Ко всему прочему Силуян любил работать с архивами. Прошлое наравне с будущим всегда интриговало его, давало пищу для новых замыслов. Именно это сочетание – фантастическое будущее и историческое прошлое – делало его книги уникальными и весьма популярными.
   Архивы государственные, частные, столичные, провинциальные были ему одинаково интересны. В каждый новый архив он входил с трепетом, словно в пещеру Али-Бабы, где спрятаны сокровища. Да ведь так оно и было! Новые уникальные знания, исторические загадки, информационные сюрпризы – всем этим щедро дарили писателя-фантаста большие и малые собрания документов. Однако то, что обнаружил Силуян некоторое время назад, грозило повернуть уже, казалось, состоявшуюся жизнь в совершенно иное русло.
   Тоненькую серую папку он нашел в скромном архиве клуба ветеранов Великой Отечественной войны «Доблесть». Он открыл ее с привычным любопытством, а когда закрывал, руки у него дрожали от волнения. Он забрал папку с собой, принес домой и принялся тщательно изучать. Призвав на помощь Интернет и книги, начал просеивать информацию, компоновать данные. Каждой находке радовался, как ребенок.
   Тайна, к которой ему посчастливилось прикоснуться, будоражила воображение и заставляла кровь бежать быстрее.
   И сегодня, прежде чем взяться за сценарий, Силуян снова достал заветные листочки и флешку, на которой хранились результаты его импровизированного расследования. Взвесил флешку на ладони и прикрыл глаза. Мысль о том, что никто на свете не знает того, что теперь знает он, заставила его губы растянуться в улыбке. Да весь мир встанет на уши, когда Силуян Космос откроет миру правду. Восток, Запад, Соединенные Штаты… Журналисты всего мира слетятся, чтобы взять у него интервью!
   Силуян снова открыл глаза и аккуратно положил флешку в пластиковый кармашек внутри папки. Не-е-ет, он не будет прятать ее в сейф, иначе какой-нибудь вор может случайно завладеть его сокровщем. Он оставит папку среди других бумаг на своем рабочем столе. Он умен. И до поры до времени будет держать рот на замке. Как там у Шекспира? «Держи подальше мысль от языка, а необдуманную мысль – от действий…» Он начнет действовать, только когда будет уверен в том, что идет по правильному пути.
* * *
   – А твой упырь в курсе, где и с кем ты собираешься проводить отпуск? – поинтересовался Степа.
   – Ну, я ему говорила, что еду на Балтику, но в детали не вдавалась. Зачем ему детали? А уж про Илью мне бы и в голову не пришло ему рассказывать. У нас с Силуяном чисто деловые отношения.
   – Он не называет тебя деточкой и не чешет пальцем под подбородком?
   – Я же не кошка, – фыркнула Тася. – Нет, он ведет себя интеллигентно. Что не мешает ему пить мою кровь.
   – Интеллигентный кровопийца, – подытожил Степа. – Слушай, я не понял, а вы с Ильей после катка вообще-то встречались?
   – Ну конечно встречались! – воскликнула Тася. – Правда, свидания были короткими, как-то так вышло, что мы оба оказались страшно заняты. Но теперь все изменится! У нас есть шанс узнать друг друга поближе.
   – Куда уж ближе, вы же вместе лежали на льду!
   – Если честно, мы еще толком даже не целовались, – призналась Тася и быстро приложила ладони к щекам. Ей показалось, что щеки предательски горят.
   – Значит, впереди – холодная Балтика, зато горячая любовь?
   – Хочется верить. Впрочем, сейчас там жарко и море довольно теплое. У тебя-то какие планы на лето?
   – Да надо в Европу скатать – в Мюнхене и Амстердаме наши две большие выставки организуют. Потом я Маринку обещал недели на две в Мексику вывезти. Поплавать, позагорать… Она постоянно жалуется, что нас связывает исключительно секс, и это для нее вроде как оскорбительно.
   – А поездка в Мексику вас сразу сблизит духовно, – хмыкнула Тася.
   Степина Маринка ей не нравилась, и скрывать этого она не собиралась.
   – Меня вообще не прельщает духовная близость с женщиной, – важно заявил Степа. – Мне и тебя с лихвой хватает для духовного общения.
   – Короче, ты все лето будешь где-то мотаться, – Тася вздохнула. – Хотя бы звони иногда. И вообще будь на связи. Мало ли что!
   – Давай обойдемся без «мало ли что».
   – Давай! Да не волнуйся ты. Я просто лечу к Илье, и мы вместе будем отдыхать.
   – Ты, Таська, девушка стремная, у тебя «просто» ничего не бывает. То замуж внезапно выйдешь не за того, за кого надо, то тебя в квартире замуруют… Знаешь, я действительно буду звонить и проверять, как ты. Если, конечно, Маринка не вмешается. Ей наши с тобой отношения категорически не нравятся.
   – А мне, наоборот, очень даже нравятся, – заявила Тася и игриво подмигнула.
 
   Закрыв за Степой дверь, Тася покружилась на месте, раскинув руки.
   – Ура! – крикнула она во весь голос. – Отпуск начинается!
   Завтра утром – на самолет, который за два часа перенесет ее на Янтарное побережье. А сегодня – пропасть всяких дел. Подготовить одежду, собрать чемодан, зайти к соседке, которая будет кормить любимого попугая Шуру, и так далее, и тому подобное.
   Начать она решила с самого неприятного – прощального звонка работодателю.
   – Альфред Исаевич, я завтра улетаю, поэтому хотела попрощаться и еще раз уточнить…
   – Да, помню, – послышался раздраженный голос писателя. – Тася, сколько раз я просил! От твоих обращений у меня начинается раздвоение личности. Зови меня, как называют все нормальные люди… Кроме моей жены.
   – Но я занимаюсь вашими делами, а во всех документах вы значитесь…
   – Вот и пусть все это останется в документах. В жизни я Силуян Космос, уже сроднился с этим именем. Так что ты хотела сказать?
   – В компьютере вы найдете план мероприятий на ближайший месяц. Там же – координаты людей, с которыми назначены встречи, и темы, которые предстоит обсудить. Отдельно – график встреч с журналистами, места и время съемок на телевидении. Еще не забудьте, что вам надо подписать два договора. Только сначала прочитайте документы, они лежат в верхнем ящике стола, в тонкой серой папке…
   – В какой еще папке? – сердито переспросил Силуян.
   – В тонкой папке, серовато-бежевой. Там была еще одна, такая же по цвету, я ее убрала вниз, чтобы вы не перепутали. Но их на самом деле перепутать сложно, во второй какие-то старые бумаги. Вы уж извините, что я посамовольничала и немного прибралась на вашем столе, зато теперь там полный порядок. Значит, пятнадцатого числа вам позвонят юристы, они помогут, если будут возражения и замечания. Я на связи, звоните, если понадоблюсь.
   – Как же ты невовремя идешь в отпуск! Столько дел… Надеюсь, это в последний раз.
   – Как это – в последний раз? – удивилась Тася. – Я же не раб на галерах, и отпуск положен по законодательству.
   – Я имел в виду, что в последний раз отпускаю тебя так надолго. Месяц! Мыслимое ли дело? О чем, интересно, я думал, когда разрешал такое? Ладно уж, гуляй. Я начинаю новый роман, поэтому все бумажные дела оставлю до твоего возвращения. И следи за тем, чтобы твой мобильный не разряжался.
   – Это я вам обещаю, – облегченно вздохнула Тася и быстренько распрощалась с занудой Космосом.
   Сборы были закончены лишь во втором часу ночи, и Тася с удовольствием завалилась спать. Визит к соседке, Шуриной будущей кормилице, она отложила на утро.
   Проснулась Тася очень рано и в самом превосходном расположении духа. Долго нежилась под душем, а потом, включив какую-то легкомысленную музыку, неторопливо пила на кухне кофе.
   Позвонил Илья:
   – Тась, привет. А я тебя уже жду! Аэропорт украшен цветами, к месту посадки твоего самолета раскатывают ковровую дорожку.
   Она с удовольствием слушала его низкий, приятный голос.
   – А белый лимузин?
   – Будет ждать тебя у трапа. Между прочим, я могу вынести тебя из самолета на руках.
   – Правда? – кокетливо засмеялась Тася. – Потому что я маленькая и компактная?
   – Маленькая, компактная и ужасно тяжелая. Помнишь, как ты повалила меня на лед? У меня до сих пор голова кружится. И вовсе не оттого, что я стукнулся затылком.
   – Я уже предвкушаю нашу встречу, – сказала Тася, сияя от удовольствия.
   – Надеюсь, у тебя нет друзей в нашем городе? – неожиданно спросил Илья. – А то вдруг тебя захочет встретить кто-то другой?
   – Другой? Где же я себе найду другого на таком замечательном автомобиле?
   – Это верно, не найдешь. Очень большая редкость!
   – Короче, готовься к торжественной встрече. А я пошла пристраивать своего многострадального попугая. Бедный Шура, как он тут будет без меня?
   – Я ему ужасно сочувствую, так как знаю, насколько плохо может быть без тебя. Подумай обо мне тоже.
   – Ну, сравнил себя с попугаем!
   Они еще немного поболтали, посмеялись и расстались, почти счастливые.
 
   Положив трубку, Тася посмотрела на часы – действительно, пора было идти к соседке. Взяв здоровенную клетку с нахохлившимся Шурой, который всем своим видом выражал отвращение к хозяйскому самоуправству и произволу, Тася отперла замки и толкнула входную дверь. Однако дверь не открылась, лишь немного подалась вперед. Тогда она пнула ее ногой, но и это не помогло – снаружи явно что-то мешало. Тася содрогнулась. И тут же взмолилась:
   – О, нет! Только не это! Пожалуйста!
   Мысли лихорадочно заметались. Не может быть, чтобы Рысаков вновь взялся за старое. А если это так, то мерзкому гаду больше не жить. Ее терпение лопнуло, и что-нибудь тяжелое на тупую рысаковскую башку она обязательно уронит.
   Поставив клетку на пол, Тася плечом навалилась на дверь. Железное полотно уступило усилиям и еще немного приоткрылось. Образовалась небольшая щель, в которую Тася попыталась просунуть голову.
   Увиденное ее не обрадовало. Прямо у двери, на полу, кто-то лежал. Во всяком случае, Тася увидела белую руку и кудрявую голову.
   – Эй, вы! – позвала Тася. Но потом подумала, что это наверняка пьяница, наркоман или бомж, и отбросила вежливый тон: – Эй, ты! Что ты там разлегся? Мне надо дверь открыть! Немедленно вставай и убирайся отсюда!
   Ноль эмоций. Пьяный, наркоман или бомж безмолвствовал. Тася мельком глянула на попугая. Шура, склонив голову набок и предельно округлив глаза, со страстью футбольного фаната наблюдал за происходящим. Наверное, надеялся, что фортуна улыбнется ему, и клетку поставят обратно на знакомый уютный столик.
   Тася сделала глубокий вдох, словно ей предстояло погружение без акваланга, и предприняла еще одну попытку выйти из квартиры. На сей раз щель оказалась достаточной, чтобы протиснуть в нее плечо, однако целиком выдраться наружу все-таки не получилось.
   Вдруг она услышала, что на этаже остановился лифт. Раздался характерный звук раздвигающихся дверей.
   – На помощь! – крикнула что было сил Тася. – Пожалуйста!
   – Таисия, почему ты так неприлично громко кричишь? – раздался знакомый квакающий голос, от которого у Таси мгновенно обострился позабытый гастрит. – Как всегда, наводишь панику. Ведь все можно сделать спокойно…
   – Ты чего сюда приперся? – на секунду забыв о своих горестях, рявкнула она.
   – Не приперся, а пришел, точнее – приехал. На лифте. А до этого ехал на метро и троллейбусе. Мы можем поговорить нормально? Впусти меня, я хочу…
   – Разуй глаза, Копейкин! Как я тебя впущу, если не могу открыть дверь и выйти из квартиры? Там кто-то разлегся и мешает.
   – Действительно, – квакнули из-за двери. – Здесь лежит какая-то женщина. Нет, скорее девушка. И она не совсем лежит. Если быть точным, отчасти висит.
   – Как это – висит?
   В кваканье отчетливо прозвучали назидательные лекторские интонации.
   – Видишь ли, Таисия, это выглядит совершенно дико, но одна рука девушки прикована наручником к твоей двери. Поэтому она отчасти висит, отчасти лежит. И ногами упирается в коляску, которая стоит возле соседской квартиры. Мне кажется, из-за коляски ты никак не можешь столкнуть ее с места и полностью открыть дверь. Мне представляется сомнительным, чтобы эта особа сама себя приковала. Наверное, это сделал кто-то другой… Пока она была в состоянии невменяемости. Она и сейчас именно в таком состоянии.
   – А то я не поняла! Копейкин, отцепи ее от двери как-нибудь. Отодвинь хотя бы коляску. Мне надо вылезти из квартиры, отдать попугая соседке, мне лететь скоро…
   – Сейчас я ее потормошу. Хотя это не совсем прилично, ведь я ее совершенно не знаю…
   – Вы потом познакомитесь.
   – Может быть, ты ее знаешь? – не унимался Копейкин.
   – Господи, ну откуда я могу знать, знаю ли я ее! Я же ее не вижу. С ума с тобой сойдешь. Действуй, Копейкин, не стой, как этажерка.
   – Хорошо, только не кричи. Сейчас портфель поставлю и попробую привести ее в чувство.
   Послышалось шуршание, затем кваканье возобновилось:
   – Эй, девушка, с вами все в порядке? Посмотрите на меня. Вы меня слышите?
   Судя по всему, с девушкой было не все в порядке. В сердце Таси начал медленно вползать страх. Неужели высшие силы вычеркнули ее из списка нормальных людей? Прав Степка – вокруг нее постоянно происходит что-то нелепое и даже страшное.
   Тася жалобно застонала и прислонилась к стене. Появление Копейкина, с одной стороны, давало шанс решить неожиданную проблему без привлечения соседей и полиции. Но с другой – грозило превратить оставшиеся до отлета немногие часы в кромешный ад. Если, конечно, ей вообще удастся улететь.
   Юлий Копейкин был вторым по счету мужем Таси Румянцевой. К счастью, тоже бывшим.
   После феерического первого брака Тасе очень хотелось тишины, домашнего тепла, беззаботных дней, уютных вечеров. И чтобы рядом был мужчина любящий, спокойный и рассудительный. Который не имел бы дворового прошлого и дружков-бандитов. Именно таким ей вначале и показался ученый-археолог Юлий Копейкин. Она познакомилась с ним, когда поступила в аспирантуру.
   На фоне брутального Рысакова потомственный интеллигент Копейкин смотрелся очень выигрышно. Довольно симпатичный, воспитанный, из семьи научных работников. Ухаживал Юлий по всем правилам, развлекал интересными байками из жизни археологов, расширял Тасин кругозор, так как был весьма начитан. Благосостояние собирался повышать без помощи кулаков и пистолета. Правда, Тасю слегка обескураживал его специфически-квакающий голос, но – боже мой! – какой ерундой казалось это по сравнению со всем тем, что ей пришлось пережить. Еще Копейкин отличался излишним многословием, но поначалу Тасю это даже восхищало.
   Соглашаясь стать женой Копейкина, она понимала, что большого богатства Юлий в семью не принесет. Она готовилась стать верной спутницей молодого начинающего ученого, который лишь своим трудом и талантом пробивает дорогу в жизни, изредка получая признание в виде какой-нибудь международной или государственной премии.
   Действительность разнесла наивные иллюзии вдребезги. Тася вскоре поняла, что в лице ее новоиспеченного супруга археология вряд получит новое светило или хотя бы скромного неутомимого энтузиаста-труженика.
   Милый интеллигент на поверку оказался безрассудным авантюристом худшего разбора, праздным мечтателем и вечной жертвой финансовых пирамид и всяческих темных афер. Он разорял семью, вкладывая деньги в банки, которые потом обязательно лопались, играл во все существующие лотереи, неизменно проигрывая все подчистую. Забросив науку, он вербовал единомышленников, чтобы вместе с ними искать библиотеку Ивана Грозного, золото инков, сокровища затонувших кораблей, секретную базу НЛО, места обитания исчезнувших миллионы лет назад динозавров.
   Денег не было, они сидели по уши в долгах, и конца кошмару не предвиделось.
   Хуже всего то, что Копейкин искренне мечтал, чтобы жена прониклась его идеями. Тася, доведенная до отчаяния нелепой семейной жизнью, пробовала бороться, но все было тщетно. В итоге после двух лет совместных мучений они развелись.
   Однако и после развода Копейкин не оставил Тасю в покое, продолжая таскаться к бывшей жене. Обычно это происходило, когда Юлий начинал новый безумный проект. Цель у Копейкина всегда была одна. Ясная и чистая, как дорога к коммунизму, уговорить бывшую жену финансово поддержать очередное многообещающее предприятие. Иными словами, позаимствовать сколько-нибудь денег.
   – Копейкин, – крикнула Тася, испугав притихшего в клетке Шуру. Попугай забегал по жердочке и заквохтал. – Ты говоришь, что девушка в наручниках, верно? Может быть, ключ от наручников где-то рядом валяется? Или посмотри у нее в кармане. Надо ведь что-то делать.
   – Ключа от наручников нигде нет, – квакнуло за дверью. – А спрашивать у нее самой бесполезно, по-моему, она умерла.
   Тася закрыла глаза. Худшие ее опасения сбывались.
   – Ты уверен? – спросила она все еще твердым голосом. – Или просто издеваешься?
   – Ничего я не издеваюсь, – обиделся второй бывший муж. – Умерла, причем уже давно. Я ее потрогал – она совершенно ледяная, как из морозилки.
   – Из мор-р-розилки! – отчетливо повторил Шура.
   Тася посмотрела на попугая круглыми глазами, и тот издевательски захохотал, копируя квакающие интонации Копейкина.
* * *
   Поговорив с помощницей, Силуян повалился в кресло и нервно закурил. Его мозг заработал с удвоенной, утроенной энергией. Мысли мчались наперегонки, причем первыми финишировали самые мрачные. Тася Румянцева видела серую папку! Она держала ее в руках и даже убрала в нижний ящик стола. С одной стороны, она человек ответственный и серьезный. С другой стороны, ей всего двадцать с чем-то лет! В таком возрасте девушки отличаются неуемным любопытством и ветреностью. Черт ее разберет, эту Румянцеву! Вдруг она тайком просматривает все его бумаги? Может быть, она и флешку проверила, кто ее знает? А если прочитала внимательно и все поняла? «Нет, вряд ли, – стал сам себя уговаривать Силуян. – Нечего бояться. Если бы она проверяла флешку, никогда бы не напомнила ему про серую папку. Не полная же она дура. То есть она вообще не дура, и тут не знаешь, то ли радоваться этому, то ли огорчаться».
   Силуян откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, вспоминая, с чего все началось…
   О существовании этого архива он случайно узнал от соседа по даче, Сергея Григорьевича Позднышева. Старик практически круглый год жил в поселке, лишь изредка выбираясь в город по делам. Родные его навещали редко, поэтому он скучал без собеседников и всегда был рад пообщаться с Силуяном, почтительно называя его «товарищ писатель». Силуян, который приезжал на дачу, чтобы поработать в тишине и покое, с удовольствием отвлекался на разговоры. Позднышев, несмотря на свои восемьдесят восемь лет, сохранил ясность ума и был интересным собеседником. Однажды во время совместного послеобеденного чаепития он задал вопрос, который, видимо, давно его мучил:
   – Скажи, а ты всю свою заковыристую фантастику из головы выдумываешь? Или какие-то специальные книги читаешь, изучаешь научные труды?
   Они сидели на веранде, глядя в грушевый сад, воздух был теплым и нежным, запах скошенной травы щекотал ноздри. Стада белых капустниц паслись на цветущих грядках; под смородиновым кустом, сторожа мировой порядок, спал хмурый лохматый кот.
   – В основном, конечно, из головы, – усмехнулся Силуян, не в силах оторвать глаз от этой красоты. – Труды изучаю, но только в порядке самообразования. Чужого брать не могу, надо свое изобретать. К тому же современная наука науке будущего плохой помощник. Так что, Сергей Григорьевич, приходится включать фантазию.
   Позднышев потренькал ложкой в чашке со старомодными цветочками, потом запустил ложку в большую банку и потянул оттуда стеклянную нить меда.
   – Значит, того, что в твоих книгах написано, в действительности нет и не будет, так можно понимать?
   – А вот этого никто не знает. Может, и будет. Ведь говорят же, что человек не способен выдумать такого, чего в природе не существует. Так уж его мозг устроен. Просто писателю силой своего воображения удается проникать в иные миры, переноситься в другие эпохи. В общем, видеть то, что не могут видеть обычные люди.
   – Ты хочешь сказать, что писатели – необыкновенные люди? Вроде как волшебники? – укоризненно покачал головой Позднышев. – Ты это брось, не выдумывай. Фантазии всякие – это я еще понимаю.
   Различив в голосе хозяина недовольные нотки, кот приоткрыл мармеладные глаза и предостерегающе посмотрел на Силуяна. Тот усмехнулся.
   – Да ладно, Сергей Григорьевич, это же я так просто. Кстати, не только фантазии помогают книжки писать. Вот сейчас я уже несколько месяцев сижу в архиве, собираю материал для будущей книги. И никакого волшебства здесь нет.
   – В архиве? – удивился старик. – Но там ведь все о прошлом, а тебе про будущее надо.
   – Так ведь любое будущее строится на прошлом. И потом, мне нравится писать фантастику, построенную на историческом фундаменте. Я ведь уже практически все более-менее значимые архивы перерыл, так что…
   – Интересная у вас, писателей, работа, – хмыкнул Сергей Григорьевич. – Но я не думал, что тебе тоже нужно копаться в старых документах. Те, кто исторические романы пишет, понимаю, но фантасты!
   Силуян мог бы поклясться, что в душе деда борются старческая вредность и простое человеческое любопытство. Ему хотелось поучить жизни «товарища писателя», но ссориться было жаль – собеседник ведь может уплыть, беседуй тогда с котом…
   – Да ведь там можно хорошую тему зацепить. И это очень подпитывает вдохновение.
   – Скажи на милость! – недоверчиво покрутил седой головой Позднышев. – Знаешь, Силуян, меня однажды едва не назначили заместителем начальника архива Министерства обороны.
   – Серьезно?
   Силуян вдруг понял, что интереснее стариков собеседников просто не бывает. Они сами как живые архивы, и в их памяти зачастую хранятся такие детали, которых ни в одной бумажке не найдешь.
   – Ты думаешь – шучу? – обиделся Позднышев. – Номенклатура! Знаешь, что это?
   «Почти девяносто лет, а гонору хоть отбавляй. Забавно!» – про себя усмехнулся Силуян, а вслух сказал:
   – Слышал, конечно.
   – Слышал, тоже мне! Номенклатура – это сила. Раз туда попал – считай, жизнь удалась. Сколько я должностей поменял, и всегда это были ответственные назначения. Партия посылала нас на самые сложные участки. И мы всегда оправдывали высокое доверие!
   Кот на всякий случай переселился из-под куста на веранду и лег так, чтобы держать гостя в поле зрения. Поза его казалась расслабленной, но уши были настороже. «Тоже мне, кавказская овчарка, – подумал Силуян, улыбнувшись. – Хотя скотинка ничего себе, откормленная. И зубы у него, небось, как у циркулярной пилы».
   – Как же все-таки с архивом? – напомнил он, подливая старику чай.
   – Мне предложили подумать, я отказался. Скучной показалась работа – быть начальником над бумажками. А я люблю живое дело, общение с людьми. Тогда и освоение целины велось, и освоение космоса, промышленность развивали. Большие дела делали! Вот я и отказался, попросился на более ответственный участок работы.
   – И никогда не жалели? Интересно ведь.
   – Да я вообще про то забыл. Ты вот сказал про архивы, я и вспомнил. Говорю же – возня с бумажками мне всегда была не по сердцу. Так что жалеть – не жалел. Однако понимаю, что дело это нужное. В нашем совете ветеранов мы организовали собственный архив – закачаешься. Знаешь, интересно получилось – народ приносил уникальные документы, письма, фотографии. Так что начальником архива я все-таки стал. Но уже другого, общественного. Жаль, теперь это никому не нужно. Наверняка после моей смерти все на помойку выкинут.
   – Почему – на помойку? – удивился Силуян.
   Кот тоже удивился – открыл глаза и посмотрел на людей недоверчиво.
   – Так ведь из тех, кто войну прошел, в живых почти никого. У нас в совете ветеранов три человека осталось, из них я один своими ногами хожу. Пытались договориться с библиотеками, школами, специалистов к себе звали – все без толку! У одних помещений нет, у других – фондов на обработку и содержание, третьи говорят, что бессистемно собранные документы их не интересуют. Ты бы хоть, что ли, похлопотал – жалко ведь, история страны как-никак. Героическая история!
   – Слушай, Сергей Григорьевич, а это мысль, – загорелся идеей Силуян, который действительно обожал копаться в старых документах. Разглагольствуя о вдохновении, он не врал. – Можно мне как-нибудь подъехать, взглянуть?
   – Да конечно, я дам тебе ключ – поезжай, разберись, посмотри, может, что и пригодится для твоих книжек. Я сам уже давно туда не заглядывал, редко в Москве стал бывать. А там, глядишь, пристроишь кому-нибудь. Я позвоню Аркадию, он на хозяйстве остался, предупрежу.
   После этого разговора прошло больше двух месяцев. Силуяна закрутило в водовороте более важных дел, и он забыл о намерении заняться самодеятельным архивом ветеранской организации. Но однажды ему позвонил Позднышев:
   – Ты уж извини, Силуян, что беспокою, но дело вот какое. Ты хотел на архив наш глянуть, однако не дождались тебя. Но вот новая беда – две комнаты у нас забирают, районные власти мудрят. Надо вывозить архив, негде его теперь хранить. А куда вывозить – неизвестно.
   – Сергей Григорьевич, обещаю – приеду завтра же, – твердо пообещал Силуян старику. – Все посмотрю и заодно выясню насчет помещения.