, думаю, сможешь отправиться домой.
Глаза девушки расширились:
– Всего две недели?
– Да, а потом через некоторое время придётся поехать в Ист Гринстэд. Не о чем беспокоиться; мы ничего не сделаем, пока ты не будешь готова, а потом только маленькими порциями. К несчастью всё произошло как раз, когда у тебя был грипп, поэтому ты так сильно болела… Но ты болела тогда, а не сейчас, – врач снова коснулся её щеки. – Грипп усложнил выздоровление, но теперь всё будет в порядке.
– А мои руки, доктор. Когда я смогу ими пользоваться?
– Э… – мужчина замолчал, подбирая слова. – С левой ничего страшного, но вот правая очень сильно пострадала.
– Я… я смогу ею работать? – в голосе Элисон прозвучал страх.
– Да. Да, – кивнул врач. – Ты сможешь пользоваться всеми пальцами, кроме мизинца. Боюсь, он пострадал больше всего. Но что такое мизинец? – мужчина выпрямился, выпятив подбородок. – Люди лишаются рук… не забывай… и ног. Когда потеря мизинца станет тебя донимать, просто вспомни, что лицо в порядке, а я смотрю на это, как на настоящее чудо. Мистер Элмер во время подоспел. Если бы он замешкался, возможно, что по крайней мере нижняя половина лица была бы обожжена. Поэтому мы не будем беспокоиться о мизинце, ведь так?
Элисон улыбнулась с благодарностью:
– Не буду, доктор. И я могу вернуться домой через две недели?
– Верно. Всё зависит только от тебя, – он оттолкнул стул и повернулся к медсёстре. – Делаешь для них всё, что можешь, и что получаешь в ответ? Так и норовят обидеть, говоря прямо в лицо, что хотят избавиться от тебя как можно скорее.
Мужчина снова повернулся к Элисон и, указав на неё вытянутой рукой, воскликнул голосом, который совсем не подходил к больничной палате:
– Вы неблагодарная девчонка. Я закончил с вами… Умываю руки.
Он промаршировал прочь из комнаты, медсестра и нянечка последовали за ним с перекошенными от смеха лицами.
Он был мил, очень добр. Но её палец. Элисон задрожала; врач сказал, что это могли быть обе руки или ноги, или… или лицо. Она должна быть благодарна. И она была благодарна; а через две недели её отпустят домой. О, Пол. Впервые за долгое время Элисон опёрлась о локоть, чтобы поменять положение.
Днём пришёл Пол. На мгновение он остановился в дверях, глядя на неё, потом медленно подошёл к кровати и улыбнулся:
– Тебе уже лучше?
– Я в порядке, – Элисон улыбнулась ему в ответ.
Он так долго стоял и смотрел на неё сверху вниз, что она сказала:
– Садись. У меня хорошие новости.
Когда он сел, Элисон сообщила с воодушевлением, какого не испытывала уже давно:
– Я скоро вернусь домой.
– Домой? Когда? – Пол подался вперёд; его тёмные глаза вспыхнули.
– Через две недели. Так сказал доктор Говард.
Теперь мужчина обеими руками коснулся щёк девушки и отбил на них лёгкую барабанную дробь. Казалось, Элисон передались те эмоции, что переполняли его.
– Это чудесно. Чудесно, чудесно… Я и не надеялся, что так скоро.
– Я не смогу пользоваться мизинцем, Пол, – тихо произнесла она, прикрыв глаза.
Он положил руки себе на колени и, глядя на них, сказал:
– Да, я знаю, – потом быстро взглянул на неё и добавил. – Но и только. Во всём остальном ты будешь как новенькая. В Ист Гринстэд творят чудеса.
Пол снова опустил глаза:
– Я должен кое-что спросить у тебя… О ней.
«О ней»… могло подразумевать только одного человека, Фриду Гордон-Платт. Элисон старалась не думать об этой женщине и, даже когда невозможно было избавиться от этих мыслей, она не могла ясно вспомнить, толкнула ли та её на самом деле в огонь. Но сейчас Пол всё прояснил, не смея посмотреть ей в глаза:
– Время идёт. Я собираюсь открыть уголовное дело и хотел знать, что ты об этом думаешь.
– Дело! – Элисон попыталась повернуть голову. – Пол… против Фриды Гордон-Платт?
– Она толкнула тебя в камин, Элисон, толкнула намеренно.
– Но, Пол, я не помню… всё как в тумане. Иногда мне кажется… а потом снова пелена.
– Я видел, как она сделала это, – Пол смотрел на противоположную стену, а Элисон на него. – Когда Нельсон позвал меня к покупателю, который, как он думал, заинтересовался напольными часами Вильгельма и Марии, я сразу понял, что тот вообще не собирался ничего покупать. Нельсон не мог ошибиться; человек просто хотел узнать цену и детали. Он сказал, что у него такие же дома, но его описание определённо соответствовало гергианскому периоду. Я знал, что трачу время, когда надо было закончить дела наверху; но открыв дверь на лестницу, удивился, услышав твой голос и её. Я тихонько поднялся наверх и, я совершенно себя не оправдываю, начал слушать.
Пол снова коснулся щеки Элисон, и она закрыла глаза. Он продолжил:
– Я уже открыл дверь, когда ты сказала то, что сказала, – его пальцы соскользнули с её щеки, но Элисон слегка двинула головой и прижалась к ним. – Потом я увидел, как она толкнула тебя. Всё произошло так быстро, я был бессилен предотвратить это.
Пол снова замолчал, а Элисон продолжала прижиматься щекой к его ладони.
– На следующий день я попросил своих адвокатов открыть против неё дело.
Эти слова заставили девушку открыть глаза:
– Пол, нет. Нет.
– Ты могла сгореть, могла умереть. Просто чудо, что я оказался поблизости. Ты понимаешь, что она едва ни убила тебя? – его лицо было сейчас так близко от её. – И я чувствую себя ответственным за это.
– Нет, Пол, нет. Не говори так. Всё закончилось хорошо. Я спровоцировала её, она была вне себя. Я знаю. Она мне не нравится, никогда не нравилась… Понимаешь… э… я ревновала тебя к ней.
– Элисон.
Она услышала своё имя, хотя он произнёс его сдавленным от сдерживаемых эмоций голосом. Его лицо склонилось над ней, а губы были так близко, но в этот момент открылась дверь и появилась сестра Райли.
– Я не знала, что у вас кто-то есть, – беззаботно воскликнула она. – К вам ещё один посетитель.
Пол был готов поцеловать её, поцеловать по-настоящему в первый раз. И это мгновение испортили… Но когда Элисон увидела колеблющуюся в дверях Маргарет, она немедленно забыла о своём разочаровании и приветствовала женщину искренней улыбкой.
Что бы ни чувствовал Пол, ему так же удалось это подавить. Он повернулся к Маргарет, заметив с удивлением:
– Мне показалось, ты сказала, что не сможешь прийти.
– Не могла, когда ты звонил, но… – взгляд женщины блуждал между Элисон и Полом. – Пришёл Рой и предложил присмотреть за детьми.